Текст книги "Странствия"
Автор книги: Фернан Мендес Пинто
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 53 страниц)
Глава XXIII
О том, что случилось со мной, после того как я уехал из королевства Ару
Итак, расставшись с королем, я немедленно сел в свою ланчару и уже на закате солнца снялся с якоря и спустился на веслах к деревне, расположенной неподалеку от бара и состоявшей из пятнадцати или двадцати соломенных хижин. Население там очень бедное – живут эти люди только тем, что бьют ящериц и из печени их извлекают яд, которым отравляют боевые стрелы. Яд, добываемый в королевстве Ару, особенно же в этой деревне, которая называется Покаусилин, особенно высоко ценится, так как нет зелья или противоядия, которое бы могло спасти раненого такой стрелой.
Снявшись с якоря рано утром, мы пошли под парусом вдоль берега, используя дующий с земли ветер, и шли так до позднего вечера, пока не обошли островов Аншепизан. Далее мы воспользовались зюйд-остовым ветром, хоть и не слишком благоприятным для нас по румбу, и прошли вдоль берега остаток дня и некоторую часть ночи. А когда прошло немного более половины первой ночной вахты, на нас с норд-оста налетел шквал с грозой (на острове Суматра такие шквалистые ветры дуют большую часть года), изорвавший нам паруса и переломивший мачту. У киля оказалось три пробоины, и мы пошли ко дну так быстро, что не успели ничего спасти, да и из нас избежали гибели очень немногие: двадцать три человека из двадцати восьми, бывших на нашей ланчаре, тут же утонули, а пять оставшихся в живых исключительно по милости божьей, израненные, провели остаток ночи на скалах, заливаясь горькими слезами и жалуясь на свою несчастную судьбу. И поскольку в то время мы ничего спокойно не могли обсудить и не в состоянии были решить, что нам предпринять и какой путь избрать, так берег был весь затоплен и покрыт зарослями, столь густыми, что и малая птаха не смогла бы проникнуть сквозь колючки, которыми сплошь были усеяны кусты и ветви деревьев, мы на этих скалах просидели трое суток на корточках, и вся наша пища за это время состояли лишь из водорослей, которые мы вылавливали в морской пене.
Целых три дня провели мы в целиком горе и смятении, не зная, что предпринять, пока на четвертый не решили идти вдоль берега Суматры, погруженные по пояс в ил. Так мы прошли с утра почти до захода солнца и наконец добрались до небольшой речки, немного шире, чем расстояние выстрела из арбалета, но она была очень глубока, а мы выбились из сил и переплыть через нее не отважились. Здесь мы провели ночь по шею в воде, в превеликих муках и страданьях из-за бесчисленных лесных оводов и москитов, которые жалили нас так жестоко, что все мы были залиты собственной кровью. Когда рассвело, я спросил у четверых матросов, которые шли за мной, не знакомы ли им эти места и нет ли там, за болотом, какого-нибудь селения, где мы могли бы найти пристанище, на что один из них, человек уже пожилой и имевший жену в Малакке, ответил мне со слезами:
– Пристанище, сеньор, которое нас скорее всего ожидает, если только господь чудесным образом нам не поможет, – это могила и отчет в наших грехах; нам предстоит дать его через весьма малое время, к нему и надлежит нам скорее подготовиться, как людям, которых ждет еще горшее, чем то, что мы до сих пор испытали, и принять со смирением дарованное нам рукою всевышнего. Не приходи в отчаяние от того, что ты видишь перед собою или что рисует тебе страх, ибо, если хорошо все взвесить, не так уж важно, случится это с тобой сегодня или завтра.
И, обняв меня весьма крепко и заливаясь слезами, он стал просить меня сейчас же обратить его в христианство, ибо, как он понял и ныне исповедует, нет спасенья в мрачной магометанской вере, в которой он доселе жил, о чем и молит у бога прощения, а чтобы спастись, надо стать христианином. Не успел он произнести эти слова, как испустил дух, ибо были очень слаб и череп у него был проломлен, а мозги размозжены и начинали уже гнить, так как рану его никто не лечил, да и попала в нее соленая вода и впились в нее оводы и москиты, – потому-то, верно, он так быстро и кончился. А я, грешный человек, так и не смог ничего сделать для его души: во-первых, времени было очень мало, а во-вторых, я так ослаб, что падал в воду на каждом шагу от головокружения и потери крови из ран на спине.
И, несмотря на это, мы постарались похоронить его как можно лучше в прибрежном иле, а сами, трое моряков и я, решили переплыть через реку с намерением выспаться в ветвях высоких деревьев, которые видели на другом берегу, из страха перед тиграми и гадами, коими кишит вся эта страна, не говоря уже о многих других ядовитых животных, обитающих в ней: бесчисленных змеях с капюшоном и других, с черными и зелеными пятнышками, столь ядовитых, что они убивают одним дыханием.
Когда мы все четверо пришли к этому решению, я попросил двоих плыть вперед, а одного остаться позади и помочь мне, так как я был очень слаб. Из этих двоих один сразу же бросился в реку, а за ним и другой; они крикнули мне, чтобы я не боялся и следовал за ними. Но когда они добрались примерно до середины реки, на них напали две очень большие ящерицы, в одно мгновенье растерзали их на куски, так что вся вода была полна крови, а потом увлекли на дно.
Я пришел в такой ужас от этого зрелища, что даже крика не мог испустить, и не знаю даже, кто меня вытащил и как я спасен; помню только, что я стоял по грудь в воде и чернокожий матрос держал меня за руку, а сам почти потерял рассудок от ужаса.
Глава XXIV
О том, что я еще испытал, прежде чем меня увезли в город Сиак, и что в нем со мной случилось
Я был настолько ошеломлен (как я уже сказал) и потрясен, что более трех часов не мог ни говорить, ни плакать; потом мы оба, матрос и я, снова вернулись к устью и простояли так до утра, пока не увидели, что в реку собирается войти баркас. Как только он поравнялся с нами, мы вылезли нагишом на берег, бросились на колени и, подняв кверху руки, стали умолять, чтобы он нас забрал.
Плывшие на баркасе при виде нас, засушили весла и некоторое время не гребли. Увидя наше жалкое и беспомощное состояние и поняв, что мы потерпели кораблекрушение, они приблизились и спросили, чего нам нужно. Мы ответили, что мы христиане из Малакки и что девять дней назад на пути из Ару потерпели крушение, почему и умоляем их, ради бога, взять нас и отвезти куда-нибудь.
На что один, бывший у них, по-видимому, старшим, ответил:
– Насколько я вижу, вы сейчас не в силах оправдать пищу, которую у нас съедите. Хорошо было бы, если бы при вас оказались деньги, достаньте их оттуда, куда вы их запрятали, и передайте нам. И тогда мы удовлетворим вашу слезную мольбу и подойдем к вам, а иначе мы не согласны.
При этом они сделали вид, что собираются уйти, а мы стали умолять их взять нас хотя бы как рабов и продать нас, где им только вздумается, ибо за меня, португальца и близкого родственника коменданта Малакки, ему в любом месте дадут, сколько бы он ни запросил.
На это они ответили:
– Согласны, но с условием, что, если окажется не так, как вы говорите, мы изобьем вас до полусмерти, а потом, связав по рукам и по ногам, вышвырнем в море.
Мы согласились и на это.
Тогда четверо из них вышли на берег и перенесли нас на баркас, потому что мы едва шевелились. После того как мы оказались у них во власти, они решили, что, заковав нас и избив, они заставят нас признаться, где мы спрятали свои деньги, ибо все еще думали, что могут их от нас получить. Поэтому они привязали нас обоих к мачте и при помощи сложенного вдвое троса раскровенили нам спины без всякой жалости. И так как я к этому времени был едва жив, они не заставили меня выпить смесь известки с мочой, которую дали моему спутнику, отчего у несчастного все внутренности вывернуло наружу и он через час помер. Но поскольку в рвоте его не оказалось золота, которое ожидали там найти, господу нашему было угодно, чтобы они не проделали со мною того же, а лишь обмазали раны этой смесью, и хотя я от этого не умер, но боль была такая, что я не знаю, как я уцелел.
Выйдя из этой реки, которая называлась Арисумье, мы на следующий день вечером отдали якорь перед большим селением из соломенных хижин под названием Сиак, принадлежащим королевству Жамбе, где мы оставались двадцать семь дней, за которые угодно было господу нашему, чтобы раны мои, полученные от побоев, излечились.
Семь человек, владевшие мною сообща, видя, что от меня в их промысле, заключавшемся в том, что они целыми днями ходили в воде и ловили рыбу, толку не будет, три раза выставляли меня на продажу с торгов, но не нашлось никого, кто бы предложил за меня хоть самую малость. Отчаявшись меня продать, они выгнали меня вон из дома, чтобы зря не кормить, так как я был им совершенно не нужен.
Прошло уже тридцать шесть дней, с тех пор как я вышел из-под их власти. Я был брошен на произвол судьбы, как старый осел без хозяина, и ходил от двери к двери просить скудную милостыню, которая перепадала мне очень редко, ибо жители этой страны были очень бедны. И вот угодно было господу нашему, чтобы как-то раз, когда я лежал на берегу моря на солнце, оплакивая свои несчастья, мимо проходил некий мусульманин с острова Палимбана {107}, уже несколько раз побывавший в Малакке и имевший дело с португальцами. Увидя меня совершенно голого на песке, он осведомился, не португалец ли я, и попросил не таиться и говорить всю правду. На это я ответил ему, что да, что родители мои очень богатые люди и что за меня ему заплатят, сколько он захочет, если только он отвезет меня в Малакку, так как я племянник коменданта крепости, сын одной из его сестер.
Тогда он спросил меня: – Если ты говоришь правду, то за какие грехи дошел ты до такого жалкого состояния, в котором я тебя вижу?
В ответ я подробно рассказал ему о кораблекрушении и о том, как семь рыбаков привезли меня сюда, а потом выгнали из дому, так как не могли найти на меня покупателя.
Он выразил на своем лице величайшее изумление и, подумав некоторое время, сказал мне:
– Я, да будет тебе известно, купец не из богатых и даже настолько бедный, что в один прием не могу заплатить за товары более ста пардао. Поэтому я решил торговать икрой рыбы бешенки, полагая, что таким образом мне легче будет заработать на жизнь, но моя злая судьба преследовала меня и здесь. Недавно я узнал, что в Малакке я мог бы поторговать с некоторой выгодой, и охотно бы отправился туда, если только комендант и таможенные чиновники не будут притеснять меня, на что мне жаловались многие купцы, торговавшие с этой крепостью, у коих, случалось, отбирали их товары. А если ты думаешь, что ради тебя мне не будут чинить притеснений и наносить ущерба, я постараюсь купить тебя у рыбаков, рабом которых, по твоим словам, ты являешься.
Я ответил ему, проливая множество слез, что вполне понимаю, что мой жалкий вид не внушает доверия и можно подумать, будто я преувеличиваю свое значение в Малакке ради того, чтобы избавиться от весьма тягостного рабства. Но если только он поверит моей клятве, поскольку ничем другим я убедить его сейчас не в силах, я клянусь ему и дам на то письменное обязательство, что, если он отвезет меня в Малакку, комендант крепости окажет ему за это всяческий почет и уважение, и что из его товаров у него ничего не отберут, и что затраченное на меня ему возвратят в двадцатикратном размере.
Мусульманин мне ответил:
– Я согласен купить тебя и отвезти в Малакку при условии, что ты никому не расскажешь о наших с тобой переговорах, иначе могут настолько поднять на тебя цену, что я при всем желании не смогу уже быть тебе полезным.
Я ему поклялся, что сохраню тайну, всеми клятвам, которые казались необходимыми, чтобы убедить его, и он весьма легко доверился мне.
Глава XXV
О том, что еще произошло со мной, после того как я познакомился с этим купцом-магометанином
Спустя четыре дня после того, как произошел наш сговор, купец через посредство подставного лица из туземцев сторговался с рыбаками о моей цене. Последним я изрядно надоел, так как все время болел, для работы не годился и был настолько бесполезен, что они уже с месяц выгнали меня из дому. К этому прибавилось и то, что они перестали работать сообща и рассорились, равно как и многие другие обстоятельства, которые по милости божьей способствовали тому, что они не стали дорожиться и все семеро договорились с посредником о цене в семь золотых маз {108}, что на наши деньги составляет тысячу четыреста рейсов, по полкрузадо за мазу. Деньги эти он тут же выплатил и отвел меня к себе в дом.
Прошло пять дней, как я перешел к моему новому хозяину, у которого я чувствовал себя несравненно лучше благодаря его хорошему обхождению со мной, не изменившемуся и впоследствии, когда он перебрался за пять легуа в другое место под названием Суробайя, где закончил погрузку товара, которым он торговал; как я уже говорил, это была икра рыбы бешенки. Рыб этих в здешних реках такое множество, что у них используют лишь икру, каковой ежегодно нагружают более двух тысяч лодок (от ста пятидесяти до двухсот кувшинов на каждую, причем в кувшине содержится икра тысячи рыб), так как ничего больше они использовать не могут.
Когда купец закончил погрузку своей ланчары, ибо перевозил товар в судне этого вида, он отплыл в Малакку, куда прибыл через три дня, после чего немедленно отправился вместе со мной в крепость к коменданту и сообщил ему о заключенном между нами договоре.
Последний, увидев меня, оцепенел от ужаса и со слезами на глазах попросил меня говорить громче, чтобы он хоть по голосу мог узнать, кто я, так как и лицо мое и члены были в таком состоянии, что он не решался признать их за мои. Здесь уже больше трех месяцев не имели обо мне никаких известий и считали погибшим, поэтому, когда я появился, смотреть на меня пришло в крепость столько народу, что она не могла всех вместить. Люди со слезами на глазах расспрашивали, как дошел я до теперешнего моего бедственного положения. Я рассказал им во всех подробностях о том, что произошло со мною во время моего путешествия, и о постигших меня несчастиях, и все были так удивлены, что не могли вымолвить и слова и молча расходились, крестясь, пораженные услышанным. Большая часть их подавала мне при этом милостыню, как было принято в те времена, так что в конце концов я оказался гораздо богаче, чем когда уходил в плавание.
Купцу, доставившему меня в Малакку, Перо де Фариа приказал выдать шестьдесят крузадо и две штуки китайского штофа, а также от имени короля освободить его от всех пошлин на его товар, что составило примерно такую же сумму, и ни в чем ему не было учинено ни малейшего утеснения. Этим он был очень доволен и обрадован и нашел, что сделка, которую он совершил, принесла ему весьма достаточный доход.
А меня комендант велел поселить в крепости в доме одного таможенного писца, женатого на местной жительнице, так как считал, что там за мной будут лучше ухаживать, чем где-либо в другом месте, как в действительности и оказалось. В доме у писца я пролежал в постели больше месяца, после чего, по милости господней, совершенно поправился.
Глава XXVI
Об армаде, которую король Ашена выслал против короля Ару, и о том, что случилось с ней по прибытии в реку Пунстикан
Когда болезнь моя окончательно прошла, Перо де Фариа велел мне явиться в крепость, долго расспрашивал меня о делах короля Ару и о том, как и где я потерпел крушение. Я рассказал ему во всех подробностях свое путешествие и обстоятельства гибели судна, чем он был глубоко потрясен.
Однако перед тем, как перейти к другим предметам, мне кажется необходимым изложить, чем кончилась эта война ашенцев и какие встретились в ней силы, чтобы было понятно, почему я столько раз, вздыхая и стеня, со страхом и опасением сокрушался о нашей Малакке, Индии, столь важной для государства и находившейся в столь неразумном пренебрежении, – так мне, по крайней мере, кажется, – у тех, кто должен был более всего о ней печься. Ибо, по-моему, все дело может окончиться либо тем, что мы покончим с этим Ашенцем, либо, пощадив его, лишимся всех наших южных владений, как-то: Малакки, Банды, Молуккских островов, Сунды, Борнео и Тимора, а кроме того, еще и Китая, Японии, Лекийских островов и многих других земель и портов, в которых португальская нация, благодаря своим торговым сношениям, приобрела более надежный источник доходов, чем во всех прочих странах, открытых от мыса Доброй Надежды и дальше. Земли эти столь велики, что береговая линия их составляет более трех тысяч легуа, как в этом можно убедиться на основании описаний и карт, до сего предмета относящихся, если только градусы на них нанесены правильно. Эта утрата (которую, надо уповать, господь по бесконечной милости своей никогда не допустит, несмотря на все наши упущения и грехи) повлекла бы за собой и потерю Мандовинской таможни в городе Гоа, самого ценного из наших владений в Индии, ибо от портов и островов, упомянутых нами выше, зависит большая часть ее доходов, не говоря уже о гвоздике, мускатном орехе и цвете {109}, которые именно оттуда вывозятся в Португалию. Я еще многое мог бы сказать об этом предмете как очевидец, но не хочу больше распространяться; достаточно и того, чтобы понять великое значение этого предприятия, а если оно будет понято, нет сомнения, что постараются принять необходимые меры к исправлению нынешнего положения. Высказав это, обращусь к своему предмету.
Советники тирана Ашенца сказали ему, что если он хочет захватить Малакку, то не должен нападать на нее с моря, как это уже шесть раз пытались сделать по времена дона Эстевана да Гамы и других бывших после него комендантов, брать ее надо не иначе, как завладев предварительно королевством Ару и укрепившись в реке Пунетикане, откуда его флот сможет вести с более близкого расстояния замышлявшуюся им войну. Тогда будет нетрудно закрыть Сингапурский и Сабаонский {110}проливы и помешать нашим кораблям проходить в моря, омывающие Китай, Сунду, Банду и Молукки, после чего Ашенец сможет прибрать к рукам всю торговлю пряностями этих островов и выполнить новый договор, заключенный с Великим Турком через посредство каирского паши.
Совет этот показался королю Ашена очень хорошим и правильным; он велел снарядить флот в сто шестьдесят судов, по большей части ланчар и гребных галиотов, к которым были присоединены несколько явайских калалузов и пятнадцать высокобортных кораблей. Все они были снабжены запасами и боевым снаряжением, и на них было посажено семнадцать тысяч человек – двенадцать тысяч воинов, остальные же были саперы и гребцы. В число воинов входили четыре тысячи иноземцев – турок, абиссинцев, малабарцев, гузаратцев и лузонцев с острова Борнео, а в качестве командующего пошел с ними некий Хередин Магомет {111}, зять этого самого короля, муж одной из его сестер и правитель королевства Баррос. Весь этот флот благополучно прибыл в устье реки Пунетикан, где в это время король Ару заканчивал укрепления, о которых я уже упоминал. В укреплении он поместил шесть тысяч человек исключительно из племени ару, иноземцев у него не было, потому что он не мог их нанять, да и в стране не было припасов, чтобы пропитать большее число воинов.
Ашенцы, как только прибыли, открыли пальбу по городу и обстреливали его в течение шести дней из многочисленных орудий. Но защитники его доблестно оборонялись, так что немало было пролито крови как с одной, так и с другой стороны. Встретив отпор, Хередин Магомет вынужден был высадить всех своих людей на берег, после чего с помощью двенадцати крупных мортир и осадных орудий, которым были приданы три больших батареи, ему удалось разрушить один из двух бастионов, защищавших устье реки. Оттуда ашенцы, неся перед собой для защиты тюки хлопка, на рассвете напали на город. Командовал приступом некий абиссинец по имени Мамедекан, который за месяц до этого прибыл из Жуды, чтобы ввести в действие и клятвенно подтвердить новый союз и договор, который каирский паша от имени Великого Турка заключил с королем ашенцев и по которому последнему предоставлялась фактория в порту Пасен. Этот абиссинец вместе с шестьюдесятью турками, сорока янычарами и некоторыми другими малабарскими мусульманами захватили бастион и водрузили на нем пять знамен и много других значков.
Король Ару тем временем речами и подходящими к случаю обещаниями воодушевлял своих воинов, после чего они с решимостью напали на врага и отвоевали обратно бастион, причем абиссинский капитан и все его воины были перебиты. Желая воспользоваться выпавшей удачей, король Ару велел открыть со всей поспешностью ворота укреплений и, совершив вылазку с частью своих воинов, вступил в столь отчаянный бой с врагами, что обратил их всех в бегство и из двенадцати крупных орудий захватил восемь, после чего благополучно вернулся обратно и укрепился возможно лучше в ожидании дальнейших нападений.
