Текст книги "Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Глава 5

Скоростной стратоплан Нью–Йорк–Бойз–Сиэттл вынырнул из верхних слоев атмосферы, прекратил подачу кислорода в герметизированный салон, пробил клубящиеся облака и под громовые раскаты ракетных двигателей устремился в вверх по горизонтали.

Внизу промелькнули река Гуз Крик и прилепившееся на ее берегу местечко Окли. По левому борту, чуть позади, засверкала северная оконечность Большого Соленого Озера в штате Юта. Озеро и стратоплан разделяли полторы сотни миль – каких-нибудь десять минут летного времени.

Сигарета, которую Грэхем закурил над Окли, сгорела всего наполовину, когда стратоплан, пройдя над поречьем Снэйка, заложил вираж и устремился курсом на Бойз. Теперь слева возник Сильвер Сити, отлично видный сквозь сухой прозрачный воздух. Белые и кремовые здания сияли в золотых лучах солнца. Резервуары завода, принадлежащего Национальной Фотографической Компании, отчетливо выделялись на фоне города высоченные башни, смахивающие очертаниями на исполинские катушки.

Уперевшись ногами в специальные подставки, чтобы не слететь с места при быстром торможении, Грэхем затянулся раз–другой сигаретой и снова посмотрел на городскую панораму, – ясную, отчетливую. В следующее мгновение она исчезла, потонула в громадных клубах вздымающегося пара.

Дрогнувшими. пальцами Грэхем смял сигарету, привстал и, глазам своим не веря, впился взглядом в открывшееся с высоты зрелище. Чудовищно вспухая, облако продолжало возноситься с первобытной силой надвигающегося смерча. Оно раздувалось, росло, исступленно клубилось, набирая высоту. Мелкие темные точки вылетали из него, зависали на миг, потом опять ныряли в кипящий хаос.

– Господи Иисусе! – выдохнул Грэхем и даже прищурился, не веря своим глазам. Если эти смутные тбчки различимы с такого расстояния, каковы же они в действительности? Каждая никак не меньше огромного дома! Неумолимо тикала секундная стрелка часов. Грэхему почудилось, будто он сидит, созерцая взрыв небывало мощной атомной бомбы, а расположившиеся за спиной пассажиры старательно следят за показаниями сейсмографов, – рабочая группа, укрытая в безопасном отдалении от эпицентра.

Стратоплан стал заходить на посадку, и хвостовые рули заслонили от Грэхема бушующую внизу трагедию. Пилот, понятия не имея о том, что происходит немыслимое, уверенно направил корабль по пологой кривой; Сильвер Сити скрылся из виду за отрогами Скалистых Гор. Плавно приземлившись, огромная машина помчалась по бетонной полосе. Реактивные сопла изрыгали пляшущее, ревущее пламя. Сделав окончательный разворот, стратоплан застыл рядом с увенчанным башнею зданием. На фасаде белела надпись: БОЙЗ.

Грэхем выскочил первым и с такой быстротой скатился по едва успевшему придвинуться к кораблю трапу, что ошеломил весь наблюдавший за высадкой персонал. Спрыгнул на бетонное покрытие, ринулся бегом, торопясь обогнуть хвост корабля, – и остановился как вкопанный.

В зоне прибытия находилось никак не меньше сотни человек – служащих и встречающих, – но ни один даже не подумал поспешить навстречу приземлившемуся кораблю. Все они застыли на месте. Все обратили взоры на юг, щурясь, пытаясь различить что-то вдали.

Там, на расстоянии шестидесяти миль, высоко над отвесными уступами Скалистых Гор, возносилось облако. В отличие от грибовидных радиоактивных пугал, оно не имело определенных очертаний. Темное, взвихренное, облако непрерывно разрасталось. Казалось, оно уже достигает преддверия небесных сфер, стремится прорваться сквозь них, точно гигантский газовый нарост, порожденный глубочайшими провалами преисподней, – призрачное нагромождение бьющихся клубов, напитанных безмерными людскими страданиями и горем.

А грохот!.. Грохот, разносившийся от этого далекого страшилища, – даже ослабленный расстоянием вселял непреодолимый ужас. Звук терзаемого, раздираемого воздуха – словно какой, то беснующийся, ненасытный титан бешено проносился над землей, злобно круша и увеча все, до чего дотягивались его косматые лапы, – разгулявшийся демон!

Бледные, растерявшиеся люди увидели, как этот вздымающийся столб вонзился, подобно сабельному клинку, в небесное лоно, – и тут из бездны грянул неописуемо страшный гром, раскатился эхом, сатанинским хохотом отозвался в недрах. И облако распалось.

Газообразная вершина продолжала парить в высях, а более плотное основание обрушилось, исчезло из виду с той ужасающей внезапностью, с какою висельник проваливается в люк. Адского призрака не стало, но спесиво раздувшаяся душа его плыла к востоку, подымалась еще и еще выше. Громовые раскаты доносились несколько долгих секунд, а затем медленно угасли.

Завороженные зрители неуверенно, робко зашевелились, точно пробуждаясь. Пятеро служащих стратопорта механически двинулись по направлению к застывшему лайнеру – медленно, еще не опомнившись после страшного зрелища. Пилот спортивной машины, стоявшей у бетонной кромки, повернулся и зашагал к своему самолету. Грэхем догнал его:

– Скорее! Мне срочно нужно попасть в Сильвер Сити дело государственной важности!

– Что? – летчик озадаченно уставился на Грэхема.

– В Сильвер Сити! – Грэхем схватил пилота за плечо и затряс, подкрепляя слово действием. – Как можно быстрее доставьте меня в Сильвер Сити!

– С какой стати?!

– Черт бы тебя побрал! – разъяренно рявкнул Грэхем, – Упираться решил? В такое-то время? Решай, сукин сын: или полетишь, куда велено, или прощайся с машиной! Отберу!!

Натиск возымел действие. Летчик опешил и торопливо произнес:

– Я беру вас! – Он даже не спросил, кто Грэхем таков и зачем ему понадобилось лететь в Сильвер Сити. Поспешно забравшись в кабину двухместного реактивного самолета, он подождал попутчика. Пламя рванулось из хвостовых сопел, машина побежала по бетонной полосе, взмыла, под острым углом ушла в синеву.

Цель их полета скрывалась за плотной завесой пыли, которая медленно, постепенно, почти неохотно, оседала. В то мгновение, когда машина закружила над самым городом, налетевший порыв ветра прогнал пелену сухого праха и представил взору место, еще недавно звавшееся Сильвер Сити.

Пилот сдавленно вскрикнул – вопль заглушило воем кормовых двигателей – и вцепился в рычаги управления, выскользнувшие было из ослабевших от изумления пальцев. Добела раскаленные дюзы хлестали языками пара и пламени; машина с гулом сделала крутую “свечку”. Грэхем увидел такое, что все внутри него похолодело и сжалось.

Сильвер Сити не существовал более. Город исчез с лица земли. Место, где он только что находился, превратилось в огромный шрам на лице штата Айдахо, в рану шириною пять миль, по которой среди развалин с трудом передвигались – хромая, падая, ползя, – немногие из уцелевших.

Так и не опомнившийся летчик начал неуверенно заходить на посадку. Он выбрал ровную песчаную полоску на северной кромке шрама и бросил машину вниз. Самолет коснулся почвы, подпрыгнул, снова опустился, кренясь; чиркнул по песку правым крылом, зарылся, описал полукруг. Крыло оторвалось. Маслина повалилась на правый борт, нелепо задирая к небу уцелевшую плоскость. Ни Грэхем, ни пилот не пострадали. Оба выбрались наружу и стояли рядом, безмолвно оглядываясь по сторонам.

Менее часа назад здесь находился оживленный городок, чистенький, уютный, населенный тридцатью пятью тысячами душ. Теперь это была равнина, поднятая из преисподней бездны, – изрытая кратерами пустыня, однообразие которой нарушали только невысоки” груды кирпича и хитросплетения искореженных балок. Белесый дым змеился и покачивался, точно танцевал под звуки отдаленных стенаний. Там и сям рушились каменные глыбы, с грохотом отрываясь от соседних, да со звоном лопались металлические прутья.

Было и кое-что другое, от чего хотелось отвести глаза, – да услужливая память и при беглом взгляде отпечатывала увиденное с фотографической точностью. Пунцовые клочья мяса, кровавые сгустки, облепленные лохмотьями ткани. Бесформенный комок в изодранных джинсах. Вареная голова, источающая жаркий пар. Кисть руки, намертво прикипевшая к железной балке, растопырившая пальцы, – словно отчаянно взывающая о помощи к запредельному.

– Да это пострашнее, чем извержение Кракатау! – сдавленно вымолвил Грэхем. – Хуже катастрофы в Монпелье!

– Ну и рвануло! Ну и рвануло1 – возбужденно размахивая руками, приговаривал пилот. – Не иначе, атомная! Вы знаете, что с нами будет?

– Догадываюсь.

– Каждый дюйм здешней почвы излучает смерть. И каждую секунду полученная нами доза возрастает!

– Н–да, не повезло, – Грэхем кивнул в сторону бесполезного самолета. – Может, попробуете выбраться отсюда, а? – Он старался говорить как можно мягче. – Мы покуда не знаем, есть ли тут радиация, но если убедимся, что есть, – уже будет поздно.

Неподалеку из-за пирамиды искореженных балок возник человек, медленно, с трудом, прихрамывая, начал обходить воронки, одолевать чудовищные завалы, и наконец, пошатываясь, приблизился к застывшей в ожидании паре.

Это был мужчина. Драные лохмотья облепляли его израненные ноги. Когда он подковылял, обозначилась кровавая, грязная маска, из которой взирали полубезумные глаза.

– Никого не осталось! – выкрикнул пришелец, махнув дрожащей рукой в сторону, от которой двигался. – Никого! – Он хихикнул. – Никого, только я! И еще жалкая горстка угодных Всевышнему. – Скорчившись на земле, он поднял воспаленные глаза к небу и забормотал так тихо, что невозможно было разобрать ни слова. Сквозь лохмотья на левом бедре сочилась кровь.

– Внемлите! – воззвал он внезапно, и приложил к уху дрожащую руку. – Гавриил вострубил в трубу, и даже певчие птахи умолкли. – Он опять хихикнул. – Ни единой не слыхать. Все низверглись наземь из поднебесья! Дождем падали. – Раскачиваясь взад ¹вперед, он продолжал бормотать уже нечленораздельно.

Летчик отправился к своей машине и возвратился с фляжкой. Мужчина взял ее и принялся глотать крепкое бренди словно воду. Задыхался – и пил опять. Опорожнив флягу, он вернул ее владельцу и возобновил монотонное покачивание. Однако в глазах его понемногу затеплился проблеск разума.

С усилием поднявшись на ноги, мужчина посмотрел на собеседников и молвил почти обычным голосом:

– У меня была жена и двое ребятишек. Отличная жена, и ребятишки тоже – дай Бог каждому! И где они теперь? – Глаза его снова помутнели, вопрошающий взгляд метался от Грэхема к летчику, словно моля ответить, но ответа не последовало.

– Не отчаивайтесь, – попытался утешить незнакомца Грэхем. – Сперва нужно все разузнать.

– Расскажите, что случилось, – попросил пилот.

– Я работал на Авеню Бора, закреплял на трубе защитный колпак. И только потянулся за куском проволоки – все вокруг полетело в тартарары. Сорвало меня с места, понесло по воздуху, оземь швырнуло. Поднимаюсь – а город будто корова языком слизала. – Он закрыл глаза ладонями и на время застыл. – Ни улиц, ни зданий. И моего дома нету – ни жены, ни детишек… И только мертвые птицы падают с неба!

– Что могло случиться? – спросил Грэхем.

– Что? – яростно выкрикнул мужчина. – Да Национальная же Фотографическая, будь она трижды проклята! Все выгадывали свои лишние десять центов! Выгадают – а дальше хоть трава не расти! Будь они прокляты, вместе и врозь, душой и телом, отныне и вовеки!

– Хотите сказать, взорвалось что-то на территории завода? – осторожно прервал Грэхем его неистовую тираду.

– Ну конечно! Рвануло резервуары! Их целая батареища стояла – и в каждом по миллиону галлонов – нитрат серебра! Взорвались разом – и всех отправили прямехонько в преисподнюю. Кто позволил хранить эту пакость посреди города? По какому праву? Кто за все ответит? Да вздернуть их – и то мало будет. Разве только вздернуть повыше, чем город взлетел! – Он зло сплюнул, вытер вспухшие губы. Лицо кривилось жаждой убийства: – Подумайте! Мирные дома, счастливые семьи – все погубили, все, проклятые, стерли напрочь!

– Но… нитрат серебра в растворе не взрывается так страшно.

– Ах, не взрывается, господин хороший? – с нескрываемой издевкой переспросил страдалец. – Тогда оглянитесь, оглянитесь-ка! – Он широко повел рукой.

Слушатели оглянулись. Крыть было нечем.

По шоссе из Бойза приближались первые машины. За ними последуют еще, и еще, целую неделю будут сновать взад и вперед нескончаемые автомобильные колонны. Загудел самолет, и еще один, и еще… В полумиле от города опускался автожир. За ним торопились приземлиться два вертолета скорой помощи.

Тысячи ног уже вышагивали по огромному полю смерти, тысячи голов забыли думать о возможных причинах трагедии, тысячи сердец бросали вызов опасности. Тысячи рук осторожно и проворно разбирали завалы, откапывая изувеченных, но пока живых. Спеша спасти еле теплящиеся, кричащие о помощи людские Жизни, пришельцы не думали о том, что, возможно, взбесившиеся атомы сеют вокруг невидимую смерть, а лютая радиация пронзает каждое тело незримыми убийственными иглами.

Экипажи скорой помощи прибывали отовсюду – мчались на колесах и на крыльях, в машинах специальных и оборудованных на скорую руку; прибывали – и уносились прочь, чтобы возвратиться снова и снова. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте которой много времени спустя пролегла улица Милосердия. В нескольких сотнях футов над землей на спешно нанятых геликоптерах сновали и кружили журналисты. Их телевизионные камеры созерцали творившийся внизу кошмар, их бойкие языки сопровождали передачу потоками высокопарных эпитетов, не могших передать и десятой части той неприкрашенной правды, что являлась миру со ста миллионов экранов.

Грэхем и пилот работали как проклятые наравне с остальными, работали долгое время после наступления сумерек, когда ночь укрыла черным саваном всех ненайденных мертвецов. Ущербная луна всплыла на небосвод и коснулась бледными лучами изуродованной земли. Распластанная на железной балке ладонь тянулась навстречу лунному серпу.

Латаный–перелатаный гиромобиль с молчаливым водителем доставил Грэхема обратно в Бойз. Подыскав гостиницу, Грэхем принял душ, побрился и позвонил полковнику Лимингтону.

– Весь мир потрясен, – сказал полковник. – Президенту уже выразили соболезнование пятнадцать правительств и несчетное множество частных лиц. Мы делаем все, чтобы возможно быстрее и точнее определить причину случившегося. Что это было? Хиросима? Черный Том? Техас Сити? Вооруженное нападение, саботаж, несчастье?

– Пожалуй, не Хиросима, – заявил Грэхем, – то есть не атомный взрыв, каким его представляют обычно. Это простой, заурядный взрыв, порожденный разрушающимися молекулами, – но взрыв чудовищной силы.

– Откуда вы знаете?

– Отовсюду мчались дозиметристы со счетчиками Гейгера. Перед отъездом я кое–кого из них порасспросил. Ответили: радиация в пределах допустимого – по крайней мере, приборы не зарегистрировали никакого дополнительного излучения. Район, похоже, совершенно безопасен.

– Будем надеяться, – проворчал Лимингтон, помолчал несколько секунд и заговорил вновь: – Случится вам наткнуться на что-либо, свидетельствующее о какой-либо связи между этим бедствием и расследованием, которое вы ведете, – немедленно бросайте все и связывайтесь со мною. Одному человеку с этим не справиться.

– Пока что связи не видно, – ответил Грэхем.

– Пока. Пока вы не копнете лишнего, – сказал Лимингтон. – А вот у меня уже имеются подозрения – и основательные. Как вы и опасались, Бич оказался двадцатым по списку – если, конечно, не попал в число немногих уцелевших. Ему заткнули рот прежде, чем вы добрались до места, – и точно так же обошлись с остальными девятнадцатью. Мне это не нравится.

– Понимаю, сэр, только…

– Грэхем, повторяю – и требую повиновения: обнаружите связь между этим фейерверком и делом, которое расследуете, – прекращайте любые и всяческие розыски, безотлагательно звоните мне!

– Слушаю, сэр.

– Если подозрение подтвердится, мы призовем на помощь лучшие умы Штатов, – голос полковника прервался, потом зазвучал опять: – А сами-то вы как расцениваете положение дел?

Грэхем колебался. Он сознавал, что истина отнюдь не стала ближе, чем в начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства, преследовавшего его с того самого дня, как погиб Майо. Смешно, казалось бы, уделять столько внимания наитиям, которые, невзирая на силу и неотвязность, остаются неуловимыми и смутными. Не сродни ли эти наития подозрениям, толкнувшим его в погоню Бог весть за кем или за чем? Или это простая интуиция сыщика? Или ключ к разгадке? А может – просто суеверие? Расшатанные нервы?

Решившись, наконец, он заговорил осторожно и неторопливо:

– Шеф, я по–прежнему понятия не имею, что за всем этим кроется, однако полагаю, иногда на эту тему опасно беседовать… Иногда, похоже, опасно даже размышлять о ней.

Лимингтон фыркнул:

– Экая чушь! Телепатии не существует, а гипноз весьма изрядно переоценивают. Никто еще не создал приборов, способных улавливать чужие тайные мысли. Да и как можно вести расследование не думая?

– Никак, – спокойно ответил Грэхем. – Потому-то и приходится рисковать.

– Вы говорите всерьез?

– Вполне и всецело. Я полагаю – точнее, чувствую, – что временами эти вещи можно обмозговать совершенно спокойно и с пользою для дела. Но столь же определенно чувствую: иногда накатывают непонятные мгновения. Задуматься в такие минуты – значит поставить себя под удар. Почему я уверен в этом – не знаю сам и не могу объяснить. Если я просто свихнулся, то несколько раз уже говорил своему помешательству спасибо.

– Поясните.

– Поясняю. Мы беседуем, и я пока еще твердо стою на ногах. А иные давно уже их протянули.

Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Отчего-то он уверился в грозящей опасности. Следует пойти на риск, добровольный, неимоверный риск; выступить против сил совершенно неведомых, а потому особенно грозных.

Постоянная бдительность – несоразмерная плата за свободу…

И если ему, как Уэббу, суждено пасть, не сумев уплатить назначенной цены, – что ж, так тому и быть!

Начальник полиции Корбетт нашел, наконец, того, кого искал, на верхнем этаже битком набитой Центральной Больницы. По словам раненого, получалось, что из трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Сильвер Сити, он единственный работал на заводе Национальной Фотографической Компании.

Пострадавшего забинтовали с ног до головы – даже глаз не было видно, открытым оставался только рот. Острый запах дубильной кислоты стоял в палате, свидетельствуя о том, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, с другой устроился Корбетт.

– Не больше пяти минут! – предупредила усталая сиделка. – Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему полный покой.

Приблизив губы к закрытому повязкой уху страдальца, Грэхем спросил:

– Что ж все-таки взорвалось?

– Резервуары, – послышался едва различимый шепот.

– Нитрат серебра? – Грэхем постарался казаться недоверчивым.

– Да.

– Как вы объясните это?

– Никак. – Раненый провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей губы.

– Где вы работали? – тихо спросил Грэхем.

– В лаборатории.

– Занимались исследованиями?

– Да.

Грэхем многозначительно посмотрел на Корбетта, внимательно вслушивавшегося в разговор, потом опять обратился к человеку на койке:

– И над чем работали, когда случилось несчастье?

Ответа не последовало. Рот плотно сжался, дыхание стало вовсе неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.

Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.

– Все в порядке. У вас еще две минуты. – Она тотчас убежала. Лицо ее было бледным и осунувшимся от долгого дежурства.

Грэхем повторил вопрос – и вновь не получил ответа. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вмешаться в разговор.

– Я Корбетт, начальник полиции в Бойзе, – сурово изрек тот. – А допрашивающий вас человек – офицер американской разведки. При вчерашнем взрыве погибло свыше тридцати тысяч человек, а немногим уцелевшим досталось не меньше вашего. Выяснить причину трагедии куда важнее, чем уберечь интересы и производственные тайны ваших нанимателей. Пожалуйста, не упрямьтесь.

Плотно сжатые губы не размыкались.

– Если вы не заговорите… – угрожающе начал Корбетт.

Знаком велев ему замолчать, Грэхем приблизил губы к уху бедняги и негромко сказал:

– Доктор Бич разрешил вам излагать все, что знаете.

– Бич? – воскликнул забинтованный кокон. – Да ведь он же и запретил мне…

– Он запретил? – ошеломленно спросил Грэхем. – Но когда? Что же получается – доктор Бич заходил сюда?

– Часом раньше вас, – тихо вымолвил собеседник.

Грэхем еле удержался от вопля: “Значит, жив!” – не вовремя овладел собою и доверительно произнес:

– Час – весьма долгий срок, за час меняется многое. Говорите безо всяких опасений.

Спеленутая фигура на постели слабо шевельнулась.

– Третьего дня мы получили новую эмульсию – неохотно признался раненый. – Работали над нею три месяца под началом Бича. Как проклятые работали, в три смены, день и ночь. Нас торопили так, будто каждая секунда промедления обходилась кому-то в тысячи долларов. Бич отступать не собирался. Одинокому экспериментатору понадобилось бы лет десять, чтобы разработать подобный состав, – а нас было шестьдесят, и все средства компании к нашим услугам. И вот, в среду утром, Уайман получил эмульсию. Да, утром, в среду, – но мы не были окончательно убеждены, что получили требуемое, пока не испытали состава – прямо перед взрывом.

– Что это было? Как испытывали? – не унимался Грэхем.

– Фотографическая эмульсия, чувствительная к излучениям далеко за пределами инфракрасного диапазона, – куда более чувствительная, чем все ныне существующие, какие нам удалось раздобыть. Бич утверждает, будто подобная эмульсия должна выявлять невидимые предметы – неопознанные объекты, – наподобие небольших солнц, а зачем – понятия не имею. Никто не имел.

Мы использовали состав Уаймана, провели обычную экспозицию – и действительно получили негативы, на которых запечатлелись штуки, схожие с мелкими светилами.

– А дальше, дальше? – торопил Грэхем.

– Мы с любопытством разглядывали их, а потом долго судачили. Эти солнца – шарики, испускающие невидимое излучение. Три или четыре парили над крышей экстракционного цеха номер четыре. Почему-то, не могу объяснить, почему, всеми нами овладело сильнейшее волнение, тревога – люди просто не находили себе места. Как только убедились в успехе испытаний, Уайман позвонил Бичу – доктор оставался дома. И посередине их разговора – тарарах! – все взлетело в воздух.

– Бич определенно знал о существовании этих предметов, – знал еще до того, как вам удалось их заснять?

– Разумеется! Не могу сказать, откуда, – но безусловно знал.

– И никогда не намекал вам о происхождении подобных объектов?

– Нет. Лишь пояснил, как они будут выглядеть на негативе. И все. Он об этом вообще особо не распространялся.

– Спасибо, – сказал Грэхем. – Убежден; вы крепко нам помогли.

Отодвинув стул, он медленно вышел из палаты. В полном недоумении Корбетт направился следом. Они миновали кривую аллею, уводившую к магистральному шоссе, и остановились у гиромобиля, принадлежавшего начальнику полиции.

Повинуясь едва уловимому наитию, странному, еле внятному внушению, которое невозможно было ни объяснить, ни словами выразить, Грэхем постарался не думать о только что окончившемся допросе и сосредоточиться на чем-либо другом. Повелевать собственным рассудком оказалось куда как непросто, и перные несколько минут, пока непокорные мысли не удалось направить в безобидное русло, Грэхем покрывался испариной от напряжения. Наконец, догадался извлечь из памяти женский образ, и начал с готовностью любоваться волной черных локонов, изгибами бедер, безмятежной улыбкой, освещавшей временами хорошенькое лицо с ямочкой на узком подбородке. Разумеется, это была доктор Кэртис, Кто, любопытно, дал ей право напускать на себя ученый вид – с такой-то фигурой?

Внутренний взор Грэхема продолжал тонуть в ясных, спокойных глазах женщины, однако начальник полиции уже забрался в кабину и недовольно проворчал:

– Жалко, парень не смог объяснить, что это еще за сатанинские солнца!

– Жаль, – пытаясь не отвлечься, буркнул Грэхем и захлопнул за тучным полицейским дверцу. – Я позвоню вам в управление сразу после обеда! – Он торопливо зашагал прочь, упорно вызывая перед мысленным взором яркий, соблазнительный женский образ.

Неугомонный Корбетт опустил стекло и заорал вслед:

– Этими солнышками наверняка стоит заняться! Голову готов заложить – что-то с ними нечисто!

Не получив ответа, начальник полиции обжег спину Грэхема возмущенным взглядом, дернул только что заложенной головой и нажал толстым пальцем кнопку стартера.

Гиромобиль завизжал, будто изголодавшийся пес, увидевший кость, рванулся, набрал скорость. Неуклонно убыстряя ход, ринулся по улице – только ставни первых этажей захлопали от поднятого вихря. Пулей проскочив сквозь узкий просвет между мчавшимися наперерез машинами, гиромобиль вылетел на перекресток, не замечая сигналов автоматических светофоров. Перепуганные пешеходы метнулись врассыпную. С тою же бешеною прытью гиромобиль миновал и следующий квартал, описал пологую дугу, проскочил еще один перекресток, со всего маху врезался в бетонный торец углового здания. От удара машина буквально сплющилась в лепешку, а двухтонная панель раскололась. Грохот еще долго, метался хохочущим эхом среди обступавших стен.

Эхо достигло и барабанных перепонок Грэхема, продолжавшего усердное самовнушение. Он отчаянно, из последних еил, постарался удержать перед внутренним взором женское лицо, отогнать, отразить, отбросить устрашающую весть о новом человеке, поплатившемся за недозволенное любопытство к маленьким парящим светилам.

Вокруг обломков машины уже толпились зеваки, хранимые собственным неведением, а Грэхем, уязвимый для неведомого врага, благодаря подозрениям и познаниям, роившимся в мозгу, упрямо шагал прочь – шагал и боролся сам с собою, старался размышлять лишь о соблазнительном, полностью позабыв о насущном; шел и шел, настойчиво укрывая предательский разум спасительной маскировочной сетью чувственных вожделений – и постепенно победил в отчаянной борьбе.