Текст книги "Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

  Ури бросился на помощь. Подбегая к месту сражения, он во все легкие задул в свисток. Демы яростно заверещали, взметнулись вверх. Байкер засвистел еще раз. И еще. Наконец, твари сдались и отступили, попрятались в доме, заросшем адовым плющом.

  Лучник приподнялся, посмотрел мутным взглядом на спасителя.

  – Зачем... – с трудом вымолвил он.

  – Ты отчаянный чувак, на демов в одиночку, без свистка, – Ури помог сесть мужчине.

  – Зачем? – повторил тот, и лицо его искривилось гримасой страдания.

  – Как ты еще базарить можешь? После стольких укусов ты протекторы должен отбросить. Ну, или без движения пару суток быть в лучшем случае.

  – Противоядие...

  – Противоядие? – переспросил Ури. – Против укусов этих тварей есть лекарство? Я так понял?

  Лучник не ответил. Закатив глаза, он повалился на бок.

  – Э-э-э, не сдыхай, – запротестовал байкер и похлопал лучника по щекам.

  Ури еще не нашел место для новой ночевки и, как назло, вокруг, кроме логова демов, не было ни одного целого здания. Блуждать же с парализованным на плечах в поисках безопасного места среди зарослей боярышника и колючей сливы представлялось совершенно бесперспективным занятиям.

  Байкер сделал проще. Он оттащил лучника к морскому побережью, благо то находилось всего в каких-то трехстах шагах, а сам с удочкой принялся рыбачить, зайдя по колено в воду.

  Ури понимал, что ничем не поможет, а зря терять время не хотел. Люди порой умирали от передозировки яда демов, но чаще приходили в себя. Расчет байкера оправдался. Через какое-то время он услышал:

  – Почему ты не ловишь сетью?

  Ури повернулся. Лучник сидел на щебне и рассматривал пяток пойманных рыбешек.

  – Как-то не подумал.

  – Я разведу костер, пожарю бычков. Ты не против?

  – Не против.

  Так Ури познакомился с лучником. Тот представился весьма пространно: "Степан, Пантелеев сын, Васильев внук, знахарь племени Степных Псов".

  – Степан – это от слова "степь"? – спросил Ури.

  – Нет, это одно из имен, которое люди носили до Судного дня.

  После рыбалки Ури и Степа уселись возле костра.

  – Так ты из племени Собак, то есть Псов? – задал вопрос Ури, пожирая очередную рыбешку.

  – Видишь, – знахарь указал на татуировку собачьего носа, выступающего из-под пышной бороды, – такую у нас делают всем после обряда посвящения.

  – И чего ты полез на демов?

  – Так у вас называют чернокрылов? Хотел умереть.

  – Умереть... – байкер усмехнулся, – и перед самоубийством наглотался противоядия.

  – Это получилось неожиданно. Я не собирался умирать, просто мне нужен был яд чернокрылов, из него я делаю снадобье.

  – Что? Снадобье из яда?

   – Да. Просто в последний момент накатило такое отчаянье, что вышел из засады и пошел на открытый бой, – знахарь отвел взгляд, ковырнул костер прутом и, устремив взор в морскую даль, продолжил:

  – Ты странник ничего не знаешь о местных порядках. Мы не свободное племя. Мы уже почти как пятьдесят весен вассалы Богополя. Есть такое место в двенадцати тысячах шагов отсюда и в девяти тысячах от моей деревни. Там живут те, кто поклоняются кровавому богу Элохиму. Они покорили с дюжину селений, в том числе и наше. Они величают нас рабами рабов божьих, людьми Закатного града. Так богопольцы называют этот город. Каждую весну они приносят в жертву своему богу юношу, чтобы поля плодоносили. Перед жертвоприношением от него должна зачать девушка, невеста господня. Когда эта девушка рожает, ей урезают язык и отправляют в заточение. Когда я был еще подростком и мне не нанесли татуировку на левую щеку, мою старшую сестру забрали в такие невесты.

  Степа запнулся. Он собирался с мыслями и силами, чтобы продолжить рассказ. И Ури не перебивал знахаря.

  – Где-то месяц тому назад, я отправился в степь за горицветом, он как раз начинал осыпаться, и пришло время, чтобы его срезать. И тогда вдали я увидел бегущую женщину. Это была Зина, моя сестра. Я уверен, что это была она. Я не видел ее больше десяти весен. Но я узнал ее. Я так обрадовался... А потом я увидел скачущих всадников. Шесть всадников. Они всегда ездят шестерками. Но она все равно бежала. Знала, что ее догонят, спотыкалась, падала, поднималась и продолжала бежать. Она... она хотела увидеть родное племя. Или, может, скрыться в городе. Город большой, одиночку здесь трудно найти ... не успела она... не успела...

  Голос Степы дрогнул, глаза увлажнились. Он сделал глубокий вдох и заговорил:

  – Она хотя бы попыталась сбежать, хоть так она бросила вызов Богополю. А я трусливо прятался в кустах, пока ее избивали нагайками. Связали и увезли. Я рассказал об этом отцу, а отец лишь вздохнул и налил мне браги. Мол, давай помянем. И все! Все!!! Помянем и забудем, потому что за попытку бегства – смерть.

  Степа, покачав головой, вытер глаза.

  – Но так было не всегда. Мой прадед пал сорок девять весен назад, защищая родное племя. Тогда погибли семь десятков лучших мужей. Мой дед сгинул в первом восстании сорок одну весну назад. Моего дядю казнили, когда подавили второй бунт тридцать весен назад. Ему тогда не исполнилось и пятнадцати. С тех пор мы покорились. И мой отец. И мы, его дети. И дети его детей тоже будут покорны. Только не мои. У меня нет ни сына, ни дочери, я не хочу плодить рабов. Но самое главное то, что я, когда пошел на чернокрылов, выкрикнул, что иду к сестре. А я не попаду к ней. Потому что трусам не место в одном ряду с достойными.

  Степа замолчал. Он с ненавистью следил за мерно накатывающими одна за другой волнами, будто море было виновно в его злоключениях.

  – Почему бы вам не замутить третью бучу? – спросил Ури.

  – Бесполезно. Когда мы были свободными, наше племя насчитывало почти четыреста человек. Теперь нас вместе с женщинами, детьми и стариками только две с половиной сотни. Мы можем выставить восемьдесят мужчин. А Богополь – в три раза больше, не считая союзников. Они вооружены мечами и копьями, защищены кольчугами, а мы... – знахарь пожал плечами. Нам запрещено носить оружие. Кроме мотыг, тяпок и топоров.

  – Тогда почему бы вам просто не уйти в другое место? Взять и смыться.

  – Не так это легко, – возразил Степа, – что такое уйти со всем скарбом, с детьми, со скотом? А еще за нами следят. Нас нагонят через сутки-двое.

  – Странно для меня это, – сказал Ури, – моему клану сорваться с места ничего не стоит. Вы оседлые. Но тогда возьми и уйди сам. Детей ведь у тебя нет.

  – Не могу, – знахарь горько вздохнул, – в каждом вассальном селении есть наместники и их прихвостни. Каждое утро и каждый вечер они пересчитывают людей. Если кого-то не хватает, и он не найдется в течение недели, ближайшийродственник сбежавшего будет казнен. За убитого воина казнят пятерых, за наместника и приближенных к нему – десятерых.

  – Да уж, хреново, – сделал вывод байкер, – они с вас дань берут, а еще каждую весну детей режут.

  – Не совсем так. Деревни отдают своих сыновей и дочерей по очереди. Получается примерно раз в двенадцать весен. А в этом году ни одному селению не пришлось отдавать кровавую дань. Недавно был шторм и, говорят, к берегу прибило лодку чудного вида с юношей и девушкой. Их-то Богополь и взял в оборот.

  – Что! – щеки Ури загорелись огнем. – Повтори, что ты сказал! Буря принесла пацана и девчонку? Их что, порешили?

  – Нет, их принесут в жертву только следующей весной.

  – Баггерхелл! Они захомутали мою дочуру! – Ури вскочил с места. – Показывай мне, где стоит этот долбанный Богополь, я иду к ним, и ни один сраный баггер меня не остановит.

  – Постой! Постой! – знахарь поднялся и примирительно вытянул руки ладонями вперед. – Ты говоришь, там может быть твоя родная дочь?

  – Да! Да!!! Ты глухой? Йенг тебе в уши!

  – Тебе не о чем волноваться до следующей весны. С их головы не упадет и волосок. Им будут давать лучшую пищу, одевать в лучшие одежды, их будут почитать за детей бога и одновременно за детей архиерея, правителя Богополя.

  – Я не могу ждать! Не могу!

  – Но с чем ты пойдешь? С ножом и этим... самострелом? Я потерял сестру, и я помогу тебе, сделаю все, чтобы ты не лишился дочери.

  – И как же ты это сделаешь? – байкер скривил снисходительную гримасу.

  – Я пока не знаю, но вместе мы придумаем, у тебя почти год времени. Я узнаю получше, что да как. Ты поможешь мне, научишь быть сильным, ведь ты сильный! А я помогу тебя, я знаю местность и знаю снадобья, тоже чему-нибудь да научу. Это будет честный обмен.

  Ури слегка успокоился, взглянул с грозным прищуром на Степу:

  – Они точно никого не зарежут и никому не вырвут язык до следующей весны?

  – Клянусь своими предками, павшими за свободу, что так!

  – Лады! – Ури присел возле костра. – Пусть будет по-твоему: честный обмен.

   Гексаграмма 58 (Дуй) – Обмен

  Если хочешь чего-то достигнуть, бери и достигай!

  По совету Степы Ури вернулся на одну из предыдущих стоянок.

  – Здесь рядом промзона, – говорил знахарь, указывая на длинные покосившиеся трубы, возвышающиеся над чащобой, – а богопольцы собирают с нас дань стройматериалами и металлом. Ненароком нарвешься на Степных Псов. Тебя они вряд ли тронут, но слухи поползут, дойдут до наместника или соглядатаев. Это нам ни к чему.

  Байкер поселился возле бухты в виде большого правильного прямоугольника. Чуть далее от нее из валунов и колышков он построил новую ловушку для рыб. Собственно говоря, существование Ури мало чем отличалось от той жизни, что он вел последние полтора месяца. Байкер охотился и рыбачил. Однако теперь он занимался и другими делами. Беспокоясь за судьбу дочуры, он все чаще заглядывал в Канон перемен и пытался прочитать не просто первое слово гексаграммы, но хотя бы несколько предложений. Получалось это с превеликим трудом.

  Степа приходил раз в несколько дней. Чаще бывать он не мог, поскольку занимался сбором трав, лечением хворых, а иногда вместе с соплеменниками поиском новых залежей металла, оставшихся от древних.

  Ури объяснил знахарю устройство свистка: какой тот должен быть длины, какого радиуса и сколько иметь прорезей, чтобы получалась нужная тональность, отпугивающая демов. Степа же в свою очередь раскрыл секрет противоядия. Изготавливалось оно из нескольких компонентов, одним из которых, к удивлению Ури, оказался яд самих летающих тварей.

  – Это не только противоядие, но и лекарство, – говорил знахарь, – именно поэтому мы не уничтожаем колонию, а только убиваем нужное число, чтобы чернокрылов не становилось слишком много.

  – От чего же оно лечит? – спрашивал Ури.

  – От простуды и от болезней легких. А если выпарить с подорожником, то получается неплохая мазь для заживления ран, в том числе и гноящихся. Мы поставляем мазь в Богополь. А яд можно использовать при охоте, чтобы обездвиживать добычу. Главное помни, яд чернокрылов в сочетании с вином или брагой не парализует, а убивает.

  Ури и Степа устроили охоту на демов. Теперь, благодаря свистку, не нужно было сидеть часами в засаде, чтобы подстрелить тварь, а потом ждать наступления ночи, чтобы забрать тушу. Набив с десяток бестий, компаньоны, устроившись на берегу бухты, занялись извлечением яда.

  Знахарь принес металлическую пластину, найденную в промзоне. Ее он установил на четыре камня примерно одинаковой высоты. Пока Ури разжигал под пластиной костерок, Степа отрезал демам головы.

  – Ядовитые железы у них находятся под глазами и чуть сзади, – пояснял он, – у чернокрыла внутри клюва, есть сток для яда. Мы отрезаем половину клюва, чтобы яд легче выходил и вскрываем череп.

  Знахарь ловко проделывал операции над головами демов и бросал их на пластину.

  – Когда яд начинает сочиться и подкипать, засыпаем пластину тонким слоем толченной рыбьей кости. Держим до появления резкого запаха, затем соскребаем получившееся марево с голов и пластины. Вот тебе и исходный компонент для снадобья и противоядия. Но он все еще остается ядовитым. Кинь щепотку в вино и отравишь человека, а кинешь в воду, просто отключишь на время.

  Несколько дней спустя компаньоны продолжили работу. Знахарь принес небольшой металлический котелок, высушенные морские водоросли, чеснок, кору осины и еще какие-то травы, о которых Ури даже не слышал, несмотря на то, что всю жизнь прожил в степи. Они устроили костер на том же месте, где выпаривали яд. Только теперь – варили снадобье. Когда ближе к вечеру лекарство было изготовлено, Степа поделился им с Ури, а также в небольшом мешочке передал ядовитый порошок.

  – В щепотку капаешь воду и натираешь им оружие, нож, наконечники стрел, но только лучше не руками, а с помощью листьев или травы. Очень помогает в борьбе с крупным зверем. Главное, успеть его хотя бы один раз пырнуть или пробить шкуру стрелой. Зверь вскоре вырубится. Держится на металле три недели, потом стоит обновить.

  -Я оставлю яд пока нетронутым, но тебе спасибо, – сказал Ури, – я тебя вот о чем хочу спросить, если вы добываете металл из старых домов, можно будет сварганить лезвие для боевого топора? Мою старую секиру похоронил угрень во время бури. Такая большая рыбина, может, видел?

  – Видел, – подтвердил Степа, – мы называем его подводной рысью. Ты говоришь о металле. Мы сдаем его под счет. Конечно, утаиваем кое-что, но выковать лезвие где-нибудь в городе, а не в кузне, мы не сможем.

  – Послушай, вам запрещены акинаки, то есть мечи, копья, но ведь топоры-то разрешены. А секира – это тот же топор, только немного другой формы.

  Знахарь задумался на несколько мгновений, потом сказал:

  – Мой двоюродный брат работает в кузнице. Я договорюсь с ним. Он сделает два лезвия.

  – Два, – удивился Ури, – мне хватит одного.

  – Еще одно для меня. Ты ведь воин. Научишь меня драться на топорах.

  Байкер ухмыльнулся, взял тростинку и принялся рисовать на песке:

  – Лады! Тогда принимай заказ. Смотри: лезвие должно быть выпуклым, ну... вот примерно так. Его длина как моя ладонь и еще два пальца. Ширина где-то такая же. Нижний край лезвия вытянут на три... нет, лучше на четыре пальца. Шейка пусть будет в четыре пальца. Можно и в три сделать, но пусть будет в четыре. Проушину сделаешь вот такой формы под хорошее такое древко. Обух в три пальца и остро заточен, как и лезвие... все вроде. А, да, еще носок. Не нужно его вытягивать в пику, но пусть будет вот такой, чтобы охамевшему баггеру хоть в битве, хоть на допросе можно было под бочину ткнуть для пущего понимания.

  – Я запомнил, – сказал знахарь, – думаю, у нас получится незаметно выковать секиры. Только не торопи. К осени ты получишь свое.

  – А я тем временем найду хороший ясень, – Ури довольно крякнул, – заготовки под топорища тоже нужны. И еще, ты можешь сделать наконечники на болты для арбалета?

  Степа, немного поколебавшись, кивнул:

  – Сделаем, и так много металла уйдет, но есть нычки. Кузнец найдет недостающее. Ведь у меня и у него общие прадед и дед, а значит, и общая ярость.

  Наконечники были готовы к середине лета, а в начале осени знахарь, как и обещал, принес лезвия. Ури сделал из них две превосходные секиры.

  – Теперь я снова чувствую себя президентом клана Дэнджеров, – удовлетворенно произнес он, когда в первый раз взмахнул смертоносным оружием.

  Отныне знахарь приходил к Ури упражняться бою на топорах. По неопытности Степа предложил проводить тренировочные поединки, но байкер отказал ему в этом.

  – Это тебе не акинак, – говорил он, – махание секирой быстро утомляет, управляться ею тяжело, может так случится, что пойдет в ту сторону, куда ты не хотел ее направлять. Нет, так и покалечиться недолго. До весны научу тебя простым ударам, тычкам и зацепам. Этого тебе хватит сполна, чтобы оттяпать башку любому ублюдку.

  Сначала, под пристальным наблюдением байкера, Степа отрабатывал удары, водя секирой по воздуху, затем тренировался на деревьях, срубленных на высоте роста взрослого мужчины. Знахарь отличался невероятным упорством. Ни осенние ливни, ни ветер, ни клокочущее негодованием серое море не могли остановить тренировок. Он рубил, пинал, наносил обманные удары, разучивал движения в любую погоду. Вся злость, вся жажда мстить за сестру и за предков обрушивались на ни в чем не повинные пни и колоды, и Ури нравилось усердие ученика.

  – Все хорошо, – говорил он, – но это не дело, нужна плоть, чтоб ты ощутил, как в нее входит лезвие.

  Однажды байкер ушел слишком далеко от своего логова и подстрелил сайгу, которую среди кочевников называли также "лесной овцой". На следующей тренировке перед Степой на толстой ветке висела неразделанная туша.

  – Вот враг, – сказал байкер, – давай-ка, отведай его крови!

  Степа рубанул сверху вниз по диагонали. Лезвие с хлюпом и хрустом вошло на всю глубину в бок сайги.

  – И тут перед тобой появляется второй враг, – Ури указал на дерево, – убей и его.

  Степа дернул рукоять, но только качнул тушу. Лезвие глубоко увязло в мясе и ребрах животного. Знахарь снова рванул древко на себя. Секира слегка поддалась, и только с третьего раза он освободил оружие.

  – Второй враг убил тебя, – заключил Ури, – рубишь ты хорошо, удар поставлен прилично, и все же ты проиграл. В битве с несколькими врагами надо рубить не на всю длину лезвия, а вершком на его половину или того меньше, чтобы завалив одного ублюдка, тут же схватиться с другим.

  Степа кивнул в знак понимания.

  – Лады! – Ури покровительственно ухмыльнулся. – Сегодня у нас будет день задушевной болтовни и объедания. Я пойду, разведу костер, а ты пока поупражняйся в разделке лесной овцы. Руби ее, но так, чтобы лезвие не застревало.

  Вечером байкер и знахарь устроили пир в длинном одноэтажном сооружении, скрытом от посторонних глаз в зарослях орешника. Крыша постройки сохранилась только на треть, но от накрапывающего дождя защищала.

  – Мясо жесткое, – заметил Ури, подкидывая хворост в костер, – тебе уже пора, наместник не досчитается.

  – Не хочу сегодня никуда, – Степа устало вздохнул, – утром приду. Скажу, что охотился на чернокрылов. Подстрелил одного и ждал ночи, чтобы забрать, да только тварь уползла куда-то. Никто кроме меня не знает о свистках.

  – Как ты только терпишь эту хрень! – байкер покачал головой. – Может, когда я освобожу дочуру, поедешь с нами? Ты не похож на бычье, ты не должен подчиняться баггерам.

  – Нет, – сказал знахарь, – за это заберут жизнь отца или одного из младших братьев.

  – Что там слышно, кстати, о моей Хоне?

  – Говорят, нынешние дети господни чудны своей кротостью и богобоязненностью. Из-за этого в следующем году в Богополе ждут великий урожай.

  – Что-то не похоже на мою дочуру, – задумчиво произнес Ури, – ты точно уверен, что это она, а не какая-нибудь другая деваха?

  Степа пожал плечами:

  – Я слышал это от наместника. Отрок и девица, прибитые бурей, поражают своим смирением и любовью к Элохиму. Так и сказал, передаю слово в слово.

  – Скоро зима, – байкер поднес руки к костру, – а там и весна. Мне нужно что-то придумать, чтобы попасть в этот ваш Богополь.

  – Я думал об этом, – сказал Степа, – напрямую не прорвешься. Есть у меня идея. Тебя нужна кольчуга и облачение воина. Тогда ты сможешь доехать до Богополя без особых вопросов.

  – И где ж ее достать? Снять с наместника? Так ты сам говорил, за это десять твоих соплеменников порешат.

  – Три раза в году из Богополя к нам приезжают повозки за металлом. Иногда чаще. Но три обоза – это обязательная дань. Один из таких обозов приходит перед праздником жертвоприношения. Мы можем напасть на караван, и ты возьмешь облачение одного из убитых.

  – А ты дерзкий, – Ури расхохотался, – и сколько бойцов охраняют повозки?

  – Шестеро. Раньше было восемнадцать, потом стало двенадцать. А теперь только шесть воинов. Тридцать весен уже никто не восстает. Люди Богополя разъезжают по дорогам безбоязненно. Это их дороги, – знахарь тяжело вздохнул и добавил. – А мы их рабы.

  – Вдвоем против шестерых, – задумчиво протянул Ури, – опасная задумка. Они ведь не какие-то кегли с бугра и даже не выродки из Запагубья, они умеют сражаться.

  – И еще. Там будут три раба. По одному на каждую повозку. Их придется тоже убить, – Степа взглянул на байкера с напряжением и болью. – Даже если там окажутся Степные Псы. Свидетелей не должно остаться.

  – И не жалко тебе своих? – медленно спросил Ури.

  – Жалко, – Степа перевел взгляд на потрескивающий костер. – Мой народ и так умирает, потому что раб не считается человеком. А быть живым скотом страшнее смерти. Я знахарь, и мне ведомо, что порой приходится отрезать конечность, чтобы спасти остальное тело.

  – Я тоже это знаю, – сказал Ури, вспомнив о ране, которая при промедлении наверняка убила бы его.

  – Ладно, – отмахнулся Степа, – это я так. Скорее всего, там не будет Степных Псов. Богопольцы не любят нас, считают слишком строптивыми. Главное другое, засаду устроим подальше от моей деревни. Нападем на обоз возле селения Сурви. Пусть их покарают за смерть воинов.

  – Кто такие Сурви?

  – Наши предки, по преданию, называли себя выживальщиками, и после Судного дня, поселились на том месте, где сейчас стоит наша деревня. Какое-то время десять-пятнадцать весен, к нам стекались выжившие. И тогда случился раскол: большая часть утверждала, что незнакомцев стоит принимать в свои ряды, но было и меньшинство, которое выступило решительно против этого. Лишние рты – лишние проблемы, так говорили они. В конце концов, несогласные отделились от нас, ушли на другое место, на морское побережье и назвались Сурви, а если точнее – Истинными Сурви. А мы стали Степными Псами, в честь собак. Ведь они всегда помогали людям выживать.

  – Ты суров, – сделал вывод Ури, – за раздор, который был чуть ли не сто оборотов небесного колеса назад, готов подставить под нож... сколько там за убитого воина?.. шесть на пять... тридцать... да, тридцать человек. А ведь они почти ваше племя, только другой клан. Как у нас, у байкеров, семь кланов, но одно племя.

  Степа покачал головой:

  – Восемьдесят весен назад между нами случилась война. Сурви совершили набег на нас, но мы их разбили. Потом заключили вечный мир и разделили территории, мы получили право рыбачить на море. Больше они не пытались воевать, потому что Степные Псы были многочисленней. Богопольцы с самого Судного дня жили с нами рядом. Поначалу они казались мирными, потом стали нападать на соседей. Когда они собрались походом против нас и предъявили ультиматум, мы предложили Сурви забыть обиды и объединиться в борьбе. Те согласились, но в день битвы не вышли сражаться. Они провели за нашими спинами переговоры с Богополем, покорились без боя. И позже Степные Псы поднимали два восстания, а Сурви молча наблюдали, как нас избивают. И моего дядю, пятнадцативесеннего мальчишку, четвертовал не богополец, а человек из Сурви. Так они доказывали свою лояльность новой власти.

  – Что ж... лады! – Ури ухмыльнулся. – Пусть сдохнут три десятка недоносков. Бычье на то и бычье, чтобы страдать за косяки баггеров.

  С наступлением холодов Ури пришлось сжигать больше дров, и чтобы не выдать свое присутствие дымом, он переселился подальше от тех мест, где Степные Псы рыскали в поисках металла. С собой он перетащил орехи, сушенные абрикосы и яблоки, а также вяленное мясо, заготовленное осенью. Байкер нашел одноэтажный домик в неплохом состоянии, в котором в некоторых окнах даже сохранились стекла. Он облюбовал комнатку, пробил в стене несколько дыр и обогревал ее по-черному. В соседних помещениях Ури устроил дровяной склад, кладовую и мусорку.

  Степа стал появлялся реже.

  – Раньше я мог сказать, что ищу редкие травы, теперь все сложней, – так знахарь объяснял свое долгое отсутствие.

  Впрочем, байкеру скучать было некогда, с помощью костяных игл, из жил и шкур животных он сшил себе теплую накидку. Получилось бесформенно и неудобно, но это было лучше, чем ничего. Запасы продовольствия быстро истощались, и потому Ури частенько ходил на охоту.

  Степа теперь всегда приходил со своей едой. Сперва наперво он сообщал свежие новости, затем брался за секиру и упражнялся до изнеможения. Потом байкер и знахарь заходили в дом, где, перекусив, сидя на шкурах, под треск костра детализировали план нападения на обоз или просто болтали о разных мелочах, об обычаях и преданиях своих племен, об интересных и не очень случаях из жизни.

  Зима возле морского побережья была мягче, чем в степи. И все же Таган дважды брали в тиски крепкие морозы, дважды снег засыпал логово Ури, дважды море покрывалось ледяной коркой.

  В один из ненастных дней, когда яростная метель бросалась на стены древнего дома и закидывала ветхую крышу тяжелыми сугробами, так и норовя обрушить ее, Ури, скучая, извлек из кармана Канон перемен и открыл его наугад. Осилив почти страницу, он с удивлением обнаружил, что читает намного лучше, чем раньше. Прошлой весной буквы с трудом складывались в слога, которые в свою очередь в упор не желали превращаться в осмысленные слова. А теперь он, о чудо, одолел несколько абзацев в довольно короткий срок.

  – Был бы Вир жив, я бы его удивил, – пробормотал байкер. – Степа упражнялся в секирном бою и неплохо поставил удар, а я занимался грамотой и... читаю... провались все в баггерхелл!.. надо же, читаю...

  Холода закончились неожиданно. Снега сошли за неделю, превратив твердую землю в грязевую жижу, и потеплело насколько, что Ури перестал напяливать на себя громоздкую накидку из шкур. Еды оставалось мало, а из-за подтопления охотиться было довольно-таки проблематично. Байкера начал тревожить голод. Впрочем, Ури был уверен, что не пропадет.

  – Кору жрать буду, но не сдохну, – бурчал он, – я еще не освободил дочуру и не рассказал о странствиях в становищах.

  Появился Степа. Он принес еду и, главное, важную весть.

  – Через семнадцать дней придет обоз, – сказал знахарь, – я больше не появлюсь до самого дела. В деревне я скажу, что собираюсь пополнить запас яда и пойду охотится на чернокрылов. Ты за сутки до нашего дела убьешь двух или трех чернокрылов, чтобы я мог их предъявить и тем самым доказать, что был в городе, а не сражался с богопольцами.

  От услышанного, несмотря на мучавший голод, Ури перестал жевать ржаную лепешку:

  – Слава Небесному Харлею, наконец, я услышал от тебя то, что давно хотел услышать!

  – Я приду на рассвете. Встречаемся возле высокой трубы, построенной древними. Она отстоит где-то в семистах-восьмистах шагах на закат, если идти от гнездовья чернокрылов.

  – Я понял, о каком месте ты говоришь, – сказал Ури, – я буду там с вечера с тремя тушами демов.

  – Мы пойдем обходными путями, чтоб нас не увидели мои соплеменники. И нам придется идти очень-очень быстро, а, может, и бежать, чтобы устроить засаду к полудню. Учти это, Ури.

  – Меня бегом не испугаешь, – байкер хохотнул, – или ты хочешь сказать, что я стар для бега?

  – Возраст всегда дает о себе знать...

  – Э-э-эх! – Ури пнул Степу кулаком в плечо и рассмеялся. – Когда-то ты хотел начинать обучение с поединка на секирах. Смотри мне, напросишься, и я тебе его устрою! Окропишься собственной кровью.

   Гексаграмма 59 (Хуань) – Окропление

  Глупо останавливаться на достигнутом, не достигнув возможного

  Теперь байкер каждое утро делал насечки на специальной доске, чтобы не перепутать день, когда должен прийти обоз. Неделю спустя подтопление сошло практически на нет, грязь во многих местах высохла, и Ури снова свободно охотился. Теперь он сам то и дело тренировался с секирой, представляя перед собой тех ублюдков, которые посмели держать в плену родную дочуру.

  Однажды, проснувшись и поставив семнадцатую насечку на доске, Ури плотно позавтракал, натер клинок ножа и наконечники болтов ядом демов, положил в суму, наскоро сшитую из шкур, куски недоеденного мяса и остатки сушеных фруктов, в последний раз обошел свое обиталище. Он покидал навсегда этот дом и этот город, но в жилище еще какое-то время будут заметны следы человеческого пребывания. В одной комнате остались кострище и шкуры, в другой – неиспользованные дрова, аккуратно сложенные возле стены, третья была кладовой, а четвертая – для мусора. Ури даже почувствовал грусть от расставания с домом. Впрочем, предвкушение битвы и встречи с дочурой, желание вновь оказаться в степи и поведать в становищах о своих странствиях быстро рассеяли неуместную печаль. Байкер, захватив арбалет и две секиры, двинулся в путь.

  Придя к логову демов, Ури с помощью отпугивающего свистка довольно-таки скоро подстрелил трех тварей. Правда, один раз он промахнулся, и болт ушел в кусты адова плюща, растущего на крыше. Достать его не представлялось возможным. Ближе к вечеру Ури обнаружил кроличью нору и подзапасся свежим мяском. Когда начинало темнеть, он продрался через побеги боярышника к ветхому зданию, расположенному рядом с высоченной трубой. Пробравшись внутрь, Ури развел костерок и поужинал. Он не баррикадировал помещение и опасался рысей, которых несколько раз замечал. Зверь хоть и не большой, но бесшумный и опасный. Однако никто ночью его не потревожил.

  Ранним утром появился Степа.

  – Готов? – спросил Ури, вручая знахарю одну из секир.

  Степа выглядел сосредоточенным и, пожалуй, даже чересчур серьезным.

  – Время не ждет, – отрывисто произнес он, – сегодня Степные Псы не будут работать ни в поле, ни в городе. По городу мы пойдем проторенными дорогами. В степи придется сделать большой крюк, чтоб не попасться на глаза.

  Забрав увесистую связку из туш демов, знахарь спрятал ее в схрон у стены здания, посмотрел на байкера взглядом полным напряжения и пошел прочь от трубы. Ури последовал за ним.

  Сначала Степа не спеша пробирался сквозь чащобу. Затем, выйдя на широкую улицу, он зашагал быстрее, потом еще быстрее, и еще, и, наконец, перешел на бег.

  Байкер не отставал от знахаря. Они пробегали квартал за кварталом. Иногда, когда дорогу преграждали слишком густые заросли кустарника, компаньоны сбавляли темп, и тогда у Ури была возможность отдохнуть.

  Но когда они, наконец, покинули город и, преодолев небольшой лесок, вырвались на степные просторы, байкер узнал, что такое настоящий бег. Очень быстро Ури выдохся и стал отставать он напарника. Степа заметил это, остановился, подошел к байкеру и протянул ему меха с водой. Согнувшись и тяжело дыша, Ури отрицательно покачал головой.

  Знахарь стал чередовать бег с быстрым шагом, и байкер, негодующий на собственную дыхалку, кое-как вошел в ритм.

  К тому времени, когда компаньоны достигли цели, солнце стояло в зените.

  – Не опоздали? – спросил Ури, отпивая из меха и глядя на поросшую полеглой прошлогодней травой дорогу, по правую сторону от которой, если идти на запад, шла степь, а по левую раскинулась чаща.