Текст книги "Подъем (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
* * *
Маша
– Запрыгивай, – командую я и устраиваюсь на водительском сидении. – Есть что-то, о чем бы ты хотел рассказать?
Семен мотает головой, растерянно улыбаясь, и начинает почесывать за ухом своего заметно подросшего пса.
– Уверен? – не могу не улыбнуться, и разворачиваюсь вполоборота.
– Бабушка сдала? – все же решает не оттягивать сын, раздосадовано бросая взгляд в сторону подъезда.
– Что за сленг?
– Так им будет веселее…
– Конечно, впрочем, как и нам, – выезжая со двора, отзываюсь спокойно.
– То есть?
– У кошки, которую ты подобрал, блохи, Семен. И наверняка глисты. Так что сегодня у нашего Дюка будет очень насыщенный день. Сейчас мы отправимся к ветеринару, а после хорошенько вымоем бедолагу для профилактики.
– Правда?
– Честнее некуда. Как хоть ее назвали?
– Симка.
– В честь фиксика, что ли?
– Нет, – закатив глаза, улыбается мальчишка, расслабляясь и расстегивая куртку. – В честь тетеньки из любимого бабушкиного сериала.
– Серафима, значит, – удивляюсь маминой находчивости, радуясь, что этот фильм не выпустили на экраны раньше, иначе я вполне могла лишить облезлую уличную кошку ее нового имени, опередив по всем фронтам.
– Чем ты занималась?
– Спала, работала, ходила в гости к тете Ире, – немного привираю, пока не желая знакомить ребенка с той стороной своей жизни, где мою постель согревает незнакомый ему мужчина.
– А я созванивался с Алисой. Мы с ней вчера пятнадцать минут разговаривали, – заявляет, гордо вздернув подбородок, словно он уже успел покорить девичье сердце.
– И как? У вас там все серьезно? – стараюсь не улыбаться, чтобы не отбить у него охоту делится со мной своим первым любовным увлечением.
– Ну мама! – все же Семену не повезло и он унаследовал-таки мою совершенно не нужную способность заливаться краской.
– Что? Я же должна быть в курсе!
– Думаю, я ей тоже нравлюсь. Жаль, что она живет в Москве. Мы могли бы ходить гулять… Блин!
– Эй, – возмущенно поворачиваюсь к нему, всем своим видом показывая, что не потерплю ругательств, но сын лишь округляет глаза:
– Кажется Дюк помочился на сидение…
– Черт! – я ударяю ладонью по рулю и съезжаю с дороги, словив в зеркале усмехающийся взгляд сына. – Что? Мне можно.
– Потому что ты взрослая?
– Потому что теперь мне оттирать обивку!
Семка крутиться рядом с сугробом, пока нашкодившая собака нарезает вокруг него круги, обвивая поводком его зимние сапожки. Отыскав в багажнике небольшой пакет с измявшейся ветошью, я старательно устраняю последствия собачьего недержания, когда меня застает врасплох хорошо знакомый голос.
– Это попахивает преследованием, – смеется Титов, любуясь открывшейся ему картиной. – Могла бы просто позвонить, а не караулить меня у офиса.
– Вот еще! – выбравшись из салона, помахиваю зажатой двумя пальцами тряпкой. – Все дело в нашей собаке и ее неспособности выбирать более приемлемые места для своих испражнений.
– Гадость, – без зазрения совести он отбрасывает в сторону отобранную майку, уже выцветшую и совершенно не пригодную для носки, после чего берет горсть снега с земли и старательно потирает ладони. – Не хочешь выпить кофе, раз уж твой пес устроил нам внезапную встречу.
– Кажется, я уже пила с тобой чай пару часов назад, – забывшись, тяну его за карман куртки, резко одергивая себя, едва замечаю выглядывающего из-за его спины Семена, внимательно следящего за происходящим.
– Мам? – он удивленно впивается своими глазами в Титова, пряча подбородок под воротом своей курточки, а я стараюсь придумать, что же ему сказать. “Сема, познакомься с моим любовником," – будет явным перебором для его детской психики. Интересно, как Андрей представлял ребенку свою пассию, и сковывало ли его чувство неловкости от щепетильности сложившейся ситуации.
– Привет, – первым находиться Сергей, протягивая ему руку, словно перед ним взрослый мужик, а не изумленный третьеклассник.
– Здравствуйте, – сняв свою перчатку, отвечает на приветствие Семка, заметно смутившись.
– Это Сергей, – решаюсь все же вставить слово, и повожу плечами, желая сбросить оцепенение. – Мой хороший друг.
Дюк начинает суетиться, обнюхивая Титова в надежде лизнуть его, словно он манящая сахарная косточка, и мужчина присаживается на корточки, чтобы потрепать его холку.
– Ретривер? – заручившись кивком Семкиной головы, он тепло улыбается, отворачиваясь от шершавого языка четвероногого. – У меня в детстве был пудель.
– Да ладно? Это же девчачья собака, – немного расслабляется Семен, старательно сдерживая развеселившееся животное.
– Ну, это большое человеческое заблуждение. Они очень умные и прекрасные охотники
– Да ладно? Я думал, они годятся только бантики носить.
– Я же говорю, их несправедливо недооценивают.
– А Дюк умеет давать лапу, – желая похвастаться, Сема подходит ближе, выставляя вперед ладонь и отдавая команду. – Это я его научил. Дедушка обещал весной ходить с нами на собачью площадку. Ну со всеми этими штуками, – рисуя руками в воздухе абстрактные фигуры, улыбается Сема.
– Здорово. Уверен, из него выйдет толк.
Мой сын довольно хмыкает переполненный гордостью за своего верного друга, а я чувствую облегчение, что все прошло не так ужасно, как я успела нафантазировать. Конечно, мой сын не имеет ни малейшего понятия, какие отношения связывают меня с Сергеем, но даже такой невинный диалог – услада для моих ушей.
– Можешь садиться, только стряхни снег с ботинок, – киваю в сторону машины, и улыбаюсь, когда довольный Семен махает Титову на прощание, и забирается на сидение.
– Домой?
– Нет, – мотаю своей головой. – В ветлечебницу. Пока мы с тобой прохлаждались, мой тимуровец притащил в дом родителей худющую грязную кошку. Хочу удостовериться, что наш пес не успел обзавестись блохами.
– Разумно. Я так понимаю, обойдемся без поцелуев? – улыбается мужчина, извлекая на свет ключи от своей Ауди.
– Боюсь, придется подключить воображение. Я пойду, – испытывая неловкость, все же не могу удержаться и бегло поправляю ворот его рубашки, торчащий из наполовину расстегнутого пуховика.
– Ладно. Пообедаем в среду?
– Да, – и направляюсь к машине, улыбнувшись ему напоследок.
– А откуда ты его знаешь? Он с папиной работы?
– Нет. По-твоему, все солидные мужчины трудятся на твоего отца? – смеюсь, выезжая на дорогу.
– Ну, мало ли…
– Он сын Светланы Викторовны, соседки снизу.
– Ааа. Вот мам, мы с тобой здесь Дюка врачу показывали, – заерзав, тычет пальцем в сторону огромной вывески.
– Ну, пошли. Будем проводить тщательный осмотр…
Маша
Она появляется на моем пороге внезапно, оглашая помещение звуком задетого колокольчика, висящего над входной дверью. Медленно проводит рукой по ворсу своей черной шубы, немного склоняя голову набок, отчего палантин, заменяющий ей шапку, съезжает, заставляя ее беззвучно выругаться себе под нос. Прислушиваясь к разговору дамы, с которой она появилась в магазине, Светлана Викторовна придирчиво скользит глазами по прилавкам, все еще не замечая, что я испуганно втянула голову в плечи, впервые за эти пару лет, устыдившись своего занятия. Отодвинув свой ноутбук и свернув вкладку с анкетами соискателей, я делаю глубокий вдох, бегло взглянув на свое отражение в висящем напротив прилавка зеркале, которое служит скорее предметом декора, поскольку покупателям нет нужды крутиться рядом с ним, проверяя, как они выглядят с зажатой в руках игрушкой. Женщины о чем-то болтают, замирая у полок, изредка снимая с выкрашенного дерева труды моих многочасовых работ.
– Девушка, – даже не повернув головы в мою сторону, подзывает меня спутница Титовой, – не могли бы вы нам помочь?
У меня нет выбора. На негнущихся ногах я выхожу из-за конторки, одергивая белоснежную рубашку, с красующимся на груди бейджиком, мечтая провалиться сквозь землю. Почему именно сегодня, когда моя кассирша решила уволиться и отправиться на свою малую родину, похоронив мечту о жизни в большом городе, искрящемся неоновыми вывесками?
– У нашей подруги на днях юбилей и мы бы хотели приобрести куклу. Она коллекционирует их, – поясняет покупательница, в то время, как мы с соседкой обмениваемся взглядами: Светлана Викторовна зыркает, из-под своих слегка тронутых тушью ресниц, проходясь по моему телу глазами, не оставив без внимания ни круглые носы лакированных лоферов, ни выбившуюся прядь моих вьющихся волос, а я вскидываю бровь, удерживая на кончике языка, закономерный вопрос: “Не ожидали?”.
– Вы и вправду сами сотворили это чудо? – взяв в руки куклу, облаченную в серое пальтишко и связанный крючком берет, восхищается женщина. – Это же просто великолепно!
– Идея не моя. Скорее попытка создать что-то столь же прекрасное, как и работы Мэгги Яконо. Это мой первый опыт, так что могу предложить лишь три экземпляра, – снимая еще двух девчушек, демонстрирую им свою гордость. – Как скоро состоится празднование? Многие листают каталоги, и я изготавливаю игрушку на заказ.
– В эту субботу. Света, ты только посмотри! Леночка придет в восторг!
Пожалуй, возьмем всех! Но будем иметь в виду, что возможен индивидуальный заказ.
Сережина мама продолжает молчать, не выказывая одобрения и не посылая в меня шаровые молнии, а я вдруг задумываюсь, отчего она с таким легко читаем в глубине взора пренебрежением задерживается на моем бейджике, но не старается уколоть, а лишь шумно выпускает воздух из легких, сжимая пальцами крокодиловую сумочку, отчего кожа на ее костяшках натягивается, грозясь треснуть от еле сдерживаемой злости. А она, действительно, зла. Пылает праведным гневом глядя на женщину, недостойную и волоса с головы ее успешного сына. Интересно, работай я, к примеру, лаборанткой в сельской школе, а не имей в своем владении собственный магазин, она сочла бы меня интеллигентной добропорядочной гражданкой?
* * *
Сергей
– Не смей! Не смей нас позорить! Ольга видела ее и наверняка запомнила! Кто угодно, но не продавщица! – отрезает мама, когда я устраиваюсь за столом в ее просторной кухне.
– С каких это пор, торговля стала вдруг унизительной? – знаю, что она терпеть не может, когда я курю в ее доме, но не могу удержаться и все же щелкаю зажигалкой, прикрывая глаза от удовольствия, когда выпускаю струйку дыма.
– Кто ты, а кто она!
– И кто я, если не секрет? – стряхнув пепел в фарфоровое блюдце, подпираю щеку рукой, с зажатым между пальцами фильтром.
– Ты уважаемый человек! Мой сын!
– Большей глупости я никогда не слышал. Чтобы ты знала, я тоже в какой-то степени торговец. Строю – продаю, отлаженная схема, знаешь ли…
– Не сравнивай! Она торговка, обыкновенная заурядная разведенка!
– Как и ты. Или ты предпочла забыть, что и тебя развод не обошел стороной?
– Хочешь меня обидеть? Не старайся, слова давно меня не трогают!
– Я просто пытаюсь помочь тебе взглянуть на ситуацию трезво.
– Трезво? – ухмыляется, теперь говоря куда спокойнее. – Зачем она тебе? Что ты о ней знаешь?
– Достаточно, чтобы принять для себя решение, – неспешно потушив окурок, под осуждающим оком матери, делаю глоток крепкого кофе.
– Сережа, у нее ведь сын!
– Не вижу в этом проблемы.
– Зато вижу я! Это тебе не шашни крутить с молоденькими красотками! Это прежде всего ответственность.
– Интересно… Теперь ты за нее переживаешь?
– Не говори ерунды! Плевать я хотела на ее чувства! Я ведь тебя знаю, делиться ты не привык! А ребенок требует внимания.
– Положим, ревновать ее к сыну я не собираюсь…
– А как же Арина? Девчонка по уши в тебя влюблена!
– Ей двадцать два! Ощущаешь масштаб временной пропасти между нами?
– Зато отец у нее депутат!
– С каких это пор я нуждаюсь в чьем-то участии? Ты пересмотрела мыльных опер.
– Что ж ты упертый такой? Хочешь водить чужого парнишку на футбол?
– Хоккей… Он занимается хоккеем, мама. И если у нас с Машей все зайдет так далеко, пожалуй, я выкрою время, чтобы сходить на его матч.
– Почему? Не понимаю, почему именно она?
– Потому что. Не ищи скрытого смысла. Просто, видимо, так должно было быть.
– Тогда не бери ее с собой на юбилей! Людей хлебом не корми, дай перемыть чьи-то кости!
– Вряд ли кто-то решиться над тобой подшутить, так что выдыхай, мам. У меня еще одна встреча сегодня, а после заеду на объект… Как твое давление? Ты пропустила прием. Мне звонили из клиники, перенесли осмотр на понедельник.
– Вот и пожалей свою старую мать! Не наломай дров! Нравиться с ней развлекаться, дерзай, но без огласки!
– Чувствую себя королевской особой! Перестань драматизировать. У нее свой магазин, мама, а ты так сгущаешь краски, словно она продает не игрушки, а свое тело. И не забудь про таблетки, – накидывая пальто, прощаюсь с женщиной, сбегая по ступеням так и не дождавшись лифта, выхожу на прохладный январский воздух.
Что я должен был ей сказать? Что и сам до конца не понимаю, как мне себя вести, что говорить и что делать, когда вновь встречу ее гуляющей с сыном по парку или случайно столкнусь с ними в одном из магазинов? Что огромные глаза Семена, испытывающие, внимательные и недоверчивые, уже познавшие всю горечь предательства, заставили меня задуматься, что он непросто ребенок, где-то читающий книги, играющий в машинки и выкладывающийся на тренировках. Что мы не сможем постоянно от него ограждаться, в попытке укрыть от неприглядной стороны жизни, где мама обнимает другого, а папа уже давно счастливо живет в гражданском браке. Я, так или иначе, вторгнусь в его будни, что-то в них изменю и лишь от меня будет зависеть, какую роль я сыграю в его взросление. И если с женщинами все куда понятней, добиться расположение девятилетнего мальчишки – пожалуй, самая сложная задача.
– Руслан, – нарушаю молчание и отвлекаюсь от бумаг, которые изучаю уже пятнадцать минут сидя на заднем сидении авто, которое двигается со скоростью черепахи, наглухо встав в пробке. – У тебя же есть дети?
– Да. Две дочки – Лизонька и Аленка, – поворачивается ко мне водитель.
– Взрослые?
– Аленка на первом курсе института. Медиком будет, а младшая в этом году в первый класс пошла.
– Ясно, – я стал слишком много курить.
– Вы что-то спросить хотели? – заметив мое нервное постукивание зажигалкой по подлокотнику и быстро уничтожаемой сигарете, решается поинтересоваться мужчина.
– Не то чтобы…
– Вы ему понравитесь, – удивляет меня прямым попаданием Руслан, добродушно улыбаясь, отчего кончики его усов еще больше взлетают вверх.
– Догадался? Может, тебя в кабинет перевести, раз такой смекалистый? – хмыкаю и выбрасываю бычок в окно.
– Нет уж, прогорите. С числами я не дружу, – ничуть не обидевшись, отказывается он.
– Ну, раз ты такой опытный, может, подскажешь, как себя с ним вести? Он ведь уже взрослый.
– Тут я мало на что сгожусь. У моих девчонок выбора не было, им пришлось такого папку любить, – смеется и я понимаю, что слышу его смех впервые. Никогда прежде не обсуждая с ним ни его личную жизнь, ни собственные трудности, все наши разговоры сводились лишь к рабочим вопросам. – А так… Главное, не притворяться. Ребенка провести трудно, если, конечно, вы планируете съезжаться…
Действительно, а планируем ли?
– Ладно, учту. Ты папку у Парамонова забрал? – вспоминаю о своем поручении.
– Да. Совсем забыл вам отдать, – залезая в свой небольшой портфельчик, черт знает для чего необходимый шоферу, выуживает на свет необходимые мне бумаги и больше не стремится к разговору, позволяя мне и дальше погружаться в свои дела. Я открываю содержимое, отцепляя приклеенный к первой странице салатный стикер, на котором своим корявым почерком Леня оставил мне лаконичное послание. “ Здесь все. Отзвонись, когда ознакомишься.”
* * *
Маша
– Мама! Мама! – слышу, как Сема стучит в дверь ванной комнаты и выключаю воду, с головы до пят покрытая пеной персикого геля для душа.
– Что?
– В дверь звонят! – теперь отчетливо различаю лай Дюка, нашего верного сторожа, в эту минуту наверняка снующего в прихожей.
– Спроси кто, я выйду через пару минут, – быстро ополаскиваюсь и наспех кутаюсь в свой махровый халат, обмотав вокруг головы полотенце. В квартире тихо, и лишь из-под приоткрытой двери в гостиную бьет тонкая полоска света. Я прохожу в зал, застывая на пороге от увиденного – Светлана Викторовна, усевшись на моем диване, о чем-то беседует с Семеном, пока Дюк молчаливо лежит у ее ног, положив морду на вытянутые передние лапы.
– Здравствуйте, Маша, – улыбнувшись ребенку, она выпрямляет спину и проводит ладонями по своей юбке. – Не оставишь нас с мамой на пару минут?
Сын светится как медный пятак и, быстро кивая головой, спрыгивает с сидения, хлопая себя по ноге, чтобы пес следовал за ним.
– Чем обязана? – я плотно закрываю дверь, убедившись, что ребенок скрылся в своей спальне, и сложив руки на груди, стараюсь не выказать своего беспокойства.
– Значит, кассирша?
– Воспринимайте так, как вам будет удобней. Вы, кажется, тоже неблагородных кровей?
– Мой муж был профессором в лучшем вузе города, возглавлял кафедру и десять лет проработал деканом.
– А мой – довольно неплохой бизнесмен. Только это не делает нас лучше. Или, по-вашему, после жизни в тени успешного ученого, вам позволено считать себя выше других? Кто вы, простите, учитель физики?
– А ты не так проста, как кажешься… Заслуженный учитель, прошу заметить.
– Отлично, а я инженер, но как вы успели уже догадаться, довольно посредственный. Так что, простите, но обсуждать с вами свою работу я не собираюсь.
– И правильно. Ведь говорить там особо не о чем. Головой думать не надо, а числа сложить может и калькулятор. Да и бог с тобой, хоть мясную точку на рынке открой, мне все равно. Пока ты не касаешься моей семьи.
– Интересно, чтобы вам угодить, мне стоило родиться в семье олигарха? – присаживаясь на подлокотник, ухмыляюсь своей гостье.
– Чтобы угодить мне, достаточно было выбрать другого мужчину или удержать бывшего мужа, чтобы потом мне не пришлось наблюдать за тем, как ты перекраиваешь моего ребенка.
– Боюсь, вы недооцениваете своего сына. Податливым его явно не назовешь. И уж простите, но он меня вполне устраивает.
– Еще бы: богатый, красивый, успешный…
– Не трудись его рекламировать. Я и без вас знаю какой он. Проводить вас до двери?
– Не стоит, – пересекая комнату, замирает, так и не коснувшись ручки. – Завтра будь так любезна, веди себя подобающе. Соберутся уважаемые люди. И оденься поприличней…
– Разберусь как-нибудь сама…
– И вот еще, – протягивая бархатный футляр, заставляет меня удивиться. – Не вздумай заложить в ломбард. Вернешь, после ужина. Не хватало еще, чтобы женщина моего сына смотрелась бедной родственницей.
Она захлопывает дверь, а я в изумлении таращусь на изумрудное колье, идущее в наборе с серьгами…
Маша
Я всегда мечтала о собственном доме. Добротном, из красного кирпича, с зеленой лужайкой, спрятанном от посторонних глаз за высоким забор. Тихая гавань для моей семьи, где каждый бы мог отдыхать после тяжелого рабочего дня или долгого сидения за книгами. В котором каждая вещь лежала бы на своем месте, отведенное ей на семейном совете: долго спорили бы, какой диван приобрести и какие портьеры повесить. А вечерами, когда на небе начинали появляться редкие звезды, а луна окрашивала своим теплым светом паркетную доску, мы бы устраивались у камина, завороженно следя за игрой пламени, мельчайшие искорки которого, кружили бы над огнем, растревоженные кочергой, ворошащей поленья. Я бы, пожалуй, растила цветы: лилии, тюльпаны, пионы, и каждый раз горделиво встречала гостей на подъездной дорожке зная, что в клумбах за моей спиной радуют глаз буйством красок взращенные с любовью растения… А по выходным, когда домочадцы оставляли позади будничные заботы, мы накрывали бы стол на террасе и громко смеялись, глядя на мчащегося по траве Дюка, чей шершавый язык наверняка свисал бы набок, а уши забавно развивались на ветру.
– О чем задумалась? – интересуется Сергей, стоит Руслану аккуратно затормозить перед воротами.
– Да, так… Ерунда, – сбрасываю с лица задумчивость и с интересом разглядываю открывшийся взору особняк. – Эти Андросовы и правда здесь живут?
– Тебя это удивляет?
– Ну, на дом это мало похоже… Скорее на старинный музей или памятник архитектуры…
– Сестра моего отца питает страсть ко всему, что и без ценника говорит об обеспеченности владельца. Ее муж, Роман Степанович, потратил на строительство четыре года, потому что тетка раз в год меняла свои предпочтения. То обязательно должны быть колоны и крученая лестница в центре зала, то склонялась к чему-то более сдержанному, – помогая мне выбраться из машины и извлекая из салона цветы, делиться со мной Титов.
– Впечатляет, – с придыханием любуюсь открывшейся мне красотой двухэтажного строения, подсвеченного огнями прожекторов. – У них, наверное, большая семья? Сколько же здесь комнат?
– Восемнадцать. И нет, детей у них нет. Пошли, – мы поднимаемся по каменным ступенькам: Сергей невозмутим и спокоен, а я едва ли не пылаю, испытывая волнение и будоражащий кровь азарт.
– Здравствуйте, Сергей Юрьевич, – женщина в черном костюме и белой блузке, выглядывающей из-под пиджака, поправляет очки в металлической оправе, ожидая, когда мы войдем и избавимся от верхней одежды.
– Здравствуй, Вера. Мы последние?
– Нет, ждем Трофимовых, и Агафонцев задерживается. Елена Ивановна не стала приглашать всех, так что за столом собрались самые близкие. Ваша мать уже успела поскандалить с Варварой, а Михайловский пьян в дробоган, – приняв из рук Сергея букет и устраивая его в одну из ваз, коих на столе скопилось великое множество, делиться сплетнями дама, не забывая кидать на меня любопытные взгляды.
– Кто такая Варвара? – заранее сочувствуя бедной женщине, которой не повезло впасть в немилость Светланы Викторовны, не могу сдержать интереса.
– Вторая жена моего отца, – и теперь жалею уже Титову, не представляя, каково это – сидеть на семейном празднование рядом с разлучницей.
– Лена, – останавливаясь рядом с именинницей, восседающей во главе длинного стола, выпускает мою руку Сергей. – Ты, как всегда, прекрасна. И не скажешь, что пенсия уже не за горами!
Ухоженная блондинка в красном бархатном платье, оставляющем открытыми плечи и ложбинку ее полной груди, дружелюбно хлопает его плечу и запечатлевает на гладковыбритой щеке еле заметный след от своей матовой помады цвета винной ягоды.
– Вот негодяй! У меня еще пять лет в запасе! Знакомь скорее со своей спутницей! Не думала, что, вообще, доживу до момента, когда женщина сможет выдержать тебя дольше нескольких дней! – она тепло улыбается, не забывая осмотреть с головы до ног, излишне долго разглядывая мои руки.
– Маша, – решаюсь взять инициативу на себя. – И он вполне сносен, если видеть его лишь пару дней в неделю, – заставляю ее засмеяться, стойко пережив прикованные к нам десятки пар глаз.
Среди собравшихся за столом гостей, я узнаю лишь одного человека, чьи зубы плотно сжимаются, когда я устраиваюсь рядом, и прохожусь наманикюренным пальчиком по холодящим кожу бриллиантам, усыпавшим мое колье из белого золота. Бонус за девять лет семейной жизни с Андреем Медведевым.
– Светлана Викторовна! Вы прекрасны, – любезно отвешиваю комплимент, отчего ее глаза сверкают еще ярче, мечтая испепелить меня на месте, и, заметно понизив голос, наклоняюсь к ее уху, чтобы никто не услышал сказанного. – Наверное, потому что молчите.
Напротив меня расположился полный мужчина, с завидной постоянностью подносящий к губам рюмку, после чего он обязательно протирает лоб красной салфеткой, при этом громко сопя. Рядом с ним устроилась миниатюрная, хрупкая, даже почти прозрачная девушка с огромными зелеными глазами, которые на фоне выкрашенных в рыжий волос пугают своей глубиной и яркостью. Она молчаливо следит за пустеющим на глазах графином с водкой, и лишь вздыхает, когда громко засмеявшись над шуткой своего соседа, мужчина заходится хриплым кашлем.
– Кто это? – не хочу отвлекать Сергея от разговора, и обращаюсь к его матери, полагая, что она все же ответит, не желая привлекать к нам внимания бессмысленными пикировками.
– Савелий Михайловский. Депутат. Очень влиятельный человек, так что перестань зыркать в его сторону.
– А девушка? Его дочь? – на вид ей не больше двадцати.
– Пф… – отпивая глоток белого вина, смотрит на меня, как на сумасшедшую. – Ты, действительно так глупа или умело прикидываешься?
– Жуйте, Светлана Викторовна. Когда вы не извергаете гадости, терпеть ваше присутствие становиться куда проще…
– Это не я притащилась на чужой праздник. Еще и в жутком платье. Кто тебе сказал, что в синем, ты непохожа на бледную моль?
– Видимо, тот же, кто подбирал для вас эту блузку, – отворачиваюсь, и приветливо улыбаюсь подружке чиновника, надеясь поддержать ее в этой жуткой ситуации, когда спутник, забыв о приличиях, завязывает горячий спор с пожилым человеком, уже явно утомленным его болтовней.
– Шампанского? – и заручившись моим согласием, Сергей наполняет бокал, бегло целуя меня в висок. Спустя сорок минут, я прихожу к одному выводу: происходящее мало походит на веселое празднование юбилея, скорее на светский ужин, где каждый решает какие-то вопросы, не забывая отправлять в рот еду, щедро запивая спиртным приятное послевкусие. Пожалуй, расслаблен и непринужден лишь опьяневший Михайловский, теперь беззастенчиво тискающий побелевшую от стыда девушку.
– Простите, не проводите меня в уборную? Я здесь впервые и боюсь заблудиться, – шепчу ей, когда многие гости встают из-за стола, желая посплетничать в гостиной под аккомпанемент классической музыки.
– Да! – оживает она, резко вскакивая со своего стула, затравленно глядя на своего благодетеля. – Вы меня спасли. Еще пара минут, и я с криком бы бросилась наутек. Когда Сава пьет – я едва ли способна продержаться рядом больше получаса. Я Нина.
– Маша, – следуя за провожатом, не забываю рассматривать висящие на стенах полотна.
– Вы с Сергеем Титовым пришли?
– Да. Раньше мне не доводилось посещать такие дни рождения…
– Привыкните. Главное, молчаливо улыбаться и не лезть в мужские разговоры. Когда Савелий впервые взял меня с собой, я даже вилку в руках с трудом держала, опасаясь опростоволоситься. Ошибок в их обществе не прощают.
– Ух, – смеюсь, замирая рядом с дубовой дверью. – Уж, лучше бы я связалась с сантехником.
Девушка вторит мне, расцветая, и касается стальной ручки, впервые за вечер не выглядя скованной:
– Вам сюда. Я подожду, чтобы не сбились с дороги. Не дом, а лабиринт.
Я быстро справляюсь с нуждой и, поправив прическу, критично оцениваю свой внешний вид. Не думаю, что в своем платье в пол, я выгляжу тусклой и неприметной…
– У Елены прекрасная кукольная коллекция. Хотите взглянуть?
– Давай на ты. Я не так стара, как тебе могло показаться, – киваю, и прохожу за своей новой знакомой в темное помещение, которое по щелчку выключателя освещается, позволяя мне рассмотреть дубовые полки, сплошь заставленные различными игрушками. – Хозяйка не будет против, что мы так нагло вторглись в одну из ее комнат?
– Нет. Мне она полностью доверяет… Я два года помогала ей с уборкой, пока меня не заметил Михайловский…
– И как давно вы вместе? – боюсь касаться фарфоровой девочки, утопающей в кружевных оборках своего платья, и следую дальше, вдоль секретера с самыми хрупкими экземплярами.
– Полтора года.
– Сколько же тебе лет?
– Двадцать семь. Мамины гены, так что не удивляйся. Я привыкла к тому, что в магазине у меня спрашивают паспорт, прежде, чем продать сигареты…
– Завидую белой завистью. Когда я тебя увидела, думала тебе едва исполнилось восемнадцать. Смотри, это мои работы, – увидев новое приобретение именинницы, хвастаюсь перед Ниной, в глазах которой отчетливо различается восторг.
– Ничего себе! Должно быть, безумно трудно создать своими руками такую красоту?
– По мне, так под силу каждому. Главное, немного терпения и свободного времени. А ты работаешь?
– Нет, – краснеет и отводит в сторону взгляд. – Отучилась два года в институте, на педагогическом… Хотела стать учителем литературы… Но пришлось бросить. Наверное, нужно идти, а то нас потеряют…
– Да, пошли.
Компания из тридцати человек уже покинула столовую, и, улыбнувшись напоследок хмурой Нине, виновато склонившей голову и отправившейся на призыв своего мецената, я замираю в дверях, салютуя бокалом Титову.
– Отличная парочка: уборщица и торговка, – невесть откуда возникшая рядом Титова, смиряет меня своим высокомерием, но я не успеваю парировать, удивленно воззрившись на другую женщину лет шестидесяти.
– Забыла, как подрабатывала в забегаловке в студенческие годы? – голос холодный, заставляющий застывать кровь в моих жилах.
– Вот тебя-то и не хватало. Разбавишь из кружок по интересам своей никчемной персоной!
– Помниться, раньше ты и сама с удовольствием со мной болтала.
– Ошибка молодости. И потом, тогда я не знала, что ты согреваешь постель моего мужа, – отставляя опустошенный фужер, она нацепляет на лицо улыбку и отходит к сбившимся в кучку дамам.
– Препротивная дама. Если скажу, что когда-то она была у нас заводилой, поверишь? – брюнетка присаживается на подлокотник кресла.
– Нет, – не в силах представить, что кто-то находил Титову приятной собеседницей, отвергаю сказанное.
– Варвара, – представляется моя собеседница, и я ощущаю укол в районе груди – как бы я не презирала мать своего мужчины, женскую солидарность никто не отменял. – А ты у нас Маша? Жаль, Юра не дожил! Всегда переживал, что Сережка все никак не остепениться.
– Мы вместе не так давно. Рано делать подобные заявления…
– Брось, по одному его взгляду понятно, что ваша история затянется надолго. Тяжело, наверное, пересекаться с его мамашей?
– Простите, но я не думаю, что должна обсуждать с вами наши с ней отношения, – чувствую, что отчаянно желаю оказаться где угодно, лишь бы не рядом с ней.
– Я же своя. Может, еще породнимся… А со Светкой дружила лет сорок, наверное. Мне ли не знать, какая она.
– Тогда обойдемся без моих откровений? Простите, меня зовут, – заметив удивление на Сережином лице, торопливо сбегаю от неприятной особы. Вот уж, действительно, скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты…
– Скучаешь? Можем поехать ко мне, – от него пахнет коньяком, парфюмом и сигаретами, но эта гремучая смесь вовсе не вызывает во мне отторжения, и я с наслаждением тяну носом аромат, присущий лишь этому человеку.
– Все хорошо. Расслабься.
О том, что не согласилась запрыгнуть в машину и не позволила увезти меня подальше, я пожалела спустя час, когда крепко сжимала в своих пальцах ткань Сережиного пиджака, чувствуя твердость напрягшихся мышц и излучаемую им ярость…
* * *
– Я ведь говорила, что ей не место на этом празднике! – поворачиваясь, пригвождает меня взглядом к сидению Светлана Викторовна. – Что теперь будет?
– Ничего, – то сжимая, то разжимая кулак, костяшки пальцев которого оцарапаны, Сергей трет переносицу, откидывая голову на спину. Я молчу, не желая подливать масла в огонь и прекрасно осознавая свою причастность к тому, что вечер был безвозвратно испорчен, хоть и признаю, что знай я о последствиях, поступила бы так же…
