Текст книги "Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

– А вдруг они хотят, чтобы мы именно так и думали? – спокойно спросил Грэхем.

– Да? – челюсть Сангстера так широко и внезапно отвалилась, что остальные невольно рассмеялись.

– Ваша точка зрения как раз и доказывает: равнодушие витонов – умышленное. Хотят обескуражить людей. – Подойдя к окну, Грэхем метнул взгляд на развалины Нью–Йорка. – Заметьте, я говорю “умышленное”. Но кажущаяся их беспечность вызывает подозрение. Проклятые твари понимают в человеческой психологии куда лучше, нежели когда-нибудь научатся даже умницы вроде Юргенса.

– Хорошо, хорошо, – Сангстер потер лоб, схватил со стола какие-то бумаги, извлек лист. – Вот сообщение радиокорпорации “Электра”. Их специалисты могли бы с неменьшей пользой гонять ворон. Вы послушайте: короткие волны, похоже, воняют! Смердят! Пролетающие шары облучали на всех частотах, а те лишь увертывались, будто запах скверный учуяли. Боб Трелливан, их главный дока, почти уверен, будто окаянные ублюдки действительно воспринимают определенные радиоволны нюхом. – Обвиняющий палец Сангстера уткнулся в лист. – Куда мы движемся, господа?

– Приносит пользу даже тот, кто только думает и ждет, – назидательно процитировал Грэхем.

– Прекрасно, будем ждать. – Отнюдь не умиротворенный Сангстер откинулся на спинку стула, водрузил ноги на стол, изобразил на лице олимпийское спокойствие. – Я всецело тебе доверяю, Билл, однако эти исследования ведутся на денежки моего ведомства. Было бы гораздо легче знать – чего же, собственно, мы ждем?

– Ждем, покуда хоть один экспериментатор изжарит хоть одного витона, – худощавое лицо Грэхема омрачилось: – А еще сдается мне, что дождемся первого из новой череды покойников. Дьявольски неприятно говорить об этом.

– Проклятые шары имеют милую привычку выведывать чужие мысли, – вмешался Лимингтон. – И здесь уже мне дьявольски неприятно говорить, но в один прекрасный день, Билл, они заглянут в голову и вам. И поймут, что вы в колоде – главный козырь. Сами понимаете, отыщут вас мертвехоньким.

– Каждому приходится изрядно рисковать, – сказал Грэхем. – А я уже рискнул один раз – когда на свет появиться надумал…

Он опять поглядел в окно:

– Смотрите! Сюда!

Собеседники ринулись на крик. У подножия Либерти Билдинг заклубилось густое серое облако. Раздался оглушительный грохот, сотрясший всю округу. Затем донесся душераздирающий вой с неба, становившийся по мере снижения все громче благодаря доплеровскому эффекту.

Четыре секунды спустя, когда облако сгустилось еще больше, высоченная громада Либерти Билдинг, изъязвленная снарядами, потерявшая все стекла, начала медленно и неохотно крениться, оседать, словно поверженный мамонт. Вот она достигла критического наклона, замерла на миг, будто бросая вызов закону всемирного тяготения. Всем чудовищным весом исполинское здание нависло над соседними кварталами, угрожая сровнять их с землей.

И вдруг – будто невидимая рука протянулась и нанесла окончательный роковой удар. Колосе ускорил падение. Устремленная ввысь башня – когда-то замечательно красивая – раскололась в трех местах, из трещин, точно гнилые зубы, высунулись железные балки. Грохот падения грянул как из бездны первозданного хаоса. Земля затряслась, заходила ходуном, словно при тектоническом сдвиге. Огромное клубящееся облако известковой пыли стало медленно вздыматься, окутывая развалины.

И немедленно с высоты начал низвергаться рой алчных голубых светил. Подрагивая от нетерпения, падали они к свежему блюду, обильно приправленному человеческим горем.

Другая вереница шаров сопровождала летящую вдоль Гудзона крылатую ракету, образовав за нею целый шлейф крупных голубых бусин. Ракета неумолимо близилась к Джерси–Сити. Скоро она с визгом ринется вниз, навстречу коротко рванется еще более пронзительный визг женщин… а витоны, безмолвные стервятники, слетятся на пиршество.

– Всего одна ракета! – выдохнул Лимингтон, не сводя глаз с покрытых белой завесой развалин Либерти Билдинг. – Я уж было подумал, они решились на ядерную атаку. Какова мощь, видели?

– Еще одно витоновское достижение, – горько бросил Грэхем. – Еще одно техническое чудо, подаренное азиатским прихвостням!

На столе у Сангстера затрезвонил телефон, резанув по и без этого измочаленным нервам. Сангстер снял трубку, нажал кнопку усилителя.

– Сангстер, – загремела трубка резким металлическим голосом, – со мною только что связался по радио Падилья, из Буэнос–Айреса. У него что-то случилось! Он сказал… он сказал… Сангстер! A-al

Заметив неожиданную бледность Сангстера, его остановившийся взгляд, Грэхем подскочил и уставился на подергивающееся изображение. Он едва успел заметить исчезавшее с маленького экрана лицо. Резкость была плохой, какая-то мутная мигающая дымка застилала экран. Но прежде, нежели лицо пропало навсегда, Грэхем безошибочно прочел на нем выражение неописуемого ужаса.

– Боб Трелливан, – прошептал Сангстер. – Это был Боб… – Он стоял, словно громом пораженный. – До него добрались, я сам видел!

Не теряя времени, Грэхем набрал номер и отдал распоряжение телефонистке. Приплясывая от нетерпения, он ждал, пока связь пытались восстановить, – но тщетно. Дозвониться не удалось ни по этой, ни по какой-либо другой линии.

– Соедините со службой дальней связи – скорее, дело правительственной важности! – Он обернулся к белому, как мел, Сангстеру: – Где располагается “Электра”?

– В Бриджпорте, штат Коннектикут.

– Служба дальней связи? – Грэхем говорил, почти прижимая губы к микрофону. – Буэнос–Айрес только что вызывал Бриджпорт, штат Коннектикут; вероятнее всего – через Барранкилью. Выясните, откуда звонили, и сразу соедините меня. – Не выпуская трубки из рук, он подозвал Воля:

– Арт, возьми второй аппарат и позвони в бриджпортское полицейское управление. Пускай сообщат нам все, что смогут выяснить. А потом иди, подготовь машину. Я догоню тебя.

– Есть! – Воль с готовностью схватил второй телефон, быстро поговорил с полицией и вышел.

Наконец-то, Грэхема соединили. Он слушал далекого собеседника и двигал желваками. Окончив разговор, быстро позвонил по очередному номеру, мрачно и безнадежно положил трубку:

– Падилья мертвей египетской мумии. Оператор на трансляционной станции в Барранкилье тоже погиб. Наверняка слышал разговор и узнал то, чего знать не полагается. Пришло время, когда мне следовало бы оказываться в четырех местах сразу. – Он потер подбородок. – Трелливан, вне всякого сомнения, тоже мертв. Миллион против одного.

– Вот и первые трупы, – без малейшей перемены в голосе заметил Лимингтон.

Но слова его запоздали. Грэхем уже выскочил за дверь и мчался по коридору к лифтам. В быстрых движениях сквозило что-то хищное. Кроме обычного сверкания, зоркие, прошедшие спектроскопическую перестройку глаза горели яростью, излучали ненависть.

В недрах здания послышался вздох, пневматический диск с умопомрачительной скоростью спустил Грэхема ко входу, где ожидал гиромобиль. Грэхем вырвался из кабины, раздувая узкие ноздри, словно волк, почуявший след и пустившийся в неудержимую погоню.

Глава 10

В небольшой, прекрасно оборудованной лаборатории, принадлежащей радиокорпорации “Электра”, царила стерильная чистота, все стояло и лежало на местах, ничто на нарушало безупречного порядка – исключая застывший на полу, под раскачивающейся телефонной трубкой, труп.

Толстяк–полицейский сказал:

– Так он и лежал, когда мы пришли. Сделали стереоскопические снимки, а больше ничего не трогали.

Билл Грэхем кивнул сержанту, наклонился над телом и перевернул его. Голубая сияющая смерть запечатлела на лице жертвы почти нечеловеческое выражение ужаса. Грэхем сноровисто обыскал покойника, вытряхнул содержимое карманов на стоящий рядом стол и с кропотливым, вниманием изучил.

– Никакого толку! – недовольно произнес он, закончив осмотр. – Ничего путного отсюда не выжмешь.

Грэхем перевел взгляд на маленького франтоватого человечка, беспокойно переминавшегося за спиной у сержанта.

– Значит, вы ассистировали Трелливану? Что вы можете рассказать?

– Бобу позвонил Падилья, – пробормотал коротышка. Взгляд его испуганно прыгал от Грэхема к простертому телу и назад. Он беспрестанно перебирал тщательно подстриженные усики выхоленными пальцами.

– Это уже известно. Кто такой Падилья?

– Ценный деловой партнер и личный друг Боба. – Человечек расстегнул пиджак, снова застегнул, опять занялся усами. Казалось он отрастил пару–другую новых рук, и ума не приложит, куда их девать. – Падилья владеет патентом на термостатический усилитель – самоохлаждающуюся радиолампу, которую мы производим по его лицензии.

– Продолжайте, – ободряюще сказал Грэхем.

– После этого звонка Боб очень разволновался, сказал – появилась новость. Сказал, необходимо ее распространить, чтобы никто не успел помешать и пресечь. Какую новость не знаю; только Боб явно счел ее сенсационной.

– А дальше?

– Он побежал в лабораторию кому-то звонить. Через пять минут в здание ворвалась целая шайка светящихся шаров. Они уже несколько дней околачивались поблизости, похоже – следили за нами. Все бросились наутек, за исключением трех сотрудников на последнем этаже.

– А те почему не убежали?

– Еще не прошли обработку. Ничего не увидели, ничего не поняли.

– Понятно.

– Потом шары убрались, мы вернулись на места, и нашли Боба рядом с телефоном – мертвого. – Он снова потеребил усы, поежился и перевел взгляд с Грэхема на труп.

– Вы сказали, витоны целыми днями околачивались неподалеку, – вмешался Воль. – Они за это время напали на кого-либо из сотрудников, пытались выкачать мысли?

– Четырежды! – человечек еще больше расстроился. – В последние несколько дней твари набросились на четверых. Мы все пришли в ужас. Ведь никто не знал, кого изберут следующей жертвой. Днем люди не могли спокойно работать, ночью терзала бессонница. – Он метнул на Воля страдальческий взгляд. – Последний раз это приключилось вчера: человек сошел с ума, а шары бросили его за воротами – превратили в бессвязно лепечущего идиота.

– Когда мы приехали, поблизости никого из них не было, – удовлетворенно заметил Воль.

– Возможно, удовлетворились достигнутым: ведь благодаря нанесенному контрудару завод перестал угрожать их благополучию и безопасности – по меньшей мере, в ближайшее время. – Грэхем не смог сдержать улыбку: больно уж различествовали пугливость маленького человечка и носорожья невозмутимость лейтенанта. – Не извольте беспокоиться, еще вернутся!

Он отпустил свидетеля и остальных работников радиозавода, ожидавших своей очереди. Вместе с Волем обыскал лабораторию, стремясь обнаружить хоть какую-нибудь записку, блокнот, никчемный с виду клочок бумаги, способный дать ключ к загадке, – как это бывало в предыдущих случаях.

Все усилия оказались тщетны. Одно было несомненно: Боб Трелливан мертв совершенно, решительно и бесповоротно.

– Экая дьявольщина! – застонал Воль в отчаянии. – Никаких зацепок! Ни единой, крошечной, паршивой зацепки! Везет нам с тобой, как утопленникам.

– А где твое воображение? – осведомился Грэхем.

– Хочешь сказать, что-то обнаружилось? – Тараща глаза, Воль изумленно оглядел лабораторию, пытаясь найти упущенное из виду.

– Нет, – Билл Грэхем взялся за шляпу. – В этом безумном деле никто не доживает до возможности снабдить нас действительно ценными сведениями. Остается изобретать эти сведения самостоятельно. Идем, пора возвращаться.

Когда они проносились через Стэнфорд, Воль оторвал задумчивый взор от дороги, посмотрел на спутника и произнес:

– Ты скрываешь фамильную тайну, или как?

– Просто раздумываю. Во–первых, у нас мало данных о Падилье. Нужно раскопать побольше – что-нибудь да пригодится. Еще. Трелливан, получается, провел у телефона целых пять минут, покуда его не настигли. С Сангстером он говорил от силы тридцать секунд, и это был последний звонок, сделанный Бобом Трелливаном в нашем грешном мире. Если только ему не понадобилось четыре с половиной минуты, чтобы дозвониться до Сангсгера – что почти невероятно, – можно предположить, что поначалу он позвонил кому-то другому. Вот и выясним – звонил он кому-нибудь или нет, а если да – то кому?

– Ты форменный гений, а я куда больший тупица, чем думал сам! – воскликнул Воль.

Грэхем смущенно ухмыльнулся и продолжил:

– Имеется, наконец, неустановленное количество любительских радиостанций, работающих меж Буэнос–Айресом, Барранкильей и Бриджпортом, Одна–другая вполне могла, рыская в эфире, поймать передачу по коммерческому каналу. Если кто-то поймал и понял разговор Падильи с Трелливаном, то добираться до него предстоит наперегонки: витоны и мы. А человек этот нужен нам до зарезу, надо срочно искать его, пока не поздно.

– И надежда вечно бьется в человеческой груди! – продекламировал Воль. Взгляд его случайно упал на зеркало заднего обзора и застыл.

– Но не в моей, – сдавленно закончил он.

Повернувшись на сиденьи, Грэхем высунулся в заднее окно машины.

– Витоны! Витоны гонятся за нами!

Взгляд его скользнул вперед, метнулся по сторонам, запоминая местность с фотографической точностью.

– Гони! – палец Грэхема нашарил кнопку экстренной подачи питания, надавил. Воль утопил акселератор до отказа. Включился чрезвычайный запас дополнительных батарей, и под натужный вой динамо гиромобиль ринулся вперед.

– Бесполезно! Считай, мы попались, – выдохнул Воль, бросая машину в крутой вираж. Трижды заносило их и трижды умудрялся лейтенант выйти из гибельных заносов. Дорога широкой лентой неслась под бешено крутящиеся колеса. – Не уйдем! Скорости мало! И вдвое против этой – не спасло бы!

– Впереди мост! – поражаясь собственному спокойствию, крикнул Грэхем. – Берем в сторону и ныряем в реку! Это единственный шанс!

Мост вырастал и приближался с каждой новой долей секунды.

– Ну и шанс! – заскрежетал зубами Воль.

Грэхем обернулся, не отвечая, и увидел преследователей, сиявших зловещим светом всего в двух сотнях ярдов. Витоны быстро наверстывали расстояние; их было десять. Растягиваясь цепочкой, чтобы взять жертву в кольцо, они мчались по воздуху без малейших видимых усилий, с той стремительностью, которая всегда отличала полет витонов.

Мост приближался. Призрачная свора выиграла еще пятьдесят ярдов. Грэхем пытался уследить за происходящим и спереди и сзади. Он знал: до гибели – четверть шага. Одно мгновение могло подарить им единственный шанс выжить – или отобрать его.

– Делай так! – заорал он, перекрывая рев мотора: рухнем в воду – выбирайся, плыви по течению, пока духу достанет. Сделай короткий вдох – и снова ныряй. Ныряй, пока не уберутся, – хоть неделю ныряй! Уж лучше это…

– Но… – Воль попытался возражать; не успел, не смог – машина подлетала к мосту.

– Ну же! – рявкнул Грэхем. Не дожидаясь, пока Воль соберется с силами, железной хваткой вцепился в баранку, резко повернул.

От подобного насилия гироскоп недовольно завизжал, стройная машина во весь опор промчалась по берегу, взлетела по гранитному откосу и впечатляюще взвилась в воздух, едва не зацепив при этом бетонную арку моста. Чудовищным двадцатифутовым снарядом гиромобиль ударился о воду. Фонтаны брызг поднялись высоко над дорогой, засияли маленькой радугой.

Машина быстро погружалась посреди кипящего облака пузырьков. Скоро на потревоженной водной поверхности осталась лишь тонкая переливающаяся пленка, над которой разочарованно толклись десяток озадаченных шаров.

“Слава Богу, я догадался приоткрыть дверцу за миг до падения, – подумал Грэхем. – Иначе давление воды задержало бы нас на несколько лишних секунд”. Извиваясь веем своим сильным, мускулистым телом, он выбрался из кабины и оттолкнулся ногами как раз тогда, когда гиромобиль, накренившись, ударился о речное дно.

Быстрыми мощными гребками Грэхем устремился вниз по течению со всею мыслимой скоростью. Грудь разрывалась, глаза искали просвета в жидкой мгле. Он знал – Воль тоже выбрался; он почувствовал толчок, с которым лейтенант покидал машину. Однако разглядеть Воля не удавалось – чересчур уж мутной была вода.

Изо рта у Грэхема рвались пузыри, воздух в легких был на исходе. Он попытался грести побыстрее, но почувствовал, как сердце выскакивает из груди, а глаза – из орбит. Волнообразным движением Грэхем послал тело вверх. Поднял лицо над водою, сделал выдох, наполнил легкие свежим воздухом. Снова нырнул и быстро поплыл дальше.

Четырежды выскакивал он на поверхность с проворством заглатывающей муху форели, набирал полные легкие воздуха – и опять уходил в глубь.

Наконец, Грэхем выбрался к отмели, царапнул ботинками о каменистое дно. Осторожно поднял глаза над водой.

Сверкающая десятка взлетала по другую сторону моста. Грэхем затаился и внимательно следил за их подъемом, провожая их взглядом до тех пор, пока витоны не превратились в десять блестящих точек, похожих на повисшие под облачным пологом булавочные головки. Лишь когда голубые призраки поменяли направление полета и быстро двинулись к востоку, решился он выбраться на берег. Вода лилась с одежды ручьями.

Спокойно и бесшумно бежала перед ним река. Грэхем, одинокий наблюдатель, вглядывался в гладкую поверхность с беспокойством, быстро переросшим в откровенную тревогу. Он ринулся вверх по течению, оставляя мокрые следы на бетонной береговой облицовке. Он торопился увидеть – что же там, за мостом? – И боялся увидеть.

Когда Грэхем подбежал поближе, сквозь бетонную арку стало видно распростертое тело Воля. Оно казалось безжизненным. Противно чавкая башмаками, Грэхем рванулся под арку.

Поспешно откинув со лба прилипшие волосы” он склонился над Во л ем, схватил его за холодные, обмякшие ноги. Потом выпрямился; мышцы вздулись от натуги.

Рывком приподняв тело, Грэхем уставился на мотающуюся внизу голову. Из разинутого лейтенантского рта на башмаки Грэхема хлынула вода. Встряхивая утопленника, Грэхем напряженно ждал. Когда вода прекратила вытекать, опустил Воля на спину, уселся верхом на него, сжал сильными ладонями неподвижную грудь лейтенанта и стал равномерно надавливать на ребра.

Он трудился долго, выбился из сил, однако не сдавался. Тело внезапно дернулось. Булькающий звук вырвался из глотки. Еще полчаса спустя Грэхем восседал на заднем сиденьи гиромобиля, который удалось остановить, и поддерживал ослабевшего друга.

– Билл, у меня башка просто на части раскалывается! – пожаловался Воль. Он закашлялся, вздохнул и уронил голову на плечо Грэхема. – Обо что-то стукнулся в самом начале – должно быть, о дверцу. Ее толкнуло течением навстречу – и вот… Я тонул, выплывал, снова тонул. Воды нахлебался – будь здоров. – В легких у него тихонько булькало. – Ощущение – как у грудного младенца, решившего поплавать.

– Все пройдет, – успокоил Грэхем.

– Я уж решил – каюк настанет. Так и сказал себе. Конец – не из величественных: болтаться на дне среди всякого хлама, качаться туда–сюда, туда–сюда среди тины и пузырей – до скончания века. – Воль подался вперед, вода стекала с него на сиденье и пол. Грэхем снова потянул его назад. – Я рвался на поверхность будто одержимый. В легких одна вода. Выскакиваю наверх… Тут сволочной витон меня и цапает…

– Что? – вскрикнул Грэхем.

– Меня схватил витон, – тупо повторил Воль. – Я ощутил… его поганые щупальца закопошились в мозгу… вынюхивали, выпытывали. – Он хрипло закашлялся: – Больше ничего не помню.

– Сдается, это они и вытащили тебя на берег, – взволнованно проговорил Грэхем. – Но… если мысли твои прочитали, то знают обо всех намеченных нами планах!

– Копошились… у меня в мозгу, – пробубнил Воль. Глаза его закрылись, и из груди вырвались судорожные всхлипы.

– Почему же Воля не убили, как остальных? – покусывая губы, спросил Лимингтон.

– Не знаю. Пожалуй, решили, что он не знает ничего, представляющего подлинную опасность. – Билл Грэхем выдержал пристальный взгляд начальника. – Я ведь тоже ничего существенного не знаю, не думайте, что всякий раз, выходя на улицу, я рискую головой, а вам придется отвечать собственной!

– Мне-то баков не забивайте! – усмехнулся Лимингтон. – Диву даюсь, как долго щадит вас судьба.

Последнюю реплику Грэхем пропустил мимо ушей и сказал:

– Арт на несколько дней выбыл из строя. – Он тихо вздохнул: – О Падилье удалось раздобыть какие-нибудь новости?

– Старались, – недовольно хмыкнул полковник. – Но человек, занимавшийся этим, не смог ни до чего докопаться. У тамошнего начальства и так забот полон рот, где уж было содействовать!

– Что, “завтра, завтра – не сегодня” – опять?

– Нет, не в том дело. Вскоре после того, как мы отправили запрос, азиаты совершили налет на Буэнос–Айрес. Город сильно пострадал.

– Проклятье! – выбранился Грэхем, закусив губу от досады. – Еще одной зацепкой меньше!

– Остаются любительские радиостанции, нужно проверить их, – с кислой миной отвечал полковник. – За дело уже принялись. Правда, пакостники–радиолюбители обожают засесть где-нибудь на горной вершине или забраться в непроходимые джунгли. Вечно выбирают самые паршивые места.

– А по радио связаться нельзя?

– Можно. Правда, с таким же успехом можно и призывать ушедшую в гости жену. Голубчики выходят на прием, когда заблагорассудится. – Открыв ящик письменного стола, Лимингтон извлек листок бумаги и протянул Грэхему: – Вот, поступило прямо перед вашим приходом. Может, оно что-то и значит, а может – нет. Как по–вашему?

– Сообщение “Юнайтед Пресс”, – прочитал Грэхем, быстро пробегая текст глазами. – Профессор Фергюс Мак–Эндрю, всемирно известный ученый–атомщик, загадочно исчез утром сего дня из своего дома в Керкин–тиллохе, Шотландия. – Он бросил взгляд на бесстрастно застывшего Лимингтона и продолжил: – Исчез в неизвестном направлении, не кончив завтракать. Забытый на столе кофе остался горячим. Миссис Марта Лесли, его пожилая экономка, полагает, что профессора выкрали витоны.

– И?.. – спросил Лимингтон.

– Не убили, а похитили – вот что удивления достойно! – Грэхем сощурился, обдумывая новость. – Скорее всего, Мак–Эндрю не больно-то много знал, иначе умер бы прямо за недоеденным завтраком. Но на кой ляд похищать, если угрозы нет?

– То-то и оно! – Единственный раз в полностью подчиненной дисциплине жизни своей Лимингтон дал волю чувствам, обрушил на стол кулак и громко сказал: – С самого начала этого идиотского дела мы непрерывно путаемся в мотке ниток, которые неизменно приводят либо к мертвецу, либо к человеку, уже превращенному в нелюдь. Всякий раз, когда мы устремляемся в погоню, – поджидает свежий труп. Всякий раз, протягивая руку, мы хватаем пустоту. А теперь и улики начали прятать! Даже трупа не оставили! – Полковник прищелкнул пальцами: – Взял профессор – и пропал! Чем же все это закончится? И когда наступит конец? Если вообще наступит, разумеется.

– Когда последний витон либо последний человек исчезнет с лица земли – не прежде. – Грэхем помахал сообщением “Юнайтед Пресс” и переменил тему. – Должно быть, бедняга Мак–Эндрю обладает умом, типичным для современного талантливого ученого, признанного во всем мире.

– Ну и что?

– А то, что на сей раз не ограничатся обычным исследованием мозга, как бывало раньше. Этот интеллект разберут по мельчайшим винтикам и выяснят, зачем и каким образом он работает. Иначе похищение лишено всякого смысла. Думается мне, витоны весьма обеспокоены – быть может, напуганы, если так закопошились. Профессора взяли, поскольку он подходящий подопытный кролик для витоновской сверххирургии. – Яркий блеск в глазах Грэхема удивил полковника. – Решили получить общие, но самые подробные данные, чтобы предугадывать поведение ученых мужей. Самоуверенность наших милых шариков несколько пошатнулась, они хотят выяснить, откуда ждать неприятностей. Взвесив и расчленив интеллект Мак–Эндрю, витоны поймут, насколько велика вероятность того, что тщательно оберегаемая истина все же выплывет наружу.

– А потом? – негромко спросил Лимингтон.

– Надо полагать, Падилья действительно что-то нашел – в итоге осмысленного исследования, а быть может, и случайно. Однако следует предположить и другую возможность – он угодил пальцем в небо, а убрали его лишь затем, чтобы сбить нас с толку, направить по ложному следу, в Южную Америку. – Грэхем встал, возвышаясь над столом полковника. – И, если не ошибаюсь, к похищению шотландца были две причины, – сказал он, сопровождая каждое слово решительным жестом.

– Какие же?

– Первая: существует смертельное для витонов оружие, только и ждущее, чтобы мы отыскали его – если, конечно, силенок достанет. Витоны уязвимы! – Он помолчал, потом закончил, отчеканивая слова: – И вторая. Если они, покопавшись в мозгу Мак–Эндрю, убедятся, что нам хватит разума такое оружие найти либо изготовить, то сделают все, чтобы воспрепятствовать этому. Вот тут-то и начнется ад кромешный!

– Можно подумать, он еще не начался! – возразил Лимингтон, делая широкий жест рукой. – Вы в состоянии вообразить что-нибудь худшее, чем положение, в котором находится человечество ныне?

– Известное зло не так страшно, как неведомое, – ответил Грэхем. – Сейчас мы хотя бы знаем, что творится. А кто предугадает новые козни?

– Если начнутся новые и более изощренные козни, видит Бог, нам всем конец.

Грэхем промолчал, погружаясь в тревожные раздумья. Ныне покойный Бич приписал ему когда-то сверхчувственное восприятие. Возможно, дело в этом и было; возможно, говорило простое опасение, только Грэхем знал: надвигается новый ад – и куда более страшный.

Стояла тьма глубокая и зловещая, мыслимая лишь в огромном городе, не столь давно блиставшем мириадами огней. Лишь мимолетные отблески затемненных фар светлячками пролетали по выщербленным каньонам нью–йоркских улиц. Ничто другое не оживляло густого, давящего, непроглядного мрака.

Кое–где мерцали зеленоватым светом деревянные, крашеные люминесцентной краской столбики, предупреждая водителей об огромных воронках, оставленных ракетными взрывами. Едкий запах войны был ощутим, как никогда – запах вздыбленной земли, исковерканных канализационных труб, раздробленного кирпича, перемолотой плоти.

В верхней части города, на Шестой улице, Грэхем увидел маленький красный огонек, раскачивающийся из стороны в сторону, и притормозил.

– В чем дело?

Из густой, словно деготь тьмы, выступил молодой офицер.

– Извините, сэр, требуется ваша машина. – Он молча дождался, покуда Грэхем предъявил удостоверение, потом сказал: – Сожалею, мистер Грэхем, приказано реквизировать все идущие мимо машины.

– Хорошо, не буду спорить. – Грэхем вынул из гиромобиля теплое пальто, закутался. – Придется пройтись пешком.

– Искренне сожалею, – повторил офицер. – В западной части стряслось что-то серьезное, нужны все машины, какие удастся достать. – Он повернулся к двум солдатам в грязно–зеленой форме, едва различимым среди мрака. – Отгоните на станцию. – Когда солдаты отъехали, офицер нажал на кнопку фонарика и подал знак очередному проезжавшему гиромобилю.

Грэхем шел по дороге быстрым шагом. Покосившиеся стены, кое–где укрепленные деревянными подпорками, высились вокруг. В отдалении громоздились оживленные прежде деловые кварталы, обратившиеся неописуемо зловещими развалинами.

На площади, куда выходила одним концом эта длинная улица, расположилась батарея противовоздушной обороны. От безмолвных фигур в касках, от задранных к небу огромных стволов тянуло настороженностью Они были обречены выполнять никчемный, совершенно бесполезный долг. Ни сами орудия, ни хитроумные приборы управления огнем, ни современные сверхчувствительные взрыватели, ни, разумеется, сами люди не могли тягаться с крылатыми ракетами, намного опережающими скорость звука. Все, на что они смели надеяться, – подбить случайную самонаводящуюся бомбу или поджечь безумного камикадзе, идущего на почетное самоубийство. На иное рассчитывать не приходилось.

За площадью, на полуразрушенной крыше, шатко притулился пост подслушивания, оснащенный радиолокатором, квадратные раструбы которого бесцельно глядели на запад, а полусферическая антенна с деловым видом, однако без особой пользы, вращалась вокруг собственной оси. Грэхем знал: где-то между постом на крыше и зенитными пушками застыли у приборов управления огнем напряженные фигуры, ждущие адского завывания, возвещающего о близости противника. При большой удаче противник будет лететь достаточно медленно, давая возможность обнаружить себя, а то и сбить.

Вдалеке вспыхнуло яркое розовое зарево, прокатился грохот взрыва. Вверх по Гудзону двинулась могучая приливная волка; еще мгновение – и вспышка повторилась выше по течению, близ Хэверетроу. Потом все смолкло.

Но из глубины под мостовой доносились, не умолкая, странные звуки, словно кто-то непрерывно и неустанно глодал землю, вгрызался в недра могучими челюстями. На протяжении мили одинокого пешехода неотступно провожало это подземное “хррум… хрруум… хрррууумм…”.

Там, глубоко внизу, гораздо ниже всех подземных этажей города, наравне с тоннелями подземной железной дороги, исполинские бериллиевые челюсти кусали породу, прокладывая артерии нового города, неуязвимого для бомб и ракет.

“Когда все закончится, – подумалось Грэхему, – бывшая подземка станет обычной дорогой, выйдет на поверхность”.

Сворачивая налево, он разглядел в обступившем тумане плотное темное пятно. Неясный силуэт, находившийся на противоположной стороне улицы, торопливо приближался, громко цокая металлическими подковками.

Они почти поравнялись и вот–вот готовились разминуться, когда из набухавшего во мгле темного облака вырвался шар, горевший холодным голубым светом. От внезапной яростной атаки спасения не было. Почуяв неизбежную гибель, смутно различимый человек завертелся волчком и издал леденящий душу вопль.

Грэхем отступил туда, где тень была погуще; отметил внимательным и зорким взглядом неимоверную быстроту нападения. Витон заплясал вокруг жертвы, озарив ее тусклым, мертвенным светом. Тонкие сверкающие нити щупалец впились в тело несчастного. Шар выпустил пару колец, рассеявшихся в ночном воздухе призрачным ореолом. Еще мгновение – и светящаяся тварь взмыла ввысь, унося обмякшее тело.

Другого человека схватили таким же образом на пустыре, ярдах в двухстах дальше. Минуя остов многоквартирного дома, Грэхем увидал, как охотник и добыча пересекали открытое пространство. Гротескно удлиненная тень пешехода, озаренная бледным сиянием шара, во всю прыть неслась впереди, бежала так неистово, словно спасалась от истинно адского явления. Человек бежал огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла рвались невнятные, хриплые вопли.

Переливающаяся голубая бестия нависла над жертвой, засияла, раздулась, поглотила беглеца, оборвав его последний душераздирающий крик. Перед тем, как сняться вместе с добычей, витон выпустил два светящихся кольца.