Текст книги "Подъем (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Я вспоминал о тебе, – и заметив мою довольную ухмылку, добавляет, – иногда. Город в эти утренние часы на удивление оживлен, и вдоволь напраздновавшиеся горожане теперь штурмуют супермаркеты, скупают билеты в кинотеатры, или бесцельно бродят по заснеженным переулкам. За эти семь дней мало что изменилось, но я с интересом изучаю меняющиеся за окном картинки, как и любой человек, накануне вернувшийся с отдыха, пытаясь отметить мельчайшие детали. – Расскажешь, как отдохнула? – Отлично… И я ведь звонила, так что ты в курсе всего. – Как рука? – Немного ноет к вечеру, – мгновенно вспоминая свое феерическое падение в попытке освоить сноуборд, демонстрирую правое запястье, на котором теперь красуется внушительная гематома. – Спорт – явно не мое. Мой удел смотреть олимпиаду по телевизору и восхищаться смелостью призеров. – Просто тебе не повезло с инструктором. Если хорошо попросишь, как-нибудь съездим вместе. – Не знала, что ты увлекаешься сноубордингом… – Стараюсь выкраивать пару недель в году… Как сын? – Ооо, просит, чтобы мы отдыхали там почаще. И, кажется, его настигла первая любовь… Мы познакомились с семейной парой, у них дочке одиннадцать… Они договорились созваниваться по скайпу. – Его не пугает разница в возрасте? – В девять об этом не задумываешься… Кстати, какие у нас планы? Я свободна на ближайшие три дня. – Для начала, не мешало бы выспаться. Я двое суток на ногах. А завтра я познакомлю тебя со своей мамой, – довольно улыбаясь произведенному на меня эффекту, паркует автомобиль в своем дворе. *** – Сереж, можно задать тебе вопрос? – поглаживая пальцами обитое кожей изголовье кровати, любуюсь лежащим рядом мужчиной, чьи веки закрыты, а волосы задорно взъерошены. – С чего вдруг такая нерешительность? – не открывая глаз, он откидывается на спину, забрасывая руку над головой. – Ну… он интимного характера… – Я абсолютно голый. Так что спрашивай в лоб, меня уже ничем не смутишь. – Ты когда-нибудь любил? – улыбаюсь, заметив, что он все же приоткрыл глаза и некоторое время разглядывал потолок над своей головой, после чего вновь сомкнул веки, все еще медля с ответом. – Нет, – хорошенько обдумав, отзывается Титов, совершенно не смущаясь моего интереса. – Разве такое возможно? – я привстаю на локте, впитывая в себя черты хорошо изученного лица, искренне удивляясь его честности. – А что в этом удивительного? – Тебе тридцать семь? Ни один человек не доживает до такого возраста ни разу не потеряв голову! Это как заболеть ветрянкой или ОРЗ – неминуемый этап жизни. – Ну, ветрянкой я, скажем, не болел. А любовь… Сказки, придуманные для объяснения страсти, тяги, комфорта… – Неправда, – не могу не возмутиться. – Может быть, в детском саду или школе? Вспомни, какая-нибудь девчонка из соседнего двора? Наверняка было. Потели ладошки, слова путались, не хотелось есть, а лишь беспричинно улыбаться? – Мои ладошки потели только тогда, когда я не знал, как подступиться к Верке Филипповой. И мне было шестнадцать… – Вот! Ты же запомнил, как ее звали! – Это ни о чем не говорит. Просто она была у меня первой, так что запомнить ее имя – святая обязанность. – Боже, ну ведь серьезные отношения у тебя были? – Да. – Значит, любил, – твердо постановляю я, облегченно выдыхая, и устраиваюсь на спине подобно Титову. – Маш, любить можно родителей, детей… А все остальное – симпатия, физиология. – Фу, не смей при мне говорить такое… Чтобы ты знал, по вечерам я читаю романы. Могу подкинуть тебе парочку стоящих, может быть, взглянешь на этот мир по-новому. Сергей хмыкает и переворачивается набок, больше не поддерживая разговор. Уголки его губ постепенно опускаются, веки перестают подрагивать, а дыхание становиться размеренным. Он до одурения красив в этом приглушенном освещении, засыпающий в час дня… – Эй, – тормошу его за плечо, заставляя взглянуть на меня. – Почему ты не спрашиваешь меня? – О чем? – в непонимании, потирая лицо ладонью, тяжело вздыхает мужчина. – Любила ли я! – Я и так знаю, что любила, – намериваясь вновь впасть в забытье, отрезает Титов. – Какой прозорливый! Тебе что, совсем неинтересно? – Очень, только дай мне сначала поспать… – Ладно… – не ощущая в себе подобного желания, принимаюсь считать количество ландышей, выбитых на моей наволочке. – В общем моей первой любовью был Ванька Лазарев. Мы с ним в начальной школе за одной партой сидели… – Ты шутишь? Я выслушаю все, чем ты желаешь со мной поделиться, через пару часов, хорошо? – Нет. Неуверена, что захочу откровенничать с таким черствым человеком. Так что, будь добр послушать сейчас, пока я до конца не осознала с каким циником связалась! Титов уходит с головой под одеяло, а я недовольно поджимаю губы, а через несколько минут и вовсе покидаю спальню, не желая терять день под боком у храпящего эгоиста. Обычно я не разгуливаю по его дому, заглядывая за прикрытые двери, все свое время проводя в спальне или на его просторной кухне. Если жилище способно с головой выдать своего владельца, то Сергея смело можно охарактеризовать, как заядлого холостяка, получающего удовольствие от собственного уединения и полнейшего призрения к любым вещицам, способным хоть мало-мальски обуютить его берлогу. В квартире четыре комнаты. Огромная гостиная, в центре которой красуется кожаный диван невольно заставляет ежиться, настолько пустой и необжитой она выглядит. Нет ни фотографий, подтверждающих обитание Сергея в этих стенах, ни милых безделушек, расставленных заботливой женской рукой, ни пушистого ковра посередине, на котором он мог бы потягивать вино с очередной красавицей, расставив ароматизированные свечи по кругу. Лишь четкие геометрические формы, обилие темного дерева и огромный телевизор. Я отчетливо помню, как мой бывший муж настаивал на собственном кабинете, как ценил свое рабочее место, не позволяя мне перекладывать скопившиеся на столе бумаги, самостоятельно протирая налетевшую за день пыль. Титов же, кажется, не сторонник разбираться с делами в стенах своего жилища, поэтому мне не удается отыскать за одной из дверей святая святых великого и ужасного владельца огромной корпорации. В своем распоряжении он имеет две спальни, необжитый зал, набитую современной техникой кухню и совершенно пустую комнату, назначение которой известно лишь ему одному. – Я тебя спрашивала, почему твой дом выглядит так, словно замер в ожидании, когда на пороге появиться долгожданный жилец? – накрыв на стол, интересуюсь, когда немного помятый хозяин обители возникает в дверном проеме. – Разве? Мне казалось, дизайнер неплохо постарался. – Спорное утверждение… Сок? – он кивает, устраиваясь на стуле, и критично оглядывает тарелку, после чего посылает в рот небольшой кусочек мяса и, видимо, убедившись в сносности блюда, расслабившись, приступает к еде. – Боже, ты первый на моей памяти, кто с такой опаской ест приготовленный мной ужин, – выдохнув, беру в руки приборы, чтобы не отставать от своего мужчины. Он делает так каждый раз, когда я решаюсь проявить инициативу и под его бдительным оком приступаю к готовке. – Расскажешь, почему не спал два дня? – Старался закончить дела до твоего возвращения. – У тебя редкий дар усыплять бдительность одинокой женщины, – радуюсь, его признанию я. – По поводу твоей мамы… Со знакомством ты опоздал на пару лет, и я ни за что добровольно не переступлю порог ее дома. – Переступишь. Я же не спрашивал. Прими это как данность. Не собираюсь и дальше прятаться по углам. Или ты, действительно, считаешь, что сумела ее провести? Я откладываю вилку, старательно демонстрируя свою заинтересованность в стоящей передо мной салфетнице, и начинаю перебирать пальцами белоснежную бумагу. – Маш, я не изменю своего решения. Она ждет нас завтра к шести. И либо ты идешь добровольно, либо я тащу тебя силком. – Отлично, мне безропотно претворять в жизнь каждую твою безумную идею? – Желательно, когда они не выходят за рамки закона. – Пообещай, что не дашь ей уйти от правосудия, если она решится меня отравить, – говорю совершенно серьезно, не понимая, почему подобное предположение кажется ему бредовым и заставляет смеяться над моим страхом. – Доел? У меня есть еще кое-что… – Звучит заманчиво, – хватая поясок моего шелкового халата, пытается утянуть меня в свои объятия, но я проворно уворачиваюсь, и выставляю на стол свой кулинарный шедевр. – Та-дам! – я никогда прежде не чувствовала себя настолько довольной, потратив кучу времени на выпечку, которую никогда бы не рискнула освоить, не окажись Сергей таким избирательным сладкоежкой. – Налетай! – Мне все же придется на тебе жениться! – позволяет мне отрезать внушительный кусок вишневого пирога и начинает крутить тарелку, разглядывая лакомство. – Неужели, это единственное требование к будущей жене? Знала бы, пекла его каждую субботу! – А ты так хочешь замуж? Мне казалось, после развода люди долго не решаются ставить в паспорте штамп, – он, наконец, отправляет в рот кусочек, заставляя мое сердце остановиться – настолько безэмоционально его лицо, и лишь играющие на щеках желваки выдают усердную работу его челюстей. – Не томи… – Для первого раза неплохо. Попробуй. – Нет уж, поверю тебе на слово, – я устраиваюсь на его коленях, и, прижавшись щекой к оголенной груди, даже не думаю торопить человека, в чьих руках хочется позабыть обо всех тревогах и неурядицах… ***

Сергей – Мария, – учтиво кивает женщина, позволяя пройти в прихожую, температура в которой заметно опускается от сквозящего в голосе холода. – Светлана Викторовна, – здороваясь на ее манер, Маша протягивает коробку с тортом, наверняка даже не задумываясь над тем, как нелепо выглядит с этой натянутой улыбкой на лице. Интересно, они когда-нибудь пытались пообщаться спокойно, не размахивая шашками и не сыпля ругательствами на головы друг друга? Уверен, они бы неплохо спелись, выйдя за рамки привычного противостояния и открой для себя всю прелесть совместных чаепитий. Могли бы часами обсуждать мужское непостоянство, сетовать на тяжелую женскую долю и делиться трудностями, встречающимися на пути брошенных женщин… Не будь моя мать закоренелой склочницей, черпающей энергию из шумных споров с соседками, в коих способна угадать достойного соперника, она вполне бы справилась с ролью наставницы для столкнувшейся с суровостью жизненных реалий девушкой. – Хотите еще чаю? Или предпочитаете что-то покрепче? – Что вы, спиртное я пью перед сном… Прежде чем начать скакать по вашему потолку, – явно больше не в силах придерживаться установленных моей мамой правил, все же отвешивает колкость Маша, не забывая деланно улыбаться. – Так и знала, что ваше поведение оправдывается не только отсутствием такта и надлежащих манер. Вчера вы, наверное, перебрали? Стояла такая тишина, что с непривычки я даже подрастерялась! – Видите, я была права, когда говорила, что скрашиваю вашу жизнь… – И не только мою, да, сынок? – Поменьше яда в голосе, – улыбаюсь маме, устроившись в своем любимом кресле, пока женщины, чьи спины натянуты подобно струнам, а глаза полыхают огнем противоречия, не оставляют попыток развязать очередную баталию, и решаю немного остудить пыл своей родительницы. – Привыкай. Я слишком стар искать ей замену. Маша мгновенно заливается краской, подавившись чаем, а мама лишь плотнее сжимает губы, складывая руки перед собой и награждая меня тяжелым взглядом, так и не оценив по достоинству мою шутку. – Ты хорошо высыпаешься? Боюсь на лицо помрачение рассудка! – Да бросьте! Сидите, как две гиены, готовые вцепиться друг другу в глотки! Я не прошу вас полюбить друг друга, но пора бы заканчивать с этим цирком. – С каким? – изображая полное непонимание, отзывается мама. – С таким. Чтоб ты знала, – обращаюсь уже к Маше, – полгода назад, во время ремонта, я позаботился о шумоизоляции в ее спальне. И она сидит на лавке по утрам совсем не для того, чтобы отслеживать твои похождения. Она поджидает соседа с первого этажа, который предпочитает гулять во дворе строго по расписанию: с десяти до половины двенадцатого. Так что, признайте, что уже слишком прикипели друг другу и перестаньте недовольно сопеть. – Ты что, хочешь уличить меня во блуде? – вставая из-за стола, громогласно интересуется моя мама, направляя указательный палец в меня. – Ты в разводе последние двенадцать лет. Так что твою репутацию я не опорочил. Серьезно, кончайте уже, вы, конечно, меня веселите, но становитесь слишком предсказуемы. – Ну, что ж поделать! Кренделя в нашей семье выдаешь лишь ты! Не думал же ты всерьез, что я смирюсь с этой… – Не продолжай, – отрезаю я, как всегда, спокойно, поскольку знаю, как мама тушуется перед моей невозмутимостью. – Я не собираюсь и дальше скрываться. Так что начинай с этим свыкаться. – Мое слово ничего не значит? Я твоя мать и имею право высказаться! – И это последний раз, когда я слышу ваш обмен “любезностями”. – Что за командный тон? – мама еще сильнее повышает голос, недовольно морща лоб, а Маша с интересом наблюдает за происходящим, поедая конфеты из хрустальной вазы. Ее стройная нога покачивается, а на лице легко читается радость оттого, что она благополучно забыта. – В следующую субботу Андросовы устраивают прием. Маша пойдет со мной. Так что, постарайтесь не испортить праздник своей руганью. – Не смей позорить меня перед семьей! Только попробуй притащить туда свою новую подружку, и я больше никогда с тобой не заговорю! – она быстро огибает стол, но едва достает мне до плеча, отчего ей приходиться запрокинуть голову, чтобы смотреть мне прямо в глаза. – Мама, пора бы уже смириться с тем, что я не привык менять своих решений. Выпей чая и прояви гостеприимство. – Еще чего? Что молчишь? – опомнившись, переключается на Машу, но та лишь невозмутимо приглаживает прическу, прикрывая ладонью скопившуюся на столе гору фантиков. – Довольна? Решила рассорить меня с сыном? – Вы слишком драматизируете, Светлана Викторовна, – вставая со стула, она одергивает свою рубашку. – Простого “привет” при встрече будет достаточно.

*** – Так, значит, она в разводе? – открывая дверь и включая свет в своей прихожей, интересуется Маша, вешая свою шубу, которую не стала накидывать, а лишь перебросила через руку, покинув жилье моей матери. – Это единственное, что тебя заинтересовало? – Она измывалась надо мной, как только узнала, что от меня ушел муж! По-твоему, это справедливо? – Отец бросил ее и переехал к другой, а через два года умер, – заглянув в комнату, по всей видимости, принадлежащую Семену, делюсь своей семейной тайной. – Господи, какой ужас… Наверное, она очень страдала, – искренне сопереживая, Маша прикладывает ладонь к груди, меняясь в лице. – Не знаю… Я не силен в задушевных разговорах, да и мама не привыкла откровенничать. Я приехал к ней на следующее утро, после его ухода, и она была привычно собрана… Словно ничего не изменилось. Только попросила больше никогда о нем не упоминать. – А ты? – Уважал ее желание. – Бедная… – Твоя очередь. Как ты жила, когда развелась с мужем? Это он? – взяв фото ее сына в хоккейной форме и обнимающего его мужчины, интересуюсь у женщины, прекрасно зная, что это никто иной, как Андрей Медведев. – Да. Сема любит этот снимок. Это был тот редкий случай, когда его отец выкроил время свозить сына на тренировку. А что касается развода, то до твоей мамы мне далеко. Я очень долго жалела себя и проклинала его любовницу. – Значит, он загулял? – теперь разглядывая Машу, гордо демонстрирующую полученный диплом на блестящем глянце бумаги, решаюсь удостовериться в своем предположении. – Влюбился, но ты ведь далек от всей этой романтической мишуры, так что, говоря твоим языком, он не устоял перед перспективной художницей и, изрядно потрепав мои нервы, все же решил уйти из семьи. – Разве не ты должна была его выгнать? – Когда ты столько лет живешь с кем-то бок о бок и даже не помышляешь о возможном предательстве, трудно адекватно оценивать ситуацию. В тот момент, я готова была принять его любым, лишь бы он просто был рядом… и плевать, что он обычный кобель. – Лучше бы дважды переболела ветрянкой. К черту такую любовь, если за ней теряешь самоуважение. – Наверное. Хотя, не тебе судить! Ты же у нас абсолютно невинен в любовном плане. – Ну, я куда более приземленный. Но не стану отрицать, что одна женщина меня волнует куда больше остальных, – притягивая ее к себе, начинаю целовать шею. – Как там твои ладони? – горячим шепотом интересуется Маша, прерывисто делая вдохи. – Сухие, – даю ей в этом убедиться, расстегнув пуговицы на ее рубашке и пройдясь пальцами по плоскому животу. – Черт, это полнейшее поражение, – чувствую, как ее руки стараются еще теснее приблизить меня к ней и едва держусь, чтобы не вырвать заевший замок с ее юбки. – Всерьёз веришь, что взмокшие ладошки лучшее мерило человеческих чувств? – наслаждаясь близостью её податливого тела, осознаю, что начинаю терять контроль. – Нет, но уточнить все же стоило… Я точно знаю, когда в моей жизни что-то безвозвратно поменялось. Когда она ковыряла вилкой пирог на своей тарелке, жутко краснея от нахлынувшей на неё откровенности… Когда она старательно подбирала слова, чтобы корректно объяснить мне очевидное – я не вписываюсь в её модель идеального мужчины… Когда она забывала дышать, теряясь под напором моего поцелуя, опровергая сказанное минутой ранее… И не имеет значения, о чем мечтал каждый из нас до той секунды, когда мы соединись, как две детальки одного пазла, поскольку порою бывает полезно собственноручно разрушать выстроенные в твоей голове стереотипы. Я никогда не пойму, что заставило её мужа отказаться от океана нежности, в который она безостановочно затягивает меня своими взглядами, робкими прикосновениями и мягкостью губ, и единственное о чем жалею, что не встретил её раньше, столько лет потратив впустую…

Маша

Бывают моменты, когда хочется обнять весь мир. Меня они настигают в руках похрапывающего рядом мужчины, чья нога наглым образом закинута на мое бедро, а мои отросшие волосы прижаты его смуглым плечом к подушке. Я даже дышу с трудом под тяжестью навалившегося на меня тела, но не спешу покидать укрытия, стараясь запомнить каждый отклик, каждое малейшее покалывания от соприкосновения его груди с моей неприкрытой сорочкой спиной. Взяв в свои ладони его расслабленную кисть, я осторожно укладываюсь на нее щекой, жмуря глаза и наслаждаясь небольшой шершавостью пальцев. Почему бы не провести всю свою жизнь в постели, отбросив подальше дела, ежедневные заботы и суматоху будней? Просто вдыхать его аромат, ловя искорки счастья, чтобы бережно хранить в своей душе тлеющий уголек одурманивающего блаженства?

Брошенный на прикроватной тумбе смартфон освещает комнату заигравшим красками экраном, и я аккуратно высвобождаюсь из сладкого плена, стараясь как можно тише покинуть комнату.

– Неужели! Где твоя совесть, Медведева? – приветствует меня Света, стоит мне принять вызов и осторожно прикрыть дверь, ведущую в спальню.

– Прости, закрутилась и совсем забыла тебе позвонить, – поставив чайник подогреваться, устраиваюсь на широкой столешнице, невольно вздрагивая от прохлады камня. – Что у вас новенького?

– Ничего, это у тебя там жизнь кипит… Еще не надумала устроить смотрины? Соберем всех друзей, напоим твоего благоверного и будем наблюдать, на что он способен в пьяном угаре. Иринка зазывает нас в гости есть какого-то до одурения вкусного поросенка. Посидим вшестером, пока дети гостят у бабушек.

– Я… даже не знаю, – начиная грызть ноготь, теряюсь с ответом, и подпрыгиваю на месте, когда Сергей, неожиданно появившийся в кухне, ударяет меня по руке, прошипев что-то невнятное. Я оставляю в покое свой маникюр, демонстрируя ему кулак, и, прикрыв динамик рукой, прошу достать из холодильника сыр.

– Маша, ты там уснула?

– Прости, я просто задумалась…

– Тут и думать не о чем. Пора бы уже перестать строить из себя опытную любовницу и признать, что между вами уже давно что-то большее, чем горячий пятничный секс! – я отталкиваю Сергея, устроившегося у меня между ног и без зазрения совести прислушивающегося к разговору, игнорируя поселившуюся на его губах ухмылку. – Обещаю, если он не способен поддержать разговор, мы не станет высмеивать твой выбор, а сделаем вид что он вовсе не смахивает на аборигена.

– Светка! – шиплю, спрыгивая со своего места, и убегаю в гостиную, закрыв мобильный рукой, чтобы она не услышала громкого смеха Титова. – У тебя язык без костей!

– Америку ты мне не открыла! Так что, подъедите к пяти?

Когда я возвращаюсь к Сергею, он мирно пьет чай, засунув одну руку в карман спортивных штанов, а второй периодически поднося кружку к губам.

– Когда?

– В пять, – я делаю нам бутерброды и ставлю на плиту кастрюльку с парой куриных яиц.

– Я должен пройти инструктаж или могу импровизировать?

– Они тебе понравятся, – смеюсь, питая огромные надежды, что и друзья не останутся равнодушными к моему спутнику. – Только не вздумай смущать их своими дорогущими часами. Светка не сможет есть, увидев на твоей руке безделушку, превышающую стоимость ее автомобиля. И не вздумай напоминать ей о ее пьяных выходках!

– Ладно, – ополаскивая свою чашку, Сергей целует меня в макушку, зачем-то потрепав мои и без того взлохмаченные волосы, и оставляет наедине с готовящимся на плите завтраком. Просидеть сорок две минуты в доме его матери, было куда проще, чем коротать день в ожидании приближающегося вечера, терзаясь беспокойством по поводу грядущего знакомства. И пусть он вполне состоявшийся человек, умеющий держать в руке вилку, мысль о том, что он может одной фразой привести в ужас впечатлительную Иринку, верящую, что мужчина обязан осыпать комплиментами свою даму и ни в коем случае не подшучивать над ее промахами, заставляет меня заметно понервничать.

– У меня есть домработница. Милая женщина лет пятидесяти, тщательно убирающая квартиру два раза в неделю, – подперев собой дверной косяк, вскидывает бровь Титов, застукав меня на месте преступления.

– Дай ей выходной… Пусть это будет моим рождественским подарком, – натирая глянцевую поверхность навесного шкафчика, где он хранит свои бумаги, и не думаю бросать начатого.

– Ладно, – позволяя мне и дальше сходить с ума, пожимает плечами хозяин жилища. – Половая тряпка…

– Нашла, можешь и дальше смотреть свой боевик. Кстати, ты еще тот тунеядец! Я была уверена, что все эти дни ты будешь висеть на телефоне, или проверять свою электронную почту… Даже я звонила своей работнице, чтобы удостовериться, что все в порядке…

– Могу себе позволить, – и заметив, что я открыла рот, чтобы что-то ответить, останавливает меня, добавляя. – Только не вздумай завидовать. Когда приумножить свое состояние, сможешь поваляться со мной на диване перед телевизором, не переживая о делах.

Я лишь коротко улыбаюсь, бережно протирая ручки шкафчика, и остаток дня стараюсь отвлечься за генеральной уборкой не принадлежащей мне квартиры.

* * *

Сергей

– Твоя очередь, – смеется одна из Машиных подруг. С женскими именами у меня проблемы с детства, поэтому я просто стараюсь избегать обращаться к ней напрямую. Я не делал ничего глупее уже лет пятнадцать, рано повзрослев и примерив на себя все тяготы жизни бизнесмена, предпочитаю коротать свои вечера за куда более приятными и полезными занятиями. Нехотя поднимаясь с дивана, утонувшего под зеленым плюшевым пледом, я краем уха ловлю подбадривающие речи своей команды и недовольно взираю на Машу, в чьих глазах уже плещется веселье. Уверен, она мечтала отыграться на мне за загаданное нами слово, на изображение которого ей пришлось потратить уйму времени, и теперь довольно потирает ладони, вдоволь наслаждаясь моим невеселым видом. С чего пять взрослых людей, за чьими плечами брак (у кого-то даже не один), рождение детей и приличное образование, вдруг коллективно решили, что в их возрасте можно поддаваться безумию, сбившись в кучку в стенах небольшой квартирки панельной пятиэтажки, мне вряд ли удастся постичь… Я приподнимаю бровь, бросая взгляд на хихикающую троицу, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не спросить, отчего они растратили впустую столько времени, совещаясь над заданием, чтобы в конечном счете заставить меня изображать кружевной чулок…

– Давай, большой босс, – подшучивает Света, предвкушая мои потуги, – это тебе не деньги лопатой грести!

Я встаю в центре комнаты, почесывая макушку, несколько раз шумно выдыхаю воздух и, наплевав на здравый смысл, стараюсь донести до ставших вмиг серьезными мужиков загаданное словосочетание, стараясь не думать о том, как нелепо выгляжу, на женский манер выгибаясь в пояснице и проводя пальцами по ноге в имитации натягивания этого чертового кружевного капрона…

– Интересно, сколько мне заплатит местный “Вестник”, за эти горячие снимки? – улыбается Саша, хозяин этой странной вечеринки, прикуривая сигарету и размахивая в воздухе своим смартфоном, на экран которого я и смотреть боюсь, прекрасно зная, что худшего снимка не сыскать ни в одном из моих альбомов.

– Я заплачу больше, так что сразу продай их мне, – присев на перила лестничного пролета, потираю затекшую шею.

– Где ж ты раньше был? Нам бы ипотеку брать не пришлось, – смеясь своей шутке, находится он, переключая свое внимание на Диму. – Мы с Ирой решили машину менять. Мне повысили зарплату, так что можно и обновиться.

– И правильно, давно пора сдать в утиль твое корыто, – муж Светы не курит, но все же с завидной постоянностью следует за нами по пятам, не желая оставаться наедине с женскими сплетнями и неутихающей болтовней. – Значит, у вас все серьезно?

Я киваю, не планируя и дальше откровенничать, в надежде, что он не станет расспрашивать меня о планах на будущее или лезть со своими советами. Я ничего не имею против нашего знакомства, и даже готов пару раз в месяц изображать предметы женской одежды в присутствии этих здоровых лбов, но не горю желанием раскрывать свою душу перед малоизвестными мне людьми.

– Я Машу знаю не так давно, но что-то в ней есть… – все же пускается в демагогию Гордеев – типичный банковский работник, с сосредоточенным видом потирающий подбородок и смотрящий вдаль своим умудренным взглядом. Правильный и сдержанный во всем – в жестах, словах… он даже слушает с каким-то особым, вдумчивым выражением лица, словно за столом обсуждают ни закрученный сюжет новой кинокартины, а напряженную политическую обстановку соседнего государства.

– А я работал на ее мужа, – вставляет свое слово Саша, туша окурок о жестяную банку. – Вы незнакомы?

– Нет. Но я наслышан о его бизнесе. Автомастерские, магазины запчастей, – все же улавливаю в себе интерес к данной теме и достаю вторую сигарету, не желая возвращаться в квартиру.

– И кафе, – тот же Александр, явно не прочь обсудить своего бывшего начальника. – Довольно неплохое, хотя сейчас уже наверняка не такое прибыльное.

– С чего ты так решил? – вступает в нашу беседу Дима.

– Андрюха-трудоголик. Горел на работе и постоянно раскручивал бизнес. А когда уехал в Москву оставил за главного своего друга. Он, конечно, парень неплохой, но до Медведевского энтузиазма ему далеко. Недавно я заезжал туда пообедать и обстановка уже не так впечатляет…

– А я Свете слово дал, что никогда не стану там есть, – добродушно смеется мужчина, как-то виновато глядя на нас, словно боится, что мы осудим его за послушание и переведем в ранг подкаблучников.

– Она обижена за подругу? – до конца не понимаю, с чего бы его жене вдруг вздумалось запрещать мужу иногда отдыхать в этом кафе.

– Маша хотела его отсудить… А Медведев с пеной у рта отказывался принимать ее условия, – поясняет мне Саша.

– Настолько жадный?

– Скорее фанатик. Одержим этой забегаловкой. Я в подробности не вдавался.

– Так, а в целом он, вообще, какой?

– Мне казалось, что вполне нормальный мужик… А теперь… Черт его знает. Но как отец могу сказать одно: уважать человека, наплевавшего на собственного ребенка, я не в силах. Да и не так уходят от жены после стольких лет брака. Тем более от такой, как Маша. Он ведь все это нажил с ней. Ира рассказывала, что первые пару лет им приходилось не так-то просто. Кредиты, кредиты, кредиты… Маша его никогда не осуждала, верила и многого не просила. Ребенок всегда при ней, а Андрей до поздней ночи сидел в кабинете.

– И часто он крутил романы на стороне?

– До встречи с этой своей, был порядочным семьянином. А потом увлекся и пустился во все тяжкие. Ты что, Машу никогда не расспрашивал?

– Разве что в общих чертах.

– Ну даешь! В общем, расстались они некрасиво. Судились где-то полгода, а потом, уж не знаю, что стукнуло Маше в голову, но она все же подписала бумаги, и не стала претендовать на бизнес. Он через несколько месяцев укатил в столицу, а она начала привыкала к самостоятельной жизни. Так что, ты уж ее не обижай, ей и без тебя досталось, – прям не человек, а находка для шпиона. Я обдумываю услышанное, а Дима переводит разговор в другое русло.

– Чего? – словив мой сосредоточенный взгляд, отвлекается от разговора с подругами Маша, все еще улыбаясь очередной шутке своей не умолкающей приятельницы.

– Ничего, – устраиваюсь рядом и кладу свою руку на спинку ее стула. Она, не мигая, смотрит мне в глаза, забывая об окружающих, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обнять ее хрупкие плечи. Я так мало знаю о ней, что едва ли мне хватит всей жизни изучить сидящую рядом женщину… Нежную, ранимую, в чем-то слабую и несправедливо обиженную, но в то же время верящую в лучшее.

– Я предлагаю собираться каждые выходные, – поднимая бокал, извещает всех Света, довольно активная девушка, лишенная всякого стеснения. – А лучше махнем к нам на дачу, организуем шашлыки, ты ведь ешь такую земную пищу? – обращается ко мне, улыбаясь одними глазами.

– Ну, начать никогда не поздно, – нацепив на лицо маску серьезности, решаюсь не лишать ее возможности потренироваться на мне в своей язвительности.

– Вот и отлично! Затопим баню и вы хорошенько отходите Машкиного буржуя березовым веником, – хохочет она, поддевая ее плечом.

– Ну как? – ее глаза горят, а щеки немного пылают от выпитого вина. Руслан увеличивает громкость магнитолы, чтобы мы без смущения могли обсудить события вечера, и я благодарно киваю ему, откидываясь на заднем сидении.

– Своеобразно…

– Своеобразно? Это хорошо или плохо?

– Ну, они сумели меня удивить. Не думал, что когда-то мне доведется играть в Крокодила.

– Мы нечасто это делаем… Но ты был неподражаем, – целует мою щеку и, обвив талию руками, укладывается щекой на мою грудь. – Сереж?

– Что?

– Спасибо тебе, – говорит еле слышно, и я знаю, что она имеет в виду вовсе не посиделки с ее друзьями, а что-то более масштабное, что мы оба ощущаем, но не торопимся дать название уже запущенным процессам. Я ничего не отвечаю, лишь запускаю ладонь в ее волосы, наслаждаясь запахом прядей, и замираю, постигнув истину – никогда прежде я не испытывал такого лютого желания о ком-то заботиться, к кому-то торопиться и кому-то принадлежать.