Текст книги "Ветер прошлого"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
4
Из окошка кареты, катившей в Милан, Саулина смотрела на убегавший назад лес. Высокие тополя, кряжистые дубы и густые заросли акаций казались чужими, пугающе незнакомыми.
– Как дела? – спросила Джузеппина, радуясь, что ее миссия окончилась успешно.
– Хорошо, – ответила Саулина.
Она говорила правду, ее действительно охватило ощущение счастья. Расставание прошло мирно, без душераздирающих сцен. Увидев золотые монеты в руках знатной дамы, Амброзио Виола тотчас же выказал полную готовность услужить. Нетрудно было убедить его отпустить дочь.
– О чем ты думаешь? – спросила Джузеппина.
– Ни о чем, – сказала девочка.
Она была вся поглощена новыми впечатлениями: покачиванием подпрыгивающей на ухабах кареты, топотом лошадиных копыт, тучей пыли, которую они оставляли позади.
– Ты рада, что едешь в Милан? – допытывалась Джузеппина.
– Не знаю.
– Тебя ждет много нового, и поначалу тебе будет нелегко, но дай срок: как только ты немного освоишься, тебе понравится новая жизнь.
Саулина не испытывала печали при расставании с прошлым, но и не сгорала от нетерпения при мысли о будущем. Она жила настоящим и сейчас любовалась дорогой, петлявшей среди густого леса, наполненного ароматами наступающего лета.
– Вы все знаете, – сказала Саулина, признавая мудрость и опыт своей наставницы, – и вы, конечно, правы.
Певица восприняла эти слова как благоприятный знак.
– Ты делаешь меня счастливой, – произнесла она.
Если бы у Саулины был выбор, она устроилась бы на козлах рядом с возницей, но на эту просьбу синьора Джузеппина ответила категорическим отказом. Девочке пришлось занять место внутри экипажа на мягких подушках напротив своей покровительницы.
– А вы хорошо его знаете, этого генерала Бонапарта? – спросила Саулина.
Лицо дамы окрасилось румянцем.
– Я очень хорошо его знаю, – ответила она.
«Я тоже», – хотелось похвастаться девочке, но она промолчала.
– Знаешь, – продолжала Джузеппина, – он очень любит музыку. Когда он бывает в Милане – обязательно приходит в театр послушать, как я пою.
Саулине хотелось расспросить поподробнее, что такое театр, но ведь Джузеппина непременно возьмет ее с собой в театр, и тогда она сама все увидит. Поэтому она выбрала другую тему.
– А генералы, – спросила Саулина, – рождаются генералами?
Джузеппина посмеялась над ее наивностью.
– Только короли рождаются королями, – добродушно объяснила она. – Но бывают необыкновенно одаренные люди, которые становятся генералами.
– А как?
Пока Джузеппина собиралась с мыслями, чтобы ответить на этот нелегкий вопрос, карета вдруг сильнее обычного подпрыгнула и так резко остановилась, что Саулину бросило вперед. Снаружи послышался зычный голос возницы и отчаянное ржание вздыбившихся лошадей.
– Что случилось? – вскричала женщина прерывающимся от волнения и страха голосом.
– Пока ничего, – ответил звучный мужской голос, и в окошке кареты показалось лицо человека в маске.
Из-под старой шляпы выбивались светлые кудри, черные глаза воинственно сверкали из-под маски. Похоже, он был молод.
– О боже, – прошептала Джузеппина, прижимая к себе девочку и пряча лицо в ее волосах, – это разбойник!
– Воистину так, разбойник, – весело согласился незнакомец в маске. – Живо вылезайте!
Саулине этот хищник с большой дороги показался человеком, которого ей, неимущей крестьянке, нечего было опасаться, а вот ее благодетельница поспешно повиновалась и, дрожа от страха, вышла из кареты, таща за собой девочку. Поперек дороги лежал срубленный молодой тополь, преграждавший путь. Четыре висельника, одетые наполовину в потрепанные военные мундиры, наполовину в грязное и рваное вольное платье, вскинув ружья, держали на прицеле возницу и двух дрожащих лакеев.
– Отпустите нас, – взмолилась Джузеппина.
– Отдавайте деньги и драгоценности, а там посмотрим, – приказал светловолосый разбойник.
– Но вы… вы не можете…
– Отчего же? Кто помешает нам попросту зарезать вас?!
Джузеппина вздрогнула, услышав столь откровенную угрозу. Саулина, напротив, осталась на удивление спокойной и, сколько ни старалась, не могла поверить, что белокурый человек в маске и вправду опасен.
– Главнокомандующий итальянской армии велит тебя повесить! – бесстрашно заявила она.
Джузеппина еще крепче прижала ее к себе, со страхом ожидая последствий.
– Молчи! – прошептала она.
– У него других дел по горло, – весело рассмеялся разбойник. – Итак?
Джузеппина отдала ему кошелек с золотыми монетами и драгоценности, которые были на ней. Разбойник сложил все в большую переметную суму и отвесил церемонный поклон.
– Ничего другого я от вас и не ждал, прекрасная синьора, – улыбнулся он, окинув ее откровенно оценивающим и полным восхищения взглядом.
– Одежду давай! – внезапно закричал один из оборванцев, чья отвратительная рожа внушала ужас.
Дрожь передалась от Джузеппины Саулине: она наконец почувствовала, что ее табакерка в опасности.
– Только тронь меня, и я тебя убью! – крикнула девочка, готовясь защищать свои лохмотья до последнего вздоха.
– Бойкая девчушка, – захохотали разбойники.
– А вот посмотрим, – косоглазый и рябой детина угрожающе двинулся к Саулине.
– Мы отдадим вам все, что вы хотите, – торопливо вмешалась Джузеппина, стараясь загородить собой девочку. – Не слушайте ее, она сама не знает, что говорит. Она же еще маленькая!
– Вот и хорошо. Пусть учится жить на белом свете. Узнает теперь, что почем, пока еще маленькая, – зловеще загоготал косоглазый, занося громадную, как лопата, лапищу над Саулиной.
Светловолосый разбойник взмахнул саблей и со скоростью молнии ударил его плашмя по руке. Негодяй согнулся пополам, прижимая ушибленную руку в животу.
– Мы уже получили все, что хотели, – спокойно, словно ничего особенного не случилось, заявил светловолосый. – Бернардино, – приказал он, – мой письменный прибор.
Джузеппина и Саулина ошеломленно смотрели на него. Высокий и тощий мужчина вышел из-за деревьев, неся бумагу, перо и походную чернильницу.
– Вот, эта охранная грамота поможет вам проделать остаток пути без приключений.
– «Я, – прочитала Джузеппина вслух, запинаясь и едва не падая в обморок, – Рибальдо, разбойник с большой дороги, настоящим извещаю всех, кого это касается, что данный экипаж был остановлен и ограблен мною лично». Что это? – растерянно спросила Джузеппина.
– Эта бумага избавит вас от дальнейших неприятностей, – любезно пояснил разбойник. – Разумеется, со стороны таких же бандитов, как я, – уточнил он.
– В нашем мире нет места бандитам, – обиделась певица. – Этот мир населен людьми благородными.
– На совести любого благородного человека, если покопаться, имеется хотя бы одна крупная подлость, а мелких мерзостей – без счета, – возразил разбойник. – Главное – что в остатке. Если всего лишь горсть монет, которую приходится делить на всех, как у нас заведено, от этого, конечно, жизнь человека не меняется.
Этот молодой разбойник в маске рассуждал как образованный человек, он уже не вызывал у Джузеппины ни страха, ни возмущения, ни желания мстить.
– Вы говорите вполне разумно и даже мудро, – заметила она. – Почему же вы грабите ни в чем не повинных людей?
– Вор – это всего лишь застенчивый нищий, – усмехнулся он в ответ. – Ему стыдно просить, вот он и берет без спроса. Мне жаль, прекрасная синьора, что вы лишились денег и драгоценностей. Но я хорошо знаю мир и людей, его населяющих. Не сомневаюсь, вы пополните свои запасы на первой же почтовой станции. Рибальдо не грабит бедных. Уж скорее он им помогает.
Саулине приходилось слышать о крестьянах, согнанных с земли: самые слабые и кроткие из них просили милостыню, а те, что посильнее да понаглее, вооружались и начинали грабить путешественников на большой дороге. Старики рассказывали и о таких, что забирали деньги у богатых, чтобы отдать бедным. Очевидно, Рибальдо принадлежал к этому редкому виду.
– Прощайте, – сказал главарь разбойников и, прежде чем скрыться в лесу, низко поклонился дамам, сорвав с головы шляпу.
5
К вечеру карета достигла селения Лорето. Джузеппина была бледна от всего пережитого, и Саулина взяла ее за руку.
– Неужто ты совсем не испугалась? – с удивлением спросила женщина.
– Я испугалась за свою табакерку, – простодушно призналась девочка. – Когда этот здоровенный урод потребовал нашу одежду, я испугалась, что они найдут мой талисман.
– И все?
– А чего же еще?
Саулина хотела объяснить, что можно бояться отца, холода, голода, нищеты, материнских страданий. Но не этого же вполне симпатичного светловолосого разбойника в маске. Правда, выразить свою мысль словами она не сумела.
– Странная ты девочка, – заметила певица, сжав руки Саулины в своих, и поцеловала ее в щеку.
Они проехали развилку, где почтовая дорога на Венецию пересекалась с дорогой на Монцу, а затем возница начал придерживать лошадей; карета постепенно замедлила ход и остановилась.
– Это Милан? – спросила Саулина, разочарованно оглядываясь по сторонам.
– Это городок Лорето, – объяснила Джузеппина.
– А почему мы остановились?
Саулина чувствовала себя обманутой. Она-то ожидала увидеть большой город, о котором слышала столько сказочных историй, ей хотелось огней, роскоши, блеска.
– Если будешь вести себя хорошо и проявишь терпение, я все тебе объясню, – пообещала Джузеппина.
Ее поражала эта девочка, столь бесстрашно встретившая столкновение с разбойниками.
Один из сопровождавших их лакеев поспешил распахнуть дверцу и опустить подножку. Он протянул руку Джузеппине Грассини и помог ей спуститься. Ливрея у него была в беспорядке, лицо все еще перекошено страхом.
– Я буду вести себя хорошо, – улыбнулась Саулина, спрыгивая на землю с грацией дикой серны, – только, боюсь, терпения мне не хватит.
Карета остановилась возле внушительного здания, окруженного вековыми деревьями. Тотчас же собралась небольшая толпа любопытных, желавших взглянуть на путешественников, подвергшихся нападению бандитов. Весть о нападении их опередила.
– Дева Мария, ну и натерпелась я страху! – всплеснув руками, воскликнула вышедшая им навстречу женщина громадного роста.
– Все закончилось благополучно, – поспешила за-верить ее Джузеппина Грассини, явно раздосадованная тем, что ее вынуждают разыгрывать мелодраматическую сцену на потеху толпе зевак.
– Вот говорила я, надо мне было ехать с вами, – продолжала великанша, беспрерывно крестясь и то хватаясь за голову, то заламывая руки.
Она стояла рядом с Саулиной и возвышалась над ней, как гора, не давая как следует рассмотреть старинное здание, поблекшее и облупившееся, но все-таки красивое.
– Это ваш дом? – спросила Саулина у своей покровительницы.
– Нет, это гостиница, – ответила певица.
– Место для богатых, – заметила Саулина, уже начавшая входить во вкус своего нового сказочного существования.
– В каком-то смысле, – улыбнулась Джузеппина.
– А эта девчонка за словом в карман не лезет, – вмешалась женщина-гренадер и протянула руку к девочке.
Та, как всегда, дичась незнакомых, метнулась в сторону.
– Не трогайте меня! – взвизгнула она.
– Да что за бес в тебя вселился? – удивилась великанша.
У нее уже руки чесались надавать оплеух дерзкой девчонке.
– Она просто испугана, – вступилась Джузеппина. – Не бойся, – шепнула она Саулине, – это Джаннетта, моя камеристка. Отныне она будет заботиться о тебе, как и обо мне.
Услыхав свое звание, Джаннетта вся раздулась от гордости, будто на нее надели королевскую мантию: не каждой дано стать камеристкой великой Джузеппины Грассини.
Из конюшни тем временем вышли дворовые слуги и принялись помогать кучеру распрягать лошадей.
– Идем, – позвала Джаннетта, – мы с тобой подружимся.
Саулина не оттолкнула протянутую руку, но последовала за камеристкой неохотно, ее приходилось чуть ли не тащить силой. Она смотрела назад, не отрывая взгляда от шедшей следом Джузеппины.
Свободной рукой Джаннетта, одетая в длинное темно-синее платье, то и дело поправляла кокетливый белый фартучек, обшитый кружевом, и белый накрахмаленный чепчик, обрамлявший ее круглое багровое лицо.
– А почему мы остановились в гостинице? – спросила девочка, упираясь.
– Все путешественники останавливаются в гостинице, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок перед въездом в Милан, – объяснила Джузеппина.
– Все? – удивилась Саулина.
– Все те, кто может себе это позволить, – уточнила певица. – То есть те, кто может за это заплатить.
– Ишь сколько вопросов задает эта девчонка! – возмутилась служанка.
– Успокойся, Джаннетта, – приказала синьора Джузеппина, увидев, что Саулина покачнулась от энергичного тычка. – С детьми нужно иметь терпение.
– Как скажете, – сухо кивнула служанка, в глубине души не сомневаясь, что ей-то уж известен верный рецепт приведения в чувство брыкающейся дикарки.
В вестибюле гостиницы царила приятная прохлада. Охватив взглядом просторное помещение, Саулина мигом позабыла о камеристке, к которой с первого взгляда почувствовала неприязнь. Не обращая больше внимания на назойливую гренадершу, она разглядывала малейшие подробности обстановки. Стены и потолок были украшены лепниной и расписаны фресками. Никогда в жизни ей не приходилось видеть таких ярких красок, но вот разбросанные по стенам обнаженные тела – мужские и женские, гибкие и упругие, летящие и кувыркающиеся в самых немыслимых позах – почему-то показались странно знакомыми. Всего несколько миль дороги отделяло ее от прежней жизни, но вокруг все уже изменилось до неузнаваемости, но время решать, была ли то перемена к лучшему или к худшему, еще не настало. Да, только время могло дать ответ на этот вопрос, а пока Саулина с любопытством оглядывалась по сторонам.
Из соседней комнаты вышла молодая, приятного вида женщина, еще не подчинившаяся новой моде, которая требовала очень открытых платьев с высокой талией. На ней был наряд, сшитый по старинке. Единственная дань новым веяниям – красная ленточка на шее, символ революции, напоминание о потоках крови, пролитой на гильотине.
– Добро пожаловать, синьора Грассини, – сказала женщина, гостеприимно улыбаясь.
В руках она держала начищенный до зеркального блеска поднос, на котором стояли две бутылки: одна со свежей водой, другая со сладкой наливкой.
– Спасибо на добром слове, синьора Эмма, – ответила Джузеппина.
– Я уже наслышана о нападении.
– Все закончилось благополучно, – отмахнулась Джузеппина.
– Мы-то думали, разбойники разбегутся перед силой французского оружия, но оказывается…
– Разбойников сам черт не разгонит, – вставила Джаннетта.
– Не желаете немного подкрепиться? – спросила та, которую назвали Эммой, вспомнив о своих обязанностях хозяйки, но продолжая тем временем подозрительно коситься на Саулину, чье жалкое одеяние особенно бросалось в глаза рядом с великолепным нарядом ее благодетельницы.
– Благодарю вас, синьора Эмма, – улыбнулась Джузеппина.
– Рада служить, – почтительно поклонилась Эмма и опустила поднос на стоявший в сторонке стол.
Эта демонстрация хороших манер, к которым Саулина не привыкла, заставила ее с тоской вспомнить о простоте нравов, царившей в Корте-Реджине.
– Рада служить, – повторила девочка, в точности передразнив поклон хозяйки.
– Никогда больше так не делай, – упрекнула ее Джузеппина, с трудом удержавшись от улыбки.
Эмма сделала вид, что ничего не произошло. Разливая напитки, она спросила:
– Так это и есть та самая девочка?
– Да, это она и есть, – ответила Джузеппина. Себе она взяла только воду, но Саулине предложила воду с наливкой. – Попробуй, тебе понравится, – сказала она тихо.
Саулина смотрела на белые руки этих женщин и сравнивала их со своими – грязными и исцарапанными.
– Я не хочу, – она оттолкнула стакан, хотя на самом деле очень хотела попробовать.
Она отказывалась, потому что не хотела показывать свои руки.
– Попробуй, – принялась уговаривать ее певица, – не надо стесняться. Вот эта синьора – хозяйка гостиницы. С помощью Джаннетты она приготовила комнату, где мы с тобой немного отдохнем. Ты примешь ванну, вымоешься хорошенько, и тебе больше не придется стыдиться своих рук.
– Все равно я не хочу это пить, – упрямо повторила Саулина. Ей было досадно, что ее маневр разгадан.
– Ну как хочешь, – вздохнула певица. – Но если тебе от этого станет хоть чуточку легче, знай, что в твои годы я тоже не мыла рук. Мне это не нравилось. Лишь много позже я привыкла и поняла: чтобы пробиться в свет и сохранить определенное положение, надо соблюдать некоторые правила. В том числе и руки мыть.
«А душу запачкать», – подумала про себя Эмма, не одобрявшая тайных пороков великой Грассини и некоторых ее знакомств.
* * *
Саулина никогда раньше не видела такой большой, красивой, роскошно обставленной комнаты. В высоком, настежь открытом окне виднелось небо. По небу носились ласточки.
– Нравится? – спросила Джузеппина, наслаждаясь замешательством своей юной подопечной.
– Очень, – шепнула Саулина.
Резной потолок темного дерева, пол из обожженной глины, натертый до блеска, огромная кровать орехового дерева, утяжеленная парчовыми драпировками, – все это казалось ей чудом.
В середине комнаты стояла большая овальная ванна, наполненная горячей водой. Стенки ее были застелены простыней.
– Сейчас мы с Джаннеттой тебя искупаем, – сказала синьора Грассини.
– Ладно, – согласилась Саулина, сама удивляясь своей покладистости.
Все увиденное казалось ей необычным и пугающим. Правда, ее мать тоже, хотя и очень редко, зимними вечерами мыла ее горячей водой в небольшом корыте возле кухонного очага. А летом она, как и все, мылась только ключевой холодной водой, от которой кожа краснела и начинала гореть как ошпаренная.
Совершенно захваченная событиями последних часов, она впервые со времени отъезда из Корте-Реджины подумала о матери и о своей семье. Ей показалось, что она вспоминает о чем-то бесконечно далеком.
– Ты передумала? – спросила Джаннетта, увидев, что Саулина застыла в молчаливой задумчивости. – Не хочешь принимать ванну?
– Я всегда хочу мыться.
– В таком случае, – посоветовала Джузеппина, – давайте начнем, пока вода не остыла.
Саулина, конечно, сказала «да», но с чего же начать? Она вдруг остро затосковала по дому. Отец продал ее миланской певице за горсть монет. Мать на прощание поцеловала ее в лоб и прошептала:
– Хоть ты еще и маленькая, тебе хватит ума позаботиться о себе. Среди богатых есть и хорошие и плохие, но плохих больше. Они будут тебя держать, пока ты им служишь или их забавляешь, а потом выбросят, как старую тряпку. Риск велик, но разве здешняя жизнь лучше? Там есть хоть какая-то надежда на лучшее. Помни, тебя ждут не одни лишь розы. Но хуже, чем здесь, тебе там не будет. Старайся не терять головы. И ни к кому не привязывайся слишком сильно.
Вся деревня, включая священника, провожала Саулину. У нее не осталось никаких сожалений о людях и местах, которые она оставляла позади. Самое дорогое, что у нее было, – золотую табакерку, подаренную Наполеоном, Саулина увозила с собой.
– Дай-ка я тебе помогу, а то мы до завтра провозимся, – проворчала Джаннетта, пытаясь стянуть с девочки длинное, во многих местах заплатанное платье.
– Я сама себе помогу, – буркнула Саулина.
Грубое домотканое платье соскользнуло с ее узких, едва начинающих круглиться бедер, и она осталась голая и беззащитная: худенькая до болезненности, с чуть наметившейся грудью и светлыми сосками почти одного цвета с кожей. Под мышками и на лобке уже пробивались первые волоски, свидетельствовавшие о постепенном превращении девочки в женщину. Но пока почти ничего нельзя было разглядеть в этом невинном детском тельце, кроме слишком явных признаков постоянного недоедания.
– Бедная Саулина, – воскликнула певица, обнимая ее, – тебе надо лучше питаться! Белый хлеб, фрукты и многое другое. Тебе понравится, вот увидишь!
На самом деле при всей своей кажущейся хрупкости Саулина обладала недюжинной силой и выносливостью. Жизнь в нищете закалила ее, и сочувствие синьоры Грассини показалось ей неуместным. Саулине приходилось видеть, как дети и взрослые умирают от пеллагры, страшной болезни, косящей бедняков. Мать научила ее отыскивать в лесу ягоды и съедобные плоды, так еще можно было надеяться не заболеть. Многие дети умерли, но Саулина оказалась среди тех, кому повезло: она прошла жестокий отбор и выжила.
Погрузившись в теплую воду, Саулина закрыла глаза и отдалась ощущению доселе неведомого блаженства.
– Ты что же, так и будешь сидеть? – спросила Джаннетта.
– А что я должна делать?
– Мыться! – возмущенно фыркнула служанка. – Тереться мочалкой! Надо содрать с тебя всю эту грязь!
– А по-моему, я уже очень даже чистая, – сказала Саулина, повернувшись к Джузеппине, которая в ответ звонко рассмеялась.
– Вот вымоешься и переоденешься – сама себя не узнаешь, – заверила она девочку.
Она вспомнила себя в возрасте Саулины и все пережитые ею тогда унижения. Ее, несомненно, ожидала бы незавидная судьба, если бы кое-кто в свое время не принял в ней участия и не вытащил ее из грязи.
– Хорошо еще, что у нее вшей нет, – опять вмешалась Джаннетта, имевшая скверную привычку называть неприятные вещи своими именами, – а то пришлось бы нам остричь ее наголо.
– Зато у меня есть блохи, – с гордостью сообщила Саулина.
Она трогала загрубевшими от работы пальцами нежную мыльную пену, покрывавшую ее волосы. Душистый запах мыла кружил ей голову.
– Мы уже выбросили всю твою старую одежду, – сказала синьора Грассини.
– А что же я надену? – испугалась Саулина, переводя взгляд с одной женщины на другую.
– А вот увидишь. – Джаннетта завернула ее в льняную простыню и начала энергично растирать.
– Вот смотри! – воскликнула Джузеппина, указывая на кровать, где уже была разложена новая одежда: платьице из голубого хлопкового муслина с широким кушаком синего бархата, бязевые панталоны, нательная сорочка, белые хлопчатобумажные чулки и голубые башмачки. Ко всему этому великолепию полагался еще и голубой тюлевый чепчик, украшенный оборочкой из розовых маргариток.
– Это все кому? – еле слышно спросила девочка.
– Это тебе, если тебе нравится, – сказала Джузеп-пина.
– Значит, я могу все это надеть?
– Конечно. Тебе нравится?
– Нравится, – ответила Саулина, не трогаясь с места.
Она не находила слов для выражения обуревавших ее чувств. Все эти вещи, выложенные на грандиозной кровати, напомнили ей сказку о бедной девушке. Богатый кавалер полюбил ее и засыпал богатыми подарками. Мечты Саулины о царствах и принцах казались ей не более реальными, чем эта сказка или голубой наряд, ожидавший ее на широкой кровати.
– И это все, что ты можешь сказать? – спросила певица.
Саулина молча кивнула. Радостная улыбка осветила ее лицо. Джаннетта расчесала ее длинные и наконец-то чистые волосы, светлые и блестящие, как шелк, заплела их в косу, свернула узлом на затылке и закрепила серебряной пряжкой.
– Какое чудо! – хором воскликнули обе женщины.
Маленькая крестьянка из убогого селения превратилась в златокудрую принцессу с тонким печальным личиком, освещенным сверкающими черными глазами. Ни капли оживления, охватившего двух женщин, не отразилось в этих глазах, девочка оставалась неподвижной, напряженной, испуганной.
– Разве ты не рада? – удивилась Джузеппина, ожидавшая проявлений неуемного восторга.
– У меня ноги болят, – тихо пожаловалась Саулина. Слезы навернулись и покатились по ее щекам. – В этих башмаках я не могу ходить. Они ужасно жмут.
– Ну, это мы постараемся исправить, – успокоила ее Джузеппина, готовая посочувствовать девочке.
В конце концов, Саулина не знала другой обуви, кроме сабо на деревянной подошве, защищавших ее от зимнего холода. Летом она бегала босиком. Обувь, конечно, стесняла ее. Чтобы исправить положение, достаточно было найти пару более удобных башмаков.
– Ничего страшного, мы это исправим, – повторила Джузеппина.
– Но это еще не все, – продолжала Саулина, чувствуя, что синьоре Грассини можно без опаски сказать всю правду. Вот только одна беда: она опять не находила слов, чтобы объяснить свое состояние.
– Что еще? – нахмурилась певица.
– Ничего, – солгала девочка.
Как объяснить, что дело не только в башмаках. Чепчик с оборкой мешает видеть, ленточка на шее не дает дышать, а панталоны стесняют движения. Она чувствовала себя пленницей всей этой роскоши, такой восхитительной на вид. Приятно было покрасоваться, но носить это все время было сущим мучением. Только нежелание разочаровать Джузеппину и страх быть побитой (уж теперь-то у ее покровительницы появятся веские причины ее отшлепать) удержали Саулину от соблазна сорвать с себя красивые обновки и потребовать назад свое кишащее блохами тряпье.
Джузеппина Грассини вовсе не собиралась ее бить и даже не обиделась, увидев, что девочке не нравятся подарки. Наоборот, она попыталась понять, что так тревожит Саулину.
– Какая же я глупая! – воскликнула она, обнимая девочку. – Мне бы догадаться, что все эти новые вещи тебя стесняют. Ничего, ты понемногу привыкнешь.
Джаннетта, напротив, возмутилась с грубоватой непосредственностью простолюдинки.
– Что за вздор! – набросилась она на Саулину. – Хочешь выглядеть красивой – придется потерпеть. Небось не развалишься.
Ее маленькие глазки, свирепо поблескивающие на широком и грубом лице, подчеркивали неумолимость слов.
Слезы на глазах у Саулины высохли, как по волшебству.
– А я не хочу выглядеть, – твердо ответила она служанке.
– Смотри, локти будешь кусать, – предупредила ее камеристка.
– А я ни о чем не просила, – обиделась девочка.
Она проворно сбросила башмаки и чепчик, растрепав попутно аккуратную прическу, выскочила из комнаты и сломя голову бросилась вниз по лестнице.
– Дура! – прокричала Джаннетта ей вслед. – Смотри, что ты наделала!
Ее бы воля, уж она бы поставила на место эту лесную дикарку, думала служанка, пускаясь вдогонку за Саулиной, которая на середине лестницы вдруг замерла, повернувшись лицом к только что покинутой комнате. Джаннетта догнала ее и схватила за плечо.
– Не трогай меня! – взвизгнула Саулина, обезумев от гнева. – Никогда не смей меня трогать, ты слышишь?
Вывернувшись из цепких рук служанки, она вновь поднялась по парадной лестнице и вернулась в комнату, где ее ждала улыбающаяся Джузеппина Грассини.
– Я рада, что ты вернулась, – сказала она.
Саулина не удостоила ее взглядом.
– Я вернулась вот за этим, – она подошла к столу, на котором осталась ее табакерка.
– А как же я? – разочарованно протянула Джузеп-пина.
– Я на вас не обижаюсь, – неохотно проворчала Саулина.
– Если я что-то сделала не так, прости меня.
Голос певицы звучал так нежно, столько в нем было боли, что Саулина подошла к ней и погладила по руке. На лице у девочки появилось серьезное, недетское выражение. Ее гнев улетучился.
– Это вы должны меня простить, синьора Джузеппина, – извинилась она. – Я еще маленькая, я многого не понимаю.
– Для этого нужно время, – успокоила ее Джузеп-пина.
– Я совсем запуталась. От всех этих новшеств у меня голова кругом идет. Я не знаю, чего вы от меня ждете. Не знаю даже, зачем вы решили взять меня с собой, но, если я вас обидела, мне очень жаль.
Оперная примадонна, окруженная толпами поклонников и ухажеров, почувствовала себя слабой, глупой и ничтожной, сраженная искренностью Саулины. Честно говоря, она увезла девочку с собой из тщеславия, чтобы сделать ее своей игрушкой. Она собиралась превратить Саулину в куклу, лишенную чувств и собственной воли. Наполеон Бонапарт познакомился с этой девочкой при драматических обстоятельствах, и Джузеппине захотелось присвоить себе маленькую героиню. Если бы она собиралась просто спасти какую-нибудь малютку от нищеты, для этого вовсе не требовалось ехать в Корте-Реджину: достаточно было поискать на улицах Милана.
– Ты ни в чем не виновата, – сказала Джузеппина. – Просто ты оказалась замешанной в игру, которая тебе не по силам.
– В игру? – удивилась Саулина.
– Я хотела вывести тебя в свет, – призналась певица. – Показывать тебя друзьям как диковинку. Ну вот, теперь ты все знаешь.
– Значит, вы меня не любите?
– Конечно, я тебя люблю! Видишь ли, за то время, что мы провели вместе, я о многом подумала и многому научилась. Но когда я отправилась за тобой, мною двигало только тщеславие. Только оно одно.
– Я не понимаю, – покачала головой Саулина.
– Я хотела сказать своим друзьям: «Вот девочка, которая спасла жизнь генералу Бонапарту. Я ее нашла. Она здесь, у меня в доме, смотрите на нее!» Вот чего я хотела. Но теперь я понимаю, что была не права. Идем, я отвезу тебя обратно в Корте-Реджину.
Корте-Реджина! На Саулину словно опрокинули ушат холодной воды. В один миг она взвесила на весах два мира и подвела итог:
– Я остаюсь с вами, синьора Джузеппина, если вы меня не прогоните.
– Конечно, я тебя не прогоню, да ты-то сама не передумаешь опять через десять минут?
– А девчонка-то хитра! – пробормотала горничная, больше не смевшая прикоснуться к ней.
– Я привыкну носить башмаки и все остальное, – пообещала Саулина.
– Я уверена, ты об этом не пожалеешь, – обрадовалась певица.
– Ну что ж, вроде и ехать пора, – вставила служанка.
– Я тоже так думаю, – согласилась синьора Грас-сини.
– Поехали! Ужасно хочется взглянуть на этот самый Милан, – воскликнула Саулина.
* * *
Дорога стала шире, густая и буйная растительность поредела; когда проехали Лаццаретто, вдали показались Восточные ворота.
Саулина сидела смирно и молчала, забившись в уголок кареты. Рядом восседала великанша Джаннетта. Она поглядывала на Саулину косо. Служанка про себя ре-шила, что эта девчонка – змея, которую ее хозяйка по доброте душевной пригрела на своей груди. На себя Джаннетта добровольно взяла миссию не спускать глаз с коварной самозванки.
– А тут не надо бояться разбойников? – спросила Саулина.
– Нет, – заверила ее Джузеппина. – Мы уже в Милане, а в Милане разбойников нет.
Когда миновали Восточные ворота, Саулина, прилипшая к окошку, увидела незабываемое зрелище. За городскими бастионами, тянувшимися от Восточных ворот до Новых, сновали экипажи всех родов и видов: закрытые кареты, открытые коляски, простые и строгие, украшенные резьбой, позолотой и плюмажами, одни стояли, вытянувшись длинной вереницей, другие медленно катили вперед, пытаясь проложить себе дорогу в густом потоке движения.
– Этого не может быть! – воскликнула девочка.
– Просто наступил час прогулки в экипажах, – объяснила Джузеппина. – Я рада, что тебе понравилось. Действительно великолепное зрелище. Милан – единственный город в мире, где соблюдают этот обычай в час заката. Все, кто приезжает сюда впервые, удивляются, как и ты, а ведь они приезжают из Парижа и Вены, а не из Корте-Реджины. А знаешь, кто сидит в этих каретах? Здесь собралась вся миланская знать: Борромео, Порро, Мельци, Верри, Тротти, Сербеллони, Висконти.
