Текст книги "Право на счастье (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Убит, миледи. Отравлен на собственном свадебном пиру. Вообразите себе наглость убийцы!

– Убийцы?

– Да, леди Санса. Им оказался его дядя, лорд Тирион. Бес. Он уже арестован и ждет суда.

Мейстер уставился на нее, моргая круглыми глазами и приглашая разделить его ужас, но Санса чувствовала только нарастающее облегчение. Сама того не подозревая, она продолжала бояться Джоффри даже здесь, в сотнях лиг от Красного замка, и теперь, когда сжимавшие ее сердце тиски спали, чувствовала страшную слабость.

– Действительно, печальный день для всего королевства – сумела пробормотать она – Простите меня, мейстер, я пойду к себе. Это известие меня ошеломило.

***

– Так значит, малолетний ублюдок подох! Ха! – Сандор разразился хриплым смехом, но быстро скривился и закашлялся – ребро дало о себе знать. Отдышавшись, он продолжил:

– Вот уж не думал, что когда-либо буду испытывать теплые чувства к Бесу. Но если это действительно сделал он, то, по крайней мере, ему будет что предъявить на том свете.

Санса очнулась от задумчивости и посмотрела на мужа:

– Если это сделал он? Вы сомневаетесь в том, что лорд Тирион – убийца?

– А ты зришь в корень, Пташка. Конечно, многие приплатили бы тому, кто избавит королевство от этого куска дерьма, но почему Бес? Какой ему резон убивать племянника, да еще и дать поймать себя за руку, если я ничего не путаю?

– Не знаю…

– Впрочем, какая разница? Засранец мертв, и желаю, чтобы его по трижды три раза отодрали в каждой из семи преисподних.

– Да, он мертв – голос Сансы звучал печально и задумчиво.

– Ты жалеешь о нем?

– Я жалею леди Маргери – разве не ужасно, когда уже второй муж умирает, да еще и на свадебном пиру?

– Думай лучше о себе, Пташка. О леди Маргери есть кому позаботиться. Он снова замолчал, потом отпил воды и заговорил тише:

– Я… Прости меня. Эти несколько дней я вел себя как свинья. – Краска бросилась ему в лицо, и он отвернулся, чтобы не видеть ее, и чтобы она его не видела.

Санса молчала, опустив взгляд на руки. Как всегда, когда он обнажал перед ней душу, она растерялась и сначала не знала, что сказать. Но затем – как и каждый раз – страх сменился жалостью и сочувствием, поэтому она молча подошла, села на постель и коснулась его руки.

– Ты болен сейчас, но твои раны скоро заживут, и тебе больше не придется проводить время в постели. Но мне было бы легче, если бы ты…

– Я буду, Пташка.

Он сжал ее руку – и мир был заключен.

Поздно вечером Санса сидела в солярии и глядела на огонь, слушая краем уха привычную болтовню Герты, которой не терпелось выложить все, что она услышала за этот день. Девушка так боялась Сандора, что в конце концов, Санса предложила ей совершать вечерний туалет в другой комнате. Сейчас она расчесывала своей госпоже волосы, ни на минуту не прекращая говорить:

– Я так ему все и сказала, миледи, а он ответил, что обязательно помолится за меня! Вот это праведник, не то что наши жирные септоны.

Санса обернулась:

– О ком это ты?

– О буром брате, миледи. Я ж вам рассказывала, что вчера я отпросилась в Ланниспорт, с теткой повидаться, а их там уже тьма-тьмущая.

– Кто эти люди?

– Они называют себя честными бедняками, миледи. Живут подаяниями, везут в столицу кости мучеников – септонов, септ и Молчаливых сестер, убитых на войне. Я с одним из них говорила – уж такой святой человек!

– Почему ты так думаешь, Герта?

– Он мне рассказал, что был солдатом в армии Фреев и оказался в Близнецах аккурат, когда… ну, когда все и случилось. А когда он увидел все это, то Неведомый коснулся его души, а Старица осветила ему путь своей золотой лампадой. Он понял, как греховно жил до сих пор, и с тех пор он служит только богам. Ой, миледи! Что же это я – я ведь сказала ему, кому я служу. А он сказал, что обязательно помолится о душах ваших погибших родных и о вас тоже.

– Это хорошо. Спасибо, Герта.

Служанка умоляюще наклонилась к ней:

– Леди Санса, вы ведь не сердитесь на меня? У меня оно само вырвалось, он такой человек, что перед ним прямо вся душа раскрывается.

– Нет, я не сержусь. Но ты и правда любишь болтать.

– Ой, что правда то правда. Не зря мне мать всегда говорила, что у меня язык как помело. А этот бурый брат еще просил передать, что если вы хотите поговорить и помолиться с ним, то он будет в Ланниспорте до конца этой луны, и его всегда можно застать в Старой септе за Гончарным рынком. А еще он просил передать вам вот это – Герта подала ей небольшой сверток.

– Что это?

– Он сказал, что это благословенный хлеб, испеченный с молитвой септами, которые идут с ними.

– Благодарю тебя. Принеси мне горячего вина, а потом можешь идти.

Небольшой круглый хлебец лежал на серебряной тарелке. Он оказался черствоват, и Санса решила его разрезать прежде чем есть. Но нож вместо теста наткнулся на что-то твердое и с неприятным звуком скребнул по препятствию. Неужели в муку попал камешек? Санса с некоторым трудом разломила хлеб на две половины, но внутри был вовсе не камень. Это была брошь, какими застегивают плащи – оправленная в серебро прыгающая форель из черного янтаря.

========== Глава 15. Рыба ==========

Гончарный рынок был расположен ближе к окраине Ланниспорта. Всадникам пришлось пробираться по узким улочкам, заваленным мусором и нечистотами, вокруг была брань, шум и вонь, но Санса ничего не замечала – в том числе и того, что сопровождавший ее гвардеец ругается себе под нос на чем свет стоит. Ее самообладания хватало только на то, чтобы судорожно сжимать поводья и держаться в седле как можно более прямо, чтобы не выдать дрожь.

Она и сама не знала, как у нее все получилось – получить разрешение кастеляна на поездку в Ланниспорт, придумать внятное объяснение для леди Дорны, а самое главное – ускользнуть из Кастерли Рок рано утром, когда Сандор еще спал – потому что Санса могла обвести вокруг пальца кого угодно, только не его. Даже если бы муж не захотел спрашивать, какого хрена ей вдруг понадобилось в город с утра пораньше (он никогда этим не интересовался), он неминуемо заподозрил бы неладное в ее нервных движениях и дрожащем голосе – и тогда, конечно, не оставил бы ее в покое, пока не выведал всю правду. Но именно правду Санса и не могла ему сказать. По крайней мере, сейчас.

Послание в хлебе было совершенно очевидным – дядя ее матери, сир Бринден Талли по прозвищу Черная Рыба разыскал ее. Санса никогда его не видела и мало о нем знала – только что он был строптив, холост, ушел из Риверрана служить ее тете леди Лизе, а затем присоединился к войску ее брата Робба, и что он, насколько Санса могла догадываться, избежал смерти во время Красной свадьбы. И теперь он хочет тайно увидеться с ней – зачем? Для чего? Чем ближе они были к месту встречи, тем тревожнее становилось на душе у девушки. Мятежный рыцарь и изменница – слишком рискованно, чтобы не бояться.

Впереди показалось круглое строение повыше остальных – это была септа. Как и все дома вокруг, она была сложена из бурого кирпича. Здание было старым, кое-где по стенам поползли трещины, на крыше росла трава. Санса подъехала к коновязи, гвардеец помог ей спешиться.

– Вы здесь надолго, миледи?

– Д-думаю, что да. Приходите за мной через час, не раньше.

– Ну так я пока пойду в ближайшую таверну, горло промочу, а потом за вами вернусь.

Она кивнула, и заметно повеселевший солдат ушел. Санса осталась одна – на крошечной площади перед септой, окруженной маленькими глиняными домишками. Кто-то сзади дотронулся до ее плеча – она резко обернулась, но увидела только скрытое бурым капюшоном лицо. Фигура молча поманила ее, и ей ничего не оставалось, как последовать за ней. Они прошли насквозь, девушка мельком увидела нескольких прихожан, стоявших на коленях перед алтарями – и через заднюю дверку вышли в крошечный дворик, где росло несколько облезлых кустов да стояла грубо сколоченная скамья. Брат подошел к ней, сел, и только, когда она опустилась на холодные грубо оструганные доски рядом с ним, откинул капюшон. Санса достала из муфты брошь и протянула ему. Тот взял украшение, и некоторое время вертел в пальцах – солнце играло бликами на янтаре, и оба молчали. Затем мужчина произнес:

– Ты похожа на Кет. Такая же красавица, какой она была в твои годы – даже еще красивее.

– Вы – сир Бринден Талли?

– Да. Я послал тебе брошь – и ты пришла. Это хорошо. Нам надо о многом поговорить, а времени мало. И это опасно. Здешние обыватели меня в лицо не знают, но стоит кому-то оказаться чуть умнее, – и мы с тобой покойники.

Сансу передернуло.

– Ты молчишь, девица. Тебе не о чем спросить? Я видел, как умерли твоя мать, твой брат и его жена.

– Вы позвали меня, чтобы рассказать об их смерти?

– Нет. Про их смерть тебе известно, а я хочу поговорить о живых. Ты осталась последней из всей семьи Старк. Понимаешь, ли ты, что это значит?

– Что у меня больше нет семьи.

Сир Бринден резко мотнул головой.

– Не в одной семье дело семье дело, девица…

– Я теперь замужем.

– Да, я слыхал. За цепной шавкой Ланнистеров. Об этом мы тоже поговорим. Ты знаешь, что твой брат написал завещание?

– Завещание?

– Да. Король Робб, узнав о твоем замужестве, написал перед поездкой в Близнецы завещание, в котором исключил из наследования тебя и твоих будущих детей.

Сансе показалось, что ее ударили, на глазах выступили слезы. Робб ведь поднял войну потому, что они с Арьей оказались заложницами в Красном замке, он сражался с Ланнистерами, чтобы вернуть их, а теперь выходит, что он легко отказался от сестры только потому, что ее принудили к браку с их вассалом!

– Неужели я виновата в том, что король по своей воле и по своему приказу выдал меня замуж за человека по своему выбору?

Сир Бринден удивился:

– Вина? Не говори глупостей. Это всего лишь политика. Робб не знал, выживет ли он и не знал, родит ли его Жиенна сына или дочь. Бран и Рикон убиты, Арья пропала и, очевидно, тоже мертва – неужели ты думаешь, что он мог позволить детям такого человека как Сандор Клиган, сидеть на троне Винтерфелла и всего Севера? Впрочем, это уже неважно – Робб умер, и теперь этой бумажкой можно разве что подтереться. Теперь единственная наследница Севера – ты.

– Я?

– Да, ты. Неужели это непонятно? Ты – последняя из Старков. Трон под мальчишкой Томменом еще слабее, чем под Джоффри, и в скором времени лорды Севера и Речных земель с радостью поднимут знамена с лютоволком, но есть одно препятствие.

В голове у Сансы все путалось, ей казалось, что это все какой-то странный, непонятный сон. Она – королева? Она – наследница Винтерфелла и Севера? Бред, морок, сказка.

– Что, если я не хочу быть королевой?

– Глупость и ребячество. Красоты тебе не занимать, но умом ты, похоже, пошла в своего покойного отца – тот был благороден до мозга костей, это его и сгубило. Пойми, Санса – либо на трон Винтерфелла сядешь ты, либо там окажется Русе Болтон, который лижет задницы Ланнистерам. Надеюсь, ты не забыла, что именно он воткнул кинжал в спину Роббу, твоему брату? И ты позволишь этому человеку осквернить место, где сидел твой отец, а до него твой дед, а до него – сотни поколений Старков?

– Война окончена. Север проиграл.

– Война не окончена, пока есть люди, готовые сражаться. А они есть, поверь мне. Я не один.

– Сир Бринден – вы ведь из Речных земель, и всегда служили дому Талли. Почему вас так тревожит судьба Севера?

– Я дал клятву верности Роббу Старку. Я предложил ему свой меч и сражался за него. Я не хочу, чтобы его дело погибло. Что до дома Талли – боюсь, он обречен. Мой племянник лорд Эдмар в плену, мой брат Хостер умер, а моя племянница Лиза упорствует в своем безумии, отгородившись от всего мира в Долине. И кроме того – тихо добавил сир Бринден – я очень любил Кет. В память о ней я хочу помочь тебе.

Санса впервые посмотрела в его глаза – ярко-синие, как у ее матери и ее самой – и увидела за суровостью воина и тепло, и скорбь. С неожиданной лаской он протянул руку и погладил ее волосы:

– Ты и вправду очень похожа на свою мать. Мне сейчас даже кажется, что передо мной Кейтилин.

Санса смахнула со щек набежавшие слезы и кивнула, готовая слушать дальше.

– Как я и сказал – лорды Севера готовы будут поднять оружие за тебя в нужное время, но есть одно препятствие.

– Какое же?

– Твой муж.

Санса ожидала услышать что угодно – «деньги», «Ланнистеры», «Болтоны» или даже «Станнис Баратеон», но не это.

– Как он может быть препятствием?

– А как ты думаешь, почему твой брат исключил тебя из своего завещания? Лорды Севера не потерпят предателя Болтона на троне Винтерфелла, но еще менее они готовы будут терпеть отродье вассала Ланнистеров.

– Но мои дети будут внуками Эддарда Старка.

– Что такое кровь матери по сравнению с именем отца? Так или иначе, этот брак необходимо будет расторгнуть. Скажи мне правду, племянница – ты беременна?

– Я… я не… как вы можете об этом спрашивать? Нет.

– Это хорошо. Вот если бы ты носила его ребенка, тогда было бы гораздо сложнее объявить ваш брак недействительным.

– Но это невозможно! Нас объявили единым целым перед ликами богов и людей!

– Ошибаешься. Верховный септон за деньги объявит что угодно – в зависимости от того, за что ему заплатят. Тебя выдали замуж насильно – это достаточная причина, особенно если подкрепить ее золотом.

– Но я не хочу этого!

Лицо сира Бриндена стало жестким как кремень:

– Короли не могут делать, что хотят. Твой брат не понимал этого – и поплатился жизнью. Это должно быть для тебя достаточным уроком. Санса, даже если ты по каким-то причинам считаешь себя чем-то обязанной этому человеку – он стоит между тобой и Винтерфеллом.

– Все равно – тихо, но твердо ответила она – он мой муж, я его жена. Мы одно целое.

На этот раз голос дяди звучал сердито:

– Семеро, неужели все девчонки такие глупые! Как мне втолковать тебе – женившись на тебе, этот Клиган уже подписал себе смертный приговор. Пока он – твой муж, ты не можешь заключить брак с равным тебе и не получишь поддержку дома твоего мужа, а значит, любой, кому нужно, чтобы ты стала свободна, захочет его убить.

– Сандор Клиган – один из лучших воинов в королевстве – Санса, незаметно для себя, произнесла это, гордо выпрямившись.

– Даже самый лучший из воинов не выживет, если на него нападут сразу двадцать, тридцать или пятьдесят человек. Но все можно обставить и проще – западня, ловушка, отравленный кинжал или чаша вина – да хоть Безликого нанять. Поверь, тот, кому нужен будет Север и ты, не поскупится и на большее.

Глаза Бриндена Талли горели гневом и жаждой мести. Санса смотрела на него, и думала о том, что любые ее слова – что она дала священные обеты, что Пес спас ей жизнь, как и она ему, что между ними есть невидимая, хрупкая связь, – будут для него всего лишь лепетом тринадцатилетней девчонки. У Черной Рыбы есть свои священные обеты – и он готов на все, чтобы исполнить их. А еще Санса с горечью поняла, что рыцарь пришел сюда не ради нее, что она сама– не нужна ему. Ему нужна память о Кейтилин Талли, память о Роббе Старке, королевство, за которое он будет сражаться, дело, которому он будет служить. Она – только подходящее воплощение всего этого.

– Каков же будет твой ответ, королева-на-Севере?

– Не надо называть меня так, сир Бринден. Я не королева – у меня нет королевства и замка, я всего лишь дочь изменника и заложница.

– Все может измениться, если ты согласишься бежать со мной.

– Как я могу сбежать из твердыни Ланнистеров?

– Вместе с Честными бедняками. Кто будет разглядывать септу в оборванной робе или, того лучше, Молчаливую сестру? Я могу устроить и то, и другое. Вижу, тебе нужно подумать, но помни – времени у нас мало. Мы пробудем здесь еще десять дней, пока не соберутся все, кто хочет идти с нами в Королевскую гавань. Если решишь бежать со мной – приходи к этому сроку сюда на закате. Но если не придешь, знай – с этой минуты ты для меня чужая, и даже ради памяти Кет я пальцем не пошевельну, если ты попадешь в беду.

С этими словами Черная Рыба закрыл лицо капюшоном и, не прощаясь, ушел. Какое-то время после его ухода Санса неподвижно сидела на скамье, не замечая холода и начавшегося дождя со снегом. Ее душу раздирали противоположные стремления: с одной стороны, к себе тянул север – там было ее место, ее дом. А долг перед отцом? Неужели имя Старков, правивших этим краем восемь тысяч лет, бесславно сгинет? А память о матери? Что бы она сказала? Винтерфелл встал перед ней во всей своей древней мощи и своеобразной красоте, от тоски по дому заныло сердце. По другую сторону был только он – мужчина с обожженным лицом, называвший ее Пташкой. Разве можно было сравнивать одно с другим? Но Санса не могла забыть, как он говорил с ней, как смотрел на нее, как целовал ее, как защищал ее, как спасал ее жизнь, не могла забыть слова, сказанные ей в септе перед богами. Мысль о том, чтобы расстаться с Сандором, вызывала у нее смутное, но сильное чувство – она не знала, что это, она только понимала, что все в ней противится плану Черной Рыбы.

Как он сказал ей тогда – ее родители не встанут из могилы, если она уморит себя. Но воскресит ли их очередная война? Бринден Талли верит, что лорды поднимутся за нее, но у Сансы этой веры не было. Север – в тысячах лиг отсюда, у Болтонов войско и деньги, а она – нищая, и у нее только один сторонник – немолодой рыцарь. Но дело было даже не в этом. Санса не была уверена, что хочет стать королевой. Знатные лорды в высоких замках играют в престолы – и сейчас она только фигура на чьей-то доске, но получится ли у нее стать игроком? Она не могла не понимать, что для этого потребуется и ум, и хитрость, и сила – что из этого было у нее? Ничего. «Что мне делать?» – спрашивала она про себя. Благородный лорд Эддард, ее отец – что бы он сказал про подкуп верховного септона, обман, нарушение обетов, побег, новую войну, игру чужими жизнями? Ответ пришел тут же. А она, Санса, похожа на своего отца, и она приняла решение.

Гвардеец уже ждал ее у коновязи, притоптывая ногами, чтобы не замерзнуть. Девушка позволила ему подсадить себя в седло, и маленькая кавалькада в молчании двинулась в обратный путь к Утесу. Если перед встречей с сиром Киваном душу Сансы терзала тревога и волнение, то теперь ее точил страх собственной слабости и того, что у нее не получится сделать то, что она задумала – и что получится, тоже. А если решимость откажет ей? Если она потерпит неудачу? Она как могла убеждала и подбадривала себя: все через это проходят, это неизбежно, это необходимо, это должно произойти, наконец. Если она сумеет забеременеть и родить от Сандора ребенка, тогда она будет прочно связана с ним до конца дней, и тогда уже никто не сможет объявить их чужими друг другу даже за все золото Бобрового утеса.

========== Глава 16. Одно тело ==========

Дни, которые Сандор Клиган провел в постели, выздоравливая после турнира, напоминали прокисшую овсянку – мерзко на вид, мерзко на вкус, и всегда одно и то же. Когда, наконец, мейстер, ощупывая своими белыми холодными пальцами его ногу, сообщил, что он достаточно окреп, чтобы вставать, но еще недостаточно здоров, чтобы сражаться, он до того воспрял духом, что готов был улыбнуться этому засранцу. Этот день ему запомнился – но совсем по другой причине.

После перерыва он был рад вновь спуститься на учебный двор, надеть пропахший потом кожаный панцирь и взять в руки тупой меч, даже угрюмые рожи солдат – и те его радовали, не говоря уже о небе и свежем воздухе. Жизнь быстро вошла в уже привычную колею – муштра, легкий обед, затем снова муштра до вечера, баня и ужин в большом зале. После трапезы он хотел прогуляться по стенам – за последнюю неделю комната ему обрыдла, – но Пташка робко коснулась его рукава и попросила подняться наверх поскорее.

По парапетам гулял уже почти зимний ветер, и холод вместе с любопытством погнали его назад, в тепло. В солярии царил приятный полумрак, огоньки свечей и пламя в камине отбрасывали на стены причудливые движущиеся тени. В конце тяжелого дубового стола, за которым они обычно ели вместе, сидела Пташка. Она уже переоделась, и поверх ночной сорочки он различил какую-то распахнутую хламиду с меховой оторочкой – должно быть, очередной подарок жены сира Кивана. Все вокруг выглядело мирным и уютным, но в воздухе чувствовалось напряжение, которое заставляло его кожу покрыться неприятными мурашками. Очевидно, дело было в Сансе, но как Сандор ни ломал голову, пока скидывал тяжелые сапоги, чулки и кожаный дублет, догадка не приходила.

Вечно испуганная служанка внесла на подносе два кубка с горячим вином с медом и пряностями, но он едва заметил ее присутствие. Один кубок девица поставила перед Сансой, другой – рядом, а когда она ушла, Пташка жестом пригласила его сесть рядом, и улыбнулась – и что-то новое было в этой улыбке, она напомнила ему ночь после турнира – он тогда здорово напился, и наутро мало что помнил, кроме того, что он опять болтал чушь под звездами.

Все меньше понимая что-то в происходящем, Сандор сел, поднес питье ко рту и сделал большой глоток. Пряное и сладкое, вино согревало желудок, тепло растекалось по венам. Санса тоже отпила из своего кубка и посмотрела на мужа. Оба молчали. Она изо всех сил держалась, чтобы скрыть свое волнение и выглядеть спокойно и расслабленно, а Сандор ощущал, как хмель уносит с собой его обычную скованность в присутствии Пташки и без стеснения любовался на нее. Огонь играл на ее рыжих волосах, делая их похожими на языки пламени, но этот огонь, в отличие от настоящего, не пугал его и не отталкивал. Наоборот, ему казалось, что он не опалит его, а согреет, зато сожжет ту тоску и злобу, которые темной жижей плещутся у него в душе. Так они и сидели, не произнося ни слова, время от времени делая по глотку вина и изредка встречаясь глазами – Санса краснела, а в серых глазах Сандора наоборот, начинали пробегать искры. Какое-то время спустя Пташка вдруг без предупреждения неторопливо поднялась из-за стола, улыбнулась ему еще раз, и ушла, окончательно сбив Клигана с толку. Он посидел еще с минуту, наблюдая за тем, как пламя отбрасывает блики на серебро, а затем вздохнул, поставил кубок на стол, и отправился навстречу своей еженощной пытке.

Дверь спальни была, против обыкновения, полуоткрыта. Босые ноги и мирийский ковер заглушили его шаги, поэтому Пташка его не заметила. Сандор вошел как раз в тот момент, когда она, повернувшись спиной к двери, распустила завязки на ночной рубашке и тонкая ткань беззвучно легла на пол, выпуская на волю волну рыжих волос. Не веря своим глазам, Сандор оступился и врезался спиной в дверь, – и в этот миг девушка обернулась и сквозь упавшую на лицо прядь посмотрела прямо ему в глаза.

***

Санса Клиган лежала на спине и смотрела в темный потолок. Свечи уже почти догорели, в камине тлели угли, медленно отдавая накопленный жар. Деревянные ставни слегка поскрипывали под осенним ветром, издалека можно было услышать крики каких-то ночных птиц да шаги часовых на стенах. Ей нужно было встать и помыться, но что-то как будто сковало ее по рукам и ногам, не давая двигаться. Она пыталась разобраться в том, что чувствует, но темнота не помогала ей, впрочем, и не мешала тоже. Санса медленно повернула голову и посмотрела на своего мужа, – мужчину, забравшего ее невинность. Тот крепко спал, лежа на животе и повернувшись к ней здоровой щекой, а мускулистая рука была протянута к ней, то ли присваивая, то ли охраняя. Дыхание его было ровным, горькие складки на лице разгладились, оно выглядело умиротворенным, мягким и молодым – по нему можно было догадаться, как выглядел бы Сандор Клиган, если бы брат не сжег его лицо.

Что же она почувствовала тогда? Боль? Да, ей было больно – так больно, что в какой-то момент пришлось закусить ладонь, чтобы не закричать в голос. Страх? Ее старый враг, ее всегдашний мучитель не покинул ее даже и тогда, когда ее решимость была как никогда твердой, и вряд ли Сандор этого не заметил. Стыд? Конечно, ей было стыдно. Она сама разделась перед ним, сама… соблазнила его, сама дала ему касаться себя там, где никто прежде ее не трогал, и все остальное тоже. Наслаждение? Если бы только знать, что это. Санса помнила, как хорошо ей было в лесу и тогда, на Золотой дороге, но, если постель и приносит женщине удовольствие, она за страхом и болью ничего не ощутила. Но, с другой стороны, Сансе живо помнилось и то, как он жадно целовал ее губы, шею, плечи и даже грудь, как шептал что-то невразумительное, упираясь лбом в подушку рядом с ее лицом, в то время как его плоть двигалась внутри, и то, как странно было ощущать его тело без одежды тесно прижатым к ее собственному, помнила и то, как она, не зная, куда девать руки, обняла его за спину, внезапно ощутив какая нежная и гладкая у Сандора кожа там, где нет рубцов и шрамов – почти как у женщины… Но, пожалуй, главным чувством было облегчение. Свершилось, наконец. Она стала женщиной, стала его женой по-настоящему. А еще в глубине души маленьким огонечком теплилась радость – радость от того, что все ее сомнения и метания оказались глупостью: Сандор определенно хотел ее – да что там, он сгорал от желания, и ему-то точно было хорошо. Теперь он будет брать ее снова и снова, и даже если ей каждый раз будет так же больно, – она сможет забеременеть и родить от него ребенка. И тогда они будут вместе. Всегда.

***

Пропели третьи петухи. Сандор мгновенно – как всегда – проснулся, открыл глаза, и увидел Пташку. Его жена спала, дыша ровно и глубоко, и скупой серый рассвет делал более четкой линию плеча, руки, спины. Остальное было скрыто под одеялом. Ему пора было вставать, одеваться, начинать новый день, а он никак не мог оторвать взгляда от этой кожи цвета сливок и рыжих волос, не мог перестать вдыхать ее запах и заглушить в себе желание никуда не уходить, а вместо этого разбудить ее, и снова, уже при свете, повторить то, что было несколько часов назад… А услужливая память уже подсовывала ему картины прошедшей ночи.

В тот самый миг, когда она обернулась, ее синие глаза словно заглянули в самую его душу, и продолжали смотреть, пока он, словно на привязи, шел к ней. Сандор помнил, как взял в ладони ее лицо, и придвинувшись близко-близко, прошептал, почти касаясь ее губ своими:

– Ты действительно хочешь этого?

Ее колотило – от страха, не от страсти – но она кивнула.

– И знай, Пташка – я не смогу трахнуть тебя только один раз и забыть об этом. Я буду делать это снова и снова, потому что я хочу тебя больше всего на свете.

Пташка кивнула опять и поцеловала его – легко, точно и правда птичка крылом задела.

Сандор держал в голове, что он должен обращаться с ней бережно, не испугать, дать ей время, но все равно – кажется, никогда в жизни он так быстро не раздевался. Его жена тем временем, ждала его в постели, натянув одеяло едва ли не до подбородка. Сандору вдруг вспомнился мятеж Грейджоя и осада Пайка с кораблей – пол качался под его ногами точь-в-точь как палуба тогда.

Дальнейшее он помнил отдельными яркими вспышками: вкус ее губ и ее кожи, которым он никак не мог насытиться, нежную мягкость девичьей груди с твердыми розовыми вершинками, шелковую гладкость живота, бедер, плеч, ягодиц. Помнил свое отчаянное желание овладеть ей целиком и полностью, и одновременно дать то, чего никогда и никто не давал ей; помнил и родившуюся в нем острую, затапливающую нежность, похожую на боль от раны – ему пришлось спрятать лицо, чтобы Пташка не увидела внезапных глупых слез. Помнил крик, который она издала, когда он забрал ее девичество. Помнил то, как из последних сил сдерживался, стараясь быть осторожным, и тот миг, когда силы кончились, и мучительное чувство вины за то, что он не может прекратить, перемешалось с удовольствием, так что невозможно было отделить одно от другого. Наконец, он помнил освобождающий взрыв наслаждения, когда проливалось его семя и то, как он, когда все закончилось, тяжело дышал, крепко обняв Пташку, которую он сделал женщиной. Своей женщиной. Своей женой.

Он снова и снова повторял это про себя: «Моя жена. Моя женщина. Моя» – и на лице появлялась странная ухмылка, а внутри рождалось несвойственное ему обычно торжествующее чувство, и это было охрененно приятно, да что там, – седьмое пекло, это был великолепно! Внук неграмотного псаря, безродный мечник, дезертир, поимел их всех – недоноска в короне, его стерву-мамашу, его советников, Беса-карлика, который был готов трахать все, что движется, даже ее благородную родню – всех, кто хотел бы распорядиться телом девочки более выгодно. Он первый взял то, что больше не достанется никому. И он никому ее не отдаст. Никогда.

Комментарий к Глава 16. Одно тело

На этом первая часть закончена.

========== Часть 2. Глава 1. Черные крылья ==========

– …Верите ли, леди Санса, эти Тиррелы такие ушлые, все никак не уймутся. Мало того, что они поддержали изменника Ренли, так теперь, раз не получилось выдать их розочку за нашего бедного Джоффри – тут голос говорившей вздрогнул от близких слез – они, кажется, уже положили глаз на малыша Томмена. Хоть бы траура постыдились…

Санса кивала, слушала, но мысли ее были далеки от происходящего в Королевской гавани и причитания леди Дорны ее не трогали. Гораздо важнее было сохранять невозмутимый вид и не делать ошибок в вышивке теперь, когда за последние десять дней ее жизнь изменилась так сильно. Несколько ночей ее мучили кошмары, в которых сир Бринден, одетый в робу бурого брата, с горящими гневом глазами обвинял ее в предательстве Старков и Севера, а потом он превращался в ее мертвого отца, и вокруг отрубленной головы Эддарда Старка вились мухи, и самым страшным было ожидание, что вот-вот он откроет глаза, а ей нельзя ни зажмуриться, ни отвернуться… В этот миг Санса просыпалась с криком – дрожащая, с колотящимся сердцем и мокрая от пота. Первый раз она так боялась заснуть, что пролежала с открытыми глазами до самого рассвета, время от времени умываясь холодной водой. Но на второй, ее крик разбудил Сандора – Сансе стало стыдно, но на ее торопливые извинения он только скривил помятое, сонное и от того еще более уродливое лицо, и молча прижал ее к своему боку. Ей было неудобно, жарко, тесно, но, как ни странно, она почти сразу провалилась в сон. В последующие разы даже будить никого не требовалось – она просыпалась, чувствуя рядом тепло, ровный ритм чужого дыхания и уже ставший привычным запах – и засыпала, успокоенная. В одну из таких ночей, уже на границе между сном и явью, она успела подумать, что, как туман исчезает под жаркими солнечными лучами и обнажает твердую почву, так и ее страх перед Сандором Клиганом постепенно развеялся, открыв ей то чувство, которое скрывалось под ним с самого начала – ощущение безопасности.