Текст книги "Ветер прошлого"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
41
Мадам Бонапарт познакомилась с примадонной миланского театра «Ла Скала» Джузеппиной Грассини у постели Мюрата. Танцовщица Элизабетта Руга наградила его венерической болезнью.
Джузеппина ухаживала за занемогшим Мюратом, меняя у него на лбу холодные уксусные компрессы, чтобы снять жар, когда мадам де Богарне ворвалась в комнату страдальца подобно дуновению ветерка.
– Oh, mon pauvre ami! [16]16
О, мой бедный друг! (фр.)
[Закрыть]– воскликнула Жозефина, обнимая молодого офицера.
– Моя богиня! Что бы я без вас делал? – благодарно улыбнулся Мюрат.
– А кто эта очаровательная синьора? – спросила Жозефина.
– Прошу меня извинить, моя дорогая, – спохватился Мюрат, – я забыл вас представить. А все мой проклятый эгоизм! Эта синьора – мадам Грассини.
– Полагаю, следовало бы сказать: божественная дива «Ла Скала», – обрадовалась Жозефина.
– К вашим услугам, гражданка Бонапарт, – поклонилась Грассини.
Женщины оглядели друг друга с жадным интересом.
Цветущая молодость и необыкновенная привлекательность певицы очаровали Жозефину. А синьора Грассини была поражена утонченным аристократическим изяществом креолки. Обе были наслышаны друг о друге, и ни одну из двух это не смущало. Жозефина была поглощена собственными приключениями и благоразумно решила, что лучше позволить мужу развлечься на стороне, чем стать жертвой его безумной ревности.
К тому же она знала себе цену и была уверена, что своим страстным темпераментом сумеет удержать при себе Наполеона. Джузеппина прекрасно понимала, что главнокомандующего освободительной армии Италии привлекают в ней прежде всего голос и артистическое искусство, хотя и к ее женским чарам он не остался равнодушным. Этого ей было достаточно.
– Муж много рассказывал мне о вас, – улыбнулась Жозефина.
– Возможно, он незаслуженно добр ко мне, – Джузеппине Грассини хватило совести слегка покраснеть.
– Он рассказывал мне главным образом о вашем волшебном голосе, – успокоила ее Жозефина.
– Генерал чересчур снисходителен.
Это был искренний разговор. Одна как будто старалась заверить другую: «Мы не представляем угрозы друг для друга, а значит, можем подружиться».
Грассини, бежавшая из Милана, спасаясь от ярости взбунтовавшегося народа, приняла покровительство генерала Бонапарта. Он избрал своей резиденцией великолепную виллу Кривелли в Морбелло и охотно приютил у себя Джузеппину. Теперь ее великолепное тело и чарующий голос постоянно были в его распоряжении. Накануне он известил ее о приезде жены, и теперь певица с облегчением готовилась к возвращению в Милан. Народные волнения уже утихли.
У изголовья больного она появилась в качестве заботливой сестры милосердия.
– Я рад, что эта встреча доставила вам удовольствие, – протянул Мюрат.
На самом деле он следил за обменом репликами между двумя женщинами и за их подвижными, поминутно меняющимися лицами сперва с ужасом, а потом с разочарованием. Увлеченные друг другом, они совершенно забыли о нем, о его болезни, о его страданиях.
– Наша встреча доставила бы нам куда больше удовольствия, если бы вы тоже могли порадоваться вместе с нами, – мгновенно нашлась Жозефина.
– Обо мне никто не думает, – пожаловался он.
– Наполеон опасается, что вы собираетесь поднять газетную шумиху вокруг вашего несчастья, – упрекнула его Жозефина. – Именно об этом я собираюсь говорить с вами. Надеюсь, мне удастся убедить вас отказаться от этой глупости.
– Состояние моего здоровья кажется вам глупостью? – возмутился Мюрат.
Жозефина де Богарне смотрела на него с искренним восхищением: он был очень хорош собой, особенно сейчас, когда его мужественная красота только подчеркивалась изысканной бледностью лица.
– Разумеется, меня беспокоит ваше здоровье, – живо откликнулась Жозефина, – но глупость, которую вы задумали, не поможет вам исцелиться. Как только газетчики узнают, что Элизабетта Руга наградила вас таким подарком, вы сделаетесь посмешищем для всей Ломбардии. Об этом станет известно не только в Милане, но и в Париже. Советую вам хорошенько подумать, дорогой.
Вошедший слуга объявил о визите врача, доктора Джузеппе Босси, автора ученого трактата «Исследование венерических заболеваний и их лечение». Это был представительного вида мужчина со строгим и самоуверенным взглядом. Он равнодушно взглянул на обеих женщин.
– Гражданка Бонапарт и Джузеппина Грассини, – представил их Мюрат, севший в постели при виде док-тора.
Доктор наклонил голову ровно настолько, сколько подобало светилу медицины.
– Я должен осмотреть больного, – объявил он. – Полагаю, дамы соблаговолят удалиться.
Как только дверь закрылась, обе женщины и думать забыли о том, что за нею происходило. Между ними завязался уютный салонный разговор.
– Муж писал, что вы собираетесь в самом скором времени вернуться в Милан, – начала Жозефина. – Надеюсь, мне выпадет счастье слушать вас и любоваться вами на сцене великого театра.
– Я уезжаю прямо сегодня, гражданка Бонапарт. На будущей неделе вновь выйду на сцену.
У креолки вертелось на языке множество вопросов по поводу Милана, а певица жаждала расспросить ее о Париже. Они беседовали, время летело незаметно, и, когда взволнованный слуга прервал их разговор, им показалось, что прошло всего несколько минут.
– Генерал Бонапарт, – объявил он, едва отдышавшись.
– Я просто в отчаянии, – заторопилась певица, – у меня и в мыслях не было мешать вашей встрече.
– Вы можете остаться, моя дорогая.
– Мне было бы неловко, – извинилась Грассини и, повернувшись, чтобы уйти, лицом к лицу столкнулась с Наполеоном. При этом она оцарапала себе щеку веером, который держала в руке.
– Я думал, вы в Милане, – холодно и отчужденно заметил Бонапарт.
На бархатистой щечке Джузеппины Грассини проступила алая полоска.
– Да разве вы не видите, что бедняжка поранилась из-за вашей неуклюжести! – набросилась на него Жозефина, даже не поздоровавшись.
– Я сожалею, – вот и все, что он сказал.
– Ничего страшного не случилось, – попыталась сгладить происшествие Грассини, поднося пальцы к щеке.
– Вот, дорогая, держите, – Жозефина протянула певице батистовый платочек.
– Благодарю вас, не стоит беспокоиться, это пустяк, – Джузеппина приложила платочек к царапине.
– Гостиная не должна становиться полем битвы, – сказала француженка, когда Джузеппина вернула ей платок, еще раз поблагодарив за любезность. Пряча его в ридикюль, Жозефина вдруг наткнулась на табакерку, о которой за разговором совершенно забыла.
– Ты чем-то встревожена? – спросил Наполеон, увидев, как изменилось выражение ее лица.
Он смотрел только на жену, другой женщины как будто не существовало на свете.
– У меня для вас сюрприз, mon général [17]17
Мой генерал (фр.).
[Закрыть].
Легкая улыбка тронула губы Наполеона.
– Я польщен таким вниманием, – поклонился он, хотя на самом деле терпеть не мог сюрпризов: ведь далеко не все из них, увы, оказывались приятными.
– Погодите, вы же еще ничего не видели. Вот! – воскликнула Жозефина, протягивая ему на ладони табакерку.
– Моя табакерка! – ахнул потрясенный Наполеон, переводя взгляд с жены на Джузеппину Грассини и обратно.
– Я нашла ее для тебя! – с гордостью объявила Жозефина.
Перед мысленным взором Наполеона вновь всплыло прелестное личико Саулины, с простодушной улыбкой протягивающей ему ожерелье из зеленых ящерок.
Певица тоже не сводила глаз с табакерки и уже готова была расплакаться при мысли о девочке, ставшей жертвой ее ветрености и тщеславия.
От Жозефины не укрылся этот обмен взглядами между мужем и актрисой. Очевидно, за банальной пропажей и чудесным обнаружением табакерки крылась какая-то из ряда вон выходящая история. Но Жозефина была слишком умна и не стала устраивать сцену: это могло бы обернуться против нее. Лучше все разузнать потихоньку, и тогда в нужный момент у нее будет туз в рукаве.
– Где ты ее нашла? – спросил генерал.
– Мне ее подарили.
– Кто?
– Прекрасная Джорджиана Формиджине.
– А она-то откуда ее взяла?
– Да мне и в голову не пришло спросить. Я не интересовалась подробностями. Разве это важно? – насмешливо спросила Жозефина.
– Важно то, что табакерка нашлась, – отрезал Наполеон.
Джузеппине Грассини очень хотелось расспросить жену Бонапарта. Появилась надежда что-нибудь узнать о Саулине. Но ясно, раз уж сам генерал не упомянул о ней, значит, Джузеппине нечего об этом и думать. Но почему этот решительный человек скрывает столь невинную деталь от своей жены?
– Это верно, – согласилась Жозефина, – важно то, что табакерка нашлась. А еще важнее, – улыбнулась она, – что мой свадебный подарок вернулся к тебе.
Так вот почему он не признался жене, что отдал этот драгоценный подарок маленькой Саулине! Слишком многое пришлось бы объяснять, он этого терпеть не мог.
Наполеон повернулся к Джузеппине.
– Желаю вам счастливого пути, – произнес он.
– Спасибо, генерал, – сказала певица, стараясь ничем не выдать своего разочарования оттого, что ее выставляют за дверь.
Бонапарт взял ее руку и крепко прижал к губам.
– Простите меня, – прошептал он. – Как видите, у меня множество других забот. Но вы не бросайте поиски своей подопечной. – Он поднял на нее взгляд своих холодных и властных серо-голубых глаз. – Если понадобится, смело ссылайтесь на меня.
Так, в свойственной ему грубоватой манере, Наполеон дал понять, что он не забыл о Саулине.
42
– Ты еще не встала? – спросила Юстиция, входя в спальню.
– Нет, – ответила девочка еле слышным шепотом.
Слепая старушка провела своей легкой, как птичья лапка, рукой по лицу Саулины и не нашла на нем обычной улыбки.
– Что с тобой случилось? – встревожилась она. – Ты что, заболела?
Девочка разрыдалась в голос.
– Мне страшно, – сказала она.
– Нечего бояться. Ты здесь в полной безопасности.
– Да я не об этом, – пролепетала Саулина, давясь слезами.
– А о чем?
– Я не могу тебе сказать. Я никому не могу сказать.
Саулина продолжала заливаться таким отчаянным плачем, что Юстиция не на шутку встревожилась. Она вышла из комнаты и кликнула Бернардино:
– Поди скажи хозяину, чтобы шел сюда. Саулине нужна помощь.
– Уж я-то знаю, как с ней справиться, – проворчал слуга, чье терпение не раз подвергалось суровому испытанию из-за упрямства юной гостьи.
– Знаю я, что у тебя на уме, – неодобрительно заметила старуха.
– А что? Всыпать ей горячих по мягкому месту. Лучшее лекарство, – не выдержал он.
– Ступай, ступай, – добродушно прогнала его Юстиция.
И он отправился на поиски Рибальдо.
* * *
Рибальдо больше не показывался в убежище после той ночи, когда Джобатта, мальчик с конюшни виллы Альбериги, принес ему весть о смерти Дамианы. Три дня он провел в гостинице Лорето. В безысходном и мрачном отчаянии он так и не переоделся, деля время между сном и безнадежными размышлениями. Сил его хватало лишь на то, чтобы отбивать атаки синьоры Эммы, не желавшей смириться с тем, что ее любимый постоялец в течение трех дней не прикасается к пище.
– Саулине требуется ваша помощь, – сказал Бернардино, встретив равнодушный полуслепой взгляд хозяина.
– А в чем дело? Что-то случилось? – спросил Рибальдо, с трудом выходя из оцепенения.
– Не знаю. Меня послала Юстиция.
– А вам самим не под силу справиться с капризами двенадцатилетней девчонки?
Рибальдо улыбнулся. Воображение услужливо нарисовало ему пленительный образ нежной и дерзкой девочки. Смерть Дамианы погрузила его в пучину забвения, но сейчас воспоминания стали оживать, разгоняя безнадежность и боль. Рибальдо вновь представил Саулину в цыганском наряде. Как она галопировала на лошади без седла – босоногая, с прямой спиной, профилем камеи и водопадом золотистых кудрей, скатывающихся по плечам!
– Давным-давно надо было отправить ее в Милан, – сказал он вслух.
– Вот и я так думаю, – согласился Бернардино. – С вашего позволения, – добавил он, – в город я отвезу ее сам. А если потребуется, всыплю ей по первое число.
Рибальдо вскочил на ноги, полный бодрости и сил.
– Сию же минуту исчезни тем же путем, каким пришел, – распорядился он.
– А вы? – разочарованно протянул слуга.
– В самом скором времени вернусь на сыроварню.
Одним из лучших качеств Бернардино было послушание.
– Будет исполнено, синьор, – сказал он.
Рибальдо его больше не слушал. Он подошел к тяжелой дубовой двери, запертой на ключ, открыл ее, высунулся на площадку и весело закричал:
– Ванну мне, живо!
Синьора Эмма мгновенно появилась из соседней комнаты. Вверх и вниз по ступеням забегали слуги.
Горячая вода и душистое английское мыло смыли усталость, и через несколько часов перед Саулиной предстал все тот же изящный молодой красавец, правда, несколько похудевший и осунувшийся после трехдневного поста и пережитых страданий.
– А ну-ка выбирайся из своих окопов! – шутливо скомандовал он, увидев ее зареванное личико, показавшееся из-за горы подушек. Она воздвигла на его постели нечто наподобие баррикады.
– Я не выйду, – сказала Саулина.
– Тогда я сам тебя вытащу, – улыбнулся Рибальдо, всячески стараясь разрядить обстановку.
– Вы мне кое-что обещали, – напомнила Саулина.
– Случилось ужасное несчастье, по сравнению с которым твои затруднения выглядят пустяковыми, – сухо отозвался он.
Юстиция бесшумно выскользнула из комнаты, радуясь приезду Рибальдо, но в то же время ужасаясь при мысли о том, что может произойти между этими двумя. Ей не хотелось ничего об этом знать.
– Я немедленно отвезу тебя в Милан, – сказал Рибальдо.
– Не знаю, смогу ли я ехать.
– Что случилось? – встревожился Рибальдо.
Вместо ответа Саулина вновь скрылась за горой подушек.
– Я не могу подняться, – умоляюще пролепетала она.
– Ну хоть объясни мне, в чем дело.
– Я правда больна, честное слово.
Одним нетерпеливым рывком Рибальдо отдернул полог, смахнул на пол подушки и угрожающе прикрикнул на нее:
– Ну все, хватит!
– Не подходите! – закричала Саулина.
Столько страха, столько неподдельного отчаяния было в ее мольбе, что молодой человек смягчился.
– Да что с тобой происходит, малышка? – участливо спросил он, усаживаясь на край кровати.
– Мне стыдно об этом говорить, синьор.
– Ты должна мне доверять.
– Но мне так стыдно! Так страшно!
Рибальдо пристально вгляделся в нее, пытаясь прочесть ответ в ее огромных сверкающих черных глазах.
– Я испачкала вашу постель, синьор, – шепотом призналась она, и жгучие слезы одна за другой покатились по ее щекам.
– Моя маленькая Саулина! – воскликнул Рибальдо, догадавшись наконец, в чем дело.
– Вы когда-нибудь сможете меня простить? – робко спросила девочка.
– Тут нечего прощать, честное слово, нечего. У тебя что-нибудь болит?
– Нет, синьор, только покалывает немножко в животе и в спине.
– Ты стала взрослой, понимаешь?
Да, конечно, она же подслушивала разговоры девочек постарше себя годами в селении Корте-Реджина. Как же она сразу не сообразила? Так испугалась! Так всех обеспокоила!
– Кажется, да, синьор, я понимаю.
За последние месяцы с ней произошли тысячи незаметных изменений, и вот теперь они разрешились первым кровотечением.
– В твоей жизни произошла очень важная перемена, – попытался утешить ее Рибальдо.
– Да, синьор, – она продолжала тихо плакать.
Он обхватил ее лицо ладонями и пальцами отер со щек слезы.
– Плакать совершенно не о чем.
– Я всегда знала, что с женщинами что-то такое бывает, – призналась Саулина. – Но почему-то думала, что со мной этого не случится. Вот если бы я палец порезала, я бы не испугалась ни капельки. Знаете, я очень храбрая! – добавила она с гордостью.
– Тогда почему ты все еще плачешь?
– Сама не знаю. Но мне ужасно стыдно, что я испачкала вашу прекрасную кровать!
– Ничего, мы прикажем выстирать все белье. Я думаю, тебе стоит поболтать с Юстицией. Она даст тебе несколько добрых советов.
Так вот чем объяснялись ее капризы, внезапные перемены настроения! У него стало легче на душе.
– Я так и сделаю.
– Вот видишь, как легко прийти к пониманию?
Эта очаровательная девочка проснулась повзрослевшей именно в его спальне, в его постели, под его защитой! Ему это показалось трогательным, а сама она стала ему еще милей.
– Сейчас позову Юстицию, она тебе поможет. Договорились?
– Договорились. – И больше никаких тайн, хорошо?
– Обещаю.
– Ты стала взрослой, – напомнил он. – Можешь загадать желание.
Ему хотелось сделать ей какой-нибудь подарок.
Она впилась в него пристальным взглядом.
– Правда могу?
– Ну раз я сам так сказал, конечно, можешь.
– Я хочу остаться здесь, синьор.
Она уложила его наповал.
– В этом доме?
– Я хочу остаться с вами, – уточнила Саулина. – Хотя бы до тех пор, пока совсем не поправлюсь. Ведь эта хворь долго не продлится, правда, синьор?
– Думаю, нет, – смутился он. – Дня три-четыре, не больше.
Рибальдо перевел дух и добавил:
– Ну что ж, раз я обещал… Думаю, это возможно.
Да, он решил остаться с ней в ожидании чего-то, что должно было случиться, чего он ждал и боялся. Видимо, это было неизбежно. Удивительное существо, пролившее в его доме первую кровь своей зрелости, манило его, как манит пропасть человека, стоящего на краю. Он не мог заглянуть за этот край, не рискуя упасть и разбиться.
Рибальдо оставил ее, только когда она задремала. Тогда он ушел в маленькую комнатку в дальнем крыле сыроварни и сел почитать при свете свечи.
– Я вам нужна, синьор? – спросил за спиной нежный голос.
Красивая, цветущая девушка с пылающими от любовного волнения щеками просунула голову в дверь.
– Входи, Мирелла, – пригласил ее Рибальдо.
Мирелла любила его страстно и преданно. Она подошла к нему и распустила волосы, чтобы они рассыпались по плечам, зная, что ему это нравится. Простая рубаха упала к ее ногам, обнажив великолепное тело.
Они легли вместе, она позволила ему любить себя, но в момент наивысшего блаженства он назвал ее Саулиной, потому что теперь больше всех на свете любил и желал Саулину. Мирелла разрыдалась, поняв, что потеряла его.
43
Стоял погожий солнечный день, без дождя, но с легким ветерком, несущим незабываемые ароматы лета. Саулина, веселая, как птичка, впорхнула в столовую, запомнившуюся ей как хранилище сокровищ. Она чинно уселась за стол, застеленный белой льняной скатертью и накрытый к завтраку. Массивные золотые тарелки сверкали подобно множеству солнц, искрились хрустальные бокалы, а нежные цветы шиповника, украшавшие стол, напоминали о хрупкости и бренности земной красоты.
Саулина надела тонкое шелковое платье красивого золотисто-желтого цвета с розовым пояском. В волосы вплела розовую ленточку. Когда она была уже одета и причесана, Юстиция воткнула в тяжелый узел ее волос розовый цветок.
– На тебе сегодня очень красивое платье, – сказала старушка, – и сама ты красивая. Но больше всего тебе идет цыганский наряд.
Вошла красивая, цветущего вида крестьянка. На вид ей было лет двадцать. Ее дружелюбие выглядело не вполне искренним. На ней было скромное платье из хлопчатобумажной кисеи, а свои густые черные волосы она закрепила на затылке гребешком. В руках она несла поднос с дымящимся кувшином.
– Я Мирелла, – сказала она. – Желаю вам доброго дня, синьорина.
Саулина насторожилась.
– Добрый день, – вежливо отозвалась она.
– Я принесла вам парного молока. Слышите, как пахнет?
Саулина повела себя так, как было заведено в доме Джузеппины Грассини и на вилле маркизы Дамианы.
– Спасибо, поставь здесь, – сказала она, указывая на стол перед собой.
Саулина долго и крепко спала, без сновидений и кошмаров, и теперь ей не терпелось поскорее увидеть Гульельмо, чтобы с гордостью показать ему, что она умеет вести себя как подобает настоящей синьоре.
Мирелла кружила около нее, якобы желая услужить, но с тайным намерением присмотреться к сопернице.
Саулина, в свою очередь, решила, что Мирелла – точная копия ее самой, какой она была когда-то и какой никогда уже не будет. При незначительной разнице в возрасте Мирелла и Саулина встретились в том месте, которое для первой было пределом мечтаний, а для второй – отправной точкой.
Мирелла наслаждалась отраженным светом, ей хватало одного доброго слова, чтобы радоваться жизни. Саулине нужны были только победы, она жила завоевани-ями.
– А вы и вправду красавица, верно про вас говорят, – сказала вдруг Мирелла.
– Кто так говорит? – спросила Саулина, позабыв о правилах приличия, которых ей до сих пор удавалось придерживаться.
– Все так говорят в сыроварне Клары.
– Так вот как называется это место? – название показалось Саулине забавным. – Сыроварня Клары?
– Извините, я вас отвлекаю своей болтовней. Завтракайте, прошу вас, – смиренно произнесла Мирелла.
– Я подожду синьора Гульельмо, – сказала Саулина.
Она была голодна, но в домах, где ей приходилось бывать, никто не начинал есть, если за столом не хватало одного из сотрапезников.
– Хозяин не придет, – охладила ее пыл Мирелла.
– Как это он не придет?
– Он ушел со двора еще утром. Отправился в поля с крестьянами. Они роют канал. Знаете, на этой жаре вся вода пересыхает, но поливать-то все равно надо.
Саулина погрузилась из света во мрак.
«Слыханное ли это дело! – подумала она. – Синьор работает в поле вместе с крестьянами!»
– Разве вы не будете завтракать? – напомнила о себе Мирелла.
– Нет, отведи меня к твоему хозяину.
– Этого я сделать не могу, – Мирелла впервые показала коготки.
Саулина бросила на нее надменный взгляд:
– Ты будешь выполнять то, что я тебе приказала.
– Вам бы лучше убраться поскорее из этого дома, – усмехнулась Мирелла, переходя к открытым военным действиям.
Саулина вспыхнула от возмущения.
– Я прикажу тебя выпороть, – пригрозила она.
– В сыроварне Клары так не делают. Но даже если ты настолько вскружила ему голову, что он прикажет меня выпороть, от этого ничего не изменится.
Они перешли на «ты», и это окончательно поставило их на одну доску.
– Вскружила голову? – растерянно переспросила Саулина.
– Тебе же есть куда поехать, – продолжала Мирелла, явно решив договориться. – Есть много других мужчин, которые будут терять голову из-за тебя. У тебя есть будущее. А у меня есть только он. Знаю, я у него не единственная, но я довольствуюсь тем, что он зовет меня, когда я ему нужна. Но если он уйдет к тебе, я потеряю его навсегда.
– Что ты такое говоришь? – растерялась Саулина.
– Я говорю правду, как она есть. И мне это еще дорого обойдется, – призналась Мирелла.
– Я не понимаю, – сказала Саулина.
– Не понимаешь? Ты не понимаешь, что он тебя избегает, потому что влюблен в тебя?
– Убирайся! – в смятении закричала девочка.
– Да я-то уйду, – ответила Мирелла, – только и вам следует опомниться да подумать хорошенько. Вам не повезет на сыроварне Клары.
– Ты ничего не знаешь, – накинулась на нее Сау-лина.
– Это ты не знаешь, кто такой Гульельмо Галлароли, – сказала Мирелла и захлопнула за собой дверь.
Признание Миреллы, буквально ошеломившее Саулину, в один миг открыло ей глаза не только на чувства Гульельмо по отношению к ней, но и на природу ее собственных чувств к нему. Вот почему она так страдала в разлуке с ним, вот почему так радовалась в его присутствии. Она любила его! Эта крестьянка со своей ревностью открыла ей глаза! Значит, этот человек, такой молодой, красивый, богатый, сильный, – влюблен в нее! Но тогда почему же он ее избегает?
Саулина выскочила из дома, вмиг позабыв правила хорошего тона, и бросилась в лес по тропинке, ведущей к реке. Раз крестьяне роют канал, значит, они должны начать оттуда.
Она узнала его издалека, хотя он стоял к ней спиной. Он был самым высоким и стройным из всех. Он был обнажен до пояса, и мускулы играли под загорелой и гладкой кожей у него на спине всякий раз, как он поднимал заступом новый пласт земли. Белые панталоны, обрезанные выше колен, плотно облегали его бедра. Саулина впервые видела его таким и пришла в восторг.
Крестьяне сделали вид, что не замечают ее.
Она остановилась в двух шагах от него, запыхавшись от волнения и от бега. Его шея и грудь блестели от пота.
– Добрый день, синьор, – тихо сказала Саулина. – Как вы поживаете? – спросила она, словно собираясь начать светский разговор в гостиной.
Рибальдо резко повернулся, глядя на нее изумленными глазами. Он был рассержен и даже не пытался это скрыть.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он строго.
– Я пришла вас навестить, – ответила Саулина, стараясь улыбнуться и как-то смягчить суровость встречи. Больше всего на свете ей хотелось броситься ему на грудь и выплакать все накопившиеся слезы.
– Идем со мной, – приказал Рибальдо, взяв ее за руку, и потащил за собой в тень высокого дуба. – Похоже, ты никогда не научишься хорошо себя вести.
Инстинкт подсказал ей, что спорить с ним не стоит.
– Я узнала, что это место называется сыроварней Клары, – сказала она, уводя разговор в сторону.
Он пропустил мимо ушей эту бесхитростную и по-женски очаровательную попытку переменить тему.
– Немедленно возвращайся в дом!
На этом тенистом зеленом островке лето казалось прекрасным, воздух был прозрачен, деревенские запахи кружили голову. Саулина чувствовала себя в безопасности под защитой раскидистого дуба, вдалеке от крестьян, продолжавших копать землю.
– Как вам будет угодно, синьор, – поклонилась она в знак покорности его желаниям и, повернувшись спиной, направилась к сыроварне.
Но не успела она сделать и нескольких шагов, как он схватил ее за руку и заставил повернуться к себе лицом, глядя ей прямо в глаза. На этот раз взгляд у него был такой, будто он хотел ее убить.
– Будь ты проклята, Саулина! Зачем ты пришла сюда?
Вместо ответа она чуть ли не в беспамятстве бросилась ему на шею. Что за сила раздирала ей грудь и разжигала в крови пожар, заставляя терять голову и испытывать чувства, для которых у нее не было названия? Это любовь? Никто не мог объяснить ей, что это за сладкая мука, сводившая ее с ума. Она цеплялась за это чувство, как потерпевший кораблекрушение цепляется за единственный уцелевший обломок доски. К этому чувству ей хотелось приковать себя цепями, чтобы оно не исчезло.
На какой-то миг Рибальдо тоже нежно обнял ее и привлек к себе, но, тут же отстранив, вновь схватил ее за руку и поволок за собой к усадьбе.
– Бернардино! – заорал он.
Верный слуга тотчас же вышел на зов.
– Седлай лошадей.
Мирелла подглядывала за ними из-за стога сена, и сердце у нее возликовало при виде происходящего.
Саулина попыталась вырваться, но силенок не хва-тало.
– Я не хочу возвращаться в город! – в отчаянии закричала она.
– Меня не интересует, чего ты хочешь, – оборвал ее Гульельмо. – Будешь делать, как я велю, и все тут.
– Я вернусь к синьоре Грассини, только когда поправлюсь.
– Ты вернешься немедленно.
– Вы же мне обещали!
– Значит, я из тех, кто не держит слова.
– Я сказала, что не хочу.
– А я не спрашивал, хочешь ты или нет.
– Вы хотите от меня избавиться, чтобы остаться с Миреллой!
Саулина заметила соперницу, показавшуюся на мгновение из своего укрытия, чтобы насладиться зрелищем. Но когда Рибальдо повернулся в ту сторону, Мирелла успела скрыться.
– Ты сама не знаешь, что говоришь!
Саулина здорово задела его своим замечанием, и теперь он не знал, как ей ответить.
– Зато вы отлично знаете, чего хотите, – бойко парировала она.
– Мне все равно, что бы она там ни говорила.
Рибальдо повернулся к Бернардино, который выводил из конюшни оседланных лошадей. Надо было принимать неизбежное решение. Необходимо освободиться от одержимости, будоражившей ему кровь и не дававшей покоя. Было бы непростительно с его стороны позволить себе что-нибудь с малолетней девочкой. Он хотел по-прежнему уважать себя. В одном можно было не сомневаться: если он не увезет ее отсюда немедленно, Саулина найдет способ сделать так, чтобы случилось непоправимое.
– Я хочу повидать Юстицию, – сказала Саулина тоном приговоренного, объявляющего о своем последнем желании.
Рибальдо позвал старушку.
– Меня увозят, – пожаловалась Саулина.
– Для твоего же блага, – улыбнулась ей Юстиция.
– Все знают, в чем мое благо, – проворчала Саулина, – кроме меня самой. Оставьте меня здесь, с вами, – взмолилась она.
– Тебе надо ехать, моя маленькая, – твердо ответила старушка.
Саулина огляделась кругом, как зверек, попавший в капкан.
– Прощай, Юстиция, – сказала она наконец. – Ты много для меня сделала.
Рибальдо вскочил в седло, крепко держа Саулину обеими руками. Голова у него кружилась, тяжкие толчки крови отдавались во всем теле. Он охотно передоверил бы ее Бернардино, но решил не рисковать.
– Прошу вас, позвольте мне остаться с вами всего на несколько дней, – предприняла она последнюю попытку.
– Тебе необходимо вернуться в Милан, – ответил Рибальдо.
– Но я не хочу возвращаться в город, – с отчаянием повторяла Саулина. – Не хочу возвращаться к Грассини. Я хочу только одного: остаться с тобой.
Они уже отъехали от сыроварни на значительное расстояние. Слова Саулины слышали только Рибальдо да его верный оруженосец. На этот раз даже старый Бернардино не подумал о том, что надо бы всыпать ей добрую порцию горяченьких. Напротив, ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не расчувствоваться.
Эти двое страдали от любви, оба любили друг друга до безумия, хотя он не хотел этого признавать, а она еще не понимала. Но почему его хозяин не захотел сорвать этот едва раскрывшийся весенний цветочек, старому Бернардино не суждено было понять до конца своих дней.
