Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

  – ...или демы.

  – Демы ночью не летают, их предки летали, а они нет, – спокойно произнесла Хона, – все равно мы поступили не по-байкерски.

  Юл не первый раз отмечал резкие перемены настроения у напарницы. Гнев с быстротой молнии мог трансформироваться в веселость, а затем также моментально обращаться в бешенство. С одной стороны это настораживало, с другой – притягивало, но в любом случае такие метаморфозы были непонятны, а Юлу, обладавшему врожденным любопытством, нравились загадки.

  – Так или иначе, это неплохое место, чтобы прожить здесь остаток весны и лето, – заметил младший правнук последнего предка.

  – Ты опять за свое?

  – Послушай меня, Хона, – парень, широко раскрыв глаза, дружелюбно улыбнулся, так, ему казалось, он выглядел убедительней, – я ведь тебе рассказывал, что путеводитель, который теперь у твоего отца, дает указания, как правильно поступить. И если мы останемся в городе, мы поступим мудро. Ведь с судьбой глупо спорить. Там так и написано.

   – А с чего ты взял, что наша судьба – оставаться в городе? – ухмыльнувшись, Хона скрестила руки на груди. – Наша судьба – идти за Пагубь!

  – Ладно, – сказал Юл, – давай тогда испытаем судьбу, выясним, чего она хочет: оставить нас здесь или отправить на юг.

  – И как же ты это собираешься сделать?

  – Через испытание игрой.

  – Игрой? – тонкие брови Хоны искривились дугой, отчего у Юла сердце забилось чуть быстрей.

  – Игрой, – подтвердил он. – Есть такая игра. Называется "Испытание Судьбой". Берешь камушки, раскладываешь их в ряд, потом каждый из испытуемых забирает один, два или три камня по своему усмотрению. Проигрывает тот, кто забирает последний камень.

  – Ну, хорошо, – на удивление легко согласилась Хона, – давай сыграем.

  – Пятнадцати хватит? – спросил Юл, собирая осколки кирпича.

  – Двадцать один хватит.

  – Почему? – парень насторожился. Дело в том, что при правильной игре побеждал тот, кто начинал первым, если только количество фишек не равнялось тринадцати, семнадцати, двадцати одному, двадцати пяти и так далее. Тогда наоборот, выигрывал тот, кто вступал в игру вторым. Юл частенько облопошивал Темерку и знал особенности игры досконально.

  – Потому что три правила и семь кланов, а три раза по семь будет двадцать один. Священное число, – пояснила Хона.

  – А... понятно, – сказал Юл.

  Парень собрал нужное количество камней, а девушка не без труда отворила скрипучие ворота, которые выглядели весьма солидно и через сто лет после Великой погибели. В храме стало светло, и напарники сели друг напротив друга.

  – Я уступаю тебе право первого хода, как самой храброй среди всех девушек и женщин, которых я когда-либо встречал в жизни, – Юл любезно улыбнулся.

  – Как будто ты видел женщин, – хмыкнула Хона.

  Парню стало обидно, но этого он не показал.

  – Ходи ты первым! – сказала девушка. Даже, скорее, не сказала, а приказала.

  – Почему я?

  – Потому что мне так хочется, ты ведь сам говоришь, что я храбрейшая из байкеров, и, значит, имею право выбирать какой по счету мне ходить, – Хона улыбнулась, и в улыбке просматривалось лукавое озорство.

  Так, по крайней мере, показалось Юлу. И это ему не понравилось, но отступать было поздно, и парень взял один камень. Хона небрежным движением руки отшвырнула три. За два хода получилось четыре.

  Чтобы перехватить инициативу нужно было, чтобы девушка хоть раз ошиблась. Юл забрал три камушка, байкерша щелчком выбила из ряда еще один. Опять в сумме выходило четыре.

  Парень убрал два камня, и Хона столько же. Младший из правнуков непроизвольно цыкнул. Он уже понял, что мелкая мерзавка знала секрет игры. Но рука сама собой потянулась к крайнему камушку и схватила его. Девушка убрала три камня.

  Оставалось пять фишек, и как бы Юл ни походил, он проигрывал.

  – Ну, давай, – сказала Хона, победно ухмыльнувшись.

  – Слушай, это все ерунда, – парень пожал плечами, – я пошутил насчет испытания судьбой. Неужели ты думаешь, какая-то глупая игра может влиять на нашу жизнь?

  – Ходи, давай, а потом смирись и прими поражение.

  – Я еще не проиграл, – заметил Юл.

  – Ты проиграешь, – заверила напарника девушка, – или думал надурить меня? Только фиг тебе! Когда мне было двенадцать оборотов небесного колеса, этому фокусу меня научил Вир Златорукий!

  – И о каком испытании судьбой можно говорить, если ты знала секрет?

  – А ты будто бы не знал!

  – Не знал.

  – Врешь!

  – Не вру.

  – Я сказала, врешь!

  – А я сказал, не вру!

  – Заткнись, раб!

  – Я не раб!

  – Раб!

  – Ладно, Хона, – парень поднялся, – в таком случае нужно бросить жребий, кто будет ходить первым, а кто вторым, и только потом играть заново. Так будет честно.

  – Нет! – вспыхнула девушка. – Ходи, давай!

  Ситуация зашла в тупик, и Юл разрешил ее радикальным способом. Он отшвырнул ногой пять оставшихся камушков, и те исчезли во тьме угла, из которого тянуло сыростью. Лошади испуганно фыркнули.

  – Придется играть заново, – парень придурковато улыбнулся.

  – Скотина! – Хона вскочила на ноги, извлекла акинак. – Ты ответишь за эту вольность!

   Гексаграмма 16 (Юй) – Вольность

  От свободы до своеволия – один шаг, ведущий в пропасть

  Юл успел отпрянуть, и меч со свистом прошел в двух мизинцах от его лица. Парень выхватил гладиус, молниеносно отскочил вбок, подобрал с пола малую боевую лопату, теперь у него имелось явное преимущество. Разумеется, убивать девушку он не собирался, но вот только она, раскрасневшаяся, подобравшаяся, будто саблезубый каплан перед решающим прыжком, жаждала пролить кровь.

  – Послушай, Хона, нельзя же быть такой неуравновешенной, ты на лицо свое глянь! У тебя сосуды полопаются. Знаешь, что такое кровеносные сосуды?

  – Умри! – рыкнула девушка и бросилась на противника.

  Юл не без труда отразил несколько ударов. Все-таки мелкая мерзавка умела драться.

  – Хона, перестань! Мне придется поступить с тобой как с Хорексом.

  – Не придется! – и акинак со звоном отскочил от стального лотка лопаты. – Какая же ты скотина!

  Юл парировал еще три или четыре выпада, когда краем глаза заметил движение возле ворот. Он бросил туда быстрый взгляд. К сражающимся крались худощавые люди с лицами, выкрашенными в разные цвета. Из одежды на них присутствовали лишь набедренные повязки, а в руках они держали шиповые палицы и деревянные копья, к которым были привязаны заостренные ржавые куски металла. Они бесшумно заходили внутрь храма, выстраиваясь в дугу.

  – Хона, там какие-то дикари... – голос парня дрогнул.

  – Дважды на твою уловку я не попадусь! – клинок в очередной раз был отбит лопатой.

  – Хона, я серьезно! – Юл отскочил, и меч байкерши вновь не достиг цели.

  – Серьезно он! Скотина!

  Испуганно заржали лошади, и только тогда девушка обернулась. Дикари тут же застыли, будто они и не живыми были вовсе, а памятниками, чем-то схожими с монументом, стоящим снаружи здания.

  – Беги к байкам! – успел шепнуть Юл, прежде чем люди в набедренных повязках, издав громогласный клич, ринулись в атаку. Хона метнулась к лошади, а Юл принял боевую стойку. Один из дикарей, рыжеволосый и толстомордый, злобно щурясь, кинул дротик. Но не попал.

  Другой ублюдок обрушил на парня дубину, усеянную ржавыми гвоздями, но младший правнук успел поднырнуть под него, черканув бедро неприятеля лопатой, и сразу же с разворота рубанул его гладиусом по спине. Протяжно взвыв, дикарь рухнул наземь. Другой абориген получил плашмя лопатой прямехонько в лоб. А в третьего Юл швырнул ногой лежащее возле кострища седло, тот, перекувыркнувшись, расшиб себе голову.

  Убитый и два оглушенных соплеменника мгновенно остудили пыл нападающих. Образовав полукруг, рыча и изрыгая проклятия на каком-то странном, искаженном или, скорее, безграмотном языке, они начали медленно надвигаться на парня. Кто-то метнул дротик, но Юл успел отклониться.

  Вдруг послышался крик Хоны. Она вскочила на лошадь, съездила ногой по морде дикарки, которая пыталась ее стащить с байка. Сзади к девушке подбежал бородатый увалень, замахнулся палицей. Еще немного и он обрушил бы дубину на круп лошади, но Юл успел метнуть боевую лопату, которая, бешено свистя, пролетела пол зала, и с чавкающим хлюпом вошла в глотку дикаря. Тот, издав сиплый звук, уронив себе на темя палицу, упал. Хона, бросив тревожный взгляд на Юла, пришпорила лошадь и поскакала к выходу. Ее попытались схватить два аборигена, но она их с легкостью сшибла. Вторая лошадь помчалась следом, и, казалось, вот-вот покинет стены баггерского храма, однако прилетевшее неизвестно откуда копье вонзилось в шею несчастного животного, и оно, жалобно заржав, рухнуло возле самого выхода. Байк пытался встать, но копыта его беспомощно скользили по захламленной плитке. Наконец, бородатый дикарь подбежал и трижды опустил дубину на голову лошади, и та навсегда замерла. По полу начала медленно растекаться густая бардовая лужа.

  "Вот и все", – сердце Юла будто провалилось в бездну. Он остался один на один с дикарями. Хорошо, хоть Хона успела удрать...

  Аборигены, почувствовав на себе боевое искусство парня, не решались перейти в наступление. Они размахивали палками, дротиками, дубинами, рычали, плевались, но никто не хотел жертвовать собой.

  Наконец, женщина с обвисшими, высушенными грудями и с перекошенной от ярости, разукрашенной в три цвета рожей, бешено тараща налитые кровью глаза, ринулась на Юла. Она была вооружена только заостренным камнем. Не рассчитав прыжок, женщина напоролась на выставленный вперед гладиус. Остальная дикарская масса тут же пришла в движение. Парень не смог вытащить меч из аборигенки, зато она закрыла его от нескольких дротиков. Юл, потеряв равновесие, повалился вместе с мертвым телом, тут же вскочил на ноги. Уже без гладиуса. Увернувшись от очередного дротика, отпрянул на три шага, споткнулся, снова упал. Врезал кому-то промеж ног, и тут же новый дротик, зацепив ушибленное плечо, рассек его и отскочил куда-то в сторону. Юл закричал, попытался отползти, но уперся в стену. Над ним навис узколобый гигант с массивными челюстями, в маленьких глазках которого пылала тупая злоба. Он занес над парнем огромную дубину.

  – Нет! – внезапно послышался окрик. – Нет, Валуй! Еда много! Эта еда потом. Еда убить – еда гнить!

  Громила недовольно зарычал, затем открыв зубатую пасть, исторгнул:

  – Ну, Милон!

  – Нет! Милон сказать: нет! Еда убить – еда гнить!

  Разочарованный великан с размаху вмазал по стене палицей. Каменное крошево и пыль посыпались на голову Юла. Перед ним предстал толстомордый рыжеволосый дикарь. Тот самый, который первым метнул в парня дротик.

  – Нелюдь! – рявкнул он. – Нелюдь убить три реальные людя Думдума! Теперь они еда! Людя Думдума убить зверь-четыре-копыта. Теперь зверь-четыре-копыта еда. Людя Думдума убить тебя потом. Нелюдь будет еда потом. – Рыжеволосый ткнул пальцем в парня и проревел. – Связать!!! И идти за Милон!

  К Юлу тут же подбежали две дикарки, одна из которых крепко схватила парня за пораненное плечо. Острая боль пронзила младшего правнука, и он, лишаясь сознания, услышал повторную команду дикаря:

  – Идти за Милон!!!

   Гексаграмма 17 (Суй) – Следование

  Рано или поздно рассеется любой туман

  Как и опасался Вир Златорукий, байкеры сбились со следа. Они пошли прямо на юг. По всем расчетам беглецы должны были следовать в этом же направлении, но только восточнее.

  Вечером первого дня похода поднялся ураганный ветер. Кочевники разбили лагерь с подветренной стороны небольшого холма, развели несколько костерков. Всю ночь сквозь шум бушующей стихии прорывался протяжный, полный нескончаемой тоски вой. Юные воины жались к огню, тревожно вглядываясь в беспросветную тьму. Байкеры старшего возраста спокойно поглощали кровяную колбасу, запивая ее можжевельниковой водой. Байки, сгрудившиеся неподалеку, вели себя беспокойно, то и дело всхрапывали, испуганно ржали. Вир Златорукий успокаивал юных соплеменников, утверждая, что опасность лагерю не угрожает. Судя по всему, выли не волки и не дикие псы, а вердоги. Отродья степных кошмаров, звери чрезвычайно коварные, при охоте действующие на удивление слаженно, иные особи были столь же умны, как люди. И именно это обстоятельство обеспечивало безопасность ночному становищу. Животные прекрасно знали, кто такие байкеры. И если на одного, на двоих, на троих они могли бы устроить жестокую охоту, то связываться с тридцатью пятью бойцами сметливые твари не пожелают. Однако далеко не все верили Виру, ведь черные вердоги умели обездвиживать одним только взглядом, и если подобный зверь попадался на пути, то сражаться с ним стоило, не смотря ему в глаза.

  Это очень тревожило Ури, ведь Хона, его маленькая девочка, и двуличный говнюк с дурацким бабьим погонялом могли стать жертвами кровожадных вердогов. Сопляка и не жалко вовсе, но дочура... любимая единственная дочура... поневоле вместе с дремой приходят старые легенды...

  На востоке, в нескольких переходах от владений байкеров стоял самый запретный среди всех городов, родина клана Хандредов. Мертвые Новочек, Шахты, Ростов, Калитва и Таган были раем по сравнению с ним. До Великой погибели там находился Замок Смерти, и величали его Аэсом. Древние владели тайным колдовством. Они умели извлекать из смерти чудесный огонь. К замку были подведены стальные канаты, по которым сияние и жар шли в города, и ночью было светло как днем, а зимой дома согревались без печей и костров. Когда разгневанный Харлей Изначальный наслал болезнь безумия на баггеров и кеглей, некому стало следить за Аэсом. Чудесный огонь вырвался из проводов и из-за стен замка и поразил людей мором испепеления, иначе называемом лучевой болезнью. А еще из Аэса вышла адская шлюха Радиация, у которой между ног пылала неугасимая похоть. Она сходилась со всякой зараженной болезнью безумия тварью и зачинала от всех зверей и людей, но все никак не могла утолить свой неисчерпаемый голод, пока, наконец, Харлей Изначальный не спустился с небес, и не ударил ее копытом. Радиация упала в реку и, умирая, обмочилась и загрязнила своей скверной воды. С тех пор река получила название Пагубь, а земли за ней – Запагубье.

  Но даже мертвой адская шлюха творила зло. Из ее чрева вышли твари. Демы появились от случки Радиации с летучими мышами, леопоны – с котами и рысями, вердоги – с собаками, хорсаты – с лошадьми, угрени – с рыбами, а аэсы, названные в честь Замка Смерти – с людьми из баггеров.

  С тех пор прошел век, и твари, рожденные в дни Великой погибели, расплодились и разошлись по всей бескрайней степи, напоминая смертным о скорби прошлых лет...

  Дрема Ури прервалась с первыми лучами солнца. Что-то потревожило его неспокойный сон. Стоял густой туман. Совсем рядом кто-то шуршал травой. Еще не отдавая отчет в собственных действиях, предводитель схватился за секиру.

  – Тише, – вождь услышал знакомый голос.

  Из тумана выплыла фигура Вира Златорукого. Седые волосы его были заплетены в косу, а в глазах читалась строгая решимость.

  – Баггерхелл, когда же я высплюсь! – проворчал Ури.

  – Знаешь, о чем я подумал? – прошептал кастомайзер, присаживаясь на корточки. – Твоя дочь могла уйти в Новочек.

  – Глупости, – кряхтя, Ури сел, – это запретный город. А дочура рвется за Пагубь.

  – Да, – согласился Вир, – но ты не забывай, что ее напарник очень смекалистый малый, я это понял еще на байкфесте, и он вполне может предложить ей переждать погоню. Ведь мы никогда не пошли бы в город. Просто поставь нас на их место.

  – Там ведь свирепствовала болезнь...

  – Свирепствовала, – не стал отрицать кастомайзер, – но если убрать предрассудки, то в городе может быть даже безопасней, чем в степи.

  – Наши предания ты называешь предрассудками? – президент покачал головой. – Вир, ты знаешь, как я тебя уважаю, но иногда ты перегибаешь палку.

  – Знаю, – кастомайзер кивнул, – только, если бы я не перегибал палку, я не выжил бы в плену у выродков-аэсов, а они меня почитали за великого бога Ингодвитраста.

  Туман вдруг разразился смехом.

  – Да, Вир, все знают, как тебе пришлось сношать девственниц-уродок, которых к тебе приводили со всего Запагубья, – это был голос Непа Дальнозоркого, президента клана Вампиров, – после такого с тобой ни одна байкерша не захотела разделить ложе, кроме Чезеты. Но она всегда была чокнутой.

  – Тебе, Неп, просто неведомо такое понятие, как любовь, – угрюмо проворчал кастомайзер.

  – Да, конечно, любовь, – из марева показался смеющейся худолицый байкер с острой бородкой и столь же острым взглядом, – любовь, что же еще...

  – Я рад, что у тебя хорошее настроение, Неп, – сказал Ури.

  – Только боюсь, я могу испортить твое, – главарь Вампиров присел на корточки сзади Вира и, схватив его за плечи, взглянул на президента Дэнджеров:

  – Я гляжу, наш великий осеменитель подговаривает тебя отправиться в Новочек, только наша цель не запретный город, а аэсы. И я против того, чтобы сходить с пути.

  – Верно, наша цель – Запагубье, – кастомайзер высвободился из объятий Непа, – но ты сам подумай, три клана из семи, в том числе и твой, родом из Новочека, неужели тебе, президенту Вампиров, не любопытно посетить родину предков. Запагубье – запретное место, но мы туда периодически набегаем, так чем же хуже любой из городов?

  – Брось Вир, – Неп засмеялся, – твои уловки на меня не подействуют, мы идем на юг, не сворачивая, ибо это наша цель.

  – Поход в город тоже можно посчитать за подвиг.

  – Мне, моему клану, да и всем остальным не нужен такой подвиг...

  – Тогда решим голосованием, – подвел итог Ури, поднимаясь с походной шкуры, – если мемберы проголосуют за Новочек, пойдем на Новочек, проголосуют за Пагубь, значит – прямиком на Пагубь.

  – Это не по правилам, – воспротивился Неп, – ты не имеешь право ставить на голосование этот вопрос. Ты сейчас исполняешь волю небесного стального коня Харлея Изначального, и демократия тут неуместна!

  – Какое архаичное слово "демократия", – заметил Вир.

  – Что такое "архаичное"? – одновременно спросили президенты.

  – Неважно, – Вир заговорщицки посмотрел сперва на одного, затем на другого главаря, – я могу предложить компромисс. Неп, ты ведь пошел в поход не только во имя подвига, но и ради чаши Скальпеля Косноязычного, ведь так?

  – Я не...

  – Постой, не спеши отрицать, чаша – это великая реликвия...

  – Что такое "реликвия"? – задали вопрос главари.

  – Неважно, – Вир перешел на шепот, – важно другое, если мальчишку убьет или захватит в плен кто-либо из клана Вампиров, то чаша достанется клану Вампиров. Понимаешь, Неп, свою выгоду?

  Неп ухмыльнулся.

  – Вот и я о том же, – воодушевился Вир Златорукий, – вреда от заезда в Новочек никому не будет.

  Предводитель клана Вампиров поднялся и произнес:

  – Хорошо. Туман рассеивается и нам пора выдвигаться в путь. Заедем в Новочек, вреда от этого я не вижу.

  Когда Неп ушел, Вир шепнул на ухо Ури:

  – А говорил, мои уловки на него не действуют.

  Байкеры расхохотались.

  – В любом случае я первым удавлю щенка. Так что вреда от твоих посулов и я не вижу, – сказал Урал Громоподобный.

   Гексаграмма 18 (Гу) – Вред

  Чтобы изменить грядущее, иногда достаточно разобраться в прошлом

  Первое, что услышал Юл, когда очнулся – это треск горящих поленьев. Парень дернулся и понял, что руки у него связаны за спиной. Открыв глаза, он сел резким рывком. Тут же стрельнуло в плечо. Впрочем, рана, нанесенная дротиком, была несерьезна. По крайней мере, кровотечение отсутствовало.

  Младший правнук последнего предка обнаружил себя возле валуна на просторной площадке, в центре которой стоял громадный котел, а под ним пылал костер. Несколько каннибалов разделывали ржавыми ножами туши убитых соплеменников и лошади. Срезая мясо с костей животного и людей, они кидали его на расстеленную серую кожу. Сморщенная старуха с отвратительно длинным носом, плотоядно облизывая губы, выбирала куски пожирней и бросала их в котел. К ней подбежал совершенно голый, пузатый малыш, дернул ее за грязные космы неопределенного цвета.

  – Дай, дай, дай! – затараторил он.

  – Отлезь! – буркнула старуха.

  – Дай, дай, дай! – заскулил ребенок.

  Старуха, недовольно ухнула, взяла маленький кусочек мяса, человеческого или конского, Юл определить не мог, да и не очень-то хотелось, засунула его в морщинистый рот, пожевала и, сплюнув, отдала малышу. Тот, радостно завизжав, принялся грызть лакомство.

  – Отлезь! – прикрикнула старуха.

  Повеселевший ребенок убежал.

  Юл ощутил на языке горький привкус. Он закрыл глаза, чтобы его не стошнило. Так он, опершись спиной на большой валун, сидел до тех пор, пока громкий голос не заставил его вздрогнуть. Парень открыл глаза и увидел рыжеволосого вождя. Боевая раскраска с его морды была смыта, но от этого рожа выглядела еще более отвратительно, она была похожа на раздутую перезрелую дыню, изъеденную паразитами. Главный людоед, держа в руках трофейные гладиус и лопату, подслеповато щурясь, стоял чуть поодаль от котла, вокруг которого расселись обмотанные набедренными повязками мужчины, женщины и дети. Детей было заметно меньше.

  Юл медленно повращал кистями рук. Связан он оказался некрепко. Это обнадеживало. Парень принялся потихоньку тереть веревки, сделанные, по всей видимости, из жил животного, о выступ на валуне, который он случайно нащупал.

  – Реальные людя Думдума! – закричал рыжий главарь. – Милон реальный скипер Думдума говорить как бог-птица-два-голова! Бог-птица-два-голова дать много еда! Бог-птица-два-голова дать зверь-четыре-копыта. Зверь-четыре-копыта кончиться, реальные людя Думдума кушать нелюдь, – каннибал ткнул пальцем в сторону Юла.

  – Нелюдь не любить традиция! Нелюдь ездить зверь-четыре-копыта, – продолжил увещевать каннибал. – Нелюдь не любить традиция! Нелюдь ходить много одежда. Нелюдь не любить традиция! Нелюдь ходить закрытый нога! Нелюдь не уважать традиция! Нелюдь надо кушать! Кушать нелюдя быть традиция реальные людя Думдума! Так хотеть бог-птица-два-голова!

  Юл внимательно вслушивался в слова людоеда. Это был человеческий (дед Олег называл его русским), но только примитизированный язык. Парень знал в общих чертах грамматику. Имел представление о существительных, глаголах, подлежащих, сказуемых, простых и сложных предложениях. Последний предок учил правнука многому, что казалось жителям Забытой деревни бесполезным и даже вредным. Юл вдруг понял: дикари почти не использовали склонение и спряжение. Теперь смысл сказанного вождем становился ясным. Как это часто бывало, любопытство одолело страх, и юноша, продолжая рефлекторно тереть веревки о выступ на валуне, забыл на время, что его жизнь висит на волоске.

  – Людя Думдума уважать традиция! И остаться единственный людь! Остальные остаться нелюдя! Остальные умирать! Людя Думдума четыре сотня и половина прийти здесь и жить. Людя Думдума кушать нелюдя! Так хотеть бог-птица-два-голова!

  Главный каннибал, войдя в раж, размахивая гладиусом и лопатой, перешел на визгливый ор, и Юл не сразу услышал шепот:

  – Эй... э-э-э-й...

  Парень прислушался. Кажется, с другой стороны валуна кто-то настойчиво звал его.

  – Эй... э-э-э-й... это я...

  – Хона! – неожиданно для самого себя произнес Юл.

  – Тс-с-с!

  Парень опасливо посмотрел на дикарей, но те с открытыми ртами слушали речь бесноватого рыжего полудурка. По правде сказать, тот факт, что байкерша пришла к нему на выручку, обрадовал парня, но в то же время и обеспокоил. Ее ведь могут схватить.

  – Если ты прямо сейчас вскочишь и забежишь за камень, я быстро перережу веревки, и мы успеем сбежать...

  – Нет, Хона, это опасно, – вполголоса ответил Юл, – уходи, я сам как-нибудь!

  – Перестань препираться и слушай меня!

   Парень хотел повторить свой отказ, но, как назло, вождь людоедов внезапно угомонился, перестал активно жестикулировать и скомандовал:

  – Яра, давай еда!

  Старуха, та самая, что недавно кормила жеваной кониной или, быть может, человечиной ребятенка, схватила рогатину, помешала содержимое котла и поддев кусок недоваренного мяса, выплеснула его на землю. Узколобый гигант поднялся и потянул руку к пище.

  – Валуй, нет! – закричал главарь. – Отдать нелюдь! Нелюдь кушать! Нелюдь нехудой, когда его кушать!

  – Ну, Милон! – недовольно протянул гигант.

  – Валуй! – взвизгнул главный каннибал. – Валуй спорить, Валуй кушать последний! Валуй кушать после женщины!

  Гигант зло зарычал и врезал палицей оземь, подняв столб тяжелой пыли, затем схватил кусок полусырого мяса и направился к Юлу. Глаза людоеда пылали яростным огнем, массивная челюсть совершала непроизвольные жевательные движения, ноздри с бешеным свистом вдыхали и выдыхали теплый воздух. И тут сердце парня по-настоящему посетил не страх, а самый натуральный и беспросветный ужас. И благодаря именно этому ужасу в его голове молниеносно созрел план действий.

   Гексаграмма 19 (Линь) – Посещение

  Находясь на вершине, действуйте!

   – Что скажешь, Вир? – спросил Ури.

  Кастомайзер, оторвав ладонь от травы, поднялся с корточек, вскочил на лошадь.

  – Они прошли здесь, – медленно произнес он, и указал в сторону мертвого города, чем-то схожего с широким невысоким холмом, который словно засохшая язва бугрился на теле великой степи, – ушли к Новочеку. Скакали галопом.

  – Галопом? – встревожился президент. – За ними кто-то гнался?

  – Не похоже, – задумчиво сказал Вир, – других следов не видно... они... просто скакали. Может, мчались наперегонки, кто быстрей. Они ведь оба совсем еще зеленые, могли и порезвиться...

  – Порезвиться! – сжав кулак, Ури ударил себя по бедру. – Моя дочура, моя кроха, резвится с каким-то говнюком с бабским именем!

  Сзади послышался смех. Предводитель Дэнджеров обернулся. Неп Дальнозоркий, лукаво щурясь, даже не думал скрывать свой сарказм. Остальные кочевники притворились глухими.

  – Я просто сделал самое вероятное предположение, – Вир виновато улыбнулся.

  – Ладно, вперед! – проворчал Ури и подстегнул байка.

  Отряд двинулся к городу, однако вскоре остановился. Маленькая речка преграждала им дорогу. Во времена дедов и прадедов и еще раньше, до Великой погибели она была полноводней, а теперь высохла. Речка не представляла собой значительную преграду, ее ничего не стоило пересечь вброд в любом месте, но она отделяла мир живых от мира мертвых. Байкеры смело ходили за Пагубь, в края, населенные выродками-аэсами, однако города посещать не смели. Память об ужасе, наводнившем обитель больших каменных домов, передавалась из поколения в поколение. Матери рассказывали своим детям страшные легенды. Обезумевшие люди нападали на все, что движется, поедали живую плоть еще не умерших жертв. Других обуревала похоть, и они стремились совокупляться до тех пор, пока не обессиливали. Третьих накрывала черная тоска, они ложились и застывали как статуи, не желая принимать пищу, безропотно ждали смерти. Четвертые кончали суицидом, прыгали с высоких домов-скал, резали себе глотки и вены, бились о стены до тех пор, пока мозги не вылезали наружу. И лишь немногим удалось спастись, уйти из проклятых мест, затеряться в великой степи, чтобы больше никогда не возвращаться в города.

  – Первый, кто пересечет реку, навлечет проклятие на себя и своих потомков, – тихо прошептал Рекс Неустрашимый, опухоль с его лица сошла, однако вокруг левого глаза по-прежнему чернел синяк. – В судьбоносных балладах сказано, что город – это двуликий зверь, днем он открывает дверь, а ночью становится врагом, в городах прячутся стаи волков...

  – Мне бабка то же самое говорила, – юный шатен Дукат Великолепный испуганно зыркнул на Рекса.

  – Йенг мне в глотку, – сказал владелец роскошных усов Крайд, – а ведь дочура-то у Ури с яйцами, не зассала.

  – Да и кегль тоже отважный малый, хоть и с бабским погонялом, – заметил лысый Иж, – может, его стоит принять в шустрилы?

  – Какой шустрила! – сняв с головы шлем, возмутился патлатый и небритый Кавасаки Стальной. – Он мой раб! Я выиграл его на скачках! Когда я его найду, я отрежу ему ухо. И йенг тоже.

  – Встань в очередь, – буркнул Ури.

  – Я могу признаться, – заметил Вир Златорукий, – когда я сбежал от выродков, я одно время прятался в городке, который мне попался по пути. Никакого проклятия на себе я не ощущаю. И абрикосы там вкусные.

  – Разве что теперь тобой брезгуют женщины, кроме чокнутой Чезеты, – Неп Дальнозоркий расхохотался и следом за ним засмеялись несколько байкеров. – Так или иначе, а кто-то должен первым пересечь черту. Посетить обитель мертвых.

  Ури задумался. Руки сами собой достали из кармашка на седле желтую книжицу. Ту самую, которую беглый кегль назвал путеводителем судьбы. Президент открыл ее наугад и с трудом прочитал вслух:

  – На... нахо... находясь на... на... верш-ш-ш... ине... дей... действуй... вуйте... ага, находясь на вершине, действуйте...

  Вдруг Ява Бесноватая, издав гортанный крик, выхватив акинак и пришпорив байка, поскакала к речке. Очень быстро она переправилась через нее и оказалась на другом берегу.

  – Или волки или мы! – прокричала она. – Здесь для слабых места нет!

  – Лучше действовать, чем созерцать, – сказал Вир Златорукий и поехал к отважной кочевнице.

  – Раскачаем мир! – воины проревели древний клич, оставленный им от предков, и устремились к реке следом за женщиной-воином и кастомайзером.

  Ури стало неловко, что он оказался последним. Президент спешно спрятал книжицу в кармашек и поскакал.

   Гексаграмма 20 (Гуань) – Созерцание

  Когда нельзя выиграть битву, можно попробовать выиграть время

  – Кушать, – прорычал великан Валуй, тыкая Юлу в нос недоваренным куском человечины, – Милон сказать нелюдь кушать.

  От противного запаха парня чуть не стошнило, но, сосредоточившись на собственном ужасе, он сдержался. Сейчас нужно было вступить в вербальный контакт с дикарем на понятном ему языке. Юл, прикрыв веки, строил перед мысленным взором предложения на людоедском языке.

  – Я не... Я не мочь есть... Я не мочь есть со связанный рука...

  Каннибал выдохнул гортанное недоумение. Юл осмелился открыть глаза. Дымящийся буро-розовый кусок мяса издавал сладковато-тошнотворный запах.

  – Кто быть я? – спросил Валуй.

  Парень перевел взгляд с недоваренной человечины на массивную челюсть дикаря, а затем на котел, возле которого столпились людоеды. Они были поглощены дележом пищи, и потому вряд ли обратят внимание на приватный разговор.

  – Кто быть я? – повторил вопрос Валуй.

  – Ты быть Валуй.

  – Кто быть ты?

  – Я быть я.

  – Валуй не быть ты. Вылуй не быть я. Валуй быть Валуй.

  Юл вдруг осознал, чего не понимает здоровяк. Каннибалы не вели речь от первого лица. Вождь по отношению к себе использовал свое имя: "Милон", а не "я". Дикари вообще почти не употребляли местоимений.