Текст книги "Ветер прошлого"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
– Не слушайте ее, – вмешалась Сильвана. – У нее не поймешь, где правда, а где нет. Она, например, уверяет, что здесь останавливался Наполеон, когда он был королем Италии и французским императором. Все это фантазии. Мне кажется, во всей Италии не найдется такого старинного здания, которое во время оно не почтили бы своим присутствием Наполеон или Гарибальди.
– А разве это не может быть правдой?
– Вполне может быть, – согласилась она. – До сих пор сохранилась «зеленая комната», кажется, так ее называли, где, по преданию, останавливался Наполеон. Но какое это имеет значение?
Она подала на стол ароматный кофе в тончайших фарфоровых чашках с поблекшим рисунком. Вид у нее был недовольный.
– Я вообще-то не о Наполеоне. Меня больше интересуют немцы. Видите ли, уцелевший может быть моим отцом, – признался я.
– Вы думаете, что ваш отец – тот единственный, кто спасся от расстрела сорок лет назад? Что можно выяснить через такое долгое время?
Теперь в ее голосе слышались разочарование и даже откровенная враждебность. Почему-то она почувствовала себя обманутой. Я не стал ей ничего объяснять. Вместо этого, повинуясь мгновенному порыву, я вытащил из кармана табакерку.
– Вот этот рисунок, – спросил я, обращаясь к старушке и показывая ей миниатюру, – вам ничего не напоминает?
Она водрузила на нос пару старомодных очков-пенсне на темной ленточке и принялась внимательно изучать пасторальный сюжет. По мере того как тщательный осмотр продвигался вперед, веселое выражение у нее на лице сменялось болью и ужасом.
– Вы ничего не помните? – переспросил я, ища какого-нибудь знака – подтверждения или отрицания.
Старушка подняла на меня взгляд, и ее прозрачные голубые глазки наполнились слезами.
– Я устала, синьор, – пожаловалась она капризным детским голоском. – Я очень устала.
– Но этот рисунок, эти фигуры вам знакомы?
– Я устала, синьор, – повторила она, и слезы покатились у нее по щекам. – Вы должны меня извинить, я вынуждена просить у вас разрешения удалиться.
– Да, я понимаю, – вздохнул я. – Это я должен просить у вас прощения.
Я обернулся к внучке. Настала пора уходить.
– Обратитесь к управляющему, – сухо посоветовала она на прощанье.
– Непременно, – ответил я.
Ослепительная вспышка молнии разорвала небо. На землю обрушился ливень. Я сел в машину, чтобы вернуться в Милан, но мне хотелось ехать, не останавливаясь, вперед и вперед, пересечь границу грозы и увидеть, что скрывается по ту сторону непроглядной тьмы.
* * *
– Есть сообщение для вас, – объявил портье.
Я ощутил неприятный озноб, как от сквозняка.
– От синьоры, – добавил он с участливым видом, протягивая мне конверт.
Я вскрыл конверт. Почерк Стеллы Дианы я видел впервые, но узнал бы ее руку среди тысяч других: эти аккуратные, одна в одну, буковки, эти ровные строчки могли принадлежать только ей. Такой почерк свидетельствовал о большой жизненной силе и выдавал решительный характер.
«Дорогой Алекс, – говорилось в письме, – я, кажется, поняла, что тебе нужно сосредоточиться на решении своих проблем. Занимайся ими спокойно и не торопясь. Ты знаешь, где меня найти. Я люблю тебя. Диана».
Она, конечно, уехала на Сардинию.
– Сардиния? – на всякий случай спросил я у портье.
– Да, синьор, – почтительно ответил он. – Синьора отправилась в Олбию.
Я на мгновение задумался.
– Могу я вам помочь? – спросил портье.
– Спасибо. Вы мне уже очень помогли.
* * *
Первая утренняя чашка кофе помогла мне прояснить мысли. Моя жена и дети были на Капри, Стелла Диана – на Сардинии. Похоже, все устранились, чтобы дать мне возможность полностью посвятить себя поискам.
Управляющий имением семьи Альбериги уехал в отпуск, не оставив адреса. Я был, по-видимому, в одном шаге от правды, и все тревожные совпадения последних часов казались кусочками мозаики, из которых постепенно складывался образ маркизы Альбериги д'Адда. Между нею и мной существовала некая доселе неведомая мне связь. Эта женщина играла какую-то роль в истории моей семьи.
Один из служащих Государственного архива любезно пустил меня в хранилище, и я перебрал кипы бумаг, относящихся к семье Альбериги д'Адда, а в особенности к Саулине.
«Саулина Альбериги д'Адда, – прочитал я в выцветшем от времени свидетельстве, – урожденная Виола, родилась в год от Рождества Господа нашего 1784-й, в селении Корте-Реджина, дочь Амброзио и Вимеркати Марии Луиджии. Вышла замуж за маркиза Феба Альбериги д'Адда в 1800 году».
Архивные материалы открыли мне не так уж много, но, перебирая бумаги на пыльных полках, я натолкнулся на те же имена, которые старушка с голубыми глазами дала своим кошкам. Ключ к тайне, которую я хотел открыть, мог быть найден только на вилле Альбериги.
* * *
Самолет «ДС-9» приземлился в половине двенадцатого, точно по расписанию, в аэропорту Олбии. Стелла Диана встретила меня в зале ожидания. На ней было простое платье из голубого шелка. Она улыбнулась, и я бросился навстречу этой улыбке, прокладывая себе путь в толпе.
– Привет, – прошептала она, обнимая меня.
– Я так хотел тебя увидеть, – я вдыхал витавший вокруг нее аромат юности и свежести. – Мне тебя не хва-тало.
Мы вышли на площадь и забрались в ее «Лендровер» 1964 года выпуска, сохранивший после стольких лет очарование, присущее классическим моделям автомобилей. Стелла Диана села за руль. Усевшись рядом с ней, я закурил сигарету. Стелла Диана никогда не курила в машине, но прощала мне эту скверную привычку. Ветер растрепал ее волосы, слегка выгоревшие на солнце.
Шины тихо шуршали по извилистому шоссе.
– Ты надолго? – спросила она, глядя на дорогу.
– Еще не знаю.
– Здесь хорошо на море. – Стелла Диана ничего не собиралась объяснять.
– Почему ты уехала? – спросил я с обидой.
– Мне казалось, у тебя есть более важные занятия, – серьезно заметила она. – И потом, если бы я не уехала, тебя не было бы сейчас здесь со мной.
– У меня нет ничего важнее тебя.
Может, это было и не слишком оригинальное признание, но я действительно так думал.
– Надеюсь, мы будем здесь счастливы…
В ее голосе мне послышалась едва уловимая печаль.
– Мы постараемся, – пообещал я.
Я вдруг почувствовал себя молодым и полным сил.
– Вот и приехали! – объявила она, свернув на идущую под уклон, к морю, дорогу, и остановила машину возле приземистого, длинного белого здания, в архитектуре которого ощущался легкий налет мавританского стиля. Казалось, его выстроили недавно, и выглядело оно немного нелепо, как декорация.
Маленькая, смугленькая, черноволосая служанка взяла мою дорожную сумку и скрылась в доме. Я последовал за Дианой к открытому портику, выложенному голубой майоликовой плиткой, и мы вошли во внутренний дворик, где среди растений и цветов стояли низенькие столики с фруктами, удобные диваны и кресла с мягкими подушками. Потом мы углубились в лабиринт коридоров. Стелла Диана распахнула одну из многочисленных дверей. За ней оказалась залитая солнцем комната, обставленная очень просто: белая кровать и два кресла.
– Тебе здесь нравится? – ее взгляд был полон лукавства.
– Мне нравишься ты.
– Сейчас проверим, – усмехнулась Диана.
Я привлек ее к себе и поцеловал. Ее рот был горячим и нежным.
* * *
Проснулся я далеко за полдень. Солнце уже ушло из комнаты. Воздух за окном был еще светел, море искрилось бликами. Я взял часы со столика у кровати.
– Четыре часа, – возвестила Диана.
Я обернулся к ней:
– Я думал, ты еще спишь. – Она лежала ко мне спиной, и я провел ладонью по этой бронзовой спине, заставив Диану повернуться. – Ты настоящее чудо.
– Ты тоже замечательный парень, – усмехнулась она в ответ. – Напористый, сильный и нежный. Дай мне закончить кое-какие дела, а потом мы пойдем искупаемся. Вода в этот час чудесная.
Я взглянул на небо. С приближением вечера его краски становились все гуще. Но меня по-прежнему смутно беспокоило это здание, построенное совсем недавно: смущали его архитектурная вычурность и холодный лоск обстановки, словно скопированной из журнала по интерьеру. Интересно, это собственность Дианы или она сняла его? В любом случае дом должен был стоить целое состояние. Я оделся и прошел в гостиную. На стене цвета слоновой кости висела картина Давида Лигара, изображавшая морской берег: песок, море и небо. Мне было знакомо это полотно, оно выставлялось на аукционе, и из-за него в свое время развернулось настоящее сражение. Вернувшись во двор, я взглянул в сторону моря и увидел Стеллу Диану, плывущую в прозрачной, изумрудно-зеленой воде.
Она заметила меня и замахала руками. Я спустился по каменной лесенке, ведущей в маленькую бухту, и пошел ей навстречу.
– Не хочешь искупаться? – спросила Диана, завернувшись в голубую махровую простыню.
– Пожалуй, нет.
– Ты готовить умеешь? – ошеломила она меня внезапным вопросом.
– Все, что я умею, – это поглощать приготовленное другими, – ответил я. – В этом искусстве мне нет равных. – Ладно, я приготовлю что-нибудь для нас обоих, – улыбнулась она и начала первой взбираться по лесенке.
Вернувшись в дом, Стелла Диана быстро сделала салат из латука, моркови, помидоров, огурцов и маслин.
– Горячее еще не готово, – сказала она и принялась укладывать маленькие шарики сыра моццарелла на блюдо, устланное свежими листьями базилика и тонко нарезанными ломтиками помидора.
– Ну как?
– Волшебно.
Я, конечно, польстил ей, но не слишком. Все и впрямь было прекрасно. Я вообще предпочитал простую пищу, особенно летом.
Мы обедали за кухонным столом, как старые друзья. Розовый вечерний свет заливал стены. Я налил нам обоим чудесного кьянти из бутылки, которую Диана поставила на стол.
– Ты чудо, – сказал я, глядя на нее с восхищением.
– Ты это уже говорил, – засмеялась она. – Искусство обольщения – штука сложная. Придумай что-нибудь новенькое, пусти в ход фантазию.
– Хочешь, пойдем куда-нибудь? – спросил я.
– Глупо было бы делить тебя с другими, – ответила она с грустью. – Праздники и без того коротки.
– Ни один праздник не длится вечно, – согласился я. – Иначе он не был бы праздником.
В розоватом полумраке ее глаза казались особенно глубокими.
– Наш праздник закончится завтра, – огорошила она меня внезапным известием.
– Почему именно завтра? – встревожился я.
– Завтра приедет мой муж, – спокойно сказала Диана.
– И давно ты приберегаешь для меня такую новость?
– Я сама только недавно об этом узнала. Можешь рассердиться, если хочешь.
– По-моему, это не тот случай, – вежливо отказался я, – но, может быть, мне уже пора ехать?
– Ну, вот ты и обиделся, – она ласково провела рукой по моей щеке. – Мы выставили этот дом на продажу, муж только ради этого и приедет. Кажется, у нас с ним больше нет никаких общих интересов. Можешь остаться, это не проблема. Во всяком случае, для него и для меня.
– Я предпочел бы уехать, – признался я.
– Что ж, я тебя понимаю. Неприглядное зрелище – супружеская катастрофа.
– Ну, в этом деле меня можно считать академиком, – засмеялся я, чувствуя, что теперь нас с ней связывает общий опыт. – Впору мантию заказывать.
Мы молча выпили, и я налил нам обоим еще вина.
– С тобой я была счастлива, – сказала Стелла Диана.
Солнце скрылось, на море появились фосфоресцирующие огоньки, а на небе – первые звезды. Стелла Диана встала и подошла ко мне.
– Мы еще увидимся, – прошептала она.
Мы поцеловались в волшебном полумраке теплого августовского вечера.
* * *
Над лужайкой возле виллы Альбериги висела подозрительная тишина. Солнце палило нещадно. Вдруг я понял, чего именно не хватает: кошки исчезли. Наполеон, Рибальдо, Стелла Диана, Феб и Ипполита словно и не жили никогда за этими воротами. Кругом царила мерзость запустения, не ощущалось ни малейшего дыхания жизни. Да и калитка не открывалась, несмотря на все мои усилия.
– Никого нет, – произнес грубый мужской голос у меня за спиной.
Я обернулся. Передо мной стоял низкорослый и коренастый мужчина средних лет с широким лицом и глубоко запавшими маленькими глазками. Его кожа была обветрена и обожжена солнцем. Клетчатая рубашка, испачканные землей штаны и крепкие крестьянские башмаки дополняли картину.
– Где никого нет? – спросил я с растущей тревогой.
– Там внутри. В доме. Никого нет.
– Там живет одна дама, весьма преклонного воз-раста.
– Это Амелия, что ли?
– Да-да, она, – подтвердил я, вспоминая ясный взгляд ее голубых глаз и ее тихое помешательство.
– Она померла, – равнодушно произнес он.
– Я с ней говорил несколько дней назад! – воскликнул я, задыхаясь и чувствуя себя обманутым дураком. – С ней все было в порядке.
– Удар ее хватил. Вечером была здорова, а наутро внучка ее, Сильвана, смотрит, а она уже преставилась. Смерть праведницы, – назидательно добавил крестьянин, проводя пятерней по выгоревшим на солнце и припорошенным пылью волосам. – Так что теперь тут совсем никого нет. Священник приходский приходил, замок навесил.
Тут вдруг налетел порыв ветра, немного развеявший духоту.
– Ветер прошлого, – тихо сказал я.
– Это разве ветер? – он покачал головой, думая о своем. – Погода, она так скоро не меняется: жара установилась надолго. А церковь вон там, – сказал вдруг крестьянин, ткнув узловатым пальцем в направлении поселка.
– Спасибо, – поблагодарил я, пораженный тем, что этот человек сумел угадать мои мысли.
Вскоре я и вправду увидел церковь: высокий и узкий готический силуэт. Я подошел к дому священника. Мне открыла пожилая синьора, смотревшая кротко и по-матерински.
– Чем я могу вам помочь? – спросила она.
– Мне нужно поговорить со священником.
– Как? Вот так сразу? – в глазах синьоры отразился вежливый упрек.
– Наверное, следовало позвонить.
– Да, это было бы лучше.
– Но, видите ли, раз уж я все равно здесь… Это так важно для меня.
– Да, синьор, я понимаю, – ответила домоправительница. Она, должно быть, привыкла иметь дело с людьми, озабоченными неотложными и важными проблемами. – Заходите, – пригласила она меня.
Я вошел в прохладный вестибюль, украшенный пышными и хорошо ухоженными растениями в горшках. Уютно пахло обжитым домом, чем-то давно забытым и вселяющим в душу уверенность.
– Дон Колли исповедует. Если у вас и вправду неотложное дело, вам лучше подождать здесь, – продолжала она, ведя меня за собой.
Мы оказались в чудесном садике, со всех сторон окруженном стенами. Этот сад служил и огородом: кроме роз, здесь поспевали крепкие, упругие помидоры, лук-резанец, пахучий базилик и петрушка. Я полной грудью вдохнул целебные ароматы.
– Располагайтесь, – домоправительница указала мне на каменную скамью.
Утреннее солнце заливало сад, только скамья находилась в приятной тени. Большой дрозд с желтым клювом, усевшись на ветку фигового дерева, принялся разглядывать нас.
Женщина скрылась за дверью вестибюля, и я остался один. Меня посетило умиротворение, вытеснившее из моей души жажду раскрыть тайну моего прошлого. Я вдыхал свежие ароматы, упивался яркими красками и ждал, но больше не сгорал от нетерпения. В нагретом солнцем августовском воздухе веял ветер прошлого, но теперь я мог ждать.
* * *
– Ну вот, дон Колли, я все рассказал, – закончил я со вздохом облегчения. – Примите это как хотите: как исповедь или как просьбу о помощи.
Кажется, впервые я последовательно изложил все с абсолютной искренностью.
– Ваша история завораживает, – заметил священник.
Одет он был как подобает – длинная черная сутана и белый стоячий воротничок, – да и вел себя соответственно: слушал доброжелательно и ничему не удивлялся.
– Я рад, что вы не сочли меня психопатом, одержимым видениями, – осторожно заметил я.
– История религии, – заверил он меня, – полна совершенно фантастических событий, в том числе и видений.
Мы сидели за столом в маленькой уютной столовой и пили крепкий кофе. На столе между нами лежала табакерка.
– Видите ли, профессор Валери, – вновь заговорил священник, – старинные истории, да простит мне Всевышний, всегда меня страшно увлекали. Я чувствую себя, как ребенок, слушающий волшебную сказку.
– Вы считаете, что тут нет ни капли правды? – взволнованно спросил я.
– Ваш рассказ, безусловно, правдоподобен. Видите ли, я посвящаю все свое свободное время изучению истории Кассано. Мне известны все гипотезы относительно происхождения этого селения, давно уже ставшего городом. Могу перечислить вам исторические документы и важнейшие культурные памятники со времен Древнего Рима, когда император Август подарил наши земли легионерам Кассия. Но боюсь, что ваша история никак не подтверждена документально.
– Но имя Рибальдо, – возразил я, – разве оно вам ничего не говорит?
– Так звали бандита с большой дороги, который хозяйничал в этих местах в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. Он ничего общего не имеет с маркизами Альбериги. О Саулине старая Амелия как-то мне рассказывала, но, безусловно, с чужих слов. Амелия не могла знать Саулину, так как родилась через пару лет после смерти маркизы. Кстати, маркиза Альбериги прожила больше сотни лет.
– Амелия все равно могла знать многое, коль скоро она жила в этом доме.
– Конечно, – спокойно согласился священник. – Но в любом случае рассказ Амелии лишь подтвердил мой вывод, основанный на изучении документов: маркиза Саулина была сильной женщиной и твердой рукой вершила судьбы в доме Альбериги. Я точно знаю, что на вилле имеются кое-какие бумаги.
Я боялся дышать, чтобы не спугнуть удачу.
Священник между тем продолжал:
– Видите ли, образ Саулины пробудил во мне любопытство сразу, как только я получил этот приход и увидел на кладбище ее могилу, а было это тридцать лет назад. На надгробной плите высечены стихи.
– Стихи? – встрепенулся я.
– Стихи Фосколо [4]4
Уго Фосколо (1778–1826) – итальянский поэт и писатель.
[Закрыть], – добродушно усмехнулся священник. – Амелия мне рассказала (только не спрашивайте меня, откуда у нее такие сведения), что будто бы поэт был влюблен в маркизу по уши, как мы сказали бы теперь.
– Стихи, – повторил я.
– Погодите, – воскликнул священник, – я, кажется, их помню.
Плети, благоуханная богиня,
Гирлянды роз, под рдеющим покровом
Пляши, багряная заря, и с хором
Надежды юности нам пой, о Юность!
Богиня, плетущая гирлянды роз, – это Флора. Поэт называет Флорой свою Саулину. Но самое поразительное состоит в том, что маркизе Саулине было всего двадцать лет, когда она приказала высечь эти стихи на надгробной плите и заказала Канове [5]5
Антонио Канова (1757–1822) – итальянский скульптор, автор многих знаменитых надгробий.
[Закрыть]свое скульптурное изображение. Теперь мы можем любоваться им над ее могилой. Советую вам сходить посмотреть. Очевидно, всякий раз, когда Канова пытался следовать неоклассическим канонам в ущерб жизненной правде, маркиза дергала его за рукав. Получилось необыкновенное лицо, неповторимое в своей выразительной силе.
– Красивая, богатая, окруженная толпой поклонников, – произнес я, размышляя вслух. – Я все время спрашиваю себя, существует ли на самом деле связь между картиной, пробитой пулями, этой табакеркой, маркизой Саулиной и моей семьей.
– Все это предстоит проверить, – рассудил дон Колли. – Мною движет интерес историка, вами – стремление обрести самого себя. Мне хотелось бы помочь вам разгадать эту тайну.
– Семейство Альбериги действительно занимало столь важное положение? – спросил я.
– Когда-то маркизы Альбериги д'Адда были крупными землевладельцами, – сказал священник. – Безусловно, самыми крупными в Кассано.
– Была большая семья, а теперь никого не осталось, – заметил я.
– Это не совсем так, – возразил священник. – Представитель семейства Альбериги существует, однако у него нет прав на виллу. Существует юридическая оговорка, согласно которой собственность является неотчуждаемой до октября этого года. Осталось еще два месяца.
– А Саулина?
– Нынешние специалисты по исследованию души, пользующиеся весьма сомнительным инструментарием психоанализа, сказали бы, что Саулина сразу же взяла на себя роль лидера и в течение чуть ли не целого века держала в руках бразды правления в этом семействе.
– Она все еще не выпускает из рук бразды правления, если сведения о юридической оговорке верны.
– Возможно, в вас говорит голос крови, – серьезно сказал священник.
– Что вы посоветуете мне предпринять? – спросил я с несвойственным мне обычно смирением.
– Могу сказать, что сделаю я, – любезно отозвался он. – До тех пор, пока управляющий не вернется из отпуска и не наймет нового сторожа или не распорядится как-нибудь иначе, ответственным за собственность являюсь я. Я открою виллу, а вы пойдете со мной. – Морщины на его лице разгладились, добрые глаза загорелись волнением. – Начнем с того, что проверим, действительно ли существуют следы от пуль в том месте, где была картина. Затем пройдем в комнату Наполеона, следуя рассказу старой Амелии.
– Это правда, что французский император бывал на вилле?
Старый священник кивнул головой.
– Это единственное, что нам достоверно известно, – сказал он. – Наполеон останавливался на вилле в Кассано 26 ноября 1807 года. Он прибыл к десяти часам утра в карете, запряженной восемью лошадьми. Шел дождь.
– Все это точно установлено?
– Это неоспоримые данные. Есть записи в приходских книгах. Нам повезло: в те далекие годы здесь работал очень любопытный приходский священник; он вел подробнейшие записи. Теперь мы знаем, что вслед за каретой императора ехали еще четыре экипажа. Один из них принадлежал Иоахиму Мюрату. Маркиз Феб Альбериги, муж Саулины, вышел под дождь встречать императора и его свиту. Обед, предложенный венценосному гостю, состоял из овощного супа на курином бульоне, мясного блюда с различными соусами, двух сортов дичи и французского пудинга.
– Думаете, мы найдем на вилле что-нибудь интересное? – спросил я с надеждой.
– В комнате, где спал Наполеон, стоит сундук. Маркиза хранила там свои бумаги, – сказал дон Колли.
– Вы их видели?
– Мне рассказывала о них старая Амелия. И у меня нет причин ей не верить, пока не доказано обратное.
Я с ним согласился.
* * *
Мой отец действительно побывал на вилле Альбериги. На одной стене громадного холла, полностью лишенной какого-либо убранства, я насчитал восемнадцать отверстий. Они точно вписывались в пространство два на полтора метра, то есть в размеры картины, приобретенной мной у антиквара на улице Сант-Андреа, и образовывали человеческий силуэт. Здесь его пытали, здесь в него стреляли, но как он вообще оказался в Кассано? И каким образом попал из Кассано в Модену?
Священник провел меня в комнату императора на втором этаже восточного крыла виллы. Бледно-зеленые стены комнаты были расписаны белыми цветами, стояла кровать под балдахином из зеленого шелка с серебряными нитями. Напротив кровати над маленьким камином висело длинное, до самого потолка, зеркало в резной раме с орнаментом из лавровых листьев. Точно такой же орнамент в виде лавровой гирлянды обрамлял входную дверь и дверь, ведущую в ванную. Потолок был украшен лепниной с цветочным орнаментом.
– Тайна скорее всего скрыта здесь, – сказал дон Колли, когда я помог ему распахнуть окно. – Вы уверены, что хотите ее узнать?
На миг я ощутил замешательство, но это сразу прошло.
– Да, – сказал я решительно, – я должен ее узнать.
– Тогда откройте вот это.
И он указал мне на стоявший под окном ларь-скамью с плоской крышкой, изумительное в своей благородной простоте творение резчиков семнадцатого века. Я подошел и уже протянул было руку, чтобы откинуть крышку.
– Нет, – остановил меня дон Колли, – вы должны сделать это в одиночестве.
– Спасибо вам, дон Колли.
– Помоги вам господь.
Он осенил меня крестом и вышел.
Оставшись один, я поднял тяжелую крышку, и ветер прошлого, легкий и нежный, как ласка, вновь повеял на меня. Мне сразу бросилась в глаза пухлая пачка бумаг в черном кожаном переплете, перевязанная белыми шелковыми лентами. На черной коже золотыми буквами была вытиснена надпись: САУЛИНА. Май 1796.
