Текст книги "Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Хорошенькие новости, – мрачно изрек Сангстер. – Откуда звоните?

– Не знаю.

– Как? Не знаете, где находитесь? – От удивления у Сангстера даже сорвался голос.

– Я-то знаю. Зато вы не знаете и знать не будете.

– Вы… Вы отказываетесь мне сообщить? Подозреваете меня? Полагаете, я один из этих выродков?! – Он возмущенно замолчал. Грэхем старался разглядеть его выражение на маленьком видеоэкране, однако телефон работал скверно, видимость исчезала, беспорядочно мелькали темные и белые пятна. – Пожалуй, винить вас трудно, – продолжал Сангстер. – Одни предатели действуют, как безмозглые бандиты, другие проявляют исключительную хитрость.

– От вас требуется лишь одно: передайте, если это, разумеется, в ваших силах, все мною сказанное в Вашингтон, – попросил Грэхем. – У меня забот по горло, не могу сам искать возможность связаться. Помогите, пожалуйста.

– Постараюсь, – обещал Сангстер. – Еще что-нибудь?

– Да. Имена и адреса всех сотрудников разведки, находящихся в городе или его окрестностях. Не могли же все поголовно угодить в западню. Кое-кто порою неделями не выходит на связь. И наверняка бродит живой и невредимый. Необходимыми мне сведениями располагал только Лимингтон, однако в Вашингтоне должны знать не меньше.

– Сделаю что смогу. – Сангстер помолчал, потом заговорил вновь и чуть громче: – Наше ведомство получило ответы на вопрос–другой из тех, что недавно задавал Лимингтон.

– Что-нибудь новое? – встрепенулся Грэхем.

– Из Британии сообщают: осмотр лаборатории, а также записей Мак–Эндрюса показывают, что он вел весьма любопытные исследования, изучал изменение скорости частиц при тепловом воздействии. Видимо, пытался разрешить загадку силы, связывающей элементарные частицы. Однако испарился прежде, чем добился успеха и англичане поставили на его изысканиях крест.

– Понятно… – сказал Грэхем. – Мак–Эндрюса распотрошили, останки выбросили. Теперь он валяется на какой-нибудь витоновской помойке, бедный подопытный кролик.

– Я сам не лишен воображения, – укоризненно произнес Сангстер, – не нагнетайте страху. Зачем вы портите мне остатки сносного настроения, смакуя ужасы?

– Извините.

– Как оказалось, ни один радиолюбитель не слышал разговора Падильи с Трелливаном, – продолжал Сангстер. – Сообщенное из Буэнос–Айреса останется тайной навеки. О Падилье известно, что он проводил радиотехнические опыты, и тем добился изрядного финансового успеха. Сколотил недурной капитал, продавая схемы упрощенной частотной модуляции. Но сгубило его другое – неизвестно, что именно. Записей не осталось никаких.

– От этой зацепки я отказался уже дня два назад.

– Вы говорите так, словно нашли другую, причем, лучшую, – в голосе Сангстера звучало явное любопытство. – Угадал?

– Я нахожу нечто иное каждое утро, – мрачно изрек Грэхем, – да только к вечеру это иное рассыпается прахом. Я – сыщик–недотепа, наломавший дров изначально. – Он поджал губы и вздохнул: – А чт& поделывают правительственные эксперты?

– Насколько понимаю, ничего. Две группы укрылись в местах, определенных покойным Лимингтоном. И убеждаются, что сама глухомань, якобы хранящая и защищающая, становится помехой в деле. Что-то изобретут, построят, захотят испробовать, а поблизости нет ни единого захудалого витона. Пробовать не на ком1

– Дьявольщина, этого и я не учел, – признался Грэхем.

– Вы ни при чем. Никто из нас не мог такого предположить. – Сангстер помрачнел. – А перевести лаборатории в людные места – витоны быстро их уничтожат. Куда ни кинь – везде клин. – Он прищелкнул пальцами.

– Вы, наверное, правы, сэр, – согласился Грэхем. – Я снова позвоню, если разузнаю что-нибудь стоящее.

– Куда вы теперь? – последовал внезапный вопрос.

– Я, увы, становлюсь туговат на ухо, – пожаловался Грэхем. – Вот беда-то, ничего не слыхать.

– Да полно! – В голосе собеседника звучало разочарование. – Делайте, как считаете нужным. Только будьте поосторожнее! – Раздался громкий щелчок – Это Сангстер повесил трубку.

– Как там говаривали древние? – внезапно заметил дежурный сержант. – Если ни хрена в обстоятельствах не понимаешь, задайся вопросом: кому выгодно? Кто наживается, а?

– И кто наживается теперь? – спросил Грэхем.

– Гробовщики, – ответил сержант и, поймал ухмылку собеседника, нахмурился: – Что, малый, скажешь, я не прав?

Глава 12

Бронзовая табличка гласила: “Американская Корпорация по Производству Холодильников”. Минут пять пришлось Грэхему уламывать несговорчивого секретаря, прежде чем тот согласился, наконец, допустить его к дубовой двери, на которой золотыми буквами сияло имя директора.

Значилось на двери “Турлоу”, а обладатель сей фамилии смахивал на ходячую мумию. Похоже, директор высох от постоянной и неотступной погони за прибылью.

– Ничем не могу помочь, – объявил Турлоу, когда Грэхем изложил ему цель своего прихода. Голос шелестел, словно ветхий папирус. – Мы не смогли бы предоставить фургон–рефрижератор даже занзибарскому султану, предложи он за машину столько золота, сколько весит она сама. С самого начала войны завод выполняет лишь правительственные заказы, и ни единого холодильника мы не продали.

– Не играет роли, – возразил Грэхем. – Рефрижератор нужен университету. В университете его разберут по винтику. Дайте список ваших местных клиентов.

– Дудки! – костлявой рукой Турлоу потер желтоватую плешь. – Когда-нибудь положение поправится. Придет и мой час. Каким же идиотом буду я выглядеть, если список постоянных покупателей попадет в лапы конкурентам!

– Если пытаетесь меня оскорблять… – угрожающе начал Грэхем.

– Не пытаюсь, – махнул рукой Турлоу. – Да только откуда мне знать, что вы – тот самый, за кого себя выдаете? Колечко ваше для меня – пустой звук. Что там внутри выбито – без микроскопа все одно не прочтешь. Лучше посоветуйте начальству снабжать вас микроскопами! – Он разразился замогильным хихиканьем: – Хе–хе–хе!

Еле сдерживаясь, Грэхем спросил:

– А если я принесу письменное подтверждение – дадите список?

– Дам – если принесенное меня удовлетворит, – Турлоу перестал хихикать и хитро прищурился. – Оно должно быть вполне убедительным. Ни одному ловкачу не удастся выманить у меня список лишь потому, что торговля дышит на ладан.

– Не извольте беспокоиться, – Грэхем встал. – Все будет чин чином – иначе полиция потянет меня в суд. – Задержавшись у двери, он задал еще один вопрос: – Вы давно изображаете на торговой марке медведя?

– С самого начала. Больше тридцати лет – Турлоу просиял от гордости. – Для покупателя стоящий медведь означает продукцию, не знающую равных, продукцию, которая хоть это и говорю я сам, ценится везде и всю…

– Спасибо, – перебил Грэхем хвастливую тираду и вышел.

Строптивец, карауливший при входе, проводил его до дверей и спросил:

– И что же, согласился?

– Нет.

– Я так и знал.

– Почему?

Секретарь немного смутился.

– Не следовало бы об этом говорить, но если честно, у Турлоу зимою снега не выпросишь.

Пристально поглядев на собеседника, Грэхем хлопнул его по плечу.

– Вам-то какая печаль? Время работает на вас. Лишь только Турлоу сыграет в ящик – тут же сядете на его место.

– Если уцелею до тех пор, – мрачно изрек секретарь.

– А вот это уже моя забота, – сказал Грэхем. – До встречи!

Ближайшая телефонная будка обреталась в угловой аптеке. Перед тем, как войти и повернуться спиною к залу, Грэхем внимательно ощупал взглядом четверых покупателей и троих продавцов.

Он подозревал всех. Предупреждающий голос в мозгу нашептывал: тебя разыскивают с беспощадной решительностью, неуловимый враг сообразил, наконец, что источник сопротивления – не стельке в ученых кругах, сколько в маленькой группе королей сыска, где ты – король козырный.

Витоны исправили свое неумение различать людей, казавшихся им на одно лицо, будто овцы в стаде. Они силой навербовали множество овец, привили им кровожадность, заставили выбирать в стаде особо упрямых собратьев и уничтожать. Витонам помогают ныне орды умственно искалеченных пособников – своего рода пятая колонна, безмозглая, беспомощная, обреченная, но от этого не менее страшная. Раньше Грэхему грозили только бродячие витоны, время от времени читавшие мысли в его голове и пытавшиеся устранить непокорного.

Теперь опасность исходила от человеческих же существ, невольных наемников летучей нечисти. Новая затея – натравить брата на брата, была поистине великолепна, в витоновском разумении.

Накручивая номер, Грэхем возблагодарил Бога за то, что в оглушенном мозгу Воля не возникло его, Грэхема, лицо, не появилось изображение улицы, дома, квартиры. Угасавший, обессилевший рассудок лейтенанта беспомощно выдал сведения о штаб–квартире Лимингтона, и только. Алчные хищники презрительно бросили Воля на берегу, спеша учинить кровавое побоище.

И никогда не повернется у Грэхема язык рассказать крепышу–полицейскому, что он, и никто другой, навел врага на седовласого полковника и всех прочих.

– Говорит Грэхем, – назвался он, услыхав щелчок снимаемой трубки.

– Послушайте, – донесся взволнованный голос Сангстера, – сразу после вашего прошлого звонка я связался с Вашингтоном. Соединился через любительские передатчики – это, похоже, последняя надежная система связи, которая у нас осталась. Вас немедленно вызывают в столицу. Поторопитесь.

– А зачем, сэр, как по–вашему?

– Понятия не имею. Знаю только, что вам надлежит безотлагательно явиться к Кейтли. В Бэттери Парк ожидает трофейный стратоплан.

– Что за дикая мысль – воспользоваться машиной азиатов? Собственные истребители не дадут продержаться в воздухе и пяти минут!

– К сожалению, вы заблуждаетесь. Наши истребители буквально прикованы к земле, за исключением случайных, чрезвычайно опасных для экипажа вылетов. Угрожай им только азиаты, небо очистили бы за два–три часа. Но есть еще витоны, а это противник иного свойства. Если витон в любую минуту может напасть на пилота, подчинить его и заставить приземлиться во вражеском расположении, мы просто не можем рисковать людьми и машинами. В небе властвуют витоновские прихвостни, азиаты. И это может решить исход войны. Вылетайте на трофейном стратоплане, так несравненно спокойнее.

– Обернусь мигом. – Он взглянул сквозь плексигласовую панель кабины, удостоверился, что в зал* все спокойно, и продолжил: – Достаньте мне список местных клиентов Холодильной Корпорации. Возможно, придется повздорить со сморщенным остолопом по имени Турлоу. Чем круче вы с ним обойдетесь, тем будет лучше. Прищемите болвану хвост! Еще: свяжитесь, пожалуйста, с Гарриманом из Смитсоновского Института. Пусть обратится к кому-нибудь из уцелевших астрономов и выяснит, нельзя ли отыскать какой-либо связи между витонами и Большой Медведицей.

– Большой Медведицей? – изумленно переспросил Сангстер.

– Да. Объявился некий медведь, явно желающий о чем-то намекнуть. Одному Богу ведомо, что мишка имеет в виду, но мне позарез нужно выяснить. Сердцем чую – это безумно валено.

– Мишка? Важно? А другой зверь не подойдет? Носорог, например?

– Лишь косолапый, – невозмутимо ответствовал Грэхем. – Никаких замен. Я почти уверен: астрономический подход окажется бесполезен, однако не следует пренебрегать и самым малейшим шансом.

– Славная компания! Фургоны–рефрижераторы, сморщенные остолопы, созвездия и косолапые медведи, – простонал Сангстер. – Господи Иисусе! – Он помолчал немного и обреченно добавил: – Сдается мне, до вас уже добрались; ну да ладно, выполню просьбу. – Еще раз повторил: – Господи Иисусе! – и швырнул трубку.

До Вашингтона долетели быстро и без приключений. Военный летчик, тем не менее, облегченно вздохнул, когда машина коснулась колесами посадочной полосы.

Он выпрыгнул из кабины и сказал Грэхему:

– Приятно все-таки! Сели, где сами хотели, а не куда витоны пригласят!

Грэхем кивнул и забрался в поджидавший гиромобиль, немедленно сорвавшийся с места. Десять минут спустя он на все корки честил бюрократическую глупость: сберечь две минуты, дабы потом потерять десять. Грэхем расхаживал по приемной взад–вперед, глядя, как в Вашингтоне людей заставляют умирать от безделья, будто никакой войны и в помине нет.

Парочка ученых мужей восседает и ждет – кого? Одному Богу ведомо. Они восседали, когда появился Грэхем, продолжали восседать и будут восседать, словно вознамерились оставаться здесь до скончания времен.

Грэхем раздраженно оглядел их с головы до ног. Болтуны окаянные! Болтают и болтают – можно подумать, повсеместная разруха и гибель миллионов! – сущие пустяки по сравнению с куда более важными вопросами, требующими безотлагательного разрешения.

Парочка сцепилась по поводу Бьернсеновской формулы. Коротышка утверждал, что изменение зрения вызывается молекулами синьки, которые иод, – всепроникающий галоген, – переносит в зрительный пигмент.

Толстяк придерживался иного мнения. Главную роль играет иод. А метиленовая синька – лишь катализатор, без которого очиститель быстро и легко разлагается. Он соглашался: да – мескаль служит исключительно для стимуляции зрительных нервов, настраивая их на новый лад, однако, истинный виновник перемен – иод. Взгляните, к примеру, на Уэббовых шизофреников. С иодом у них все в порядке, а вот метиленовой синьки в организме нет. Но ведь они – мутанты, фиксация происходит естественным образом и не требует никакого катализатора.

Не думая ни о чем ином, более насущном, коротышка опять заладил свое, постепенно доводя Грэхема до белого каления. Сыщик в десятый раз вопросил себя: а что изменится в том или ином случае? не все ли равно, как действует препарат Бьернсена?! Ведь он действует, черт побери!

Грэхема вызвали.

В кабинете, куда его проводили, находились трое. Он узнал всех. Толлертон, местный эксперт; Уиллетс С. Кейтли, глава Разведывательного Управления; сероглазый мужчина с волевым подбородком – ба! – к чему бы это? – сам президент!

– Мистер Грэхем, – президент без околичностей и вступлений перешел прямо к делу, – сегодня утром прибыл курьер из Европы. Это последний из пяти, отправившихся в продолжении сорока восьми часов. Четверо предшественников погибли в пути. Дурные вести, мистер Грэхем.

– Слушаю, сэр, – почтительно сказал Грэхем.

– На Лувэн в Бельгии упала ракета с ядерной боеголовкой. Европа ответила десятью. Азиаты выпустили еще дюжину. Нынешним утром первая атомная ракета ударила по нашей собственной стране. Эту новость, разумеется, распространять и смаковать не стали, но придется нанести мощный ответный удар. Короче говоря, то, чего мы так страшились, – свершилось: началась атомная война. – Заложив руки за спину, президент мерял шагами пушистый ковер. – Несмотря ни на что, национальный дух остается крепким. Народ верит нам, народ не сомневается, что окончательная победа будет за нами.

– И я уверен в этом, сэр, – вставил Грэхем.

– В таком случае, – завидую вам, – президент остановился и пристально посмотрел на разведчика. – Теперешнее положение вещей – не просто война в привычном значении слова. Будь это обыкновенной войной, мы безусловно выиграли бы ее. Но перед нами нечто иное, самоубийство человечества, как биологического вида! Бросающийся в реку с камнем на шее не получит ничего, кроме вечного покоя. Битву не выиграет ни одна сторона, разве только витоны. Человечество в целом обречено на поражение. Нам, как нации, тоже несдобровать, ибо мы – часть человечества. Наиболее трезвые головы с обеих сторон уразумели это с самого начала и придерживали ядерное оружие до последней возможности. Но теперь, да смилуется над нами Господь! – ядерный меч занесен. И ни одна сторона не вложит его в ножны первой.

– Понимаю, сэр.

– Если бы это было все! – продолжал президент. – Однако это – далеко еще не все. – Он повернулся к карте и указал на жирную черную линию, прерывавшуюся стрелкой, которая пронзала большую часть Небраски. – Население не подозревает о размахе боевых действий на суше. Здесь показано продвижение неприятеля за последние два дня. И я не знаю, удастся ли сдержать натиск азиатов.

– Понимаю, сэр, – Грэхем безо всякого выражения глядел на карту.

– Идти на новые жертвы уже немыслимо. Нового могучего наступления нам не отбить. – Президент приблизился, его суровый взгляд устремился прямо на Грэхема. – По сообщению курьера, положение в Европе стало отчаянным: там смогут продержаться не дольше, чем до понедельника – часов до шести вечера. В остающееся время судьба человечества зависит от нас. Европа обороняется насмерть, но падет и будет уничтожена. Понедельник, шесть часов. И ни минутой позже.

– Понимаю, сэр. – Грэхем заметил, что Толлертон так и сверлит его взглядом. Кейтли наблюдал не менее пристально.

– Ни для кого из нас не остается выхода – разве только ударить быстро и сокрушительно по главным виновникам трагедии – по самим витонам. Либо мы победим, либо уцелевшие станут домашним скотом в буквальном смысле слова. Чтобы отыскать путь к спасению, остается восемьдесят часов. – Президент говорил серьезно, чрезвычайно серьезно. – Мистер Грэхем, я не требую, чтобы вы привели нас на этот путь. Чудес нельзя ожидать ни от кого. Но, зная ваш послужной список, зная, что вы лично участвовали во всем с самого начала, я решил поставить вас в полную известность о происходящем и заверить: любое внесенное предложение будет немедленно поддержано всеми доступными средствами, любые полномочия, какие вам потребуются, будут предоставлены по первому слову.

– Президент полагает, – вмешался в разговор Кейтли, – что если хоть кто-то способен отыскать выход из положения, этот кто-то – вы. Ибо вы стояли у истоков, прошли по всем ступеням; вы самый подходящий человек, чтобы довести дело до конца, если, разумеется, благополучный конец вообще возможен.

– Где вы прячете исследователей? – в упор спросил Грэхем.

– Двадцать человек работают во Флориде, еще двадцать восемь в дебрях Пуэрто–Рико, – не колеблясь ответил Кейтли.

– Передайте и к в мое подчинение! – потребовал Грэхем. В глазах его зажегся боевой пыл. – Возвратите немедленно и передайте в мое подчинение!

– Будет сделано, – пообещал президент. – Еще, мистер Грэхем?

– Предоставьте мне высшие полномочия, право реквизировать любые заводы, лаборатории, линии связи. Дальше: моим заказам на материалы, вещества, приборы должны давать зеленую улицу.

– Решено, – президент не колебался ни секунды.

– Еще одна просьба, – обратился Грэхем к начальнику разведки. – Мне нужен Воль. Он будет наблюдать за мною, а я – за ним. Если кто-либо из двоих превратится в орудие витонов, другой немедленно устранит его.

– Тоже решено. – Кейтли передал Грэхему листок бумаги. – Сангстер сказал, вы просили адреса разведчиков в Нью–Йорке. Десять человек: шестеро живут в городе, четверо – в окрестностях. Двое городских уже довольно давно не подают о себе ни слуху ни духу, судьба их неизвестна.

– Попытаюсь выяснить, – Грэхем спрятал листок в карман.

– Помните, остается восемьдесят часов, – сказал президент. – Восемьдесят часов, потом – свобода для живых, либо рабство для уцелевших. – Он отеческим жестом коснулся плеча Грэхема. – Используйте полным ходом все предоставленные средства, и да поможет вам Бог!

– Восемьдесят часов! – бормотал Грэхем, спеша к стратоплану, который должен был доставить его обратно в Нью–Йорк.

По обе стороны гор, тянувшихся по Новому Свету с юга на север, отчаянно бились многомиллионные армии. Каждый час, каждую минуту, каждую секунду погибали тысячи, а тысячи становились калеками. Над их головами парили сверкающие шары, поглощая человеческую муку, словно искристое, кипящее шампанское.

Но сатанинский банкет близился к концу. Вот–вот подадут сладкое – атомный десерт, подносимый руками, обагренными кровью. Тогда, насытившись людскими страданиями до отвала, обжоры передохнут в ожидании грядущих пиршеств, привычных кровавых попоек, подобных возлияниям на человеческих свадьбах и поминках. Итак – восемьдесят часов!

Грэхем влетел в свою нью–йоркскую квартиру так стремительно, что лишь оказавшись на середине комнаты, разглядел дремлющего в кресле человека. Верхняя лампа не горела, но помещение было мягко освещено мерцанием электрического радиатора. Обладателям нового зрения стала давно привычна никталопия – способность видеть при тепловом излучении почти столь же ясно, сколь и при дневном свете.

– Это ты, Арт! – радостно воскликнул Грэхем. – А я уж хотел звонить в Стэнфорд, попросить, чтобы поскорее тебя вытурили. Ты мне до зарезу нужен.

– Я вытурил себя сам, – лаконично ответствовал Воль. – У меня эта больница уже вот где сидела! И дежурная сестра – тощая да приставучая, проходу не давала. Все звала меня Волли–Полли, а потом уволокла куда-то мои брюки. Брр–р! – Он передернулся при одном воспоминании. – Когда я потребовал одежду назад, она так смутилась, точно загнала ее старьевщику. Ну, я и задал деру в чем был.

– Что – нагишом?!

– Не совсем так. – Воль пнул узелок, валявшийся на полу. – Вот в этом. Размах преступности достиг апогея – даже полицейские воруют: и не брезгуют старыми больничными одеялами. – Он поднялся и, разведя руки в стороны, стал вертеться, подражая манекенщицам. – А как выгляжу теперь, скажите на милость?

– Ба! Костюмчик-то мой!

– Так точно. Обнаружен в твоем шкафу и немедленно конфискован. Жаль, провисает под мышками и чересчур обтягивает задницу, но за неимением лучшего…

– Н–да, фигурка у вас, милейший… Сверху – мало, снизу – много… – Грэхем погасил улыбку и заговорил серьезно: – Послушай, Арт! Время дороге. Я только что из Вашингтона. То, что я там услыхал, придало прыти – знай успеваю поворачиваться. – Грэхем кратко изложил события, происшедшие после того, как он покинул Воля в Стэнфордской больнице. – Я попросил Кейтли, тот согласился, – стало быть, получай. – Он вручил другу гладкий, покрытый иридием перстень. – По вкусу тебе сие или не по вкусу, но только из полиции ты, братец, уволен. Зачислен в разведку. И служишь пока что у меня в напарниках.

– Склоняюсь перед обстоятельствами. – Невзирая на показную браваду, Воль воспарил к седьмому небу от радости. – Но, черт возьми, как начальству всякий раз удается угадать размер кольца?

– Бог с ним, с размером, – есть задачки потруднее! – Он передал Волю объявление, вырванное из обнаруженной у Фармилоу “Сан”. – Нужно действовать, и немедленно. Времени – до понедельника: в понедельник, в шесть вечера, будет решаться – со щитом или на щите, Мы можем хоть костьми лечь, но до этого срока непременно должны отыскать выход. – Он кивнул на вырезку: – Вот. Фармилоу нацарапал перед смертью. Это единственный ключ.

– Ты уверен, что – ключ?

– Ни в коем разе. Разве можно сейчас быть уверенным в чем-либо? Но я чую: бумага наведет на что–т© важное – из-за чего Фармилоу и погиб!

Воль долго и пристально изучал медведя, с глупым видом позирующего на фоне айсберга, потом спросил:

– Надеюсь, рефрижератор уже разобрали по частям?

– Сангстер отправил его в университет, машину разобрали до последнего болтика, до мельчайшей гаечки, пружинки. Остается слизать с обшивки эмаль.

– И – ничего?

– Ровным счетом. Предположим, холод способен убивать витонов, замедляя их природные колебания, да только – что из этого? Лучей абсолютного холода не бывает, и нет никакой надежды получить их – это абсурдно с теоретической точки зрения. – Грэхем озабоченно поглядел на часы. – Тебе этот живописный шедевр ничего не говорит?

– Бр–р-р! Холодно, – шутовски поежился Воль.

– Не валяй дурака, Арт. Сейчас не время паясничать.

– Да мерзну я, правда! – извинился Воль и мрачно уставился на хвастливую рекламу. – Ишь, ухмыляется, образина скверная! Знает, как мы увязли, и хоть бы хны! – Он вернул вырезку Грэхему. – Живописный шедевр мне лично говорит лишь давно известное – у тебя дивная способность откапывать самые невероятные зацепки!

– Зачем напоминать об этом? – буркнул Грэхем. И раздраженно продолжил: – Медведь! Ведь есть же в нем нечто! – Он злобно ткнул в вырезку пальцем. – Ключ! Пускай отмычка! Может, если верно взглянуть, в медведе – наше спасение. И всего-то – здоровенный, самодовольный, корыстный, а возможно и блохастый медведь!

– Вот именно, – подхватил Воль, за неимением лучшей мысли, – свирепый, кривобокий, вонючий медведь! Поганый полярный мишка!

– Догнал бы я тогда Фармилоу или встретил по пути… – Грэхем замолчал, не окончив фразы. Вид у него стал ошарашенный. Внезапно осипшим голосом он спросил: – Как… Как ты назвал медведя? Полярным?

– По–твоему, он – тропический? Тогда это жираф.

– Полярный медведь!! – заревел Грэхем не хуже того самого животного, которое упомянул. Воль так и подскочил в кресле. – Поляризация!Вот оно! Поляризация! – Он изо всех сил завертел пальцем в воздухе. – Круговая или эллиптическая поляризация! Дьявол! Где же были мои глаза? Ведь и младенцу ясно. Господи. Какой же я беспросветный болван!

– Что-что? – разевая рот выдавил Воль.

– Поляризация! Ставлю миллион против пуговицы! – вопил Грэхем. Лицо его побагровело от возбуждения. Правда, обычному взгляду оно показалось бы просто раскрасневшимся. Схватив две шляпы, он нахлобучил одну на голову ошеломленному Волю да так, что она залихватски сползла на одно ухо. – Идем! Нужно спешить со всех ног. Оповестить мир, пока еще не слишком поздно.

Друзья опрометью выскочили вон, даже не позаботившись замкнуть за собою дверь. С топотом летя по улице, они все же не забывали бдительно оглядываться. Голубые точки поблескивали в вышине, однако ниже не спускались.

– Сюда! – выдохнул Грэхем. Он нырнул в бетонную горловину, уводившую к новому подземному городу. Сверхскоростные эскалаторы доставили их на первый уровень. Дальше пришлось опуститься еще на четыреста футов – уже в пневматическом лифте.

Тяжело дыша, друзья соскочили с дисков и очутились на скрещении шести свежепроложенных туннелей. Из двух нор продолжали доноситься приглушенный грохот и резкий грызущий скрежет механических мамонтов, упорно глодавших грунт.

Подземное царство, возникшее всего несколько недель назад, уже обзавелось пожарными колонками, телефонными будками, телеэкранами и даже маленьким табачным киоском. Вокруг сновали инженеры, мастера, геодезисты, рабочие, навьюченные материалами, инструментами, переносными лампами. Время от времени из одного туннеля в другой проскальзывала тяжело груженная электрическая вагонетка. Рабочие укрепляли в шахтах лифтов и на выходных отверстиях зловещие радиоактивные датчики.

– Витоны редко сюда пробираются, – заметил Грэхем__Можем звонить без особых опасений. Забирайся,

Арт, в соседнюю будку и вызывай все научные институты, лаборатории, всех ученых, чьи номера отыщутся в справочнике. Скажи, что витоновская погибель, вероятно, заключается в одном из видов поляризации, скорее всего, эллиптической. Не вступай ни в какие пререкания. Просто попроси передать это всем, кому сочтут нужным, и тотчас вешай трубку.

– Хорошо, – Воль вошел в будку.

– Ты долго ждал меня там, в доме?

– С четверть часа. – Взяв справочник, Воль раскрыл его на первой странице. – Только оделся, только расположился прикорнуть – и на тебе! влетает, будто черти за ним гонятся!

Грэхем занял соседнюю кабину и набрал номер. Видеоэкран, как обычно, барахлил, но голос на другом конце провода был отлично узнаваем.

– Гарриман, – торопливо сказал Грэхем, – попробуйте поляризацию – возможно, эллиптическую. Если хотите остаться в живых, как можно быстрее распространите новость.

Последовало еще семь звонков, еще семь коротких, повелительных распоряжений. Затем Грэхем вызвал Стэнфордскую больницу и выяснил, когда убежал Воль. Услыхав ответ, он облегченно вздохнул. Лейтенанта не успели бы изловить и обработать за столь короткое время.

Не то, чтобы он заподозрил в приятеле витоновского наемника – ведь Воль охотно согласился распространить именно ту информацию, которую враг отчаянно пытался пресечь. Но из головы не выходили зловещие слова Сангстера: “иные проявляют исключительную хитрость”. К тому же, донимало неотвязное, пугающее чувство, что на него устроили облаву по всем правилам. Он ощущал: враг уже знает о нем, и постарается изловить.

Поежившись, он вновь набрал номер, торопливо передал новость и услыхал в ответ:

– Ваш дружок Воль оседлал параллельную линию. У него те же сведения.

– Какая разница? Главное, – что вы узнали, – перебил Грэхем. – Передайте скорее всем, кому сможете.

Через час он покинул кабину и распахнул дверь в будку Воля.

– Достаточно, Арт. Известие разошлось вширь и вдаль. Думаю, уже не остановишь.

– Я дошел до буквы “П”, – доложил Воль. – До какого-то субъекта по имени Пенни. – Последовал глубокий вздох сожаления: – Глядишь, дальше нашелся бы и Шиллинг…

– Оставь свои шуточки! – На лице Грэхема возникло озабоченное выражение: он приметил огромные часы, висевшие над телефонами. – Время летит. А еще нужно встретиться с…

Отдаленный грохот прервал его слова. Земля содрогнулась и забилась в частых мучительных конвульсиях. Мощный поток теплого, резко пахнущего воздуха влился в подземелье. Что-то валилось по прозрачным лифтовым шахтам и с треском рушилось на дно. С потолка сыпалась мелкая пыль, поодаль раздавались крики.

Шум усиливался, близился. Из тоннелей повалили вопящие люди. Мгновение, и галдящая толпа битком забила подземный перекресток. А поверхность земли продолжало сотрясать, словно барабанной дробью, и потоки пыли все так же струились вниз. Толпа толкалась, теснилась, орала.

Кто-то пробился в телефонную кабину через невообразимую толчею, позвонил, через минуту вышел. И закричал во всю мочь легких, перекрывая всю ораву. Зычный голос отражался от стен, потусторонним эхом завывая в черной глубине тоннелей:

– Выход завален! Однако телефонный кабель цел! С поверхности сообщают: десять тысяч тонн грунта рухнули в шахту! Это натворили безумцы! – Толпа заворчала, над нею вознеслись кулаки. Люди озирались, явно приискивая веревку и парочку жертв. – А ну, спокойно, ребята! – гаркнул говоривший. – Полиция не подкачала, их перестреляли, не дали уйти. – Властным взглядом он окинул окружавшие унылые лица: – Возвращайтесь в четвертую шахту – в ней самая тонкая перемычка.

Переговариваясь, хмурые работяги побрели в тоннель. Не успел последний исчезнуть под темными сводами, как далекие удары и грохот возобновились с удвоенной силой. Бериллиевые зубы снова вгрызались в грунт.

Остановив оратора, намеревавшегося последовать за остальными, Грэхем представился и спросил:

– Сколько потребуется времени?

– Быстрее всего – пробиваться через четвертый тоннель, – отвечал собеседник. – Между нами и теми, кто идет навстречу, футов девяносто скальной породы. Часа через три соединимся.

– Три часа! – простонал Грэхем, снова бросая взор на циферблат.

Из драгоценных восьмидесяти часов уже промчалось десять, не принеся ничего, кроме многообещающей загадки. А ее предстоит еще проверить! Ближайшие три часа уйдут на бездействие и ожидание – и лишь потом будет можно выбраться из подземной западни… Здесь, по крайности, безопаснее, чем на сулящей погибель поверхности. Хорошо рассчитали удар, мерзавцы! Или дьявол опять пособил собратьям?