Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

  – Я быть нелюдь, – дал пояснение парень. – Нелюдь не мочь кушать связанный рука.

  – Валуй кормить нелюдь, – от слов гиганта у парня заиндевел затылок.

  Юлу вдруг почудилось шевеление за валуном, он испугался, что Хона выдаст себя и затараторил:

  – Валуй кушать еда. Валуй сильный. Валуй должен быть... должен быть скипер людя Думдума. Милон не уважать традиция. Милон давать еда Валуй после женщины. Милон не уважать традиция. Милон ходить с большой нож и... и... – парень зажмурился пытаясь сообразить, как может звучать на примитивном языке малая боевая лопата, – палка-широкий-нож-на-палка. Кто уважать традиция, ходить с камень, а не металл-нож. Милон не уважать традиция. Валуй уважать традиция. Валуй ходить большая дубина. Валуй скипер людя Думдума. Так хотеть бог-птица-два-голова.

   Громила на мгновение замер, затем наклонившись и обдав смрадным дыханием юношу, грозно рыкнул:

  – Милон нарушать традиция?

  Глаза каннибала исторгали нечто запредельно звериное, давно уже забытое, а потому и совершенно непонятное простому человеку, выросшему среди мирных землепашцев и животноводов. Подмышки Юла мгновенно вспотели. От острого запаха изо рта людоеда живот передернуло спазмом.

  – Да... – с трудом выдохнул парень.

  Ведь этот увалень может решить, что нелюдь оскорбил вождя, а в его лице дурацкую птицу-два-голова. Вот возьмет сейчас и отгрызет нос или учинит что-нибудь вроде этого, что-нибудь неописуемо страшное...

  – Валуй должен кушать еда раньше женщины? – прохрипел дикарь, забрызгав слюной щеки парня.

  – Да... – выдавил из себя Юл.

  – Милон не уважать традиция? Милон ходить с большой нож?

  – Не уважать, – подтвердил парень, – ходить!

  Великан вдруг с легкостью, точно пушинку, подхватил парня, поставил его на ноги, отчего у Юла закружилась голова, и заныло пораненное плечо.

  – Нелюдь-Я хорошо говорить, – сказал Валуй, – Нелюдь-Я говорить людя Думдума! Нелюдь-Я говорить Валуй не нарушать традиция. Нелюдь-Я говорить Милон нарушать традиция!

  – Я... я... – последний правнук от неожиданности замешкался, – говорить...

  – Говорить! – прорычал каннибал и, нагнувшись, с легкостью разгрыз массивными челюстями веревки, которыми были связаны запястья юноши.

   Гексаграмма 21 (Ши-хо) – Разгрызание

  Глядя на грозу, не забывайте о солнце, которое скоро покажется из-за туч

  Язык людоедов не отличался разнообразием, но парень вложил все свое красноречие, чтобы до убогих дикарей дошел смысл сказанного. В принципе, он говорил то же самое, что и Валую, но только еще более дерзко и вдохновенно. Юл очень волновался, и спина его была мокра от пота, однако лицо, жесты и голос выражали незыблемую уверенность. Младший правнук скорее интуитивно, нежели осознанно понимал, что малейшее проявление страха будет воспринято как слабость. И главное сейчас не смысл сказанного, а то, как это говорится. Впрочем, не только примитивные вырожденцы, но и жители Забытой деревни, воспринимали информацию чем угодно, но не головой.

  Морды обитателей мертвого города кривились в недоумении, и парень начинал опасаться, как бы на него не набросились, но здоровяк Валуй, стоявший рядом с устрашающего размера дубиной, придавал храбрости. Наконец, когда Юл прокричал: "Милон нарушать традиция! Милон не любить бог-птица-два-голова!", рыжий вождь с диким криком метнул в парня малую боевую лопату. Но, как обычно, промахнулся. Предводитель каннибалов был подслеповат. Лопата резво просвистела около уха младшего правнука и со звоном срикошетила от валуна. Юл машинально поднял ее.

  Раскрасневшийся Милон, зарычал и, сорвавшись на визг, ринулся в атаку с трофейным гладиусом наголо. Что случилось дальше, впоследствии юноша так и не смог понять. Внутри головы отрывисто щелкнуло, и мир преобразился. Воздух налился густой яростью. Но густота эта являлась преградой лишь для нападающего людоеда. Юл же в измененном пространстве скользил с неподражаемой легкостью. Он без особого труда отвел удар каннибала, поднырнул под него, и с разворота рубанул сверху. Остро заточенный стальной лоток с хрустом вошел в темя Милона, точно в созревший арбуз, разрубив голову почти надвое. Вождь начал оседать, а парень потянул черенок на себя. Милон упал на колени, его рыжая копна волос окрасилась в бурое. Парень уперся ногой в спину каннибала и выдернул лопату, вымазанную мозгами и кровью. Тело, живое и яростное еще несколько мгновений назад, гулко повалилось, заливая землю и камни багровыми кляксами.

  Гробовая тишина накрыла площадь. Морды аборигенов вытянулись от удивления и ужаса. Пауза длилась целую вечность. Наконец, старуха Яра, та самая носатая уродина, которая кормила детеныша человечинкой, завизжала:

  – Нелюдь убить Милон!

  Толпа взревела. Юл бросил быстрый взгляд на Валуя, надеясь найти у того поддержку своим действиям. Но вместо этого он увидел наливающиеся кровью глаза и зло играющие на скулах желваки. Рука, в которой гигант держал дубину, напряглась. Народ племени Думдума утратил нормальную человеческую речь, позабыл все технологии, и даже чурался их, опасаясь "нарушать традиция", но интриговать, пускай и подсознательно, не разучился. Валую Юл больше был не нужен. Валуй теперь станет новым вождем. Эта мысль молниеносным озарением вспыхнула в мозгу парня, и он, больше не думая, нанес упреждающий удар, в прыжке рассек малой боевой лопатой горло громилы, из которого хлынула красная струя. Здоровяк выронил дубину. Младший правнук произвел резкий тычок в пах каннибалу и, не дожидаясь пока тот рухнет, схватил гладиус и бросился наутек.

  Толпа вновь взревела и пришла в движение. Из-за валуна выскочила Хона.

  – За мной! – прокричала она и понеслась впереди парня.

  Юл бежал за девушкой, не оглядываясь. Они петляли в каких-то проулках, выскакивали на широкие улицы, поросшие кустарником, и тут же вновь ныряли в рощицы между высокими домами-коробками с множеством окон без стекол. Сзади слышались крики людоедов. Дважды дротики падали совсем рядом с Юлом, но парень нёсся на всех парах, не оборачиваясь. Сердце готово было выскочить наружу. Казалось, каннибалы вот-вот нагонят беглецов.

  Сколько времени продолжалась эта гонка – неизвестно. Младший правнук уже отчаялся оторваться от упырей племени Думдума, когда Хона, а следом за ней и он выскочили на открытую местность, где к деревцу был привязан байк. Девушка быстро отвязала поводья, вскочила на лошадь.

  – Что уставился! – проорала она. – Запрыгивай, давай!

  У Юла в одной руке была боевая лопата, в другой – гладиус, ножны людоеды у него отняли, и вложить оружие было некуда.

  – Подержи, – сказал парень, отдавая Хоне гладиус.

  Он попытался запрыгнуть на круп байка, но, соскользнув, растянулся во весь рост.

  – Баггерхелл! – выругалась девушка. – Давай скорей!

  Юл быстро поднялся и сделал вторую попытку оседлать байка. Снова неудачно. Правда, на этот раз он приземлился на ноги, а не на спину.

  – Кегль чахоточный! – проорала Хона. – Из тебя даже нажопник никакой!

   С третьего раза Юл сумел залезть на лошадь. К этому моменту на пустырь уже выскочили несколько дикарей. Впереди всех мчалась грязнолицая людоедка с залысинами на черепе. Прокричав нечленораздельный клич, она бросилась к наездникам. Хона осуществила резкий выпад гладиусом, и острие клинка вонзилось прямо в разинутую пасть дикарки.

  – Чоп! Чоп! – девушка подстегнула байка, и тот сорвался с места.

  Рядом просвистел дротик, за ним второй и третий. Однако расстояние между беглецами и людоедами быстро увеличивалось. Сзади слышались возгласы, преисполненные бессильной злобы и разочарования. Впрочем, подумалось Юлу, едой каннибалы обеспечены: Валуй, Милон, дикарка, которую проткнула Хона, все они пойдут в котел, и маленький каннибал будет требовать у сморщенной старухи очередной кусочек свежей человечинки и с радостью будет обгрызать плохо сваренный палец рыжеволосого вождя...

  Проскакав несколько проулков, парень и девушка оказались возле рощицы, внутрь которой вела узкая тропа. Они поехали по ней. Ветки то и дело били Юла по раненному плечу, царапали лицо. Но младший правнук терпел. Внезапно они оказались на открытой местности. Вечерело. Солнце клонилось к закату, но, несмотря на это, после темноты зарослей глаза неприятно резало.

  Впереди была речка шириной шагов в тридцать, а за ней – седая степь, уходящая в бесконечную даль. Это цвел ковыль.

  – Мы переправимся через реку и потом, до наступления темноты, должны пройти как можно дальше на юг... – произнесла Хона, когда копыта лошади коснулись воды. – И я тебе должна сказать кое-что важное.

  – Хорошо, – согласился Юл, – созерцая пышное убранство степи, белой невесты, готовящейся к встрече с жарким и иссушающим летом.

   Гексаграмма 22 (Би) – Убранство

  Труднее всего быть честным с самим собой

  Беглецы прошли не более трех тысяч шагов, когда оказались возле заброшенного поселка. Многие дома были скрыты зарослями, а деревья росли прямо внутри зданий, пробив мощными стволами обветшавшие крыши. Ночь надвигалась стремительно, и парень и девушка решили заночевать в вымершей деревне, расположенной недалеко от речки, той самой, которую, видимо, они недавно пересекли, поскольку русло петляло по местности причудливыми зигзагами. Хона выбрала самый большой и красивый двухэтажный дом с хозяйственной пристройкой в виде сарая, безусловно возведенный еще до Великой погибели. Дом был сделан из кирпича и огражден каменным забором в полтора человеческих роста. Из забора торчали ржавые пики длиной с половину локтя. Ворота давно уже сгнили или, возможно, были выбиты, и спутники без труда заехали внутрь. Во дворе росло четыре дерева, множество побегов от них и несколько кустарников. Травы здесь тоже было достаточно для того, чтобы насытить лошадь.

  Беглецы спешились. Юл осмотрелся. Здание очень сильно напоминало ему родную обитель, где жил дед Олег. В груди защемило что-то тоскливое, отдающее роковой безысходностью. Правда, дом находился в жутком запустении, двор зарос бурьяном, почти все окна были без стекол. Рамы оказались сделанными не из дерева, а из какого-то странного серо-коричневого материала. Парень присмотрелся: когда-то, должно быть, он был белым, а теперь со временем потемнел. Гладкая, скользкая, твердая на ощупь рама не вызвала никаких ассоциаций. Юл предположил, что это пластик. Предки производили из него не только книги, не только канистры и бидоны, которые до сих пор верно служат жителям Забытой деревни, но и очень много разных вещей, о которых уже давным-давно никто не помнит.

  – Надо завалить вход, – Хона прервала размышления парня.

  – Может, в пристройке что-нибудь найдем, – предложил Юл.

  В сарае с дырявой крышей и стенами, покрытыми многолетними лианами, дверей не имелось. Возле самого входа что-то серое вдруг рвануло резко вверх. Еще не понимая, что случилось, чисто рефлекторно парень метнул боевую лопату, срезав налету громозвучное нечто. Этим нечто оказалась самка фазана.

  – Будет чем поужинать! – обрадовалась Хона. – А то у нас уже почти ничего не осталось.

  – Здесь у нее кладка, – сказал младший правнук.

  Байкерша подбежала к яйцам, взяла одно из них, внимательно рассмотрела и удовлетворенно произнесла:

  – Недавно отложены, без зародышей.

  В сарае беглецы обнаружили склад пластмассовых бидонов. На некоторых была выдавлена надпись: "Вода на продажу".

  – Что здесь написано? – спросила Хона.

  – Папа тебя не учил читать?

  – Баггерхелл! – неожиданно вспыхнула девушка. – Проклятый кегль, я, кажется, вопрос задала!

  – Ладно, ладно, успокойся, здесь написано: "Вода на продажу".

  – Что?

  – Вода на продажу...

  – А что такое продажа?

  Юл сам точно не знал значение этого слова, но пояснил, что это почти то же самое, что обмен. Гнев Хоны исчез так же быстро, как и возник. Она засмеялась:

  – Как это, обмен на воду?.. ха-ха... обмен на воду возле реки!.. Теперь я понимаю, почему небесный стальной конь Харлей Изначальный наслал на них мор. Он не любит дураков! Интересно, на что они меняли воду: на свиней, уток или рабов, произошедших от бычья и телок?

  В отличие от байкерши, Юла озадачил не смысл надписи, а способ, которым она была нанесена на бидоны. В принципе на дереве можно вырезать любой рисунок, но как такое сделать на пластике? На пластике такое невозможно. Но ведь надпись есть, вот она.

  – Чем можно перегородить вход? – Хона вывела из задумчивости парня.

  – А нужно ли это? – спросил Юл.

  И словно в ответ где-то вдали послышался заунывный, долгий, полный голодной тоски вой.

  – Это вердог, – девушка перешла на шепот, – вернее, вердоги, отродья степных кошмаров. Если одинокий наездник случайно повстречается с ними, считай, что он мертв.

  Повертев головой, младший правнук обнаружил длинные пластмассовые поддоны, на которых стояли бидоны для продажи воды.

  – Перегородим вход этими штуками, – сказал он, – свяжем их лианами и прикрепим к пикам на стене и к чему-нибудь на земле. Защита, может, и не совсем надежная, но мы, по крайней мере, успеем услышать, если кто-то начнет к нам пробираться.

  Спутники так и сделали. Баррикадирование входа они закончили с последними лучами солнца. Затем они направились в дом. В просторном помещении, которое, скорее всего, когда-то было гостиной, беглецы сложили костер из сухих веток. С помощью сена и кресала Юл разжег огонь. Хона тем временем ловко ощипала и распотрошила фазаниху.

  После полуголодных дней жареная птица почудилась роскошным пиршеством. К тому же в кладке оказалось целых шестнадцать яиц, половину из которых парень и девушка выпили, остальное оставили на потом. Насытившись, Хона и Юл разговорились.

  – Знаешь, – сказала девушка, – хоть Харлей Изначальный за дело наслал на людей мор, все же раньше умели классно строить. Этот дом, в котором мы сейчас, красивый, хоть и весь в траве. Ты видел, как кирпичи ровно сложены! И еще такими узорами сделаны, как бы такое убранство... не знаю, как сказать...

  – Ты мне хотела сказать что-то важное, помнишь? – Юл вопросительно посмотрел на Хону.

  Странно, в отблесках костра байкерша не казалась наглой и надменной. Куда-то исчезла ее бравада, желание ничем не уступать взрослым кочевникам. Сейчас она выглядела хрупкой, немного печальной, но по-прежнему очаровательной. Словно Хона только что открылась по-новому, показала другую сторону женской красоты, которая манит мужчину, но никогда не откроет до конца свои магнетические тайны.

  – Да, – Хона тяжело вздохнула, вытащила из походной сумы бронзовую кружку с прахом прадеда Олега и бросила ее Юлу, – я подумала и решила... что ты свободен. Можешь идти, куда хочешь. Мне надоело все время следить за тобой. Завтра я поеду на юг. А ты отправляйся, куда глаза глядят. Или можешь даже в этом доме остаться. Переживешь лето и пойдешь к своим, будешь им врать, как ты растворил в море последнего предка.

  Наступила тишина, если не считать убаюкивающего потрескивания веток в костре. Глядя на языки пламени, Юл вдруг осознал, что не хочет расставаться с Хоной. Когда она называла его рабом, он жаждал избавиться из-под ее опеки, когда она освободила его, он возжелал остаться с ней. Можно было найти тысячи причин, почему так происходит, но парень не стал их искать. Он просто честно признался самому себе: девушка ему невероятно нравилась. Вот и весь ответ.

  Завтра Хона продолжит свой путь на юг, к выродкам. И разве можно отпускать ее одну?

  – Я поеду с тобой, – сказал он тихо.

  – Поедешь? – удивилась байкерша. – Почему?

  Почему... отвечать не имело смысла. Как можно объяснить тысячью или пускай миллионом слов то, что происходит внутри тебя? Юл впервые встретился с подобной проблемой. Как это выразить. И он нашел способ.

  Парень подсел к девушке и коснулся губами ее губ. Коснулся неумело, ибо никогда в жизни не целовал девчонок. Хона ответила на поцелуй, ответила нежно и страстно, дыхание ее участилось. Она, с затуманенным взглядом, коснулась щеки Юла, погладила ее, а потом вдруг резко оттолкнула парня.

  – Я те йенг оттяпаю! – выпалила байкерша. – Думаешь, если я тебя освободила, то все можно?!

  Младший правнук отодвинулся от юной воительницы на приличное расстояние и произнес:

  – Я все равно поеду с тобой...

  – У нас один байк на двоих, и если я захочу, я от тебя ускачу. Нужен ты мне больно!

  – Так ты хочешь уехать без меня?

  – Посмотрим, – хмыкнула байкерша, – спать ложись.

  – Ответь мне...

  – Отвали! Все, нам пора спать. И только попробуй до меня дотронуться, сам знаешь, что будет!

  – Ты не ответила, – Юл упорствовал.

  – Отвали, я сказала! Все, спим! Завтра рано вставать. И зачем я только с тобой вожусь, от тебя одно разорение.

  Улыбнувшись, Юл прилег возле костра. Он поедет вместе с ней...

   Гексаграмма 23 (Бо) – Разорение

  И могучие дубы ломаются от ветра

  В мертвом городе байкеры чувствовали себя неуверенно. Чрезвычайно медленно они продвигались по довольно-таки широкой улице, покрытой высокими травами. Вир Златорукий, Неп Дальнозоркий, Ява Бесноватая и еще несколько наездников ушли далеко вперед. Они искали следы Хоны и беглого раба с дурацким именем. Что и говорить, уйти в разведку в этом гиблом месте – поступок, достойный восхищения. Ведь дома древних, высокие многоэтажные клети, частично закрытые деревьями, частично разрушенные, заставляли нервничать даже такого бывалого воина, как Урал Громоподобный.

  – Зря мы сюда заехали, – сзади послышался шепот.

  Президент Дэнджеров оглянулся. Это был юный номад из клана Вилсов Дукат Великолепный. Перепуганные глазища таращились из-под круглого шлема на стены, иссеченные огромными трещинами и покрытые вьюнами и лианами, на черные проемы прямоугольных окон, в которых мерещились призрачные тени, на ветки, зловеще покачивающиеся на ветру.

  Где-то пронзительно закричала птица. И ей тут же ответила другая. Заметно потемнело. Солнце клонилось к закату.

  – Это проклятые места, – вновь прошептал Дукат, – Вилсы ушли из Новочека, чтобы никогда не возвращаться, и вот мы здесь накликаем беду на становища...

  – Небесный Харлей, заткни свою поганую пасть! Своей трусостью ты призовешь души умерших от безумия! – проворчал род-капитан Рекс Неустрашимый, ехавший неподалеку. Синяк под глазом придавал ему вид зловещий и комичный одновременно.

  Ури ухмыльнулся. Все-таки неплохо его приложил кегль. И как только Рекс не получил сотрясение? Пожалуй, Неп Дальнозоркий прав, сказав, что там просто нечему сотрясаться.

  Словно в ответ на мысли Ури впереди показался разъезд, возглавляемый президентом клана Вампиров. Разведчики возвращались.

  – Что там? – спросил Ури.

  Вместо Непа Дальнозоркого ответил Вир Златорукий:

  – Мы прошли огромную поляну, на которой растет шиповник, такие поляны раньше назывались площадями. Там стоит высокий дом с куполами. Мой отец говорил, что такие дома называли церквями и мечетями, храмами, помогающими держать бычье и телок в повиновении...

  – Баггерхелл! Ты можешь говорить по существу! – рявкнул Ури.

  – Прости. В купольном доме мы обнаружили следы борьбы. Скорее всего, прошлой ночью там перекантовались твоя дочь и Юл. Мы обнаружили след нападавших, и вышли к их становищу. Они нас не заметили. Это племя каких-то недоносков и, по-моему, они промышляют человечиной.

  – Что?! – Ури почувствовал, как к щекам приливает кровь.

  – Мы не видели там ни Хоны, ни беглого раба...

  – Сколько их?

  – Полагаю, – задумчиво произнес Вир, – вместе с женщинами и детьми шесть десятков или около того.

  – Они тупые отродья мертвого города, они даже дозоры не выставляют, – вмешался в разговор Неп Дальнозоркий, – мы их перебьем в два счета. Какими бы страшными уродами они ни были, мы выкорчуем эту мразь.

  – Да, – согласился Рекс Неустрашимый, – согласно завету Харлея Изначального, всех потомков баггеров мы должны валить не раздумывая. А тот, кто ест человечину, может быть только баггером.

  – Это вымирающее племя, – подтвердил Вир, – вырожденцы.

  – А вдруг они не люди? – испуганно произнес Дукат. – Вдруг они неубиваемые духи-людоеды? Бабка мне о таких рассказывала...

  – На твоем месте, – Неп, сощурившись, плотоядно засмеялся, – я бы беспокоился не о злых духах, а о своей любимой нажопнице. Пока ты здесь бред несешь, ее уже по десятому разу шпилят.

  Юнец с только пробивающейся растительностью на лице, казалось, мгновенно забыл о всех своих страхах и схватился за акинак.

  – Полегче, сопля! – сказал Неп, впрочем, беззлобно. – Ты только из шустрил выбился, а уже забываешься, кто перед тобой.

  – Ты президент не моего клана! – с нажимом выдавил из себя Дукат. – И я волен вызвать тебя на бой!

  Предводитель Вампиров засмеялся, а Ури рявкнул на парня:

  – Какой еще бой? Что за дерьмо у тебя в башке! Хочешь подраться? Я сейчас предоставлю тебе такую возможность.

  Главарь похода не обманул юного шатена. Байкеры без долгих обсуждений решили напасть на становище людоедов с налета. Они разделились на группы по восемь-десять всадников, и одновременно с четырех сторон ворвались в стан каннибалов. Боем это нельзя было назвать. Это было избиение.

  Дикари, разделывающие человеческие туши возле костра: гиганта и толстяка с разрубленной почти надвое головой, видимо, готовились ко сну или, может, к каким-то ритуальным пляскам, и для них стало полной неожиданностью нападение байкеров.

  Ури несся вперед, размахивая своей любимой секирой с остро заточенным обухом. Первой дикарке, попавшейся на пути, он лихо снес голову, да так, что та, плескаясь кровью, закатилась в костер. Истошно орущий каннибал метнул в предводителя Дэнджеров копье, которое лишь черкануло по доспехам, не сумев пробить толстую просоленную кожу, к тому же покрытую шкурой угреня – мерзкого гигантского сома, обитающего в реке Пагубь. В следующий миг людоед-неудачник был разрублен от ключицы до копчика. Какой-то оборванец, по виду подросток, попался под лошадиные копыта и был затоптан. Байкеры никого не жалели: ни женщин, ни стариков, ни малых детей. Кочевники испытывали трансцедентный ужас перед теми, кто, живя в запретных местах, поедает себе подобных, и потому убивали жестоко и без оглядки. Древо первобытного зла, выросшее на руинах мертвого города, следовало уничтожить под корень. Ури ощущал это каждой клеточкой своего организма и знал, что то же самое чувствует любой из его соратников.

  Ява Бесноватая, спешившись, с остервенением перерезала горло визжащей, точно свинья под ножом мясника, плоскогрудой девахе. Авас Стальной снес цепной булавой полчерепа какому-то хлипкому недомерку. Юному Дукату повезло меньше всех, его сшиб огромной полусухой веткой рослый дикарь. Однако род-капитан клана Файеров, Рекс Неустрашимый успел выстрелить из арбалета. Болт вошел в правый глаз людоеда. Дукат поднялся, отделавшись испугом и ушибленным коленом.

  Неп Дальнозоркий размахивая акинаком с диким, леденящим душу смехом преследовал улепетывающих к ближайшим многоэтажкам малолетних каннибалов. За ним следовала неразлучная парочка Иж и Крайд, истошно орущие что-то вроде: "Йенг вам всем в глотку!"

  Остальные байкеры, опьяненные кровью недолюдей, неистовствовали в боевом трансе. И только Вир Златорукий сохранял ледяное спокойствие. Спешившись, он поймал за длинные грязные локоны старуху с уродски длинным носом. Но не проткнул ее мечом, а потащил к костру.

  – Как ты можешь прикасаться к этой вонючей суке? – скривившись, выдавил из себя Ури. – У нее на губах еще не засох человеческий жир.

  – Он ее еще и отжахать может, – произнес, смеясь, подъехавший к костру Неп, – самками аэсов ведь не брезговал, когда прикидывался богом... как там он у них называется?

  – Ингодвитраст, – сказал Вир без всякого выражения, – нам нужна информация.

  – Что нужно? – спросил Ури. Слово ему показалось знакомым.

  – Информация. То есть нам нужно узнать, что ей известно о твоей дочери и Юле.

  Только сейчас Ури сообразил, что в пылу боя совсем забыл о "языке".

  – Верно мыслишь, – сказал он, радуясь, что в походе оказался такой сметливый воин, умеющий контролировать себя.

  – Как тебя зовут? – Вир заглянул в слезящиеся глаза людоедки.

  – Думдума умирать, – старуха всхлипнула.

  – Как тебя зовут? – медленно, почти по слогам повторил кастомайзер клана Дэнджеров.

  – Людя Думдума умирать...

  – Сраная старая шлюха! – взревел Ури и пнул пленницу пяткой в голову. – Отвечай, сука, где моя дочура?

  – Яра, Яра, Яра... – залепетала носатая бабка.

  – Что ты буровишь, тварь! Я сказал, отвечай...

  Вир поднял вверх ладонь:

  – Подожди, Ури... Тебя зовут Яра?

  Старуха непонимающе завертела головой. Тогда Вир ткнул ее в грудь и произнес:

  – Яра.

  Людоедка кивнула.

  – Вир, – кастомайзер указал на себя, – и Вир спрашивает Яру, не видела ли она парня и девушку. Не съели ли вы их?

  – Что!!! – взревел Ури, но Златорукий вновь поднял ладонь в сторону президента и медленно повторил вопрос.

  Старуха испуганно зыркала на байкеров и молчала. Вир терпеливо спросил третий раз, а затем и четвертый, и пятый.

  Наконец, до людоедки дошел смысл и она забубнила:

  – Людя Думдума кушать зверь-четыре-копыта, людя Думдума не кушать нелюдь. Нелюдь и жена-нелюдь убегать. Людя Думдума не поймать нелюдь.

  – Куда они убежали?

  Вир повторил дважды, прежде чем пленница махнула рукой в сторону юга.

  – Когда?

  – День-сегодня...

  – Это гуд, – задумчиво произнес кастомайзер.

  – Вир отпустить Яра? – жалобно промямлила старуха.

  – Отпустить, – сказал Златорукий, – в баггерхелл...

  Выхватив нож, Вир ударил людоедку под левую грудь. Та, встрепенувшись, беззвучно рухнула в костер. Где-то в ночи послышался плаксивый детский крик:

  – Баба!.. Баба!.. Баба!..

  Даже у каннибалов есть чувства. Даже каннибалам жаль своих мертвых. Неп Дальнозоркий, бросив пронзительный взгляд в темноту, засмеялся:

  – Баггерята, мы их так и не поймали. Ушли в кущери, а потом в окна древних домов, а сейчас их ловить нет никакого смысла.

  – Нам нужно заночевать, – Вир Златорукий вытер нож о тряпье, которым были обмотаны ноги старухи, чей корпус уже охватывало жадное пламя, – без солнца мы не сможем напасть на след.

  В нос предводителя Дэнджеров ударил отвратительный запах паленой человеческой кожи.

  – Только не здесь, – сказал Ури, сморщившись, – вернемся на поляну с баггерским храмом. Отсюда возьмем лишь угли, чтобы быстрее разжечь костер.

   Гексаграмма 24 (Фу) – Возвращение

  Самый короткий путь не всегда самый быстрый

  Рано утром беглецы выпили по два фазаньих яйца и наскоро перекусили мясом, недоеденным прошлым вечером. Еще четыре яйца они оставили на потом. Порывшись в комнатах второго этажа, Юл обнаружил сумку в сносном состоянии, которая, конечно, не могла заменить его вещмешка, но, тем не менее, была вполне пригодна для походных нужд. К ней он привязал лианы, получился своеобразный рюкзак. Из лиан же парень наскоро сплел себе поножи для гладиуса.

  Юл и Хона разбаррикдировали вход в особняк, оседлали байка и, набрав воды в реке, отправились на юг. Лошади было тяжело нести двух наездников, и потому они ехали медленно. Парень даже предложил идти пешком, на что получил язвительный ответ, что от этого он не перестанет быть нажопником.

  Юла удивило то, что слова спутницы совсем его не обидели.

  "Наверное, я к ней привыкаю", – подумал парень.

  Впрочем, проехали они не более тысячи шагов. Хона вдруг резко дернула поводья, поднялась на стременах.

  – Что такое? – спросил парень.

  – Тихо! – шикнула она, вытянув шею, и внимательно оглядывая местность.

  Юл посмотрел туда, куда смотрит Хона, но ничего такого не заметил. Тогда он прислушался, однако, кроме стрекотни насекомых, никаких посторонних звуков до его ушей не дошло. Он сделал вдох. Пахло цветущей степью. Утро еще не сменилось дневной жарой, и было прохладно. Мир да благодать, одним словом.

  – Видишь темные и серые пятна? – Хона указала куда-то в степь. – Там, вдали, видишь?

  – Нет...

  – Они к нам приближаются... это вердоги, отродья степных кошмаров...

  – Да не вижу я ничего...

  – Неудивительно, ты ж безмозглый кегль!

  – Слушай, давай без оскорблений, – предложил парень.

  Произнес он это совершенно бесцветно, просто по инерции. Вспоминая демов, Юл очень внимательно отнесся к словам напарницы.

  – Они настигнут нас, – сказала Хона, – нужно возвращаться в тот дом, где мы ночевали.

  – А как же Пагубь? Ты отказываешься от похода?

  Девушка, не ответив, развернула и пришпорила лошадь. Байк тяжело поскакал. Юл периодически оглядывался, но по-прежнему не замечал никакой опасности.

  "Может, она меня обманывает", – подумалось парню. Впрочем, вряд ли. Хона не из шутниц. Это, скорее, Юл мог бы разыграть ее.

  Вскоре показались заросшие и полуразрушенные дома деревни. Проскакав по тропе, которая когда-то была улицей, наездники на всех парах ворвались во двор двухэтажного дома.

  – Ты уверена, что за нами кто-то гонится? – парень спрыгнул на землю.

  – Заткнись! – проорала Хона, спешившись. – Закрываем проем! Быстрей! Быстрей, давай!

  Парень и девушка схватили сплетенные друг с другом пластиковые поддоны, подтащили к входу и загородили его, принялись спешно связывать конструкцию со штырями на стене и деревцами.

  – Этого мало! – выкрикнула Хона. – Нужно чем-нибудь завалить их. Чем-нибудь тяжелым!

  Юл забежал в дом, нашел комнату, где по углам стоял различный ржавый хлам. Побежал к побуревшему ящику, предназначение которого для него оставалось загадкой. В длину и ширину ящик равнялся трем локтям, в высоту он был с человеческий рост и еще четверть. Упершись в стену, парень с грохотом свалил его, затем позвал Хону. Пыхтя и обливаясь потом, напарники выволокли ящик на улицу, затем подтащили его к заграждению, плотно притиснули к поддонам, побежали в дом за более мелкими предметами.

  Они безостановочно наваливали рухлядь на поддоны, скрепленные лианами. Хону била тяжелая одышка, но она продолжала вытаскивать из дома металлическое барахло, имеющее хоть какой-нибудь вес. Юл следовал примеру девушки, хотя особого страха не испытывал.

  И, наконец, после десятой или даже двенадцатой ходки, байкерша, подскочив к баррикаде, вдруг пронзительно взвизгнула, уронив проржавевшую до дыр толстую трубу. Выхватив гладиус, Юл бросился к напарнице и тоже замер. В щель между перекладинами поддонов скалилась черная, вытянутая в длину собачья морда. Сзади испугано заржала лошадь. Парень вздрогнул.

  Пес глухо зарычал. Желтые глаза его сверкнули бешеной злобой. С клыков стекала вязкая слюна. Юл не мог отвести взгляда от зверя. Острые зубы, мощные челюсти, поджарые мышцы – животное являло собой безупречное орудие убийства.