Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

  – Не смотри! Не смотри на него! – Хона закрыла рукой лицо. – Черные вердоги умеют зачаровывать! Они отродья степных кошмаров!

  Но Юл будто не слышал напарницу.

  – Безупречно, – прошептал он, и гладиус в его руках задрожал.

   Гексаграмма 25 (У-ван) – Безупречность

  Лучшее наслаждение настоящим – знать, что лучшее еще впереди

  – Нет! – взмолилась Хона. – Прошу, не смотри на него! Он приманит тебя!

  Парень молча и медленно двинулся в сторону рычащего пса.

  – Нет! Не надо! – байкерша схватила напарника за плечо трясущейся, слабеющей рукой, но, видимо, ужас был настолько силен, что пальцы сами собой разжались и сползли по руке юноши.

  Парень сделал очередной шаг навстречу баррикаде, а Хона плаксиво залепетала:

  – Умоляю, Юл, не надо! Сопротивляйся, Юл, умоляю!

  Пес зарычал громче и утробнее. В медных жестких глазах его пылали властное неистовство, неистребимый голод и беспощадная ярость. Он подзывал к себе жертву грозным рыком, который просто невозможно было ослушаться.

  – Юл... Юл, борись... – прошептала девушка, но голос ее был тих и немощен, а зов пса – свиреп и силен. Никакой надежды на спасение теперь не имелось.

  Последний правнук подошел к щели, из которой торчали острые изогнутые клыки, нагнулся и вдруг сделал резкий выпад гладиусом. Морда исчезла, и за оградой послышался жалобный скулеж.

  – Это всего лишь собака, только большая и сильная, – сказал парень, разогнувшись.

  Хона, убрав руки от заплаканного лица, удивленно вытаращилась на напарника:

  – Он что, не зачаровал тебя?

  – Нет, зато теперь псина будет без одного глаза, – Юл пожал плечами. – Просто я подумал, почему именно черные собаки должны уметь гипнотизировать? А чем другие хуже? Это всего лишь страшилки. Все эти демоны Внешней Тьмы, Скальпели Косноязычные, шлюхи Радиации, писающие в реки, всякие там небесные лошади, все это люди придумывают, чтобы объяснить себе необъяснимое. Я даже книгу читал... ну, не читал, просматривал, "Истоки мифологии" называется. Знаешь, сколько мама мне в Забытой деревне сказок нарассказала, пока я к прадеду Олегу не попал на обучение?

  – Скотина! – вспыхнула девушка. – Я переживала за тебя, а ты...

  – Нет, мне было, конечно, страшно, но не так, как тебе...

  – Мне не было страшно! Понял, кегль? Я вообще ничего не боюсь!

  Юл засмеялся:

  – Конечно, ничего...

  Это стало последней каплей. Хона, издав гортанный клич, кинулась на насмешника. Парень только и успел, что отбросить от греха подальше гладиус, когда разъяренная байкерша повалила его. Они покатились по земле.

  – Хона, да успокойся ты! – Юл с трудом оторвал руки девушки от своего горла.

  Байкерша, вырвав запястья из захвата, хлестнула младшего правнука ладонью по щеке. Это разозлило парня, но отчего-то он перестал бороться и с гневной обидой посмотрел на девушку. Та, встретившись взглядом с напарником, замерла на мгновение, а потом вдруг прильнула к Юлу и поцеловала его. Долго и страстно.

  – Мне так нравится это, – прошептала она, вновь касаясь губами губ юноши, – мне очень нравится это... – Хона еще раз поцеловала Юла, а затем резко отпрянула от него. – Но этого больше не будет, – девушка поднялась и отряхнулась.

  Парень, пожав плечами, тоже встал. Где-то в глубине души он понимал, что не стоит спорить со взбалмошной девчонкой, иначе она будет делать все наоборот, а так, нет-нет, да снова захочет ласки, а может и чего-то большего... впрочем "о чем-то большем" Юл старался не думать, невозможность контролировать влечение настораживало парня, именно поэтому он испытывал двойственное чувство к девушке. С одной стороны хотелось быть рядом с ней, с другой – страшновато.

  – Мы крупно влипли, – Хона прервала размышления парня, – вердоги так просто от нас не отстанут. Они будут бродить вокруг забора, искать дыры, в которые они могли бы пролезть. Они очень терпеливые и могут держать нас в осаде до двадцати дней.

  – Ты-то откуда знаешь?

  – Вир Златорукий рассказывал. А за двадцать дней мы с голоду помрем.

  Парень цыкнул и, почесав макушку, посмотрел на лошадь, жующую траву.

  – Я своего байка на съедение не отдам. Я скорее тебя съем! – сказала девушка, и глаза ее сверкнули яростной решительностью.

  – Может, этих собак совсем мало. – Юл осторожно заглядывал в щели, но так никого и не увидел. – Может, она вообще одна была...

  – Не смеши, я заметила в степи много движущихся пятен, – с нажимом произнесла байкерша, – и если на тебя не действуют чары вердогов, и если ты даже поранил одного из них, это не значит, что ты сильней их. Их может быть несколько десятков. Они нападают на своих жертв беззвучно, без лая. А ночью они воют, чтобы устрашить. И сейчас они сидят в засаде и ждут, когда же мы вылезем наружу. Они очень терпеливы и хитры. Они безупречные убийцы...

  – Ладно, ладно, я тебя верю, не нагнетай, пожалуйста... – торопливо произнес Юл.

  Спорить с кочевницей, верующей во всесилие собак парню не хотелось. Так глядишь, и его переубедит, заставит думать о вердогах, как в легендах, как об отродьях степных кошмаров. И тогда псы обретут над ним власть, как когда-то в детстве россказни о Радиации-Яге и демонах Внешней тьмы материализовывали ужас, превращали сказки в жуткую быль, не отличимую от реальности. Прадед Олег говорил, что на его глазах всего лишь за три, даже за два с половиной поколения жители Забытой деревни превратились из свободомыслящих людей в забитых и покорных слуг собственных страхов, от которых они прятались за стеной иллюзий. Да, именно так прадед Олег и говорил. Он потратил немало сил, чтобы научить Юла смотреть на мир непредвзятым взглядом.

  – В любом случае мы в ловушке, – заключила Хона.

  – Давай, взглянем сверху на твоих собак, – предложил Юл.

  Беглецы вошли в дом, поднялись по довольно-таки крутой винтовой лестнице на второй этаж. Некоторые ступеньки провалились, и через них приходилось перескакивать. На втором этаже они прошли несколько комнат со сгнившей мебелью, и вышли на лоджию.

  Когда-то лоджия была ограждена, но сейчас она являла собой ровную бетонную площадку, возвышающуюся над рекой, с обгрызенными эрозией краями. Кое-где из бетона торчали ржавые штыри.

  Юл осмотрелся, заметил лестницу из потемневшего металла, прикрепленную к стене и ведущую на крышу. Парень выразительно посмотрел на байкершу и та кивнула. Спустя несколько мгновений беглецы, обдуваемые легким ветром, взирали на покосившиеся, полуразрушенные дома заброшенного поселка. Юл спустился по крыше к краю, посмотрел вниз. Действительно, вдоль стены бесшумно рыскали бледно-желтые, коричневые, серые, пятнистые звери. Они были похожи на обычных больших собак, только тела их были поджары и морды удлиненны. Твари обнюхивали землю, беззвучно, но свирепо скалились, касались носами друг друга, будто таким образом обменивались информацией и продолжали искать брешь, в которую можно было бы проникнуть внутрь двора. Вдруг из закоулка выскочила молодая собака, подбежала к самому рослому гривастому черному псу, кажется, тому самому, кому Юл только что выбил глаз. Молодая собака ткнулась носом в шею вожаку, что-то отрывисто тявкнула. Предводитель вердогов в ответ мотнул головой и с десяток зверей сорвались с места, исчезли в кустарниках проулка.

  Парень осторожно поднялся наверх, к напарнице.

  – Они там что-то замышляют, – шепнул он. – Там часть собак убежала куда-то.

  – На охоту, – сказала девушка и ткнула пальцем, – там, вон там пасутся ковы. Они загрызут одного из них и принесут мясо остальным. Они будут есть, а нас держать в голодной осаде, пока мы не умрем или не решимся бежать.

  Юл взглянул туда, куда указывала девушка. Вдали он увидел столбы пыли и темные пятна пасущихся одичавших коров. В Забытой деревне их так и называли: дикими коровами. Видимо стадо шло на водопой, а вердоги решили полакомиться, при этом не упустив и человеческую добычу.

  – Как-то это неправильно, нелогично. Неужели мы такие вкусные, чтобы нас так долго караулить?

  – До Великой погибели вердоги были домашними животными в услужении у человека, но люди их бросили и за это они сошлись с адской шлюхой Радиацией, стали верными ее слугами. Ои Радиации родились вердоги, которые нас ненавидят и готовы убивать просто так, а не ради еды.

  Парень задумался. Да, уж слишком разумны эти твари для обыкновенных собак. Но разве люди глупее животных? Парень отвел взгляд от далекого стада, повернулся к нему спиной, посмотрел на речку. По ней проплывало большая ветка. И тут Юла осенило.

  – Знаешь, Хона, – сказал он радостно, – не все ведь так плохо. Лучшее у нас еще впереди. Мы можем сделать плот, сбросить его сверху и уйти по реке.

  – Совсем дурной? – байкерша хмыкнула. – Мы не сумеем сделать плот. У нас из инструментов только мечи да твоя лопатка. Еще и крыша может вес бревен не выдержать. Она ведь старая. Да и вообще ты попробуй, затащи плот на крышу...

  – Подожди, – перебил ее парень, – никаких бревен не нужно. Там, в сарае есть пластиковые поддоны и пластиковые бидоны. Пластик, ну... это как тебе сказать, очень-очень легкий материал, мне о нем последний предок рассказывал, да и у нас в деревне еще остались пластиковые банки и все такое прочее. Из него мы и сделаем плот. Делать будем на лоджии, а не на крыше, оттуда и сбросим. А связать поддоны можно лианами, как мы уже делали.

  Сердце Юла гулко забилось, когда в глазах Хоны просиял восторг.

  – Какой же ты умный! – девушка обняла парня, и беглецы простояли так некоторое время.

  Затем байкерша, взяв себя в руки, отстранилась и произнесла:

  – Нет, ты на самом деле глупый кегль... но все равно молодец!

  Младший правнук совсем не обиделся. Он лучился счастьем, глядя то на реку, то на мельтешащий вдали крупный рогатый скот, когда-то бывший домашними быками и коровами, а теперь рассекающий безбрежные просторы вольной и дикой степи.

   Гексаграмма 26 (Да-чу) – Крупный скот

  Порой остановка – это лишь выдох перед вдохом

  Два президента, Днепр Дальнозоркий и Урал Громоподобный, и кастомайзер Вирус Златорукий находились на вершине небольшого холма. Примерно в сотне шагов от них толпились остальные всадники.

  – ...остановка... выдох перед вдохом... хрень какая! – Ури, забрав у Вира желтую книжицу, спрятал ее в кармашек на седле.

  Порой предводитель Дэнджеров жалел, что не умеет так хорошо читать, как кастомайзер. А ведь отец Урала Громоподобного довольно-таки сносно владел этим искусством, а дед уж и подавно. Байкерская молодежь вообще была сплошь безграмотной. Ури даже не удосужился обучить чтению Хону. И Вира не попросил.

  И, правда, зачем номаду знать буквы? Обычному кочевнику это не обязательно. Другое дело кастомайзеры. Они подписывают оружие, седла и прочие личные вещи воинов. Имя на седле – это заговор от бед. Но президент клана, если он только сам этого не пожелает, и не обязан заниматься непостыдными ремеслами.

  Однако именно сейчас знание грамоты Ури непременно пригодилось бы. Ведь у него в руках был, как сказал беглый раб с дурацким именем, путеводитель судьбы. Предводитель Дэнджеров теперь твердо уверился в значении книжки. Иногда с большим трудом он сам читал ее, чаще просил об услуге Вира. Сперва всегда думалось, что в книжице написана бессмыслица, но потом оказывалось, что многое сходится. Вот прочитал Ури, что находясь на вершине, нужно действовать, и тут же Ява Бесноватая смело пересекла реку, за которой стоял Новочек. Или когда президенты и вайс-президенты отказывались организовать погоню, путеводитель голосом Вира Златорукого поведал, что удача идет к тому, кто сам идет к ней. И ведь так и вышло, Ури организовал поход в Запагубье и увлек за собой тридцать четыре воина. Разве это не удача?

  Теперь же вновь понадобился оракул. Утром байкеры оставили Новочек, но так и не смогли напасть на след Хоны и раба. Они рыскали по степи, точно голодные волки или вердоги в поисках отбившихся от стада ковов, но обнаружить беглецов так и не смогли. И вот уже солнце прошло зенит, и номады, те, что не из Дэнджеров, начали роптать, мол, почему мы не идем строго на юг, к Пагуби, а бродим кругами. Ури должен был принять решение. Либо послушаться большинства, либо потянуть время, стать лагерем на ночевку прямо здесь и послать бойцов из своего клана прочесать местность до заката. Может им повезет...

  – Остановка... – проворчал Ури, – выдох и вдох... вдох и выдох...

   – Глядите! – Неп Дальнозоркий ткнул пальцем в горизонт.

  – Что там? – Ури прищурился. – Ну, вижу, стадо ковов. Ты предлагаешь поохотиться? Да, ты прав, свежее мясо нам не помешает...

  – Нет, чуть правее, видите?

  – Что? – президент Дэнджеров напряг зрение. – Провались все в баггерхелл, ни хрена не вижу! Глаза уже не те...

  – Вердоги, – Неп опустил руку на гриву коня, – кажется, они загрызли одного из ковов.

  – И что?

  – Они его не жрут, они тащат куски мяса куда-то...

  – Как ты можешь это различать на таком расстоянии? – удивился Ури.

  – Он ведь у нас Дальнозоркий Вампир, – сказал Вир.

  – Ну уж никак не любитель аэсок, – Неп засмеялся, – как это должно звучать, Уродколюбивый Дэнджер?

  – Эх, Неп, разве ты не знаешь, что шутка, повторенная сто раз, уже не шутка, а клинический дебилизм?

  – Клинический? – Неп перестал смеяться. – Что за слово такое? Откуда ты только их берешь?

  – Неважно, – отмахнулся Вир, – но то, что вердоги не едят кова – это очень даже гуд.

  – Поясни, – Ури уже начал догадываться, к каким выводам пришел кастомайзер, но хотел услышать подтверждение.

  – Вердоги несут добычу своим собратьям, а те, скорее всего, караулят жертв, однозначно людей. Жертвами вполне могут оказаться твоя драгоценная дочь и Юл.

  – Да! – радостно выкрикнул Ури. – Так и есть! Вот она, остановка! Мы остановились на холме, и нашли правильный путь! Книжка-то годная! Верно ведь, Вир?

  – Это всего лишь интерпретация, но пусть будет по-твоему, – ответил Златорукий.

  – Небесный Харлей! – взявшись за тонкую бородку, Неп хитро улыбнулся. – Опять непонятное говоришь. Это какое-то ругательство? Ты таким словам научился у запагубных выродков? Ответь, Вир! Только не говори, что это не важно, просто скажи, что такое интер... – предводитель Вампиров покрутил ладонью, – интер... вот это вот самое.

  – Бесполезно объяснять, – кастомайзер самодовольно ухмыльнулся, – но будем считать, что это слово-заговор от степных хищников.

  – Напишешь мне его на седле, когда вернемся в стан, – сказал Ури, – а теперь вперед, за вердогами!

  Два президента и кастомайзер спустились с холма к остальным кочевникам.

  – Братья-байкеры! – проорал Ури, вытащив из чехла секиру. – Чуваки и... – Ури указал на Яву Бесноватую, – чувиха! Скоро нам предстоит битва с вердогами. Я очень надеюсь, что никто из вас не зассыт! Помните только, тварям черного цвета нельзя смотреть в глаза, иначе кранты! Просто бейте их, стреляйте в них, не глядя в их поганые зенки! Мы байкеры, с нами Небесный Харлей и поэтому мы победим! Мы воспитаны степью! А тот, кто воспитан степью, не боится отродий степных кошмаров!

  – Семь и три! – прокричали в ответ кочевники.

   Гексаграмма 27 (И) – Воспитание

  Умеренность в делах хороша, когда она начинается в мыслях и чувствах

  – По-моему, неплохо получилось, – сказал Юл, одобрительно цыкнув.

  – Да, – согласилась Хона.

  Действительно, плот удался на славу. Занимая добрую половину лоджии, он состоял из десяти поддонов и шести пластмассовых бочек. Шесть палет были связаны друг с другом и бочками с помощью лиан и вьюнов, второй ряд, состоящий из четырех поддонов, лежал поперек первого и был скреплен с остальной конструкцией все теми же ветвящимися вездесущими растениями.

  Кроме того Юл вырезал из молодой осины длинный шест и нашел широкую пластмассовую штуковину, схожую по форме с веслом. Ведь плотом необходимо будет управлять. Хона же смастерила удочки. В сарае она обнаружила длинные, чрезвычайно прочные нити, намотанные на катушку, которые младший правнук назвал "леской". Из побегов она сделала несколько удилищ, крючки соорудила из проволоки, а в качестве грузила решила использовать маленькие металлические статуэтки, валявшиеся в грязи на полу в одной из комнат первого этажа. В темном и сыром месте девушка накопала червей.

  Хона утверждала, что нужно наловить рыбы до того, как они окажутся в устье речки; ведь она впадает в Пагубь, а все, что обитает в Пагуби и в землях за ней, употреблять в пищу недозволенно. Юл не стал возражать, хотя и сомневался в правильности выводов спутницы.

  – Уже вечереет, – сказал парень, – так что переночуем здесь, на втором этаже, а то вдруг собаки сумеют пробраться во двор. А завтра поплывем.

  – Я... – Хона вдруг помрачнела, – совсем забыла о Стреле. Она же останется здесь...

  – Кто? – не понял Юл.

  – Стрела, так зовут моего байка. Вернее байкерицу.

  – Ты никогда не произносила ее имени.

  – Имена четвероногих друзей нельзя произносить при посторонних.

  Парень обрадовался тому, что Хона не считает его чужим. И тем менее, осторожность в общении не помешает. Юл мог бы сказать правду, что придется пожертвовать животным, но вместо этого он произнес:

  – Лош... то есть байка, конечно, жалко, но он останется запертым и травы с листьями на деревьях хватит надолго, а потом, может, ему повезет, и он выберется.

  – Ты бессердечный, – констатировала Хона, – тебя еще воспитывать и воспитывать.

  Вдруг послышался заунывный, душераздирающий вой. Сперва заголосила одна собака, а следом к ней присоединилась вся стая. Девушка вздрогнула.

  – Не бойся, они за стеной, – сказал Юл, и тут же мысленно обругал себя за такие слова. Ведь Хона не любила признавать собственных страхов. Сейчас возьмет и накинется на него.

  – Я не... – глаза девушки сверкнули, но вопреки ожиданиям парня она спокойно сказала:

  – Тебе легко, на тебя ведь не действуют чары черных вердогов.

  – Не действует...

  Юлу очень хотелось доказать, что и на Хону гипнотическая сила собак тоже не будет влиять, если она разуверится в сказках, которые внушили ей в детстве. Но как ей это объяснить? Он уже один раз пытался. И тут парня посетила идея. Когда-то прадед Олег в шутку лечил его и Темерку от страха перед вездесущей демоницей Радиацией-Ягой. Темерка, наверное, до сих пор так и верит в силу заговора, а подросшему Юлу последний из предков объяснил суть.

  – Хочешь, и на тебя не будут действовать?

  – Как? – брови Хоны поднялись.

  – Понимаешь, – Юл скорчил серьезную мину, – мне нельзя об этом говорить, но тебе скажу. Мой прадед Олег, чей прах я везу к морю, был великим колдуном, и он знал заклинание, благодаря которому не страшен никакой гипноз... ну, то есть чары.

  – Врешь, как всегда! – выпалила Хона, но глаза ее загорелись жадным любопытством.

  – Эх, это мне тебя еще воспитывать и воспитывать, – произнес Юл, – хочешь, прочитаю заклинание специально для тебя. Оно называется "заговором Великого Плацебо".

  – Чего?

  – Плацебо. Возможно, так звали одного из небесных байков, о которых вы просто не слышали...

  – И зачем тебе это нужно?

  – Ну, просто... – парень как бы замялся, смутился, – при посторонних это заклинание нельзя произносить, но... ты ведь мне не посторонняя...

  – Ладно, давай, – согласилась Хона после минутного раздумья.

  Парень потер ладони, приложил их ко лбу девушки и продекламировал:

  – Интерпретирую твою фобию, как иррациональное, которое есть самоподдерживающаяся фрустрация по отношению к непостижимой, а оттого враждебной окружающей среде, и дарую тебе Великое Плацебо отваги, дабы страхи твои канули в Лету, и ты оседлала собственную Тень.

  Парень убрал руки от головы девушки.

  – Все, – сказал он, – теперь ты можешь смело смотреть в глаза черным собакам.

  – Я ничего не поняла, – призналась Хона, – но... это правда? Вердог теперь не зачарует меня?

  – Не зачарует, – не моргнув глазом, произнес Юл.

  – И я тебе не посторонняя?

  – Не посторонняя, – подтвердил юноша, и сердце его забилось чаще и сильнее.

  Он вдруг страстно возжелал наступления ночи, но день все никак не хотел уступать свои права темноте, небо с облаками на горизонте было по-прежнему светло и будто специально мучило парня невыносимой яркостью. Он заглянул в глаза Хоны и провалился в какое-то всеобволакивающее счастье, где каждая клеточка напряженного тела пузырится неизъяснимой радостью и жаждой слиться в безумном экстазе с другим таким же напряженным и счастливым телом. Юл привык контролировать себя, но сейчас он не мог обуздать это наваждение и, главное, не имел никакого желания делать это.

  – Я не хочу, чтобы ты был рабом, – прошептала Хона, необычайно ловко скинув с себя кожаную кирасу, – я хочу равного...

  "...хочу равного... что бы это значило?.." – вопрос, будто маленькая волна от камушка, брошенного в воду, прошел легкой рябью по сознанию парня и тут же затух.

  Юл коснулся ладонью груди Хоны. Он ощущал ее тепло и силу даже через ткань, а затем парень прильнул к девушке и повалился с ней на плот.

  – Закрой глаза, коснись меня, ты пахнешь соблазном и медом, – зашептала байкерша, стягивая с юноши рубаху, – исчезнет грязь осколков дня... ударит в гонг природа...

  – Что это? – выдавил из себя Юл, задыхаясь от сладостного предвкушения, от прикосновения к чему-то, чего он еще ни разу не испытывал.

  – Это судьбоносная баллада об искушении и любящих сердцах...

  – Я о другом, что это?..

  – Закройся уже, и ничего не спрашивай! – Хона буквально впилась в Юла, прокусила ему до крови нижнюю губу.

  Было больно, но и безумно приятно. Парень захлебнулся восторгом, а его руки сами собой проникли в брюки байкерши, пальцы нащупали бугорок, едва покрытый растительностью и...

  Хона вдруг отстранилась, глубоко втянула воздух, к чему-то прислушалась. Юл потянул ее к себе, но она оттолкнула младшего правнука:

  – Тихо!

  – Что? Давай...

  – Тихо, я сказала! Слышишь вердоги воют?

  – Они и до этого выли... – разочарованно произнес парень.

  – По-другому выли... и еще...

  И тут Юл услышал конский топот, а следом знакомый голосище заглушил отчаянный вой псов:

  – Только не смотрите черным в зенки, лупи тварей!

  – Папа! – воскликнула Хона, вскочив на ноги. – Все, триндец!

  Юл никак не мог прийти в себя, лежал на плоту, а Хона, схватив суму с удочками и нацепив акинак, уже орала:

  – Долбаный кегль, какого баггера ты разлегся, вставай, уходим!

  На улице слышались рык, подвывание, скулеж, конское ржание, отборная ругань, звон тетивы и металла.

  Юл подорвался, одел рубаху.

  – Сталкиваем плот, – протараторил он, – по идее он должен упасть на край берега, потом прыгаем, только отталкивайся посильней, чтобы в воду упасть, а не на землю.

  – Без тебя знаю! Давай, давай, быстрей!

  С первого раза сдвинуть плот не получилось. Одна из бочек зацепилась за штыри, торчащие из бетона. Пришлось приподнимать всю конструкцию. Наконец, после минутного усердия плот полетел вниз. Следом Юл скинул осиновый шест и пластмассовое весло. Парень хотел что-то сказать напарнице, но не успел, Хона молча, с короткого разбега сиганула с лоджии. Послышался плеск. Младший правнук закинул на плечо походную сумку, схватил гладиус, принялся искать малую боевую лопату. Было уже довольно-таки темно, и парню пришлось на ощупь перебирать хлам, лежащий в углу.

  – Ну где ты там! – послышался нетерпеливый окрик Хоны. – Я уже плот в воду затолкала!

  – Я... лопата! – прохрипел Юл.

  – Да здесь она! Ты ее с веслом скинул, наверно! Давай, быстрей!

  Парень прыгнул вниз. На какое-то мгновение он полностью погрузился в воду, а потом с силой оттолкнулся от дна, буквально взлетев над поверхностью; место, куда упал Юл, оказалось неглубоким. В следующий миг он уже залазил на палеты.

  – Шест! Где шест?

  Хона протянула младшему правнука то, что он хотел. Парень быстро выгнал плот на середину речки. Течение было очень медленным, и потому Юл неустанно работал шестом, а его напарница – веслом, чтобы как можно быстрее покинуть злополучное место, где схватились не на жизнь, а на смерть псы и люди.

  Парень уже было обрадовался тому, что им удалось уйти незамеченными, как вдруг увидел на фоне догорающего вечернего горизонта силуэт всадника. Фигура Юлу показалась знакомой. Не тот ли самый это кочевник, которого младший правнук так удачно оглушил боевой лопатой?.. Да... это был он. И наездник целился в парня из арбалета. Речка была неширокой, и беглецы ушли от преследователей не так уж и далеко. Попасть в Юла для хорошего стрелка не являлось проблемой. Парень перестал работать шестом, напрягся, приготовившись получить болт в грудь или в голову.

  И вдруг сзади и сбоку что-то взметнулось. Плот качнуло, Юл чуть не потерял равновесие. Присев, он обернулся. Суча задними лапами, разбрызгивая во все стороны воду, на палету взбиралась огромная черная взъерошенная псина. Рыча и обнажив свирепый оскал, зверюга прожигала единственным, полным лютой ненависти глазом Хону, которая, выронив весло, побледневшая, с широко раскрытыми глазами, беспомощно взирала на вердога. Рука парня сама собой потянулась к гладиусу. Но девушка его опередила. Сощурившись, она схватила боевую лопату, лежащую на поддоне, и, взвизгнув, резким размашистым ударом рассекла псу горло. Зверь, захлебнувшись собственным рычанием, обрызгав густой струей крови поддон, соскользнул в воду.

  – Ты видел! – воскликнула Хона, дрожа и задыхаясь. – Я... я его... я сперва решила, что все... что он меня... а потом вспомнила про Великое Плацебо... и... я... я... потому что ты меня заговорил... и я его... я... я... люблю тебя Юл... правда, люблю...

  – Молодец... – только и смог выговорить парень.

  Внезапно раздался громогласный крик:

  – Хона! Хонда Молниеносная! Вернись немедленно! Я все равно тебя поймаю, засранка! А твоему хахалю я отрежу йенг и затолкаю в задницу!

  На берегу теперь стояли три всадника, и один из них размахивая секирой орал непристойности.

  У Хоны мгновенно прошла дрожь, она схватилась за весло и принялась грести. Юл, взявшись за шест, последовал примеру спутницы. Угрозы Ури отнюдь его не радовали.

  – Я не засранка! – неожиданно прокричала девушка, на мгновение перестав работать веслом. – И он не мой хахаль! А я все равно дойду до Пагуби, а потом еще и к морю пойду! Пойду туда, куда еще ни один байкер не ходил! Потому что я круче вас всех! Сами вы засранки!

  – Дрянь малолетняя! Ну, дрянь!!! Плохо я тебя воспитал! Пороть тебя надо было!!! В кого ты только такая уродилась! В тещу, никак иначе!..

  Ни Хона, ни Юл не слушали ответную брань, они гребли на пределе сил.

  – Река петляет, – шептала сквозь одышку девушка, – она небольшая и не глубокая. Мы сейчас обратно к Новочеку плывем, там есть переправа, по которой мы в город прошли. Они нас на переправе возьмут! Быстрей, Юл, давай, быстрей...

  Парень, в очередной раз оттолкнувшись шестом от дна, бросил тревожный взгляд на берег. Там уже никого не было.

   Гексаграмма 28 (Да-го) – Большая переправа

  Сдержанный дольше удержит удачу

  С тех пор, как беглый кегль оглушил его, голова у Рекса, Хорекса Неустрашимого из клана Файеров постоянно трещала. Он старался не показывать виду перед остальными байкерами, но иногда боли были поистине непереносимыми. За время похода род-капитан возненавидел лютой ненавистью проклятого раба, посмевшего поднять руку, вернее лопату, на свободного воина. Не раз и не два Рекс представлял, с каким удовольствием и особой жестокостью он разделается с поганцем. И когда Ури объявил, что беглецы совсем рядом и, скорее всего, их осаждает свора вердогов, кочевник воодушевился. Даже боль ушла. Степные псы, несмотря на жуткий вид, его совсем не пугали. Не зря же к его имени был приставлен эпитет "Неустрашимый". Пару лет назад род-капитан даже пристрелил нескольких. Правда, с черными вердогами Рекс никогда не пересекался. Ну, так что с того? Три с лишним десятка бойцов перебьют любую стаю. Зверь не может зачаровать больше одного человека, а значит, товарищ всегда придет на выручку и выведет из оцепенения соплеменника. Вряд ли в своре найдется сразу тридцать пять отродий черного цвета. Но главное не это, главное – сопляк. Уж до него-то род-капитан дотянется раньше всех, опередит и Аваса Стального и даже самого Ури.

  Уже на подступах к заброшенной деревне байкеры услышали вой. Видимо, треклятые вердоги прознали о приближении неприятеля. Хитрые твари, подобно номадам, всегда выставляли дозоры. Воем они пытались отпугнуть непрошенных гостей, но это лишь подстегнуло бойцов.

  Безумным, ожесточенным вихрем кочевники ворвались на улицу, заросшую бурьяном. Рекс, увидев скалящуюся из кустов морду, тут же в нее выстрелил.

  – Только не смотрите черным в зенки, лупи тварей! – где-то совсем рядом проорал Ури.

  Род-капитан перезарядил арбалет. Благодаря вороту это делалось сравнительно быстро. Лет десять назад на одном из байкфестов проводилось соревнование по скорострельности. Рекс, пока судья хлопал в ладоши и считал до ста, умудрился послать в мишень аж восемь болтов, что стало рекордом, который до сих пор никто не побил. Именно за счет этой победы он перешел из шустрил в проспекты, а уж потом и в полноправные мемберы, а с прошлой весны на собрании ему доверили должность род-капитана, иначе прокладчика маршрутов.

  Сейчас навыки Рекса, как превосходного стрелка, очень пригодились. Вердоги были явно ошеломлены, ибо не ожидали, что кто-то посмеет напасть на них. Ведь даже волки опасались иметь с ними дело. Но только не байкеры. Лошади, обычно боящиеся гигантских псов, с остервенением били копытами пытающихся подобраться к ним хищников. Если акинаки были малопродуктивны, то пики Ижа и Крайда очень даже пригодились. Два заядлых дружбана с азартом протыкали дико визжащую молодую самку. Огромный пятнистый пес бросился на Ури. Президент успел отразить нападение топорищем. Вердог, приземлившись на четыре лапы, тут же подобрался, чтобы снова ринуться в атаку, но Рекс послал болт прямо в ухо зверю. Род-капитан закрутил ворот, вставил очередной снаряд, повертел головой.

  Громадная серая псина, выскочив из кустов, бросилась под копыта байка, на котором восседала Ява Бесноватая. Лошадь, испуганно заржав, встала на дыбы, и женщина, не удержавшись, соскользнула вниз. Вердог, отрывисто рыкнув, одним прыжком оказался сверху воительницы. Та лишь успела подставить предплечье левой руки под подбородок зверя, а правой Ява выхватила кинжал и вонзила его в брюхо псу. Однако вердог даже не заскулил, он глухо зарычал и сильнее налег на женщину, жаждая дотянуться до ее лица. Ява, ведя утопленное по рукоять в живой плоти лезвие к паху животного, завопила леденящим душу воем. Зверь с обнаженными клыками и человек с оскаленным ртом смотрели глаза в глаза и исторгали непередаваемо жуткие звуки. Рекс даже на мгновение остолбенел, но миг спустя прицелился и выстрелил. Болт с хрустом вошел в переносицу вердога. Пес дернулся, в последний раз брызнул слюной и завалился на бок. Ява тут же оседлала умирающего зверя и принялась бить его кинжалом, да так, что вскоре на шее твари не осталось целого клочка шерсти.