Текст книги "Право на счастье (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

–Ох, не знаю, миледи, но ведь королевская свадьба должна быть пышной, не так ли?

–Да, очевидно.

Санса погрузилась в свои мысли, не слушая болтовню. Маргери выходит за Джоффри, не зная, какое он чудовище. Ее, конечно, будет охранять сир Лорас, но все-таки… В душе Сансы переплеталась жалость к Маргери и облегчение, что не ей уготована эта судьба. А ведь когда-то она была готова на все, чтобы стать королевой. Глупая, глупая маленькая девочка, голова которой была набита песнями. Но теперь-то уж она хотя бы немного поумнела, и радуется тому, что у нее есть. Теперь она знает цену красивым словам и улыбкам. Уроки, полученные ей, были горькими, но принесли пользу. Следующий вопрос Герты вывел ее из задумчивости:

– Как думаете, миледи, кто победит на турнире?

– Каком турнире?

– В честь Нового года. Сир Киван каждый год устраивает тут турнир, а до него так делали лорд Титос и лорд Тайвин. В это году он будет без хозяина, так как сир Киван уедет в Гавань на королевскую свадьбу. Так что сегодня в Утес начнут съезжаться лорды и рыцари, а через несколько дней состязания начнутся.

– Все-то ты знаешь, – засмеялась ее госпожа.

– А то как же, миледи! Ведь я везде бываю, со всеми болтаю, слушаю да запоминаю, что говорят, – с видимой гордостью ответила служанка. – Так как думаете – кто победит?

– Мой муж.

– Простите, если я говорю что-то не то, миледи, но почему вы так уверены?

– Он выиграл турнир десницы в Королевской гавани, а там собрались лучшие рыцари всех Семи королевств. Он даже выбил из седла самого сира Джейме Ланнистера. Не думаю, чтобы здесь был хотя бы один рыцарь, равный сиру Джейме.

Санса оглянулась – глаза Герты возбужденно блестели в предвкушении турнира. Еще бы – такое развлечение для слуг и служанок. Она не сомневалась, что ее слова о будущей победе Сандора будут сегодня же обсуждаться по всем углам Кастерли рок, и усмехнулась про себя. Она не лгала и не притворялась перед горничной – она действительно не сомневалась в том, что здесь нет воинов, равных ее мужу, и желала ему победы. Турнир для нее был отголоском былой мирной жизни, где не было горя и смертей, где царствовали красота, смелость и благородство.

Следующие несколько дней замок наполнялся людьми, которые приносили с собой шум и суету. Рыцари, лорды, оруженосцы, конюхи – казалось, они были повсюду. И каждый считал своим долгом непременно рассмотреть с головы до ног дочь изменника Эддарда Старка, обесчещенную браком с гвардейцем-дезертиром. Санса от этих взглядов чувствовала себя грязной, и если конюхи не скрывали того, что исподтишка пялятся прежде всего на ее грудь, то знатные мужчины обставляли свое любопытство так, что ей было невозможно уклониться от встреч и кратких бесед. Она старалась как можно больше времени проводить в своей комнате, и спускалась в большой зал только на ужины в обществе леди Дорны и ее дочери. Сир Киван уже уехал – до Королевской гавани путь неблизкий, а он должен был непременно успеть на королевскую свадьбу. Больше всего Санса тревожилась, как бы эти взгляды и сальные шуточки о собаках и волках не дошли до ушей ее мужа. Она боялась, что он не сумеет сдержать свой гнев, и оставит ее молодой вдовой.

К счастью, все было благополучно. Внимательно наблюдая за Сандором, она не замечала в нем привычных признаков гнева и ярости, а если ей казалось, что он более хмур и сердит, чем обычно, то старалась успокоить его робкими поцелуями в щеку или лоб. Каждый раз, приближаясь к мужу, она продолжала в глубине души бояться, что он ее оттолкнет, но вместо этого он либо просто смотрел на нее, либо неловко обнимал в ответ и гладил по волосам. Не отдавая себе в этом отчета, Санса начала искать поводы все чаще прикасаться к нему – она будто приручала дикого зверя, и в то же время сама чувствовала, что ей становится легче и спокойнее, когда сильные руки обнимают ее.

Сандор записался на турнир, но пока не сообщал об этом никому, кроме сира Кивана, у которого пришлось просить на это разрешения. Тот дал согласие, предупредив, что в его отсутствие в замке достаточно воинов, чтобы пресечь любые попытки пленников сбежать. На это Пес только криво ухмыльнулся, коротко поклонился и вышел. Тогда он думал, что делает это, чтобы произвести впечатление послушного и верного пса, чтобы Пташка ничего не боялась и думала, что их тюремщики благоволят к двум изменникам.

Но неожиданно, нашлась еще одна причина – и она тоже была связана с его женой. Она думала, он не замечает, какими взглядами ее провожают приезжие межевые рыцари; не слышит, какими словечками они награждают ее, когда поблизости нет женщин. Сандор не подавал никому виду, как у него чесались кулаки каждый раз, когда он замечал происходящее. Но на этот раз он решил удержать свой гнев – до поры до времени. Он не подавлял его – о, нет. Он холил его, лелеял и взращивал, чтобы обрушить всю его мощь на это шлюхино отродье тогда, когда никто не сможет его за это осудить или наказать.

Пташке он ничего не сказал – только еще больше ее пугать, она и так смотрела затравленно. Зато она почему-то решила, что если будет целовать его при каждом удобном случае, то ничего дурного не случится. Сразу видно, что его женушка ничего в мужчинах не понимает, но чего скрывать – это согревало душу, пусть даже ласка и была вызвана страхом, достаточно сильным, чтобы она забыла о его уродстве. Сначала Сандор не хотел как-то отвечать на ее объятия – унизительно принимать за чистую монету попытки надеть на Пса намордник из шелковых лент, но с каждым разом решимость его таяла, и кто бы его за это осудил? Плохо только то, что девочка не понимала, в какую опасную игру играет. Каждый раз он не знал, не закончится ли это тем, что она окажется на спине, и тогда уже ничто его не остановит. Скорее бы турнир – он выбьет из седла с десяток межевых рыцарей, гнев утихнет, а Пташка перестанет бояться каждой тени и изображать из себя заботливую и ласковую жену.

В день открытия турнира выпал первый снег, и Санса радовалась этому все утро. Она не думала, что так соскучилась по снегу – он напоминал ей о доме, о давно прошедших счастливых днях, где самым большим горем была разбитая коленка, а самым страшным врагом – младшая сестрица. Где-то сейчас Арья, жива ли она? Санса знала только, что сестра пропала незадолго до казни их отца, и с тех пор никто ее не видел. Конечно, было бы глупо надеяться, что маленькая девочка выживет в одиночку, скитаясь по разоренным войной землям, но в самой глубине души Сансы тлела слабая надежда на то, что Арья каким-то чудом уцелела.

Место для турнира находилось в нескольких лигах от замка – на самом Утесе проводить состязания было невозможно. Чтобы туда добраться, надо было почти час ехать в медленной колымаге по Золотой дороге. К полудню на богато – по-ланнистерски – украшенных трибунах начали рассаживаться зрители – местные дворяне, не принимавшие участие в состязаниях, дамы, девицы, наиболее богатые из торговцев. Простой люд толпился за веревкой, ограждавшей турнирное поле. Высокое место кастеляна замка пустовало. Санса села рядом с Жанеей Ланнистер и засунула руки в муфту, чтобы они не замерзли. Сир Бенедикт Брум, – мастер-над-оружием, выполнявший обязанности распорядителя, встал, взмахнул алым платком, и турнир начался.

Герольд по очереди выкликал пары рыцарей, которые должны были сражаться на копьях, те салютовали трибунам и разъезжались по разным концам поля. Из-под копыт коней летели комья земли, с треском ломались копья, лязгали доспехи, орали и ревели зрители. Санса думала про себя, что турнир этот выглядит жалко по сравнению с тем, что она видела в столице, но для местных крестьян это было главным развлечением года. Она также заметила, что участники – главным образом, вассалы дома Ланнистеров и межевые рыцари на их службе. Из других земель почти никого не было. «Война выкосила их как косой» – подумала Санса – «лучшие погибли, а мы видим остатки рыцарства». Ей вспомнился Робб, ее брат, погибший так ужасно, и на глаза навернулись слезы. Она сморгнула их, и в это время герольд объявил:

– Лорд Гавен из дома Вестерлингов против Сандора из дома Клиганов.

Вокруг нее волной пошел шепот, краем глаза Санса заметила, что люди толкают друг друга локтями и ухмыляются. Она покраснела и опустила глаза вниз, но в голове снова зазвучали слова септы Мордейн: «Учтивость – доспехи леди». Санса подняла голову, расправила платье на коленях и улыбнулась, оглядывая толпу. Оба всадника как раз подъехали к трибунам. Новенькие латы и шлем с плюмажем из белых и золотых перьев на лорде Гавене резко контрастировали с подчеркнуто простыми, видавшими виды доспехами Пса. Санса посмотрела прямо на мужа и кивнула ему, надеясь, что он поймет это как знак ее одобрения и поддержки. Тот молча отсалютовал длинным турнирным копьем и поехал в свою сторону поля. Его поношенный темно-серый плащ смотрелся грязной тряпкой на фоне разодетых остальных рыцарей. По сигналу лошади начали медленно двигаться навстречу друг другу, потом все быстрее, быстрее, и на какую-то долю секунды Сансе стало страшно, что произойдет, если они столкнутся… Но столкновения не произошло – наконечник копья Сандора ударил точно в грудь Вестерлингу, и тот, рухнул на землю, громыхая, как тележка лудильщика. Его противник одним движением развернул коня и подъехал к трибуне для салюта. Толпа восторженно вопила, а Санса снова улыбалась, чувствуя непонятную гордость.

– Как ловко ваш муж ссадил лорда Вестерлинга, миледи! – дочка сира Кивана наклонилась к Сансе, обдав ее запахом каких-то сладких благовоний.

– Я и не сомневалась в этом, леди Жанея.

– Что ж, ваша вера в супруга понятна и похвальна, но ведь лорд Вестерлинг уже в зрелых годах, а поглядим, каково будет мужу вашему выступить против Могучего Вепря.

Санса только вежливо улыбнулась.

Сандор побеждал своих противников одного за другим с одного раза. Только одному или двум удалось слегка задеть его копьем, но это не уменьшило силы и точности его ударов. Наконец, герольд объявил последний поединок, который должен был определить победителя первого дня турнира:

– Сандор из дома Клиганов против сира Лайла из дома Кракехоллов.

Могучий Вепрь в своих роскошных доспехах смотрелся по-настоящему грозным воином, а длинное копье, раскрашенное в черные и коричневые полосы он держал так, как будто оно было не тяжелее веточки. Отсалютовав трибуне, противники встали на исходные позиции и по сигналу распорядителя начали медленно двигаться навстречу друг другу. Даже неискушенный зритель мог заметить, что, в отличие от Вепря, который весь так и дышал мощью и силой, его противник устал, а его конь движется медленнее.

Огромная масса из железа и плоти начала набирать скорость, копье Кракехолла целило в живот противника, который уже и сам несся на него галопом. За несколько мгновений до столкновения Вепрь вдруг изменил направление удара и копье с громким треском врезалось в грудь Пса рядом с шеей. Санса ахнула и прижала руки ко рту. Коричнево-черное копье с обломанным наконечником валялось в стороне, Неведомый, хрипя и кося глазом, бежал по полю, а всадник волочился за ним – его нога застряла в стремени, шлем слетел с головы. Через какое-то время бег коня замедлился, и Сандор страшным усилием подтянулся поближе, и, цепляясь за упряжь, забрался в седло.

– Шлем и копье! – хрипло прокричал он.

Двое мальчиков-прислужников резво исполнили требуемое. Прихлопнув латной перчаткой забрало, Клиган взял копье наперевес и отправился на свой конец поля, будто ничего не произошло. Кракехолл торжествующе взревел, и, выхватив запасное копье из рук своего оруженосца, двинул коня. На этот раз зрители не кричали, наоборот – над полем повисла тишина, которую нарушал только стук копыт и лязг доспехов. Кракехолл решил применить свой прием во второй раз, но теперь Сандор был к этому готов, и в нужный момент едва заметно отклонился сам, одновременно направляя свое копье точно в лицо сира Лайла. Тот, инстинктивно пытаясь избежать столкновения, сдвинулся чересчур сильно, его копье дрогнуло и воткнулось в землю. Могучий Вепрь полетел из седла коленками назад, размахивая руками, а усталый всадник на уставшей лошади шагом двинулись к трибуне. Толпа, с которой будто сняли заклятие молчания, принялась орать, реветь, топать ногами и хлопать в ладоши, приветствуя победителя.

Все тело Сандора ныло, голова наливалась чугунной тяжестью. Левую лодыжку дергала боль, рот наполнялся кровью. Проклятье. Гребаное самолюбие. Какого хрена он устроил тут это представление? Что, первого места захотелось? Славы, признания, денег? Но настоящий ответ был другим, и Клиган не стал себе лгать: он снова хотел почувствовать себя живым. Он почти забыл, каково это – сражаться с равным себе противником. Эти несколько часов его душа пела от наслаждения, пусть даже копья здесь были турнирными, а мечи тупыми. Все равно это было наслаждение, почти такое же, как от женщины, хотя и немного другое. Дело было еще и в Пташке – он чувствовал ее взгляд, ее внимание, и, как бы глупо это ни звучало, хотел произвести на нее впечатление. Что ж, дело сделано. Он взглянул на трибуны: леди Дорна аплодировала ему, ее пухлощекая дочка улыбалась, но он смотрел только на Сансу – она сидела бледная, взволнованная, и во взгляде девушки он разглядел ту смесь тревоги и восхищения, которую, сам того не подозревая, тайно желал увидеть.

Леди Дорна поднялась, какая-то из ее дам подала ей гирлянду из зелени и тепличных цветов. Сир Брум прочистил горло и провозгласил:

– Победителем в поединках на копьях объявляется Сандор из дома Клиганов!

Толпа заревела еще пуще, когда сама жена сира Кивана спустилась вниз на поле, чтобы увенчать победителя. Когда он увидел это, то понял, что придется спешиться, а между тем, больше всего на свете ему хотелось сейчас рухнуть где-нибудь, и лежать там, пока гул в голове не стихнет. Вместо этого он медленно сошел с лошади, но стоило опереться на левую ногу, ее пронзило такой болью, что он едва не взвыл и удержался на ногах только благодаря тому, что уцепился за уздечку, повиснув на ней всей тяжестью.

Одной рукой неловко он стащил с головы шлем, сплюнул на траву кровь и склонил голову перед Дорной Ланнистер, даже не трудясь изобразить улыбку. Та, не глядя ему в глаза, надела на шею украшение победителя и поспешила вернуться на свое место. Сандор с этим хомутом на шее, тут же почувствовал себя призовым бычком на ярмарке, и понял, что надо убраться поскорее, чтобы можно было сорвать с себя эту хрень и, наконец, выпить. Вот только как он это сделает? Он ведь и шагу ступить не может, голова кружится, того и гляди рухнет на радость зрителям. К счастью, подоспел один из мальчишек-конюхов и протянул руку, желая взять у него поводья. Клиган наклонился к нему и прохрипел:

– В пекло лошадь, займешься ей потом. Помоги мне дойти до навеса, а потом позови мейстера. Моей жене ни слова. – Тяжело опираясь на плечо мальчика, он захромал в сторону большого навеса, растянутого на кольях, где расположились домашние рыцари Утеса. Он надеялся, что у Сансы хватит ума не бежать за ним при всех, а совсем хорошо будет, если она придет достаточно поздно, чтобы не заметить, насколько ему плохо.

Конечно же, она прибежала тут же. Мейстер закончил смазывать какой-то дурно пахнувшей мазью мелкие порезы и ссадины.

– Мой муж сильно ранен? – похоже, Пташка бежала, вон как задыхается.

– Не очень, миледи. Он сильно ушибся головой, упав с лошади, сломал себе ребро и сильно вывихнул лодыжку. Я как раз собираюсь вправить ее. Может быть, вам лучше выйти? Это не совсем подходящее для леди зрелище.

– Я останусь. – Санса взглянула на Сандора, подошла к изголовью лежанки и взяла его за руку.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверена – так же спокойно ответила она.

– Что ж, дело ваше. Тогда держите его крепче и вставьте в рот вот это – мейстер протянул ей полоску кожи. – Не сопротивляйтесь, милорд – добавил он, глядя на Сандора – я думаю, вы не хотите откусить себе язык. – Не будь здесь Пташки, Сандор знал бы, как ответить этому недоноску так, чтобы тот и думать забыл ему указывать, но, чувствуя ее маленькую ладонь в своей, он просто молча подчинился и закусил солоноватую кожу, хранившую вкус чужой слюны и крови.

Мейстер осторожно взялся за вывихнутую ногу, примерился и дернул – Сандор сдавленно вскрикнул, на миг сжав руку Сансы с такой силой, что чуть не сломал ее, но дергающая боль в ноге прошла.

– Я постараюсь затянуть ногу как можно туже, миледи, как и его ребра. Но еще неделю милорд не сможет ходить, и должен как можно больше времени проводить в постели. Ну, а для отправления естественных нужд он всегда может воспользоваться костылями. Если же сейчас он хочет отправиться на пир в свою честь, то я могу попросить отнести его туда на носилках.

– Если ты, засранец недотраханный, еще раз заговоришь о носилках, то… – Сандор тяжело сглотнул и сплюнул на землю еще один сгусток крови.

– Думаю, он уже на пути к исцелению. Благодарю вас, мейстер Холворт – торопливая учтивость Сансы не загладила грубости Клигана, а только сделала ее еще более заметной.

Мейстер холодно кивнул и ушел.

Санса повернулась к мужу:

– Вы действительно хотите пойти на пир?

– Если это единственный способ надраться – то да, хочу. И потом, я-то знаю, как Пташка любит пиршества и не захочет пропустить сегодняшнее.

– Я с радостью проведу этот вечер с вами – Санса старалась говорить искренне, но скрыть свое сожаление до конца не вышло, потому что Пес только криво усмехнулся в ответ:

– Ты забыла, что я чую ложь, как собака – кровь. Помоги мне обуться, дай какой-нибудь костыль, и пошли.

***

В конце концов, все оказалось вовсе не так страшно, как боялась Санса. Они доковыляли до большого алого шатра, где были накрыты столы, и она ни разу не упала, несмотря на то, что ей на плечи давил тяжелый груз все время, пока они шли. Как победителя, Сандора в виде исключения усадили за высокий стол, и ей было немного непривычно сидеть рядом с ним в окружении блестящих дам и рыцарей. Ее муж большей частью молчал, много ел, а еще больше пил. Местные лорды как будто на время позабыли свой страх перед его лицом и презрение к дезертиру, и время от времени провозглашали здравицы в его честь. Один сир Лайл сидел мрачный и надутый – его слава первого рыцаря Западных земель была посрамлена, и кем – безродным выскочкой, которому место на виселице!

Через несколько часов у Сансы от усталости перед глазами начали кружиться черные точки. Ее муж, несмотря на большое количество чаш дорнийского красного, не утратил своей наблюдательности, и, сжав ее плечо, тихо сказал:

– На сегодня хватит. Идем, а то заснешь прямо здесь.

Подозвав слугу, он приказал ему что-то, чего Санса не услышала, затем, не прощаясь ни с кем (леди Дорна и Жанея уже давно вернулись в замок), встал, и, все так же опираясь на Сансу одной рукой, и на толстый горбыль – другой, – захромал к выходу из шатра. Большинство гостей уже были достаточно пьяны, чтобы не обращать на них внимания, а те, кто был потрезвее, нашли себе развлечение в виде хорошеньких служанок. Никем не замеченные, они вышли в холодную осеннюю ночь. Зима подобралась сюда уже достаточно близко, и теперь по ночам земля начинала подмерзать, а при дыхании были видны облачка пара. Около шатра стояла повозка и лошадь, внутри обнаружилось шерстяное одеяло и его серый плащ, заляпанный грязью. Закутавшись в свой, она села на расстеленное одеяло и подождала, пока Сандор присоединится к ней. Она хотела было помочь ему, но чутье удержало ее от этого – ему сейчас не нужна ни ее помощь, ни ее жалость. Наконец, он уселся рядом, и они тронулись.

На полпути к Утесу, там, где Золотая дорога с поросшей вереском холмистой пустоши сворачивала к собственно скале, Сандор остановился.

– Что-то случилось, милорд? – нарушила молчание Санса.

– Сколько раз я говорил тебе, что я не лорд – ворчливо ответил он. – Отлить мне нужно, вот что случилось.

– Вам… помочь?

Он коротко хохотнул:

– Нет уж, Пташка, с этим я как-то до сих пор справлялся без чужой помощи.

Санса порадовалась, что сейчас темно – никто не видел, как густо она покраснела. Конечно, она росла в окружении братьев и Теона, но никто никогда в ее присутствии не говорил «отлить», а когда она один раз застала их в горячих прудах за купанием, ей было так стыдно, что она три дня мучилась, плакала и не спала по ночам. «Все изменилось» – одернула себя Санса. Теперь она не ребенок, а взрослая женщина, и должна смириться с тем, что ее муж таков, каков есть. От мыслей ее отвлек звук льющейся струи, и последовавший за ним вздох облегчения.

– Пташка – послышался хриплый голос с той стороны повозки – там где-то должен быть мех с вином. Принеси мне… пожалуйста.

Нашарив в темноте требуемое, она осторожно слезла на землю и подошла к нему. Сандор стоял, прислонившись спиной к деревянному остову, и смотрел вверх – там, где на огромном покрывале из черного бархата, словно драгоценные камни, были рассыпаны звезды. Вслед за ним Санса подняла голову, и какое-то время оба молчали. Затем Сандор взял у нее вино и сделал долгий глоток.

– Хочешь?

– Не знаю.

– Я уже тебе говорил – красное, точно кровь. Все, что нужно мужчине или женщине.

– Нужно для чего?

– Чтобы отпустить себя на свободу.

Чтобы не замерзнуть, Санса взяла у него мех и прижала влажное горлышко ко рту. Вино было крепким, она едва не закашлялась, но скоро по венам стало растекаться тепло.

– О чем ты думаешь? – хмель придал ей смелости, а может, безрассудства.

– Почему ты спросила?

– Ты всегда так молчалив, Сандор. Я никогда не знаю, что у тебя на уме. – она ступила на зыбкую почву, но слова уже были сказаны.

– Хочешь знать, о чем я думаю? Сейчас я думаю о том, что у богов извращенное чувство юмора. Когда я в прошлый раз вез тебя с турнира, стояло лето, я был телохранителем принца, а ты была его невестой, а сейчас – кто ты? Кто мы?

– Мы муж и жена… милорд.

Сандор вздохнул, забирая у нее мех:

– Ты прячешься за этим «милордом», думая, что это слово – щит, который закроет тебя от меня.

– Ни от кого я не прячусь.

– Врешь – уже второй раз за один день. Ты боишься, меня, Пташка.

Он повернулся к ней, и в темноте Санса не могла видеть его глаза, и это вправду напугало ее. Надо было как можно быстрее нарушить это молчание, в котором время замедлялось, а воздух наполняло предвкушение чего-то одновременно страшного и сладкого.

– Я не думаю, что наш брак – случайность – медленно произнесла она.

– Почему? Если бы в тот день мальчишка не вздумал подшутить над твоей родней, или если бы лорд Тайвин оказался поблизости, моя голова уже давно гнила бы на пике, а твоя хорошенькая головка согнулась под тяжестью короны.

– Я верю, что боги заботятся о нас, и что у каждого у нас есть своя судьба.

– Маленькая Пташка продолжает чтить богов, да? После всего, что ты видела, все еще веришь, что Отец справедлив, а Матерь милосердна?

– Не надо говорить со мной как с ребенком, сир. Да, я верю в богов.

Темная фигура рядом с ней хрипло рассмеялась.

– Волчица показывает клыки? Посмотрим, как сильно ты кусаешься, девочка. Что до богов – ты же северянка, верно? У вас там молятся деревьям, при чем здесь Семеро?

– Мой отец был северянином, но матушка выросла в Речных землях, и принесла с собой веру Семерых – к горлу, как всегда при воспоминании о родителях, подкатил ком, голос задрожал.

– И ты молишься и тем, и другим, надеясь, что хоть кто-то услышит. Может, так и надо… Эй, ты что? Плачешь?

Санса замотала головой, чтобы не выдать себя. Только не перед ним, не перед этим ни во что не верящим, ненавидящим все озлобленным человеком, с которым она теперь связана на всю жизнь!

Тень придвинулась, а затем она очутилась в его объятиях. Грубая ткань дублета колола щеку, и, вдохнув ставший таким знакомым запах – шерсти, кожи, пота, лошадей, вина и его собственный, – поняла, что успокаивается. Руки Сандора по-прежнему держали ее, макушкой она ощущала его дыхание.

– Все еще боишься меня, Санса? – почти прошептал он.

– Нет – ответ прозвучал приглушенно.

– А сейчас? – мозолистые пальцы привычным жестом ухватили ее за подбородок и подняли лицо кверху.

– И сейчас нет.

– А теперь? – Сандор придвинулся так близко, что она могла почувствовать запах пряностей и меда в его дыхании.

– Нет. А ты боишься меня?

– С хрена ли мне тебя бояться?

– Кто знает – она тоже понизила голос, и что-то в его ответе открыло ей, что она угадала правильно, а еще – что сейчас он в ее власти, как тогда, в ночь битвы при Черноводной, только сильнее.

– Как странно – каждый раз, когда мы с тобой возвращаемся с турнира, разговор сворачивает на какую-то хрень – Сандор говорил мягко, неторопливо, и даже скрежет металла о камень в его голосе был почти незаметен.

– Может, все дело в звездах?

– Может быть. А может, в вине. Или в том, что мы с тобой здесь одни.

– Я никому не рассказала.

– Что не рассказала?

– Твою тайну, Сандор.

Руки сжали ее крепче.

– Боялась, что я убью тебя? – с этими словами он одной рукой отбросил с плеча ее волосы и легонько поцеловал Сансу в шею.

– Да. И нет. Я чувствовала, что ты доверился мне, и поэтому молчала.

– И все же ты боялась – теплые, чуть липкие мужские губы продолжали осторожно касаться ее – подбородок, щека, висок.

– Ты меня пугал.

Он резко отодвинулся от нее и смотрел сверху вниз, тяжело дыша. Санса, повинуясь все тому же чутью, подняла руку, и погладила щеку Сандора. Он стоял все так же молча, не шевелясь, и Санса поняла, что это ее рука удерживает мужчину – от чего? От того, чтобы отпустить ее или от того, чтобы продолжить поцелуи? А чего она сама хочет сейчас?

После долгого молчания Сандор сказал совсем другим голосом:

– Пальцы у тебя совсем ледышки, леди-жена. Залезай в повозку, нам пора возвращаться.

Остаток пути оба они не проронили ни слова, и только засыпая рядом с тихо похрапывающим Сандором, Санса ощутила укол разочарования от того, что волшебство, овладевшее ими под звездами, снова растаяло, ничем не закончившись.

========== Глава 14. Хлеб ==========

Следующую неделю Сандор провел в постели. Санса старалась не отлучаться от него, и эта была самая тяжелая неделя с тех пор, как она лечила его после бичевания у септы Бейелора. Иногда ей даже хотелось, чтобы он потерял сознание. Тогда она поняла, что есть люди, не созданные для безделья и покоя, и оставаться долго на одном месте для них – пытка. Сандор Клиган оказался именно таким, и теперь, когда он вынужден был лежать целыми днями, его и без того тяжелый характер стал и вовсе невыносимым. Она молчала и старалась угодить ему – а что ей еще оставалось? Он ворчал, ругался, требовал одну за другой бутылки вина, снова ругался, не желал пользоваться ночным горшком, а упрямо хромал в нужник, держать за стену, и скрипя зубами от боли, и отказывался следовать указаниям мейстера. Так продолжалось уже четвертый день, когда она, наконец, не выдержала и расплакалась прямо посреди его очередной тирады о том, как его затрахало лежать и не двигаться, как ему противна еда, питье, постель и вообще, пусть весь гребаный мир катится в трижды трахнутое седьмое пекло.

Увидев ее слезы, Сандор резко замолчал, и просто смотрел на нее, а чувство вины уже начало когтями рвать его душу – что, во имя семи преисподних, он делает? Как он себя ведет? Он, всегда в глубине души считавший себя лучше галантных рыцарей? Клиган вспомнил данное самому себе обещание накануне их свадьбы – «Никто ее не обидит», и вот теперь сам нарушил ее. Вина уже сжигала его изнутри, но его язык, минуту назад извергавший изощренные ругательства, теперь словно онемел.

– Пташка…

– Простите меня за эту слабость, она скоро пройдет.

Он дернулся, словно его ударили.

– Я… – слова застряли в горле.

Санса посмотрела на него внимательно, и вытерла слезы.

– Если лорд-муж разрешит мне, я выйду ненадолго подышать воздухом. А вы съешьте ваш обед, пока он не успел остыть.

Сандор принялся жевать свинину, которая показалась ему безвкусной, но после пары кусков он отшвырнул вилку. Злость на себя самого была такой сильной, что требовала немедленного выхода. Не думая, он попытался встать, но ногу и ребро прострелило так, что он снова рухнул на постель, выдав заковыристое богохульство. Он знал, что будет дальше – Пташка освежится, успокоится, наденет свои доспехи, и вернется сюда, вежливая и холодная, как кусок льда. И это сейчас, когда они только-только начали доверять друг другу, сближаться. На смену злости пришло отчаяние – он все время разрушает все, что она создает.

Когда-то он не представлял, что будет делать с Сансой, оказавшись связанным с ней брачными клятвами, а теперь понял, что уже не представляет жизни без нее, и желание добиться ее… расположения снова завладело им с дикой силой. Но как это сделать? Он готов убить любого за один ее ласковый взгляд, но что-то подсказывало Сандору, что его маленькой жене нужно совсем не это. Тогда что? Лгать себе не было смысла – он знал, что: ласка, забота, нежность, защита. Но разве он на это способен – мясник, убийца, Пес Ланнистеров? Разве он знает, как отличить нежность от похоти, заботу от тирании, ласку от насилия? В нем все это выжгли, когда ему было семь, и с тех пор он хорошо умел только одно – убивать. Но она – это жизнь, а не смерть. Либо он сумеет добиться ее, либо погибнет. Другого пути нет.

Холодный воздух высушил остатки слез, но не мог изгнать из ее души злость и гнев, так неожиданно проснувшиеся в ней по отношению к Сандору. Неужели она за все свои старания не заслужила хотя бы вежливости с его стороны? В том, что благодарности за заботу и уход ей не дождаться, Санса уже не сомневалась – если для этого было недостаточно спасения его жизни, то что говорить о простых ранах после турнира. После того странного, волшебного вечера, когда они возвращались с пира, надежда на лучшее забрезжила в ее душе с новой силой, но теперь Сансе казалось, что она просто в очередной раз все придумала. Что же ей остается? Семья, честь, долг. Как всегда. За размышлениями она не заметила, как оказалась недалеко от башни, где жили вороны, но дойти до нее не успела – навстречу спешил мейстер Холворт. Тот был страшно взволнован, и держал в руке пергамент.

– Добрый день, мейстер. Как хорошо, что я вас встретила – нельзя ли попросить у вас еще немного того травяного отвара…

– Миледи, идемте скорее в большой зал, сейчас недосуг. Скорбные известия из столицы, я немедля должен объявить их всем.

– Что случилось?

– Король умер.

– Умер? – Санса остановилась как вкопанная, сердце забилось быстрее, колени ослабели. – Как?