Текст книги "Детектив США. Выпуск 9"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Раймонд Чэндлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

14

Я миновал пересечение Алтэр-стрит с улицей, тянущейся к кромке каньона, и очутился на полукруглой парковочной площадке с тротуаром и белой деревянной защитной оградой вокруг нее. Там я посидел немного в машине, думая, глядя на море, любуясь на шествие серо-голубых предгорий к океану. Я пытался принять решение, как мне действовать с Лейвери: пощекотать его перышком или по-прежнему провоцировать его на обмен любезностями словесного и более весомого свойства. В конце концов я решил, что при мягком подходе я в любом случае ничего не теряю. Если же он не принесет плодов – а в этом я почти не сомневался, – что ж, тогда природа возьмет свое, и мы разнесем мебель в щепки.

Мощеная аллея, проложенная под домами на внешней кромке каньона, была пустынна. Ниже нее, на следующей, параллельно идущей улице, двое мальчишек метали бумеранг и бегали искать его, обмениваясь подобающим количеством тычков и взаимных оскорблений. Еще ниже стоял дом, окруженный деревьями и стеной из красного кирпича. На заднем дворе можно было разглядеть развешанное белье, пара голубей бродила по скату крыши, бодаясь головами. Прогромыхал сине-коричневый автобус, остановился перед кирпичным домом, древний старик с осторожной медлительностью начал спускаться с подножки, грузно ступил на землю и постучал тяжелой палкой, готовясь карабкаться вверх по склону.

Воздух был чище, чем вчера. Утро дышало миром. Я выбрался из машины и пошел по Алтэр-стрит к дому № 623. Жалюзи на фасадных окнах были опущены, и это придавало дому сонный вид. Я перешагнул через корейский мох, нажал на звонок и тут увидел, что дверь закрыта не до конца. Она осела в косяке, как большинство наших дверей, и язычок замка слегка сместился вниз относительно накладки. Я вспомнил, что дверь заедало еще вчера, когда я уходил.

Я осторожно толкнул дверь, и она с легким скрипом приоткрылась. В гостиной стояли сумерки, но немного света проникало сквозь западные окна. Никто не отозвался на мой звонок. Я не стал звонить еще раз. Толчком распахнул дверь чуть пошире и вошел.

В комнате стоял затхловатый теплый запах – запах позднего утра в доме, который еще не открывали. Бутылка виски (все тот же «VAT-69») на круглом столе у кушетки была почти пуста, еще одна бутылка, полная, ждала рядом с ней. На дне медного ведерка для льда еще стояло немного воды. Два недопитых стакана, полсифона газированной воды.

Я вернул дверь примерно в то положение, в каком застал ее, остановился и прислушался. Если Лейвери не было дома, я мог бы, пожалуй, рискнуть и обыскать его берлогу. Материала против него у меня маловато, но его могло хватить, чтобы удержать хозяина от соблазна вызвать полицию.

В этой тишине время шло своим чередом. Оно давало о себе знать сухим шорохом электрических часов на каминной полке, далеким звуком клаксона на Астер-драйве, шмелиным гуденьем самолета над предгорьями за каньоном, внезапным рыком электрического холодильника на кухне.

Я прошел дальше в комнату и постоял, оглядываясь, прислушиваясь и не слыша ничего, кроме этих настойчивых звуков, принадлежащих дому и не имеющих ничего общего с человеческими существами, обитающими в нем. Я двинулся вдоль ковра к сводчатому проему в глубине комнаты.

На белых металлических перилах в проеме, там, где вниз вела лестница, появилась рука в перчатке. Появилась и замерла.

Рука шевельнулась, и показалась женская шляпа, потом голова. Женщина спокойно поднималась по ступенькам. Вот она вся появилась под аркой, повернулась, но, по-видимому, все еще не замечала меня. Стройная женщина неопределенного возраста, с небрежно причесанными каштановыми волосами, пятном алой помады вместо рта, с избытком румян на скулах и теней вокруг глаз. На ней был костюм из синего твида, идиотски выглядевший рядом с пурпурной шляпкой набекрень, которая чудом держалась на ее ухе.

Увидев меня, она не остановилась, ни капли не переменилась в лице. Медленно вступала она в комнату, держа правую руку перед собой. На ее левой руке была коричневая перчатка, та, которую я увидел на перилах лестницы. Правая перчатка, родная сестра левой, была обернута вокруг рукоятки небольшого автоматического пистолета.

Женщина вдруг остановилась, откинулась назад всем телом, с губ ее сорвался короткий горестный звук. Затем она захихикала высоким нервным смешком. Неотвратимо приближаясь, незнакомка направила пистолет прямо в меня.

Я не сводил с него глаз – и даже не кричал при этом.

Женщина подошла ко мне. Приблизившись на достаточную для доверительного общения дистанцию, она направила пистолет в мой живот и сказала:

– Я только хотела получить квартирную плату, и больше ничего. Дом, по-моему, в хорошем состоянии. Ничего не сломано. Он всегда был хорошим, аккуратным, внимательным съемщиком. Но мне не хотелось, чтобы он слишком запаздывал с уплатой.

Какой-то тип вежливо спросил моим, но каким-то напряженным и несчастным голосом:

– И намного он запоздал?

– На три месяца, – сказала она. – Двести сорок долларов. Восемьдесят долларов – очень умеренная цена за дом с такой хорошей обстановкой. У меня и раньше бывали небольшие проблемы со взиманием квартплаты, но в конце концов все улаживалось. Он обещал мне чек сегодня утром. По телефону. То есть он обещал мне по телефону дать мне чек сегодня утром.

– Ага, по телефону, – сказал я. – Сегодня утром.

Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь, чтобы это осталось незамеченным. Замысел состоял в том, чтобы приблизиться на достаточное расстояние, в падении отбить пистолет в сторону и тут же вскочить, прежде чем она успеет снова навести его на меня. У меня этот прием никогда не получался как следует, но ведь надо же отрабатывать его время от времени. По-моему, сейчас как раз наступило такое время. Я приблизился примерно на шесть дюймов, но этого было более чем недостаточно для броска.

– Так вы, значит, владелица? – сказал я.

Я избегал глядеть на пистолет. У меня была слабая, очень слабая надежда, что она не знает, что целится в меня.

– Ну да, разумеется. Меня зовут миссис Фоллбрук. А кто же я еще, по-вашему?

– Нет, я как раз думал, что вы, должно быть, владелица, – сказал я. – Раз вы говорите про квартирную плату и все такое. Я просто не знал, как вас зовут.

Еще восемь дюймов. Чистая, аккуратная работа. Было бы просто грешно затратить ее впустую.

– А вы кто будете, позвольте спросить?

– А я как раз заглянул по поводу выплаты взноса за автомобиль, – сказал я. – Дверь была открыта, но не так чтобы совсем, и я вроде как проник в дом. Сам не знаю, почему.

Тут я сделал лицо представителя финансовой компании, пришедшего по поводу выплаты взноса за автомобиль. Достаточно суровое, но готовое расплыться в сияющей улыбке.

– Вы хотите сказать, что мистер Лейвери запаздывает со взносом за автомобиль? – спросила она с озабоченным видом.

– Ну, не так уж сильно. Самую малость, – утешительно сообщил я.

Я весь подобрался. Расстояние нормальное, теперь требуется только быстрота. Все, что нужно, – это чистый резкий удар по пистолету с внутренней стороны наружу. Я начал выпрастывать ногу из ковра.

– Вы знаете, – сказала она, – с этим пистолетом такая странная история. Я нашла его на лестнице. Отвратительная вещь, вся такая замасленная, вот, видите? А у меня на лестнице ковровая дорожка из очень симпатичной серой шенели. Это ткань дорогая.

И она вручила мне пистолет.

Я протянул руку, жесткую, как яичная скорлупа, и почти такую же хрупкую и хрусткую. Я взял пистолет. Она с отвращением обнюхивала перчатку, которая только что была обернута вокруг рукоятки пистолета, и продолжала говорить все в том же тоне перекошенной рассудительности. У меня от облегчения подгибались колени.

– Конечно, вам куда легче, – продолжала она. – Я имею в виду, с машиной. Вы всегда можете забрать ее, если что. Но вернуть себе дом с хорошей обстановкой не так-то легко. Чтобы выселить жильца, нужно время и деньги. Он может озлобиться, могут пострадать вещи, иногда это нарочно делается. Вот ковер на этом полу, он стоит двести долларов, хотя и подержанный. Но ведь это же глупо – что значит подержанный? Все они подержанные посте того, как ими пользовались. Вдобавок, я пришла сюда пешком, берегла шины, как призывает правительство. Я бы могла проехать часть пути на автобусе, но эти дряни появляются вовремя только тогда, когда идут в обратном направлении.

Я слушал ее краем уха. Голос доносился до меня, как прибой, звучащий где-то вдалеке, за пределами видимости. Меня интересовал пистолет.

Я вынул обойму. Она была пуста. Перевернул пистолет и заглянул в казенник. Тоже пусто. Понюхал дуло. От него разило порохом.

Я опустил пистолет в карман пиджака. Шестизарядный, автоматический, двадцать пятый калибр. Разряженный. До последнего патрона. Из него расстреляли все патроны, причем не так давно. Но и не полчаса тому назад.

– Из него стреляли? – любезно осведомилась миссис Фоллбрук. – Надеюсь, что нет.

– А почему вы решили, что из него могли стрелять? – спросил я се. Мой голос был тверд, но в мозгу все еще крутилась карусель.

– Ну, он же валялся на ковре, – сказала она. – И потом, из них действительно стреляют.

– Глубокая и верная мысль, – сказал я. – Но, может быть, у мистера Лейвери карман прохудился. Кстати, он дома?

– О нет, – она затрясла головой с разочарованным видом. – По-моему, это очень нехорошо с его стороны. Он обещал мне чек, и я пришла.

– Когда вы ему звонили?

– Н-ну, вчера вечером. – Она нахмурилась, ей не нравилось, что я задаю ей так много вопросов.

– Видно, его вызвали по неотложному делу, – сказал я.

Она уставилась в какую-то точку в районе моего солнечного сплетения.

– Послушайте, миссис Фоллбрук, – сказал я. – Давайте, миссис Фоллбрук, не будем играть в прятки. Не подумайте, что я противник детских игр. Или что мне нравится вас допрашивать. Но вы мне все-таки ответьте: вы его случаем не застрелили – скажем, за то, что он задолжал вам за три месяца?

Очень медленно она уселась на краешек стула и провела кончиком языка по алому пятну своего рта.

– Боже, какое немыслимо жуткое предположение, – сердито сказала она. – По-моему, вы очень нехороший человек. Вы же сказали, что из этого пистолета не стреляли?

– Из всех пистолетов время от времени стреляют. Все пистолеты время от времени заряжают. Вот этот, например, в данный момент не заряжен.

– Ну вот, значит… – она сделала нетерпеливый жест и понюхала свою замасленную перчатку.

– О’кей, моя догадка была ошибочной. И вообще это шутка. Мистер Лейвери вышел, и вы решили пройтись по дому. Поскольку дом ваш, у вас есть свой ключ. Так ведь?

– Я не имела в виду ничего дурного, – сказала она, покусывая палец. – Возможно, мне не следовало этого делать. Но я имею право посмотреть, в каком состоянии моя мебель.

– Ладно, вы посмотрели. И вы уверены, что его здесь нет?

– Я не заглядывала под кровати или в холодильник, – холодно сказала она. – Так как никто не реагировал на мой звонок, я позвала его с верхней ступеньки. Потом я спустилась в нижний холл и опять позвала его. Я даже в спальню заглянула. – Она, как бы застеснявшись, потупила взор и забарабанила пальцами по коленке.

– Вот, значит, и все дела? – сказал я.

Она бодро кивнула:

– Да, вот и все дела. А как, вы сказали, вас зовут?

– Вэнс, – сказал я. – Фило Вэнс.

– И какую компанию вы представляете, мистер Вэнс?

– В настоящее время я не работаю, – сказал я. – Пока комиссар полиции опять не наломает дров.

– Но вы же сказали, что пришли за взносом за машину.

– А, это я просто работаю по совместительству, – сказал я. – Временное занятие.

Она поднялась на ноги, твердо посмотрела на меня и произнесла ледяным тоном:

– В таком случае, я думаю, вам следует покинуть этот дом.

– Пожалуй, я сначала осмотрюсь здесь немножко, если вы не возражаете, – сказал я. – Возможно, вы что-нибудь пропустили при осмотре.

– Думаю, в этом нет необходимости, – сказала она. – Это мой дом. Буду вам признательна, мистер Вэнс, если вы сейчас же уйдете отсюда.

– А если я не уйду, вы найдете кого-нибудь другого, и уж он-то уйдет обязательно, – сказал я. – Присядьте-ка, миссис Фоллбрук. А я пока пойду посмотрю. Этот пистолет, знаете ли, какой-то странный.

– Но я же вам говорю, что нашла его на лестнице, – сердито сказала она. – И больше ничего об этом не знаю. Я вообще ничего не понимаю в пистолетах. Я… я ни разу в жизни не стреляла.

Она открыла большую синюю сумку, достала из нее носовой платок и зашмыгала носом.

– Это вы так говорите, – сказал я. – А я вот не хочу влипнуть в историю.

Она патетическим жестом, напоминающим блудную жену из мелодрамы «Ист Линн», вытянула в мою сторону левую руку:

– О, мне не надо было входить! – воскликнула она. – Это было дурно с моей стороны. Я знаю, что это дурно. Мистер Лейвери будет вне себя.

– Знаете, что вам не надо было делать? – сказал я. – Не надо было показывать, что пистолет не заряжен. До того момента вы были хозяйкой положения. Ну а теперь…

Она топнула ногой. Только этого штриха недоставало нашей сцене. Теперь она была безупречной.

– Какой вы мерзкий, отвратительный человек! – взвизгнула она. – Не смейте прикасаться ко мне! Не вздумайте приближаться ко мне! Ни минуты не останусь больше в одном доме с вами. Да как вы смеете оскорблять меня…

Голос у нее сорвался и лопнул, как резиновая лента. Она наклонила голову вместе с пурпурной шляпкой и всем прочим и устремилась к двери. Пробегая мимо меня, она выставила руку, словно желая оттолкнуть меня, но была слишком далеко, а я не тронулся с места. Она рванула дверь настежь и вылетела на дорожку, ведущую к тротуару. На звук медленно затворяющейся двери наложился быстрый стук ее шагов.

Я провел ногтем по зубам, постучал костяшками пальцев по подбородку, прислушиваясь, но так и не услышал ничего, к чему стоило бы прислушаться. Шестизарядный пистолет с расстрелянной обоймой.

– Что-то в этой сцене совсем не играет, – произнес я вслух.

Теперь дом казался патологически тихим. Я прошел мимо абрикосового ковра к сводчатому проему, к лестнице. Постоял немного, прислушался.

Пожал плечами и спокойно сошел вниз по ступенькам.

15

В нижнем холле было по двери с каждого конца и две двери посредине, рядышком: одна оказалась дверью бельевого шкафа, вторая была заперта. Пройдя в конец холла, я заглянул в запасную спальню со спущенными жалюзи и определенно нежилым видом. Я вернулся в другой конец холла и вошел в еще одну спальню с просторной кроватью, ковром цвета кофе с молоком, угловатой мебелью светлого дерева, туалетным столом с трюмо и длинной флуоресцентной лампой над ним. В углу, на столе с зеркальным верхом, стояла хрустальная борзая, рядом с ней – хрустальный же ларчик с сигаретами.

Туалетный стол усыпан пудрой. На полотенце, брошенном на корзину для мусора, – след темной помады. На постели две подушки с вмятинами, какие остаются от голов. Из-под одной подушки выглядывает женский носовой платок. Через изножье постели перекинута тонкая черная пижама. В воздухе какой-то настойчивый запах шипра.

Хотел бы я знать, что подумала обо всем этом миссис Фоллбрук.

Я обернулся и увидел самого себя в высоком зеркале дверцы шкафа. Дверь с хрустальной шарообразной ручкой окрашена в белый цвет. Обмотав руку платком, я повернул ручку и заглянул внутрь. Обшитый кедром шкаф был в основном заполнен мужской одеждой. В нем стоял приятный запах твида. Но была там не только мужская одежда.

В шкафу был также женский черно-белый костюм с преобладанием белого цвета, черные с белым туфли стояли под ним, на верхней полке лежала панама с черно-белой витой лентой. Была там и другая женская одежда, но я не стал ее обследовать.

Я закрыл шкаф и вышел из спальни, держа платок наготове на случай встречи с новыми дверными ручками.

Запертая дверь, рядом с дверью бельевого шкафа, должна была вести в ванную. Я подергал ее, но она не поддавалась. Нагнувшись, я обнаружил в центре шарообразной рукоятки узкую прорезь. Эта конструкция была мне знакома: чтобы запереться изнутри, нужно нажать на кнопку в центре внутренней рукоятки, а прорезь предназначена для гладкого ключа, который отпирает замок, если кто-то потеряет сознание в ванной или дети запрутся и начнут безобразничать.

Такой ключ должен храниться на верхней полке бельевого шкафа, но его там не было. Я пустил в ход лезвие моего ножа, но оно было слишком тонким. Я вернулся в спальню и взял с туалетного стола плоскую пилку для ногтей. Это было то, что надо, – я открыл дверь в ванную.

Мужская пижама песочного цвета небрежно брошена на большую расписную корзину для белья. Пара зеленых шлепанцев на полу. На краю раковины – безопасная бритва и тюбик крема со свинченной крышкой. Окно ванной закрыто, в ней стоит едкий, ни на что другое не похожий запах.

Три пустые гильзы поблескивали медью на желто-зеленых плитках пола, а в матовом оконном стекле красовалась аккуратная дырочка. Слева и справа от окна на штукатурке виднелись глубокие рубцы: в двух местах из-под краски проглядывало белое – так бывает, когда в стенку входит что-нибудь вроде пули.

Душевая ниша была задернута подвешенной на блестящих хромированных кольцах занавеской из зеленого с белым пропитанного маслом шелка. Когда я отодвигал ее, кольца издали тонкий скрежет, который почему-то прозвучал неприлично громко.

Когда я нагнулся, у меня хрустнуло в затылке. Так и есть, он был там – больше ему некуда было деваться. Он лежал, скорчившись в углу под двумя сверкающими кранами, и вода медленно капала ему на грудь из хромированной головки душа.

Его колени были подогнуты, но не напряжены. Две темно-синие дырочки в груди, и любая из них достаточно близко к сердцу, чтобы убить. Кровь, наверное, смыло водой.

В глазах у него было странно живое, ожидающее выражение, словно он принюхивался к запаху утреннего кофе и вот-вот собирался выйти.

Толково, чисто сработано. Ты только что побрился, разделся догола, чтобы принять душ, нагнулся, регулируешь температуру воды. За твоей спиной открывается дверь, кто-то входит. Это женщина. В руке у нее пистолет. Ты глядишь на пистолет, а она начинает стрелять.

Трижды она промахивается. Это кажется немыслимым при таком небольшом расстоянии, но это факт. Может, так всегда бывает – не знаю. Я присутствовал при этом не так уж часто.

Тебе некуда деваться. Ты мог бы броситься на нее, мог рискнуть, если б собрал свою волю в кулак, если б был из тех парней. Но ты стоишь, согнувшись над душевыми кранами, ты выведен из равновесия. Кроме того, страх вызвал у тебя оцепенение, как у большинства других людей. Поэтому тебе некуда больше деваться, кроме как под душ.

И ты залезаешь туда. Забиваешься как можно глубже, но душевая ниша тесна, облицованная плиткой стена останавливает тебя. Ты прижимаешься спиной к последней своей стене. Ты весь уже вне пространства, вне жизни. Тогда раздаются еще два выстрела, может, три, ты сползаешь по стене, и теперь в твоих глазах даже испуга нет. Это просто пустые глаза мертвеца.

Она протягивает руку и выключает душ. Запирает дверь ванной. Покидая дом, она бросает разряженный пистолет на ковровую дорожку лестницы. Это легкомысленно. Ведь, скорее всего, это ее пистолет.

Так ли это? Лучше бы это было так.

Я нагнулся и потянул его за руку. Она была холоднее и безжизненнее льда. Выходя из ванной комнаты, я не стал запирать ее. Теперь уже незачем. Только лишняя работа для полицейских.

Я вошел в спальню и вытащил носовой платок из-под подушки. Клочок льняной ткани с зубчатыми краями, обшитыми красной ниткой. В углу, тоже красным, вышиты две буковки: «А. Ф.»

– Адриана Фромсетт, – произнес я и засмеялся. Это был довольно омерзительный смех.

Я встряхнул платок, чтобы выбить из него хоть немного шипра, завернул в мягкую оберточную бумагу и сунул в карман. Вернулся по лестнице в гостиную и порылся в столе у стены. Никаких любопытных писем, телефонных номеров или папок, заслуживающих внимания, я не нашел. Может, они там и были, но я их не обнаружил.

Я посмотрел на телефон. Он стоял на столике у стены, рядом с камином. Длинный шнур, чтобы мистер Лейвери мог валяться на кушетке, с сигаретой между сочными коричневыми губами, с высоким бокалом виски со льдом на столике под боком и с массой времени для славной, долгой, задушевной беседы с какой-нибудь приятельницей. Для беседы непринужденной, томной, кокетливой, игривой, не слишком изысканной, но и не слишком откровенной – скорее всего, он любил вести разговор именно в таком ключе.

И это тоже ушло в прошлое. Я отошел от телефона к двери и заблокировал замок, после чего спокойно вышел и плотно закрыл за собой входную дверь, с силой подтянув ее через порог. Поднялся по дорожке, постоял под солнцем, глядя через дорогу на дом д-ра Элмора.

Никто не закричал, не выбежал из дверей. Никто не засвистел в полицейский свисток. Все было тихо, солнечно, спокойно. Абсолютно никаких причин для волнения. Это всего лишь Марлоу, нашедший очередной труп. У него уже стало неплохо получаться, его теперь так и называют: «Марлоу – в день по мертвецу». К нему приставили рефрижератор для новых находок в ходе расследования.

Приятный парень в своем неповторимом роде.

Я вернулся к перекрестку, сел в машину, дал задний ход и уехал прочь оттуда.