Текст книги "Право на счастье (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Конечно же, Пташка не хотела. Пташка старалась быть милой и послушной, щебетать красивые слова, как ее учили. Вот только не нужно мне все это. Не нужна милостыня из чувства долга. Уж лучше так сдохнуть. – С этими словами Сандор вышел из комнаты, оставив ее растерянной и огорченной.

***

Он еще не успел как следует разогреться, когда подошедший слуга оторвал его от учений и передал приказ сира Бенедикта явиться к нему не мешкая. Сандор успел только стереть пот со лба и отдышаться – слуга стоял над ним с кислым видом, и это раздражало. Его сейчас все раздражало, и больше всего – сознание того, что он прав, но что при этом его правота каким-то образом неправая, потому что обижает и огорчает Сансу. И что делать с этим, он не знал.

В комнате стюарда было холодно, но еще холоднее держался он сам. Сир Брум ждал Сандора, стоя у окна, и заложив руки за спину. Всякий, вошедший в комнату первым делом видел его лысую голову с клочками седых волос и мясистый затылок, в который врезался воротник дублета. На звук шагов он обернулся и смерил Клигана неприязненным взглядом:

– А, вот и ты. Садись – он кивком указал на стул – есть разговор.

Сандор сел, куда сказали, а старый рыцарь принялся расхаживать туда-сюда, как будто не решаясь начать, но, наконец, заговорил:

– Твой брат умер.

Сандор на это промолчал и не изменился в лице, но невольно напрягся.

– А сир Киван в отъезде. Пока его нет, я в ответе за замок и земли Запада. – он быстро глянул на Клигана, то тот молчал, не понимая, куда клонит собеседник. – И мне нужно принять решение, и быстро.

– Так вы меня позвали посоветоваться?

– Не дерзи мне, Пес. Если тебе мало было темницы, так могу добавить. – Сандор хмыкнул и отвернулся, а сир Бенедикт сердито сплюнул на пол и продолжил:

– Ты понимаешь, о чем я? Земля Клиганов остались без хозяина. Ты – дезертир и не можешь быть наследником, но решать, кому ее отдать, должен Хранитель Запада. А пока за поместьем должен кто-то присматривать – собирать налоги, судить преступников и прочее. У меня здесь десятки рыцарей в подчинении – я мог бы послать любого. Но ни один из них не знает эту землю и ее людей так, как ты.

– У вас, как я вижу, от старости память стала дырявой, сир – прохрипел Сандор – я не был в Клиган-холле пятнадцать лет. Если я там кого и знал, вряд ли кто-то из этих людей еще жив.

– Все равно – ты для них свой, а любой другой человек будет пришлым чужаком, которому они не захотят подчиняться. В любом случае – это приказ, а не просьба. С отъездом не тяни – чтобы через час духу твоего здесь не было. Еду в дорогу возьмешь на кухне, я распорядился.

– Вот как, значит. Отправляете подальше – колко ответил Клиган.

– Подальше, да недалеко. С собой тебе дадут ворона – раз в три дня будешь присылать письмо, чтобы мы знали, что ты никуда не делся. Не вздумай сбежать – во второй раз тебя уже не помилуют, даже такой добрый человек как наш сир Киван.

– Хорошо – ответил Клиган, поднимаясь со стула – я потороплю жену, чтобы она не затягивала со сборами.

– Жену?

– Да, мою леди. Предупрежу ее, чтобы не тащила с собой кучу женского барахла.

Сир Брум, отошедший к столу с бумагами, поднял глаза и посмотрел прямо на Сандора:

– Ты разве не понял, Клиган? Едешь только ты один. Твоя жена остается здесь. Она все еще заложница короны. До тебя особо дела никому нет, а ее мне приказали беречь как зеницу ока.

– Что?

– Что слышал. Радуйся, что ей не запрещено тебе писать. А теперь избавь меня от своего присутствия, у меня и без того много дел.

Сандор шел по замковым переходам, кипя от злости. Надо было на прощание смазать сиру Бенедикту по его холеной красной роже. Вот, значит, как. Его прогоняют к Иным на кулички, как собаку, которая наложила кучу на хозяйский ковер, а его жена остается здесь – в тепле, холе и под присмотром леди Дорны и сотен красных плащей. Глаза начинало заволакивать привычной пеленой и ко времени, когда он отворил дверь их покоев, ярость – на сира Бенедикта, на Кивана Ланнистера, на мертвого Григора, на весь этот гребаный мир – почти достигла пика.

Санса сидела у окна с книгой в руках, но едва ли отдавала себе отчет в том, что читает, и при появлении Сандора подняла взгляд и встала – уже аккуратно причесанная, одетая и спокойная. Только красные опухшие глаза напоминали об утренней ссоре. Ее муж подошел к столу, резко схватил кувшин с вином, и, не удосужившись налить в кубок, стал пить прямо из горла. Две красные струйки стекали по углам его рта прямо на чистую тунику. Напившись и отдышавшись, он с размаху шваркнул кувшин на стол, и уставился на нее. Санса, все так же ничего не говоря, выжидательно смотрела на Сандора. Кажется, он до сих пор был зол – неужели на нее? Но как заставить его сказать, в чем дело?

– Все… все хорошо? – наконец, отважилась она заговорить.

– О да, Пташка. Все хорошо. Все просто охренеть как здорово и прекрасно. У меня для тебя новости – я уезжаю. Сир мать его за ногу Бенедикт отсылает меня в Клиган-холл. Я там буду стращать крестьян своей рожей и напиваться до бесчувствия, пока Ланнистеры не пришлют туда нового лорда. Ты должна радоваться – скоро я избавлю тебя от своего присутствия.

Между ними повисла тишина, полная невысказанных слов, но затем Сандор отвернулся и принялся доставать из сундуков вещи в дорогу, бестолково сваливая их в кучу на полу. Санса тихо подошла, и стала складывать их аккуратно, одна к одной. Наконец, все было закончено. Сандор сложил все нужное в седельную суму, выпрямился и огляделся, проверяя, не забыто ли что-то важное.

– Я вовсе не рада – она попыталась вложить в свой голос все что чувствовала сейчас – огорчение, страх одиночества, зажечь вновь тот маленький огонек, который, как ей показалось, горел между ними, а теперь почему-то погас.

– Кого ты хочешь обмануть, Санса? Если меня, то лучше не пытайся, а если себя, то только себе же делаешь хуже – голос Сандора звучал уже не зло, а устало и тоскливо.

– Нет, Сандор, я не лгу. – Санса пыталась говорить спокойно и твердо. – Я не хочу расставаться с тобой. Кроме тебя, у меня здесь никого нет. И ты знаешь, что это правда —

– Ну да, конечно. Ты еще скажи, будто тебе не противно.

– Что противно? – она опешила.

– Противно смотреть на меня. Противно трогать меня. Противно лежать подо мной. – Говоря это, он подходил все ближе, и в конце концов, с силой сжал ее плечи.

– Но это не так! – неожиданно открывшаяся ей мука в голосе Клигана поразила ее. – Я не смогла бы солгать, даже если бы и захотела. – Санса смотрела ему в глаза, пытаясь поймать его взгляд, и надеясь, что он увидит правду хотя бы в глазах, если не слышит ее в словах.

– Не могу – почти прошептал он, пытливо вглядываясь в ее лицо – в это – не могу, Пташка. Так не бывает.

Он был растерян. Внутренний голос твердил ему, что все это девичьи глупости, очередной самообман наивной девицы, начитавшейся рыцарских баллад. Но его тело, его руки помнили и другое. Он почти был готов поверить в безумную, глупую, отчаянную возможность, что она говорит правду, что Пташкой двигал не только долг, но что-то глубоко внутри мешало ему даже заговорить об этом. Он отпустил ее, схватил суму и уже был на полпути к двери, когда слова Пташки вонзились в него как пущенная из лука стрела:

– Не можешь – эхом повторила Санса. – А может быть, ты просто не хочешь? Ведь тогда можно до бесконечности жалеть себя и ненавидеть весь мир и меня заодно. – она сама испугалась того, что сказала, но сказанного было не вернуть.

– Ты… ты… как ты смеешь! – он повернулся к ней, но не двигался с места, тяжело дыша, как от боли. А в ней как будто прорвалась невидимая плотина сдержанности и хороших манер, и мутная река гнева, обиды и боли захлестнула ее с головой.

– Я твоя жена, Сандор – вот как я смею. Жена, которой ты никогда не говоришь о том, чего хочешь и о чем думаешь, – только и умеешь, что грозно смотреть. Я стараюсь в меру своих сил угодить тебе, но ты презираешь все то, что я могу и готова дать тебе. Ты то приближаешься и даешь мне надежду, то отталкиваешь меня, не думая, каково мне и заранее не веря мне. Я огорчилась тому, что ты уезжаешь, но, кажется, ты делаешь все, чтобы я начала радоваться этому. Так езжай – последние слова она почти выкрикнула – езжай, если твоя ненависть тебе дороже!

Сандор, подождав немного, резко развернулся и хлопнул дверью, так ничего ей и не ответив. Санса постояла какое-то время, а затем рухнула на кровать и разрыдалась – громко, отчаянно, горько.

========== Глава 3. Собачий закут ==========

Дорога вилась и изгибалась, теряясь вдали между каменистыми холмами, кое-где поросшими вереском. Копыта лошади сначала цокали по мощеной дороге, но затем камень сменился плотной, укатанной землей и звуки стали тише. Сандор позволил животному идти шагом, лишь изредка пресекая поползновения свернуть с дороги и начать объедать пожухшие кусты. Сам он почти не смотрел на дорогу, свесив голову на грудь и глубоко погрузившись в собственные мысли. Даже редкое карканье ворона, сидевшего в клетке, притороченной к седлу, не отвлекало его.

Мысли мужчины были невеселыми. Всю свою жизнь, начиная с двенадцатилетнего возраста, он делал то, что ему приказывали, и если он никогда не бывал счастлив, то, по крайней мере, почти всегда его это устраивало. Оруженосец, мечник, красный плащ, телохранитель принца, гвардеец короля – все это требовало от него подчиняться и хорошо делать свою работу, и он всегда справлялся с этим. До недавнего времени. Когда же эта жизнь – в целом устроенная, привычная и небедная – перестала его удовлетворять? Честный ответ не заставил себя ждать: когда он встретил Сансу Старк. Конечно, это произошло не сразу. Красивая милая учтивая девочка, которая, как и все, не могла смотреть ему в лицо – что в ней могло быть интересного? Что побудило его спьяну выболтать ей свою самую страшную тайну и надеяться, что она ее сохранит? А удержать ее от убийства Джоффри? Давать ей советы, тайком следить за ней, встречать и провожать, спасти ей жизнь во время голодного бунта, и наконец, когда его жизнь рухнула, прийти к ней в спальню за песней, а позже согласиться на этот странный невозможный брак?

Сандор больше не чувствовал себя человеком, которому достаточно выполнять приказы и служить любому хозяину, который бросает ему кость. Теперь он не был сам по себе, и отвечал не только за себя, но и за нее. И, будь его воля, он бы снова послал всех Ланнистеров в пекло и уехал, куда глаза глядят. Вместо этого он послушно тащится в место, которого бы предпочел не видеть до конца жизни, будет сидеть там и делать что приказано – чтобы снова увидеть свою жену.

Ее прощальные слова и гневный взгляд до сих пор преследовали его, порождая в душе смятение и хаос. Одна его половина твердила, что все это глупость, чушь, хрень полная, что Пташка лжет и выдумывает то, чего нет и не может быть, даже если сама верит в эту ложь. Другая, о существовании которой Сандор не подозревал до того дня, когда они стали мужем и женой и Пташка из далекой, прекрасной и недостижимой мечты вдруг стала живой женщиной рядом с ним, твердила иное. То, что внутри него так отчаянно нуждалось в любви и ласке, так жаждало ее, так же неистово желало поверить в искренность ее слов и дел. Эти половины рвали его на части изнутри, и на этот раз он уже знал, что ни вино, ни хорошая драка, ни резвая шлюха – ничего из того, чем он пользовался раньше для укрощения внутренних бурь – ему не помогут.

Его ум снова обратился к Клиган-холлу, чтоб ему провалиться. Покидая замок много лет назад, он пообещал самому себе, что никогда не переступит его порога, и вот теперь собирается нарушить это обещание. Сир Бенедикт, несомненно, по приказу своего господина, велел ему прислать ворона не позже, чем на третий день после отъезда, а значит, Сандор должен поторапливаться, если не хочет, чтобы за ним послали в погоню отряд красных плащей. Клиган прекрасно понимал, что сам он по себе – фигура слишком незначительная, чтобы тратить на него людей, но он хорошо изучил нрав Ланнистеров и понимал, что его наказание превратят в урок для предателей. Впервые он порадовался, что Старый Лев издох – будь лорд Тайвин жив, Сандор давно бы уже гнил в земле. Прежде бы его это не очень взволновало – Клиган всегда знал, что умрет, а раньше или позже, было не так важно. Но теперь у него была Пташка и он вдруг понял, что не думает о смерти с прежним безразличием.

Санса… Иногда ее душа казалась ему открытой книгой, которую он читает страницу за страницей, но чаще она походила на драгоценную, искусно сделанную шкатулку с секретом, которую нельзя взломать, а открыть можно только тем ключом, который мастер изначально сделал для нее. Ее молчаливость выбивала его из колеи, ее неизменная вежливость раздражала и заставляла чувствовать себя чужим, их семейная жизнь – если это можно было так назвать – была для него полной неразберихой, но, несмотря на это, его продолжало тянуть и тянуть к ней. Что-то внутри него, несмотря на его злость, упрямство, нежелание верить в лучшее, раз за разом не давало ему отвернуться окончательно и оставить глупую надежду. За размышлениями он не заметил, как стемнело и похолодало – надо было устраиваться на ночлег, а завтра прибавить ходу – спать второй раз на начинающей промерзать земле Сандор совершенно не хотел. Почти не думая о том, что делает, он привычными движениями расседлал и привязал лошадь и разбил маленький лагерь.

***

Утро следующего дня выдалось дождливым, от чего настроение Сандора стало еще хуже. Чем ближе он подъезжал к родовому замку, тем мрачнее становилось его лицо, и резче – движения. Он раздраженно покрикивал на лошадь и орущего ворона, резко дергал поводья и долго ругался, когда вино в мехе закончилось. Места вокруг уже были знакомые – он пересек невидимую границу, отделявшую лен Клиганов от земель Утеса, и теперь каждый камень, дерево и ручей напоминали ему о прошлом – том прошлом, с которым он надеялся распрощаться навсегда. Но гребаные боги со свойственным им извращенным чувством юмора снова ткнули его туда носом. С каждым шагом лошади тяжесть в душе и горечь во рту становились все более явственными, а желание развернуться и скакать во весь опор одолевало его все сильнее. Только мысль, что, сбежав, он потеряет любую возможность увидеть свою маленькую жену еще раз, удерживала его от этого.

Наконец, уже ближе к вечеру, он въехал в деревню около Клиган-холла. При виде вооруженного всадника с вороном в клетке люди высыпали на улицы – кто-то снимал шапку, кто-то неловко кланялся. Без сомнения, они его узнали – даже те, кто никогда не видел его лица. Сандор смотрел на них, стараясь ничем не выдавать бушевавших в нем чувств – смеси тоски, злости и странного удовольствия, которое вызывали в нем эти люди и это место. Клиган-холл – башня, флигели, хозяйственные постройки, окруженные стеной и рвом с подъемным мостом – встал перед ним во весь рост. Сандор остановил лошадь и оглядел ворота и стены. Никто не встречал младшего Клигана у ворот. Никто не ждал его здесь. Но мост, тем не менее, был опущен, и подковы прогрохотали по крепким доскам. Сандор постучал кулаком по запертым воротам. Ответом была тишина. Он постучал еще раз, более настойчиво, а затем заколотил изо всех сил. Наконец, загремел засов и створа медленно приоткрылась. Из небольшой щели выглядывал щуплый невысокий человек в сером с мейстерской цепью на шее. Какое-то время он молча смотрел на Сандора, а потом, будто спохватившись, поклонился:

– Лорд Сандор?.. Простите, мы не ждали вас так скоро.

– И поэтому продержали меня столько перед запертой дверью?

– Простите еще раз. Слуги не знали, что делать, а я спал после обеда. Добро пожаловать домой, лорд Клиган.

«Я не лорд» – едва не вырывалось у него, но он вовремя осекся – для этих людей он лорд, и на время, что он здесь, для него же будет лучше, чтобы так они и продолжали думать. Кивнув мейстеру, он въехал в ворота и услышал, как они со стуком закрылись за ним – будто ловушка захлопнулась. Доехав до середины утоптанного двора, Сандор спешился, ожидая, что конюх подойдет принять у него лошадь, но вокруг было безлюдно и довольно грязно. По углам валялась грязная солома и какая-то ветошь, дверь в башню осела и потрескалась, на всем лежала печать запустения. И запах – разлитая повсюду вонь. Здесь пахло гнилью, ненавистью и смертью.

Мейстер остановился в полушаге сзади, очевидно, ожидая приказаний. Сандор обернулся к нему:

– Где все? Слуги моего брата – где они?

– Кхм, милорд… Как бы вам сказать…

– Прежде всего, как твое имя, мейстер?

– Леннарт, милорд.

– Не темни, Леннарт. И не лги мне – пожалеешь. – Тот нервно сглотнул, и, аккуратно отводя глаза, затараторил:

– Когда сир Григор уехал в последний поход на Речные земли, здесь оставались все. А потом – сир не вернулся, началась война, кастелян заболел животом, я не смог вылечить его… А слуги… понимаете, милорд… я тут недавно, человек чужой, не мог им приказывать…, а сир все не возвращался… зато позже пришли они… – тут он совсем смешался и замолчал.

– Кто пришел?

– Люди сира Григора – тихо ответил Леннарт, пряча глаза.

– Какие люди? Солдаты Ланнистеров?

– И они тоже – голос мужчины стал еще тише – Но во главе их были Бравые ребята.

– И что же они сделали, эти Бравые ребята?

– Я… я не могу сказать…

– Еще как можешь. Говори.

Тот судорожно вздохнул, и, ломая пальцы, начал рассказывать. Тех, кто после смерти Варго Хоута добрались до Клиган-холла, было немного, но даже они успели навести ужас на всю деревню. Сандор слушал о женщинах с отрезанными грудями и изнасилованных мальчиках, о забитой потехи ради скотине и людях, которым за дерзкие взгляды выкалывали глаза, а за отказ отдать деньги, еду или молодую свежую девушку отрубали руки и ноги. Ребята уверяли, что действуют с разрешения Григора Клигана, и что замковая челядь должна их слушаться. Слуги сбегали один за другим, мейстер просиживал целыми днями у себя в комнате и дрожал от страха, выходя по ночам чтобы облегчиться и схватить на кухне объедки, остававшиеся после пиршеств дезертиров. К счастью, продлилось это недолго. Съев и выпив все, что можно было, наемники заскучали. Начались стычки, ссоры, быстро переходившие в драки и поножовщину. В конце концов, отряд разделился: больше половины ушли грабить другие места, остались пятеро. Неделю назад после пьяной драки двое подрались из-за женщины…

-… и мы похоронили их на окраине деревни, милорд – закончил мейстер, переводя дыхание.

– А где остальные трое? – спросил Сандор.

– Они на охоте, милорд. Уехали на рассвете, и, боюсь, скоро вернутся…

Сандор повел затекшими от долгой дороги плечами. Трое опасных отморозков без страха, упрека и мозгов. Он с ними справится – но насколько легко? Он устал и голоден, у него не самый лучший меч, и, в отличие от них, он уже не помнит достоинств и недостатков места, в котором ему предстоит драться. В любом случае, времени у него мало.

– Отведи меня в большой чертог – приказал он Леннарту. Потом раздобудь что-нибудь поесть и выпить, а после этого иди к себе и не вылезай, пока не скажу. В замке есть слуги?

– Да как же вы… да, есть – одна женщина-стряпуха, девчонка для черной работы и мальчишка на побегушках.

Сандор кивнул.

– Вели, чтобы спрятались тоже. – Леннарт поднял на глаза и увидел, как на жутком уродливом лице нового лорда расцветает хищная усмешка. И мейстер решил не спрашивать, как Пес убьет этих троих – если он хотя бы вполовину так страшен, как сир Григор, да рассудит его Отец, то они покойники.

Двое мужчин быстрым шагом пересекли двор и вошли в чертог на первом этаже башни. Сандор, как это всегда бывало перед боем, отбросил в сторону все лишние чувства и мысли, и сосредоточился на том, чтобы вспомнить расположение комнат и лестниц. Справа – оружейная, слева – дверь в винный погреб и подвал, где спали слуги и ополченцы, а вот и зал. Большим его, конечно, назвать было нельзя, но башню строил его дед, и ему после домика рядом с псарней она должна была показаться внушительным зданием.

Внутри несколько факелов в железных кольцах давали больше чада, чем света, но даже в этой полутьме Сандор увидел, насколько грязен был зал, который он помнил чистым и выскобленным. Он отмечал все – горы обломков стульев, столов и скамеек, сваленных в углу у очага – туда можно оттеснить врага и затруднить его движения; гнилой тростник на полу – кто-то может удачно на нем поскользнуться, свободное пространство перед столом – там все трое смогут его атаковать. Клиган прошел к столу и уселся на старый, но еще крепкий резной стул – место лорда. Снял плащ, перевесил поудобнее кинжал и, нахмурившись, воззрился на мейстера. Тот спохватился:

– Я пойду на кухню, милорд. Пришлю к вам мальчика с какой ни на есть едой. Вы уж не побрезгуйте, времена сами знаете какие. – Продолжая бормотать в том же духе, он вышел, а Сандор вытащил меч из ножен, тщательно осмотрел лезвие – смазано, заточено, начищено, но все же это не та добрая сталь, что была у него в Королевской гавани. Потом положил его на колени и стал ждать. Желудок урчал от голода, во рту было сухо, струна внутри становилась все туже. Он не боялся своих противников, не боялся смерти, но почему-то мысли о Пташке, рыдающей над его телом, были одновременно и мучительными и сладкими. Довольно скоро дверь отворилась, и вошел немытый мальчишка лет двенадцати с оловянным блюдом, на котором лежали куски черствоватого хлеба, немного сыра и мосол с кусочком мяса. В другой руке он нес кружку с элем, оказавшимся на поверку жидковатым, но и на том спасибо. Клиган кивком отпустил дрожавшего от страха слугу, и тот, едва закрыв за собой дверь, припустил по коридору. Сандор наскоро поел, в несколько глотков осушил кружку, а затем положил меч на колени и стал ждать.

Ждать ему пришлось недолго. От дверей послышались голоса, хохот, чьи-то выкрики. Наконец, опустившаяся створка проехала по полу, и в чертог вошли трое. Они переговаривались и смеялись, и не сразу заметили мужчину за столом. А Сандор изучал их, положив одну руку на эфес меча, а другой готовясь достать кинжал и-за пояса. Наконец, один из них – высокий широкоплечий детина в ободранном алом плаще – заметил его.

– Эй, парни, смотрите-ка – у нас гость!

– Это что еще за хрен такой? – добавил лиссениец с грязными белыми космами.

– Я – это твоя смерть, ублюдок, – негромко подал голос Сандор, вставая из-за стола.

Третий из вошедших, заросший курчавой бородой иббениец с тяжелым боевым топором пригляделся к Сандору и ответил товарищу:

– Ты что, последние мозги выблевал? Это же брат сира Григора.

– Добро пожаловать домой, милорд – с издевкой добавил алый плащ. Хорошо ли ваша милость добралась до места? Не натерли ли седлом свой благородный зад? Довольны ли слугами и угощением? – говоря это, все трое приближались к нему.

– Буду доволен, когда освобожу замок от вашей вони.

– Ну это мы, ваше лордство, еще посмотрим. Слыхали мы, как ты драпал от Черноводной, поджав хвост, и как тебя за это высекли при всем честном народе.

Сандор не стал отвечать и ринулся вперед. Иббениец швырнул в него топор, но Сандор вовремя отклонился, и оружие со звоном глубоко вошло в тяжелую столешницу. Тогда он попытался прыгнуть Псу на спину и задушить, но получил быстрый удар кинжалом в ключицу и ногой в пах. Сандор отбивался одновременно от лиссенийца и солдата. Наемник все-таки достал его, полоснув коротким мечом по ребрам – Сандор как раз вонзил меч в живот бывшего красного плаща, и на то, чтобы вытащить туго вошедший клинок, ушло какое-то время. Лиссенийцу он дал подножку и вонзил меч ему в живот, а потом добил иббенийца, перерезав ему горло.

Сандор стоял, тяжело дыша и приходя в себя. Приступ ярости, во время которого его покидали все мысли, он становился единым целым со своим оружием, отступал, к нему возвращались ощущения – ему было жарко, он вспотел, в воздухе витал запах свежей крови, перемешанный с запахом гнилой соломы. Бок саднил, шея, сдавленная могучими руками иббенийца, болела, руки и ноги наливались свинцовой тяжестью. Вытерев меч и кинжал о края одежды убитых, он убрал их в ножны, и вышел из зала. Слуг он нашел на кухне, мейстер был там же.

– Все кончено – хрипло проговорил Клиган. Кухарка – тощая женщина с красными руками, облегченно выдохнула и принялась кланяться, бормоча слова благодарности. Мейстер только и знал, что руки ломать, а мальчишка не сдержался и спросил:

– Вы убили их, милорд?

– Да. Отправил в пекло.

Глаза мальчика расширились, и он посмотрел на Клигана с восхищением, от чего он почувствовал себя странно – еще никто не смотрел на него так – как на героя? Или даже… рыцаря? Чтобы избавиться от странных мыслей, он тряхнул головой и коротко приказал убрать тела и похоронить там же, где и остальных наемников. Кроме этого, он велел убрать гнилую солому из зала и вымыть пол. На последних словах Сандор не смог сдержать зевка, и мейстер торопливо предложил проводить его в спальню. Он шел за Леннартом по коридорам и лестницам, но, когда тот распахнул перед ним дверь комнаты, с Сандора слетела всякая сонливость: это была спальня его отца. Нет. Не отца. Григора. Он тупо смотрел на широкую кровать с грязными, давно не стираными простынями, на облезшие меха, на развороченные сундуки с одеждой и погасший очаг. Ненависть душила его железными руками, черные удушливые волны злости и боли ослепляли и оглушали, не давали мыслить связно. Скованный по рукам и ногам нахлынувшими на него чувствами, Сандор не мог пошевелиться – ноги словно приросли к полу, руки судорожно сжались в кулаки, на шее вздулись жилы. Вздумай мейстер сейчас сказать хоть слово, он избил бы его до полусмерти. К счастью, он молчал. Прошло немало времени, прежде чем его немного отпустило, и к Сандору вернулась способность думать и говорить. Он открыл рот, и, роняя слова будто камни, выдавил:

– Сжечь здесь все.

А после этого развернулся и, не глядя, пошел прочь от покоев лорда.

Ноги сами привели его туда. Маленькая комната на самом верхнем этаже башни. Как и везде в замке, здесь было пыльно и виднелись следы запустения, но, по крайней мере, здесь не было вони и мусора. Узкая короткая кровать с темно-серым пологом. И небольшой комод для одежды. И низкий стол с маленьким стульчиком. Все казалось таким маленьким – и таким детским. Сзади раздалось осторожное покашливание. Оказывается, мейстер незаметно успел последовать за ним и теперь смущенно топтался в дверях, ожидая приказаний. Сейчас его присутствие раздражало Сандора, но одновременно с этим, напоминало о чем-то важном. Ах, да. Ворон, письмо, сир Бенедикт. Он обернулся:

– Принеси мне пергамент, чернила и перо, мейстер. И забери ворона, он остался во дворе в клетке. Отправишь мое письмо и не вздумай читать, иначе…

– Что вы милорд, как можно – замахал руками Леннарт в ужасе – я не посмел бы.

– Срать я хотел на то, что бы ты не посмел. Делай, что сказано.

– Конечно, милорд. Будет исполнено.

Вскоре он остался наедине с собой и чистым куском пергамента. Сандор давно не держал в руках перо, и после нескольких попыток, первый лист пришлось смять и выбросить. Но на втором он нацарапал вполне пристойное короткое письмо, которое должно было удовлетворить кастеляна Утеса и уверить его в том, что бывший дезертир теперь верен и послушен. Мейстер не поленился принести ему свечу и небольшой кусочек черного сургуча, и даже печать нашлась – три оскаленные гончие.

Сандор оторвал полоску с письмом, свернул, запечатал и уже привстал, чтобы отнести письмо Леннарту, но тут его словно окатило холодной водой – Пташка. Не должен ли он написать и ей? Они расстались в ссоре. А если она не ждет от него писем? Или ей следует написать первой и помириться с ним? Но она узнает о письме – леди Дорна уж точно проболтается. И что тогда? Ведь это ради нее он здесь все это терпит. Сандор вновь сел за неудобный для взрослого мужчины столик, и положил перед собой чистый лист. Но слова не шли на ум. Можно не сомневаться, что его письмо прочитают, прежде чем отдать Сансе. Значит, никаких признаний, откровенностей и уж тем более нежных слов. Несколько раз он начинал, и бросал на пол смятые листки, время от времени ходил по комнате, пиная ногой скомканный пергамент, лохматил рукой волосы, хмурился, грыз перо, и в припадке злости на себя едва не швырнул чернильницей в стену. Наконец, терпение Клигана истощилось. Он сел, схватил последний чистый пергамент, ткнул пером в чернильницу и быстро написал несколько строк. Не перечитывая, запечатал второе письмо так же, как и первое, отнес в комнату мейстера и проследил за тем, чтобы ворон улетел без промедления. Тем временем мальчик и девочка притащили в комнату Сандора самый чистый из шерстяных тюфяков, одеяло, подушку, и разожгли огонь. Ложась спать – усталость взяла, наконец, над ним верх, Сандор усмехнулся – вот уж точно не так он представлял себе первый день в родовом замке.

========== Глава 4. Новая жизнь ==========

Санса не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла полностью успокоиться. Рыдания то отступали, то накатывали вновь, и тогда она не могла сдержать слезы и вновь начинала плакать. Наконец, ей удалось привести себя в порядок, и очень вовремя – подошло время ужина. В Большой зал Кастерли Рок она спустилась аккуратно одетая и причесанная, и горе ее выдавали только красные опухшие глаза – но с этим Санса ничего поделать не могла. Стараясь держаться ровно и учтиво, в обычной своей манере, она села на положенное ей место рядом с Жанеей Ланнистер. Взгляд привычно метнулся на тот конец стола, где обычно сидел Сандор – но там даже не было пустого места, промежуток заняли другие мужчины. Грудь вновь болезненно сжало чувством, которое она не могла вполне описать, и только усилием воли она сохранила спокойствие. Опустив глаза вниз, Санса принялась за еду.

Но ее испытания только начались. Не успела она утолить первый голод, как ее соседка наклонилась к Сансе и тихо, незаметно для всех проговорила:

– Что-то вы слишком спокойны, леди Санса. Неужели разлука с мужем вас не огорчает?

– Леди не пристало показывать свои чувства на людях. И, хотя, я, как всякая верная жена, опечалена нашей разлукой, но, как всякая верная слуга короны, должна подчиняться приказам милорда Десницы.

– Хороший ответ, миледи – Жанея наклонилась еще ближе, так что Санса ощущала ее дыхание. – Но ведь неизвестно, как надолго уехал Клиган – можете ли вы поручиться за себя, что не поддадитесь искушению…

Санса отпрянула:

– Что вы имеете в виду, леди Жанея? – вопрос прозвучал громче, чем следовало, и на них заозирались. Санса поспешно вернулась к еде, а девица Ланнистер с довольной улыбкой выпрямилась на стуле.