Текст книги "Детектив США. Выпуск 9"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Шериф сказал:

– Видит Бог, я верю тебе, Лэм.

Окружной прокурор сказал:

– Погодите минутку. Это значит, что из пистолета стреляли дважды?

– Разумеется, – согласился я. – Из него стреляли дважды.

– Куда же подевалась первая пуля?

– Откуда мне знать, черт возьми? Застряла где-нибудь.

– Из пистолета не могли выстрелить дважды, – возразил один из лос-анджелесских полицейских. – Обойма рассчитана на семь патронов. А когда его подобрали наши ребята из уголовного отдела, в ней оставалось шесть.

– Я говорю правду и могу это доказать. Я сам заряжал этот пистолет. Я вставил в обойму семь патронов, один патрон дослал в ствол, потом вынул обойму и дозарядил ее еще одним патроном. Коробку от цатронов вы найдете в ящике комода в гостинице «Перкинс» в номере 620 и увидите, что в ней недостает ровно восьми патронов.

Шериф сказал:

– Он прав. Отсюда и та лишняя пустая патронная коробка, которую ребята нашли в комнате.

Полицейские из Калифорнии поднялись со своих мест.

– Хорошо, Дональд, – сказал один из них, – ты поедешь с нами. Собирай свои вещи, и отправляемся.

– А я не хочу ехать сейчас, – сказал я, – да мне и не потребуется.

– Как это так?

– Да так. Сейчас я нахожусь в Аризоне, – сказал я ему, – а Калифорния мне не нравится. Ехать через пустыню слишком жарко. Мне и здесь хорошо. Мне нравится тюрьма, и обхождение здесь на уровне. Пропишите причитающуюся мне дозу, и я приму ее здесь.

– Дональд, ну неужели ты заставишь нас канителиться с твоей экстрадицией?

– Я отсюда не поеду.

Один из полицейских решительно двинулся в мою сторону.

– Слушай, ты…

Шериф придержал его за руку.

– Не здесь, приятель, – сказал он, растягивая слова, отчего фраза его прозвучала очень убедительно.

Окружной прокурор сказал охраннику:

– Уведите его обратно в камеру. Нам нужно кое с кем посоветоваться по телефону.

– Мне нужны бумага и ручка, – сказал я.

Они обменялись взглядами, и шериф утвердительно кивнул.

– Охранник принесет.

Я вновь очутился в камере. Там было так холодно, что если с коленками, которые так и норовили ударить друг друга, еще как-то удавалось справляться, то зубы, как я ни сопротивлялся, выбивали такую дробь, что меня просто жуть пробирала. Трясущейся рукой, при тусклом свете тюремной лампочки, я присел на кровать и стал писать.

Через час они снова пришли за мной. Шериф сказал:

– Мы по стенограмме напечатали твое признание. Сейчас мы зачитаем его, и если у тебя не будет замечаний, мы бы просили поставить под ним свою подпись.

– Не извольте беспокоиться! – воскликнул я. – Разумеется, я поставлю свою подпись, но очень бы хотел, чтобы вы обязательно приобщили к нему вот это. – И протянул ему несколько исписанных страниц.

– Что это такое? – спросил он, глядя на исписанные моим небрежным почерком страницы.

– Это, – ответил я, – заявление Дональда Лэма, известного также под именем Питера Б. Смита, на выдачу предписания об освобождении из-под стражи.

Шериф сказал:

– Дональд, ты, наверно, свихнулся. Ведь ты признался в том, что хладнокровно и преднамеренно совершил заранее продуманное убийство.

– Да, – сказал я. – Я убил эту крысу. Вы приобщите это заявление к делу, или мне следует отказаться подписывать мое признание?

– Ладно, приобщу, – пообещал он. – Я думал, что ты чокнутый простофиля. Теперь же точно знаю: ты просто спятил.

Глава 13

Зал суда был до отказа заполнен изнемогающей от жары публикой. Было всего десять часов утра, но уже успевшее раззадориться солнце пекло с такой силой, что дорожный асфальт буквально плавился под его лучами. На улице жару еще можно было выдерживать, так как воздух там был сухой, внутри же битком набитого зала он был влажным и пропитался запахом пота изнемогающих от любопытства зрителей.

В зал вошел судья Рэймонд К. Олифант, и с торжественным видом уселся на свою скамью.

Судебный пристав предупредил присутствующих о соблюдении порядка. Судья посмотрел на меня сверху взглядом, в котором одновременно можно было прочесть и любопытство, и доброжелательность.

– Это время было назначено заранее, – сказал он, – для заслушивания заявления Дональда Лэма, также известного как Питер Б. Смит, о претензии на освобождение его из-под стражи. Вы готовы, мистер Лэм?

– Да, ваша честь.

– У вас есть адвокат, который будет представлять ваши интересы?

– Нет.

– Хотите ли вы получить такого адвоката?

– Нет.

– Правильно ли будет считать, что вы располагаете определенными денежными средствами, мистер Лэм?

– Да, правильно.

– И при желании могли бы нанять себе адвоката?

– Да.

– Но вы не хотите?

– Нет, не хочу, ваша честь.

Судья повернулся к окружному прокурору.

– Материалы обвинения готовы, – сказал окружной прокурор.

– Вы приобщили к делу судебный приказ с подписью шерифа? – спросил судья.

– Да, ваша честь. Он гласит, что подсудимый содержится в камере предварительного заключения на основании ордера на арест за убийство первой степени, выписанного в штате Калифорния. Документы на экстрадицию уже выданы, мы ожидаем их поступление в суд с минуты на минуту. Кроме того, у нас на руках имеется требование о выдаче преступника, переправленное в Феникс самолетом, и постановление об экстрадиции, подписанное губернатором Аризоны. Позволю себе высказать основанное на веских посылках предположение, что процесс будет закончен еще сегодня.

– Иных причин для задержания заявителя у вас нет? – спросил судья Олифант.

– Нет, ваша честь.

– Есть ли какие-либо сомнения по поводу подлинности лица заявителя?

– Нет, ваша честь.

– Хорошо. Прошу выставить ваших свидетелей.

Окружной прокурор вызвал шерифа. Шериф изложил обстоятельства моего ареста, после чего судебный секретарь зачитал мое заявление в качестве свидетельства обвинения.

Судья довольно дружелюбно посмотрел на меня со своей скамьи.

– Я думаю, – сказал он, – что это достаточное доказательство. Похоже, мистер Лэм, что признались в том, что, с одной стороны, может быть, а с другой стороны, не может быть признано убийством первой степени. Каким бы, однако, ни было толкование, факт убийства налицо. Вопросы, связанные со степенью этого убийства, как то: наличие злого умысла и преднамеренность, будет решать калифорнийский суд. Для нашего же суда очевидно, что вы виновны в убийстве либо первой, либо второй степени. Поэтому…

В силу специфики деятельности гражданского комитета по конфликтам, в котором я когда-то работал юрисконсультом, мой юридический опыт в основном выражался во внимательном прочтении разных теорий и штудий о правовых казусах, которые я выискивал в многочисленных мудреных книжках и трактатах по истории мирового права в правоведческой библиотеке. Практики выступлений в суде у меня почти не было, поэтому, когда я поднялся со своей скамьи, колени у меня ходили ходуном, зато ярости во мне было столько, что ее вполне хватило на то, чтобы безо всякой дрожи в голосе перебить его.

– Это что, ваша честь, такая традиция – выносить решение по делу без предварительного предоставления слова заявителю? – спросил я.

Нахмурившись, он сказал:

– Я хотел оградить вас от нервотрепки. Но если вы настаиваете, пожалуйста, изложите свои доводы, хотя, думаю, тем самым вы только дадите властям Калифорнии больше… в общем, я полагаю, вам следовало бы предварительно заручиться помощью адвоката, мистер Лэм.

– Не нужен мне никакой адвокат, – сказал я и в качестве своего первого свидетеля вызвал полицейского, который привез меня из Юмы.

– Ваши имя и фамилия? – спросил я.

– Клод Флинтон.

– Вы служите в полиции этого штата?

– Да.

– Это вы привезли меня в Юму?

– Точно так.

– Откуда?

– Из Эль Сентро.

– Из Эль Сентро я уехал по собственному желанию?

Он рассмеялся и сказал:

– Нет. Шериф Эль Сентро и я силком выволокли вас из камеры и затолкали в машину. – Он вновь рассмеялся и прибавил: – Изрядно же вы заставили нас попотеть, мистер Лэм.

– На каком основании вы задержали меня?

– У меня было постановление об экстрадиции и ордер на арест по обвинению в совершении преступления, выразившегося в преднамеренном присвоении чужого имущества, параграф – присвоение собственности обманным путем.

– Что вы со мной сделали?

– Привез вас обратно в Аризону и тут, в Юме сдал в тюрьму.

– Я поехал с вами по собственной воле?

Он ухмыльнулся и сказал:

– Нет.

Я сказал:

– У меня вопросов больше нет.

Судья ледяным тоном произнес:

– У вас еще есть свидетели, мистер Лэм?

– Нет, ваша честь.

– Очень хорошо. Теперь я вынесу решение по этому делу.

– А будет ли мне предоставлена возможность оспорить это решение?

– Мне представляется совершенно невероятным предположение, что у вас имелась возможность заявить суду нечто такое, что хоть в малой мере могло бы повлиять на его решение.

Я сказал:

– Заявить есть что, ваша честь. Власти штата Калифорния хотят, чтобы я был выдан им обратно. Несколько часов тому назад они были против того, чтобы я присутствовал на их территории. Штат Калифорния передал меня штату Аризона против моей воли, вопреки моему желанию. Меня насильно доставили в штат Аризона. Это бесспорный факт.

– Но какое это имеет отношение к делу? – спросил судья. – Вы признались, что убили человека в Калифорнии.

– Конечно. Я убил его. Он заслуживал смерти. Он был мошенник и плут, способный на любую подлость. Но его личность не является предметом рассмотрения уважаемого суда. Предметом его рассмотрения является вопрос о том, могу ли я быть выдан Калифорнии. А я не могу быть выдан, то есть экстрадирован, Калифорнии. Один штат обязан выдавать преступников другому штату единственно на основании конституции, которая гарантирует передачу лица, скрывающегося от правосудия, из одного суверенного штата в другой. Но я не подпадаю под эту статью, ибо не являюсь «лицом, скрывающимся от правосудия».

– Кто же вы тогда такой, если не «лицо, скрывающееся от закона»? – спросил судья Олифант.

– Я не обязан приводить свои доводы по существу этого вопроса сразу по двум причинам: первая заключается в том, ваша честь, что ваше отношение ко мне безусловно предвзятое, а вторая – в том, что куда более блестящие юридические умы, нежели мой, давным-давно разрешили эту проблему. Как бы там ни было, вы не станете оспаривать утверждение, что человека нельзя признать «лицом, скрывающимся от правосудия» того или иного штата, коль скоро он не бежит из этого штата. А он не бежит из этого штата, но выезжает из него. Считается, что он бежит из штата, если можно доказать преднамеренность действия или явное желание избежать ареста. Я не бежал из Калифорнии. Меня привезли оттуда силой. Я был вывезен оттуда в рамках правовой процедуры, для того чтобы заставить меня держать ответ за преступление, которого я не совершал. Я заявил о своей невиновности. Я приехал в Аризону и доказал, что я невиновен. Как только я буду освобожден и буду готов вернуться в Калифорнию, власти Калифорнии могут арестовать меня за убийство. Но пока я не освобожден и не готов вернуться туда, я имею право оставаться здесь, и никакая сила на свете не может заставить меня сдвинуться с места.

Теперь лицо судьи выражало определенный интерес.

– Упоминая о том, что более просвещенные, чем ваш, умы уже рассматривали этот вопрос, вы, случаем, не опирались на какой-то правовой прецедент?

– Да, ваша честь. Дело In re Whittington, 34 C.A., 344 является основополагающим и абсолютно аналогичным. Кроме того, я могу сослаться на дело «Группа лиц против Джонса», 423. Калифорнийская доктрина в энциклопедической форме зафиксирована в томе N 12 Калифорнийской юриспруденции, стр. 398, и звучит следующим образом: «В случае, если обвиняемого, чье присутствие в штате, предоставившем ему убежище, вызвано не актом его собственной воли, но законным или незаконным принуждением, он не считается скрывающимся от правосудия и как таковой не может быть экстрадирован. Таким образом, если имеется подтверждение тому, что в штате, предоставившем ему убежище, обвиняемый присутствует в результате процедуры экстрадиции, утвержденной этим штатом за ранее совершенное им преступление и признаваемое тем штатом, который в данный момент требует его возврата, он не может быть экстрадирован последним, во– первых, в силу того, что не бежал из этого штата, а, во-вторых, в силу того, что при признании первого требования автоматически аннулируется всякое право на осуждение его за нарушение своих собственных законов».

Судья сидел, недоверчиво уставившись на меня. Окружной прокурор вскочил со своего места и страстно затараторил:

– Да нет же, ваша честь, такое прочтение закона совершенно недопустимо. Если бы можно было трактовать его таким образом, то любой человек мог бы безбоязненно совершить убийство с заранее обдуманным злым умыслом. С холодным расчетом и преступной целью убил бы человека и избежал бы наказания, пользуясь изъяном в законе.

Судья Олифант, медленно проговаривая слова, произнес:

– Именно так, вероятно, и поступил в данном случае заявитель. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить себе, как постепенно, шаг за шагом, он тщательно подготавливал убийство и совершил его с дьявольской изобретательностью. Этот человек совершил самое настоящее преступление, причем столь хитроумно, что ключ к разгадке этого преступления отыскать практически невозможно, и столь изобретательно, что исключена сама возможность наказания. Заметьте, заявитель по памяти цитирует текст той части законодательного права штата Калифорния, которая подкрепляет высказанное им утверждение. Следовательно, совершенно очевидно, что все возможные моменты в развитии ситуации были им тщательно продуманы загодя. Весь ход слушания этого дела свидетельствует о том, что заявитель обладает прекрасными знаниями в области юриспруденции, особенно в части ее теории, мастерски умеет применить их на практике, кроме того, наделен незаурядным правоведческим талантом, который, к нашему прискорбию, несоизмерим с его восприятием правовой этики. Сколь бы сильно суд ни сожалел по поводу последнего обстоятельства, он не может игнорировать то, с каким неподражаемым искусством заявитель, столь молодой, столь с виду тщедушный, невинный и неопытный, сумел так обойти должностных лиц сразу двух штатов. Они оказались теперь в таком положении, когда бессильны наказать его за хладнокровное, продуманное и намеренное убийство, участие в котором он признал с таким бесстыдством. Ситуация из ряда вон выходящая. Конечно, чистосердечное признание заявителя, нравственно ущербного и ответственного за убийство, в какой-то, пусть весьма малой, степени, может смягчить его вину. Оно позволило калифорнийским властям арестовать сообщников заявителя. Однако остается непреложным фактом, что заявитель, находящийся на скамье подсудимых, несмотря на свою молодость и кажущуюся неопытность, сумел искусно разработать и мастерски осуществить план, с помощью которого он изощренно обманул высокопоставленных представителей власти двух штатов. Да, ситуация в высшей степени поразительная… Заседание суда прерывается на тридцать минут, во время которых суд попытается решить это дело объективно и беспристрастно. Тем не менее, суд не может не сознавать всю серьезность того факта, что в нашей социальной и законодательной структуре существует такая юридическая брешь. Суд рассмотрит приведенную просителем выдержку в его истолковании только в том случае, если ему будет официально представлено ясно и недвусмысленно сформулированное решение верховных органов штата Калифорния об отказе на иное истолкование закона.

Судья Олифант поднялся со своей скамьи и с хмурым видом степенно направился в судейскую комнату. Я остался сидеть в зале заседаний и ждать своей участи. Через некоторое время ко мне подошел шериф и сказал:

– Идем со мной, Дональд.

Он отвел меня к себе в кабинет. Я сел и стал ждать. В кабинет вошел прокурор округа и посмотрел на меня так, как смотрят на неразумное существо.

За две-три минуты до окончания объявленного перерыва шериф провел меня обратно в зал суда. Вошел судья Олифант и занял свое место на скамье. Он опустил глаза на окружного прокурора и скучным голосом произнес:

– У суда нет другого выхода. Закон в этом случае именно таков, как утверждает проситель. Этот закон позволяет – и позволил – совершить хладнокровное убийство и в полной мере воспользоваться юридическим иммунитетом. Этот человек, внешне похожий на не слишком смышленого молодого преступника, сделал жертву из самого закона. У суда не возникает сомнений в том, что изощренный и беспринципный ум заявителя по этому делу тщательно спланировал каждый шаг хорошо продуманной операции. Однако юридических доказательств того, что дело обстоит именно так, у суда нет. Юридические определения закона штата Калифорния, приведенные просителем, абсолютно точны. Практика истолкования закона, осуществляемого судами Калифорнии, не позволяет надеяться на возможность иной его интерпретации. Законодательные органы Калифорнии допустили возникновение такой правовой лазейки, а ее судебные органы не стали утруждать себя попытками по-иному интерпретировать эту часть закона. Калифорния не может экстрадировать этого человека. Заявитель освобождается из-под стражи прямо в зале суда, как бы ни сожалел суд о необходимости принятия такого решения.

Окружной прокурор заявил:

– Ваша честь, мы не обязаны верить его россказням. Мы можем задержать его в ожидании дальнейшего развития событий. Возможно, он…

– Я понимаю, что та позиция, которую с таким дьявольским умением отстаивает заявитель, не вызывает в вас положительных эмоций, – сказал судья Олифант, – и тем не менее, его нельзя экстрадировать из Аризоны, ибо он не может считаться «лицом, скрывающимся от правосудия», тем более, от властей штата Калифорния. Я сомневаюсь в том, что в свидетельских показаниях наберется достаточно фактов, чтобы можно было с уверенностью утверждать, что он участвовал в преступлении, совершенном в Канзас-Сити. Если же все-таки их наберется достаточно, то заявителя всегда можно будет отыскать без особого труда. Ведь он, без сомнения, не собирается уезжать из штата Аризона. Здесь он пользуется правовым иммунитетом. За пределами штата – нет. Заявитель же обладает настолько проницательным умом, что не только осознает это обстоятельство, но и сумеет извлечь из него практическую выгоду, всю без остатка. Я сомневаюсь даже в том, что его можно экстрадировать в Канзас-Сити. Итак, заявитель освобождается из-под стражи в зале суда.

Зал заседаний наполнился гулом, который сначала был робким, а потом мало-помалу становился все более и более мощным. Однако никакой враждебности в нем не ощущалось, напротив, – в общем шуме прорывались возгласы удивления и восхищения. Если бы меня защищал адвокат, вполне вероятно, что слушание могло закончиться моим линчеванием. Но я противостоял суду в одиночку и заставил судью согласиться с правомерностью моей интерпретации закона и так ошарашил окружного прокурора, что тот никак не мог прийти в себя: челюсть у него отвисла и, казалось, готова была совсем отвалиться.

Зал – хоть и не весь – аплодировал.

Зал – хоть и не весь – хохотал.

Судья распорядился освободить зал заседаний и объявил перерыв в работе суда.

Глава 14

Портье гостиницы «Феникс» предупредительно-извинительным тоном проинформировал:

– Миссис Кул прилетела из Калифорнии самолетом. Была сильная болтанка, и она себя неважно чувствует. Предупредила, чтобы ее ни при каких обстоятельствах не беспокоили.

Я показал ему посланную ею телеграмму.

– Она прилетела сюда с единственной целью – встретиться со мной, – как можно убедительнее сказал я. – Вот ее телеграмма. В ней она просит меня срочно явиться в вашу гостиницу.

Портье с минуту стоял в нерешительности, потом, кивнув дежурному телефонисту, сказал:

– Позвоните!

Минуту спустя телефонист сообщил мне:

– Можете подняться наверх, мистер Лэм. Номер 319.

Я поднялся лифтом на третий этаж, постучал в дверь 319 номера. Голос Берты Кул ответил:

– Что ты, черт возьми, весь этаж на ноги поднимаешь? Входи!

Я повернул ручку и открыл дверь. Она сидела на кровати, опираясь спиной на подушку. Голова была обвязана мокрым полотенцем. На лице никаких следов косметики. Щеки ее обвисали столь сильно, что уголки губ загнулись вниз, делая ее челюсть еще более похожей на нос боевого корабля.

– Дональд, – спросила она, – ты когда-нибудь летал в самолете?

Я кивнул.

– И как, не тошнило?

– Нет.

– А меня да, – сказала она. – О Боже, мне казалось, этот – чертов самолет никогда не приземлится. Дональд, любовь моя, чем, черт возьми, ты тут занимаешься?

– Разным всяким, – ответил я.

– Вот уж точно! Ты создал нашему агентству шикарную рекламу!

Я окинул взглядом комнату, высмотрел кресло и плюхнулся в него.

– Нет, Дональд, не сюда, – сказала миссис Кул, – больно поворачивать голову. Пройди и сядь в ногах у кровати. Вот так. Совсем другое дело Дональд, ты влюбился в эту девушку?

– Да.

– Ты сделал это потому, что любишь ее?

– Отчасти потому, – сказал я, – а отчасти потому, что не мог не поддаться искушению сокрушить некоторые непререкаемые правовые истины, которыми тешат себя многие закоснелые законники. В гражданском комитете по конфликтам заявляли, будто моя идея построить абсолютно несокрушимую систему защиты от ответственности за убийство свидетельствует о том, что моим юридическим знаниям недостает основательности и глубины. Никто из них не потрудился выяснить, в чем состоит мой план, причем только потому, что были уверены: преступник, совершивший убийство, не может, благодаря закону, остаться совершенно безнаказанным, а мое, противоположное их мнениям, утверждение в корне неверно. Я решил наглядно продемонстрировать им, что это вовсе не причуда моей воспаленной фантазии. Если бы они не отстранили меня от ведения дел, я бы давно составил себе имя.

– У тебя в запасе есть еще какие-нибудь трюки в этом роде? – спросила она.

– Сколько угодно, – сказал я.

– Дональд, ягненочек ты мой, прикури сигарету и подай мне.

Я прикурил сигарету и поднес ее к отяжелевшим губам Берты, она чуть приоткрыла рот, захватила губами сигарету, сделала глубокую затяжку и сказала:

– Вместе мы с тобой горы своротим. У тебя есть мозги, причем замечательные. Тебе бы еще избавиться от излишней импульсивности и донкихотства. Боже мой, Дональд, ты в таком возрасте, что еще не раз и не два влюбишься и разлюбишь, прежде чем сделаешь окончательный выбор. Уж поверь мне, Дональд, я как-никак кое-что повидала на своем веку. Еще помянешь мои слова. Но мозги у тебя, Дональд, любовь моя, действительно замечательные. Ты драгоценный камень, только пока неоправленный. Но как, черт подери, ты узнал всю подноготную этого дела?

– Меня осенило сразу, как только я взялся анализировать его. Кто-то услышал выстрел и вызвал полицию. После того, как Альма Хантер покинула квартиру, прошло еще какое-то время, прежде чем туда приехала полиция. Я пришел к выводу, что человек, уведомивший полицию, вероятно, слышал только второй выстрел, первого же не слышал никто. Обойма рассчитана на семь патронов. В пистолете оставалось только шесть. Пуля, выпущенная Альмой, кого-то, наверно, достала. Морган Биркс, по всей видимости, был застрелен, как и утверждала полиция, именно в то мгновение, когда уже открывал дверь. Смерть наступила мгновенно. Поэтому он должен был упасть так, что открыть дверь, не оттащив сначала его тела, было невозможно. Альма Хантер тела не отодвигала. Она открыла дверь и выбежала в коридор. Кануэтер искал Биркса и имел в своем подчинении целую свору преданных ему исполнителей. Игорный рэкет не был бизнесом одного человека. Для этого нужна была разветвленная, четко отлаженная организация со строгой дисциплиной, и Морган Биркс действительно прятался от организации, членом которой еще недавно являлся сам. Сандра Биркс хранила крупную сумму денег в банковских сейфах. Но Морган и Сандра старались вести себя так, чтобы никто об этом не узнал. Сандра решила завладеть этими деньгами. Альма спала в кровати Сандры, и кто-то попытался задушить ее, кто-то с длинными ногтями. Я заметил, что у Блити изящные руки и длинные, тонкие, наподобие женских пальцы, а ногти аккуратно подстрижены. Если бы Сандра умерла, развод бы ему уже не грозил. Морган облапошил Кануэтера, превратившись в Блити, но Кануэтер довольно скоро понял это. Когда меня метелили, Кануэтер многое бы дал за то, чтобы получить информацию о том, где можно найти Моргана, но когда мы приехали к нему, и вы пытались его потрясти, он был не очень-то покладист. Это означает следующее: убедившись, что я действительно вручил в гостинице Моргану повестку, он сообразил, что там произошло на самом деле, и, следовательно, до нашего с вами появления успел отдать кому-то из своих подручных приказ разобраться с Морганом Бирксом. Кого из людей Кануэтера достала пуля?

– Фреда, – уточнила она. – Альма прострелила ему левую руку в предплечье. Бог мой, Дональд, неужели тебе все известно?

– Нет, – сказал я, – но когда вы меня нанимали, я вам рассказал, что в детстве не отличался физической силой и не умел драться, поэтому поневоле должен был часто работать головой. Я развивал в себе образное мышление, умение конструировать и анализировать логические комбинации.

Она сказала:

– Чтобы разгадать это дело, не обязательно было по уши вязнуть в нем. Боже мой, Дональд, ты же головой рисковал, хотя, с другой стороны, ты сделал мне такую шикарную рекламу! Грандиозно, дорогой!

Я сказал:

– Разве у меня был выбор? На мне висела и без того горячая пушка. Попробуй я рассказать полиции правду о случившемся, меня бы подняли на смех. Конечно, я мог бы подкинуть ей какую-нибудь выдуманную историю, но это ничего бы не дало, ведь полиция уже допросила Альму.

– А как ты вычислил Кануэтера?

– Это было совсем несложно. Кануэтеру доложили, что в гостинице «Перкинс» намечается какая-то акция. Он внедрил туда своего человека. Этому человеку был известен каждый мой шаг, каждый жест. И этим соглядатаем мог быть только старший рассыльный. Они решили использовать меня как подставку. Подсунули мне горячую пушку, а потом Кануэтер велел Фреду «размять» меня. Я сказал им тогда, что в долгу не останусь. Бог свидетель: я сдержал слово. Предъявлять им обвинение было бы наивной глупостью, да и ни черта бы из этого не выгорело. Для возбуждения против них уголовного дела требовалось мое признание.

Она ухмыльнулась и сказала:

– Да, Дональд, золотце мое, ты здорово натравил на них полицию. Она как с цепи сорвалась. Будь ты в Калифорнии, увидел бы, какую охоту она устроила, порадовался бы. Сразу после твоего признания они взяли в крутой оборот Кануэтера. Я слышала, что его обрабатывали резиновым шлангом. Вот уж поизвивался и повонял, наверно, боров. Если он открестится от организации убийства Моргана Биркса, они накинут на него другую удавку – причастность к убийству полицейского в Канзас-Сити. А это жареное дельце. Ладно, сбегай-ка ты, Дональд, вниз, да принеси мне маленькую фляжку виски.

– А деньги? – спросил я.

– А что ты сделал со всеми теми деньгами, что получил от Сандры Биркс?

– Пристроил в надежном месте.

– И сколько там было?

– Так с ходу и не скажешь, – ответил я.

– Ну хотя бы приблизительно, Дональд?

– Честно, считал, но со счета сбился.

– Десять штук?

– Ну правда, не помню точно.

– Куда же ты их спрятал, Дональд, дорогой?

– В надежном месте.

Она прищурила глаза и сказала:

– Не забывай, Дональд, ягненочек мой, Лэмчик ты мой, ты работаешь на меня.

Я сказал:

– Что же касается финансов, то, по-моему, я задолжал вам… за такси?

– Верно, – не моргнув глазом, ответила она. – Девяность пять центов. Это зафиксировано на твоем первом чеке. Не волнуйся об этом, Дональд. Я ведь не волнуюсь. Все как надо оформлено авансом на твое жалование.

– Между прочим, – спросил я, – кто же все-таки такой этот самый доктор Холомэн? Он и вправду был любовником Сандры?

– Да. Его они тоже приперли к стенке. Изображав из себя брата Сандры, Морган был вынужден терпеть ее шашни с этим парнем, маскировавшимся под доктора Холомэна. Если бы он заявил о своих правах мужа, Кануэтер стер бы его в порошок, предварительно вытряся из него все зажиленные деньги, до единой монетки.

– А Сандра, похоже, – сказал я, – отступница по натуре.

– Так оно и есть. Как насчет виски, Дональд?

– А как насчет денег?

Она потянулась за своей сумочкой.

– Вы одна прилетели сюда? – спросил я, пока она копалась в сумочке.

– Ну что ты! – воскликнула она, извлекла какие-то старые квитанции и стала перелистывать их. – Берта Кул никогда не путешествует одна. Кто бы тогда оплачивал ее мелкие расходы? Хотя, если честно, бывает и иначе, но это значит только одно: путешествие носит деловой характер и должным образом оплачивается клиентом. На сей раз, Дональд, при мне клиентка. Изнывает от тоски в соседней комнате. И не знает, что ты сейчас у меня. Она почему-то часто вспоминает тебя… Даже в этом проклятом самолете только и делала, что щебетала о тебе. Представляешь, у меня кишки из утробы вылезают, а она мне о тебе все журчит, журчит, журчит…

– Сандра, что ли? – спросил я.

– Да нет же, черт тебя подери, – воскликнула она, стрельнув глазами на дверь в смежную комнату. – Сандра будет перед тобой крутить юбкой, когда ты будешь вертеться у нее под носом, но стоит тебе отлучиться, вмиг забудет.

Я прошел мимо Берты Кул и открыл дверь. Подле окна в кресле сидела Альма Хантер. Увидев меня, она вскочила и замерла на месте, глядя на меня немигающими глазами. На щеках запылал румянец, сочные алые губки чуть разошлись, открывая два ровненьких рядка беленьких изящных зубок.

– Забери деньги на виски! Наконец-то нашла, – крикнула мне миссис Кул. – Смотри, не распаляйся, золотце. Жениться все равно не на что. За душой-то, наверно, ни цента, да еще и долг на тебе висит. Целых девяносто пять центов, за такси.

Я вернулся к двери, захлопнул ее легким тычком ботинка и повернулся к Альме.