Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

  – А кто такой Ингодвитраст? – спросил Юл.

  – В последние дни люди очень любили такие штуки, – Вир сделал несколько неопределенных жестов, – как бы тебе объяснить, я сам не очень понимаю... в общем, они обожали карточки, бумажки и всякое прочее. За всю эту хрень можно было получить разные вещи: еду, питье, одежду, красивых женщин, добровольных рабов, а также то, что мы разучились делать: высокие дома, самопередвигающиеся тачки, летающие аппараты, разные штуки вроде компьютера. За эти бумажки и карточки люди готовы были устраивать войны, убивать друг друга, ввергать в голод целые племена. И на этих карточках и бумажках очень часто писали Ингодвитраст. Я не знаю, что это значит. Наверное, это был их бог. Бог баггеров, бычья, телок и даже байкеров, таких, как Скальпель Косноязычный. Многие отрицали Ингодвитраста, но все же любили его всем сердцем, ибо он давал блага.

  – А куда делся Марат Галимиев?

  Вир Златорукий пожал плечами:

  – Он ушел. Закрыл МЭЦ-18, спрятал свой допуск, устроил нычку, о которой написал в последней таблице, и ушел. Куда – никому неведомо.

  Кастомайзер, тяжело вздохнул, поднялся, закинул автомат на плечо:

  – Ладно, пойду я. Отдыхай. А то что-то эти воспоминания меня угнетают. Прям ощущаю внутри себя разлад.

   Гексаграмма 38 (Куй) – Разлад

  Нельзя исправить ход событий, не исправив разлад в своей душе

  Юл спал тяжелым, беспокойным сном. Ему снились орды выродков, наступающие на него сплошной стеной. Он бесстрашно рубил их малой боевой лопатой, резал гладиусом, затаптывал уже поверженных врагов ногами, но нелюдей не становилось меньше. Наконец, устав, парень с диким криком сделал отчаянный выпад и вдруг обнаружил, что проткнул не аэса, а Хону. Девушка смотрела на него широкими удивленно-обиженными глазами:

  – Я не они, – прошептала она, и из ее рта стрельнула струйка крови, – не они... за что... за что...

  – Нет, Хона, нет, я люблю тебя, люблю! – младший правнук схватил за плечи байкершу.

  Но взгляд девушки потухал, и она медленно начала оседать.

  – Нет! Нет!

  Юл проснулся с мокрыми щеками. Рассвело. Рядом с парнем сидела Хона.

  – Ты что плакал во сне? – спросила она.

  – Нет, – Юл спешно вытер лицо.

  – А, – понимающе кивнула Хона, – знаешь, что сказал папа?

  – Что?

  – Что когда вернемся, ты пройдешь через Малую переправу, то есть тебя посвятят в байкеры, и мы можем быть вместе, – девушка хлопнула в ладоши и просияла, – так вот!

  – Ага, – неопределенно произнес Юл.

  – Ты что, не рад?

  – Рад, – сказал Юл, но сказал как-то совсем уж уныло.

  – Мне не нравится, как ты отвечаешь, – Хона нахмурила брови, – что-то не так?

  Парень сам не особо-то понимал, что с ним происходит и потому сказал первое, что пришло в голову:

  – А как же поход к морю?

  – Ты же сам говорил, что тебе наплевать на прах твоего прадеда. Что от этого ничего не зависит, – возразила девушка.

  – Говорил, – согласился Юл, – но... но... Хона, честно, я не знаю, что тебе ответить. Правда, не знаю, давай об этом поговорим попозже. Не могу тебе объяснить...

  Байкерша внимательно посмотрела на напарника, пожала плечами:

  – Лады. У нас все равно сейчас много работы. Поговорим потом.

  Работа действительно имелась. Убедившись, что выродки находятся на почтительном расстоянии от Центра, Вир Златорукий открыл ворота с помощью пропуска эпидемиолога Марата Галимиева, и кочевники вынесли за пределы ограды трупы аэсов. Кроме того во время сражения были убиты три лошади, но их пока решили не трогать, лишь оттащили в одно место. Павшего в бою Шерко Фартового похоронили внутри МЭЦ, выкопали яму глубиной в человеческий рост, положили туда байкера, затем забросали землей и хорошенько утрамбовали. В этом деле очень помогла малая боевая лопата Юла.

  Конечно, убитого в сражении лучше было бы предать огню, но дров оставалось катастрофически мало, а выродки никуда не собирались уходить. Уверовав, что лобовая атака не принесет успеха, что оружие древних в разы сильней пращей и топориков, они, видимо решили взять номадов измором. Аэсы разбили три лагеря вокруг Центра приблизительно на одинаковом расстоянии друг от друга.

  – И долго они нас будут держать в осаде? – спросил Ури.

  – Столько, сколько нужно, – ответил Вир, – это их главный храм, их святыня, и они не оставят нас в покое. Впереди лето и им спешить некуда. Земля прокормит.

  Копая могилу для Шерко Фартового, Юл порядком подустал. Заживающие после ночной гонки на плоте мозоли вновь заныли. После обеда, младшему правнуку не дали отдохнуть, поскольку все кочевники собрались на обряд похорон и поминальную трапезу, где, согласно традиции, произносились и пелись судьбоносные баллады предков, а затем парня поставили в караул, следить за врагом с купола. Отдежурив положенное время, отужинав, вечером Юл наконец-то смог прилечь. С Хоной он так и не поговорил по душам, поскольку на закате юную воительницу вместе с Явой Бесноватой отправили на крышу. Среди байкеров существовало поверье, что в темноте женщины видят лучше мужчин. Впрочем, вторую половину ночи оставили на совесть Непа Дальнозоркого, Рекса Неустрашимого и еще нескольких опытных воинов, ведь предутренние часы – оптимальны для внезапного нападения. Ури не дежурил вовсе, он все никак не мог отойти от точного попадания каменного топорика в грудь.

  Погружаясь в сон, чувствуя, как утомление берет свое, Юл подумал о Хоне: "Почему я не могу сформулировать отношение к ней? Вроде бы она мне очень нравится, но все равно я ее боюсь... или не боюсь... как это назвать? Отталкиваю ее, точно она меня поработит, сделает послушным мямлей..."

  – Это ложный страх, – донесся до парня знакомый голос.

  Юл поднял голову. Перед ним стоял прадед Олег, одетый в черное рубище, на фоне которого белая борода, казалось, сверкает невиданной чистотой.

  – Вы? – удивился парень.

  – Ты, – ответил старик.

  Юл не совсем понял, что имел в виду первопредок.

  – Да, ты, – повторил прадед, – ответы на любой вопрос ищи не у пращуров, а у себя, – старик коснулся виска и по-доброму улыбнулся, – в голове. Спрашивай, прежде всего, самого себя.

  – У меня внутри ничего не ладится, – сказал младший правнук, – и что же мне делать?

  – И? Каков ответ? – последний из предков поднял седые брови.

  – Я не знаю, – честно признался Юл.

  – Хорошо, – кивнул старик, – я это и есть ты, а ты – это я. Поэтому ты получишь подсказку. У тебя завелась подружка?

  Парень кивнул.

  – И ты давишь чувства к ней только потому, что боишься, что они сметут все твои разумные построения, что ты потеряешь контроль над собой и собственным "я"?

  Парень снова кивнул.

  – Хорошо, – прадед указал вдаль и произнес, – там океан.

  Юл обернулся и замер. Не было стены, не было степи, но до самого горизонта сияла в солнечных лучах безбрежная водная гладь. Прозрачно-синяя. Тихая. Манящая своей безмятежностью.

  – Ты читал о море, но никогда не видел его, – сказал старик, – но разум человека, его мозг умеет моделировать и не такое.

  Парень посмотрел себе под ноги и с удивлением обнаружил, что они босы.

  – Море должно волноваться, – произнес первопредок, – оно редко бывает абсолютно спокойным.

  Водная гладь потемнела, приобрела темно-зеленый окрас. Вдруг поднялись волны и мерно, одна за другой, пошли к песчаному берегу, и зашумели, разбиваясь о него и брызгая пеной. Какой-то непонятный, никогда ранее не встречаемый запах ударил Юлу в нос. Пахло солью. Пахло рыбой. Пахло звенящей мощью. Пахло свежестью и силой. И еще чем-то непередаваемым.

  – За два года до Великой погибели, когда мне было шесть лет, папа и мама свозили меня на Средиземное море, и мне нравилось делать так, – прадед нагнулся, отыскал среди мокрого песка камушек, и кинул его.

  Камушек отскочил от одной волны, врезался в другую и, прыснув белесыми капельками, навсегда исчез.

   – Человек подобен океану, – первопредок отряхнул руки, – мы осознаем лишь то, что на поверхности. Остальное сокрыто в глубине. Ты видел камень, который я бросил, теперь не видишь. И тысячи камушков, и не только они, таятся внутри каждого из нас.

  Парень молча слушал.

  – Ты хочешь крепко стоять на ногах, – продолжил старик. – Боишься, если чувства твои будут глубоки, то ты в них утонешь, как в океане. Пытаешься выхолостить их, сделать поверхностными, чтобы видеть дно. Когда-то я говорил, что чувства должно контролировать. Но контролировать и выхолащивать – это разные вещи.

  Прадед прижал руки к груди, затем развел их в стороны. И случилось чудо: море, мгновенно успокоившись, начало отступать. Обнажилось темное дно, на котором, поблескивая чешуей, подпрыгивали рыбешки.

  – Вот она, твердь, стой на ней! – сказал первопредок. – Возможно, ты даже найдешь тот камушек, который я бросил. Только это не принесет тебе успокоение.

  Внезапно Юл заметил вдалеке, почти на самом горизонте бурлящее нечто. Что это было, парень пока не мог рассмотреть. Но оно стремительно надвигалось.

  – Ты ведь читал о цунами? – неожиданно ударил резкий порыв ветра, и седая борода старика расплескалась серебряными локонами на черном рубище.

  – Да... – сказал неуверенно Юл, – кажется, это очень большая волна...

  – Именно, – прадед кивнул, – впрочем, ты никогда не видел даже обычных морских волн, но не суть важно...

  Тяжелый глухой гул разнесся над миром. Гигантская стена мутной бушующей воды с невероятной скоростью пожирала открывшееся морское дно.

  – Цунами практически незаметно на глубине, но возрастает во стократ на мелководье.

  Юл испуганно посмотрел на первопредка. Тот был невозмутим. Будто сметающая все на своем пути стихия не касалась его.

  – Всякая человеческая сущность подобна древнему океану, а эмоции – это волны, блуждающие по поверхности души. Но бывает так, что колебания идут из глубины, от литосферных плит, от самой сердцевины естества и порождают ряби немыслимой скорости. Вот эти ряби и превращаются в цунами.

  Водная стена была уже совсем близко. Верхушка ее закручивалась, яростно вскипала белым, зло пенилась и грозилась вот-вот накрыть старика и юношу. Гул стал непереносимым, и прадед перешел на крик:

  – Цунами – это первобытная стихия и бесполезно ее подавлять. Захочешь подавить, и рано или поздно она смоет тебя, и вот тогда ты точно потеряешь контроль над своей жизнью, над волей, над разумом. Есть только два способа спасения. Первый: бежать вглубь суши, надеясь, что волна не достанет. Ты готов навсегда отречься от своего океана? Готов отречься от собственной души? От счастья и несчастья, от радостей и печалей? От того, что дает тебе силу идти вперед, не трепетать перед богами и смело смотреть в глаза любому из смертных существ. Готов стать отшельником? Нет?! Тогда есть второй способ: наоборот, не бежать, а идти навстречу стихии, туда, где глубоко. Там, где глубоко, цунами – лишь малая волна, не способная принести разрушение.

  Внезапно потемнело. Юл поднял глаза и услышал болезненный стук собственного сердца. Гигантский, бурлящий неистовством водяной вал закрыл солнце.

  – Люди любят мелководье и избегают глубины. Именно поэтому болезнь безумия так легко уничтожила цивилизацию. Ни к чему не стремиться, ничего не творить, ничего не хотеть сверх примитивных потребностей, и совсем не думать, ибо за тебя думает бог Ингодвитраст – это так легко, но и так же поверхностно. И именно живя на мелководье, люди сметаются волнами истории, инстинкта и страсти, теряют контроль, хотя до поры уверены, что все у них идет как надо. А глубина дает шанс. Впрочем, выбор всегда за тобой...

  Голос старика утонул в раскатистом гуле. Парень с нескрываемым ужасом взирал на изогнутый, клокочущий смертоносной дугой исполинский вал, который уже занесся над его головой. Ноги младшего правнука задрожали, подняв руки и зажмурившись, он закричал. А потом – проснулся.

  Была поздняя ночь. Храпели байкеры. Громко дышали кони. Потрескивал догорающий костерок. Где-то наверху, на куполе тихо переговаривались дозорные. А рядом, завернувшись в походную шерстяную накидку, мирно посапывала Хона. Отдежурив свое, девушка легла спать возле младшего правнука. Юл осторожно натянул на ее плечи накидку и поцеловал в щеку.

  – Время меняет тишину на цунами... – пробормотала байкерша, повернулась на другой бок.

  "Наверное, что-то из судьбоносных баллад, – подумал Юл, вновь погружаясь в сон, – цунами... время... неважно... я не буду ничего подавлять и ставить преграды между нами... я пойду туда, где глубоко и обрету контроль... если повезет, обязательно обрету..."

   Гексаграмма 39 (Цзянь) – Преграда

  Если препятствие нельзя преодолеть, его можно просто обойти

  Утром, после завтрака, президенты, Урал Громоподобный и Днепр Дальнозоркий, собрали кочевников на совет.

  – Чуваки, – сказал Ури, – братья, у нас проблемы. Долбаные выродки никуда не собираются уходить. Видать, они хотят взять нас измором.

  – У нас пока еще есть еда, – заметил кто-то.

  – Да, – согласился предводитель Дэнджеров, – вяленое мясо. И куча байков. Три из них мертвы, и с ними нужно что-то делать, они уже начинают гнить. Мы можем съесть своих стальных коней. В такой ситуации, Небесный Харлей не разгневается. Но у нас нет дров и мало воды. Конечно, мы воздадим священному табуну молитвы о дожде, но, кто знает, когда они подействуют.

  – То есть мы сдохнем от жажды? – спросил кто-то.

  – Можно пить кровь байков, – заметил Вир Златорукий, – но лишаться стальных коней смерти подобно. Не пешком же нам отступать.

  – Йенг тебе в глотку, Вир, – сказал владелец роскошных усов Крайд, – что ты мелешь! Пить кровь байка – мерзость и святотатство.

  – Ну, и дурь же ты толкнул, – добавил лысый Иж, – я щас блевану.

  – Он эту дурь подцепил от аэсских девок половым путем! – послышался крик из толпы.

  Байкеры заржали.

  – Если бы не я и не эта штуковина, – Вир поднял вверх чудо-самострел, который минувшей ночью он назвал "автоматом Калашникова", – то ты сам стал бы мертвой девкой для вождя. Правда, уже ничего подцепить не смог бы.

  Над Центром вновь разнесся смех.

  – Баггерхелл! – прорычал Ури. – Вы можете базарить по делу, а не устраивать голимый ржач!

  – Напасть на главное стойбище поздней ночью! – высказалась Ява Бесноватая, вздернув угловатый подбородок. – Убить вождя, остальные сами разбегутся.

  Кочевники на миг замолчали, переваривая сказанное.

  – А если не разбегутся? – спросил Авас Стальной, скаля гнилые зубы. – Ты нас своим хилым задом будешь прикрывать, да?

  – Когда-нибудь я отрежу тебе язык, – воительница презрительно фыркнула, – у нас есть оружие древних. И выродки его боятся.

   – Я сам тебе что-нибудь отрежу, – огрызнулся Авас, – ухо, например. Отрезал бы сиськи, но у тебя их нет.

  Кочевники засмеялись, а Ява, издав гневный возглас, схватилась за рукоять акинака.

  – Полегче, выдра, – сказал, словно выплюнул, патлатый байкер, доставая из-за плеча цепную булаву.

  – Заткнитесь! – прогремел Ури. – Ява, Авас, вы тут еще резню устройте, мать вашу за ногу! Убрали оружие!

  Когда байкеры поуспокоились и поутихли, слово взял Неп Дальнозоркий:

  – Бесноватая говорит дело. Мохнорылые твари не ожидают от нас такого поворота. И я ставлю на голосование предложение Явы.

  – Можно, еще просто уйти, – вмешался Вир Златорукий, – под утро на всей скорости мы помчимся к Пагуби. Пока аэсы поймут, что к чему, мы от них прилично оторвемся. Мы переправимся через реку и закрепимся на другом берегу. Там можно держать оборону, а потом мы спокойно уйдем в свои земли.

  – Нахрен! – раздраженно гаркнул Авас Стальной. – Ночью, через Пагубь! Да мы потонем! По ночам в Пагуби угрени шастают, сожрут с потрохами. А если на брод сразу не выйдем, что ты будешь делать, предложишь вождю выродков ублажить его дочуру?

  Над куполом Центра в очередной раз разнесся хохот.

   – Я поведу вас, – кастомайзер улыбнулся вполне по-доброму, будто не услышал оскорбление в свой адрес, – и я выведу вас к перекату даже самой темной ночью. А угрени – единоличники и не терпят чужих особей на своей территории. Так что максимум, кого мы встретим, это одного гигантского сома. И значит, утащить в глубину он сможет только одного человека или байка. В любом случае мы потеряем меньше бойцов, чем в битве с целой ордой выродков. Так что никаких проблем, Авас.

  – Никаких проблем! – ухмыльнулся гнилозубый байкер. – Поняли, да, проблем у него нет!

  – Вир, я уважаю тебя, – вставил веское слово Ури, – но бежать от выродков, даже если их в шесть раз больше... как-то это не по-нашему. Тем более с такой хреновиной, – предводитель Дэнджеров ткнул в автомат, – мы их под орех разделаем. Прикинь, разгромить врага, находясь в подавляющем меньшинстве, это ведь нереальный подвиг.

  – И все же я настаиваю, чтобы мое предложение тоже приняли к рассмотрению, – сказал кастомайзер.

  Так как голосование затрагивало вопросы жизни и смерти, было разрешено голосовать не только мемберам и проспектам, но и шустрилам. Подавляющее большинство, в том числе и Хона, проголосовало за нападение на главный лагерь аэсов. За то, чтобы уйти незамеченными, высказались двое: сам Вир Златорукий и, что удивило многих, Рекс Неустрашимый. Кто-то даже пошутил: "Неустрашимый устрашился".

  Предложение кастомайзера казалось Юлу более разумным, но парень хоть уже и не считался рабом, не был посвящен и в байкеры, а потому не имел права голоса.

  Против обоих планов проголосовал только Авас Стальной. Впрочем, ничего своего более-менее внятного он не предложил.

  – И все-таки, разумней не лезть на стену, если можно ее обойти, – сказал Вир. Лицо его, будто в предчувствии чего-то нехорошего, осунулось, сделалось серым. – Кажется, так было написано в той книжке, которая тебе так полюбилась, Ури?

  Предводитель Дэнджеров, насупившись, достал из кармашка желтый пластиковый томик. Увидев Канон перемен, Юл цыкнул, а ладони его непроизвольно сжались в кулаки. Парень еле сдержался, чтобы не воскликнуть: "Это мое!" Ведь книжица принадлежала Архиву Памяти Забытой Деревни и кто знает, если староста Имен уничтожит дом прадеда Олега, то это будет единственный экземпляр.

  – Это ведь путеводитель судьбы? Верно? – обратился Ури к Юлу.

  Младший правнук промычал что-то невразумительное.

  – И... – президент открыл наугад канон, прищурился, – так... здесь написано... ага... раз... раз.. раз... тьфу, провались ты в баггерхелл! разре... разрешение... Точно! разрешение! Значит, все нам разрешается!

   Гексаграмма 40 (Цзе) – Разрешение

  Время успеха приходит к тем, кто не тратит свое время понапрасну

  Вир, Вирус Златорукий, главный кастомайзер клана Дэнджеров, обреченно кивнул. Попробовать переубедить Ури еще можно было. Но только одного Ури. А как изменить мнение толпы? Уверовавшие во всесилие оружия предков, в собственную неуязвимость, байкеры и слышать не желали о бегстве. Нападение на численно превосходящего противника попахивало откровенным безумством, хотя и не сулило стопроцентного поражения. Просто имелся слишком большой риск провалить операцию. Да и потери при любом исходе будут отнюдь немалые.

  – Хорошо, – сказал Вир, – даже если большинство не право, я вынужден поступать в соответствии с коллективным решением.

  – Опять умно говоришь, – Неп Дальнозоркий засмеялся.

  Кастомайзер оставил укол товарища без ответа, ибо давно привык к глупости соплеменников.

  – Тогда необходимо составить план нападения, – сказал он.

  Вир жил как бы раздвоенной жизнью. С одной стороны он был номадом, плоть от плоти байкером, впитавшим с молоком матери обычаи предков. Но в то же время, старый кочевник ощущал себя чужим среди своих. Он это никогда и никому не показывал. Потому что давно уже считал бессмысленным любые попытки что-либо изменить. Лучше уж не открываться, а просто делать благо для своего клана и племени.

  Однако с тех пор, как в дни зрелой молодости кастомайзер попал в плен к выродкам и стал там жрецом Ингодвитраста, его частенько одолевала жестокая тоска. Ведь он знал намного больше остальных. Он имел счастье общаться с чудом древней техники, с компьютером. Вир чувствовал, что можно жить по-другому, можно, по крайней мере, стремиться жить по-другому. Предки достигли небывалой силы именно за счет непреодолимой тяги к прогрессу, к совершенству. Да, конечно, кастомайзер был согласен с преданиями, мир разрушили паразиты, которых кочевники называли баггерами. Это они превратили людей в послушных, легко управляемых скотов, в бычье и телок, которые стали легкой жертвой для болезни безумия, ибо их мозг не желал сопротивляться инфекции. Но тот же компьютер создали отнюдь не баггеры. И не кегли. И, конечно же, не байкеры. Значит, был какой-то четвертый тип людей.

  Человек Созидающий. Человек, не боящийся рвать цепи прошлого и смело смотреть вперед. Его-то и хотели уничтожить баггеры-гомолюбы и баггеры-гомофобы, потому что именно свободное творчество, а не вольное байкерство или затаенно злобное мычание бычья по поводу уменьшения пайки, подрывало авторитет тех, кто захватил власть. То, что невозможно контролировать нужно возглавить, а то, что невозможно даже возглавить, необходимо стереть с лица земли – вот главный девиз паразитов.

  Вир Златорукий пришел к таким выводам чуть ли не три десятка оборотов небесного колеса назад, однако мысли свои никогда не высказывал вслух. Байкерам подобные слова показались бы сущей ересью. Он и так натерпелся от соплеменников. Чего только стоила жизнь от весны и до весны в полном одиночестве в степи.

  Ури всегда относился к Виру с уважением, ценил его, но когда кастомайзер предложил Громоподобному стать побратимами, тот, извинившись, отказался. Даже он, байкер Стальные бедра и герой степных дорог, где-то в глубине души считал Златорукого нечистым, пораженным проклятием слишком долгого пребывания в запретных землях.

   Впрочем, Вир не обижался ни на президента, ни на других кочевников. Более того, ему удалось занять свою нишу и завоевать уважение соплеменников, став первоклассным кастомайзером. К нему обращались не только, когда требовалось подковать байка, сделать отличный акинак или смастерить боевой экип, но и по различным житейским и даже магическим вопросам. Ведь верили отчего-то номады в то, что длинные и непонятные слова помогают от болезней, сглазов, дают отвагу в бою и уберегают скот от стай вердогов и волков. Печать проклятия являлась одновременно и печатью благословения.

  И, тем не менее, разрешить проблему собственного тщательно скрываемого от остальных одиночества Вир не мог. Слиться с толпой на короткое время он умел, лишь упиваясь спиртом на байкфестах.

  Так он и жил.

  И однажды стареющий номад встретил некоего пацаненка, совсем еще зеленого сопляка, который явно отличался от остальных. Неизвестно откуда взявшийся парень обладал не просто смекалкой, но и способностью проникать в суть вещей, не зацикливаться на авторитетах, а значит – свободно мыслить. Если любую общину сравнить с накрепко связанными бусинами, то юнец, казалось, был отделен от людей невидимой преградой и в то же время вполне мог соединяться с ними в любой комбинации, когда хотел, и потом столь же просто отцепляться от них. Проще говоря, парень, несмотря на то, что у него молоко на губах не обсохло, имел свое собственное мнение. Как-то так...

  Да, от такого сына Вир не отказался бы. Златорукий очень хотел, чтобы Юл стал его учеником. Вот с кем можно будет поговорить по душам, не таясь и не опасаясь насмешек!

  У кастомайзера не было детей. Возможно, он стал бесплодным, подцепив какую-то гадость, когда исполнял обязанности жреца у аэсов, а, может быть, его единственная возлюбленная не могла забеременеть. Байкерши боялись, что зачнут от Вира выродка, а насиловать селянок в захваченных и вассальных деревнях или брать силой рабынь Златорукий не имел никакого желания. Поэтому за последние тридцать оборотов небесного колеса с ним была лишь одна полусумасшедшая Чезета.

  Однако Вира беспокоило не только одиночество и появление Юла, но и еще кое-что: бронзовая кружка, запечатанная воском. Ури Громоподобный и Неп Дальнозоркий считали, что в ней находится прах Скальпеля Косноязычного, и что она является великим артефактом, который даст власть над остальными кланами. В будущем это могло вызвать острые конфликты между номадами и даже самую настоящую войну.

  Только теперь кастомайзер осознал свои поступки, совершенные за последнюю неделю.

  Вир желал вернуть Юла и потому четко и неотступно шел по следу беглецов, ведя за собой остальной отряд. В этом состоял долг перед кланом, да и парень был интересен как личность. Даже если бы Авас Стальной отрезал юнцу ухо, тот вряд ли бы потерял живость ума, хотя такого, конечно, Златорукий не желал. В любом случае Вир приложил бы все усилия, чтобы со временем перевести Юла к себе в подмастерья. Ведь раб никогда не считался полной частной собственностью одного лица, он как бы сдавался байкеру в аренду, принадлежа сразу всему клану.

  Кастомайзер также не хотел и поимки парня. И это был уже долг не перед конкретно своим кланом, а перед всем племенем. Именно поэтому Вир не позволил Ури тут же пуститься в погоню за дочерью и ее ухажером, когда те, избежав зубов вердога, сплавились на плоту по речке. Ведь, действительно, возле Новочека их можно было с легкостью взять на переправе.

  Президент Вампиров самый первый смекнул, что к чему, и присоединился к походу. Но и остальные главари вскоре осознают, если уже не осознали, важность артефакта. Если чашу привезет с собой в становище Ури или Неп, интриги, ссоры, скандалы и даже убийства неизбежны. Сейчас байкеры сколько угодно могут говорить о нерушимости уз братства, но Вир слишком хорошо знал человеческую натуру. История предков, почерпнутая в компьютере, говорила об обратном. Целые державы рушились в одночасье, а дружба и мир обращались бессмысленным кровопролитием.

  Рассказать бы все это соплеменникам, но кто ж ему поверит? Корыстный интерес в подавляющем большинстве побеждает доводы разума.

  Эти мысли возникли в мозгу кастомайзера в считанные мгновения и тут же преобразовались в план, как удачно разрулить ситуацию. Нужно будет убедить Юла, чтобы он сбежал с чашей, чтобы она не досталась кому-либо из байкеров.

  Не тратя время понапрасну, Вир предложил совершить нападение на главный лагерь выродков под утро. Он постарался объяснить, что оружие древних, то есть автомат, не является панацеей от всех бед. В магазине осталось всего лишь четырнадцать патронов. И когда они закончатся, автомат перестанет стрелять. Правда, в схроне, сделанном почти сто лет назад сотрудником МЭЦ-18 Маратом Галимиевым, имелись еще такие штуковины, которые взрывались – гранаты. Было их шесть штук. Однако гарантий, что они пригодны для использования Вир дать не мог. Кто знает, что с ними случилось за век?

  – Вначале выдвинется диверсионная группа, – сказал кастомайзер и, заметив непонимание в глазах кочевников, пояснил:

  – Передовой отряд, бесшумный авангард. Он будет вооружен оружием предков. Мы постараемся подобраться незамеченными как можно ближе к противнику.

  – Мы – это кто? – спросил Неп Дальнозоркий, кисло улыбнувшись.

  – Мы – это те, кто будут в авангарде. Я-то точно пойду. Предлагаю взять с собой Юла, он, только без обид, самый грамотный среди нас и, полагаю, быстрее всех сообразит, как управляться с гранатами. Также неплохо бы было, чтобы мне составили компанию Ява и Рекс. Бесноватая ловка как белка, передвигается как тень и превосходно владеет кинжалом, а Неустрашимый – лучший арбалетчик. Авангард нужен для того, чтобы навести шорох внутри лагеря, это устрашит аэсов.

  – Послушай, – Неп, коснувшись острой бородки, буквально прожег взглядом Вира, – ты так командуешь, будто являешься президентом, а между тем здесь есть я и Ури. Может, мы будем решать?

  – Таков мой план, если у тебя есть что-то получше, предложи, – сказал кастомайзер, – и мы сделаем так, как скажешь ты... вернее поставим на голосование.

  Предводитель Вампиров засмеялся. Вернее засмеялся его рот, глаза же оставались недвижимы и холодны, точно у гадюки:

  – Лады, Вир, твой план неплох, но я пойду с вами в этой вашей, как там... диверсионной группе. И еще Вир, эликсир смерти, чаша с прахом Скальпеля, у кого она будет?

  Вир, изобразив задумчивость, произнес:

  – Предлагаю оставить ее у Юла, пока не решим, кому она будет принадлежать...

  – Лучше всего чашу с прахом залить в восковой куб и сделать общей, – вмешалась в разговор Ява Бесноватая, – передавать ее по очереди каждому клану, а еще лучше поставить на видном месте меж холмов, там, где проводятся байкфесты. И пусть по одному воину от каждого клана охраняют ее все время.

  – Вроде баба, а смышленая... – сказал кто-то в толпе.

  Кочевники одобрительно загудели, они то и дело переводили взгляды с одного президента на другого.

  Наконец, Ури, громко крякнул, стукнул себя кулаком по бедру:

  – Да баггер с ней, с чашей, пусть будет общей, так справедливо!

  Неп ничего не сказал, только лукаво улыбнулся.

  – В любом случае, лучше, чтобы она осталась у Юла как у прежнего хозяина, – произнес Вир.

  – Нет, – возразил предводитель Вампиров, – Скальпель будет у Явы, я ей больше доверяю, хоть она и из Фалкомов.

  Неп, будто что-то предчувствуя, спутал все карты Виру Златорукому. И главное, не поспоришь, Ява предложила, пусть Ява и будет хранительницей праха Скальпеля Косноязычного. Что ж, придется перекраивать планы на ходу. Действовать по обстановке.

  – Я тоже пойду в передовом отряде! – безапелляционно заявила Хона. – Я умею бесшумно подкрадываться!

  Ури открыл было рот, чтобы осадить дочь, но Вир его опередил:

  – Для тебя найдется важная работа. Ты будешь отвечать за психологическую атаку.

  – За что? – почти одновременно спросили несколько байкеров.

  – Много, много слов забыто за сто лет, – Вир тяжело вздохнул. – Когда наша группа подберется к главному лагерю аэсов и начнет бой, остальные, сразу, как только услышат стрельбу и взрывы, пойдут на байках в атаку, нам на подмогу, а Хона включит сирену, которая деморализовала... то есть перепугала до смерти выродков прошлой ночью. Это и есть психологическая атака. Дополнительный фактор, действующий в нашу пользу. Я отдам тебе, Хона, карточку. После того, как ты включишь сирену, ты закроешь все окна и двери и последней покинешь Центр.

  После собрания байкеры занялись своими делами. Часовые полезли на купол, следить за врагом, несколько человек принялись готовить обед, другие точили оружие, проверяли сбруи и седла, латали экип, готовились к ночному бою.