Текст книги "Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

Настроение у всех было угнетенное. Как оказалось, они в первый день прошли приблизительно миль восемь–десять, а всевозможные повороты уменьшили расстояние еще мили на три–четыре. С такой скоростью им понадобится не менее года, чтобы добраться до сороковой параллели. К тому же, полагаясь на память одного человека, на карманный компас, путники не были уверены в том, что смогут оказаться вблизи спасательной станции. Они могут мерить шагами саму сороковую параллель, не догадываясь об этом.

Вот если бы горючего в космошлюпке хватило на один–единственный орбитальный облет планеты. Или если бы радиопередатчик продолжал работать после посадки, посылая сигналы бедствия в эфир до тех пор, пока спасательная станция не запеленговала бы их местонахождение. А если бы с ними спасся Томсон или один из радистов, который сумел бы отремонтировать передатчик, что дало бы им возможность остаться возле космошлюпки, ожидая подмогу со спасательной станции…

Все эти “если бы” складывались в длинный перечень, нагоняющий сильнейшую тоску. Только в книгах люди могут знать все, а в жизни таких можно просто совсем не найти. Первоклассный инженер мало что смыслит в астронавигации, опытный офицер космофлота слабо разбирается в радиотехнике. Каждый способен быть виртуозом в своем деле, но в другом – лишь дилетантом. На большее обыкновенный человек не способен.

А на что, спрашивается, способен Гэннибзл Пэйтон, кроме поедания драгоценных продуктов своим толстогубым ртом? На что способны эти Михаличи, кроме быстрого уставания, вынуждающего всех идти медленнее? Какая польза от Сэмми и Малыша Ку? Да у них же нет ни крупицы знаний, которые помогли бы найти выход из положения, кроме желания оказаться в безопасном месте, d которое их бы привели за ручку.

Лежа на боку, Билл Молит пытался уснуть, но невеселые мысли роились в голове, не давая забыться. Он без всякого интереса, в силу привычки, поиграл мускулами руки, чтобы заставить вытатуированную на ней полуобнаженную танцовщицу разок–другой вильнуть соблазнительными бедрами. Рядом, почти касаясь пальцев вытянутой руки, вспыхивало от языков пламени блестящее мачете.

Справа от него настороженно загорались две маленькие красные точки – это то открывал, то закрывал глаза Фини. По ту сторону костра Молит видел раскинувшихся в нелепых позах Михаличей: запрокинутые головы с разинутыми ртами и сомкнутыми веками. Шипение и потрескивание огня наверняка заглушало их храп. Он мысленно сравнил их со свиньями, вперевалку топающими по двору в надежде набрести на корыто с отбросами.

Неслышно ступая между спящими, из полумрака вынырнул Кесслер, подошел к костру и подбросил в него охапку хвороста и пару гнилых веток. Гнилые ветки затрещали, зашипели, и во все стороны посыпались снопы искр. Так же тихо Кесслер вернулся на свой сторожевой пост. Ночь тянулась медленно, и две луны стояли низко над горизонтом, а третья лениво тянула свой туманный шлейф через зенит.

В чаще раздавался неясный шелест и шорох, легкий, Но едкий запах просочился на поляну, когда едва слышные звуки приблизились. Запах отдаленно напоминал тяжелый дух, исходящий от коз во время летнего солнцепека. Шорох и похрустывание послышались совсем близко и, тут же удаляясь, донеслись со значительного расстояния, наводя на мысль, что производит их нечто невероятно длинное.

В какой-то момент все стихло, только слышалось потрескивание костра и редкое поскуливание Фини.

Кто-то невидимый украдкой обследовал поляну и принял решение. Молниеносный бросок вперед, хруст попавшейся на пути ветки и придавленного к почве кустарника, отчаянный вопль Кесслера и резкий щелчок выстрела. Начиная от края поляны, на протяжении трехсот ярдов вглубь закачались деревья и полег переломанный подлесок.

Уже стоя и держа в руках мачете, Молит понял, что ему все-таки удалось заснуть. Он вспомнил, как, вздрогнув, неожиданно проснулся от того, что кто-то закричал, подавая сигнал тревоги, и выстрелил. А через миг над ним пронеслось гибкое черное тело Пэйтона со сверкнувшим ножом.

Молит, ошеломленный спросонку, прыгнул вслед за ним туда, где в джунглях были слышны звуки борьбы, не видя, что делают другие у костра. Выстрелы следовали одним за другим, озаряя тьму тусклыми вспышками света. Слышался треск ломаемых веток и шелест осыпающихся листьев. Внезапно туда вплелись звуки какого-то хриплого кашля.

Только теперь, словно в кошмарном сне, Молит заметил стоящего рядом Саймса, который держал факел из пылающего хвороста. В мерцающем свете они увидели скользящее в темноту джунглей чудовище, свернувшееся кольцами толщиной фута в четыре. Отвратительно извиваясь, эта безобразная спираль тащила за собой омерзительную массивную безглазую голову, слабо напоминавшую обросшую бородавками тыкву. Из небольших отверстий и резаных ран на голове сочилась молочно–белая жидкость.

Совсем недалеко от них, согнувшись над неподвижным телом Пэйтона, находился Кесслер, изрыгая в темноту проклятия. Они подхватили мощное тело под мышки и за ноги и отнесли Пэйтона на поляну. Саймс опустился рядом с ним на колени и принялся его осматривать.

– Это чудовище потихоньку подкралось и схватило меня, – рассказывал Кесслер, еще не оправившийся от потрясения, нервно размахивая оружием. – Я закричал, и выстрелил в упор в его безобразную голову, когда оно потащило меня в джунгли. Гэнни перемахнул через костер и спящих и, как сумасшедший, набросился на эту тварь. Он попытался отсечь ему голову, но безуспешно. Тогда оно отпустило меня, опутало Гэнни и проволокло его ярдов двадцать, бросив только тогда, когда я вновь начал стрелять. Я выстрелил прямо в эту отвратительную голову два раза, но, видно, это мало что дало… – Он вытер вспотевший лоб, но на нем тут же выступили свежие капельки пота. – Только благодаря Гэнни я сейчас тут с вами, а так бы я уже был у чудовища в брюхе и в миле отсюда.

Миссис Михалич начала перевязывать глубокую рану с рваными краями на правой руке Пэйтона. Где она раздобыла бинт, осталось загадкой, во всяком случае, не в походной аптечке. Похоже, она оторвала полоску ткани от своего нижнего белья. Тихо напевая что-то на своем языке распростертому перед ней черному телу, Михалич медленно раскачивалась в такт своему пению. Делала она это без чьей-либо просьбы, как считала нужным.

Саймс бережно тронул ее за плечо и промолвил, сам того не желая:

– Мне очень жаль, но вы напрасно тратите время. Он мертв. Даже я могу определить, что у него перелом шейных позвонков. Помочь ему уже никто не сможет.

Миссис Михалич очень медленно поднялась, посмотрев остановившимся взглядом на Саймса, потом опустила взгляд на лежащее у ее ног тело, и за толстыми стеклами очков сначала появилось недоверчивое выражение, потом задрожали ресницы и безудержно полились слезы. Она пыталась совладать с собой, но не смогла. Тогда, сняв очки, женщина стала молча вытирать глаза. Саймс мягко взял ее за плечи и отвел от мертвого. Молит, молча наблюдавший за ними, повернулся к Кесслеру.

– Повезло же тебе, а?

– Везенье тут ни при чем, – недовольно ответил Кесслер.

Он молча достал лопату и принялся рыть могилу под высоким раскидистым деревом.

Саймс обыскал Пэйтона, чтобы узнать имя и местожительства ближайших родственников; потом приступили к погребению тела.

Кесслер сделал грубый крест, неумело сколотив его из найденных веток, и установил его на могиле человека, спасшего ему жизнь.

Опять Саймс, стоя навытяжку, с фуражкой в руке, попросил небо принять душу одного из своих сыновей.

– Аминь! – прокричал Молит.

– Аминь, – тихо проговорил за ним Малыш Ку.

– Аминь, – эхом отозвались все остальные.

Миссис Михалич вновь не удержалась, подавляя рыдания, молча залилась слезами.

С рассветом путники продолжили свой нелегкий путь. В этот день тропинка начала сворачивать к западу. Они вынуждены были пойти по другой, значительно уже предыдущей, ведущей севернее. Движение явно замедлилось, но это продолжалось недолго. Немного погодя тропинка стала шире, и люди зашагали в быстром темпе. Угнетенные ночной трагедией, все держались ближе друг к другу и шли в том же порядке, что и накануне, но без Пэйтона. Только Фини почему-то бегал сегодня вокруг Саймса. Путь становился тяжелее, потому что тропинка стала неуклонно подниматься вверх. По–прежнему их обступали непроходимые и грозные джунгли, но как-то стало значительно меньше деревьев с густой кроной, что доставляло идущим новые трудности. Просветы в листве стали больше и попадались все чаще, и на освещенных участках тропы знойные тучи палящего голубого солнца обдавали людей нестерпимым жаром. Становилось невыносимо душно, пот заливал лицо, струился по спине. Дышать становилось с каждым шагом все труднее, казалось, что с подъемом воздух уплотняется, а не разрежается, как того следовало бы ожидать.

Перед полуднем миссис Михалич отказалась идти дальше. Бедная женщина опустилась на ствол лежащего дерева, всем своим видом показывая тупую покорность судьбе.

– Мои ноги, – виновато проговорила она.

– Боледь двои ноги, мамушка? – забеспокоился Григор.

– Мои ноги конец. – Несчастная сбросила туфли и глубоко вздохнула. – Ходидь больше не мошно.

С нею поравнялся замыкавший шествие Кессвтер и вернулся назад ушедший вперед Саймс. Все столпились вокруг сидевшей.

– Что произошло? – обеспокоенно спросил Саймс.

– Говорит, что у нее разболелись ноги, – недовольно сказал Молит.

– Тогда сделаем небольшую остановку, и передохнем все вместе, – решительно сказал Саймс, не показывая своим видом огорчения этой вынужденной задержкой в пути. – Возможно, мы даже выиграем, если будем почаще делать остановки.

– Много лудше зовзем без меня, – твердо произнесла миссис Михалич. – Я озтавайзя. Вы пойдед дальже.

– Что вы! Бросить вас здесь одну?

– Нед. Не одну, – заявил Григор, решительно усаживаясь рядышком с женой. – Я доже оздавайся.

– Чтобы обречь себя на верную смерть, – с сарказмом заметил Саймс.

– Умирадь вмезте, – решительно сказал Григор, как будто это раз и навсегда решало вопрос.

– Не нушна оздавадзя для меня, Григор. Ды иди дальже, – проговорила миссис Михалич, с нежностью поглаживая руку мужа.

– Я оздавайзя, – упрямо повторил Григор.

– Мы останемся все, – заявил Саймс тоном, не терпящим возражения. Он посмотрел на часы. – Посмотрим, в какой мы форме будем через час. А пока немного перекусим. – Его взгляд скользнул по спутникам и задержался на Молите. Чуть переждав, он раздраженно спросил: – А ты чего маешься? Прекрати, приятель, свои штучки! Не стоит делать вид, будто с головой да в омут.

– Я… Я хотел…

– Послушай, Билл, – сказал Саймс. – Если у тебя что-нибудь дельное – выкладывай, не мути воду. А сетования оставь при себе, они никого не интересуют.

Молит, вконец смешавшись, выпалил:

– Когда-то я считался хорошим массажистом, давно, в спортивной школе, – уточнил он.

– Ну и что?

Стараясь не смотреть в сторону Михаличей, Молит быстро проговорил:

– Я умею снимать усталость ног.

– В самом деле? – с надеждой в голосе спросил Саймс. – Господи, это же спасение для всех нас. Когда ты можешь попробовать помочь миссис Михалич?

– Если она позволит, то прямо сейчас.

– Мне кажется, – Саймс ободряюще взглянул на женщину, – миссис Михалич не возражает.

– Мамушка, ды зоглазная? – умоляюще спросил Григор, обняв ее за плечи.

– Я доздавлядь много друднозди, – протестующе замахала она.

– Нет. Трудностей станет еще больше, если никак не сопротивляться, а сидеть сложа руки, вместо того, чтобы двигаться к намеченной цели, – твердо сказал Саймс, и повернулся к Молиту: – Билл, постарайся помочь ей.

– Мне нужна, перво–наперво, чуть теплая вода, – сказал Молит. – Наверное, мы…

Тут его перебил Сэмми Файнстоун:

– Воды предостаточно в том ручье, какой мы обогнули в ярдах трехстах отсюда.

– Он, порывшись в сваленной куче мешков, довольно быстро нашел брезентовое ведерко. – Пойду принесу, – с готовностью сказал он.

– Нет. Один вы никуда не пойдете! – с неожиданной жесткостью остановил его Саймс. – Ведро воды за человеческую жизнь – это слишком. – Он повернулся к Кесслеру. – Макс, идите вместе с ним. На всякий случай.

Они быстро пошли и вскоре вернулись с согретой дневным зноем водой. Миссис Михалич боязливо опустила свои распухшие ноги в ведерко. Минут двадцать они отмокали, потом, кое-как вытерев их, она повернулась к Молиту. Тот решительно зажал между коленями одну ее ногу и взялся за дело.

Было видно, что работает парень с профессиональной ловкостью: он умело сгибал и разгибал ногу, уверенно разминал суставы, легко массировал связки и мышцы. Прошло немало времени, пока удовлетворенный достигнутым результатом, он принялся за другую ногу и проделал с ней то же самое и с таким же усердием.

– Где походная аптечка?

– Здесь.

Сэмми передал ему сумку.

Молит рывком расстегнул молнию водонепроницаемого чехла и стал быстро перебирать какие-то пакетики, пузырьки, свертки. Нашел эфир и плеснул на ноги вздрогнувшей миссис Михалич.

– Ой! – У женщины перехватило дыхание. – Она холодный, как лед.

– Очень быстро испаряется, – со знанием дела объяснил Молит.

Он нашел банку с вазелином, обильно смазал внутри ее туфли, хорошо отбил деревянной палкой пропитавшуюся кожу, потом повторил манипуляции еще раз, с той лишь разницей, что теперь он принялся сгибать подошвы до тех пор, пока не удалось при сгибании свести носки туфель с каблуками. Только тогда туфли поступили в распоряжение миссис Михалич.

– Обуйтесь. Только не шнуруйте туго. Пусть они сидят посвободнее, – мягко посоветовал Молит.

Она послушно сделала так, как советовал Молит, и немного прошлась. Ее лицо расплылось в сияющей улыбке, и впервые Молит увидел, что глаза миссис Михалич ясно–голубые, как у настоящей куклы, чему он несказанно удивился.

– Чу-де–зна! – нараспев произнесла она. Сделав несколько неуверенных шагов, миссис Михалич, радуясь, словно дитя, смотрела на свои собственные ноги, не веря глазам. – Мой большой зпазиба!

– Мой доше, – с облегчением и благодарностью проговорил Григор.

– Да чего уж там, – смутился Молит. – Не за что.

Будь это пару дней назад, он бы рявкнул, ломая язык, произнося слова так же, как Михаличи. Сейчас слова застряли в горле. Возможно, потому что лицо Григора выражало такую трогательную признательность, а, может, еще почему-то. Молит чувствовал, что в душе у него что-то происходит. В голове снова и снова, сменяя друг друга, звучали услышанные им фразы:

“Везенье тут ни при чем”.

“Ведро воды за человеческую жизнь – это слишком”.

“Много лудше зовзем без меня”.

“Я оздавайзя”.

А ведь они действительно собирались остаться одни в этих кошмарных джунглях, чтобы вместе ожидать неминуемой смерти.

Да, век живи, век учись…

Прошел четвертый, пятый, шестой, седьмой день. Продвинулись к северу, может, миль на пятьдесят. Точно неизвестно никому. Им казалось, что они бредут уже целый месяц, а то и больше. Оставленная космош–люпка представлялась за пределами этой планеты.

Наступил восьмой день, последний день Саймса, но он еще оставался в милосердном неведении.

Вышли пораньше, чтобы пройти возможно большее расстояние до изнуряющего солнцепека. Опять свернули на другую тропу, поверив компасу. Пройдя довольно приличное расстояние, сделали привал, потому что солнце достигло зенита и жгло беспощадно.

Вдруг Малыш Ку прекратил кушать, вылез из-под дерева, дававшего густую тень всем путешественникам, и, прикрыв маленькой ладошкой глаза, посмотрел сквозь пальцы на невыносимо слепящее небо.

Зашевелился и Фини: сел, навострил уши и жалобно заскулил.

– Ты что-то увидел?! Что-нибудь неладное? – встревожился Саймс, хватаясь за оружие.

– Мало–мало слышно звук, высоко–высоко. – Малыш Ку вернулся в тень и с бесстрастным лицом принялся за оставленную еду. – Вроде вчера или позавчера моя его слышать. Моя не уверена.

– А какой это звук?

– Уйоум–уйоум–уйоум! – так же бесстрастно продемонстрировал Малыш Ку.

– Что–о? А ну-ка еще разок.

– Уйоум–уйоум! – послушно изобразил он.

– А я абсолютно ничего подобного не слышал, – сказал Саймс.

– И я тоже, – поддержал его Кесслер. – Впрочем, слух у него получше нашего будет.

– Слух очень–очень хорошая, – заверил Малыш Ку.

Билл Молит выбрался на солнцепек, посмотрел из-под козырька ладони на сверкающее небо и, разочарованный, вернулся на прежнее место.

– Он очень похоже передает звук летящего геликоптера.

– Действительно.

Теперь уже Саймс пристально стал вглядываться в пронзительное небо.

– Только бы галлюцинации не начались, – заговорил Кесслер. – С какой стати здесь взяться геликоптеру? Мы не посылали сигнала о помощи, и спасательная станция, естественно, его не получала.

– А вдруг Томсон послал сигнал бедствия со “Стар Куина” до того, как его передатчик разбился?

– К сожалению, метеорит отправил его на тот свет моментально.

– Вряд ли это был геликоптер, – отмел все сомнения Саймс и вернулся в спасительную тень.

– Моя слышать звук, – настаивал на своем Малыш Ку. – Уйоум–уйоум.

Все замолчали. Никто не хотел бередить душу призрачной надеждой. Звук не повторился. Каждый занялся своими делом, не прислушиваясь к безмолвному небу.

Билл Молит провел очередной сеанс лечебного массажа, ставший теперь ежедневным ритуалом. Сэмми всегда ассистировал при этом, подавая воду, вазелин и эфир.

Григор неизменно благодарил Билла признательным взглядом. А миссис Михалич всякий раз повторяла:

– Чу-де–зна! Мой большой збазиба!

Жара потихоньку начала спадать. Отдохнувшие люди двинулись дальше. К вечеру неожиданно цепочка остановилась. Малыш Ку задержался за крутым поворотом тропинки. Саймс с собакой, надрывающейся от лая, скрылся за поворотом.

– Что там случилось? – обеспокоенно крикнул Кесслер, замыкавший шествие.

Голос Саймса звучал настороженно, с нотками сомнения.

– Фини почему-то разошелся, просто выплясывает передо мной. – И тоном повыше: – Уймись, ты, кобель бестолковый, разорвешь мне штаны!

– Ты там поосторожнее, Эликс. Этот пес никогда дураком не был, – совсем забеспокоился Кесслер.

– Знаю. Непонятно только, почему он так взбесился. – Может быть, там что-то подозрительное впереди?

– Тропа совершенно свободна. Я вижу отсюда весь путь до следующего поворота.

– Стой на месте и не двигайся! – крикнул предостерегающе Кесслер. – Мы подтянемся к тебе и, что бы нас там ни ожидало, встретим это вместе.

– Из этого ничего не выйдет, – донесся голос Саймса. – Тут очень мало места, все не поместятся. Придется действовать самостоятельно.

– Возможно, опасность миновала? – с надеждой предположил Кесслер. – Что-то не слышно Фини.

В ту же минуту раздался яростный захлебывающийся лай.

– Я пытался шагнуть вперед, – объяснил Саймс упавшим голосом.

– Мне зовзем не нравидзя, – заявила миссис Михалич, словно предчувствуя несчастье. – Лудше бы…

Она замолчала, потому что снова послышался голос Саймса, который в этот раз обращался к Малышу Ку, единственному, кто его сейчас видел.

– Подстраховывай меня. Все равно нужно идти вперед, как бы Фини это не нравилось.

Душераздирающий лай Фини дал знать, что Саймс пошел. Вдруг послышался странный шум, треск какого-то обвала, приглушенный вскрик Саймса и жуткий, леденящий кровь вой пса. Неожиданно наступила тишина, нарушаемая жалобным повизгиванием Фини.

Малыш Ку оглянулся и тихо произнес:

– Упала яма.

Кесслер сначала дернулся, чтобы бежать на помощь Саймсу, потом сунул Сэмми свой пистолет и хрипло сказал:

– Никуда не уходи. Стой здесь и следи за тылом.

Он и Молит обогнали всех остальных и бросились за поворот. За ним виднелась пересекающая тропинку черная яма, по эту сторону которой носился Фини, рыча и завывая одновременно. Вид у него был ужасный: покрасневшие веки и вздыбленная шерсть.

Бросив мачете, Молит ползком направился к обрывистому краю обвала.

– Держи меня покрепче за ноги, слышишь?

Очень осторожно он приближался к краю, но тут почва стала проседать под тяжестью тела. В страшном напряжении Молит заглянул вниз, пинком отбросив в сторону Фини, и ужаснулся беспросветному мраку, открывшемуся его взору.

– Эликс!

Никакого ответа.

– Э–ликс!!!

Ни звука, отдаленно напоминающего о живом человеке.

Еще громче:

– Эликс, отзовись, ты жив?!

Снова ничего, кроме странного слабого постукивания. Молит, стараясь не делать резких движений, нащупал камень, столкнул его в яму и начал медленно считать. Казалось, что камень упал в бездну, так долго не было слышно ожидаемого стука. После стука стали громче постукивание и шуршание, что навело на мысль об огромном животном в хитиновом панцире, что-то похожее на гигантского краба.

– А может, свалившись с такой высоты, Эликс потерял сознание? – тихо предположил Кесслер, вцепившись мертвой хваткой за ботинки Молита, который находился в двух ярдах от ямы.

– Боюсь, но дело здесь похуже.

– Он мертв?

– Думаю, да.

– Ты что, рехнулся? Что значит “Думаю, да”?

– Яма ужасно глубока, – ответил Молит. – Явная ловушка. А на дне какое-то чудовище пожирает попавших в нее.

– Ты в этом уверен? – Кесслер дышал с трудом.

– Мне слышно, как оно там шевелится.

– Моя тоже слышит, – подтвердил Малыш Ку с невозмутимым выражением на скуластом лице. – Она делает “стук–стук”.

Кесслер оттащил Молита назад от ямы очень осторожно, чтобы не вызвать обвала. Тот стряхнул с себя пыль и посмотрел на остальных.

– Нам нужна веревка, большой моток, иначе в яму не спуститься.

Кесслер неожиданно лег на тропинку и сказал:

– Ты теперь меня подержи. – Он пополз по направлению к краю ямы, стараясь двигаться очень осторожно, как это делал Молит. Оказавшись над ямой, он во весь голос крикнул:

– Эликс! Эликс! Отзовись! Эликс!

Яма зловеще хранила молчание. По–прежнему оттуда доносились слабые отзвуки, издаваемые при движении существа, одетого в панцирь. Кесслер с такими же предосторожностями вернулся назад. Когда он поднялся на ноги и вытер взмокшее лицо, у него был вид человека, увидевшего наяву кошмарный сон.

– Мы не сможем двинуться отсюда, если не попробуем хоть что-либо сделать.

– Связать стебли – будет длинный веревка, сообщил Малыш Ку. – Моя пойдет вниз.

– Ты из бумажного кулька не выберешься, – грубо возразил Молит. – Спускаться в эту адскую яму буду только я, – непререкаемо продолжил он.

– Много вес, – решительно возразил Малыш Ку, без всякого страха глядя в лицо Молиту, возвышавшемуся над ним гигантом. – Слишком много.

– Он дело говорит, – сказал Кесслер. – Ты слишком тяжел для этого, спускаться тебе опасно. В эту преисподнюю должен спуститься самый легкий из них.

– Значит, моя, – с уверенностью сказал Малыш Ку, сохраняя на лице вежливое безразличие.

Потрясенный Кесслер заколебался.

– Со смертью Эликса, если он действительно погиб, командование переходит ко мне. – Окинул взглядом окруживших его людей. – Я не могу допустить еще одной трагедии.

Все напряженно молчали.

– Кроме того, – продолжил он после паузы, – для обороны одного мачете мало, нужен пистолет. Один внизу с Эликсом. При утрате другого…

– Останемся с одним пистолетом на всех, – подытожил невесело Молит. – С тем, который пока у Сэмми.

Кесслер кивнул головой.

– С пистолетом, одним на всю группу, и без компаса трудно даже себе представить, как можно добраться до станции.

– Есть компас, – показал Малыш Ку, протягивая Кесслеру руку с прибором. – Моя поднимать возле яма.

Это немного успокоило Кесслера.

– Рискнем опустить его с горящим факелом, но лишь до той глубины, с которой можно будет разглядеть, что происходит внизу. Потом будет видно, что мы сможем предпринять.

Мужчины, обливаясь потом, стали торопливо рубить в чаще тонкие, но крепкие стебли лиан.

Малыша Ку прочно опоясали петлей из лианы, дали пистолет и тугой пучок длинных горящих прутьев.. Лицо по–прежнему сохраняло безмятежное выражение, будто это было его повседневным занятием.

Начали спуск со всеми возможными предосторожностями. Импровизированная веревка медленно поползла через край ямы, опасно потрескивая и начиная угрожающе расслаиваться в местах, где были затянуты узлы. Зыбкое пламя факела быстро растворилось во мраке. Фини не отходил от края ямы, чутко прислушиваясь к происходящему внизу.

Напряжение росло с каждой секундой. Посовещавшись, спуск приостановили и крикнули вниз:

– Уже что-нибудь видишь?

– Очень–очень темно, – глухо прозвучал из ямы спокойный голос Малыша Ку. – Еще должна спускаться.

Отмотав еще кусок самодельной веревки, все чутко прислушивались к звукам, доносившимся из ямы, внимательно следили за расслаивающейся и потрескивающей веревкой. Их все сильней охватывало чувство близкой страшной развязки.

– Быстро–быстро! – донесся голос из ямы, заставивший наверху всех невольно вздрогнуть. – Огонь почти погаснуть. Уже рядом пальцы.

Спустили еще шесть–семь ярдов веревки. Жутко разорвав напряженную тишину, жгуче стегнув по нервам, из глубины вдруг грянула серия беспрерывных выстрелов. Всего их было шестнадцать – столько, сколько снарядов в магазине.

Молит и Кесслер изо всех сил рванули на себя веревку, в душе молясь, чтобы она выдержала. Михаличи бросились на помощь и принялись тянуть вместе с ними. От невероятного напряжения с лица Кесслера ручьями лил пот, могучие мускулы Молита вздулись буграми. Натянутые до предела куски лиан расслаивались от трения о край ямы. Волокна с треском лопались, отваливаясь от основного стебля. Казалось, что веревка не выдержит и лопнет раньше времени.

Внезапно появился Малыш Ку, выскочив из ямы, как чертик из шкатулки. Он быстро освободился от опоясывающей его петли, поменял пустой магазин на полный, проделывая это с непостижимым спокойствием.

– Что с Эликсом? – только смог выдохнуть Кесслер.

– Нет голова, – тихо ответил Малыш Ку. – Откусила животный, которая сидеть внизу.

Кесслер, сдерживая тошноту, подступившую к горлу, с трудом произнес:

– Ты смог разглядеть, что там на дне?

Малыш Ку кивнул.

– Большой животный. Вся красная. Толстый панцирь. Много ног, как паук. Два большая глаза. – Он развел руки, из чего стало ясно, что они были дюймов восемнадцать в диаметре. – Плохой глаза. Смотреть на меня, как на еще одна кусок мяса. – Он с благодарностью глянул на свой пистолет. – Моя их вышибать.

– Ты убил это животное?

– Нет, только вышибать глаза. – Он кивнул в сторону ямы. – Вы послушать. Сейчас она дигаться туда–сюда.

Все настороженно прислушались и уловили глухие удары, постукивание и какие-то царапающие звуки, будто что-то громадное пытается вылезти из ямы, но все время падает на дно.

– Какая страшная смерть! – воскликнул слегка побледневший Кесслер. – Какая страшная смерть! – Он со злостью зашвырнул в яму попавшийся под ноги камень. И тут его осенила мысль:

– Мы можем отомстить за Эликса – хоть это в нашей власти.

– Уже отомстила, – вполголоса произнес Малыш Ку. – Вышибать глаза.

– Этого недостаточно. Ослепло оно или нет, чудовище двигается – значит, живо, сидит в яме и может сожрать Эликса. Мы должны его уничтожить.

– Как мы можем это сделать?

– Накидаем в яму сушняка, бросим горящий факел, чтобы оно заживо поджарилось.

– Можно попробовать по–другому, – Молит указал на большущий валун, который был почти скрыт густой растительностью. – Такой громадиной, если мы сможем только сдвинуть его с места, мы смогли бы расплющить эту тварь, свалив его в яму.

С неистовой силой они набросились на преграждавшие им путь растения, стали рубить их с бешеной энергией. Быстро освободили проход для камня и дружно навалились на него. Камень чуть накренился, приподнялся выше и, обсыпая все вокруг грязью, перевернулся вверх основанием, на котором копошились отвратительные желтые личинки.

После дружного усилия камень покатился по направлению к яме. Оттуда все также доносились скребущие звуки и возня. Сделав последнее усилие и столкнув камень вниз, люди отпрянули от осыпающегося края ямы. Немыслимо долго летел он вниз, но в конце концов раздался громкий отвратительный хруст и всплеск, точно камень раздавил нечто студнеобразное, заключенное в твердую оболочку. Затем наступила тишина.

Кесслер с чувством исполненного долга отряхнул руки, взглянул на компас и скрылся за поворотом, чтобы рассмотреть тропинку, по которой предстояло идти дальше.

Во главе отряда стал Кесслер, взяв на себя обязанности командира. Он занял позицию погибшего Саймса и тронулся в путь. За ним двигался Малыш Ку, потом Михаличи и Сэмми Файнстоун. Сзади шел вооруженный мечете Билл Молит.

Перед закатом на десятый день миссис Михалич внезапно упала, как подкошенная, не проронив ни звука, не подав никакого знака или сигнала. Только что она шла, тяжело ступая больными ногами по тропинке, а в следующий миг уже лежала поперек нее в неудобной позе, словно выкинутая кем-то груда тряпья.

Пронзительный крик Григора остановил идущих цепочкой людей.

Все бросились к лежащей женщине, окружили ее, не зная, что предпринять, так неожиданно это произошло. Потом подняли, бережно перенесли на обочину и стали поспешно рыться в походной аптечке. Широкое крестьянское лицо с закрытыми глазами приобрело синюшно–багровый оттенок. Глядя на нее, невозможно было определить, дышит она или нет. Кесслер попытался нащупать пульс, но безуспешно. Врача среди них не было, все беспомощно переглядывались.

Каждый старался помочь. Кто-то положил смоченную водой тряпицу, другой поднес к ее носу флакончик с ароматическими солями. Еще кто-то пытался хлопать по щекам, растирать ее короткопалые, загрубевшие от тяжелой работы руки. Все отчаянные попытки вернуть ее в этот полный трудностей суматошный мир, который она так внезапно покинула, не увенчались успехом.

Кесслер снял фуражку и обратился к потерявшему дар речи Михаличу, стоявшему на коленях перед женой.

– Сочувствую вам! Глубоко сочувствую!

– Мамушка! – дрожащим голосом воскликнул потерявший после этих слов последнюю надежду Григор. – О, моя бедная замученная… – Дальше он пробормотал что-то на своем языке, полном непривычных гортанных звуков, обнял жену за плечи и горько прижался к ней. Рядом валялись ее растоптанные в суматохе очки, до которых теперь никому не было дела. Григор судорожно сжимал ее в своих объятиях! словно никогда не собирался выпустить жену из своих рук. Никогда.

– Маленькая моя Герда! О, моя…

Пока Григор, безутешный от горя, навсегда прощался с половиной своей жизни, своей души, с половиной себя самого, остальные отошли на несколько шагов и, держа наготове оружие, повернулись лицом к джунглям. Потом они заботливо отвели Григора в сторонку, а ее похоронили под высоким раскидистым деревом, поставив на могиле грубо сколоченный крест.

За оставшееся перед темнотой время они прошли еще миль семь и расположились на ночлег. Григор прошел весь этот путь молча, не проронив ни единого слова, словно автомат, который ничего не видит, ничего не слышит. Ему было совершенно безразлично, куда и зачем идти, все потеряло для него смысл.