Текст книги "Детектив США. Выпуск 9"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

18

Она посмотрела на платок, посмотрела на меня, взяла карандаш с резиновой насадкой и потыкала этим концом маленький клочок ткани.

– Чем его обрабатывали? – спросила она. – Аэрозолем от мух?

– Я думал, это что-то вроде сандала.

– Это дешевая синтетика. Омерзительно – слишком мягкое для нее выражение. И почему вы хотели, чтобы я взглянула на этот носовой платок, мистер Марлоу?

Она опять откинулась назад и смотрела на меня бесстрастными холодными глазами.

– Я нашел его в доме Криса Лейвери, под подушкой его постели. На нем есть инициалы.

Не прикасаясь к платку, она развернула его с помощью обрезиненного кончика карандаша. Ее лицо напряглось, и угрюмая тень пробежала по нему.

– На нем вышиты две буквы, – сказала она холодным, злым голосом. – Оказывается, они совпадают с моими инициалами. Вас это заинтересовало?

– Точно, – сказал я. – Я думаю, Крис Лейвери знает с полдюжины женщин с такими же инициалами.

– Значит, вы все же собираетесь нахамить мне, – спокойно сказала она,

– Это ваш носовой платок – или не ваш?

Она заколебалась. Потянулась к столу, очень спокойно взяла вторую сигарету, закурила ее. Медленно потрясла спичкой, наблюдая, как ползет по ней язычок пламени.

– Да, это мой платок, – сказала она. – Наверно, я его там выронила. Это было давно. И уверяю вас, я не клала его под подушку его кровати. Этого вам достаточно?

Я ничего не ответил, и она добавила:

– По-видимому, он одолжил его женщине, которая…

– …которая любит духи такого рода, – закончил я. – Я пытаюсь создать душевный портрет этой женщины. И он плохо сочетается с Крисом Лейвери.

Она чуть скривила верхнюю губу. Это была длинная верхняя губа. Мне всегда нравились длинные верхние губы.

– По-моему, – сказала она, – вам бы следовало поработать немного над вашим душевным портретом Криса Лейвери. Любая утонченная черта, которую вы, может быть, подметили – не более, чем случайное совпадение, за которое он не несет ответственности.

– Нехорошо говорить такие вещи о покойнике, – сказал я.

Какое-то время она просто сидела и смотрела на меня, словно я ничего не сказал и она ждет, что я наконец-то произнесу что-нибудь. Затем медленная волна дрожи началась у ее горла и прокатилась по всему телу. Ее руки сжались, и сигарета между пальцев изогнулась крючком. Она посмотрела на нее и резким движением руки выбросила ее в пепельницу.

– Его застрелили у него дома, в душе, – сказал я. – И похоже, его застрелила женщина, которая провела у него ночь. Он как раз брился. Женщина оставила пистолет на лестнице, а этот платок – под подушкой.

Она шевельнулась в кресле. Теперь глаза ее были безукоризненно пусты. Лицо холодное, как резное изображение на камне.

– И вы ожидали, что в этой связи я смогу дать вам какую-то информацию? – горько спросила она.

– Послушайте, мисс Фромсетт, я тоже хотел бы выглядеть изящно, сдержанно и деликатно во всей этой ситуации. Я хотел бы хоть раз разыграть игру этого рода в ключе; который бы импонировал кому-нибудь вроде вас. Но никто не дает мне такой возможности – ни клиенты, ни полицейские, ни люди, против которых я веду игру. Как я ни стараюсь быть паинькой, я всякий раз заканчиваю игру с носом в дерьме и с рукой, тянущейся к чьей-то глотке.

Она кивнула, словно слушала меня лишь краем уха.

– Когда его застрелили? – спросила она, и опять легкая дрожь сотрясла ее.

– Полагаю, сегодня утром. Вскоре после того, как он встал. Я уже сказал, он только-только побрился и собирался принять душ.

– Скорее всего, – сказала она, – это произошло довольно поздно. А я здесь с половины девятого.

– А я и не думал, что это вы застрелили его.

– Ужасно мило с вашей стороны, – сказала она. – Но ведь это мой платок – не так ли? Хотя духи не мои. Но я не думаю, что полицейские так уж чувствительны к качеству духов – или к чему-либо еще.

– Совершенно верно – и на частных детективов это тоже распространяется, – сказал я. – Вам все это доставляет такое удовольствие?

– О Господи! – сказала она и с силой прижала ко рту тыльную сторону руки.

– В него стреляли пять или шесть раз, – сказал я. – И только два попадания. Он был загнан в угол душевой ниши. Думаю, сцена была довольно жуткая. Масса ненависти на одной стороне. Или очень холодный рассудок.

– Возненавидеть его было нетрудно, – глухо сказала она. – И убийственно легко полюбить. Женщины – даже порядочные женщины – так отвратительно ошибаются в мужчинах.

– Вы хотите сказать, что когда-то думали, что любите его, но сейчас так не думаете и что вы не убивали его.

– Да. – Теперь голос у нее был легкий и сухой, как духи, которыми она не хотела душиться на службе. – Я уверена, что это останется между нами, не так ли? – Она рассмеялась коротко и горько. – Мертвый, – сказала она. – Бедный, самовлюбленный, дешевый, дерзкий, красивый, вероломный парень. Мертвый, холодный, списанный. Нет, мистер Марлоу, это не я застрелила его.

Я ждал, давая ей возможность привыкнуть к случившемуся. Спустя какое-то время она спокойно спросила:

– Мистер Кингсли знает?

Я кивнул.

– И, конечно, полиция тоже.

– Еще нет. Во всяком случае, от меня – нет. Это я нашел его. Входная дверь была плохо закрыта. Я вошел. И нашел его.

Взяв карандаш, она снова ткнула им в платок:

– Мистер Кингсли знает про эту надушенную тряпку?

– Никто о ней не знает, кроме вас и меня – и того, кто его подложил.

– Очень любезно с вашей стороны, – сухо заметила она. – А еще любезнее думать то, что вы подумали.

– В вас есть эта черта возвышенной отчужденности и достоинства, которую я люблю, – но смотрите, не перегните палку. Как вы считаете, что я должен был подумать? Вот я извлекаю эту тряпицу из-под подушки, обнюхиваю, поднимаю вверх и говорю: «Ну-ну, инициалы мисс Фромсетт и все такое. Должно быть, мисс Фромсетт знала Лейвери и, может быть, даже очень интимно. Скажем так, просто в интересах истины: так интимно, как только может представить себе мой испорченный умишко. А это значит чрезвычайно, чертовски интимно. Но это же дешевый синтетический сандал, а мисс Фромсетт не станет пользоваться дешевыми духами. К тому же, это лежало под подушкой Лейвери, а мисс Фромсетт никогда не оставляет свои платочки под подушкой мужчины. Следовательно, это не имеет абсолютно ничего общего с мисс Фромсетт. Это всего лишь оптический обман».

– О, заткнитесь, ради Бога, – сказала она.

Я ухмыльнулся.

– За какого сорта девушку вы меня принимаете? – огрызнулась она.

– Увы, я появился слишком поздно, чтобы сказать вам об этом.

Она покраснела, но очень деликатно, и на этот раз порозовело все ее лицо.

– У вас есть какое-то представление, кто это сделал? – спросила она.

– Представления есть, но не более того. Боюсь, что полиция сочтет это нехитрым делом. В шкафу Лейвери висит кое-что из одежды миссис Кингсли. А когда они узнают всю историю – включая то, что произошло на Оленьем озере, – боюсь, они тут же схватятся за наручники. Сначала им нужно ее найти, но для них это не проблема.

– Кристэл Кингсли, – глухо сказала она. – Значит, и это его не миновало.

– Ну, совсем еще не обязательно, – заметил я. – За этим может скрываться совершенно иная мотивация, о которой мы даже понятия не имеем. Убийцей может оказаться кто-нибудь вроде доктора Элмора.

Она быстро подняла на меня глаза и покачала головой.

– Очень даже возможно, – настаивал я. – Ничто не свидетельствует против. Вчера он был слишком уж нервным для человека, которому нечего бояться. Хотя, конечно, боятся не только виноватые.

Я встал, побарабанил пальцами по краю стола, глядя на нее. У нее очаровательная шея. Она показала на платок.

– Что с этим? – спросила она бесцветным голосом.

– На вашем месте я бы выстирал из него этот дешевый запах.

– Но он ведь имеет какое-то значение, так ведь? Он может очень многое означать.

Я рассмеялся.

– Не думаю, чтобы он хоть что-нибудь значил. Женщины вечно оставляют повсюду свои платки. Такой человек, как Лейвери, вполне мог коллекционировать их и хранить в ящике в саше из сандалового дерева. Кто-нибудь мог обнаружить этот запас и воспользоваться им по назначению. Или он сам мог одалживать их, получая удовольствие от реакции женщины на чужие инициалы. Я бы сказал, что эта пакость вполне в его духе. До свидания, мисс Фромсетт, и спасибо за беседу.

Уже собравшись уйти, я остановился и спросил ее:

– Вы не знаете фамилию репортера из Бэй-Сити, который сообщил Браунвеллу всю эту информацию?

Она покачала головой.

– А фамилию родителей миссис Элмор?

– Тоже нет. Но, пожалуй, я могла бы ее выяснить для вас. С удовольствием это сделаю.

– Каким образом?

– Такие сведения обычно публикуют в некрологах. Я почти уверена, что в лос-анджелесских газетах был напечатан некролог.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – сказал я.

Я провел пальцем по кромке стола и поглядел на нее со стороны. Кожа цвета светлой слоновой кости, восхитительные темные глаза, волосы легче пуха и темнее ночи.

Я прошел по длинному, длинному коридору и вышел. Маленькая блондинка за коммутатором выжидающе посмотрела на меня, приоткрыв алый ротик, ожидая еще какую-нибудь шутку.

А они у меня все вышли. И я вышел.

19

Перед домом Лейвери не стояли полицейские машины, никто не околачивался на тротуаре, а когда я толкнул входную дверь, оттуда не потянуло запахом сигарного или сигаретного дыма. Солнце ушло из окон, муха тихо жужжала над одним из бокалов. Я прошел вперед до упора и перевесился через уходящие вниз перила. Никакого движении и доме мистера Лейвери. И никаких звуков, если не считать одного, слабо доносящегося снизу, из ванной, – частого, но спокойного падения капель на плечо покойника.

Я подошел к телефону, нашел в телефонной книге номер полицейского управления. Набрал его и, в ожидании ответа, вынул из кармана маленький автоматический пистолет, который положил на стол рядом с телефоном.

Когда мужской голос произнес: «Полиция Бэй-Сити, Смут у телефона», я сказал:

– В доме 623 по Алтэр-стрит была стрельба. Здесь живет человек по фамилии Лейвери. Он убит.

– Шесть-два-три, Алтэр. А вы кто?

– Моя фамилия Марлоу.

– Вы находитесь в этом доме?

– Да.

– Оставайтесь на месте и ничего не трогайте.

Я повесил трубку, сел на кушетку и стал ждать.

Ждать пришлось не очень долго. Вдалеке взвыла сирена, звук накатывал большими волнами. Шины завизжали на углу, вопль сирены замер, перейдя в металлическое рычание, потом в тишину, и шины еще раз взвизгнули перед домом. Полиция в Бэй-Сити экономит резину на совесть. На тротуаре загромыхали шаги, я подошел ко входной двери и открыл ее.

Двое полицейских в униформе ввалились в комнату. Как всегда здоровенные, как шкафы, с обветренными лицами и подозрительными глазами. У одного из-под фуражки торчала гвоздика, засунутая за правое ухо. Второй был постарше, седоватый и угрюмый. Они остановились, настороженно разглядывая меня, затем тот, что постарше, отрывисто спросил меня:

– Так, где он?

– Внизу, в ванной, за душевой занавеской.

– Ты оставайся с ним, Эдди.

Он быстро прошел вниз и скрылся. Второй посмотрел на меня в упор и процедил сквозь зубы:

– И давай без глупостей, приятель.

Я опять уселся на кушетку. Полицейский глазами обшаривал комнату. Внизу под лестницей раздавались какие-то неясные звуки, шум шагов. Вдруг мой полицейский обнаружил лежащий на телефонном столике пистолет. Он бросился к нему, как на амбразуру.

– Это орудие убийства? – Он почти кричал.

– Думаю, это вполне возможно. Из него недавно стреляли.

– Ага! – Он наклонился над пистолетом, оскалился на меня и положил руку на кобуру. Одним пальцем расстегнул клапан и взялся за рукоятку черного револьвера.

– Так что ты думаешь? – рявкнул он.

– Думаю, это вполне возможно.

– Вот это здорово, – ухмыльнулся он. – Ей-богу, здорово.

– Да чего уж тут здорового, – сказал я.

Он слегка отшатнулся. Глаза его держали меня под прицелом.

– За что ты его застрелил? – прорычал он.

– Сам до сих пор удивляюсь.

– О, да ты у нас из умников.

– Давай-ка лучше посидим, подождем парней из отдела расследования убийств, – сказал я. – Я оставляю за собой право на защиту.

– Ты мне лучше давай не умничай.

– А я и не собираюсь давать тебе что-нибудь. Если б я застрелил его, меня бы здесь не было. И не стал бы я звонить. И пистолет бы не нашли. Не надо браться за дело так ретиво. Все равно через десять минут его у тебя отберут.

Он посмотрел на меня с обидой, снял фуражку, и гвоздика свалилась на пол. Он поднял ее, повертел между пальцами, бросил за каминный экран.

– Вот это ты зря, – сказал я ему. – Они могут принять ее за важную улику и извести на нее уйму времени.

– А, дьявол. – Он перегнулся через экран, выудил гвоздику и сунул ее в карман. – Ты, я вижу, приятель, знаешь ответы на все вопросы, так, что ли?

Второй полицейский поднялся по лестнице с серьезным видом. Постоял посреди комнаты, поглядел на свои часы и сделал запись в блокноте, потом выглянул на улицу из окна, сдвинув жалюзи вбок.

– А мне теперь можно посмотреть? – спросил тот, что оставался со мной.

Незачем, Эдди. Это не про нас. Ты вызвал коронера?

– Я подумал, ребята из сыска это сделают.

– Да, верно. Дело примет капитан Уэббер, а он любит все делать сам. – Он посмотрел на меня и спросил: – Это вы Марлоу?

Я сказал, что это я Марлоу.

Он у нас умник, – сказал Эдди, – на все знает ответ.

Старший рассеянно посмотрел на меня, рассеянно посмотрел на Эдди, заметил пистолет на телефонном столике и отнюдь не рассеянно посмотрел на него.

– Ага, это орудие убийства, – сказал Эдди. – Я до него не дотрагивался.

Второй кивнул.

Что-то парни сегодня запаздывают, – сказал он. – А вы тут по какому делу, мистер? Приятель его? – Он показал большим пальцем вниз.

– Только вчера с ним познакомился. Я частный детектив из Лос-Анджелеса.

– О! – Эдди подозрительно посмотрел на меня. – Вот те на! – сказал он. – Ну, теперь здесь пойдет неразбериха, только держись!

Это была первая разумная ремарка с его стороны. Я ласково улыбнулся ему.

Пожилой полицейский опять выглянул из окна на улицу.

– А вон там через дорогу, Эдди, – дом Элмора, – сказал он.

Эдди подошел и выглянул тоже.

– Точно, – сказал он. – Вон на табличке написано. Слушай, так этот парень там, внизу, может, он тот самый…

– Заткнись, – сказал второй и опустил жалюзи. Оба дружно обернулись и посмотрели на меня деревянными взглядами.

По улице проехала машина, остановилась, хлопнула дверца, на дорожке опять раздались шаги. Старший из патрульной машины открыл дверь двоим в штатском. Один из них был мне знаком.

20

Первый из вошедших был маловат ростом для полицейского, средних лет, с худым лицом, на котором была написана привычная усталость. Его острый нос глядел чуть вбок, словно кто-то двинул его локтем, когда он совался куда-то без спроса. Синяя мягкая шляпа с плоской круглой тульей и загнутыми кверху краями сидела на его голове очень ровно, из-под шляпы выглядывали белые как мел волосы. Костюм на нем был темно-коричневый, руки он держал в карманах пиджака, из которых торчали только большие пальцы.

За его спиной стоял Дегармо, здоровенный полицейский с пыльно-светлыми волосами, глазами металлической синевы и резкими чертами свирепого лица – тот самый, которому не понравилось мое пребывание перед домом д-ра Элмора.

Двое в форме посмотрели на невысокого в штатском и приложили руки к своим фуражкам.

– Тело на нижнем этаже, капитан Уэббер. Похоже, два пулевых попадания после пары промахов. Убит довольно давно. Фамилия этого человека Марлоу. Частный сыщик из Лос-Анджелеса. Больше никаких вопросов я ему не задавал.

– И правильно сделали, – отрезал Уэббер. У него был подозрительный голос. Он окинул мое лицо подозрительным взглядом и коротко кивнул. – Я капитан Уэббер. Это лейтенант Дегармо. Сначала мы взглянем на труп.

Он направился вглубь комнаты. Дегармо сделал вид, что видит меня впервые, и последовал за ним. Они спустились по лестнице, старший патрульный ушел с ними. Полицейский по имени Эдди и я долго и упорно глядели друг на друга.

– Через дорогу отсюда дом доктора Элмора, верно? – сказал я.

Если на лице у него и было какое-то выражение, то теперь оно испарилось окончательно.

– Ага. Ну и что?

– Ну и ничего, – сказал я.

Он промолчал. Снизу доносились невнятные голоса. Полицейский насторожил ухо и спросил более дружелюбным тоном:

– А ты помнишь то дело?

– Немножко.

Он рассмеялся.

– Классно они его прикрыли, – сказал он. – Сунули в мешок и задвинули на дальнюю полку. На самую верхнюю, самую глубокую, в самом темном шкафу. До которой без стремянки не дотянуться.

– Точно, так оно и было, – согласился я. – Хотел бы я знать, почему.

Полицейский сурово поглядел на меня.

– Были для этого причины, приятель. Ты не думай, были причины. А ты этого Лейвери хорошо знал?

– Не очень.

Разрабатывал его по какому-то делу?

– Так, хотел пощупать немного, – сказал я. – Ты его знал?

Полицейский по имени Эдди покачал головой.

– Не-а. Просто вспомнил, что парень из этого дома нашел жену Элмора в гараже той ночью.

– Может, тогда Лейвери еще не жил здесь, – сказал я.

– А давно он здесь живет?

– Не знаю, – сказал я.

– Это было года полтора назад, – сказал полицейский, соображая. – Газеты в Лос-Анджелесе об этом не чирикали?

– Один абзац в «Окружных новостях», – сказал я просто так, чтобы поддержать разговор.

Он почесал за ухом, прислушался. На лестнице раздались шаги. Лицо полицейского стало непроницаемым, он отошел от меня и выпрямился.

Капитан Уэббер поспешил к телефону, набрал номер, что-то сказал, затем убрал трубку от уха и оглянулся через плечо:

– Кто исполняет обязанности коронера на этой неделе, Ал?

– Эд Гарленд, – бесстрастно сказал верзила-лейтенант.

– Вызовите Эда Гарленда, – сказал Уэббер в трубку. – Пусть приезжает немедленно. И скажите, чтобы фотографы поторопились.

Он положил трубку и грозно рявкнул:

– Кто брался за этот пистолет?

– Я, – сказал я.

Он подошел и стал раскачиваться передо мной на каблуках, воинственно выставив вперед свой маленький острый подбородок. Пистолет он бережно держал на ладони, подстелив под него носовой платок.

– Вы что, даже не знаете, что к оружию, найденному на месте преступления, нельзя прикасаться?

– Знаю, конечно, – сказал я. – Но когда я коснулся его, я не знал, что здесь совершено преступление. Я не знал, что из него недавно стреляли. Он лежал на лестнице, и я подумал, что его просто кто-нибудь обронил.

– Очень правдоподобно, – с горечью сказал он. – И часто с вами случаются такого рода истории?

– Какого рода истории?

Он не сводил с меня упорного взгляда и не отвечал.

Я сказал:

– Если хотите, я сам изложу вам, что произошло.

Он напыжился, как боевой петушок.

– Я предпочитаю, чтобы вы точно отвечали на вопросы, которые буду задавать я.

На это я ничего не сказал. Уэббер круто повернулся и сказал униформированным полицейским:

– Вы, парни, можете возвращаться в свою машину и выйти на связь с диспетчером.

Отдав честь, они вышли и тихо прикрыли за собой дверь. Ее, конечно, заело, и они вступили с ней в долгую и яростную борьбу.

Уэббер прислушался к шуму отъезжающей патрульной машины, потом снова направил на меня холодный пронизывающий взгляд.

– Покажите мне свои документы.

Я вручил ему свой бумажник, и он внедрился в него. Дегармо сидел в кресле, скрестив ноги, и безучастно глядел в потолок. Он достал из кармана спичку и стал жевать ее. Уэббер вернул мне мой бумажник. Я спрятал его.

– Люди вашей профессии доставляют нам массу неприятностей, – сказал он.

– Не обязательно, – сказал я.

Он повысил голос, и без того достаточно высокий.

– Я сказал, они доставляют массу неприятностей – именно это я хотел сказать. Но зарубите себе на носу. В Бэй-Сити это у вас не пройдет.

Я не ответил ему. Он ткнул в мою сторону указательным пальцем.

– Вы из большого города, – сказал он. – Воображаете себе, что вы очень крутой и очень умный. Не беспокойтесь. Мы с вами как-нибудь управимся. Мы городок небольшой, но очень сплоченный. У нас тут не бывает этих политических игр в перетягивание каната. Мы работаем напрямую и работаем быстро. За нас можете не беспокоиться, мистер.

– А я и не беспокоюсь, – сказал я. – Чего мне беспокоиться. Я просто стараюсь честно заработать себе на хлеб доллар-другой.

– А эти ваши наглые речи мне не нравятся, – сказал Уэббер. – Мне они даром не нужны.

Дегармо оторвал глаза от потолка, согнул указательный палец и стал изучать ноготь.

– Послушайте, шеф, – заговорил он низким, скучающим голосом. – Этого парня там, внизу, зовут Лейвери. Того, которого убили. Я его знал немного. Это был юбочник.

– Что из этого? – огрызнулся Уэббер, не сводя с меня глаз.

– Все обстоятельства указывают на даму, – сказал Дегармо. – Вы же знаете, чем эти частные сыщики зарабатывают себе на хлеб. Бракоразводными делами. Давайте подключим его к делу, вместо того, чтобы запугивать его до немоты.

– Если я запугиваю его, – сказал Уэббер, – я хотел бы убедиться в этом. Пока я не вижу никаких признаков.

Он подошел к окну и рывком поднял жалюзи. После долгой полутьмы хлынувший свет чуть не ослепил нас. Уэббер вернулся, пружиня на каблуках, ткнул в меня тонким жестким пальцем:

– Говорите.

– Я работаю на одного лос-анджелесского бизнесмена, – начал я, – который не может позволить себе скандальную известность. Поэтому он нанял меня. Месяц назад от него сбежала жена, а позже пришла телеграмма, из которой следовало, что она сбежала с Лейвери. Но несколько дней тому назад мой клиент повстречал Лейвери в городе, и тот стал все отрицать. Мой клиент поверил ему и забеспокоился. По-видимому, эта леди – без царя в голове. Она могла связаться с дурной компанией и влипнуть в неприятности. Я приехал сюда, чтобы поговорить с Лейвери, но он отрицал, что уехал с ней. Я было наполовину поверил ему, но позже получил информацию, что его видели с ней в гостинице Сан-Бернардино – в тот самый вечер, когда она, как считалось, уехала с дачи в горах, где она до того отдыхала. С этими данными в кармане я вернулся сюда, чтобы опять взяться за Лейвери. На звонок никто не отвечал, дверь была приоткрыта. Я вошел, осмотрелся, нашел пистолет, обыскал дом и нашел Лейвери. В том самом виде, в каком он сейчас.

– У вас не было права обыскивать дом, – холодно сказал Уэббер.

– Конечно, не было, – согласился я. – Но трудно было бы ожидать, что я упущу такой шанс.

– Фамилия человека, на которого вы работаете?

– Кингсли. – Я дал ему адрес в Беверли-Хиллз. – Это менеджер косметической фирмы в Трелор-билдинге на Олив-стрит. Фирма «Гиллерлейн».

Уэббер покосился на Дегармо. Тот лениво записывал на каком-то конверте. Уэббер перевел взгляд на меня:

– Что еще?

– Я съездил в горы, на дачу моего клиента, где отдыхала его жена. Место называется Малое Оленье озеро, около Пума-Пойнта, в сорока шести милях от Сан-Бернардино.

Я смотрел на медленно писавшего Дегармо. На мгновение его рука замерла, неподвижно повисла в воздухе, затем опустилась на конверт и продолжала писать.

– Примерно месяц назад жена сторожа на земельном участке Кингсли поссорилась с мужем и ушла от него – по крайней мере, все так думали. Вчера ее тело нашли в озере.

Уэббер, качавшийся на каблуках с полузакрытыми глазами, спросил почти мягко:

– Почему вы мне это рассказываете? Вы предполагаете какую-то взаимосвязь?

– Есть взаимосвязь во времени. Лейвери туда приезжал. О каких-либо других взаимосвязях я не знаю, но я решил, что лучше упомянуть и об этом.

Дегармо сидел очень тихо, уставившись в пол перед собой. Лицо его было напряжено и выглядело еще более свирепым, чем обычно.

– Эта женщина, утопленница, – что с ней было? – спросил Уэббер. – Самоубийство?

– Самоубийство или убийство. Она оставила прощальную записку. Но е е муж арестован по подозрению в убийстве. Его фамилия Чесс. Билл Чесс и Мьюриэл Чесс, его жена.

– Ничего этого мне не нужно, – резко сказал Уэббер. – Ограничимся тем, что происходило здесь.

– Здесь ничего не происходило, – сказал я, глядя на Дегармо. – Я был здесь дважды. В первый раз я говорил с Лейвери и ничего не добился. Второй раз я не говорил с ним и тоже ничего не добился.

Я задам вам вопрос, – медленно сказал Уэббер, – и хочу получить на него честный ответ. Вам не захочется отвечать на него, но рано или поздно вам все равно придется ответить. И вы знаете, что я так или иначе узнаю то, что мне нужно. Вопрос таков. Вы осмотрели дом и, как я догадываюсь, осмотрели его очень основательно. Нашли вы что-нибудь, наводящее вас на мысль, что эта дамочка Кингсли побывала здесь?

– Вы играете не по правилам, – сказал я. – Я еще не призван на суд в качестве свидетеля.

– Я жду ответа, – мрачно сказал Уэббер. – Здесь не судебное заседание.

– Ну что ж, я отвечу: да. В шкафу внизу висит дамская одежда, которая, как мне описали, была на миссис Кингсли в Сан-Бернардино в тот вечер, когда она встретилась там с Лейвери. Правда, описание было не слишком детальным: белый с черным костюм, с преобладанием белого, и панама с витой черно-белой лентой.

Дегармо щелкнул по конверту, который он держал в руках.

– Да он просто клад для клиента, на которого он работает, – сказал лейтенант. – Выходит, эта женщина побывала в доме, где совершено убийство, – та самая женщина, которая, считается, с ним сбежала. Думаю, шеф, нам не придется далеко ходить за убийцей.

Уэббер пристально глядел на меня, на лице его ничего или почти ничего не было написано, кроме напряженного внимания. На слова Дегармо он рассеянно кивнул.

– Я исхожу из того, что вы, как-никак, не сборище безнадежных идиотов, – сказал я. – Костюм пошит у частного портного, и выяснить его происхождение проще пареной репы. Мои слова сэкономили вам час времени, а может, всего лишь один телефонный звонок.

– Еще что-нибудь? – спокойно спросил Уэббер.

Прежде чем я успел ответить, перед домом остановилась машина, за ней другая. Уэббер отлепился от меня, чтобы открыть дверь. Вошли трое мужчин, один – коренастый и курчавый, второй – высокий и здоровенный, как бык. За ними вошел высокий худой мужчина в темном костюме и черном галстуке, с очень живыми глазами и бесстрастным лицом игрока в покер.

Уэббер нацелил палец на кудрявого и сказал:

– Давайте вниз, в ванную, Бузони. Мне нужно множество отпечатков из всего дома, особенно, если они могут принадлежать женщине. Вам предстоит долгая работа.

– Делаю работу, – проворчал Бузони. Вместе с быковатым здоровяком он направился к лестнице.

– А для вас, Гарленд, у нас есть труп, – сказал Уэббер третьему. – Пойдемте глянем на него. Вы уже заказали фургон?

Востроглазый коротко кивнул и вместе с Уэббером проследовал вниз за первыми двумя.

Дегармо отложил конверт и карандаш. И у этого взгляд был деревянный.

– Мне рассказывать о вчерашней нашей беседе, – спросил я, – или у вас с доктором приватное соглашение?

– Рассказывайте, если хотите, – сказал он. – Оберегать покой граждан – наша обязанность.

– Лучше вы расскажите что-нибудь, – сказал я. – Хотелось бы побольше узнать о деле Элмора.

Он медленно покраснел, в глазах и в голосе появилась злобная угроза:

– Вы говорили, что не знаете Элмора.

– Вчера не знал – ни его, ни про него. А с тех пор узнал, что Лейвери знал миссис Элмор, что она покончила с собой, что Лейвери первым обнаружил ее труп и что Лейвери, как минимум, подозревали в шантаже Элмора – или в возможности такого шантажа. И даже ваши патрульные, похоже, заинтересовались тем обстоятельством, что дом Элмора – через дорогу отсюда. А один из них выразился, что это дело классно прикрыли – или что-то в этом роде.

Медленно, безжалостно Дегармо произнес:

– Сниму полицейскую бляху с сукина сына! Только и знают, что разевать свои поганые рты. Трепаные пустоголовые ублюдки.

– Значит, все это выдумка?.. – спросил я.

Он посмотрел на свою сигарету.

– …Что Элмор убил свою жену, но это дело замяли по большому блату? – закончил я свой вопрос.

Дегармо поднялся на ноги, пересек комнату и наклонился надо мной.

– Ну-ка повтори, – мягко сказал он.

Я повторил.

Он ударил меня по лицу открытой ладонью. Голова дернулась от удара. Щека, казалось, мгновенно вспыхнула и вспухла.

– Повтори-ка еще.

Я повторил. Новый размашистый удар откинул мою голову в сторону.

– Еще повтори.

– Нетушки. Третий раз – везучий. Еще промахнешься.

Я потер щеку рукой.

Он нависал надо мной, ощерившись, с жестким звериным огоньком в очень синих глазах.

– Каждый раз, когда ты заговоришь вот так с полицейским, – сказал он, – ты будешь знать, что тебя ждет. Попробуй еще раз, и ты получишь от меня кое-что почище оплеухи.

Я с силой закусил губу и стал массировать щеку.

– Только сунь свое нюхало в наши дела – и очухаешься в темном закоулке, в компании бродячих котов, – сказал он.

Я промолчал. Он вернулся и опять сел, тяжело дыша. Я перестал растирать лицо, вытянул руку и медленно зашевелил пальцами, чтобы заставить их разжаться.

– Я это запомню, – сказал я. – Во всех смыслах.