355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фернан Мендес Пинто » Странствия » Текст книги (страница 13)
Странствия
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:52

Текст книги "Странствия"


Автор книги: Фернан Мендес Пинто



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 53 страниц)

Глава XLIII

О том, что этот человек ответил на вопросы Антонио де Фарии, и о том, что произошло в дальнейшем

Когда этот человек подошел к Антонио де Фарии, тот заметил, что кожа у него такая же белая, как и у любого из нас, и спросил: турок он или перс? Тот ответил, что нет, что он христианин, родился на горе Синае, там, где покоится тело блаженной святой Екатерины. На это Антонио де Фариа спросил, почему он не живет среди христиан, если сам христианин. Старик ответил ему, что он купец и человек из хорошей семьи, зовут его Томе Мостанге; однажды в 1538 году, когда судно его стояло на якоре в порту Жуда, Солейман-паша, вице-король Каира, приказал захватить этот корабль вместе с семью другими, чтобы доставлять на них провиант и боевые припасы для шестидесяти галер, на которых он шел по приказанию Великого Турка восстанавливать султана Бандура на престоле Камбайи, с которого сверг его в это время Великий Могол, и изгнать португальцев из Индии. Он остался на своем корабле, чтобы не лишиться его, получить за фрахт, а затем и распродать свои товары, в чем, как обещали турки, ему не будут чинить препятствий, но они не только нарушили свои обещания, как это им свойственно, но еще отобрали у него жену и малолетнюю дочку, которую он возил с собой, и изнасиловали их при всех у него на глазах. А когда одни из его сыновей стал плакать и сетовать на это злодеяние, его связали по рукам и по ногам и бросили в море. Самого же купца заковали в железа, ежедневно жестоко избивали и отобрали у него все имущество на сумму свыше шести тысяч крузадо под предлогом, что никому не разрешается владеть божьими дарами, кроме мусульман, столь справедливых и святых. В это время жена и дочь его умерли, и он с отчаяния бросился в море вместе с другим сыном у входа в гавань Диу, оттуда сухим путем добрался до Сурата, а затем перебрался в Малакку на корабле Гарсии де Са, коменданта Басаина; после этого по приказу дона Эстевана да Гамы он побывал в Китае вместе с Кристованом Сардиньей, фактором на Молукках. В то время, когда судно последнего стояло на якоре в Сингапуре, Киай Тайжан, владелец этой джонки, убил Сардинью вместе с другими двадцатью шестью португальцами, а купца спасло лишь то, что он был бомбардиром, и Киай Тайжан забрал его в свой экипаж в качестве старшего пушкаря.

Услышав это, Антонио де Фариа издал громкий крик и, ударяя себя рукой по голове, воскликнул:

– Господи боже мой! Господи боже мой! Сном мне кажется все, что я слышу!

После чего, обратившись к окружавшим его солдатам, он объяснил им, что за злодей этот Киай Тайжан. Так, встречая иной раз сбившиеся с курса и слабо вооруженные суда, он перебил на них более ста португальцев и забрал товаров более чем на сто тысяч крузадо. И хотя его по-настоящему зовут именно так, как сказал этот армянин, а именно Киай Тайжан, он, убив в Сингапуре Кристована Сардинью, стал величать себя из похвальбы этим подвигом не иначе, как «капитан Сардинья». Антонио де Фариа спросил армянина, что с ним, Киаем Тайжаном, сейчас или где он находится, на что купец ответил, что, израненный, тот спрятался вместе с шестью или семью другими в канатной камере на носу джонки.

Антонио де Фариа мгновенно встал и с великой поспешностью, направился в то место, где находился этот пес, остальные солдаты последовали за начальником. Но когда он открыл люк камеры, пес вместе с шестью человеками, скрывавшимися в ней, выскочили на палубу из другого люка, расположенного дальше, и напали как безумные на наших, хотя португальцев было более тридцати, не считая сорока мосо. Этот новый бой обернулся таким образом, что за те недолгие мгновения, пока наши их не перебили, они успели убить двоих португальцев и семь мосо и ранили более двадцати человек, в том числе капитана Антонио де Фарию, который получил два ранения в голову и одно в руку, от которого очень страдал.

Когда с мусульманином покончили и всем раненым оказали помощь, было уже почти десять часов. Из опасения перед сорока джонками флота, стоящего на реке, было отдано приказание поставить паруса и отойти подальше от берега, после чего к наступлению ночи мы стали на якорь на другом берегу Каушеншины, где и был произведен осмотр имущества, находившегося на джонке этого разбойника. Оказалось, что он вез пятьсот баров перца, по пятидесяти кинталов бар; шестьдесят – сандалового дерева; сорок – мускатного ореха и цвета; восемьдесят – олова; тридцать – слоновой кости; двенадцать – воска; пять – лучшего дерева алоэ. По здешним ценам все это, взятое вместе, могло составить шестьдесят тысяч крузадо, не считая мортиры, четырех фальконетов и тринадцати полевых орудий из пушечного металла, причем большая часть этой артиллерии была португальской, забранной этим мусульманином с корабля Кристована Сардиньи, с джонки Жоана де Оливейры и с корабля Бартоломеу де Матоса. Кроме этого было найдено три покрытых кожей ларя с большим количеством одеял и португальской одежды, далее большой серебряный позолоченный таз для мытья рук с таким же кувшином и солонкой, двадцать две ложки, три подсвечника, пять золоченых кубков, пятьдесят восемь ружей, шестьдесят два тюка бенгальских тканей, каковое имущество все принадлежало португальцам; затем восемнадцать кинталов пороха и, наконец, девять детей от шести до восьми лет, все с кандалами на ногах и наручниками на руках, доведенных до такого состояния, что больно было на них смотреть, так как это были один кости да кожа.

Глава XLIV

Как Антонио де Фариа прибыл в залив Камой, где добывается жемчуг для китайского императора

Антонио де Фариа покинул эту стоянку на следующий день пополудни и продолжил исследовать побережье Айнана. Идя вдоль берега весь этот день и следующую ночь и держась глубины от двадцати пяти до тридцати брас, он оказался на рассвете посередине большого залива, где ходило несколько баркасов, вылавливающих жемчужных устриц.

Не зная, какого курса держаться в дальнейшем, он потратил все утро на обсуждение этого вопроса, причем выслушал самые противоречивые мнения. Одним казалось наиболее правильным захватить эти баркасы, другие же говорили, что нет, лучше заняться с ними торговлей, так как в обмен на множество жемчужин, которые здесь имеются, можно было спустить большую часть товаров, бывших на корабле. В конце концов пришли к более правильному и верному решению, и, по китайскому обычаю, Антонио де Фариа приказал поднять торговый флаг.

После этого к нам немедленно прибыли с берега две лантеа, своего рода фусты, с большим количеством провианта, и прибывшие на них после обычных приветствий поднялись на большую джонку, на которой находился Антонио де Фариа.

Но, увидев в ней людей, каких до той поры они никогда еще здесь не видели, они крайне изумились и стали спрашивать нас, кто мы такие и что нам здесь нужно. На это им ответили, что мы купцы, уроженцы королевства Сиама, и прибыли сюда торговать, если на то будет от них разрешение. На это один старик, по-видимому пользовавшийся у них наибольшей властью, ответил, что торговать мы можем, но не здесь, а несколько дальше, в порту под названием Гуамбой, потому что в нем находится фактория для прибывающих туда иностранцев, так же как и в Кантоне, Шиншеу, Ламау, Конхае, Сумборе и Лиампо и других городах, расположенных на побережье, где производят выгрузку своих товаров прибывающие из-за границы коммерсанты. А посему они советуют ему как голове, отдающей распоряжения всем находящимся под ее властью членам, немедленно удалиться отсюда, ибо место это служит только для добычи жемчужин, идущих в сокровищницу Сына Солнца {149}, и по приказу конхайского тутана, высшего правителя всей Каушеншины {150}, здесь могут находиться лишь предназначенные для этой цели баркасы; всякое же другое судно, оказавшееся здесь, должно быть по закону предано огню со всеми находящимися на нем людьми. Но так как он иностранец и не знает нравов и законов страны, они ставят его об этом в известность, чтобы он успел уйти до прибытия мандарина {151}флота, которого ожидают через три или четыре дня, а сейчас он грузит провиант в порту под названием Буакирин в семи легуа отсюда.

На вопрос Антонио де Фарии, какие у этого мандарина корабли и сколько людей, старик ответил, что сорок больших джонок и двадцать пять гребных ванканов, на которых находится семь тысяч человек, из коих пять тысяч воинов и две тысячи матросов и гребцов. А на вопрос, сколько времени проводит тут мандарин, ответил, что шесть месяцев, в течение которых производится добыча, а именно, с начала марта и до конца августа. Затем Антонио де Фариа осведомился, какие налоги взимают за промысел и сколько он приносит дохода за шесть месяцев, и услышал, что за жемчужины в пять каратов и выше взимают две трети, с более мелких – половину, а с мелких – одну треть; что же касается до дохода, приносимого промыслом, то точной цифры он назвать не может, так как год на год не приходится, но в среднем, как ему кажется, около четырехсот тысяч таэлей.

Антонио де Фариа хотел разузнать у него возможно больше, а потому был с ним очень приветлив и приказал подарить ему два круга воска, мешок перца и слоновий клык, чем старик и его спутники остались весьма довольны.

Когда же Антонио де Фариа, продолжал расспросы, осведомился, каковы размеры этого острова Айнана, о котором рассказывают столько чудес, они ответили:

– Открой нам сначала, кто ты таков и с какой целью прибыл, и тогда мы ответим на твои вопросы, потому что клянемся тебе истинной верой, мы за всю свою жизнь никогда еще не видели на торговых судах стольких молодых людей, как у тебя, да еще столь чисто одетых и таких холеных. А потому нам кажется, что-либо в нашей стране китайский шелк ни во что не ценят, либо вы заплатили за него меньше, чем он стоит, ибо ваши молодые люди ради забавы беззаботно разыгрывают в три кости штуку шелкового штофа, словно она им досталась за весьма малую цену.

На это Антонио де Фариа улыбнулся и довольно сухо, ибо понял, что эти люди догадались, что вещи краденые, ответил, что они поступают так легкомысленно лишь потому, что они дети богатых купцов и по молодости своей не знают цены деньгам. На что старик и его спутники, делая вид, что им ничего не известно, ответили:

– Да, похоже, что это так, как ты говоришь.

Тем временем Антонио де Фариа дал знак солдатам прекратить игру и споры и припрятать куски материи, которые они разыгрывали, чтобы местные жители этого не видели и не приняли нас за разбойников. Приказание это было тотчас исполнено. Далее, чтобы усыпить подозрения китайцев и не дать им окончательно увериться в том, о чем они лишь догадывались, а именно, что мы люди недоброй славы, Антонио де Фариа приказал открыть люки груженной перцем джонки, которая за ночь до этого была захвачена у «капитана Сардиньи». Китайцы, увидев, что на судне действительно есть товар, несколько успокоились, сделались менее подозрительными и стали говорить друг другу:

– Раз мы уж знаем, что это купцы, мы можем отмечать на их вопросы; пусть не думают, что мы молчим по невоспитанности, будто только и умеем, что добывать устриц и ловить рыбу.

Глава XLV

О том, что тамошний купец рассказал Антонио де Фарии о чудесах острова Айнана

Купец этот, желая в какой-то мере удовлетворить любопытство Антонио де Фарии, рассказал ему следующее:

– Теперь, сеньор, когда я знаю, кто ты такой и что не для преступных целей хочешь знать то, о чем ты меня спрашиваешь, я скажу тебе все, что я знаю и что мне случалось слышать об этом острове от людей, управлявших в прежние времена этим краем. Они рассказывали, что Айнан был некогда самостоятельным государством и правил им самодержавный государь, весьма богатый и носивший, как самый главный среди прочих государей тех времен, титул прешау гамуу {152}. Но он умер, не оставив наследника, и в стране возникла великая смута, ибо не было единого мнении о том, кто должен наследовать престол. Междоусобица эта вызвала такое кровопролитие, что, как говорят летописи, только за четыре года с половиной погибло шестнадцать лакаса {153}человек, а в каждой лакаса сто тысяч. По этой причине страна настолько обеднела защитниками и пришла в такое неустройство, что король каушинов завладел ею с помощью всего лишь семи тысяч монголов {154}, которые Татарин прислал ему из тогдашней столицы своей империи Туймикана. Когда Айнан был завоеван, Каушин вернулся в свою страну, оставив правителям на острове одного из своих военачальников по имени Ойя Пагуарел, который отложился от него по каким-то своим основательным причинам и избрал себе покровителем китайского короля, сделавшись его данником и выплачивая ему четыреста тысяч таэлей в год, что в переводе на иностранные деньги составляет шестьсот тысяч крузадо; за это китайский король обязался защищать его от врагов, всякий раз когда в этом встретится нужда. Это соглашение продолжалось у них тринадцать лет, в течение которых король каушинов пять раз вступал с Пагуарелом в бой и пять раз терпел поражение. Когда же Ойя Пагуарел умер, не оставив преемника, он объявил китайского государя своим законным наследником за те блага, которые при жизни получил от него, отчего до сих пор, а именно, уже двести тридцать пять лет, этот остров находится под властью китайского владыки. А что касается сокровищ, доходов и жителей этого острова, о которых ты меня спрашивал, скажу тебе, что знаю о них лишь то, что слышал от некоторых тутанов и шаэнов {155}, которые в былые времена управляли аннамским краем. Они говорили, что все доходы с серебряных копей и с таможенных пошлин в портовых городах составляют два с половиной миллиона таэлей.

Когда же Антонио де Фариа и остальные бывшие с ним португальцы выразили свое изумление такой огромной суммой, купец ответил им:

– Если вы удивляетесь такой малости, что бы вы сказали, если бы побывали в городе Пекине, где проживает со своим двором Сын Солнца и куда поступают доходы со всех тридцати двух королевств этой монархии, ибо только золота и серебра извлекается из восьмидесяти шести копей, как говорят, больше пятнадцати тысяч пико.

Антонио де Фариа, поблагодарив за толковые ответы, напоследок очень просил назвать порт, в котором, по мнению купца, он был бы в наибольшей безопасности, имел бы дело с надежными людьми и лучше всего мог бы продать свои товары, ибо сейчас нет муссона, чтобы совершить переход в Лиампо. На это старик ответил:

– Советую тебе как другу не заходить ни в один из портов острова Айнана и не полагаться на тамошних китайцев, ибо заверяю тебя, что никто из них никогда не скажет слова правды, верь мне, я человек весьма богатый и лгать тебе не стану, не то что бедняк. И поэтому советую тебе пройти внутрь этой бухты, но не выпуская из рук лота, так как здесь много мелей, и том числе весьма опасных; иди этим курсом, пока не достигнешь большой реки, называемой Танаукир; там ты найдешь хорошую якорную стоянку, где ты будешь в безопасности и за два дня сможешь распродать все свои товары и еще много других, если бы они у тебя оказались. Но не советую свозить их на берег, ибо весьма часто вид богатств вызывает алчность, а алчность отнимает разум, и это даже у людей смирных, что уж говорить о буйных и бессовестных, которые по самой природе своей более склонны брать чужое, нежели из любви к господу делиться своим с нуждающимися.

После этого он и прочие, бывшие с ним, распрощались с капитаном и с другими португальцами, произнеся множество любезностей на которые обычно они скупятся. В отплату за подарок Антонио де Фарии они преподнесли ему коробочку из черепахи величиной с солонку, наполненную мелким жемчугом, и двенадцать жемчужин приличной величины, прося извинить их за то, что не вступили с ним тотчас же в торговую сделку, – они боялись, что это могло бы стоить им жизни, согласно суровым законам этой страны, и умоляли его также поскорее удалиться, прежде чем явится мандарин флота, ибо, если он обнаружит здесь иностранного купца, то наверняка сожжет его судно.

Антонио де Фариа не захотел пренебречь советами этого человека, ибо слава его могли оказаться правдой, тотчас же поставил паруса и, перейдя на другой берег с южной стороны, после двухдневного перехода достиг реки Танаукир, в котором стал на якорь перед небольшой деревней под названием Нейтор.

Глава XLVI

О том, что произошло на этой реке у Антонио де Фарии с одним пиратом-ренегатом по имени Франсиско де Са

В устье Танаукира мы простояли на якоре всю ночь с намерением отправиться на рассвете в город, отстоявший в пяти легуа от этого места, и узнать там, не сможем ли мы договориться о продаже наших товаров.

Дело в том, что товаров этих у нас было очень много, суда были перегружены, и не проходило дня, чтобы мы по два, а то и по три раза не садились на мель, которая порой простиралась на четыре-пять легуа; а море местами было так мелко, что мы не отваживались идти иначе как днем и ни на мгновение не выпускали из рук лота. Поэтому решили, что надо избавиться от всех наших товаров, а посему у Антонио де Фарии была одна только мысль в голове, – где бы найти порт, в котором их можно было бы продать.

И поскольку господу нашему было угодно привести нас для нашей цели в эту реку, мы почти целую ночь протрудились, буксируя суда из устья на плес, потому что течение было настолько сильно, что, несмотря на попутный ветер и поставленные паруса, нас все время сносило в море. В то время как мы занимались этим делом и палубы наши были завалены тросами и канатами, среди которых едва можно было повернуться, к нам навстречу вышли две очень большие джонки, с надстройками на носу и на корме, марсами, покрытыми тентами из шелка, расцвеченные повсюду черными с красным вымпелами, придававшими им весьма воинственный облик. Связавшись цепями, чтобы действовать соединенными силами, они напали на нас с такой стремительностью, что у нас не было даже времени подготовиться к бою, и нам пришлось бросить за борт все буксиры и фалы на палубе, дабы нацелить на врага артиллерию, что для нас было тогда самым важным.

Обе джонки подошли к нам с превеликим криком и громом барабанов и колоколов, и первый залп из трех, которыми они угостили нас, был из двадцати шести орудий, из коих девять были фальконетами и мортирами, так что мы сразу поняли, что народ этот с другого берега Малайи {156}, и это несколько смутило нас. Антонио де Фариа как человек проницательный, увидел, что они идут на нас, связавшись цепями, тотчас понял их намерения и стал спускаться по течению, чтобы выиграть время и ввести их в заблуждение относительно того, кто мы такие. Они, в свою очередь, будучи опытными в своем деле разбойниками и не желая, чтобы добыча ушла у них из рук, отцепились друг от друга, дабы удобнее было нас нагнать, и, приблизившись к нам, тотчас же атаковали и забросали таким количеством копий, что устоять почти не было возможности.

Антонио де Фариа, укрывшись с двадцатью пятью солдатами, которые были у него на джонке, а также с десятью или двенадцатью рабами или матросами под навесом, обменивался с неприятелем выстрелами из аркебузов в течение примерно получаса, пока они не израсходовали всего своего боевого запаса. А было его так много, что всю палубу они нам засыпали пулями. Наконец сорок из них, по-видимому, самых смелых, решили покончить с нами и перескочили на нашу джонку с намерением захватить ее носовую часть, и нашему капитану пришлось оказать им надлежащим прием. Обе стороны набросились друг на друга с великим пылом, и между ними завязался бой настолько яростный, что не успели мы оглянуться, как из сорока нападавших двадцать шесть было уложено на месте, остальные же побросались в море.

Наши, видя, какой успех им дарован десницей господней, бросились в числе двадцати человек в джонку неприятеля и не встретили там особого сопротивления, так как начальники были уже все перебиты. Рубя направо и налево всех, кто попадался им под руку, наши добились того, что все матросы сдались, и им была дарована жизнь, так как для стольких кораблей наши не располагали достаточным экипажем.

Покончив с неприятельской джонкой, Антонио де Фариа поспешил на выручку Кристовану Борральо, на которого напало другое судно, причем исход боя был для наших весьма сомнителен, так как многие были ранены. Но господу нашему было угодно, чтобы враги, убедившись, что с этим подкреплением перевес уже не на их стороне, побросались в море, где значительная часть утонула, и обе джонки оказались таким образом в наших руках.

Когда мы подсчитали потери, выяснилось, что победа нам стоила одного португальца, пяти мосо и девяти матросов, не считая раненых; врагов же было убито восемьдесят человек и примерно столько же взято и плен.

После того как нашим перевязали раны и разместили их возможно лучше, насколько это позволяли обстоятельства, Антонио де Фариа приказал выловить бросившихся за борт матросов, которые кричали, что тонут, и умоляли им помочь. Всех их забрали на его большую джонку и связали. Антонио де Фариа принялся их допрашивать, что это за джонки, как зовут их капитана и остался ли он в живых или убит, но никто ничего толком не пожелал ответить. В то время как они упрямо умирали под пытками, с другой джонки послышался голос Кристована Борральо, он кричал:

– Ах, сеньор, ах, сеньор! Пожалуйте-ка поскорее сюда. У нас, оказывается, больше дела, чем мы ожидали.

Антонио де Фариа немедленно перескочил в его джонку с пятнадцатью или шестнадцатью солдатами и спросил его, что случилось; на это Кристован Борральо ответил:

– Слышу под баком много голосов, видно, там спрятаны люди.

Когда все солдаты собрались вокруг него, Антонио до Фариа приказал открыть люк и услышал, как снизу поднялся великий крик: «Смилуйся над нами, господи боже!» Крики эти сопровождались таким воем и всхлипываньями, что все это казалось чем-то сверхъестественным. Изумленный Антонио де Фариа приблизился со своими людьми к люку и увидел, что в трюме лежит большое количество пленников. Капитан наш не мог еще понять, что это значит, и приказал кому-нибудь спуститься в люк. Туда спрыгнули два мосо и вынесли на палубу семнадцать пленников-христиан, среди них было два взрослых португальца, пять детей, две девушки и восемь юношей. Все они были в таком состоянии, что великая жалость брала на них смотреть. С них немедленно сняли оковы – ошейники, наручники и цепи, все железные и тяжелые. Им сразу же дали одежду, так как почти все они были совершенно голыми, без единой тряпки на теле.

После этого стали расспрашивать одного из португальцев (другой был едва жив), чьи это дети, каким образом попали они в лапы этого разбойника и как его зовут, португалец ответил, что у него два имени – одно христианское, а другое мусульманское, которое он сейчас и носит, а именно, некода {157}Шикаулен, а по-христиански Франсиско де Са. За пять лет до этого он принял крещение в Малакке, в то время как Гарсиа де Са был комендантом крепости. Последний стал его крестным отцом, передал ему свое имя и женил на сироте-метиске, очень красивой девушке, дочери весьма уважаемого португальца, чтобы сильнее привязать его к новой родине. Этот Франсиско де Са в 1534 году отправился на очень большой джонке в Китай, имея на борту двадцать португальцев из самых богатых и почитаемых в крепости, а также свою жену; прибыв к острову Пуло-Катану, он остановился там, чтобы пополнить запасы воды и зайти в порт Шиншеу {158}. И вот однажды ночью, после того как судно простояло в гавани двое суток, Франсиско де Са, воспользовавшись тем, что весь экипаж состоял из таких же китайцев, как и он, а португальцы безмятежно спали, вместе с подручными напал на них и порубил топорами до единого вместе с их мосо, не пощадив ни одного из христиан. К жене же своей он подступил с требованием, чтобы она обратилась в язычество и поклонилась идолу, которого его тукан, капитан джонки, вез с собой в ящике. Когда она таким образом разрешит узы, наложенные на нее христианской религией, он отдаст ее в жены этому тукану, а последний предоставит ему в жены свою сестру, которую вез с собой, язычницу и китаянку. Женщина не пожелала поклониться истукану и выполнить все прочие требования изверга, и тот ударом топорика раскроил ей череп. Покинув остров, Шикаулен проследовал в порт Лиампо, где в этом году собирался торговать, и, опасаясь зайти в Патане из-за португальцев, отправился зимовать в Сиам. На следующий год он снова зашел в порт Шиншеу, где захватил пришедшую из Сунды небольшую джонку с десятью португальцами, которых он перебил. А так как уже по всем краям разнеслась весть о его расправах с португальцами, он, опасаясь встретиться с нашими силами, решил укрыться в Каушеншинском заливе, где торговал как купец, а как пират нападал на тех, с кем мог справиться. Уже три года прошло с тех пор, как он свил свое разбойничье гнездо на этой реке, полагая, что не встретит здесь португальцев, ибо мы не имеем обыкновения торговать в портах этого залива или на острове Айнане.

Антонио де Фариа спросил его, не являются ли эти мальчики детьми тех португальцев, о которых он говорил, но он ответил, что нет, что это дети Нуно Престо, Жоана Диаса и Перо Боржеса, которому также принадлежали слуги и служанки, всех этих португальцев Шикаулен также убил в Момполлакоте в устье реки Сиам вместе с шестнадцатью другими португальцами, находившимися на джонке Жоана де Оливейры, причем единственными, кого пощадили, были они двое – только потому, что одни был плотник, а другой конопатчик. Уже около четырех лет возит злодей их с собой и морит голодом и побоями. А напал Шикаулен на нас только потому, что не признал в нас португальцев, ему показалось, что мы простые китайские купцы, каких он имел обыкновение грабить при всяком удобном случае. Как раз такая возможность, как он думал, представилась ему и на этот раз.

Когда португальца спросили, сможет ли он опознать этого разбойника среди убитых, он ответил, что да. Тогда Антонио де Фариа взял его за руку, перешел с ним на другую джонку, сцепленную с нашей крюками, и показал ему всех убитых, лежавших на палубе, но Шикаулена португалец среди них не узнал. Тогда Антонио де Фариа приказал отправить шлюпки на поиски плававших вокруг трупов и сам сел в одну из них. Разбойника наконец нашли, – у него была большая ножевая рана в голове и колотая рана шпагой в середине груди.

Труп подняли на палубу, и Антонио де Фариа еще раз спросил португальца, точно ли это Шикаулен, и тот ответил, что в этом нет ни малейшего сомнения. Антонио де Фариа этому поверил, так как убитый был опоясан тяжелой золотой цепью, украшенной золотым идолом с двумя головами и телом наподобие ящерицы, с хвостом и лапами, покрытыми зеленой и черной финифтью. Антонио де Фариа приказал оттащить тело на нос джонки, где ему отрубили голову и разрубили его на части.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю