Текст книги "Странствия"
Автор книги: Фернан Мендес Пинто
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 53 страниц)
Глава XXXVI
О печальном случае, происшедшем с нами в гавани Лугор {131}
Когда, пробыв двадцать шесть дней в Патане и распродав небольшое количество китайского товара, я собирался ехать назад, из Малакки прибыла фуста под командованием некого Антонио де Фариа де Соуза. Последний явился сюда по приказанию Перо де Фарии, чтобы заключить некоторые сделки с королем, получить от него подтверждение мирного договора, который у него был с Малаккой, отблагодарить его за доброе отношение к посещающим его страну португальцам, а также выполнить кое-какие поручения, выдержанные в том же духе доброй дружбы, особенно важной в ту пору для успешного ведения нашей торговли, ибо, по правде, это и являлось в данном случае главным. Цели эти преследовались, впрочем, не явно: посещению Антонио де Фарии была придана видимость посольства – он вез послание королю и подарок из драгоценных камней, исходивший якобы от его величества короля Португалии и взятый комендантом из казны, как водится в тех местах.
Самым же главным для Антонио де Фарии было продать на десять или двенадцать тысяч крузадо индийских тканей, которые ему дали в Малакке, но сбыть их оказалось невозможно, так как на них не нашлось ни одного покупателя. Отчаявшись пристроить их в Патане, он решил перезимовать в этом порту, пока не найдет выхода из положения. Тут кое-кто из старожилов посоветовал ему отвезти свой товар примерно на сотню легуа севернее, в Лугор, город на побережье Сиамского королевства, большой и богатый порт, куда заходят на джонках множество купцов с острова Ява, а также из портов Лаве, Танжампура, Жапары, Демы, Панаруки, Сидайо, Пасарвана {132}, Солора и Борнео, охотно обменивающих на такой товар золото и драгоценные камни.
Антонио де Фариа решил последовать этому совету. Он заказал в Патане судно для перевозки своего товара, ибо фуста, на которой он прибыл, не годилась для этого, и выбрал себе в факторы некого Кристована Борральо, человека в торговых делах весьма сведущего; вместе с ним отправилось еще шестнадцать солдат и купцов со своим добром, полагавших продать и то, что они туда везут, и то, что они оттуда вывезут, вшестеро, а то и всемеро дороже покупной цены; в числе этих шестнадцати оказался и я, горемычный.
Отплыв из Патане в субботу утром и идя с попутным ветром все время вдоль берега, мы утром в четверг на следующей неделе прибыли в гавань Лугор. Там мы стали на якорь в устье реки и целый день потратили на то, чтобы самым подробным образом разузнать, как обстоит дело с торговлей и с личной безопасностью купцов. Известия, которые мы получили, оказались весьма отрадными, и мы решили, что сможем выручить за наши товары шестерную прибыль; кроме этого, мы узнали, что безопасность всех купцов обеспечена, ибо им согласно королевскому указу дано право беспошлинно торговать весь сентябрь месяц, так как месяц этот является месяцем, когда на поклон к королю Сиама являются вассальные короли.
Должен вам сообщить для ясности, что все это побережье Малайи и внутренние земли находятся под властью великого короля, который в знак того, что он властвует над всеми другими королями, зовется прешау салеу {133}, император всего Сорнау, то есть разделенной на тринадцать королевств области, которую мы в просторечии называем Сиамом. Королю этому подвластны и ежегодно платят дань четырнадцать меньших королей. Последние, согласно древнему обычаю, должны были лично являться в город Одиа, столицу этой империи Сорнау и королевства Сиам, привозить свою дань и совершать ритуал поклонения, заключавшийся в том, что они целовали короткий и широкий меч, который висел у императора на поясе. Но так как город этот находится в пятидесяти легуа в глубь страны, этим четырнадцати королям приходилось нередко оставаться в столице всю зиму, что связано было для них с большими расходами, поэтому они составили королю Сиама или прешау соответственное прошение, и последний почел за благо заменить эти вассальные обязанности другими менее обременительными. Он повелел, чтобы отныне в Лугоре находился вице-король, называемый на их языке пойо, которому эти четырнадцать королей и должны были лично свидетельствовать свою преданность, но всего лишь раз в три года, а дань выплачивать не раз в год, а сразу за три года, и что в тот месяц, когда они приезжают поклониться ему, они могут беспошлинно торговать, равно как и все прочие купцы, зашедшие в гавань, как местные жители, так и иностранцы. А поскольку время, когда мы пришли в Лугор, оказалось месяцем беспошлинной торговли, купцов со всех стран прибыло столько, что, как говорили, в гавани собралось более полутора тысяч судов с бесконечным количеством самых богатых товаров. Все это мы узнали, когда стали на якорь в устье реки, и известия эти нас исполнили радости и ликования; мы решили, что войдем в гавань, как только подымется бриз.
Но несчастной судьбе нашей угодно было, чтобы за прегрешения наши мы так и не воспользовались этими столь вожделенными благами, ибо: когда было уже около десяти часов и наступило время обедать, а якорный канат у нас уже стоял панер, так как сразу после обеда мы должны были сняться, на реке появилась очень большая джонка под одним фоком и бизанью. Поравнявшись с нами, она стала на якорь неподалеку от нас, перехватив у нас ветер. Пока она так стояла, оттуда успели разглядеть, что мы португальцы, что нас немного, а судно наше очень маленькое, – после чего они потравили свой якорный канат и направились в нашу сторону, а когда поравнялись правым бортом с нашим носом, бросили к нам на судно два абордажных крюка, прикрепленных к двум длинным железным цепям, и притянули к себе. И так как их судно было весьма тяжелое, а наше очень легкое, мы оказались под его носовыми клюзами.
В это мгновение из-под навеса, под которым они до поры до времени скрывались, выскочили от семидесяти до восьмидесяти мусульман, среди которых было несколько турок. Они издали оглушительный крик и начали засыпать нас таким количеством камней, копий и прочего метательного оружия, что можно было принять их за ливень небесный. Не успели мы оглянуться, как из шестнадцати португальцев четырнадцать вместе с тридцатью шестью гребцами и матросами было убито наповал. Мы четверо, оставшиеся в живых, бросились в море, где один из нас тут же утонул, а мы трое, все, покрытые ссадинами, доплыли до берега и, выбравшись из ила, в котором увязали по пояс, скрылись в зарослях кустарника.
Мусульмане с джонки, спустившись на наше судно, прикончили шесть или семь мосо {134}, лежавших на верхней палубе, не пощадив ни одного из них. Перебросив в джонку с величайшей поспешностью все товары, которые они обнаружили на нашем судне, пробили ему борт и отправили на дно. После чего, выбрав якорь и цепи с абордажными крюками, поспешили уйти под парусами, так как опасались быть опознанными.
Глава XXXVII
О том, что произошло с нами тремя, после того как мы выбрались на берег
Мы трое, пережившие это несчастие, увидев, как мы изранены и беспомощны, принялись горько плакать и бить себя по лицу, словно потерявшие рассудок и приведенные в совершенное отчаяние от всего того, чему нам пришлось стать свидетелями каких-нибудь полчаса назад; и таким вот образом мы провели остаток этого злополучного дня.
Убедившись, что почва на берегу тонкая и здесь много всяких ящеров и змей, мы решили, что самое мудрое переждать на месте эту ночь, каковую мы провели, погрузившись по шею в ил. На другой день, когда рассвело, мы пробрались вдоль реки до небольшой бухты, которую не решились переплыть, так как она была очень глубокой и в ней было большое количество ящеров; так мы провели в превеликих мучениях еще одну ночь, за которой последовало еще пять дней, причем мы не могли двинуться ни вперед, ни назад, так как были со всех сторон окружены болотами, заросшими высоким тростником. В это время погиб один из наших товарищей по имени Бастиан Анрикес, человек весьма почтенный и богатый, потерявший на ланчаре восемь тысяч крузадо. Уцелевшим, то есть Кристовану Борральо и мне, осталось только оплакивать на берегу реки дурно похороненного покойника; к этому времени мы уже так ослабели, что едва могли вымолвить слово, и решили, что и сами мы здесь кончимся через несколько часов.
На следующий день, седьмой после нашего несчастья, почти уже на закате мы увидели, что вверх по реке подымается на веслах баркас, груженный солью. Когда он поравнялся с нами, мы бросились на колени и стали умолять гребцов взять нас с собой. Они на мгновенье остановились и с удивлением смотрели, как мы стоим на коленях и воздеваем руки к небу, словно произнося молитву; ничего нам не ответив, они снова было взялись за весла, но мы стали громко кричать и, обливаясь слезами, умолять, чтобы они не бросали нас здесь на погибель.
Услышав наши крики, из-под навеса вышла уже пожилая женщина, внешним видом и серьезностью своей внушившая нам большое к себе уважение; как выяснилось впоследствии, мы не обманулись. Увидев плачевное наше положение и сострадая нашим невзгодам и ранам, которые мы ей показывали, она приказала баркасу пристать к берегу, взяла в руки палку и несколько раз ударила ею гребцов, которые не хотели ее слушать. Наконец баркас подошел, шесть матросов выскочили на берег и, взвалив нас себе на спины, доставили на ладью.
Эта почтенная женщина, видя, что мы изранены и на нас измазанные грязью и кровью рубашки и штаны, велела нас первым долгом вымыть. На нас вылили множество ведер воды, после чего она приказала выдать нам по куску ткани, чтобы было чем прикрыть наготу, а потом, усадив рядом с собой, велела принести нам поесть и собственноручно поставила перед нами пищу, сказав при этом:
– Ешьте, несчастные чужестранцы, и не падайте духом из-за того, что оказались в столь плачевном положении. Перед собой вы видите женщину, и не такую уж старую, раз мне не больше пятидесяти лет; без малого шесть лет тому назад мне довелось попасть в плен, причем у меня было отобрано более чем на сто тысяч крузадо имущества и на глазах погибло трое детей и муж, которого я любила больше глаз своих, и два брата, и зять, – всех их хоботами разорвали на части слоны короля Сиамского. Но беды моей тяжкой и горестной жизни этими ужасами еще не исчерпываются: мне пришлось видеть, как трех моих юных дочерей и мать мою, и отца, и еще тридцать двух родственников моих – племянников и двоюродных братьев – бросили в раскаленные печи, где они раздирали небо своими криками, умоляя бога помочь им в столь нестерпимой муке. Но грехи мои были столь велики, что замкнули уши бесконечному милосердию владыки всех владык, и не услышал он мольбы, которая мне казалась справедливой. Но воистину, то, что он повелевает, является лучшим.
Мы ей ответили, что за грехи наши господь бог допустил, чтобы и мы попали в такую беду, на что она, не сдерживая слез, которые, мы вслед за ней щедро проливали, произнесла:
– Всегда хорошо в невзгодах полагать, что удары, нанесенные десницей всевышнего, справедливы, ибо в истине этой, исповедуемой сердцем и провозглашенной устами, и в светлой твердости духа и заключена зачастую награда за перенесенные нами муки.
Она еще кое-что рассказала о себе, а потом спросила, что послужило причиной наших бедствий и каким образом дошли мы до теперешнего жалкого состояния. Мы ей рассказали все, как было, добавив, что понятия не имеем, кто были наши противники и почему они с нами так обошлись. На это ее спутники сказали, что большая джонка принадлежит гузаратскому мусульманину по имени Кожа Асен, вышедшему в это утро в море и направлявшемуся к острову Айнану {135}с грузом сандалового дерева.
Почтенная женщина, бия себя в грудь в знак великого волнения, воскликнула:
– Пусть меня убьют, если это неправда, ибо мусульманин, о котором вы говорите, публично похвалялся всякому, кто готов был его слушать, что ему не раз удавалось отправить на тот свет людей из Малакки и он питает к ним такую ненависть, что дал обет своему Магомету перебить их еще столько же.
В ужасе от столь неожиданного сообщения, мы стали умолять ее рассказать нам, что за человек этот Кожа Асен и почему он так нас ненавидит. На это она ответила, что о причинах его ненависти к нам она знает только с его собственных слов, а именно, что один из наших великих воителей по имени Эйтор да Силвейра убил его отца и двух братьев на корабле, который захватил в Меккском проливе, он шел из Жуды и Дабул.
За все время нашего пути она рассказала о великой ненависти к нам этого мусульманина и о том, как он нас поносил.
Глава XXXVIII
Кем оказалась наша спутница, как она доставила нас в Патане и что предпринял Антонио де Фариа, узнав о гибели нашего судна и его товаров
Покинув место, где она нас обнаружила, эта почтенная женщина продолжала свой путь на веслах и на парусах вверх по течению еще легуа на две, пока не достигла небольшой деревни, где переночевала. На другое утро, когда рассвело, она проследовала в город Лугор, куда прибыла примерно и полдень. Сойдя на берег, она направилась и свой дом, куда отвела и нас, и у нее мы прожили двадцать три дня, причем все это время за нами заботливо ухаживали и в изобилии снабжали всем потребным.
Женщина эта была вдова и принадлежала к знатному роду. Как мы впоследствии узнали, она была супруга превединского шабандара, которого король Куанжуана умертвил на острове Ява в городе Банша {136}в 1538 году, а нас она нашла, как я уже об этом рассказал, в то время, когда следовала на баркасе, приняв соль с джонки, которую из-за слишком большой осадки не могла разгрузить. Оставив джонку у бара, она понемногу перевозила свой товар на берег, пользуясь баркасом.
Когда прошли эти упомянутые мной двадцать три дня, за которые угодно было господу нашему полностью восстановить наши силы, так что мы оказались в состоянии продолжать путь, она перепоручила нас своему родственнику, некоему купцу, направлявшемуся в Патане, который отстоит от Лугора на восемьдесят пять легуа; купец поместил нас с собой в гребной калалуз, на котором сам шел. И, проплыв большой пресноводной рекой под названием Сумеитан семь суток, мы на восьмые прибыли в Патане {137}.
Антонио де Фариа с великим нетерпением ожидал нашего прибытия или хотя бы известий о своих товарах, и когда увидел нас и узнал, что с нами произошло, был так потрясен, что в течение получаса ничего не мог выговорить. К этому времени вокруг нас собралось столько португальцев, что дом уже не мог их вместить; все они вложили какую-то толику своих денег в эту злополучную ланчару, везшую имущества не менее как на шестьдесят тысяч крузадо, по большей части в серебряных монетах, на которые должно было быть накуплено золото.
Антонио де Фариа оказался в чрезвычайно тяжелом положении: не говоря уже о том, что он не получил никакой прибыли, он еще лишился товара на двенадцать тысяч крузадо, который ему одолжили малаккские купцы, и когда кто-то попробовал утешить его, он ответил, что не решится теперь вернуться в Малакку, ибо боится, что кредиторы заставят его платить по долговым распискам, а это для него в настоящее время совершенно невозможно, почему он считает, что несравненно разумнее начать розыски грабителей, нежели объявить себя несостоятельным должником.
И тут перед всеми он произнес торжественную клятву на святых Евангелиях с обещанием всевышнему немедленно отправиться на поиски того, кто отобрал у него имущество, и заставить его с лихвой возместить все убытки по-хорошему или по-худому; впрочем, по-хорошему это никак не могло бы быть, поскольку на совести злодея было шестнадцать португальцев и тридцать шесть крещеных мосо и матросов, и несправедливо было бы, если бы это дело прошло преступнику легко и он остался бы ненаказанным, ибо с португальцами перестали бы считаться и таких случаев было бы не один и не два, а сотни.
Все присутствующие весьма одобрили такое его намерение, и помочь ему вызвалось много молодых людей, хорошо обученных в военном деле, кроме этого, многие готовы были ссудить ему денег на оружие; и на необходимые припасы. Он принял эти предложения своих друзей и стал готовиться к отплытию. В течение восемнадцати дней он набрал пятьдесят восемь солдат.
В этом походе пришлось принять участие и мне, злополучному, так как у меня не было ни гроша за душой и никто мне ничего не хотел ни давать, ни ссужать, а в Малакке у меня осталось долгов на пятьсот крузадо, которые мне в свое время ссудили друзья. Все эти деньги и еще пятьсот крузадо сбережений забрали у меня, как и у других, о которых я говорил, за грехи мои, причем из всего моего достояния мне удалось спасти только собственную шкуру, да и ту попорченную тремя ранами, нанесенными копьем, и еще одной от камня, пробившего мне череп, из-за чего я чуть не отдал богу душу, и еще в Патане, чтобы рана на голове окончательно зарубцевалась, из нее пришлось извлечь обломок кости. Товарищ мой Кристован Борральо пострадал еще больше от множества ран, полученных им за те две тысячи с половиной крузадо, которые так же, как и у других, у него похитил Кожа Асен.
Глава XXXIX
Как Антонио де Фариа отправился на остров Айнан в поисках мусульманина Кожи Асена и о событиях, случившихся прежде, чем он настиг этого разбойника
Лишь только судно было готово к отплытию, Антонио де Фариа вышел в море и, покинув Патане в субботу девятого мая 1540 года, взял курс на норд-норд-ост, к королевству Шампа {138}, с намерением обследовать все порты и бухты на его побережье и там разжиться кое-какими недостающими припасами. Объяснялось это тем, что выход его из Патане был несколько поспешным, и он не смог снабдить себя всем необходимым, причем больше всего недоставало ему провианта, боевых припасов и пороха.
Наше плавание продолжалось уже семь дней, когда мы завидели остров под названием Пуло-Кондор на восьмом с третью градусе северной широты и расположенный почти к норд-весту и зюйд-осту по отношению к устью реки Камбоджи {139}. Осмотрев его со всех сторон, мы обнаружили в восточной части хорошую стоянку под названием Бралапизан в шести с половиной легуа от материка; там стояла лекийская джонка, плывшая в Сиам с послом линдауского наутакина, князя острова Тоза, расположенного на тридцать шестом градусе северной широты. Джонка, завидев нас, немедленно подняла паруса и снялась с якоря. Антонио де Фариа приказал передать ей через китайского штурмана, которого он держал у себя на борту, всяческие добрые чувства; с джонки ответили, что они со временем надеются приобщиться к нам в исповедовании истинной религии безгранично милостивого бога, который смертью своею даровал жизнь всем людям, уготовав им навеки убежище в селении праведных, ибо так, они уверены, совершится, когда будет пройдена половина времен бытия. И вместе с этим ответом они послали ему короткий меч с богатой золотом рукоятью и ножнами, а кроме того, двадцать шесть жемчужин, заключенных в золотую коробочку, наподобие небольшой солонки. Антонио де Фариа был очень огорчен тем, что не может отплатить им приличествующим подарком, ибо, когда китаец вернулся с ответом, они уже опередили нас больше, чем на одну легуа.
Мы высадились на этом острове и оставались на нем три дня, пополняя запасы воды и ловя бесконечное количество саргов и сциен, которые там были в изобилии, после чего мы подошли ближе к материку и стали разыскивать некую реку под названием Пуло-Камбин {140}, отделяющую княжество Камбоджи от королевства Шампа и расположенную на девятом градусе северной широты. Прибыли мы туда в последнее воскресенье месяца мая; лоцман стал на якорь в трех легуа выше устья против большого селения под названием Катимпару; там мы провели двенадцать дней в мире и согласии с местными жителями, за каковое время полностью запаслись всем необходимым.
Так как Антонио де Фариа по природе своей был очень любознателен, он постарался получить у местных жителей сведения о том, какие народы обитают в глубине страны и откуда берет свое начало эта обширная река. Они сказали ему, что река вытекает из озера под названием Пинатор в королевстве Китирван {141}. Озеро это лежит к востоку от моря, и расстояние до него двести шестьдесят легуа; оно окружено высокими горами, у подножия которых вдоль озера расположено тридцать восемь селений, из них тринадцать больших, а все прочие незначительные, причем у одного из больших селений, называемого Шинкалеу, залегает золотая жила такой мощности, что, по словам местных жителей, из нее извлекают ежедневно по полторы бары золота, что в наших деньгах составило бы в год двадцать два миллиона золотом. Владеют этой жилой четверо принцев, столь алчных, что они беспрерывно воюют друг с другом, ибо каждый из них мечтает завладеть копями целиком. Один из них, по имени Ражаитау, держал во дворе своего дома в глиняных сосудах, зарытых в землю до горлышка, шестьсот бар золотого песка, подобного тому, который добывают в Менанкабо на острове Суматра, и что, если бы триста человек португальцев напало на него с сотней ружей, нет сомнения, что они овладели бы его сокровищем. А в другом из этих селений, по названию Буакирин, имеются алмазные россыпи, где из древней породы извлекают множество алмазов, гораздо более ценных, чем алмазы Лаве или Танжампура на острове Ява.
Антонио де Фариа задавал им еще много других вопросов о разных частностях и узнал, что край, лежащий вверх по течению этой реки, богат и плодороден. Все это возбудило в нем желание завладеть этими землями, что, по-видимому, было не так уж трудно и дорого.
