Текст книги "Вселенская пьеса"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

–Нисколько не волнуюсь, но впредь не пугай меня так.

–А ты не пугайся, вот решение, – Контролер вздохнул. – Вы говорите, говорите, я помолчу, просто постою тут, это, знаете ли, и мой дом в каком-то роде, а вы, Арам, тут гостите.

Помедлив, я обратился к съежившемуся на своем месте лернийцу:

–Не обращайте вы на него внимания, это – пассивная личность, она не причинит вреда. Лучше скажи, почему вы привели меня сюда?

–Потому что вы единственная фигура, которая... может сюда войти.

Я отчетливо понял, что он хотел сказать что-то другое, но в самый последний момент промолчал. Что бы это могло значить? Он не хотел, чтобы Контроллер что-то узнал? Наверное, это могло изменить происходящее, которое они так тщательно рассчитывали.

–Вот именно поэтому вы и можете сюда войти, – вдруг сказал Арам. – Вы ведь тоже считаете. Вам не понятны мои слова и поступки, вы пытаетесь рассчитать мои мотивы. Вы ведь знаете будущее.

–Нет, не знаю, – я рассеяно покачал головой.

–Почему же вы тогда не спешите на свою планету, которой угрожает смертельная опасность? Или вы уверены, что Земля сможет победить андеанцев?

–Не сможет, – я пристально смотрел на Арама. – А вот вы, похоже, знаете что-то еще...

–Я много чего считаю, – отозвался Арам, – например, если прикажете, расскажу вам ваше будущее.

–Расскажи, – не колеблясь, потребовал я.

–Хм, – лерниец, кажется, был удивлен и растерян. – Еще никто не соглашался. Еще никто не решился. Значит, мы правы, и вы все знаете. Но не признаетесь...

–Не знаю я ничего, – прервал я Арама, но лерниец словно и не заметил и продолжал:

–... себе в том, что знаете будущее наперед. Это не вы считаете, это ваш разум столь совершенен, что в нем при рождении высчитывается будущность. Как мы могли не подумать? Как?

Он говорил бред, этот инопланетянин. Полнейшую бессмыслицу, которая не должна была ничего значить, но, как не удивительно, я понимал, что он имеет в виду. У каждого порой бывает так, что он знает ход событий наперед. И, если задуматься и заглянуть вглубь себя, можно найти ответ на любой вопрос. Просто мы так отвыкли спрашивать самих себя, что забыли, как отвечать на свои собственные вопросы.

Еще до недавнего времени я был уверен: человек не способен двигать предметы мыслью и ломать руками железо. О точке приложения силы слышали многие, но для простого обывателя, непричастного к высшим искусствам, это пустой звук. Когда тебе говорят, что на предмете всегда есть уязвимое место, не зная наверняка, ты не поверишь в его существование.

Мы можем свято верить в отсутствие у нас всяких способностей, зовущихся нынче и вовсе паранормальными, но все это неспособно свести на нет нашу личную силу. И вправду человек – загадка Вселенной. И да, мы знаем свою жизнь от начала и до конца, но лишь тогда, когда в состоянии признаться себе в этом. Вот в чем заключен секрет познания самого себя, вот, чем на самом деле является для нас, для людей, судьба – чистым, незапятнанным знанием.

Я улыбнулся, говоря:

–Арам, расскажите мне мое будущее. Вы же не боитесь высчитывать историю целых миров, которым суждено обратиться в прах под гнетом времени? Вы, в конце концов, не боитесь рассчитать свою собственную судьбу!

–Боюсь, – резко оборвал меня Арам.

–Но ведь и она рассчитана, – я облокотился локтями о стол, хищно придвинувшись к лорнийцу. Он не выдержал и отстранился от стола, восстановив расстояние между нами.

–Пусть рассчитана, – согласился Арам, – но не мною, и я никогда не осмелюсь притронуться к директориям, содержащим мое имя.

–Тогда вернемся немного назад? – продолжал я неотступный штурм. -Ответь мне на вопрос, который я уже задал. Вы знали, что на Ротосе-4 погибнет брат?

–Была цель, – печально ответил Арам, косясь через мое плечо. Присутствие Контролера что-то ощутимо меняло, лерниец говорил загадками, словно пытаясь не выдать себя. -Ее нужно было достичь. Существовала вероятность, небольшая вероятность, что у нас получится. Она была слишком мала и ничего не вышло. Так бывает.

Вот оно, – подумал я отстраненно, – Итар прав, лернийцы пытаются перестраивать историю, менять ход событий, всеми силами стараясь воплотить в жизни даже самые малые шансы, которые не должны существовать. При должном упорстве это может сработать.

Вот чего боится Нуарто. Возможно, самым лучшим вариантом для Союза было бы укротить лернийцев, но, скорее всего, это им не по зубам. А, возможно, эти четырехрукие толстяки не только отказались быть покорным инструментом в руках Нуарто, но и перешли к сопротивлению или и вовсе наступлению...

–И как же вы решили, кто полетит умирать? – с нескрываемым сарказмом спросил я.

–Есть Верховный Считовод. Он знает все судьбы. Судьбу каждого и свою в частности...

–Ах, и у вас есть Верховный, – тихо пробормотал я, но так, чтобы Арам мог это слышать. Впрочем, лерниец никак не отреагировал на мое замечание.

–Верховный Считовод берет на себя огромный груз ответственности, он знает все, и мы ему верим. Если он говорит, что кто-то важен менее чем другой, зачем тому жить, если он может стать важным и умереть?

–Значит, вы все-таки пытаетесь создать другой мир?

–Лучший мир, Антон, а как же иначе? – искреннее удивился Арам.

–Да, немного обидно знать, что кто-то пытается создавать историю и посягает на твою судьбу.

–Кто-то должен это делать, – возразил Арам. – Иначе мир потонет в энтропии, которая, как известно, есть обыденный порядок существования Вселенной. Реальность смешает краски, и свернется из спирали в точку.

–А если нет? – ухмыльнулся я. – Если Вселенная может существовать без вашей помощи?

–Мы считаем, что будет так, – уверенно сообщил Арам.

–А если это лишь одна из возможностей, или и вовсе самообман?

–Вероятности не врут, – усмехнулся лерниец. В этом споре со мной он даже осмелел, позабыв о молчаливом дознавателе, контролировавшем процесс нашего разговора. – Это самая вероятная вероятность, если вам так будет угодно.

–Теперь я понимаю, почему вся Вселенная старательно истребляет вас; я не удивлюсь, если вскоре ваша планета и вовсе будет уничтожена. Вы правильно делаете, что никого не приводите на корабль и никому не показываете, как живете. Впредь держите языки за зубами и никому не говорите, чем занимаетесь.

–Но почему?! – отчаянно вскрикнул Арам. – Мы хотим, чтобы все было лучше.

–То, что лучше по вашему мнению, может оказать не лучшим для того, к кому оно применимо. У каждого отдельной единицы свое понятие добра и зла. Последние события, коими жизнь меня накормила досыта, дали ясно понять вот что: не стоит лезть к другим со своим добром, можете получить неожиданную реакцию. Как и в вашем случае, это может быть опасно для жизни, но вы продолжаете проявлять средневековую глупость, не желая понять очевидного: вы своими усилиями устраняете или уменьшаете вероятность других альтернатив, тех самых, даже мысль о которых дорога другим. Умирая, мы всегда надеемся, что вот сейчас появится кто-то или случится что-то, и мы спасемся. А вы пытаетесь отнять у других надежду, вот и все.

–Хотите сказать, – успокоился Арам, – что мы зря прилетели и спасли вас от вот него? – лерниец указал на замершего за моей спиной дознавателя. – Его корабль должен был выйти из подпространства в области гравитационной зависимости корабля купалианина! Вы бы хотели быть разорванными в клочья вместе со своими друзьями и жалким челноком?

–И какова была вероятность такого исхода?

–Процентов семьдесят, – Арам пожал плечами, подумал и добавил: – Семьдесят один и тридцать семь сотых процента, если быть точным, вот ведь какая досадная случайность!

–А остальные проценты?

–Вы бы внезапно изменили направление движения корабля и остались живы. Ненадолго, правда. Вас бы засекли с корабля Контролера и поймали. О! Не спрашивайте, я знаю, что вы думаете. Вас могли и не заметить, но тогда бы вы встретились с Сатрингом, который уж очень заинтересован во встрече с вами, Антон. Он очень зол и почему-то жаждет вас убить. Как видите, весь мир против вас. Что же, по-вашему, мы зря вмешались?

–Думаю, вы вмешались только потому, что это вам выгодно, – резко отозвался я. – Ваш ход был сделан, я не столкнулся с Контролером и не достался Сатрингу, начался новый виток. Что будет дальше, Арам? В этой Вселенной у меня слишком много врагов и очень мало союзников. Так что расскажи мне мою судьбу.

–Расскажу, – вздохнул лерниец. – Вам предстоит много боли перенести, Антон, испытания будут продолжаться. Вам не помогут друзья, а союзники отступят. Тогда, после победы или поражения, настанет время ужасного разочарования.

–Вы говорите как шарлатан, – засмеялся я, ощущая пустоту. – Вы не сказали ни одной стоящей вещи, ни одного факта.

–Нельзя, – засуетился Арам, – нельзя, иначе это будет прямое воздействие на историю. Мы стараемся ТАК не влиять. Союзом это запрещено.

–Тогда скажите: Земля ведь останется нетронутой андеанцами. – Я почему-то выбрал не вопросительный, а утвердительный тон.

–Останется нетронутой, – эхом ответил мне Арам, – но только если вы продолжите делать то, что делаете. Они все равно придут, Антон, они высадятся на планету. Если вы сейчас поверите в счастливое спасение и остановитесь, все земляне погибнут.

–Какое откровение, – фыркнул дознаватель и Арам вскочил. -Тише ты, дурак! Я тебя не укушу. Ты никогда такого больше не увидишь, пара личностей в одно сознании. Что ж ты всю правду то не говоришь, все ходишь вокруг да около? Уж не из-за меня ли?

–Я все забуду, – прошептал Арам. – Когда проснусь – все это забуду. Лерну нельзя говорить правду, Лерну нельзя менять историю явно. Лерну можно только считать.

Я обернулся, с интересом наблюдая за дознавателем. Сейчас он изменился, в нем добавились странные, непонятные мне черты. Отвечая на мой немой вопрос, Контроллер отозвался беспечно:

–Я тут поискал у тебя, и на заднем дворе нашел еще один любопытный разум. Мне нравится твой корабль, Доров, корабль класса черная птица... С ним, в отличие от тебя, возможно слияние. К чему копить осколки, если можно создать целое.

–Ну здравствуй снова, Ворон, или как тебя теперь называть?

Попавший в плен моего разума призрак усмехнулся.

–Что теперь будет? – спросил я с сомнением. У меня не возникало ощущения, что внутри меня есть инородное существо, но, пожалуй, теперь их присутствие меня начало пугать.

–Не переживай, мы не помешаем, – это точно был Контролер.

–Да что же это? – Арам начал пятиться.

–Так выглядит Сила и Знание, – сказал я лернийцу. – Не уверен, что ты поймешь. Я и сам до конца не понимаю, почему мы их видим.

–Такого просто не может быть!

–Вся проблема в том, что ты располагаешь лишь цифрами, – упрекнул я Арама. – На деле же даже вероятность в тысячную долю процента может осуществиться. Сама, без вашего вмешательства лишь потому, что именно так и должно быть. Вот так-то.

–Я тебя не слышу! – приглушенно промычал Арам.

–Может, нам его убедить? – спросил дознаватель.

–Время!

И я проснулся.

–Мы находимся у дальней орбиты Эгиды, – сказал краснолицый лерниец, потряхивая меня за плечо. – Наш корабль не станет садиться, это слишком большие энергозатраты. Ваш Ворон приземлился в секторе а3, мы высадимся на челноке и передадим вас вашему экипажу. И заберем своего паломника.

Мое тело и вправду отдохнуло, а вот разум был немного затуманен. Кроме того, я внезапно ощутил ужасное сомнение: было ли все это на самом деле? Приснился ли мне сон, созданный моим привыкшим спать разумом? Или я и вправду видел Дознавателя и Ворона? Проще поверить, что мне приснился сон, но вот напротив сидит Арам. Он подавлен, молчалив, потерян, и старательно опускает глаза. Он мнет свои руки так, словно у него затекли кисти, и, по-видимому, не замечает этого. Значит, он тоже видел их.

–Не может быть, – пробормотал Арам и испуганно посмотрел на своего соплеменника. – Что?

–Ты плохо себя чувствуешь, Арам? – с тревогой спросил краснолицый лерниец. – Или Антон чем-то обидел тебя?

–Нет, – как-то через силу сказал Арам. – Все хорошо. Мы прилетели? Так отправимся же на Эгиду!

–Здесь должно быть очень холодно, – пробормотал я, прильнув к иллюминатору. С небольшого прямоугольного окошка только что сняли защитный экран, и я видел лениво приближающуюся снежную равнину Эгиды. Снега сгладили ее поверхность, протянувшуюся однообразно белой полосой от горизонта до горизонта; плотные облака не пускали ни одного солнечного луча, создавая вечные приглушенные сумерки. Чистота планеты была нетронутой, но снег в ровном сером свете казался таким же серым. Вглядываясь в снежную бесконечность, я думал лишь о том, каково было выживать здесь Рику Ирину. Если бы не лерниец, без сомнения, Рик был бы уже мертв. Пусть Арам прав, и он никогда больше не вернется ко мне на корабль (такую возможность я могу допустить), но я буду знать, что он жив. И он будет жить до тех пор, пока случайно не попадет вновь во временно-пространственный провал, который, причудливо насмехаясь, забросит его в прошлое на борт корабля Ворон.

Земля.

Я думаю об отдельном человеке, когда на кон поставлена целая планета. Потерял ли я время, драгоценное время, которое было у моей родины или андеанцы все еще в пути? Замешкались, пытаясь понять, имеют ли под собой что-то мои угрозы

Должно быть так, ведь счетоводы говорят: планета останется цела, если мы не отступимся. Мы заберем Рика Ирина или не заберем его, я вернусь на свой корабль и вновь направлюсь к планетарной системе Союза. Я не потрачу более времени на поиски друзей, способных заступиться за нас и поддержать. Теперь все дело в нас. Мне остается надеяться, что вид корабля, который когда-то принадлежал им, не вынудит парламент Союза изменить свое решение не в нашу пользу. Я надеюсь, что инцидент на Парлаке 13 не свалят на нас, я надеюсь, что Мурдрану и Заброху удалось сочинить правдоподобную историю, исключающую в себе землян.

–Вот, Антон, оденьте, – Арам неуверенно тронул меня за плечо. Он теперь боялся меня и старался близко не подходить, потому, всунув мне в руку толстую куртку, тут же отошел в сторону. Краснолицый лерниец, тот самый, который вел меня к счетной комнате, или другой, но как две капли воды похожий на него, косился на Арама, но ничего не спрашивал, задумывался, высчитывая вероятности того, что могло так смутить его соплеменника, но, по-видимому, не находил ответа и начинал расстроено качать головой. Математика давала очевидный сбой, и никто из лорнийцев не мог понять, почему это происходит.

Я развернул куртку. Внутри она была подбита толстым мехом неизвестного мне животного, с жестким черным ворсом и голубоватым подшерстком, снаружи была сшита из плотной гладкой ткани, которая растягивалась под пальцами. А я уж было хотел с благодарностью вернуть подарок, показавшийся мне детским

–Там действительно очень холодно, – краснолицый лерниец отвлекся от своих расчетов, наблюдая за моими открытиями. – "Когда поднимается ветер, становится нестерпимо. Снежные вихри вздымаются к облакам и сами становятся облаками. В них летит смерть, рядом с которой нет места ни одному живому существу. Тогда единственным спасением становятся снежные сугробы. Если зарыться на недостаточную глубину, тебя поднимет в воздух вместе со снежной лавиной, и разорвет на части. Если же уйти под снег слишком глубоко, ты не сможешь откопаться, останешься погребенным под тоннами снега, когда обвалиться потолок или задохнешься, так и не добравшись до поверхности. Эта планета приветлива лишь внешне и не стоит питать излишних иллюзий. При первом вестнике ветра нужно начинать искать убежище или возвращаться туда, где безопасно".

Так описывает планету наш паломник. Тот, что каждый цикл возвращается на корабль, чтобы немного отдохнуть от служения Эгиде. Он привозит интересные записи. Его расчеты всегда верны и мы часто сверяемся с его результатами. Одиночество, понимаете ли, располагает к размышлению, а общение с обитателями Эгиды подстрекает разум, который не хочет уподобляться низшим этого мира.

–Значит, на планете кто-то живет?

–Разве это жизнь? – с насмешкой спросил "толстяк". – Их цивилизация закончилась слишком давно, но по многим меркам они бессмертны. Они походят на гигантских истуканов, их осталось всего трое. Если вас в цивилизации всего трое и вы безвылазно живете на своей планете уже не одно тысячелетие, не зная прогресса, не нуждаясь в пищи или движении, разум, каким бы он ни был совершенным ранее, угасает. Да, они о мирах знают лишь по рассказам нашего паломника!

–То есть, – уточнил я, – только то, что он хочет им рассказать?

–Он стараемся рассказывать им все, что знает сам, – возразил лерниец.

–И, тем не менее, вы формируете их понимание, потому что у них не с чем сравнить, – вздохнул я.

–Поговорите с ними сами, – лерниец на мои слова не обиделся, – если удастся найти достаточно времени. Дело в том, что их жизнь не белковая, а когда у тебя впереди вечнось, некуда торопиться. Порою от них сложно добиться даже слова.

–Монолог, это не всегда плохо, – я пожал плечами. – Разберемся. Это интересно – поговорить с теми, кто живет не одно тысячелетие. Как они выглядят?

–Сами увидите. По левому борту начинаются холмы, туда лучше не суйтесь ни при каких обстоятельствах, не выживете. А вот на равнине дальше есть Разлом. Вы найдете местных там...

Я снова прильнул к иллюминатору, но зрение оказалось слишком слабым – я ничего не видел. Что ж, осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

–Сделайте запрос на мой корабль, боюсь, как бы по челноку не пальнули от неожиданности.

–Уже, Антон, мы же все понимаем, – "усмехнулся толстяк". -Все уже оповещены и ждут с нетерпением!

Мы сели в небольшом отдалении от крейсера. Я уже несколько минут топтался у шлюза, пригибая в низком проходе голову, и, как только челнок заглушил двигатели, распахнул люк и выпрыгнул в снег, не дожидаясь, когда выдвинется трап. Пролетев четыре метра, я ухнул.

Я уже видел его в отдалении, и не смог сдержать ребяческого порыва: не дожидаясь, когда опустят лестницу, спрыгнул в снег метров с четырех. Сугроб оказался не так уж и мягок, я слегка ушибся о его ставшую неприветливо-жесткой поверхность, выкарабкался и, проваливаясь почти по пояс, где на четвереньках, где распрямляясь, бросился к своему кораблю, из которого на встречу мне уже бежали друзья. Это было восхитительно – словно я вернулся домой. Я думать забыл о лернийцах, попав в крепкие руки Змея. Дядька обхватил меня и поднял, кто-то еще подскочил с боку и мы упали в снег, потому что устоять были не в силах. Денис схватил меня за ноги и выдернул из-под Стаса, но лишь для того, чтобы начать трепать меня по голове, сплошь усыпанной снегом. Этот снег, он был везде: в брюках, в ботинках, он таял за шиворотом и стекал холодными струйками по спине, но никто этого не замечал. Все обезумели. Меня окружили и повели к кораблю, и я чувствовал нетерпение огромной черной птицы. С болью я отметил бугристые мутно-серые шрамы на его некогда ровной и непроницаемо-черной поверхности – следы столкновения со снарядами Ванессы Вени.

Мари и Лора прижимались ко мне, словно были моими возлюбленными, целовали в шею и щеки, не в силах сдержаться от слез; мужчины, хоть и старались вести себя сдержаннее, но не упускали возможности похлопать меня по плечам и спине.

Уже подойдя к Ворону, я замер: на трапе, у самого люка сидел и задумчиво курил... Рик Ирин. Рядом с ним неподвижно застыл лерниец с бледным, каким-то сероватым лицом. У него не хватало одной руки, и это увечье делало лорнийца уродливо-кособоким.

Как же изменился мой пилот! Когда я посмотрел на него, Рик тут же ответил мне долгим и тяжелым взглядом. Я видел перед собой человека, который повидал за считанные десятки дней куда больше, чем я; который понял гораздо больше, чем я; который не просто выжил, но смог сделать выбор. Я никогда особенно не выделял его, и не считал очень уж умным. Что и говорить, я считал самым умным Родеррика Стерта, ну и Стас всегда в моих глазах был необычайно разумным моим родственником. А теперь я понял, что ошибался, смотря поверхностно. Я судил человека за то, что он был скромен и молчалив, я считал его ограниченным, потому что он никогда не лез не в свое дело.

–Я очень рад, – сказал я громко. – Видеть вас для меня настоящее счастье!

–Он стал таким странным, – шепнула мне на ухо Мари жалобно, оттаскивая в сторону, когда все немного остыли. – Он мне так нравился, тихоня. А теперь ему все равно. Прости, что все это тебе говорю, ты только вернулся и тебе, наверное, совсем не до этого...

Когда мы узнали о его смерти, – подумал я, глядя в полные безысходности глаза девушки, – всем нам было не до плача, потому что нас всех могла постигнуть подобная участь. А потом? Знал ли я об их связи? Хотел ли я о ней знать? А ведь капитан должен знать все. Обо всех. Это залог успеха. Я должен быть им отцом и священником, лучшим другом и личным психологом. Справлялся ли я со своими обязанностями? Нет.

–Я поговорю с ним, Мари.

–Он хочет улететь с этим лернийцем, я боюсь, они улетят сейчас! – сказала Мари с плохо скрываемым отчаянием. – Нет шансов, я говорила с ним.

–Послушай, девочка, ты любишь его? – спросил я с нажимом.

–Да, – растерялась она.

–И даже таким?

–Мы с этим справимся, я понимаю, ему пришлось тяжело. Даже представить не могу, что он пережил!

–Мари, детка, он принадлежит всем нам, – меня снова окружили ребята. – Кеп, что случилось на Парлаке?

Расталкивая всех, вернулся Змей, провожавший паломника до корабля Лерна и организовавший переправку Грога на борт. Оттеснив Рика в сторону, он цепко взял меня под локоть.

–А ну-ка, Мари, капитана в медотсек, наверняка опять ранен, а ну все вон пошли!

Но Змея никто не слушал, каждый хотел подержаться за меня, удостовериться, что я жив и на самом деле вернулся к ним. Это было так приятно, но немного назойливо. Змей понял, что ничего не измениться, пока все не удовлетворят свое любопытство, и воспользовался последним своим тайным оружием.

–Да дайте же вы оказать Дорову медицинская помощь! – грозно рявкнул он, но в следующую секунду его с хохотом повалили в снег вместе со мной. Господи, это было сумасшествием! Мы радовались как дети и сами не понимали чему. И только я знал: если Земля погибнет, каждый из нас будет для другого той опорой, которая поможет выжить. И чем больше этих опор, тем проще будет пережить беду.

Девушки перестали пускать слезы и старательно прикладывали к раскрасневшимся носам снег, ребята все наседали с расспросами, каждый хотел в точности знать, что же произошло после того, как я вместе с купалианкой отбыл на Парлак. И только Рик Ирин, хмыкнув, медленно поднялся, послал окурок в глубокий снег, и, ссутулившись, медленно ушел вглубь корабля.

Глава 24. Неизбежные встречи

–Надо улетать отсюда, капитан.

–Надо, но корабль попросту не может взлететь, – я пожал плечами, подтверждая свое временное бессилие.

–Но как же Земля?

–Я почему-то уверен, что успею и на Землю.

Мы с Риком сидели на трапе, кутаясь в куртки, и курили. Я давно ПРОСТО так не сидел, не курил рядом с кем-то, кого хорошо знал. Страсти поулеглись, каждый перестал тащить меня в своем собственном направлении, Змей смирился с тем, что я отказался идти в медотсек, Алека Грога, погруженного в медицинский сон, перенесли на Ворона. Лишь спустя несколько часов нам удалось остаться с Риком один на один.

–Уверенность трактуется словами лернийцев? – уточнил Рик.

–Нет, хотя...

Я замялся и не стал продолжать.

–Я чуть не сошел с ума! – вдруг сказал мне пилот и посмотрел совершенно незнакомыми, дикими глазами.

–Ты сошел с ума, – сказал я мягко.

–Да, – Рик поник. – Ты прав, капитан. Это даже не страх – самая настоящая пустота. Ощущение, что все закончилось. Мозг пытается придумать какие-то разумные объяснения, предлагает разные версии. Черт, извини, что утомляю!

–Говори, говори, – подбодрил я пилота, понимая, что ему нужно выговориться, чтобы самому себя понять.

–Я благодарен Барху – паломнику с Лерна. Мне повезло, что его расчеты оказались точны, и он не пренебрег мизерным шансом моего появления здесь, не поленился выйти в ночь, когда вокруг начиналась буря. Это он спас меня, но сначала мне показалось: я умер, и это чистилище. Или ад. Летный комбинезон с терморегуляцией – штука хорошая, но когда температура воздуха ниже двадцати, отмерзают уши и пальцы. Это ли не ад?

Он замолчал, но я не стал встревать, понимая, что пилоту нужно собраться с мыслями. Сейчас он тщательно выбирает слова, пытаясь сказать именно то, что у него в голове. Он боится быть непонятым, решая, что из собственных размышлений и порывов стоит утаить, сглаживая нечто нелицеприятное.

–А ты такой же, – внезапно сказал Ирин, уставившись на меня. Нас разделял только уголек сигареты, поднесенный к лицу, чтобы затянуться.

–Что?

–Ну, ты такой же, – пилот сморгнул, отвел сигарету – порывом ветра ему бросило тонкую струйку дыма в глаза. – Каким и должен быть капитан. Умеешь молчать, наверняка умеешь говорить, понимаешь, как нужно слушать. Когда нужно ждать без равнодушия, а когда лучше форсировать события.

–Рик, к чему все это? – осторожно спросил я, стараясь не быть резким. Сейчас я не понимал Ирина.

–Так, не важно, – пилот махнул рукой.

Чужой, – подумал я тоскливо. – Отстраненный, замкнутый на бедах, которые пришлось перенести. Когда вернемся на Землю, придется его списать. И всех нас. О, боже, о чем я сейчас думаю? Если вернемся, если Рик полетит, если Земля не пострадает.

–Ты знал, что холод приносит боль? – внезапно спросил пилот. – Настоящую, острую боль, словно от раны?

Я молча покачал головой.

–Брат всегда советовал прижимать к синякам замороженный помидор, – сказал он мечтательно. -У меня мать была хозяйственная очень, ничего не пропадало. Замораживала помидоры и отправляла их в готовку, когда они начинали портиться. У нас в морозилке всегда можно было найти помидор. Брат говорил, холод помогает от боли... Я никудышный рассказчик, да, Антон?

–Я понимаю все, что ты вкладываешь в свои слова, – возразил я.

–Ты такой же, – снова повторил Рик. – Удивительно, что некоторые вещи неизменны. Их не трогает ни время, ни пространство, ни события...

–Можно? – на трап вышел Стас, не церемонясь, переступил через наши ноги, и сел ступенью ниже. – Уработался, решил свежим морозцем подышать...

Я с досадой подумал о том, что Стас пришел до ужаса не вовремя. Сейчас, в присутствии врача, Рик замкнется, и не скажет больше ни слова.

Я ошибся.

–О, док, как мое здоровье? – оживился пилот.

–Все нормально, некоторые генетические несуразицы, никак не пойму, может быть, аппаратура барахлит. Но никаких деструктивных процессов, знаешь ли. Что, делишься впечатлениями?

–Ага, он имеет право знать, – согласился Ирин. Выходит, о своих злоключениях пилот уже рассказал врачу. Быть может, и остальные знают?

–Змей – настырный, – ловя мой удивленный взгляд, отозвался Ирин. – Такой, как нужно. Я ему проболтался.

–Ты продолжай, продолжай, – Стас зевнул, – не вгоняй Дорова в скуку.

Я затушил окурок, не став задавать ненужных вопросов. С Риком и вправду многое было не так, возможно, это последствия тяжелой психологической травмы.

–Знаете, я когда тут очутился, – собравшись, сказал пилот, – понял вдруг, что не хочу вот так. Не хочу замерзнуть. Еще мгновение назад я был в теплом коридоре Ворона, посреди аварии, а потом оказался сразу здесь. Волей неволей подумаешь, что умер. Но при этом жив, потому что вокруг все настоящее: и холод и боль, и особенно острое одиночество.

–Он пометался немного, – скучным голосом пояснил Змей, заметив, что Рик потерял смысл рассказа, – но потом взял себя в руки. Начиналась пурга, и нужно было что-то решать.

–Я хотел вырыть в снегу яму, – подсказки Стаса хватило, чтобы Рик заговорил снова, – все исткал место, где снег помягче. Ведь рыть предстояло голыми руками, а я уже и пальцев не чувствовал. Боялся, что они совсем замерзли и обломаются, когда я начну копать. Смешно.

Но нам со Стасом было не смешно, я заметил, как изучающее врач наблюдает за своим неожиданным пациентом.

–А потом этот звук, я даже не поверил. Уже невозможно было во что-то верить!..

–Рик услышал сигнал тревоги с Ворона, – Стас не прерывал, а поддерживал пилота, помогая ему продолжать говорить. Хороший психологический прием, очень удачный в данной ситуации.

–Никогда так не бегал, – хохотнул Рик, но смешок вышел горьким. – Проваливаясь в снег, поднимаясь, пока не увидел... тебя и женщину рядом. О, боже, это было лишь короткое мгновение, вернувшее мне надежду и тут же отнявшее ее. Черт, какой же я плохой рассказчик! У меня в голове столько всего, но я говорю как-то не так. Ты понимаешь, что все не так, Антон?

–Разве я сказал что-то, Рик, разве рассудил или усомнился? – удивился я.

–Вижу, вижу все в глазах. Знаю, – пилот вздохнул, заулыбался немного дико. Подобные перепады настроения свойственны душевно больным, но я все же надеялся, что это помешательство временное, что всему виной скачок в пространстве, несущий с собой потрясение, и никаких необратимых изменений нет. Пройдет время, и эмоции притухнут...

–У тебя просто нет всех неизвестных, – Рик снова перескочил с одного на другое. – Да, ты все принимаешь не так. Вы исчезли, но благодаря вам я выбежал к Разлому, благодаря вам оказался там, где ждал меня лерниец Барх. О, он считал, что вероятность появления на Эгиде землянина ничтожна, но не пренебрег ею. Успокоил меня и отвел в свое жилище. Они знают толк в жизни, эти лернийцы. Но ты, не умея считать, не верь им. Каждая ведьмы скажет тебе лишь то, что нужно услышать. Они – цыгане Вселенной. У Барха под снегом целые хоромы, у этого паломника есть все. Только еда жуткая: белковые концентраты, совершенно безвкусные и склизкие. Представь себе, у лернийцев нет вкусовых рецепторов, им все равно, что употреблять в пищу, от чего в их запасах лишь самые рациональные и удобно сохраняемые формы белка. Уроды.

Я предостерегающе глянул на Стаса, давая понять, что теперь его общество лишнее, и дядя, все поняв верно, встал:

–Пойду-ка, еще немного поработаю, а то до сих пор в медотсеке все вверх дном.

–Я зайду поблагодарить тебя чуть позже, Змей, как только выдастся минутка, – кивнул я.

–Было бы за что, смотрите, не простыньте тут – холодает.

Стас хлопнул меня по плечу и скрылся на корабле.

–Пора поговорить тет-а-тет? – уточнил Ирин, проводив врача долгим взглядом.

–Да, Мари кое-что рассказала мне.

–Ты не понимаешь, – Рик скривился как от зубной боли, нервно потер челюсть. Его пальцы дрожали. -Я видел собственный труп, Доров, Змей показал мне. То, что я живой, еще не значит, что я жив. Мне здесь не место!

–Не понимаю, в чем проблема, – я покачал головой.