Текст книги "Узурпатор"
Автор книги: Энгус Уэллс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
Наконец, разморенные вином и «ретином» – этот крепкий напиток, как объяснил Вашан, славился далеко за пределами городка, – гости с благодарностями и извинениями начали расходиться.
Кедрин проводил Уинетт до ее комнаты. В холле Сестра заметила Бедира: правитель скромно ждал, пока они попрощаются. Потом он взял сына под руку и повел по коридору.
В каменном очаге потрескивал огонь, ставни были плотно задвинуты. Ворочаясь в мягкой постели, Уинетт еще долго не могла уснуть. Она вспоминала свою каморку в Высокой Крепости и чувствовала себя окруженной роскошью.
Ее разбудила тишина. Не услышав привычных шлепков дождя по мокрой земле, Уинетт в первый момент не могла понять, где находится. Недалеко от кровати висел умывальник; умывшись, она набросила платье, распахнула ставни – и ахнула от восторга. В лужах, покрывающих мощеный двор, отражалось солнце. Свинцовые тучи все еще громоздились одна на другую, но на востоке уже показалось чистое небо. То там, то здесь сквозь них прорывались полосы яркого света, и разноцветный петух, который гордо расхаживал по двору в окружении кур, громко приветствовал солнце. Все предвещало хорошую погоду. Улыбаясь, Уинетт спустилась в трапезную.
Тамурские воины уже собрались за завтраком, Кедрин тоже был здесь. Вокруг суетились служанки. Одни подносили пышущие жаром пшеничные караваи и сладкую кашу, другие сновали между столом и жаровней с кувшинами ароматного тисана. Уинетт присела за стол, но спокойно позавтракать ей не пришлось. Воины то и дело подходили к Сестре за снадобьями, дабы исцелиться от последствий вчерашнего пиршества. Мешочек с травами, который Уинетт неизменно носила с собой, пустел на глазах. Пожалуй, пора было снова пополнить запасы.
Когда они покинули гостиницу, небо очистилось, и лишь на севере мрачно клубились тучи. Зима перебиралась через Лозины.
– Будьте осторожны, – предупредил Кендар Вашан. – На Геффине явно будет снегопад.
Впрочем, ни предупреждения, ни легкое недомогание не портили настроения. Отряд выстроился на площади, а потом в окружении толпы горожан покинул город через западные ворота.
Почти от самых стен дорога пошла в гору. Подъем, поначалу чуть заметный, становился все круче. Высокие деревья теснились справа и слева, и вскоре войско уже двигалось через густую чащу. Дуб, ясень и сосна наполняли морозный воздух легким ароматом. Дорога начала петлять. Повторяя очертания скального гребня, похожего на хребет гигантского тощего зверя, она обвивала пики и возвышенности. Поворот – и позади вставала стена деревьев, и такая же стена высилась впереди, обозначая следующую развилку. Казалось, они едут целую вечность. Уинетт поежилась. Однако лучше терпеть холод, чем запах пропитанных дождем кож и конской шкуры.
– Снег пойдет, – объявил Дис во время одного из редких приступов красноречия. – Сегодня ночью.
– Откуда ты знаешь? – Уинетт поглядела в небо, мелькающее среди вершин деревьев, но не заметила ничего, кроме голубовато-серой полосы, посеребренной солнцем.
– Носом чую, – буркнул кучер и погрузился в свое обычное молчание.
Он оказался прав. Едва тамурцы свернули на опушку, окруженную хвойными деревьями, и разбили лагерь, готовясь к ночлегу, в воздухе закружились мягкие белые хлопья. Уинетт залюбовалась их танцем. Пламя костров поднялось выше, а из седельных сумок появились перчатки и отороченные мехом сапоги.
– Тебе не холодно? – спросил Кедрин, присаживаясь возле Уинетт и осторожно хлебая ложкой жаркое. Несколько воинов отправились на охоту и обеспечили великолепный ужин, добыв оленя и некоторое количество птицы.
– Нет, – она улыбнулась. – Так красиво…
– Красиво? – Кедрин отставил миску и протянул ладони к огню.
– Да, – повторила Уинетт, – красиво.
– Поглядеть бы на это… – он слизнул с руки снежинку. – Кажется, я так давно не видел, как идет снег в Тамуре. Расскажи, на что это похоже.
В его голосе послышалась такая тоска, что она протянула руку и сжала его ладони в своих. Его боль, откликаясь в ее душе, словно пронзила их обоих.
– Он не похож на снег, который идет в Высокой Крепости, – заговорила Уинетт. – Там ветер несется по каньону и швыряет в тебя снегом, точно камнями. А здесь снег падает мягко – словно птичий пух. Хлопья кружатся вокруг огня, пляшут в воздухе, земля белеет в тех местах, куда они падают. Палатки от него белые, и деревья замерзли, он ложится на твои волосы и…
Она умолкла на полуслове. Пальцы Кедрина сжались сильнее, и она увидела, как его лицо медленно поворачивается к ней, и на нем появляется улыбка.
– Я вижу, – прошептал он. – Уинетт, я вижу! Вон там стоит Тепшен, накрывает попоной свою лошадь. А моего коня уже укутали. Отец… он повернул голову и смотрит на другой конец опушки… разговаривает с Торимом… А вокруг нас деревья – точно старики, молчаливые и все в седине…
– А ведь я только держала тебя за руку, – прошептала она.
– И все-таки… я вижу! – взволнованно воскликнул Кедрин. – Ты была права – я должен надеяться. И верить.
– Воистину так, – подтвердила Уинетт.
– Уинетт, – он повернулся к ней, глаза его сияли восторгом. Она поняла, что он сейчас скажет, и страх пронзил ее – острый, как боль. – Спасибо тебе – за то, что ты здесь, за все, что ты делаешь…
Страх отступил. Уинетт сказала со всем спокойствием, на какое только была способна:
– Благодари Госпожу, Кедрин. Я лишь исполняю Ее волю.
– Я знаю.
Он кивнул, потом взгляд его затуманился и погас. Кедрин застонал.
– Опять все исчезло.
– Но теперь ты стал прозревать чаще.
– Потому что ты со мной.
– Я еще долго буду с тобой.
– Только до Эстревана, – прошептал он печально.
– По крайней мере, до Эстревана, – медленно и терпеливо поправила она. – Это еще не скоро. Не загадывай так далеко вперед, Кедрин.
– Хорошо.
Он стиснул ее руку, потом выпустил и снова потянулся к огню. Плечи молодого человека расправились, на лице появилась решимость.
– Мы еще долго будем вместе, – обещала Уинетт.
– Надеюсь, – спокойно отозвался он – и добавил, так тихо, что она едва расслышала: – Я надеюсь, всю жизнь.
Ей снова передались чувства Кедрина – тоска, боль и страстное желание. Это было невозможно вынести. Уинетт отвернулась, словно он мог видеть слезы в ее глазах. Запрокинув голову, она смотрела в черное небо, испещренное белыми точками, пока слезы на ее щеках не смешались с тающим снегом. «Не покинь меня, Госпожа, – произнесла она про себя. – Будь со мной и помоги мне быть сильной».
– Прости, – хрипло прошептал юноша. – Я обещал… Мне не следовало так говорить.
– Ничего страшного, – Уинетт попыталась придать своему тону беспечность, боясь, что прозвучит грубо. – Ты делаешь успехи.
– Да, – кивнул Кедрин. – Хоть в чем-то.
Не в одном, подумала она… но я не должна тебе этого говорить.
Она обрадовалась, увидев, что Бедир направляется к ним. Присев на корточки у огня, правитель Тамура протянул Сестре небольшой мех с эвшаном.
– Ночь выдалась холодная, – предупредил он, – а завтра будет еще холоднее.
Уинетт приняла мех и влила себе в рот несколько капель. По телу растеклось тепло, но в глубине ее существа по-прежнему ледышкой сидел страх. Да, путешествие получалось нелегким.
– Спасибо, – поблагодарила она, возвращая мех. – Наверное, я теперь пойду спать. Это лучше всего.
Бедир кивнул и посмотрел на юную Сестру долгим взглядом. На миг ей показалось, что от этого взгляда ничто не способно укрыться. Чувствуя, что краснеет от смущения, Уинетт поспешно поднялась и почти бегом устремилась к своей палатке. Забравшись внутрь, она запахнула створки полога и плотно соединила их, словно все еще чувствовала на себе сочувствующий, полный понимания взгляд Бедира. Мир со всеми тревогами остался за полотняной стеной. С губ Уинетт невольно сорвался вздох облегчения. Она привычно села, скрестив ноги, чтобы успокоиться и очистить ум от будоражащих мыслей.
Немного спустя, вновь обретя присутствие духа, Уинетт сбросила плащ. В палатке была уже разложена походная скатка. Постелив сверху плащ, она сняла платье и сапоги, оставшись в одной сорочке, и забралась под покрывала. После эвшана ее разморило, и сон укрыл ее быстро и мягко, точно снег.
Уинетт проснулась от приглушенных звуков. Она выбралась из-под покрывал и чуть раздвинула полог. За ночь мир изменился. Казалось, исчезли все цвета, кроме белого и серого. Снег все еще падал, и опушка была укрыта толстым одеялом. Ветви сосен отяжелели и пригнулись. Тамурцы бродили, увязая по колено в сугробах, костры шипели и трещали, борясь за свое существование с безмолвным противником. Лошади стояли, покорно опустив головы, покрытые белыми попонами. Уинетт поискала глазами солнце, но увидела лишь туманное пятно, напоминающее глаза Кедрина. Быстро одевшись, она немного привела в порядок спутанные косы, используя в качестве гребня собственные пальцы, и заковыляла к ближайшему костру, где уже дымилось вчерашнее жаркое, распространяя в морозном воздухе дразнящий аромат.
В этот день они продвигались совсем медленно. Прежде всего пришлось откапывать повозку. Дорогу завалило снегом; отряд то и дело останавливался, и всадники приспосабливали веревки, чтобы помочь упряжке проехать через сугробы или там, где дорога слишком круто шла в гору. К полудню, однако, снегопад стал слабее. Солнце осторожно попыталось пробиться сквозь тучи, затем осмелело, и по сугробам заплясали яркие пятна света. Снег засверкал бриллиантовой россыпью, и люди, медленно ползущие по дороге, казались чернильными кляксами на неисписанной странице.
Когда запад начал окрашиваться алым, было решено устроить привал под защитой крутого высокого утеса. Тут и там темнел голый камень, словно белое одеяние гор было прорвано чем-то острым. За ночь снова выпал снег. Дорогу совсем замело, и подъем в горы обещал еще больше трудностей.
Прежде Уинетт лишь дважды проезжала через Тамур. Первый раз она следовала в Эстреван, весна была в самом разгаре. Второй – спустя несколько лет, направляясь в Высокую Крепость, в ту пору, когда лето сменяется осенью. А теперь… Она вспоминала, какой была зима в Андуреле, в Эстреване, в Высокой Крепости. Тогда земля целомудренно набрасывала на себя снежное покрывало, словно не желала, чтобы ее видели обнаженной. Люди тоже предпочитали пореже показываться за стенами домов. В такие дни милее всех красот были теплый очаг, бани и горячая еда.
Ей доводилось видеть землю весной, в цветущей зелени. Она видела ее залитой щедрым летним солнцем, в богатстве осенних красок, – но такой, великолепной и грозной, она не видела никогда. Необъятный восточный склон Геффинского нагорья расстилался под ними незапятнанным полотном. Деревья стояли, точно древние властители в тяжелых уборах. Но как легко было погибнуть среди этой красоты, заблудившись в бескрайних снегах! Да, тамурцы – удивительный народ. У этой земли был непростой нрав – и все же они жили здесь, перенося все его крайности.
– И весь Тамур такой? – спросила она Кедрина за завтраком. – Такой… суровый?
– Почти везде. Помнишь, мы проезжали по холмам? Восточный Тамур – это холмы и лощины, до самой Усть-Идре. На юге они совсем пологие. Там выращивают виноград и делают наши лучшие вина. Но сердце Тамура – здесь, в горах. За Геффинским лесом – плоское плато, но к северу и к западу почти везде горы.
– А Твердыня Кэйтина?
– В самом центре плато. Там тоже есть холмы, но не такие, как здесь. Это самые суровые места – кроме, может быть, западных областей, где Тамур граничит с Гадризелами.
– И нам придется их пересечь – чтобы попасть в Эстреван?! Это возможно… до весны?
– Не уверен, – Кедрин улыбнулся. – Может быть, тебе придется перезимовать в Твердыне Кэйтина.
– А это так страшно?
Шуткой на шутку… она надеялась, что это прозвучало именно так, но в глубине души чуть заметно зашевелилась тревога.
– Я бы так не сказал.
Юноша все еще улыбался, но лукавые нотки в его голосе исчезли. Уинетт закусила губу. Она ступила на тонкую почву, и стоило быть осторожнее в словах. Она поспешила исправить неловкость:
– По крайней мере, познакомлюсь с Сестрой, которая тебя учила.
– С Сестрой Льяссой? – Кедрин фыркнул. – Пожалуй, с географией она тебе непременно поможет. Сколько она в меня это вдалбливала… Потом история… и все такое прочее. Она считает, что тамурский принц должен все это знать.
– Ты говоришь о ней с такой нежностью… – Уинетт уловила в его голосе теплые нотки.
– Конечно. Льясса была прекрасной учительницей. А вот я, похоже, приводил ее в отчаяние. Особенно уроки этикета… Она – настоящий знаток танцев и музыки. А я больше времени уделял оружию и лошадям. Мне казалось, это больше соответствует моему происхождению.
– Тебе это пригодилось, – заметила Уинетт. – И… на короля ты произвел самое лучшее впечатление.
Кедрин рассмеялся.
– На Льяссу это точно произведет впечатление. И твое происхождение тоже.
– Забудь о моем происхождении, – удачно подвернулся случай затронуть деликатную тему. – Я Сестра, я больше не принцесса крови.
– Я помню. Но все-таки… извини, это не значит, что мы должны превратиться в снежные фигуры.
Окрик Бедира вернул их к действительности. Беседу пришлось прервать: пора было собираться в дорогу. Воины сворачивали палатки и складывали их в фургон. Уинетт снова заняла место рядом с Дисом, Кедрин оседлал своего скакуна, и колонна снова поползла по горной дороге. Казалось, этому подъему не будет конца.
Они шли весь день, потом еще один, но до Латана добрались лишь к вечеру третьего дня.
При взгляде на этот город-крепость становилось не по себе. Он нависал над самым краем пропасти, точно орлиное гнездо. Казалось, стены вырастают прямо из скалы. Лишь приглядевшись, можно было заметить узкий карниз, по которому мимо ворот проходила дорога. Однако их створки были приоткрыты, и за ними виднелась большая площадь в окружении деревянных домов. Солнце уже садилось. Отряд начал подниматься по дороге. Теперь крепость слилась со скалой и казалась угольно-черным силуэтом на фоне рдеющего неба.
Навстречу правителю Тамура вышел весь городской совет. Скорее всего, их приближение заметили заранее – а может быть, сюда уже добрались воины, которые покинули Высокую Крепость сразу после мирных переговоров.
В честь гостей снова устроили пир. Горожанам не терпелось узнать свежие новости с севера. Уже перевалило за полночь, когда они смогли отбиться от горящих любопытством соотечественников и добраться до постелей. Как выяснилось, снег шел в горах несколько дней, но впереди дорога была еще чистой. Латан стоял на самом гребне горного хребта. Дальше дорога вела вниз и обещала быть сравнительно безопасной. Бедир назначил выход на полдень, сославшись на то, что лошади не успели отдохнуть. Воспользовавшись передышкой, Уинетт отыскала лавку, торгующую целебными травами. Этим утром ее запасы снова изрядно истощились. Последствия радушных приемов не всегда были приятными – а впереди их ждал еще не один город.
Когда они покидали Латан, солнце горело в сверкающей лазури чистого неба, точно начищенное серебро. Дорога была усеяна тысячами искр. Лошади выдыхали клубы пара в льдистый воздух, слежавшийся снег поскрипывал под копытами и колесами повозки. Скоро дорогу вновь густо обступил лес, и эхо подхватило взволнованные возгласы. Казалось, деревья столпились в ущелье, чтобы приветствовать последнюю сотню воинов, которые наконец возвращались домой. Самое сердце королевства… Уинетт смотрела, как они едут – рослые, сильные, гордо расправив плечи. Похоже, эти уроженцы высокогорий сродни орлам, обитающим на неприступных скалах. И ей показалось, что даже поступь лошадей стала торжественной, словно на параде.
Семь дней отряд правителя двигался сквозь заснеженную чащу. За это время им лишь дважды встретились крошечные деревеньки, которые выросли вокруг постоялых дворов. Эти постройки сохранились до сих пор, но были слишком тесны, чтобы вместить сотню всадников. Впрочем, радушный прием вполне заставлял забыть обо всех неудобствах.
По ночам издалека доносился волчий вой, но зимний голод еще не вынуждал хищников нападать на лошадей. К тому же отряд был слишком многочисленным, чтобы какая-нибудь стая рискнула атаковать его.
На восьмой день дорога привела к берегу реки, достаточно мелкой, чтобы без особого труда перейти ее вброд. Лес редел, сменяясь прозрачным подлеском, пока местность не стала почти открытой. Вдалеке на севере громоздились низкие холмы, за ними угадывалась зубчатая стена Лозин, но дорога, по которой следовал отряд, шла прямо на запад. Ветер, поднявшийся на равнине, разметал снежные заносы. Время от времени начинал кружить снег, но ни разу снегопад не достигал такой силы, чтобы создать затруднения. Войско продвигалось быстро. Усадьбы и деревушки стали попадаться чаще, и тамурцы радовались возможности укрыться от ледяного ветра, который пробирал до костей. Большую часть пути ярко светило солнце. Уинетт была благодарна Дису: он дал ей обугленную палочку и велел держать перед глазами, чтобы защищать глаза от снежной слепоты.[1]
Спустя четыре дня после того, как отряд вышел на равнину, дорога привела к укрепленному городу. Его стены, с которых в прежние времена отражали вражеские вторжения, также надежно защищали от непогоды. Здесь всем тамурцам наконец-то довелось провести ночь в настоящих постелях.
Еще через четыре дня показалась Твердыня Кэйтина.
*
Дорога спустилась в широкую долину, потом вскарабкалась вверх по каменистому склону. Уинетт подумала, что они преодолевают очередной гребень, но спуска не последовало. Казалось, великаны-строители срыли вершину горы, оставив плоскую каменную площадку, в центре которой возвышался одинокий холм – скорее всего, творение человеческих рук. Его гладкую вершину четырехугольной короной венчали мощные крепостные стены – оплот правителей Тамура.
Уинетт почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. В сравнении с этой цитаделью Высокая Крепость казалась крошечной! Целый город, обнесенный стенами… Твердыня Кэйтина высилась на заснеженной равнине, как скала – если можно представить себе скалу столь правильной формы. Стены высотой не меньше чем в четыре человеческих роста образовывали квадрат. На каждом углу еще выше вздымались башни, на специальных помостах по сторонам стояли катапульты. У подножья крепости с трех сторон раскинулось поселение. Строения не подступали вплотную к стенам, не было домов и вдоль дороги. Бедир натянул лук и выпустил в сторону крепости одну за другой три стрелы. Тем временем воины спешились. Кто-то чистил кольчугу, кто-то правил сбрую… Войско Тамура готовилось вернуться в свой дом.
Уинетт так и не поняла, что произошло. Воины разом вскочили на коней и двинулись вперед – сначала медленно, а затем все быстрее, пока не перешли в галоп. Дис издал какой-то звук, который вполне можно было принять за смех, и натянул вожжи. Упряжка рванула вперед, и Уинетт отчаянно схватилась за первую попавшуюся опору.
Ворота были распахнуты настежь. Множество людей толпилось на стенах, размахивая руками и приветствуя колонну громкими криками. Однако взгляд Сестры уже был устремлен на женщину, которая стояла под аркой ворот. Уинетт сразу поняла, что это госпожа Ирла, мать Кедрина.
Она была высокой, длинный меховой плащ не мог скрыть стройности и величавой осанки. Волосы, прямые и черные, как вороново крыло, были перевязаны простой серебристой лентой, а лицо могло вдохновить сочинителя баллад. В минуты покоя это лицо, должно быть, выражало величавую безмятежность, но теперь каждая его черточка светилась радостью. Улыбаясь, Ирла раскинула руки, словно хотела разом обнять их всех. Если у нее и в самом деле было такое намерение, оно осталось неосуществленным. Бедир пришпорил своего скакуна и пустил его в галоп. Не доезжая немного, правитель Тамура спрыгнул с коня и бегом преодолел оставшееся расстояние, чтобы заключить жену в объятья. Он прижал ее к груди, а она приникла к нему, засмеялась и горячо расцеловала.
Тем временем всадники хлынули в ворота. Кедрин спешился и, почти позабыв о своей слепоте, без всякой осторожности бросился в объятия матери.
Предупредительный Тепшен помог Уинетт выйти из повозки. Тем временем двор наполнился сияющими людьми. Воины обнимали своих жен, так же мало считаясь с формальностями, как Ирла и Бедир. В этом было столько теплоты… Уинетт почувствовала, как ее саму наполняет радость. Чувства окружающих привычно отзывались в ней – этот навык воспитывали у Сестер в Эстреване. И все же…
В теплых волнах этого безмятежного счастья она вдруг ощутила себя совсем одинокой.
Но тут Ирла отстранила от себя Кедрина, не убирая рук с плеч сына, и ее серые глаза встретили взгляд Сестры.
– Сестра Уинетт… – она отпустила юношу и шагнула навстречу гостье. – Добро пожаловать в Твердыню Кэйтина.
– Благодарю, госпожа.
– Обойдемся без церемоний, – супруга правителя поддержала молодую женщину за локти, удержав от почтительного реверанса, потом обняла ее и улыбнулась. – Меня зовут Ирла. Благодарю Вас. Вы столько сделали для моего сына.
По ее лицу пробежала тень – лишь на миг, но за сиянием радости Уинетт успела разглядеть следы глубоких раздумий.
– Не так много… Ирла. Если есть какой-то успех, это заслуга Кедрина. Я только была рядом.
– Думаю, не только, – тихо ответила Ирла. – Ладно, об этом позже. Думаю, вы устали с дороги… и не откажетесь от горячей ванны. Вечером будет пир – такое событие надо отпраздновать. Здешним Сестрам не терпится с вами встретиться. А для начала я отведу вас в ваши покои.
Она улыбнулась и отпустила Уинетт.
– Тепшен, как я рада! С возвращением!
Кьо поклонился, и его бесстрастное лицо вдруг озарила улыбка – словно тонкий луч солнца прорезал облака. Не снимая перчаток, он положил руки на плечи Ирле и торжественно расцеловал ее в обе щеки. Она снова засмеялась, обняла Тепшена за талию, и он взволнованно произнес:
– Как хорошо вернуться…
Рядом снова появился Бедир. Его могучая рука легла на плечо жены, с другой стороны подошел Кедрин – и Ирла, наконец, смогла обнять разом мужа и сына.
– Госпожа услышала мои молитвы, – промолвила она. – А теперь… предлагаю удалиться. К такому торжеству надо подготовиться как следует.
– Уинетт?..
Кедрин протянул ей свободную руку. Сестра шагнула к нему и привычно сжала его ладонь. Теперь все они держались за руки… Как просто, подумала Уинетт. Она стала частью этой семьи.
– Сестре Уинетт надо побыстрее принять ванну, – улыбнулась Ирла. – Она совсем продрогла. Да и вам баня не помешает. Запах сражений сам собой не выветрится… Идем, все уже готово.
Казалось, никто не заметил, как они ушли. Ирла по-прежнему держала сына за руку, Тепшен Лал и Бедир шли рядом – не спеша, подстраиваясь под шаг Кедрина. Уинетт удивленно глядела на жену правителя. Какое самообладание! Конечно, Бедир послал весть, и то, что она увидела, не стало для нее неожиданностью. И все же… Уинетт чувствовала ее боль, но Ирла ничем не намекнула, что ищет сочувствия или жалости. Она излучала искреннюю радость. Нет, она не делала вид, что не замечает его слепоты. Она просто принимала ее существование на настоящий момент – но не позволяла несчастью уничтожить теплоту и радость встречи или заставить Кедрина испытывать что-либо, кроме ее одобрения. Живительная женщина, подумала про себя Уинетт.
Позже она укрепилась в своем мнении. Ирла терпеливо дождалась, пока Сестра устроится и отдохнет. Сначала служанка проводила Уинетт в отведенные ей покои – такие теплые и уютные, что она сразу почувствовала себя, как дома, – а потом в бани. Погрузившись в исходящую паром воду, Уинетт ощутила, как боль покидает утомленные долгой дорогой мышцы. В свою комнату она вернулась чистой и посвежевшей. Ирла уже ждала ее с кувшином подогретого вина и с двумя кубками.
– Бедир писал мне, что Кедрин в Вас влюблен, – тепло проговорила правительница. – Понимаю, как Вам нелегко.
– Только иногда, – Уинетт улыбнулась и пригубила вино, пытаясь понять, к чему клонит хозяйка.
– Еще он писал, что к Кедрину несколько раз возвращалось зрение. Я не хочу совать свой нос в чужие дела и пойму, если Вы не захотите это обсуждать. Но мне кажется, я могла бы помочь Вам нести это бремя – если мы поговорим открыто, ничего друг от друга не утаивая. Я ничего не расскажу ни мужу, ни сыну, если только Вы сами об этом не попросите.
Она могла бы этого и не говорить. Эта женщина не давала обета – и все же была удивительно похожа на Сестер Эстревана. Уинетт сделала еще глоток.
– Я рано избрала путь Служения, Ирла. И намерена хранить верность обету. Мне важно, чтобы… чтобы все это поняли.
– Я понимаю, – кивнула Ирла. – Дорогая моя, я тоже обучалась в Эстреване и тоже желала следовать путем Госпожи. Да, я не стала Сестрой. Но понимаю, перед каким выбором Вы стоите… если, конечно, у Вас есть выбор.
Ее взгляд был полон искреннего участия. На миг Сестра почувствовала, как внутри стягивается узел напряжения – а потом он лопнул, и освобожденные слова зазвучали сами собой.
– Выбор есть. Я не могу отрицать, что люблю его. Но я не могу нарушить обет! Я осталась бы в Высокой Крепости – но к нему вернулось зрение, когда я коснулась его! И я знала, что Кедрин все больше станет полагаться на меня… станет делать, чтобы я была с ним…
С каждым словом в ней взрывалась частичка боли – вспыхивала и сгорала без следа.
– …Но я не могу дать ему то, чего он так жаждет! Я так боюсь, что причиню ему вред! Я никогда… Я не хочу больше видеть, как он мучается…
– Бедное дитя…
Поставив кубок, Ирла подошла к Уинетт и положила руку ей на плечо.
В этом прикосновении было столько понимания и сострадания, что Уинетт не могла более сдерживаться. Судорожно вцепившись в собеседницу, она разрыдалась.
– Бедное, бедное дитя, – Ирла погладила ее по голове. – Как Вам нелегко!
– Что мне делать? Что я вообще могу сделать?
Уинетт не чувствовала смущения. В этой красивой черноволосой женщине было нечто такое, что позволяло довериться ей полностью. К тому же она внезапно поняла, что Ирла может дать ей совет – возможно, даже лучший, чем Сестра Бетани.
– Вы объясняли Кедрину?..
– Что я дала обет Госпоже – да, – всхлипнула Уинетт. – Но я не говорила, что люблю его.
– Мудрое решение.
– Но что мне делать?
– А чего хотели бы вы сами?
Это прозвучало так неожиданно, что Уинетт в изумлении воззрилась на нее.
– Вам не обязательно ехать в Эстреван. Что бы ни думал Бедир, я верю, что мой сын достаточно вырос, чтобы совершить это путешествие без Вас. Если хотите, можете остаться здесь на некоторое время, а потом вернуться в Высокую Крепость… если Вы действительно этого хотите.
Уинетт умолкла, хотя слезы все еще катились по щекам. Ирла как будто читала ее мысли.
– Я обещала, – шепотом проговорила она. – Кедрин ждет, что я отправлюсь с ним. Кроме того… он прозревает, хотя и ненадолго… но только тогда, когда я с ним. Как же я могу его покинуть?
– Пока речь не об этом. Кедрин хочет, чтобы Вы отправились с ним. А чего хотите Вы?
– Я?!..
Уинетт посмотрела на Ирлу снизу вверх. Ее ум был охвачен смятением – а спокойные серые глаза правительницы глядели на нее с симпатией и сочувствием.
– Я… я хочу поехать с ним.
– Значит, именно это и следует сделать, – улыбнулась Ирла.
– Так просто? – с сомнением спросила Уинетт.
– Слово Госпожи – в нашем сердце. Иногда там можно прочесть больше, чем в писаниях и пророчествах.
– Так это Писание привело тебя в Твердыню Кэйтина!
– Писание Аларии привело меня в Тамур, – в глазах Ирлы мелькнули лукавые искорки. – А в Твердыню Кэйтина меня привел Бедир.
– Но в Писании нет ничего, что укажет, какой путь выбрать мне.
– Когда я покидала Священный Город, Сестра Галина дала мне копию. Она все еще у меня, и я до сих пор время от времени перечитываю его. Там есть одно место – я бы хотела, чтобы Вы над ним подумали… но сначала Вам надо понять, что у Вас в сердце.
– Думаю, теперь я это знаю, – ответила Уинетт. – Я отправлюсь с Кедрином.
– Хорошо, – улыбнулась Ирла. – А теперь утрите глаза – и будем готовиться к пиру. Утром я покажу Вам Писание.
Глава пятая
Корабли галичан продолжали путь на юг. Хаттиму Сетийяну повезло с погодой еще меньше, чем тамурцам. Безжалостный ливень со снегом, под которым южане покидали Высокую Крепость, не прекращался несколько дней. Лишь стараниями капитана судно правителя ни разу не попало в шторм. Они то и дело заходили в безопасные гавани. Но, по правде говоря, причина крылась в другом. Капитан опасался, что у его господина опять появится повод проявить свой крайне дурной характер.
Однако мокрый снег, который валил в верховьях Идре, постепенно сменился дождем и наконец прекратился, и теперь о непогоде напоминала лишь свинцовая полоска над северным горизонтом. Холодное зимнее солнце рассыпало по воде ослепительные блики, лазурь неба отливала металлическим блеском. По мере продвижения к югу воздух не становился теплее, с деревьев по берегам уже облетели последние листья. Однако жестокая армия зимы еще не успела нанести удар по южным землям.
Тем не менее Хаттим страдал от холода. Этот холод, скопившийся внутри, отравлял радость предстоящего возвращения и заставлял отгораживаться от спутников.
Его корабль превосходил размерами «Вашти» – барку Галена Садрета негласно возвели в статус королевского судна – и шел определенно медленнее. Мелкая посадка и плоское дно позволяли галичским кораблям преодолевать пороги – там, где Идре расходилась на два рукава – и проходить в спокойные воды Усть-Идре. Но на быстринах верховья «Варгалле» чувствовала себя не лучше, чем ее пассажиры. В команде было шестьдесят гребцов, что позволяло им меняться. Но теперь тем, кто не сидел на веслах, то и дело приходилось вычерпывать воду. Все двенадцать матросов носились по мачтам, как заведенные. Судовладелец, по обычаю выполнявший обязанности рулевого, не покидал своей кабинки над кормовой банкой.
Впрочем, на ночь и они получали передышку. Конечно, уютные каюты в центре палубы могли вместить не только пятерых придворных, но и гостей, если бы правителю Хаттиму вздумалось кого-нибудь пригласить. Но там лишь укрывались от непогоды. На ночь корабль приставал к берегу, чтобы правитель мог переночевать с комфортом. Во время ночевки повар, которого он держал среди своих слуг, готовил ужин для правителя и его приближенных.
От дурного настроения, в котором пребывал Хаттим, страдали все, кто находился на судне.
Как только «Варгалле» отчалила, Хаттим удалился в свою каюту и не показывался, пока они не пристали к берегу на ночь. Утром его цирюльник лишился трех зубов за какой-то выдуманный проступок, а правитель снова заперся, ограничив круг своего общения бутылью вина. В тот же вечер, спускаясь по сходням, он наткнулся на матроса, который бросал швартов, и швырнул его за борт, а когда бедолагу вытащили и откачали, приказал его высечь. На другой день Хаттим приказал барабанщику отбивать ритм для гребцов вдвое быстрее. «Варгалле» понеслась как ветер, оставляя позади сопровождающие ее мелкие суда. Перепуганный судовладелец попытался объяснить, чем может окончиться такая гонка; в ответ Хаттим приказал ускорить ход. Наконец гребцы выбились из сил настолько, что едва держали весла и были не в состоянии даже грести в такт. Положение стало угрожающим. Лишь тогда Хаттим позволил сбавить ход. К этому времени «Варгалле» уже на несколько лиг оторвалась от каравана. Баркам, где находились офицеры, которые предпочли возвращаться по реке, не осталось надежды догнать судно правителя.
