Текст книги "Испанские поэты XX века"

Автор книги: Федерико Гарсиа Лорка

 
В селе нелюдимо,
и поле не о́рано,
любовь без любимых,
пыль, травы и вороны.
А молодость где?
 
 
Погибла в беде.
 
 
Леса облетели.
Недвижной колодою
вдова на постели.
И злоба холодная.
А молодость где?
 
 
Погибла в беде.
 

 
Я целуюсь, как мрак со мраком.
Я целуюсь, как с болью боль.
Этим трагическим браком
наградила меня любовь, —
посмел полюбить однажды
двойственный лик земли.
Жажда, господи, сколько жажды,
а вода шелестит вдали.
Сердце мое в бокале,
и я оттуда напьюсь,
ни одна душа не узнает,
какое оно на вкус.
Накоплено столько злобы
только из-за любви,
что тебя приласкать не могут
руки, даже мои,
данные мне свыше
страстью, сестрой тоски.
Сегодня особенно слышно,
как ломают крыла на куски
железом, грызущим вены,
вымазанным в крови.
Судьба моя, птица, подбита
безжалостно из-за любви.
Из-за любви проклятой,
только из-за любви.
Любовь, как высок твой купол, —
я вечно внизу, под ним,
свеченьем твоим окутан,
ничем, только им одним.
Посмотри на меня, закованного,
оплеванного, отверженного,
на грани мрака, такого
густого и неизбежного.
Голод и я – два брата
по духу и по крови.
Решетка, стена, ограда —
только из-за любви.
 
 
Ласточка, солнце, лето,
облако, воздух, весь,
день в оперенье света —
все то, что значило это
прежде, – убито, вздето
на крюк и зарыто здесь.
Чаща, морские воды,
гора, долина, пески,
право духовной свободы
проносятся с воплем тоски
сквозь тело мое, навылет,
не задерживаясь в крови,
но в крылья кто кровь не выльет
только из-за любви?
Ибо я, окруженный адом,
ожерельем стальных колец,
неистребимым смрадом
тюремщика, я – жилец
каземата, как дух господень,
весел, высок, свободен,
я весел, высок, свободен —
только из-за любви.
 
 
Говоря иными словами,
мне попросту наплевать
на мир, придуманный вами:
решетка, стена, кровать.
Где острог для улыбки?
Для голоса – где стена?
Ты – вдали, как смерть, одинока,
там, без меня, одна.
Ощущая в руках уродство
приговора меня к тюрьме,
в тех руках, где свобода бьется,
прижимая меня к тебе, —
там, на воле, в раю, пригодном
для расправы людей с людьми,
ощути же меня свободным
только из-за любви.
 

ИЗ ПОСЛЕДНИХ СТИХОТВОРЕНИЙ

 
Гнетет поля предчувствие дождя.
Земля, как первозданная, тиха.
Мутится высь, тоскою исходя
над жаждой пастуха.
 
 
И лихорадит мертвых этот гнет,
а дали ждут, как вырытые рвы,
пока последний вздох не оборвет
агонию листвы.
 
 
И в час дождя, потусторонний час,
сердца часов так тягостно стучат —
и наши раны прячутся от глаз
и вглубь кровоточат.
 
 
Смолкает мир наедине с тобой,
и все в дожде немеет, как во сне,
и все на свете кажется мольбой
о вечной тишине.
 
 
То льется кровь волшебно и светло.
О, навсегда от ледяных ветров
забиться в дождь, под серое крыло,
под мой последний кров!
 
 
Последней крови капли тяжелы.
В тяжелой мгле чуть теплятся сады.
И не видны могилы и стволы
за трауром воды.
 

 
Песок, я – песок пустыни,
где жажда спешит убить.
Твои губы – колодец синий,
из которого мне не пить.
 
 
Губы – колодец синий
для того, кто рожден пустыней.
 
 
Влажная точка на теле,
в мире огненном, только твоем, —
мы никогда не владели
этой вселенной вдвоем.
 
 
Тело – колодец запретный
для сожженного зноем и жаждой любви безответной.
 

Посвящается сыну, после письма от жены, в котором она писала, что питается только хлебом и луком.

 
Лук – это иней,
бедный, холодный.
Иней дней твоих детских
и моей ночи.
Лук – это голод,
круглый, огромный,
снегом запорошённый.
 
 
В колыбели голодной
сыночек качался.
Луковой кровью
сыночек питался.
Кровь его стынет.
Луковый голод,
сахарный иней…
 
 
Смуглая женщина
лунной капелью
плачет и плачет
над колыбелью.
Смейся, сыночек,
лунную нежность
пей сколько хочешь.
 
 
Смейся, соловушко
дома родного.
Смех твой – над миром
сияние новое.
Смейся, мой милый,
так, чтоб душа моя
в воздухе билась.
 
 
Смех твой дает мне
крылья свободы.
Рушит тюремные
темные своды.
И на губах,
где он тает,
сердце мое пылает.
 
 
Смех твой как шпага
победы крылатой,
он побеждает цветов ароматы.
Птицей поет
смех твой —
будущее мое.
 
 
Сколько внезапности,
всплеска и света,
жизнь твоя в радугу
разодета.
Множество пташек
в маленьком теле
крыльями машет!
 
 
Я уж, печальный,
проснулся от детства.
Не просыпайся,
смейся и смейся.
Чтоб в колыбели
детские сны твои
пели и пели.
 
 
Птицей взмываешь
в небо бездонное,
сам ты как небо
новорождённое.
Как был он светел —
день, обозначивший
путь твой на свете!
 
 
Восьмой тебе месяц,
и пятеро смелых
смеются во рту твоем
цветиков белых.
Зубы жасминные,
дерзкие, маленькие,
невинные.
 
 
Станут они
поцелуя границей
в час, когда пламя
в губах загорится
и, разливаясь волнами,
сердце зажжет
это пламя.
 
 
Меж лун, напоенных
лишь луковым снегом,
живи, мой сыночек.
Про горе не ведай
покуда.
А впрочем,
будь твердым, сыночек.
 

 
Голубятней стал этот дом,
где кровать бела, как жасмины.
Целый мир помещается в нем,
распахнувшим дверей половины.
 
 
Это сына внезапный приход
сердце матери возвеличил.
Он во всем, что сейчас поет
в этом доме – приюте птичьем.
 
 
Сделал садом тебя твой сын,
в благодарность за счастье это
ты дом превратила в жасмин,
в голубятню из пуха и света.
 
 
Я сейчас – оболочка твоя,
я весь тобою заполнен.
Ты, радости не тая,
сочишься медовым полднем.
 
 
Наш сын постучался в дверь —
проснулся дом онемевший.
И стал я спокойней теперь —
я, живой и умерший.
 
 
Светом со всех сторон
куст миндаля запеленат.
И этот же свет погружен
в смерти мертвенный омут.
 
 
Светел грядущий мир,
как синие эти просторы,
как мрамор и как порфир,
в который одеты горы.
 
 
Пылает твой дом во мгле,
поцелуями подожженный.
Нет жизни на всей земле
глубже и напряженней.
 
 
Тело твое осветив,
молоко по тебе струится.
Весь этот дом как разлив
поцелуев и материнстваі
 
 
Чрево твое как волна.
Дом – приют голубиный!
А над мужем твоим, жена,
море – тяжелой лавиной…
 

 
Все кругом голубело, был праздник свеченья:
были в зелени души и в золоте – дали,
потому что впервые свое воплощенье
все цвета в этих ясных глазах обретали.
 
 
Два их солнца вставали – и таяли тени.
Камни были как зеркало. Воды блистали.
И лежала земля, ожидая цветенья,
в незакатных лучах, что весну возрождали.
 
 
Затмеваются. Слышишь? Я счастлив. Не надо
ничего – лишь тонуть в их бездонной пучине
и не видеть прощального их догоранья.
 
 
Заливало сиянием этого взгляда,
но затмились глаза. Только сумерки ныне
отливают землистым огнем умиранья.
 

 
Улыбаться с веселой печалью оливы,
ожидать, и надеяться, и ожидать,
улыбаться, улыбкою дни награждать.
Веселясь и грустя, оттого что мы живы.
 
 
Оттого мои дни так трудны и счастливы,
что в улыбке и ясность и мрака печать.
Ты раскрыла уста, чтобы бурей дышать,
я же – летнего ветра вдыхаю порывы.
 
 
Та улыбка взмывает над бездной, растет,
словно бездна, уже побежденная в крыльях.
И вздымает полет, пламенея вдали.
 
 
И светлеет, не меркнет, твердеет, как лед.
О любовь, ты всего достигнешь в. усильях!
Ты с улыбкой ушла от небес и земли.
 

 
Летает влюбленный только. Но кто полюбил настолько,
чтоб воплотиться в птицу и распрямиться в лёте?
В ненависти погрязло все до последней дольки,
жаждущей без оглядки взмыть опереньем плоти.
 
 
Любить… Но кто же способен? Летать… Но кто же способен?
Я в силах ворваться в небо, голодное от бескрылости,
но внизу любовь задыхается, ибо в ненависти и злобе
остается одно отчаянье и крыло не способно вырасти.
 
 
Существо, от желаний светлое, мечется, мечется, мечется —
хочет вырваться, чтобы свобода стала гнездом над мерзостью,
хочет забыть наручники, вросшие в человечество.
Существу не хватило перьев: оно утыкано дерзостью.
 
 
Иногда оно возносилось так высоко над сущим,
что небо сверкало на коже, а птицы – внизу и рядом.
Душа, однажды смешавшаяся с жаворонком поющим
и потом упавшая градом в ад, пропитанный смрадом.
 
 
Ты знаешь теперь наверно, что жизни других – это плиты:
живьем замуруют! Остроги – проглотят, как тварь, потроша!
Вперед, через груды и толпы тех, кто с решетками слиты.
Даже из клетки, где сыты, рвитесь, и кровь и душа.
 
 
Смешное жалкое платье, моя оболочка бренная.
Жрущая и вдыхающая огонь, пустая труба.
Изъеденный меч, затасканный от вечного употребления.
Тело, в тюрьме которого разворачивается судьба.
 
 
Ты не взлетишь. Ты не можешь летать, никчемное тело,
блуждающее в галереях, где воздух меня сковал.
Льнущее к небу тело, которому дно надоело,
ты не взлетишь. Все так же мрачен и пуст провал.
 
 
Руки – не крылья. Руки – может быть, два отростка,
предназначенные для неба, для зеленого моря листьев.
Кровь тоскует от одиночества, ударяется в сердце жестко.
Мы печальны от заблуждений, предрассудков и лживых истин.
 
 
Каждый город, спешащий, спящий, обдает немотой казематов,
тишиной сновидений, которые ливнем огненным канут в жижицу.
Все охрипло от невозможности улететь из этого ада.
Человек лежит, как раздавленный. Небо высится. Воздух движется.
 

 
Он возмечтал построить… Дыханья не хватило.
Тесать каменья… Стену воздвигнуть… А за нею
воздвигнуть образ ветра. Хотел, чтоб воплотило
его строенье света и вольности идею.
 
 
Хотел построить зданье, что всех строений легче…
Дыханья не хватило. А так ему мечталось,
чтоб камень был из перьев, чтоб, тяжесть прочь совлекши,
его воображенье, как море птиц, взметалось.
 
 
Смеялся. Пел. Работал. Подобно крыльям грома,
с неповторимой мощью, из рук его рабочих
просторные, как крылья, взрастали стены дома.
Но даже взмахи крыльев беднее и короче.
 
 
Ведь камень – тоже сила, когда в движенье. Скалы
равны полету, если рождаются лавины.
Но камень – это тяжесть. И тяжкие обвалы
в погибели желаний бывают неповинны.
 
 
Хотел создать строитель… Но камень у движенья
заимствует лишь плотность и грубую весомость.
Себе тюрьму он строил. И сам в свое строенье
низринут был. А рядом – и ветер и веселость.
 

 
Заблудились навек
среди сада объятий,
алый куст поцелуев
закружил их чудесно.
Ураганы, озлобясь,
не могли разорвать их,
ни ножи с топорами,
ни пламень небесный.
 
 
Украшали руками
неуютность земную.
По упругости ветра,
ударявшего в лица,
измеряли паденье.
В бурном море тонули,
напрягая все силы,
чтоб теснее сплотиться.
 
 
Одиноки, гонимы
скорбью неисцелимой
новогодий и весен,
безысходностью круга,
были светом горящим,
пылью неистребимой,
безоглядно, бесстрашно
обнимая друг друга.
 

 
Веривший прежде, что свет будет мой, —
ныне в плену я у темени грозной.
Мне не испить уже ласки земной,
солнечной ярости, радости звездной.
 
 
Кровь моя, неуловимо легка,
светом скользит по артерии синей.
Только зрачкам ни глотка, ни глотка —
тьма озарять будет путь им отныне.
 
 
Мрак без конца. Ни звезды. Ни луча.
Отвердеванье. Одеревененье!
Душно. Внести – задохнется свеча.
Выворот рук, и корней, и терпенья.
 
 
Скорби мрачнее, свинца тяжелей,
в черном зубов белизна захлебнется,
лишь темноты облипающий клей
в теле, в заваленном глыбой колодце.
 
 
Тесно мне. Смех угасает во рту.
Ввысь бы рвануться – не ноги – две гири.
Словно резиновую черноту
сердцем, дыханьем никак не расширю.
 
 
Плоть не отыщет защиты ни в чем.
Дальше – ночная беззвездная бездна.
Кто или что в ней мне будет лучом?!
Искру и ту в ней искать бесполезно.
 
 
Только огонь кулаков, и стоуст
страха оскал. Без конца только буду
слышать стеклянный разломанный хруст
пальцев и скрежет зубов отовсюду.
 
 
Не разгрести мне, не вычерпать тьмы.
День почернел над моей головою.
Кто я? Тюрьма. Я окошко тюрьмы
перед пустыней беззвучного воя.
 
 
Слышу, распахнутый в жизнь, как окно,
будни тускнеющие в отдаленье…
Все же в борьбе лишь добыть мне дано
свет, повергающий тьму на колени.
 

ИЛЛЮСТРАЦИИ

^{Рамон Касас. Пейзаж Барселоны}

^{Хоакин Соролья. Лодки у берега}

^{Хосе Гутьеррес Солана. Возвращение рыбаков}

^{Хосе Гутьеррес Солана. Танец ряженых}

^{Хосе Гутьеррес Солана. Перед корридой}

^{Игнасьо Сулоага. После фиесты}

^{Игнасьо Сулоага. Дома кожевников в Лерма}

^{Хуан Грис. Натюрморт с альбомов}

^{Хуан Миро. В саду. 1918}

^{Маноло Прието. Эвакуируйте Мадрид! (Плакат). 1936}

^{Санчес Перес Альберто. Натюрморт}

^{Аурелио Артета. Вид с лесов}

^{Пабло Пикассо. Пикадор и женщина}

^{Пабло Пикассо. Плачущая женщина. 1937}

^{Пабло Пикассо. Комедианты (Странствующие гимнасты). 1905}

^{Пабло Пикассо. Сидящий арлекин (Художник Сальвадо в костюме Арлекина). 1923}

ПРИМЕЧАНИЯ

К АВТОРАМ

Хуан Рамон Хименес

Хуан Рамон Хименес родился в 1881 году в Могере в семье богатого виноторговца. В 1900 году приезжает в Мадрид, сближается с поэтическим кружком Рубена Дарио, выпускает первые книги стихов: «Лилии» и «Сиреневые души». Вскоре, потрясенный скоропостижной смертью отца, заболевает тяжелой нервной болезнью и до 1905 года лечится в испанских и французских санаториях. С 1905 по 1912 год уединенно живет на родине. Почти ежегодно выпускает новые книги стихов: «Строфы» (1902), «Грустные мелодии» (1903), «Дальние сады» (1904), «Пасторали» (1905), «Весенние баллады» (1910), «Элегии» (1908–1910), «Меланхолия» (1912) и др. Пишет также лирическую прозу («Платеро и я»).

С 1912 года живет в Мадриде, вначале в Студенческой резиденции. Публикует «Лабиринт» (1913), «Лето» (1915). В 1916 году женится на Зенобии Кампруби, ставшей его верной спутницей и помощницей в работе. Бракосочетание состоялось в Нью-Йорке. Первая встреча с океаном, а затем американские впечатления дали жизнь книге «Дневник только что женившегося поэта» (1917), впоследствии переименованной в «Дневник поэта и моря». В эти годы, продолжая выпускать новые сборники: «Духовные сонеты» (1917), «Вечности» (1918), «Камень и небо» (1919), – Хименес начинает работать над поэтическими антологиями, стремясь путем тщательного отбора и перегруппировки стихов по новым циклам выявить логику своего творческого пути. Первая антология вышла в Нью-Йорке в 1917 году, более полная и сопровожденная небольшим послесловием «Вторая поэтическая антология» – в 1922-м. В 1923 году выходят «Поэзия» и «Красота», а затем более десяти лет Хименес работает над новой книгой стихов – «Все времена года», – которую публикует лишь в 1946 году в эмиграции.

В 1936 году супруги Хименес покидают Испанию. Несколько лет они проводят на Кубе, затем в США. Стихи 1939–1942 годов составили книгу «Романсы из Кораля Гейблз» (городок в штате Майами). В США поэт вновь тяжело заболевает – ему невыносима жизнь в чужой языковой стихии. Супруги переезжают в Пуэрто-Рико, где их заботливо опекает университет в Сан-Хуане. Как п в первые годы пребывания в США, Хименес читает лекции по испанской поэзия XX века, сотрудничает в литературных журналах. Записи лекций, а также рецензии, воспоминания и различные заметки была впоследствии собраны в книги «Бесконечный поток» (1961), «Модернизм» (1962), «Эстетика и эстетическая этика» (1967) и др. В 1949 году вышел последний сборник стихов Хименеса «Глубинное существо». В течение нескольких лет поэт работал над «Третьей поэтической антологией» – подведением итогов творческой деятельности. В состав этой антологии он включил и многие написанные в эмиграции и еще не публиковавшиеся циклы («Песни Флориды», «Полуденный холм», «Реки, что уходят») под общим заглавием «На другом берегу». В 1956 году Хименесу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Через несколько дней после этого известия скончалась Зенобия Кампруби. Утрата надломила поэта, и вскоре, в мае 1957 года, он умер. Издание «Третьей поэтической антологии» было завершено в том же году поэтом Эухенио Флоритом.

В архиве Х.-Р. Хименеса обнаружено несколько тысяч стихов. В 1964–1967 годы вышли «Неизданные книги Хуана Рамона Хименеса» (тт. I–II), состоящие из действительно никогда не издававшихся стихов и из стихов, которые поэт однажды публиковал, но намеревался переработать и включить в новые циклы. В 1973 году литературовед Аурора де Альборнос разыскала для «Новой антологии Хуана Рамона Хименеса» несколько стихотворений, аатерявшихся в прессе разных лет и не переиздававшихся. Для настоящего тома использованы издания: Tercera antolojía poética (1898–1953). Madrid, 1957; Libros inéditos de poesía. Т. I. Madrid, 1964; t. II. Madrid, 1967; Nueva antolojía. Barcelona, 1973; Diario de poeta y mar. Madrid, 1955.

Антонио Мачадо

Антонио Мачадо Руис родился в 1875 году в Севилье в семье, давшей несколько поколений деятелей испанской культуры. В 1883 году, когда дед поэта, философ и биолог Антонио Мачадо Нуньес занял кафедру в Мадридском университете, семья переехала в столицу. Будущий поэт учился в Институте Свободного Образования, но из-за недостатка средств не смог посещать университет. С 1893 года сотрудничает в прессе. В 1899 году совершает вместе с братом, в будущем известным поэтом Мануэлем Мачадо, поездку в Париж, где работает в издательстве Гарнье и сближается с литературными кругами. Вернувшись на родину, после неудачного опыта актерской карьеры, окончательно посвящает себя литературе. В январе 1903 года выходит его первая книга стихов «Одиночества». В 1907 году книга была переработана и включена в состав нового сборника «Одиночества, галереи и другие стихотворения».

В 1907 году Мачадо получает место учителя французского языка в городе Сория. Здесь в 1909 году он женится на совсем юной девушке Леонор. В 1911 году семья проводит несколько месяцев в Париже. В 1912 году Леонор умирает от туберкулеза. Мачадо в отчаянии помышляет о самоубийстве, но его спасает, по собственному признанию, успех его новой книги «Поля Кастилии» (1912). В конце 1912 года поэт переезжает в андалузский городок Баэсу. Здесь он иного работает: включив «Поля Кастилии» в первое собрание своих стихов в 1917 году, он дополнил их рядом новых произведений. Кроме того, Мачадо экстерном сдает университетский курс и в 1918 году получает ученую степень доктора, которой, однако, по скромности никогда не пользовался.

В 1919 году переезжает, по-прежнему работая учителем, в старый кастильский город Сеговию. Теперь он чаще бывает в Мадриде. Вместе с братом Мануэлем пишет несколько пьес, главным образом на исторические темы, имевших успех на испанской сцене. В 1924 году выходит сборник «Новые песни», впоследствии также пополненный. С 1926 года начинает публиковать стихи, составившие циклы «Апокрифический песенник Абеля Мартина» и «Апокрифический песенник Хуана де Майрены». В 1936 году выходит первый том прозы Мачадо под заглавием «Хуан де Майрена. Сентенции, взгляды, заметки и воспоминания одного апокрифического профессора». Этим именем Мачадо и в дальнейшем подписывал свои статьи и заметки, объединенные уже посмертно во второй том «Хуана де Майрены».

В 1927 году Мачадо избирают в Испанскую академию языка и литературы. Однако вступительная церемония так и не состоялась.

В 1932 году Мачадо переезжает в Мадрид. Здесь его застает война. Когда положение Мадрида стало угрожающим, Пятый коммунистический полк республиканской армии эвакуировал Мачадо и его близких в местечко Рокафорт под Валенсией. Мачадо пишет для республиканских журналов «Ора де Эспанья», «Мадрид», «Вангуардия». В 1937 году выходит его книга «Война», иллюстрированная его братом Хосе. В книгу вошли несколько стихотворений («Преступление было в Гранаде», «Дневные раздумья» и др.), статьи, речь на митинге Объединенной социалистической молодежи и письмо к советскому испанисту Д. Выгодскому. Остальные стихи Мачадо военных лет были собраны со страниц республиканской прессы уже посмертно. В июле 1937 года Мачадо выступил на собравшемся в Валенсии Втором Международном конгрессе писателей в защиту культуры с речью «О защите и распространении культуры».

Когда враг приблизился к Валенсии, республиканские власти эвакуировали Мачадо в Барселону. Затеи пришлось покинуть Барселону. Ночью 27 января 1939 года Мачадо с престарелой матерью и братом в группе других республиканцев пересек французскую границу. 22 февраля 1939 года Антонио Мачадо скончался в деревенской гостинице французского местечка Кольюр.

Для настоящего издания использовано Полное собрание стихотворений (Poesías completes. La Habana, 1964).

Внутри книг сохранено деление на циклы. Стихи военных лет даются по книге: A. de Albornoz. Poesías de guerra de A. Machado. San Juán, 1961.

И. Тертерян

Федерико Гарсиа Лорка

Родился 5 июня 1898 года в селении Фуэнте Вакерос близ Гранады в семье зажиточного земледельца. «Мое детство, – вспоминал он, – это село и поле. Пастухи, небо, безлюдье». В 1909 году семья перебралась в Гранаду, где Федерико учился в школе и занимался музыкой. В 1914 году он поступил в Гранадский университет; примерно тогда же начал писать стихи. Вместе с группой студентов он совершил поездку по Андалузии и Кастилии и в 1918 году опубликовал книжку путевых очерков «Впечатления и пейзажи».

В 1919 году Гарсиа Лорка переезжает в Мадрид и обосновывается в вольном университете – Студенческой резиденции, где живет до 1929 года, регулярно наведываясь в Гранаду. В 1920 году в столице состоялась премьера его пьесы «Злые чары бабочки», а в 1921 году вышел сборник юношеской лирики «Книга стихов». К 1926 году он завершает работу над четырьмя поэтическими книгами – «Стихи о Канте Хондо», «Первые песни», «Песни», «Цыганское романсеро», которые создавались почти одновременно, но увидели свет позднее н в разные сроки. В 1925 году закончена пьеса «Марьяна Пинеда», поставленная в 1927 году – сперва в Барселоне, затем в Мадриде.

В 1929 году поэт отправляется в Америку; около года он проводит в Соединенных Штатах и несколько месяцев на Кубе. Результатом этого путешествия явилась книга стихотворений и поэм «Поэт в Нью-Йорке». По возвращении на родину в жизни Гарсиа Лорки все более значительное место занимает театр; одна за другой ставятся его пьесы: «Чудесная башмачница» (1930), «Кровавая свадьба» и «Любовь дона Перлимплина» (1933), «Йерма» (1934), «Донья Росита, девица, или Язык цветов» (1935). После свержения монархии он становится руководителем передвижного студенческого театра «Ла Баррака». Однако он остается верен лирической поэзии – в 30-е годы им созданы «Плач по Игнасьо Санчесу Мехиасу», «Шесть стихотворений по-галисийски», книги «Диван Тамарита» и «Сонеты сумрачной любви». В 1933–1934 годах Лорка побывал в Аргентине и Уругвае. В июне 1936 года закончил свою последнюю пьесу «Дом Бернарды Альбы».

Не принимая непосредственного участия в политической деятельности, поэт неоднократно выражал свое сочувствие передовым силам страны, приветствовал победу Народного фронта на выборах в Испании, примкнул к Союзу антифашистской интеллигенции. Фашистский мятеж застиг его в Гранаде, вскоре захваченной мятежниками. Гарсиа Лорка был арестован и на рассвете 19 (по некоторым сведениям 20) августа 1936 года расстрелян франкистами. Место его погребения неизвестно.

Хронология выхода в свет поэтических сборников Лорки далеко не всегда соответствует последовательности их написания. Общепринятый ныне порядок расположения этих книг основывается на датировке, принадлежащей самому автору.

В основу настоящего издания положено однотомное собрание сочинений Гарсиа Лорки (Obras completes, ed. XVII. Madrid, 1972). Несколько стихотворений, отсутствующих в этом собрании, взяты из книги (García Lorca. Cartas postales у dibujos. Madrid, 1968).

Назад к карточке книги "Испанские поэты XX века"