Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

  Юл буравил взглядом землю, не смея поднять глаз, он не верил своим ушам. У него получилось отвести беду от дома. По крайней мере, на время. Ему удалось обставить самого Имэна!

  – Сход не может ошибаться, – донесся до Юла хрипловатый голос старосты, – и пусть исполнится то, что должно исполниться!

  Парень вздрогнул, ему вдруг вспомнилась очередная гексаграмма из Канона перемен, который он спрятал за пазуху.

   Гексаграмма 2 (Кунь) – Исполнение

  Пока успех не наступил, можно извлечь пользу даже из его ожидания

  Чернявый плотно сбитый парень, стриженный под горшок, бросил печальный взгляд на друга и, тяжело вздохнув, произнес:

  – Вот и все, туда мне нельзя. Прощай!

  – Прощай, Темерка, – сказал Юл.

  Юноши стояли на склоне холма, дальше шла голая степь, нескончаемая серо-зеленая ширь. Травы только начинали цвести и еще не успели выгореть на жарком солнце. В душе Юла это время года всегда вызывало безотчетную радость, но сейчас он был в плену тревожного настроения.

  На Деревенском Сходе все решилось совсем не так, как ожидал младший из правнуков прадеда Олега. Он полагал, что селяне либо одобрят снос дома, либо не одобрят, и третьего не дано. Однако решение проблемы пошло по иной колее.

  После пламенного рассказа юноши о явлении ему покойного предка, мнения на Сходе разделились. Многие, естественно, поддакивали Имэну. Особенно ярился немолодой седовласый помощник старосты Ялагай.

  – Супротив порядка идешь! – восклицал он. – Проклят за это будешь! Проклят!

  Против Юла выступили папа Каен и мама Талея, а также старший брат Сазлыг. В этом не обнаруживалось ничего экстраординарного, хоть парню и было обидно. Но неожиданно в защиту дома из кирпича выступил кузнец Темер-старший, а потом его поддержали ткачи, сыновья Тиля, и гончары.

  Никто никому не хотел уступать. Сторонники Имэна до хрипоты доказывали, что если кто с парнем и общался, то демоны Внешней Тьмы. Противники возражали, что это могли быть и предки Внутреннего Света. Спорящие выдвигали с точки зрения Юла совершенно нелепые аргументы в подтверждение своей правоты, как-то: ежели луна идет в рост, значит, мертвые родственники во сне прийти могут, или, ежели ветер дует с северо-восхода, значит демоны близко, тучи нагоняют, наваждения навевают, или ежели у бабки Ягиры ревматизм обострился, значит, Радиация-Яга прошлой ночью приходила в образе деда Олега и обманула наивного паренька и так далее.

  Однако в этом бессмысленном гвалте Юл заметил одну интересную закономерность: почему-то его защищали те, кто по преимуществу занимался ремеслом, а нападали на него те, чей труд был связан с землей. Скотники и птицеводы как-то не особо активно ввязывались в спор, и кто-то из них поддерживал одну фракцию, кто-то – другую. Получалось, неважно кто, что говорит, а важно – кто, чем занимается. Но почему так? Парень понять не мог.

  После долгого и продолжительного противостояния Сход, в конце концов, принял компромиссное решение: на все воля предков. Юл отправится с прахом деда Олега на юг, к морю, туда, откуда пришли пращуры, и развеет прах над большой водой, которая есть отражение Океана Беспамятства, подобно тому, как солнце есть отражение Внутреннего Света. Если в течение года он благополучно вернется, значит, дом из кирпича будет стоять, если не вернется к сроку или вообще сгинет в землях, где властвует Внешняя Тьма, значит, дом из кирпича будет разрушен.

  Договор скрепили совместным распитием вина. В бронзовую кружку, сделанную, разумеется, еще до Великой погибели, кинули частичку земли, где был сожжен первопредок, затем староста Имэн и наиболее авторитетные селяне по очереди пригубили из нее. Поле ритуала в кружку насыпали прах прадеда и запечатали ее воском.

  Для парня решение Схода стало неприятным сюрпризом. В порыве слабости он чуть не признался, что наврал про встречу с покойным прадедом, но вовремя сообразил: после такого он огребет и от тех, кто был за него и от тех, кто был против. Пришлось подчиниться решению Схода.

  И вот теперь он стоял на склоне холма и прощался с лучшим другом Темеркой.

  – Жаль, что так вышло, папа защищал тебя до последнего, – сказал сын кузнеца, – это староста придумал отправить тебя к морю. Надеется, что не вернешься.

  – Я знаю, – Юл грустно улыбнулся.

  – А Ялагай увидел, что ты ушел раньше с похорон. Он-то и доложил старосте.

  – Я догадывался.

  – Чудно ты как-то оделся, – Темер-младший скептически оглядел товарища, – боты такие странные, с веревками.

  – Это кеды, – сказал Юл, – а завязываются они на шнурки. Я их в подвале нашел среди образцов в специальную материю завернутыми. Полиэтилен называется, кажется, или как-то по-другому, не помню точно...

  – Жаль, что меня дед Олег ни разу в подвал не впустил, – с сожалением произнес Темерка, разглядывая обувь, сделанную из невиданной ткани.

  Вообще младший правнук последнего предка был одет совсем несуразно. На нем были штаны, покрытые бледно-зелеными пятнами, и такого же цвета куртка. Он был опоясан ремнем, но не из свиной или бычьей, а из какой-то другой, неизвестной селянам кожи. К ремню крепился короткий обоюдоострый меч, выкованный Темером-старшим. За плечами Юла висела сума, которую он называл "вещмешком". Сшита она была из очень крепкого материала цвета подгнившей соломы. Ни из крапивы, ни из конопли, ни из шерсти, ни, тем более, изо льна такой дивной вещи нельзя было сделать. Воистину, предки являлись великими колдунами. К суме ремешками с одной стороны крепились длинные сапоги из загадочного материала под названием "резина", а с другой – остро заточенная малая боевая лопата.

  – Ничего, когда я вернусь, я тебе покажу все, что ты захочешь, – обнадежил товарища Юл, – ты, главное, следи за домом.

  – Будем следить, и папа и ткачи будут, – заверил Темерка, глаза его вдруг озорно блеснули, и он затаенно произнес:

  – Может, сыграем напоследок?

  – Давай, – согласился Юл, засмеявшись.

  Темерка извлек из кармана мешочек с фишками из отшлифованных камушков, высыпал их на землю. Правила были просты: каждый из игроков мог забирать из кучи один, два или три камушка, побеждал тот, кто оставлял последнюю фишку противнику. Темерка всегда проигрывал и полагал, что это верный знак покровительства первопредков товарищу. Юл же, вычитавший эту игру в одной из пластиковых книг, просто знал секрет. Вот и сейчас, насчитав в куче пятнадцать камушков, он взял два. Теперь надо было делать так, чтобы сумма взятых фишек всегда равнялась четырем. Если противник брал один камушек, Юл брал три, если – два, Юл – тоже два, если – три, Юл – один.

  Спустя несколько мгновений исход игры был ясен: Темерка, как обычно, остался в дураках.

  – Эх, значит, повезет тебе, дойдешь до моря и рассеешь прах последнего предка, – сказал он, – я так загадал. Так что все у тебя будет хорошо.

  Друзья напоследок обнялись, и Юл зашагал прочь, в зеленеющую многотравием, уже начавшую цвести степь. Сердце его бешено колотилось, но шел он, не оборачиваясь, ибо боялся заплакать. Парень уходил туда, где правила Внешняя Тьма. Нет, конечно, он знал, что все это сказки глупых селян. Дед Олег говорил, что Забытая деревня никакой не центр вселенной. Наверняка в мире выжили и другие люди, которые также мнят себя пупами земли и считают чужаков порождением зла. А значит, они будут агрессивно настроены к Юлу и, может, даже попытаются его убить. А еще по степи бродят дикие стаи собак и волков, обитают юркие рыси и кровожадные капланы и прочее неизвестное зверье, которое так и норовит закусить беззащитным человеком.

  Страшно. Безумно страшно и без всякой Внешней Тьмы. Жутко остаться одному. Без защиты, без поддержки хоть и недалеких, но все же своих родных селян. И ведь не только звери, не только чужие люди грозят смертью, но и голод. Кроме шерстяной накидки в вещмешке у Юла лежали два куска соленной свинины, сухари, высушенный шиповник и две фляги воды. Но надолго ли хватит припасов? Сейчас весна: ни спелых диких абрикос или смородины, никаких других плодов или ягод. Можно, конечно, охотиться и ловить рыбу. Но какой из него охотник или рыболов? В Забытой деревне таких промыслов не знали. Юл с Темеркой под строгим надзором деда Олега учились делать силки и даже поймали одного зайца и пару птичек. Но все же парень чувствовал себя неуверенно на данном поприще. А тут еще нужно не просто выжить, но дойти до моря...

  Разумеется, Юл никуда не собирался идти. Он сразу же решил для себя, что отойдет от села на два-три дневных перехода, соорудит шалаш или найдет, если повезет, какой-нибудь заброшенный дом, построенный предками, и там поселится. Поживет остаток весны, лето, а осенью вернется к односельчанам и расскажет небылицы о своих странствиях. В конце концов, кто его сможет уличить во лжи? Жители деревни ведь никогда не видели моря, они и носа своего не смеют высунуть за пределы холмов. Кукуруза, подсолнухи, картофель, кабаки, тыквы, капуста, огурцы, помидоры, горох, лук, чеснок, вишни, абрикосы, яблоки, куры, утки, гуси, свиньи, козы, овцы, лошади, коровы – вот и весь краткий перечень интересов соплеменников. Около полутысячи человек живут своей обыденной жизнью, и знать ничего более не хотят. Да и зачем им что-то свыше? Земли на холмах остаются, благодаря севообороту, плодородными, жители трудолюбивы, балки полны родников. Саранча и засуха пока обходили стороной, разве что вся пшеница, ячмень да рожь полегли лет двадцать назад от небывалого мороза. Тогда же случился голод. Но все равно население деревни растет. Каждая женщина за свою жизнь рожает по восемь, десять или даже двенадцать детей, больше половины из них умирает, зато остальные растут крепкими, здоровыми и по-своему счастливыми. Так что поверят они в любые басни, которые Юл напридумает. Может, повезет, и он станет кем-то вроде колдуна, и о его подвигах будут рассказывать из поколения в поколение...

  Но для этого нужно просуществовать полгода в полном одиночестве. Для этого надо выжить, поселиться в таком месте, где тебя сразу не достанут хищные звери, возле воды. Юл остановился, тяжело вздохнул, похлопал себя по нагрудному карману куртки, где лежала пластиковая гадательная книжица, и обернулся.

  Вдали возвышался холм, Темерки не было видно. Наверное, уже ушел.

  Юл вновь тяжело вздохнул и побрел дальше, оставляя малозаметный неровный след в густой траве.

  "Все, что сейчас происходит – только начальная трудность, – подумал он, – только начальная трудность, а тяжелые времена – впереди..."

   Гексаграмма 3 (Чжунь) – Начальная трудность

  Когда бушует ураган, нет смысла с ним бороться – разумнее укрыться и переждать

  Ноги у Юла гудели. Уже второй день он без устали шагал на юг. За это время он не увидел ни одной живой твари, если не считать куропаток, да парящих в высоте то ли орлов, то ли соколов, то ли еще каких-то хищных птиц.

  Поздним вечером, опасаясь волков или диких собак, он забрался на одинокое высохшее дерево, обмотался веревкой и попытался заснуть. Ночью было невероятно холодно, вдали слышался вой, и Юл так и не смог сомкнуть глаз. Ну, может, вздремнул пару часиков, но не больше.

  Ранним утром, наскоро позавтракав, парень продолжил свой путь. Спустя какое-то время он вынужден был переобуться в сапоги, поскольку из-за росы кеды и нижняя часть брюк насквозь промокли. Сапоги оказались велики, и Юл постоянно спотыкался, к тому же периодически попадались рытвины и кочки, невидимые в густой траве. Парень недовольно цыкал, злился на самого себя, проклинал старосту Имэна и всех жителей деревни за то, что его отправили демон знает куда. Наконец, не выдержав мучений, он нашел сухое место возле колючих кустарников и растянулся прямо на траве. Очень хотелось спать. Бессонная ночь давала о себе знать. Юл решил, что полежит совсем немного, а затем встанет и пойдет дальше. В голове мелькнула мысль о собственной никчемности.

  "Слабак я, – подумал парень, – а еще колдуном хотел быть..."

  Так младший правнук последнего предка и заснул.

  Ему снилась односельчанка Силия. Она была голой и купалась в ручье. Юл никогда не видел обнаженного женского тела, если не считать картинок в книгах по анатомии. Ну, пару-тройку раз еще подглядывал вместе с Темеркой за моющимися девчонками. И это не считается, а тут такое...

  Ее распущенные волосы доставали до ягодиц. Улыбаясь, она зачерпывала ладошками воду и выливала на упругую нежную грудь. А потом терла ее, терла живот и дальше, еще ниже...

  Парень почувствовал жгучую твердость в паху. А еще ему было очень жарко, захотелось раздеться и присоединиться к Силии. Тоже поплескаться в холодном, манящем свежестью ручье. И хотелось еще чего-то... чего-то такого... чего-то такого, чем он никогда не занимался с девушками...

  Силия заметила парня, бесстыдно повернулась к нему, даже не помышляя прикрыть наготу. Раньше она себя так никогда не вела. Девушка должна была бы завизжать, наорать на Юла, чтобы он убирался, но вместо этого она лишь звонко засмеялась. Так звонко, что у парня заложило уши и пересохло горло. Одной рукой она мяла грудь, а другой там – между ног. Взгляд парня притягивали пальцы Силии, мягко сжимающие плоть, поглаживающие белую, не видевшую солнца кожу.

  – Хочешь? – спросила она.

  – Что хочу? – не понял парень.

  – Хочешь? – вновь спросила Силия. Голос ее стал похотливым, обволакивающим.

  – Что? – Юл, отступив на шаг, замотал головой, глотку будто сжимала невидимая рука.

  – Пить, ты ведь хочешь пить, – девушка расхохоталась, – ведь хочешь же.

  Юл взглянул на журчащую воду и понял, что она права. Горло слиплось. До боли. До тошноты.

  Силия засмеялась, а Юл, сделав отчаянный вдох, проснулся. Парень открыл глаза и тут же ослеп – солнце стояло в зените и беспощадно жгло. Юл сообразил, что он мокр от пота, а в глотку будто забили раскаленный прут из кузницы Темера-старшего. Младший правнук последнего предка издал мученический звук и резким движением сел. Хрипя, он развязал дрожащими руками вещмешок, извлек из него флягу с водой, открыл крышечку, и захлебнулся.

  Вода была теплой, но приятной. Глоток за глотком парень опустошал флягу. Жажда не утолялась. И даже когда последняя капля оказалась у него на языке, Юл все еще хотел пить. Откинув первую флягу, он схватился за вторую. Судя по весу, она была заполнена лишь на треть, остальное он выпил днем ранее. От досады парень цыкнул. Из-за собственной глупости, из-за того, что он заснул посреди степи под жарким солнцем, даже не озаботившись о безопасности, Юл лишился большей части воды. А страдать от жажды гораздо хуже, чем голодать.

  Младший правнук швырнул фляги в вещмешок, завязав его, закинул на плечо, и вне себя от ярости ломанулся прямо через кустарник. Острые колючки тут же впились в бедра, ветки зацепились за сапоги, и парень, не удержав равновесие, с криком боли упал и покатился вниз. Оказывается, за кустарником был спуск.

  Юл удачно приземлился, не получив ни одного ушиба или ссадины. Падение заставило его отрезвиться, и гнев мгновенно улетучился. Вырвав колючки из брюк и отряхнувшись, он осмотрелся. Парень оказался посреди странной тропы, окаймленной с обеих сторон насыпью с половину человеческого роста. Тропа, покрытая мягкой травой, вела вдаль, на холм, усеянный редкими деревцами.

  – Что это такое? – удивленно пробормотал Юл. – Никогда раньше такого не видел и в книжках такого не читал.

  Покружившись с полминуты на месте, парень, переобувшись в кеды, побрел по тропе на невысокий холм. Солнце немилосердно палило, и снова захотелось пить, но Юл не решался достать флягу. Если он сейчас выпьет остатки воды, то что делать потом? Ручьев и родников поблизости не обнаруживалось. Судя по облакам, дождя также ожидать не стоило. Вся надежда оставалась на утреннюю росу. Собрать ее можно было с помощью ткани или глиняной чашечки, которая находилась в кармане вещмешка рядом с бронзовой кружкой с прахом деда Олега. Но утро будет нескоро, а сейчас придется потерпеть.

  Чем выше поднимался Юл, тем больше становилась насыпь и на вершине холма, она достигла в высоту почти человеческого роста. Затем, когда парень начал спускаться, насыпь стала уменьшаться. Сперва она опустилась до подбородка Юла, затем – до груди, а когда насыпь стала еще меньше, перед его взором вдруг предстал гигантский ручей. Вернее не ручей, а, если верить пластиковым книгам, широченная река, шириной, пожалуй, в двести, нет во все две с половиной сотни шагов. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, слепили. Юл прикрыл глаза рукой, прищурился и вдруг заметил дома. Одноэтажные саманные мазанки, чем-то схожие с кузницей Темера-старшего. От неожиданности парень пригнулся. Чужая деревня. Поселение во Внешнем мире.

  Младший правнук последнего предка шустро залез по насыпи, спрятался за кустарником. Присмотрелся. Странно, дома в два ряда выстроились вдоль тропы, которая вела к реке, исчезала в воде, а потом вновь появлялась на другой стороне и уходила в холмистую, густо покрытую деревьями даль. Юла вдруг осенила догадка, что тропа, по которой он шел, наверное – дорога, построенная предками. По ней ездили самоходные тачки, по крайне мере, так рассказывал прадед Олег. И делались эти пути из материала, похожего на камень. Парень, не помнил названия. Кажется, оно начиналось на "а" или "о"... или, может, на "ф"... демон его знает...

  И вот со временем дороги предков заросли травой и превратились в широкие тропы, по которым удобно путешествовать животным и людям.

  Последняя мысль заставила Юла вздрогнуть. Ведь ему на пути могли встретиться хищные звери или, еще хуже, чужаки. Парень отполз подальше от дороги, спрятавшись за холмиком, на котором росло деревце. Осторожно выглянул. На огородах, чуть поодаль реки, ковырялись женщины и подростки в платках. Шагах в ста левее паслись овцы и коровы с веревками на шее, которые вели к кольям, вбитым в землю. Пастух с рогатиной в руке ехал вдоль берега на коне. За ним бежали четыре собаки, ростом раза в два меньше псов, которых разводили в Забытой деревне. Юл испугался, как бы собаки не почуяли его, но потом с облегчением понял, что находится слишком далеко. Еще несколько мужчин стояли с удочками и сетями по пояс в воде. Рыбачили.

  Близость реки возбудила жажду с новой силой. Парень развязал вещмешок, достал флягу, и выпил всю воду без остатка. Сейчас он мучительно размышлял, стоит ли показаться чужакам. В этом поселке живет, наверное, раз в пять меньше людей, чем в Забытой деревне, и лишние рабочие руки были бы им кстати. Он отработал бы свое проживание, а осенью вернулся бы домой.

  А что, неплохой вариант! И с людьми живешь, и от хищников защищен, и о еде думать не нужно, и вода рядом. Пусть даже будут отправлять тебя на самые тяжелые и грязные работы, это все же лучше, чем быть съеденным волками или капланами.

  Потом парень подумал, а что сделали бы его односельчане с пришлым, с тем, кто явился из Внешней Тьмы? Наверное, убили бы. Юлу стало неприятно и даже обидно, что жители Забытой деревни с испугу могли бы забить человека насмерть, даже не узнав, откуда он прибыл.

  Нет, высовываться нельзя. Никак нельзя.

  "Дождусь темноты, – решил парень, – спущусь к гигантскому ручью, пойду по течению, найду уединенное местечко и останусь там до осени..."

  Младшему правнуку прадеда Олега сидеть бы на месте и терпеливо ждать наступления ночи, но юношеское любопытство вкупе с нестерпимой жаждой, толкнули его на довольно-таки безрассудное действие. Он перелез через холмик и медленно-медленно пополз между кустарниками и деревцами вниз, к реке. От жары в висках бахало, кто-то внутри него нашептывал, что не стоит творить глупости, нужно залечь и не шевелиться, но вопреки здравому смыслу парень продолжал ползти, невидимой нитью его тянуло к людям и воде. Очень уж хотелось утолить жажду физическую и душевную. Страшно ведь жить одному полгода во враждебной степи...

  Сколько прошло времени, Юл точно не знал. Солнце давно прошло зенит и уже клонилось к закату. Парень прятался в густой высокой траве всего в десятке шагов от зеленеющего ростками огорода. Женщины и подростки закончили прополку, и направились, усталые, к хатам. Рыбаки также, сложив улов в плетенки, шаркали в сторону мазанок, и только пастух с рогатиной наперевес продолжал неустанно объезжать стадо коров.

   "Сейчас я покажусь и пойду навстречу наезднику, – подумал парень, облизывая потрескавшиеся губы, – ничего он со мной не сделает. Я подниму руки в знак мира и все. Люди Внешней Тьмы ничем не отличаются от людей Внутреннего Света. Все россказни старейшин – лишь страшилки для детей и глупцов..."

  Юл продолжал убеждать себя встать в полный рост, но страх перед чужаками не позволял ему оторваться от земли. Наконец, когда горло, казалось, покрылось сухим обжигающим песком, и парень все-таки решился подняться, вдруг раздался истошный вопль пастуха:

  – Коче-е-евники!.. Коче-е-евники!..

  Зло залаяли собаки, следом послышались крики селян. Ничего не понимая, Юл осторожно раздвинул траву и увидел на противоположном берегу с дюжину всадников, мчащихся к переправе. Груди их покрывали серо-коричневые кожаные кирасы, на головы были надеты черные шарообразные шлемы, большинство лиц были закрыты сетчатыми забралами или тканевыми масками с прорезями для глаз.

  Парню невольно вспомнилась многотомная "История военного дела", которую он, бывало, почитывал.

  Вооружение нападавших отличалось некоторым разнообразием: цепные булавы, короткие, как у Юла, мечи, но только с гардами, копья, длиною в два шага, пики с человеческий рост с половиной. Некоторые кочевники держали в руках луки на палках – самострелы, или – младший правнук деда Олега напряг память – арбалеты.

  Не снижая скорости, кони врезались в воду. К искреннему удивлению Юла, переправа была хоть и широкой, но не глубокой, уровень воды не доставал даже до щиколоток всадников, и они быстро приближались к противоположному берегу.

  – Семитри! Семитри! – кричали кочевники, улюлюкая, и лошади, поднимая тысячи брызг, мчались галопом, – Семитри!

   Юл совсем не испугался, но напротив, услышав незнакомое слово, недовольно цыкнул. Почему-то в голове вертелся вычитанный в учебнике по геометрии термин "симметрия", но смысла в этом не имелось.

  Люди даже не думали оказывать сопротивление. Они бросились кто куда. И только пастух с рогатиной наизготовку остался недвижен. Рядом с ним заливались истошным лаем собаки. Несколько женщин с малыми детьми на руках бежали в сторону высокой травы, прямо на прячущегося Юла. Парень напрягся, приготовившись к худшему. Вряд ли селянки смогут далеко уйти. Кочевники настигнут их, заодно и его обнаружат. Однако неизвестно откуда появился десяток конников и перерезал беглянкам путь. Видимо, один из отрядов специально переправился в другом месте реки, чтобы застать деревню врасплох. Женщины остановились. Послышался младенческий рев, и следом по цепочке заплакали остальные дети.

  "А вдруг старейшины правы, – ужаснулся парень, – и вот они, настоящие люди Внешней Тьмы! Сейчас как убьют всех! Просто так. Ради развлечения".

  Кочевники согнали пинками местных жителей в кучу. Несчастные селяне толпились и с ужасом взирали на посмеивающихся, нарезающих вокруг них петли всадников.

  Вдруг до ушей Юла донесся гневный выкрик:

  – Не возьмете! Не возьмете, мерзавцы! По одному давай! По одному!

  Пастух грозно размахивал рогатиной, а к нему, не спеша, подъезжали кочевники. Собаки, обнажив клыки, рычали и яростно лаяли. Вперед выехали четыре арбалетчика. Послышались отрывистые щелчки, и лай сменился жалобным скулежом, мгновения спустя превратившимся в предсмертные хрипы.

  – Трусы! – взревел пастух. – Только и можете, что пулять! Давай, кто смелый! Выходи на бой!

  Арбалетчики молча перезарядили самострелы, прицелились в храбреца.

  – Нет! Не стрелять! – навстречу пастуху поскакал воин, вооруженный секирой.

  В отличие от остальных кочевников, к шаровидному шлему всадника крепился волчий хвост, а кираса была обшита бледно-зеленой кожей. Интуитивно Юл понял, что это предводитель.

  – Скутераст позорный! – выкрикнул главарь. – Ща я тя ушатаю!

  Парень поморщился. Опять непонятные фразы. В ответ пастух ударил ногами по бокам лошади и ринулся на неприятеля. Кочевник с невероятной легкостью отвел удар рогатины, которая переломилась пополам, а сам селянин, не удержавшись, рухнул вниз. Протяжный победный рев огласил деревню. Три всадника тут же спешились и, подбежав к поверженному пастуху, принялись месить его ногами. Предводитель не спеша подъехал к избиваемому.

  – Харэ! – прорычал он. – А то убьете. Тяните его к остальным кеглям. Я его по-другому накажу!

  Два кочевника схватили под руки несчастного и потащили обмякшее тело к толпе.

  – Кегли! – проорал главарь и снял шлем. – Вы меня разочаровали!

  Предводителем оказался нестриженный бородатый мужчина лет сорока с толстым шрамом через весь лоб.

  – Год назад я, Ури, Урал Громоподобный из клана Дэнджеров, президент клана Дэнджеров, байкер Стальные бедра и герой степных дорог, оказал высокую честь вашей деревне своим патронажем, обещал ее защищать от врагов в обмен на дань! И что я вижу? – главарь развел руки. – Вместо того, чтобы приветствовать своих покровителей, вы бежали! А этот, – кочевник указал секирой на лежащего в пыли пастуха, – посмел сопротивляться... Это было глупо! Из-за него будет увеличена дань. Благодарите вашего позорного скутераста и уж сами разбирайтесь с ним!

  – Но, вы обещали приехать через полгода, чтобы мы успели собрать урожай, – от толпы отделился сухонький старичок с жидкой бородкой. – А приехали только через год.

  – А вы хотели попрятать чикс да хавку в срок? – главарь усмехнулся. – А мы вдруг не прибыли вовремя. Вы уж решили, что мы сгинули в степях, расслабились. А не тут-то было. Вот мы, перед вами! Итак, кегли, мой приговор таков: в прошлом году я хотел забрать у вас семь коров, пятнадцать овец, десять мешков разного зерна и сорок мехов браги, но из-за вашего плохого поведения дань придется увеличить в два раза. Можете меня не благодарить, благодарите того, кто посмел сопротивляться!

  – У нас нет сейчас столько зерна, – возразил старик, – весна ведь, посевная была. Браги у нас столько тоже нет. Но мы отдадим все, что имеется. А если мы отдадим коров, до лета нам нечего будет есть. Мы умрем с голоду.

  – А разве это мои проблемы? – Ури Громоподобный прицепил секиру к крупу лошади.

  – Но хороший хозяин не сдирает со своих овец шкуру, он их стрижет, – голос старика стал вкрадчиво-заискивающим, – ведь шкуру можно содрать только один раз, а шерсть стричь постоянно.

  – Да, умертвить вас голодом резона нет, – предводитель усмехнулся, – хотя, сдается мне, что ты, старпер, дурачком прикидываешься. Вы ведь рыбу еще ловите, как-нибудь да протяните.

  – Может, протянем, а, может, и нет. Улов непостоянен, а коли вы уведете животину, то не будет ни молока, ни сыра, ни сметаны, – старик склонил голову, – мы просим вас о милости, славный господин.

  – Ты прав, овец нужно стричь, – главарь самодовольно улыбнулся, – а ты тут, я вижу, главный баран. Бычье, телки, овцы и бараны – вот и вся ваша суть. Трусливые твари. Ваша деревня случайно не Тварино называется? Или лучше Тварьевка!

  Старик открыл было рот, но главарь не дал ему ответить:

   – Мой приговор таков, мы забираем у вас всю брагу, вы режете восемь овец и отдаете нам всех молоденьких незамужних чикс, у которых начали расти волосы между ног.

  – Кого отдавать? – не понял старик.

  – Девах, кого ж еще...

  – Но это... но так...

  – Ты просил, чтобы с тебя не сдирали шкуру, а только постригли, – главарь громогласно захохотал, – я так и сделал. Пройдет пара-тройка лет и новые подрастут, да и бабы еще наплодят. А для чикс ваших большая честь рожать от байкеров, потом мы пришлем в вашу Тварьевку их детей, они организуют чептер, будут править вами и защищать вас.

  – Но, господин, – запричитал старик, – это будет нескоро, а вы обещали нам защиту в обмен на дань. Но сами бываете лишь раз в год. Как вы нас защитите и от кого? От саранчи, от диких псов, от чужаков. Или от неурожая. Вы не сможете это сделать! Вы просто ищете предлог, чтобы забрать девочек... вы вот разъезжаете на своих лошадях...

  Главарю вдруг резко надоело слушать препирательства и, он, ударив старика пяткой в лицо, рыкнул:

  – Потухни, скутераст!

  Юл хоть и упражнялся с Темеркой в искусстве фехтования на гладиусах и малых лопатах, все же никогда не видел настоящих сцен насилия. Он, зажмурившись, опустил голову в траву. Крики, плач, стоны, шлепки, ржание лошадей, гоготания и ругань заставили парня на несколько минут потерять контроль над собой. Страх одолел любопытство, и он, уткнувшись в землю, дрожал, молясь Божьей Четверице о том, чтобы его случайно не обнаружили кочевники. Юл не верил в богов, он, преисполненный юношеской гордости, считал своих односельчан, глупыми, суеверными и в чем-то даже недоразвитыми.

  Но сейчас парень не на шутку испугался и мысленно взывал о помощи к предкам и Внутреннему Свету. Он с ужасом ощущал себя таким же, как и остальные: глупым, суеверным и малоопытным.

   Гексаграмма 4 (Мын) – Малоопытность

  Когда вокруг туман, тщательно проверяйте то место, куда хотите поставить ногу

  Юлу нестерпимо хотелось пить. Когда он, спрятавшись, следил за кочевниками и когда его накрыла волна страха, жажда позабылась. Теперь же горло с новой силой раздирала сушь.

  Парень лежал в высокой траве, недвижимый, до самой темноты. Байкеры, видимо, принялись уничтожать дань прямо на месте. Прежде всего, брагу. До ушей младшего правнука последнего предка доносились пьяный ор и странные песни.

  Один раз шатающийся бородатый мужик подошел совсем близко к тому месту, где прятался Юл. Кочевник, выводя запинающимся голосом какой-то мотив, приспустил штаны и принялся мочиться.

  – Горел асф-а-а-а-льт, – прохрипел он, икнув, – под шум копыт... горел асф-а-а-а-льт... ты был его геро-о-ой...

  Наконец, журчание стихло, и байкер удалился.

  "Асфальт! – неожиданно осенило Юла. – Дороги предков делались из асфальта, я вспомнил! Значит песня, которую поет кочевник, была придумана до Великой погибели!? Ведь потом асфальт не делали. Я даже не знаю, как он выглядит, только читал где-то про него..."

  На мгновение любознательность взяла верх над страхом и осторожностью. Ведь всадники могли бы поведать что-нибудь интересное о предках? Что-нибудь такое, что неизвестно селянам Забытой деревни...

  Однако вскорости настрой Юла переменился. Не время фантазировать! Нужно было составить план дальнейших действий. Так как светила почти полная луна, парень решил, что безопасней будет проползти, а не пройти полтысячи шагов, затем спуститься к реке. Напиться и наполнить фляги. И далее, всю оставшуюся ночь шагать вдоль берега по течению. Если вдруг появятся волки или дикие псы, можно броситься в воду. Парень не умел плавать, но при встрече с кровожадной стаей иного выхода не было. Потом же, когда наступит утро...