Текст книги "Владимирские Мономахи"
Автор книги: Евгений Салиас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)
X
Дней пять-шесть подряд Сусанна спускала вечером свою маленькую подъемную лесенку, и, благодаря темным ночам, Дмитрий являлся никем не видимый и удалялся задолго до рассвета. Но затем появилась луна, и свидания через балкон стали невозможны и прекратились.
Одновременно Сусанна, узнав ближе и вполне изучив нрав своего возлюбленного, поняла, что надо спешить действовать… пройдет еще неделя, две, и Дмитрий, без ума обожающий ее, все сильнее и сильнее привязывающийся глубоко и страстно, пожалуй, уже не найдет в себе воли согласиться на предложение дяди и наотрез откажется стать мужем его дочери… Он возмутится, как все бесхарактерные люди, порывисто, шумно и неукротимо.
Сусанна решилась идти объясниться с дядей и спросить или выспросить, какие его намерения. Аникита Ильич, посмеиваясь, заговорил с ней и, к ее удивлению, стал доказывать, что спешить с таким делом нельзя.
– Дело это, Сусанна, решенное, – сказал он, ухмыляясь своими ехидными губами, – решенное совсем, если не пере-решится…
– Что? – обомлела Санна.
– Все под Богом ходим и Его Святую волю творим, мудрствуя и воображая, что по своему поступаем… Гадаешь, не знаешь, что поутру будет с тобой. А коли знаешь, то не божися, прежде Богу помолися…
– Я вас, дядюшка, совсем не уразумею… – сказала Санна. – Вы что-то на уме имеете, что не хотите прямо сказать.
– Верно, угадала, моя умница… – засмеялся снова Аникита Ильич. – Я вот собираюсь дочь замуж выдавать, а вместе с нею в один день… может, я и сам венчаться хочу…
– Я желала с вами толково побеседовать о счастии Дарьюшки, – ответила она холодно. – А если вы шутки шутить хотите, то бросим беседу… И дело-то оно не мое, а ваше…
– Я, Санна, не шучу и не балагурю, – серьезнее сказал старик. – Отчего же бы мне в третий раз не жениться? Законы дозволяют три брака и до семидесяти лет.
– На ком же это вы женитесь? – уже усмехаясь, заговорила она.
– Да на той, которая от меня зачнет и нового наследника мне на место Алеши даст.
– A-а?.. Ну, это другое дело!.. – вспыхнула Санна. – Стало быть, вы уже в ожидании рождения такого наследника!
– А хоть бы и в ожидании! – усмехнулся Аникита Ильич таким голосом, как если бы поддразнивал племянницу.
– Ну, что же! Давай Бог… – раздражительно и сухо рассмеялась она.
– Обидно, что не ты?..
– Кабы была похитрее да поозорнее, так давно бы вам… подставила младенца, – презрительно выговорила Санна: – своего, да не вашего! Вот что, дядюшка! Ну, а теперь, стало быть, нашлась таковая смелая!
– Знать, чего не знаешь, нельзя, а судить да рядить о незнаемом совсем малоумно, – сурово ответил Аникита Ильич. – Не так я уже прост, чтобы меня можно было провести, особенно бабе или девке. Купец какой, заказчик, бывает, нагреет, а чтобы баба меня надула… за всю мою жизнь…
– Николи этого не бывало?.. – продолжала Санна, будто подсмеиваясь.
– Полагаю, что не бывало и быть не может…
Санна усмехнулась, тряхнула головой и подумала: «Ах, старая Кита!»
Но затем она тотчас же вспомнила, что пришла за важным делом и ничего не добилась.
– Стало быть, неведомо, дядюшка, – сказала она, меняя голос на серьезный и деловитый тон, – неведомо, когда вы с Дмитрием Андреевичем толковать будете.
– А тебе-то что же? – вдруг произнес старик отчасти с нетерпением.
– Мне? – ответила она, не зная, что сказать.
– Да, тебе. Подумаешь, тебе замужество Дарьюшки к спеху… понадобилось…
– Стало быть, вы мне дозволите? – вдруг вырвалось у Сусанны. – Дозволяете сказать Дмитрию Андреевичу, что он может отложить попечение и собираться.
– Куда?!
– Куда! В столицу… в полк… Его отпуску скоро конец. Он с вами смущается говорить, а со мной изъясняется откровенно.
Он у меня спрашивал, может ли он надеяться, что приобрел ваше расположение, и будете ли вы согласны, если он… ну, если посватается…
– Это не его дело!.. Я этих новых порядков не жалую… – вдруг сердито заговорил Аникита Ильич. – Выдумали! Скоро девки сами за себя заговорят: «Иду, мол, я за тебя замуж»… Будь жив и будь здесь его отец, иное дело, а коли он один, то должен молчать, пока я не заговорю…
– А если ему к сроку надо… в полк… – возразила Санна. – Что же он будет здесь сидеть? Он приехал вам представиться. Вы так его приняли, что вся Высокса считает его нареченным Дарьюшки… Наконец Алешины комнаты приказали устраивать… Всякому понятно, дядюшка. Не мудрено, если и ему, Дмитрию Андреевичу, пришло в голову то, чего он и в уме не имел, едучи сюда.
– Ну, имел, не имел… Этого мы не знаем. Приехал после смерти Алеши… когда Дарьюшка объявилась единственной наследницей.
Санна поднялась с места и вымолвила сухо и назидательно:
– Ну, дядюшка… не пеняйте на меня… если что выйдет вам не по сердцу. Я сегодня скажу Дмитрию Андреевичу, что вы это дело считаете еще гадательным, как еще бог на душу вам положит. Он тотчас же соберется в столицу… а там у него невеста ждет его…
– Как невеста? Какая невеста? – воскликнул старик.
– Да так… Невеста как невеста. Дочь генерала московского… – солгала Сусанна и думала: «Что я путаю, потом забудешь еще да переврешь»…
Аникита Ильич молчал насупившись. Он привык верить своей племяннице и никогда ни на единый миг не усомнился в ней за все десять лет их сожительства. Она сумела заставить его верить себе.
– Пустое! – вдруг выговорил он. – Пускай Дмитрий… Скажи ему… Нет, не говори ничего… Слушай, Санна… Я тебя буду просить… Поняла? Прошу я тебя… Ты умница. Протяни… ну, неделю протяни… Так нужно. Через неделю я его вызову, и все… Ну, прямо обручение будет. Неделя не велико дело… А тебе легче ему этакое сказать, а мне торговаться не приличествует. Уж если ты в свахи пошла, то одолжи…
– Из-воль-те, – протянула Санна, озадаченная. И, не прибавив ни слова, она вышла от дяди в раздумье и в волнении.
«Что у него на уме? Что такое новое приключилось? Неужто же и впрямь новая его зазнобушка – Алла? И обещает ему наследника? Она не такая, чтобы обмануть. Что же это? Помилуй Бог!!»
И, вернувшись к себе, Сусанна долго волновалась, недоумевая.
В тот же день вечером она по уговору ждала у себя Дмитрия. Ей хотелось, скорее объясниться с ним и научить его, как действовать на дядю, «ковать железо, пока горячо», потому что разговор с Аникитой Ильичом все больше смущал ее. Чем более думала она о загадочных словах дяди, тем более убеждалась, что судьба будто снова смеется над ней.
– Опять сатана замешался! Что же это? Конца нету! – злобно сказала она Анне Фавстовне, придя после ужина к себе. Ее окончательно сразило то, что за ужином Аникита Ильич говорил с Дмитрием суровее или во всяком случае сдержаннее, чем прежде. Вероятно, это было последствием разговора с ней. Выйдя из-за стола, Сусанна шепнула Дмитрию быть у нее тотчас же.
– Луна! – заметил он кратко.
– Из коридора! – отозвалась она и отошла.
Уже один раз он был у нее в комнатах вечером, войдя просто в двери, но так как он не мог, как Анька, прослыть за любезного самой Анны Фавстовны, то это было крайне опасно: если бы кто-нибудь из людей или из дежурной дюжины заметил его в ее дверях входящим или выходящим, то, конечно, это произвело бы переполох.
Сусанна рассчитывала только на одно. Комнаты, отведенные Дмитрию, граничили с китайской и с большим залом, из которого был выход в маленькую прихожую и на террасу с лестницей в сад, мимо правого крыла. В конце ее коридора была такая же терраса с выходом тоже в сад, мимо другого крыла, где жили князь Никаев с семьей и Дарьюшка. Дмитрий мог придти через обе террасы и сад и тем же путем вернуться к себе. Дежурная дюжина не отлучалась из передней, дюжинный шагал и бродил от передней до большой гостиной или зачастую дремал так же, как и вся дюжина.
Единственный человек, на которого Дмитрий мог нечаянно наткнуться, был Змглод. Но этот странный человек настолько изменился теперь, что на него все перестали обращать внимание, и Сусанна при мысли о нем подумала:
«Ему не до того!..»
XI
Около одиннадцати часов, когда все в доме потухло и затихло, Дмитрий в туфлях смело вышел из своих комнат в большой зал, а затем на террасу и в сад.
Полумесяц то ярко светил, то исчезал, ныряя в быстро идущие клубами желтоватые плотные облака. Иногда он исчезал, надолго за большим облаком, и становилось почти совершенно темно.
Дмитрий обождал в липовой алее и, когда полумесяц снова исчез, он быстро двинулся, прошел по лестнице и по террасе мимо двух отворенных окон в квартире князя Никаева и, несколько смущаясь, вошел в коридор.
Двери комнаты Сусанны были уже приотворены нарочно, и около них дежурила Анна Фавстовна. Когда он вошел, она юркнула и спряталась.
Пройдя в гостиную Сусанны, он нашел ее среди гостиной, выходящей на балкон, в легкой белой кофте.
– Беда это, Сусанна… – выговорил он.
– Что?.. Светло?.. Да, пожалуй, и беда…
– Этак приходить – прямо под венец с тобой угодим! – улыбнулся он. – И слава Богу!
И, обняв ее, он стал страстно целовать ее в лицо, в голову, в шею…
– Ну ладно… Довольно!.. – угрюмо вымолвила она. – Не до того, право. На душе кошки скребут…
– Отчего?
– И сама не знаю… Думаю, от беседы с дядюшкою. Садись и слушай…
Она передала ему весь свой разговор с Аникитой Ильичом. Дмитрий слушал, и лицо его становилось все светлее.
– И слава Богу! Слава Богу! – сказал он наконец. – Не захочет он за меня свою Дарьюшку отдать, я не виноват. Тогда ты за меня поневоле пойдешь…
– Ах, глупый… глупый! – сердито отозвалась Сусанна. – Нищенствовать! Надолго хватит твоей любви, когда черствый хлеб жевать придется обоим?
Дмитрий начал было, как всегда, горячо уверять, что за всю свою жизнь не изменит ей, будет вечно обожать и боготворить… Санна, наконец, положила ему руку на губы и вымолвила:
– Буде… буде… слышала… Верю, что ты будешь меня любить всю жизнь, если будешь мужем Дарьюшки и владельцем Высоксы… А если иначе как, то пролюбишь без году неделю. Слушай лучше, что я тебе говорить буду, и исполни старательно. Иначе – ты здесь, у меня, в последний раз!
И она стала обучать его, как малого ребенка, толково, подробно, заставляя иногда повторять свои слова и спрашивать, понимает ли он.
Все сводилось к тому, что он должен стать гораздо внимательнее с Дарьюшкой, а вместе с тем делать вид, что собирается уезжать.
Дмитрий слушал рассеянно и вдруг спросил: останется ли он у нее часа на два, или должен уходить тотчас…
– Конечно, уходить!.. – строго выговорила она. – В эту пору если кто и увидит тебя, то подумает, что ты еще не ложился и гуляешь в саду. Гляди, как светло… беда…
И Сусанна, показав на окно, вдруг поднялась. Ей что-то померещилось.
Она подошла к открытым дверям балкона и оторопела… Затем она шагнула на балкон и быстро затворила их за собой.
На перилах балкона сидела верхом мужская фигура. Санна, несколько оробев, выговорила вполголоса:
– Кто это?
Ответа не было.
– Как ты посмел влезть сюда! – тверже произнесла она.
– Что ж… посмеешь!.. – глухо отозвался голос, от которого Санна вздрогнула и отступила два шага назад, пораженная… Но затем она в один миг оправилась и выговорила надменно:
– Это что же?.. Ты обезумел? Совсем…
Влезший на балкон был Анька Гончий… Если бы Сусанна могла видеть его лицо, то, конечно, испугалась бы гораздо больше. Но и хрипливый, странный голос его, произнесший слова: «Что ж, посмеешь», уже смущал ее больше, чем самое появление Аньки.
– Барышня… в последний раз прошу… – заговорил Анька, слезая с перил и подходя.
Сусанна отступила вновь, отстраняясь от его протянутых рук.
– Уходи. Сейчас…
– Барышня, Богом прошу… Не то грех… меня лукавый одолевает… я не в себе… Вы приказали Змглоду меня похерить. Правда ли это? Вы ли?
Сусанна молчала и не знала, что ей делать. Одно мгновение ей пришла на ум смелая мысль и коварный поступок…
И как легко было это исполнить!..
Впустить его к себе, удалив прежде Дмитрия, и послать за обер-рунтом. Она знала по рассказам, почему жертвы Змглода, схваченные им по приказу барина всегда ночью, всегда молчат… И всегда все проходит тихо, неслышно, для всех неведомо. И здесь, у нее, тоже все сойдет тихо… Но Сусанна чувствовала, что если она способна заманить Аньку в западню, то не способна, не сумеет притвориться и лицедействовать, пока будут Змглода разыскивать… Анька все увидит, поймет, догадается тотчас и не дастся в обман.
Между тем конторщик что-то говорил дрожащим от волнения голосом и будто молил…
– Ступай! Уходи!.. – выговорила Сусанна решительнее и даже грозно. – Ничего я тебе не позволю… Если хочешь вести себя смирно, шуму не затевать, я тебя не трону… Если будешь грозиться идти с доносом… Ну, тогда знай… я дядюшке все сама скажу и представлю в ином виде. И он мне поверит, а не тебе… и сам прикажет Змглоду тебя похерить… Вон… убирайся…
Анька молча протянул к ней руки, но она ударила его по рукам и опять отступила…
Он подвинулся и быстро обхватил ее стан. Она рванулась от него и выскользнула из объятий… Он схватил ее за руки и стал снова привлекать к себе… Она изо всех сил противилась. Завязалась безгласная борьба. Сусанна ослабевала, но на помощь не звала. Анька на это и рассчитывал. Но он ошибался. Не будь Дмитрия в комнатах ее, она бы давно крикнула.
Между тем Дмитрий все ясно видел, но не смел двинуться, чтобы не выдать себя.
Он ничего не понимал. Что за человек ночью мог влезть и явиться на балкон точь в точь так же, как когда-то и сам он.
Смущение, недоумение, ревность, боязнь, что происходит что-то невероятное, страх за Сусанну, страх быть найденным у нее – все помутило рассудок молодого человека, нерешительного, почти робкого от природы.
Услыхав, наконец, легкий крик Сусанны и увидя, что незнакомец будто ломает ей руки и она, уже выбиваясь из сил, нагибается, будто сломленная, готовая упасть около него на колени, он не выдержал и, отворив дверь балкона, быстро вышел.
– A-а! И Тараска тут! Вот что! – раздался бешеный крик. – Так на вот тебе! На!..
И пронесся вдруг второй дикий крик, огласивший сад и весь дом… Закричала пронзительно и отчаянно Сусанна, опрокидываясь навзничь на руки Дмитрия.
Анька шарахнулся, перемахнул через перила и исчез в темноте…
– Убил… Дмитрий… помогите… – кричала Сусанна, цепляясь за него руками.
Обхватив ее кругом стана и удерживая от падения, Дмитрий с трепетом заметил, что на белой кофте ее выступают большие темные пятна.
Сусанна обливалась кровью, которая шибко струилась из груди и шеи.
«Зарезана!» – мысленно вскрикнул Дмитрий, цепенея от ужаса и отчаяния.
XII
Через несколько минут дом был весь на ногах. Дежурная дюжина первая наполнила комнаты барышни, найдя ее на полу гостиной между Анной Фавстовной и молодым барином. Раненую перенесли и положили на диван. Через четверть часа, сам барин, полураздетый, был тоже около племянницы, а затем явилась уже сплошная толпа, перепуганная, дико и глупо глазеющая спросонья на лежащую.
Дмитрий объяснил все… Он первый прибежал, так как гулял в липовой аллее и увидел на балконе борьбу Сусанны с неведомым человеком.
Вызванный тотчас же доктор Вениус взялся за свое дело и стал хлопотать около раненой с двумя фельдшерами.
– Умру? Умру? – повторяла Сусанна, глядя на доктора страшными обезумевшими глазами.
– Нет, нет! – отзывался Вениус. – Совсем ничего… Один недель и ничего.
– Кровь… все больше… – шептала она.
– Кровь ничего. Сейчас он ни будет! – уверенно отвечал немец.
Перевязка двух ран, нанесенных ножом, была наконец сделана, и Сусанне помогли перейти в постель.
Вениус оказался мастером своего дела. Вместе с тем, пока он обмывал две раны и налагал повязки, он все время разговаривал с Сусанной, полушутя, и его вид, его уверенность, что опасности нет никакой, быстро успокоили ее.
Сусанна была сильно бледна и от страшного перепуга, и от жгучей боли, а равно и от потери крови, но боязнь за себя, тревога и растерянность прошли. Явилось ясное и спокойное сознание происшедшего и происходящего кругом нее, то есть всеобщей сумятицы.
Уже лежа в постели, она стала вспоминать, как все приключилось. Она вспомнила, что было одно мгновение, когда она вдруг будто почувствовала, что смерть Около нее.
«Конец» – будто крикнул ей кто-то, или громко сказалось в ней самой.
И кто знает? Если б Дмитрий запоздал на мгновение схватить злодея за руку или, ударив его наотмашь в голову, обмахнулся бы и не оттолкнул… кто знает, что было бы теперь с ней, «что» была бы она – умирающая или уже мертвая!
Она ясно помнила, что Анька в третий раз замахнулся отчаяннее, азартнее… рука с ножом, взмахнутая еще выше над ее головой, грозила нанести гораздо сильнейший и, конечно, смертельный удар… Нож, прорезав, как бритвой, рукав венгерки Дмитрия, завяз в шнурках и позументах по самую рукоять и, застряв, остался. Злодей выпустил его из руки и, обезоруженный, бросился к перилам и исчез с балкона.
Да, этот третий удар, остановленный Дмитрием, был бы ее смертью. Первая рана, нанесенная около шеи, была самая легкая… Анька наносил ее дрожащей, неверной рукой, не ударил, а будто ткнул… Вторая рана в грудь была нанесена с размаха, была глубока и только случайно не была смертельна.
Вениус подробно объяснил Сусанне, почему рана, на вид большая, не опасна, а иная, даже менее глубокая, была бы очень опасна. Она поняла хорошо, хотя в первый раз в жизни узнала, что у нее, как и у всех людей, есть жилы, вены, артерии и т. д. Однако она боялась за сердце и спрашивала, задето ли сердце или совсем прорезано. Немец даже рассмеялся и, объяснив, что рана далеко от сердца, прибавил:
– Серсэ и от махоньки булавочек wurde капут sein. Биль бы – стой! Серсэ – кароший часи… Немношечки хлоп – и стоп!
И он, сравнив сердце с часами, с трудом кое-как объяснил Сусанне, что порча малейшей пружинки останавливает ход часов, а простая иголка, воткнутая в сердечную сумку, причинила бы мгновенную смерть.
– Но это не ваше дело. Ви знай только, что ваш серсэ совсем карош. Alles ganz gut!
Между тем, пока Вениус с фельдшером, с Анной Фавстовной и горничной хлопотал около раненой, Аникита Ильич сидел в маленькой гостиной племянницы вместе с Дмитрием, которого несколько раз подробно заставлял рассказать себе «как было дело».
Молодой Басанов правильно, не путаясь, повторял то же самое. Единственное, что удивляло старика, как могла так долго продолжаться борьба злодея с Сусанной, «их барахтанье», чтобы дать возможность молодому человеку прибежать из сада в комнаты Сусанны и вовремя поспеть на балкон.
Разумеется, Аникита Ильич тотчас приказал позвать Змглода и строго объяснил ему, что надо найти злодея.
– Коли не словишь мне этого Каина, то, не взыщи, надо будет мне выискать для Высоксы более искусного обер-рунта. Мне и барышню жаль, вестимо, но она поправится, Бог даст, скоро… а мне не меньше важен срам на все наместничество… Сусанна-то Юрьевна справится, а срамота останется… Хворание ее, как сказывается, до свадьбы заживет, забудется, а эта срамота на веки вечные запомнится, если мы злодея не поймаем и не накажем примерно…
Змглод промолчал. Поймать злодея было для него невозможно именно потому, что он знал не только, кто он, но знал даже, где он.
Разумеется, при первом же известии о происшедшем в доме Змглод оделся и прибежал в дом. Но, еще не явившись в комнаты Сусанны, он уже понял или догадался, кто преступник.
Слушая барина, он думал:
«Прикажет барышня разыскать его, – сейчас же приведу, а если не прикажет, то Анька только для меня с нею будет пойман и наказан, а для тебя останется и неведом, и в бегах».
Обер-рунт твердо теперь решил уничтожить молодца, хотя бы просто умертвить тайно от всех, застрелить с глазу на глаз и скрыть тело. Он понимал теперь, как важна была бы эта заслуга в глазах барышни… Следовательно, надо всячески стараться, чтобы Анька не попался в руки рунтов, а «ушел бы на тот свет без шуму»… Равно понимал теперь умный Змглод, как прозорлива была барышня, желавшая избавиться скорее от Аньки, и какого маху дал он, Змглод, не сумев вовремя похерить этакого молодца.
Аникита Ильич, убежденный Вениусом, что опасности никакой нет, ушел к себе не озабоченный, а будто оскорбленный событием.
«Никогда таковое в Высоксе не приключалось и не чаялось. Стыдно холопам в лицо смотреть!» – думалось ему.
Не менее старика, хотя совершенно иначе, был озадачен и молодой Басанов. Окончательно придя в себя после стычки с преступником и затем всей кутерьмы и объяснения с дядей, он тоже, как и Сусанна, стал вспоминать все виденное и слышанное за несколько мгновений ее борьбы с неизвестным человеком. Теперь он спрашивал себя, почему он в рассказе своем дяде умолчал о некоторых подробностях происшествия, умолчал бессознательно, понимая, что рассказать нельзя.
А почему?.. Потому что он понимал, что этот злодей был не простой вор и душегуб… Если Сусанна не слыхала или, вернее, забыла, что кричал тот, то Дмитрий отлично понимал… Ночной негодяй обзывал Сусанну странными бранными кличками, он очевидно явился отомстить ей лично, убить ее, а не воровать в комнатах… Наконец сама Сусанна назвала его по имени, как-то странно, Анной или Анюткой… Стало быть, она знала, с кем имеет дело. А когда ее раненую обступили, спрашивали, она в полубезумии от испытанного страха все-таки твердила: «Не знаю! Неведомый человек. Грабитель!»
И Басанов сам решил, что всего рассказывать дяде нельзя. Слова и злобные прозвища, которые выкрикивал ночной пришелец, повторять не следует.
И, разумеется, Дмитрий понял или заподозрил, что у этой женщины, в которую он безумно влюблен, была какая-нибудь загадочная история, как будто были даже такие же отношения, какие у них теперь…
«Быть может это – какой-нибудь из нахлебников дворян, – думалось ему, – который теперь тут же в доме и не сказывается, зная, что и Сусанна сама его тоже не выдаст».
И у молодого человека явилась ревность. Он решил, что при первой же возможности он объяснится с Сусанной, потребует от нее, чтобы она призналась во всем. Он готов был примириться с фактом, но хотел знать все.
Наиболее поражала Дмитрия маленькая подробность. Пока он стоял в комнате за дверями балкона, ночной пришелец легко боролся с Сусанной и будто хотел только войти… Иногда казалось, он хочет обнять ее силой… Когда же Басанов появился к ней на помощь, он выкрикнул: «И тот здесь!» Или нечто подобное… И только тогда выхватил он нож и ударил. Не появись Дмитрий, быть может, и покушения не было бы… И это соображение все больше укреплялось в нем и все больше мучило его.
