Текст книги "Право на счастье (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Санса сглотнула – во рту было сухо, как в дорнийской пустыне, но она даже не вспомнила о вине:

– Зачем?

Сандор тяжело вздохнул, но сейчас Санса не испытывала к нему жалости.

– Я хотел увидеть тебя… Когда я узнал, что ты не умерла. Даже если ты решила выйти за другого, все равно, я не мог просто уйти и забыть все.

В других обстоятельствах подобные слова вмиг бы растопили ее сердце, но сейчас они только усилили ее гнев.

– Джон сказал мне, что ты жив, и это было три года назад. Все эти три года я глаза проглядела, ожидая, когда же ты вернешься ко мне, как обещал. Но тебя все не было! И что мне было делать?

«А вдруг теперь уже поздно?» – подумала она, но не сказала этого вслух, сама испугавшись этой мысли.

– Я же сказал – я думал, что ты мертва, Санса. В Долине мне предъявили доказательства твоей смерти, показали твою могилу.

– Кто? Петир Бейлиш? И ты хочешь, чтобы я поверила, будто Бейлиш легко скормил тебе эту сказку, а ты в нее поверил?

– Нет, не Бейлиш. Какая-то женщина, молодая. Она рассказала, что ты родила мертвого ребенка и скончалась в родах сама. Показала мне твою могилу, отдала локон волос… Мне нечего было возразить им, а потом меня скрутили и отправили на Стену с проходившим мимо отрядом.

– А что было потом?

– Попав на Стену, я изо всех сил каждый день старался умереть, но мне никак не удавалось. Это было хуже, чем любое пекло.

– Но потом, после войны, ты исчез. Джон сказал мне, что ты был ранен…

– Да, был, но выжил. Я ушел со Стены, потому что не собирался надевать черное, и делать мне там больше было нечего. В Восточном Дозоре я сел на первый попавшийся корабль, и оказался, в конце концов, на Тихом острове у Крабьего залива. На острове жили бурые братья и все, кто прибился к ним за время войны – сироты, вдовы, увечные. Мне было все равно, куда идти и что делать, и я остался там. Тамошний Старший брат был достаточно умен, чтобы не перечить здоровяку с длинным мечом, и меня приняли. Я прожил там три года, пока случайно не узнал, что ты жива – и так оказался здесь. А когда увидел тебя… и мальчика – тут Сандор криво усмехнулся – понял, что не смогу уехать.

Сандору было неприятно рассказывать все эти подробности, его не оставляла противная, точно зуд насекомого, мыслишка, что он рисуется, чтобы вызвать к себе жалость и пробиться сквозь ее гнев и холодность. А с другой стороны, разве не за этим он приехал – чтобы вновь завоевать ее, отбить ее хоть у сотни женихов, любой ценой сделать так, чтобы она выбрала его – снова? И если надо будет униженно ползать у нее в ногах, вымаливать прощение – что ж, он и это сделает. Сандор замолчал, а Санса сидела молча, глубоко задумавшись. Раньше она не задумывалась о том, что могли быть другие причины, кроме смерти, по которым Сандор не мог вернуться к ней. Тогда страна истекала кровью в войнах, и связь между разными ее частями была потеряна, спрятать живого под видом мертвеца было проще простого. Но кто устроил перед Сандором представление? Только Миранда могла состряпать столь искусную ложь, что это обмануло даже его. Выходит, вся ее «дружба» была ложью с самого начала, вот почему в ее обращении поначалу проскальзывало странное заискивание, которое ничем нельзя было объяснить. Она подняла голову и в первый раз посмотрела Сандору прямо в глаза.

– Почему ты не уехал в Клиган-холл? Джон ведь объявил тебе королевское помилование и дал титул лорда.

– И что бы я там делал? Спивался бы в одиночестве и гонял призраков, прячущихся по углам? Или вспоминал, как был там счастлив – так, как никогда больше не буду?

– А ты был?

– Что?

– Счастлив там. – Санса напряженно ждала ответа.

Прежде чем ответить, Сандор молчал так долго, что ей стало страшно.

– Да. Наши… наше время там – это лучшее, что у меня было, Санса.

Теперь о слушала его внимательно. Из голоса Сандора – хриплого, скрипучего, такого родного, что она сама не заметила, как начала наслаждаться им – исчезла деревянная сухость и отстраненность, постепенно в него возвращались краски и оттенки. Из глубины, точно дохлая рыба брюхом вверх, всплыл еще один вопрос – из тех, что свербят в душе, точно маленькая ранка, и Санса вдруг поняла, что в ее сердце она так и не зажила.

– У тебя… были другие женщины?

– А ты как сама думаешь? – он криво усмехнулся, но тут же посерьезнел. – Я был верен тебе, Санса, если ты об этом. На Стене мне было не до этого – каждый день мог стать последним, да и жажда смерти затмевала все остальное. А потом… что ж, я считал себя вдовцом, а молодому здоровому мужчине порой хочется почувствовать что-то еще, кроме собственной руки – Он помолчал и добавил, тоном ниже:

– Я могу спросить тебя о том же.

Но она молчала, сгорбившись и глядя вниз, на свои руки. Сандор насторожился – неужели ее так задел его ответ? Но ведь она больше не тринадцатилетняя девочка, которая меряет мир по песням и книгам, он это ясно увидел – и неужели она не понимает, что никакая другая женщина никогда не сможет заменить ему ее? Или все дело в его вопросе? А ты сам, Сандор Клиган, хочешь знать о том, что или кто у нее был за эти семь лет? Ты сможешь вынести, если она скажет – «Да, у меня были другие мужчины»? Или того больше – «Я разлюбила тебя»? При одной мысли об этом в нем поднималась такая ярость и боль, что он боялся не совладать с собой, одновременно понимая, что с этим придется смириться, хоть он и не знал, как.

Санса не ожидала, что его честный ответ так заденет ее за живое. И само признание, и то, как спокойно оно было сделано, и то, как равнодушно он спросил в ответ. Какого ответа он от нее ждет? Что будет, если она ответит – «да, были»? Что вообще их теперь ждет, да и существуют ли «они»? Гнев ее остыл, на смену ему пришло опустошение, и одновременно с ним, точно тяжелая каменная плита, навалилось сомнение. Все эти годы – сначала выцарапанные у судьбы крохи счастья и покоя, затем борьба за жизнь, страх за сына, надежда, которая сменялась отчаянием и возвращалась вновь, чтобы почти затухнуть, и вот сейчас, когда, казалось бы, они победили всех и вся – зиму, белых ходоков, Ланнистеров, драконью королеву и даже саму смерть – остался один враг, против которого у Сансы не было оружия – время. Что такое несколько лун, за которые они едва успели узнать друг друга, против семи лет? Да, конечно, она и Сандор оставались законными мужем и женой, и у них был сын, но что если они стали друг другу настолько чужими, настолько далеко разошлись их жизни, что теперь пути обратно не найдешь? Что если ее любовь к нему – хрупкий, маленький росточек, который пробился назло всему, просто не выжил в отсутствие влаги? Все эти годы она ждала Сандора и тосковала по нему, но, что если ждала его на самом деле не она, а та, тринадцатилетняя Санса – и ждала она не мужчину, который сидел сейчас в футе от нее, а кого-то другого? А она нынешняя, она сейчас? Но разве ее тело не узнало Сандора под личиной сира Флориана, разве не повлекло ее к нему с пугающей, сокрушительной силой? Вопросы роились в ее голове, точно стая ос, и Санса со страхом поняла, что не знает ответа ни на один. Она ощущала себя беспомощной перед самой собой, связанной по рукам и ногам. Внезапно она поняла, что ей холодно, ужасно холодно, и зябко повела плечами.

Сандор, не говоря ни слова, встал, подошел к ней, и осторожным, почтительным, как если бы он прикасался к посторонней женщине, движением стащил с ее плеч отяжелевший и промокший плащ и разложил его на скамье у очага. Правда, на короткий миг кончики его пальцев – разумеется, случайно – скользнули по ее затылку и плечу. От этого мимолетного прикосновения по спине Сансы пробежала теплая волна, а дыхание невольно сбилось. Неужели дело в том, что это краткое касание вмиг превратило Сандора из наполовину иллюзии, наполовину морока в живого человека из плоти и крови, который только что был к ней совсем близко? Она не знала, что думать. Осы на миг отпрянули, и тут же снова зажужжали, завертелись, наседая и оглушая. Санса попыталась отогнать их и прислушаться к голосу сердца, но сердце, которое с такой силой билось прошлой ночью, когда сир Флориан – нет, это был Сандор, вот же он, прямо перед ней! – обнимал ее, сердце, которое вынудило ее отказать Тириону, и которое осталось равнодушным ко всем, кто приезжал на турнир – почему-то сейчас застыло и молчало.

Клиган вновь сел за стол, но обретенное было самообладание уже полетело вверх тормашками, кончики пальцев горели огнем, и пламя уже начало распространяться по телу. А он всего-то ненароком коснулся ее! Что же будет, если… а, гори оно все в пекле! У него нет ни единого шанса – ха, да его и не было никогда, – и все же именно он, Сандор Клиган, худородный мечник из мелкого дома, урод с обожженным лицом – ее муж и отец ее ребенка. Нет. Их ребенка. Грудь Сандора снова стиснула та болезненная нежность, которую он ощущал каждый раз, когда думал о Неде, или видел его.

– У меня никого не было – вдруг сказала она хриплым голосом. – Семь лет.

– Не мне тебя судить – слова были правильными, но Сандору самому вдруг стало противно от себя, так фальшиво они прозвучали. – Поэтому я и приехал под чужой личиной – я не знал, хочешь ли ты меня видеть, а приехать, и увидеть на твоем лице испуг или равнодушие…

– И что бы ты делал, если бы я и правда выбрала себе мужа? – в голосе Сансы послышались нотки прежней злости. – Просто стоял бы и смотрел, как я отдаю себя другому?

– Семь лет – долгий срок, Санса. Не ты одна изменилась. Нет, я не стал бы тебя принуждать жить со мной, раз уж ты выбрала кого-то другого – достаточно того, что однажды это сделал Джоффри. Но смог бы я смириться с тем, что кто-то другой растит и воспитывает моего сына? Нет.

– Так ты думаешь, я жалею, что вышла за тебя тогда? После того, что у нас было, после того, как ты подарил мне Неда?

– Я не знаю – отчаяние, которое владело им и сейчас, невольно прорвалось в голосе – может быть, ты и не жалела об этом тогда, но сейчас все изменилось. Что, возможно – эти слова дались ему с усилием – тебе на самом деле нужен другой мужчина, который даст тебе ту жизнь, к которой ты привыкла, и которой заслуживаешь.

Каждое слово жгло его каленым железом, и, когда он, замолчав, поднял глаза от стола, то увидел, что Санса сидит, закрыв лицо руками. Первым порывом было броситься к ней, обнять ее, утешить, но Сандор подавил его – кто знает, нуждается ли Санса в его утешениях или же мечтает, чтобы на его месте оказался кто-то другой. «Сир Флориан» – подумал он со злостью. Что может быть глупее, чем ревновать к собственной личине! Попался в свою же ловушку, идиот хренов.

– Если бы ты только знал – голос Сансы из-под прижатых к лицу ладоней звучал глухо и невнятно – если бы ты знал, как я ждала. Как до последнего надеялась, как упорно верила в то, что ты жив – даже тогда, когда решила, что ты не вернешься, и задумалась о новом браке – Санса отняла руки от лица, посмотрела ему прямо в глаза, и четко произнесла:

– Я все еще жду.

Этого было достаточно. Миг спустя он уже был рядом с ней, на коленях, сжимая ее руки в своих.

– Так ты все еще… – «Любишь меня» он произнести не смел, страшась услышать «нет», и втайне надеясь на обратное.

Санса вглядывалась в лицо своего мужа – когда-то так ее пугавшее, но гораздо сильнее она испугалась, когда не так давно обнаружила, что начала забывать его. Теперь же, спеша возместить утрату, она жадно впитывала глазами знакомые черты. Она видела и небольшие морщинки вокруг здорового глаза, и седые нити в темных волосах, и бледные, тонко очерченные губы, и знакомые скулы, и твердый подбородок, и глубоко сидящие серые глаза, и узловатые красные шрамы от ожогов. Тем не менее, за переменами, произведенными временем, проступал облик того молодого мужчины, который когда-то – и давно, и так недавно – сказал ей: «Ты моя, а я твой». И вот теперь он вернулся к ней, другим и все тем же, но она все еще не могла поверить в это всем сердцем – слишком упорно ей пришлось убеждать себя в обратном.

Сандор стоял на коленях и ждал ее слова или знака, как осужденный ждет казни или помилования. Никакие слова не могли бы выразить то, что он сейчас испытывал, поэтому он надеялся, что Санса увидит в его взгляде все то, что он сейчас думает и чувствует. Наконец, она шевельнулась, наклоняясь к нему, еще ближе, еще чуть-чуть – и почти упала в его объятия. Сначала они оба не двигались, но затем Сандор услышал всхлип, потом еще один, и вскоре слезы полились из нее неудержимым потоком. Ему только и оставалось, что обнимать ее одной рукой, и гладить по волосам другой, согревать и утешать, повторяя раз за разом, я здесь, я с тобой, я вернулся, ну что ты плачешь, моя Пташка, все хорошо, не бойся, теперь я с тобой, и больше никогда тебя не брошу, никуда не уйду. Он сомневался, что она слышит его сквозь громкие рыдания, но все равно продолжал, успокаивая уже не только ее, но и себя, ощущая, как туго натянутая внутри жила становится слабее.

Поначалу Сансу не волновал ни колючий тростник на полу, ни холод, которым тянуло от двери, ни промокшие туфли, ни собственная неудобная поза. Главным было то, что постепенно заполняло все ее существо – Сандор жив. Он здесь. Он рядом с ней. Он вернулся к ней, преодолев все. Его объятия – вот ее истинный дом. Все остальное – долгие годы одиночества, отчаяние, Рикон, женихи, надуманный долг перед семьей – больше не имело никакого значения. Она не знала, сколько они так просидели на полу, прежде чем копившиеся годами слезы были выплаканы до конца, и она успокоилась. Сандор это почувствовал, и помог ей подняться на ноги, а потом отвел и усадил на постель, садясь рядом.

Теперь уже он не мог на нее наглядеться. Пташка, заплаканная, с красными и опухшими глазами и щеками, с распущенными по плечам влажными от дождя волосами, была ему бесконечно милее той маски светской учтивости и фальшивого веселья, которую она надевала при посторонних. Вот она – его цель, вот ради чего он на самом деле прорубался сквозь толпы живых мертвецов и не дал себе сдохнуть, хотя тогда, конечно, он думал иначе. Пташка потянулась к нему, и, положив руку на затылок, притянула к себе и поцеловала – поцелуй был неуверенным, и Сандор поспешил развеять все ее сомнения. Нескольких мгновений ему хватило вспомнить, как это было тогда, только сейчас все ощущения были в сотню раз ярче, глубже, более настоящими и полными. Поцелуй становился все более страстным, а его руки на ее теле – все более смелыми. Вот она уже подвинулась ближе, и крепко прижалась к нему так, что разделявшая их тонкая рубашка уже почти не ощущалась, еще немного – и он потеряет власть над собой. Неимоверным усилием Сандор оторвался от ее губ, и, тяжело дыша, отодвинулся, придерживая Сансу вытянутой рукой.

– Что? – спросила она в недоумении. – Что случилось?

Не в силах говорить, он молча покачал головой.

– В чем дело? – спросила Санса снова, чувствуя, как пол уходит из-под ног – ты… Ты не хочешь… – Унижение затопило ее едкой волной, и она попыталась вырваться, но руки Сандора были крепкими, как железо.

– Хочу. Но не так. – Наконец, произнес он. – С тех пор, как я узнал, что ты жива, для меня нет никого другого. Но я хочу быть уверенным, что ты знаешь, что делаешь. Что тебе нужен я, а не сир Флориан. Что ты выбираешь меня – свободно и по собственной воле. Не из страха, благодарности, вины или долга – а потому что хочешь быть со мной. – он помолчал и криво усмехнулся. – Я говорю, как гребаный рыцарь из песни, да?

– Нет – тихо ответила Санса – ты лучше. Я выбрала тебя тогда, много лет назад, и выбираю сейчас. Тебя, Сандор из дома Клиганов. А сир Флориан – это ведь тоже ты, разве нет? Так почему ты сомневаешься?

Он погладил ее по щеке с такой нежностью, что Санса чуть не заплакала, и вдруг поняла – не только она изменилась. Тот Сандор, мучимый яростью, болью и постоянными сомнениями, не умел выразить все то, что из этого Сандора изливалось на нее точно сияющая теплая волна, в которой ее душа купалась, ощущая, как затягиваются раны, уходит все то, что терзало ее – тоска, боль, обида, гнев, одиночество.

– Я не сомневаюсь, Пташка. Просто хочу, чтобы ты легла в мою постель законной женой, а не тайной любовницей межевого рыцаря. Поэтому я скажу, что собираюсь сделать – Сандор уселся поудобнее, чувствуя, как тепло распространяется по телу от ее слов. – На днях я попрошу твоего брата освободить меня от службы и уеду – в Королевскую гавань. Говоришь, Джон Сноу дал мне помилование?

– А также земли и титул лорда.

– Что ж, спасибо ему, хотя я никогда об этом не просил. Тогда тем более, мне стоит увидеться с королем, и я надеюсь, его бешеная женушка не добавит мне новых ожогов – он заметил, как Санса вздрогнула при этих словах. Неужели она тоже ощутила на себе крутой нрав Дейенерис Таргариен? Ничего, они поговорят об этом потом – у них будут годы, чтобы наговориться, и дрожь предвкушения пробежала по спине – перед ним словно приоткрыли завесу, за которой было то, чего у него никогда не было, и о чем он никогда не мог и мечтать – счастье, которое длится годами, счастье без страха, сомнений и внутренних метаний, счастье, спокойное и постоянное, как смена дня и ночи.

– И ты вернешься за нами? – спросила Санса с надеждой – Путь до столицы и обратно займет полторы луны, и это если торопиться. Еще так долго!

– Не сразу – ответил Сандор неожиданно мягко – я должен заехать в Клиган-холл, раз уже теперь я там лорд по всем правилам.

– За ним следит мой управляющий – сын одного из знаменосцев моего брата. Тебе нет нужды там задерживаться.

– Это хорошо. Но, если я собираюсь забрать тебя туда, я хочу сначала взглянуть на все своими глазами.

– А потом? – спросила Санса напряженно.

– А потом я вернусь – как полагается, верхом на лошади, в цветах моего дома, с поводьями в левой руке, и соколом в правой. И при всех спрошу, согласна ли ты уехать со мной.

Санса даже рассмеялась:

– Неужели ты сомневаешься в ответе?

– Нет, но я хочу, чтобы ты дала его при всех.

Она помолчала и кивнула:

– Хорошо. Я сделаю так, как ты просишь. А что нам делать сейчас?

– Ты о чем?

– Ты ведь сказал, что не хочешь делать из меня тайную любовницу межевого рыцаря. Но ведь для всех ты пока еще сир Флориан… Так что же – мне уйти?

Невероятно. Сандор даже моргнул. Пташка, которая стеснялась раздеться при нем и пугалась его и своей страсти тогда, в Клиган-холле – играет с ним? Соблазняет его? Впрочем, было бы странно ожидать от нее робости после всего, что она пережила. Чувствуя, как желание снова овладевает им, он слегка оскалил зубы и сделал ответный ход.

– Сама-то как думаешь, Пташка?

– Поцелуй меня еще раз – Санса резко придвинулась к нему, и облизнула губы, дразня его и с темной, незнакомой ей прежде почти непристойной радостью видя, как его темно-серые глаза вспыхнули. – И как следует.

– Уж я постараюсь – пробормотал он ей в губы, придвигаясь ближе.

Это было похоже на танец – сначала медленный, осторожный, а затем все быстрее и смелее, дальше и выше. Им не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, как все было раньше, и в то же время – все было по-другому. В каждом взгляде, каждом поцелуе и каждой ласке читалась эта смесь старого и нового, знакомого и неизведанного, родного и незнакомого, тот путь, который каждый из них прошел по отдельности, но который в конечном счете вел их друг к другу. Каждый изливал друг другу душу языком тел, и каждый спешил выговориться и одновременно вобрать в себя то, что скажет другой, и в первый раз сила, с которой их влекло друг к другу, не испугала и не смутила ни Сандора, ни Сансу. Все было именно так, как должно было быть, и только так, как могло быть между ними. Санса сама не знала, плачет она или смеется, помогая Сандору и себе освободиться от остатков одежды. Она мельком успела подумать, что у нее грязные ноги, но, только она собралась об этом сказать, он закрыл ей рот поцелуем, а очень скоро ее перестало это заботить.

Сильнейший раскат грома заглушил громкий стон, который вырвался у них обоих одновременно, а затем дождь, полившийся с новой силой, накрыл башню точно пологом и отделил ее от всего остального мира.

***

Сандор лежал на спине, тяжело дыша, и обнимая Пташку, которая устроилась у него на груди, точно век здесь спала. Ничего себе! Кто бы мог подумать, что она его так утомит, но то была приятная усталость.

– Ну, теперь-то ты не сомневаешься в том, что я тебя хочу – прерывисто произнес он.

Санса удовлетворенно вздохнула и вместо ответа положила ногу ему на бедро, нежным ласкающим движением провела ей вверх – и негромко усмехнулась, услышав, как Сандор сдавленно охнул от ее прикосновения.

– Подожди немного, Пташка – неровным голосом сказал он – пожалей своего старого мужа.

– Такого уж и старого – прошептала она, покрывая поцелуями его шею. Сандор хотел было что-то возразить, но, когда ее рука скользнула вниз, смело и уверенно, в голове у него не осталось ни единой мысли. Второй раз было по-другому – неторопливо, нежно, сладко как легкий весенний мед, и Санса, казалось, открылась ему еще сильнее, чем в первый, а после того, как все закончилось, он тут же заснул, зарывшись лицом в ее волосы.

Они проснулись на рассвете, одновременно. Сандор потянулся, встал, распахнул ставни, и увидел, что двор замка заливает жемчужно-розовый рассвет. Снаружи было еще тихо, но он знал, что это ненадолго – вот-вот проснутся слуги, и двор наполнится людьми. Обернувшись, он посмотрел на Сансу – она, довольно растянувшись на постели, смотрела на него с такой любовью, что он в очередной раз подумал, что не заслужил ее. Подойдя к кровати он взял ее за руки и потянул вверх:

– Тебе пора идти, Пташечка, если не хочешь, чтобы нас застали – и тогда конец твоей добродетели.

Санса в ответ только улыбнулась, лениво и довольно:

– Весь Винтерфелл, Север и даже королевский двор столько лет сплетничает о моих многочисленных любовниках, что мне доставит удовольствие наконец-то подтвердить их подозрения. Но ты прав, мне пора идти, хотя я и не хочу расставаться с тобой – в ее голосе послышалась печаль.

– Это ненадолго. Не успеешь оглянуться. У тебя будет время поговорить с Недом.

– И все равно я буду считать дни. Возвращайся скорее, прошу тебя.

– Можешь в этом не сомневаться. Я редко даю обещания, но все, что я обещал тебе, Санса, я исполняю. – Она кивнула, натягивая рубашку – на краткий миг Сандор пожалел, что больше не видит скрытую под тканью прелесть – и набрасывая плащ с капюшоном.

Уже у двери она вдруг впилась в него руками, прижалась изо всех сил, рвано задышала в шею:

– Не хочу отпускать тебя. Я боюсь.

– Чего?

– Не знаю. Каждый раз, когда я начинала верить, что, теперь-то все будет хорошо, случалось несчастье, и мир рушился вокруг меня. Я не вынесу, если мне придется хоронить тебя еще раз.

– Тебе и не придется. Я вернусь к тебе даже из седьмого пекла, если надо будет.

Подкрепив слова поцелуем, Сандор, наконец, легонько развернул ее и подтолкнул к двери – Тебе пора, Пташка. Мы еще увидимся перед моим отъездом.

Провожая ее, он очень надеялся, что Санса не обернется, и не увидит его лица. Почему-то ему казалось, что в этот миг слишком уж смахивает на Неда Старка.

========== Глава 8. Дороги старые, судьбы новые ==========

Три дня спустя Сандор уехал. Чтобы не вызывать лишних пересудов, Санса вышла вместе с Недом, который хотел попрощаться со своим мастером-над-оружием. Сама она держалась спокойно, надев на лицо маску вежливого равнодушия, зная, что за ней скорее всего наблюдают слуги, к тому же, они уже простились как муж и жена сегодня ночью. Но Нед не мог похвастаться подобной сдержанностью. Стоя перед ней, он изо всех сил сдерживал слезы, но, когда сир Флориан присел перед ним на корточки и ласково потрепал по щеке, не удержался и всхлипнул. Поднимаясь, Сандор бросил на нее короткий, но выразительный взгляд из-под капюшона – несмотря на прохладное утро, на Сансе было то самое миэринское платье, и она надеялась, что он все поймет. Прощаясь с ней, он поклонился, она ответила ему сдержанным кивком и сказала:

– Да хранят вас боги на ваших путях, сир, и пусть помогут вам быстрее достигнуть той цели, ради которой вы нас так неожиданно покидаете.

Сандор поблагодарил ее еще одним поклоном, а затем быстро вскочил на коня и выехал за ворота, не оглядываясь, а Нед уткнулся лицом ей в платье и расплакался в голос. Какое-то время Санса стояла и смотрела ему вслед, чувствуя под своей ладонью вздрагивающие плечи сына, а затем с легким вздохом отвернулась, и, взяв его за руку, пошла в дом.

***

Если после отъезда Тириона Сансе казалось, что десять дней пролетели как одно мгновение, то после отъезда Сандора, наоборот, каждый день тянулся медленно, как целый год. Сколько бы она ни придумывала себе дел, у нее не получалось не думать о нем, и каждое утро, входя в Малый чертог, в глубине души ожидала, что Рикон ее обрадует новостью, что Сандор Клиган жив и собирается приехать за женой и сыном в Винтерфелл.

Это томительное ожидание, это нетерпение, отдававшееся зудом в теле, давалось ей нелегко. Порой, лежа без сна в своей широкой пустой постели, Санса то вспоминала три их ночи, проведенных вместе, ночи, в которых страсть и радость была приправлена еще и ощущением тайны и риска, то злилась на себя, что отпустила Сандора, вместо того, чтобы уговорить его открыться Рикону сразу же и уехать сразу всем втроем, то думала о Неде. Нед ее тревожил. Раньше он не склонен был грустить подолгу, впрочем, и серьезных поводов для этого в его маленькой жизни пока еще не было, но после отъезда «сира Флориана» он ходил как в воду опущенный. Корт продолжил учить его, но Санса, понаблюдав за ними издалека, поняла, что ее сын уже не испытывает от учения того удовольствия, что было раньше. В сердце Сансы поселилась тревога: что, если ее сын так привязался к «сиру Флориану», что не примет вернувшегося из небытия отца, отвергнет его любовь? Какой раной на сердце это будет для Сандора, сумеет ли он справиться со своей болью, найдутся ли у него силы заново завоевывать любовь Неда, только теперь уже открыто, не прячась под маской? Нужно ли объяснять Неду, что сир Флориан и его отец – это один и тот же человек? Сумеет ли он понять и принять это? Что ей делать, если все-таки случится худшее? Эти мысли только усиливали ее постоянное напряженное ожидание, Санса сделалась раздражительной и плаксивой, быстро уставала и утром подолгу не могла проснуться.

***

Всю дорогу до Королевской гавани Сандора тревожило странное, двойственное чувство. Он не солгал Пташке, сказав, что хочет все сделать правильно, честь по чести, но сейчас, оставив за спиной ворота Винтерфелла, он до сих пор видел перед своими глазами ее и Неда, слышал его плач и начинал сомневаться, что поступил правильно. Решил устроить представление, понимаешь ли, как какой-нибудь придурок, у которого голова забита песнями, книжками и преданиями о Эйемоне Рыцаре-Драконе, Сервине Зеркальном щите и прочих благородных идиотах. С другой стороны, стоило ему уехать, в нем поселились два противоположных желания – одно заставляло его торопиться и гнать лошадь вперед, чтобы скорее сделать все и вернуться к Сансе и сыну, другое наоборот, заставляло медлить и оттягивать миг встречи, наслаждаясь ожиданием предвкушая желанную встречу. При мысли о последнем его неожиданно бросило в жар – вспомнились те три ночи, что были у них с Сансой в его башне в Винтерфелле. Ничего подобного он раньше не испытывал ни с одной женщиной, включая и саму Пташку. Он начинал ждать ее уже после ужина, кусая губы и меряя комнату шагами, и, стоило двери отвориться, набрасывался на нее словно мальчишка, не умеющий держать себя в руках, а Санса уже не была боязливой и робкой юной девочкой, это была женщина яркая, страстная, открытая ему, и это сводило его с ума. И теперь эта женщина ждала его, и надеялась, и любила, и само знание этого наполняло его таким блаженством, что порой это пугало.

Королевская гавань, к его удивлению, ничуть не изменилась. Все тот же большой, шумный, грязный и вонючий город. Торговцы всех мастей орали, расхваливая товар, нищие клянчили милостыню, шлюхи подзывали клиентов, свешиваясь из окон, улицы были запружены народом, лошадьми, повозками, скотом на продажу. Его лошадь с трудом пробиралась к Красному замку по узким улочкам. Сандор подъехал к одному из боковых входов для слуг, и первому же попавшемуся велел найти короля и доложить, что прибыл лорд Сандор Клиган из Западных земель. Тот, видать, был из новичков – в ответ на имя новоприбывшего гостя он лишь кивнул с заносчивостью слуги из богатого дома и попросил «милорда» подождать во внутреннем дворе. Сандор пожал плечами и остался ждать. Явился конюшонок, принял у него лошадь и в небольшом дворике с апельсиновым деревом посередине воцарилась сонная жаркая летняя тишина, которую нарушал лишь далекий гул большого города да редкий треск сверчков. Сандор устало уселся прямо на землю под деревом – последние дни он торопился, поздно останавливался на ночлег и вставал до рассвета. Он прикрыл глаза, а миг спустя его уже кто-то вежливо тряс за плечо:

– Седьмое пекло! – по привычке он резко вскочил, рука сама потянулась к ножнам меча, и слуга – другой – испуганно отпрянул.

– П-простите, милорд, я не хотел оскорбить вас… – он смотрел на Сандора со страхом, и непрерывно кланялся, заглядывая в глаза.

– Прекрати трястись, дурак.

– С-слушаю, милорд… Их милости просили передать, что примут вас в комнате Малого совета. Прошу за мной.

Сандор поднялся, и, слегка хромая – левая нога затекла, пока он дремал на солнышке – пошел за слугой, хотя здесь провожатый ему не требовался, несмотря на долгое отсутствие, он по-прежнему хорошо помнил расположение комнат, залов, переходов и башен.

– Ты давно служишь здесь?

– В этом году двадцать пять лет будет, милорд.

– А, стало быть, ты служил еще королю Роберту Баратеону.

– Узурпатору Роберту Баратеону, если будет угодно вашему лордству.

– Хорошо соображаешь. Значит, ты и меня помнишь?

– Как не помнить, милорд.

– Поэтому я напугал тебя?

– Простите, милорд.

– Отвечай на вопрос, и не смей мне лгать.

– Слушаюсь, милорд. Не в обиду будь сказано, милорд, но в замке всегда ходили слухи, что нрава вы крутого, и вас лучше обходить стороной… Хоть и не такого, как у вашего покойного брата, да рассудит его Отец по справедливости.

– Скажи уж лучше – чтоб ему вечно в пекле гнить.

Они подошли к дубовой двери, и слуга с поклоном остановился.

– Прошу, милорд.

Сандор порылся в кошеле у пояса и достал серебряного оленя.

– Вот тебе, держи.

– За что, милорд?