Текст книги "Узурпатор"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Я Тебя одолею, – прошептал Кедрин, хотя ответить ему могло только эхо. – Слышишь меня, Ты, кровавый безумец? Я свергну Твоего Посланца и сорву Твои планы. И, если поможет Госпожа, уничтожу и Тебя.

Он услышал слабый отзвук смеха – но возможно, это лишь ночной ветер прошуршал поземкой. Юноша просунул руку за пазуху. Талисман по-прежнему висел у него на шее. Камень казался теплым, и Кедрин почувствовал, как внутри разливается удивительное спокойствие. Ярость растаяла. Сейчас не время тратить силы на ненависть. Куда важнее уцелеть.

– Смотрите! – раздался возглас Уинетт. Неужели это знак Госпожи? – Кажется, впереди свет!

– Несомненно, – отозвался Тепшен.

Кедрин нащупал руку Уинетт, и мир снова стал видимым. Тропа шла под уклон. Казалось, угольно-черная стена раскололась, обнажив белесую сердцевину.

Тем временем становилось все светлее. В чистом ледяном небе, среди пульсирующих звезд, поднималась полная луна. Ущелье закончилось. Снег по краям мерцал в ее сиянии. Лунную белизну снежных полей прочертили непроницаемо-черные тени деревьев.

– Дрова, – пробормотал Тепшен. – Костер.

– Хвала Госпоже, – шепнула Уинетт.

– Воистину, – эхом отозвался Кедрин. – Хвала Госпоже.

Они свернули с тропы и выехали на обширный склон, поросший кривыми соснами. Каменные стены Лозин больше не преграждали путь ветру, и ночь казалась еще холоднее. Рыхлые сугробы застывшими волнами сбегали по склону туда, где чернело бескрайнее море леса. Здесь Лозины подступали к самому сердцу Белтревана. Тепшен поднял руку. По сигналу кьо Кедрин и Уинетт остановились, и все трое замерли, пристально вглядываясь вдаль.

– Пока ночь, лучше держаться ближе к горам, – объявил кьо. – Потом взойдет солнце, и мы найдем дорогу.

Он пустил коня шагом. Луна еще освещала вершины, но опускалась все ниже. Пора было позаботиться о ночлеге.

Пробираться среди утесов было тяжело. Снег еще не успел слежаться, и лошади вязли в глубоких сугробах. Наконец удалось отыскать одиночную скалу, которая торчала из снега, как клык. У ее подножья образовалось что-то вроде воронки.

Путники остановились с подветренной стороны и спешились. Коней укрыли попонами, чтобы те не замерзли – иначе им грозила опасность пешком пробираться через эту глухомань. Потом Тепшен отправился собирать хворост и дрова. У Кедрина вновь появился повод проклинать свою слепоту. Вместо того, чтобы присоединиться к другу, он вынужден сидеть и праздно ждать, когда кьо бродит по колено в снегу. Кедрин сжал руку Сестры. По крайней мере, надо распаковать седельные сумки и посмотреть, что осталось из съестных припасов.

Осмотр оказался неутешительным. Вяленого мяса и хлеба хватило бы для однодневного перехода, также нашлось немного фруктов. Но для лошадей – ничего. Одеяла были нужнее лошадям, чем всадникам.

Оставалось лишь покрепче прижаться друг к другу. Они сидели, обнявшись, и прислушивались, как откуда-то доносится стук: Тепшен рубил дерево.

– Когда доберемся до леса, будет легче, – проговорил юноша. – Там можно найти укрытие понадежней… и поохотиться. И лошади найдут корм.

Уинетт придвинулась ближе, словно живое тепло тела проникало сквозь толстую одежду. Кедрин обнял ее за плечи. Так близко они были впервые с тех пор, как покинули Высокую Крепость.

– Еще далеко? – облачко пара, сорвавшись с ее губ, коснулось его кожи.

Кедрин взял ее за руку и стал вглядываться в ночь. Луна ярко освещала седые склоны, но оценить расстояние было трудно: снег и темнота искажали перспективу. Ни одна тропка не нарушала мерцающего сияния сугробов. Кедрин подозревал, что за холмами могут скрываться ущелья и сугробы, которые неизбежно замедлят их продвижение.

– Не знаю, – ответил он честно. – Но путь будет нелегкий.

Уинетт издала короткий звук – то ли вздох, то ли смешок:

– Я и не думала, что будет легко. У меня есть одно снадобье. От него становится теплее, но для лошадей оно не подходит… а без них мы пропали.

– Ты права, – согласился Кедрин.

– Но надежда все же есть.

Она произнесла это чуть слышно. Кедрин повернулся и взглянул ей в лицо. Оно светилось такой безусловной верой, что исчезали любые сомнения. Юноша кивнул и обнял ее еще крепче.

– Конечно. Рано сдаваться.

«Пока у меня есть ты». Кедрин был готов сказать это, но вспомнил свое обещание и прикусил язык. Довольно и того, что он может вот так держать ее в объятиях и наслаждаться этим удивительным чувством.

Скрипнул снег, и из-за скалы появился Тепшен, сгибаясь под тяжестью вязанки.

– Разводите костер, – проговорил он, сбрасывая хворост. – Сейчас принесу еще.

Снова пришлось разъединиться. Уинетт достала из седельной сумки трут. Руководствуясь ощущениями и подсказками Сестры, юноша принимал у нее ветки и ломал. Вскоре на пятачке, свободном от снега, вырос крошечный шалашик из сухих сучьев. Когда Тепшен вернулся с новой охапкой дров, костер уже разгорался. Кьо отлучался еще три раза, после чего объявил, что дров достаточно. В костер полетели несколько крупных веток, и скалу до самой вершины озарило яркое пламя. Каменная стена не давала ветру сносить теплый воздух, а вскоре и сама стала нагреваться. Тепшен достал котелок, растопил в нем снег и накрошил мяса, а Уинетт бросила туда щепотку трав. Они ели жадно: ужас и потрясение, пережитые совсем недавно, отняли не меньше сил, чем холод.

Наконец ужин был закончен.

– Одеяла придется оставить лошадям, – произнес кьо. – Но… – он смущенно посмотрел на Сестру: – поскольку мы лишились палаток…

– …Придется спать бок о бок, – закончила за него Уинетт. – Значит, будем согревать друг друга.

– Чтобы выжить, – кивнул Тепшен.

Несмотря на серьезность их положения, Уинетт не удержалась и фыркнула. Лицо уроженца востока сохраняло торжественное и серьезное выражение. Похоже, кьо заботился о соблюдении приличий не меньше, чем о выживании. Неужели он ничего не принимает во внимание – ни то, что им довелось пережить, ни последствия этого кошмара, ни то, что главные испытания еще впереди? Конечно, это не так. Тепшен, как и Кедрин, глубоко переживает гибель воинов Тамура. Но сейчас не время оплакивать тех, кто остался позади. Пока главное – выжить.

– Я не сомневаюсь, что моей чести ничто не грозит, – торжественно произнесла Уинетт. – И уверена: учитывая обстоятельства, Старшая Сестра одобрила бы мои действия.

Кедрин фыркнул. Тепшен сдержанно улыбнулся и улегся поближе к костру. Уинетт взяла Кедрина за руку, а когда он лег, пристроилась между мужчинами. Толстая меховая одежда не пропускала живое тепло. Только дыхание Кедрина согревало ей щеку. Засыпая, Уинетт успела поймать себя на мысли: каково бы это было – проснуться в его объятиях.

В любом случае такое пробуждение было бы более приятным. Уинетт проснулась от того, что не может пошевелиться. Во сне ее спутники, стремясь согреться, прижимались к ней как могли. К тому же всю ночь она пролежала на голом камне, и теперь спина немилосердно ныла. Там, где кожа оставалась открытой, ощущалось жжение, которое граничило с болью. Молодая женщина с трудом разлепила веки – и у нее перехватило дыхание: яркое солнце ударило по глазам. Похоже, Тепшен уже не спал. Едва Уинетт пошевелилась, он встал, отряхнулся и пошел к лошадям. Проголодавшиеся скакуны фыркали и нетерпеливо ржали, требуя внимания. Разбудив Кедрина, Сестра взяла его за руку, чтобы он смог полюбоваться красотой ясного дня. Там, где вчера висел чуть ущербный диск луны, теперь ослепительно сияло солнце. Казалось, оно расплавилось и растеклось по заснеженным холмам. От этого блеска болели и слезились глаза. Маски, защищающие от снежной слепоты, которые дала Ирла, пришлись весьма кстати. Уинетт надела одну из них на Кедрина, другую на себя. Тем временем Тепшен вернул к жизни костер и грел в котелке воду.

Пока они завтракали, солнце поднялось выше, и голубые склоны Лозин засверкали всеми цветами радуги. Птицы, кружившие в сияющей лазури неба, казались черными, как уголь. Несомненно, по эту сторону гор уже воцарилась зима. Воздух был словно наполнен ледяными иголочками, но снегопада не предвиделось. Зато на снегу образовалась плотная корка, и ехать стало куда легче.

Когда спустились сумерки, до леса было еще далеко. На этот раз поблизости не было скал, за которыми можно было укрыться от ветра – только поваленная сосна. Даже костер горел не так жарко, как накануне. Доев остатки мяса, путники скормили хлеб лошадям, но это была слишком скудная пища. Спать легли вместе, как и в прошлую ночь, но мрачные завывания ледяного ветра долго не давали уснуть. Наутро все трое дрожали от холода, руки и ноги занемели. Казалось, сон не восстановил, а отнял силы. Но выбирать не приходилось: надо было сразу садиться в седло и ехать дальше, туда, где чернел лес.

Однако и эту ночь они встретили среди холмов. Здесь склоны оказались более коварными. То и дело приходилось объезжать рыхлые сугробы и овраги, сворачивая с прямого пути. Когда сгустились сумерки, Уинетт достала свою сумку и приготовила травяной отвар, восстанавливающий силы, – это все, что им оставалось. Хвороста удалось собрать совсем немного. Какой роскошный костер согревал их в первую ночь! Да, надежду, как пламя, надо чем-то поддерживать… Едва выспавшись, они вновь двинулись через снежное поле. Голодные скакуны фыркали и прядали ушами. То один, то другой отказывался повиноваться. Среди запасов Уинетт нашлись подвяленные листья – обычно их прикладывали к ранам, чтобы унять боль. Сестра отдала их лошадям: вряд ли это средство помогло бы перенести голод и холод.

Солнце едва миновало зенит, когда путники поднялись на невысокий гребень. Прямо у их ног начинался пологий склон, который упирался в стену деревьев. Отсюда и до самого горизонта во всем своем мрачном великолепии раскинулся лес – бескрайний, темный, словно погруженный в раздумье.

– Белтреван, – глухо проговорил Тепшен.

– Хвала Госпоже, – Кедрин вздрогнул. Удивительное дело: вид этого леса, явно не суливший ничего доброго, радовал глаз.

Лошади съехали по склону, как на салазках. Несколько шагов – и они, одолев последние сугробы, уже стояли под деревьями.

Здесь снег был неглубок: он застревал в густо переплетенных ветвях. Углубляясь в лес, путники чувствовали, что воздух становится чуть теплее. Но куда важнее было другое: снова можно развести огонь, а может быть, и найти пищу.

Потом был костер – роскошное высокое пламя: набрать хвороста не составило большого труда. Застывшие от холода руки и ноги через боль обретали чувствительность. Лошадей стреножили и пустили пастись. Тепшен исчез за деревьями; после недолгой отлучки он вернулся с двумя кроликами, которых каким-то образом извлек из норы, и куропаткой, метко сраженной камнем. Это был настоящий пир. Согретые пламенем и едой, они легли спать. Правда, Кедрин отдал бы многое, чтобы снова оказаться рядом с Уинетт.

Глава восьмая

Еда вернула их к жизни. Однако после скитаний в глуши, скованной зимней стужей, этого оказалось недостаточно. Путники проснулись от того, что их желудки вновь требовали пищи. Плоть, истощенная холодом и голодом, напоминала о себе. Солнце уже встало, и косые лучи пронзали ветви, плотно облепленные снегом. Однако шансы на успешную охоту были невелики. Пришлось довольствоваться отваром из трав, который приготовила Уинетт. Зато разжечь костер не составило большого труда. Теперь можно было спокойно обсудить ситуацию, не опасаясь замерзнуть.

Лошади уже нашли какой-то корм под деревьями и выглядели куда спокойнее, чем вчера. Однако перспективы представлялась не слишком радужными. Безрассудная радость, нахлынувшая после того, как они уцелели во время обвала, намерение во что бы то ни стало выжить в горах – все это исчезло перед лицом неприкрашенных фактов. Да, им удалось добраться до Белтревана, но положение было отчаянным. Только Тепшен Лал был в состоянии охотиться – или при случае оказать сопротивление, пустив в ход свой длинный восточный меч и тамурский кинжал. К тому же к его седлу был приторочен лук и колчан со стрелами. У Кедрина тоже были меч и кинжал – но как сражаться, будучи слепым? Небольшим ножом, который висел у Сестры на поясе, можно было разве что настрогать щепы для растопки. Из теплых вещей – только их собственная одежда и одеяла, которые использовались как попоны. Кедрин покачал головой и усмехнулся.

– Самый подходящий вид для визита к улану Дротта.

– Если мы туда доберемся, – мрачно буркнул уроженец востока.

– Почему нет, Тепшен? – удивилась Уинетт. – Ты можешь охотиться, разве не так? Будем ехать, пока не встретим кого-нибудь из Народа лесов.

– Народ лесов как-то не горит желанием оказать радушие гостям из Королевств, – мягко возразил Кедрин.

– Думаю, варварам нужны наши лошади, – с обычной прямотой добавил кьо. – Мы сами – просто ненужный довесок.

– Но ведь Кедрин – хеф-Аладор. И потом, подписан мир. Или они не держат слова?

Тепшен пристально поглядел на Сестру и улыбнулся одними губами.

– Ты хочешь сказать, он похож на хеф-Аладора? Скорее на нищего – как и мы все. На бродягу, а с бродягами в Белтреване не станут долго разговаривать, даже в мирное время.

Он перевел взгляд на Кедрина. То, что юноша прочел в его гагатовых глазах, действительно не стоило высказывать вслух. Он мрачно покосился на Уинетт. Такая красивая рабыня будет дорого стоить… после того, как похитители развлекутся с ней в свое удовольствие. Он коротко кивнул.

– Есть у нас что-нибудь белое и красное? – спросила Уинетт. Она уловила тревогу своих спутников и теперь тоже ощущала беспокойство.

Тепшен склонил голову набок.

– Какая польза от знаков мира?

– По крайней мере, не будет вреда.

– Жаль, что здесь нет Браннока, – проговорил кьо. – Летим и Дерн погребены на Фединском Перевале. Мы остались без переводчиков.

– И никто из нас не знает язык Дротта.

– Я знаю «бьяван», – сказала Уинетт.

Тепшен одобрительно кивнул. Бьяван был общим языком Белтревана – своеобразная смесь диалектов, родившаяся благодаря торговле с варварами. То, что Уинетт знала это наречие, было большой удачей.

– Итак, – подытожил Тепшен, – у нас есть переводчица, лук и лошади. Значит, остается только ехать к северу, пока кого-нибудь не встретим.

Его лицо по-прежнему было бесстрастным, ровный голос не выражал никаких чувств – ни иронии, ни удовлетворения. Кедрин улыбнулся и взял Уинетт за руку.

– Значит, нам не за что беспокоиться… почти.

– Только за самих себя, – поправил кьо, и в уголках его гагатовых глаз показалась улыбка.

– Тогда не будем задерживаться, – твердо произнес Кедрин. – Думаю, у Дротта уже появился улан. Найдем его и изложим наше дело.

– На бьяване, – Тепшен поглядел на Сестру и отвесил изысканный поклон.

Они оседлали лошадей, которые так и не успели утолить голод, привязали к уздечкам белые и красные ленты и забросали костер снегом. Путь на север продолжался – наугад, без карты, ибо никто и никогда не пытался нанести на карту дороги Белтревана. Это были владения Народа лесов, и люди из Королевств, которые осмеливались проникнуть сюда, предпочитали здесь не задерживаться. Кедрину и его спутникам было известно немногое. Они уже достигли земли Дротта. В ближайшее равноденствие кланы съедутся на Зимний Сбор у кургана, где похоронен Друл – первый Хеф-Улан, великий воитель, когда-то объединивший своей властью племена Белтревана. Браннок говорил, что курган находится на северо-западе, в самом сердце лесов. Оставалось лишь надеяться на удачу и милость Госпожи.

Кедрин ехал, погруженный в печаль. Тропинка была слишком узкой, и лошади шли гуськом, осторожно ступая по бурелому. Это не давало ему прикасаться к Уинетт – а значит, и лишало возможности видеть. Правда, кешскому скакуну можно было довериться – он спокойно трусил за серым Тепшена, – а за спиной раздавался голос Уинетт. Сестра предостерегала, когда ветки низко нависали над дорогой, и рассказывала, что происходит вокруг. Больше всего она говорила о деревьях. В этих местах отроги Лозин, поросшие соснами, тянулись далеко вглубь лесной страны. Здесь должны были водиться звери, но они, скорее всего, разбегались при появлении всадников. Иногда Кедрин слышал пенье птиц, а однажды издалека донеся волчий вой. Глубже в лесах может встретиться крупная лесная кошка или стадо диких коров, и неизвестно, что опаснее: быки весьма решительно защищают свои гаремы… При этой мысли Кедрин вздрогнул. Он слеп, а значит, беспомощен и не сможет защитить ни себя, ни Уинетт…

Как ни странно, но эти мрачные размышления придали ему сил. К концу дня юноша был снова полон решимости. Если надо, он пройдет эти леса вдоль и поперек, но доберется до кургана Друла. Он напомнит уланам Дротта о клятве верности, которую они принесли, и получит их помощь, проникнет в Нижние пределы и снова обретет зрение.

Словно в ответ на эти мысли, до его слуха чуть слышно донесся оклик Тепшена. Лошади встали.

– Оленьи следы, – проговорил кьо. – Ждите здесь.

Кедрин услышал шелест одежды: уроженец востока спешился. Потом тихо щелкнула навощенная тетива. Кедрин наклонился и наощупь принял повод из рук Тепшена. Сзади под ногами Уинетт захрустел снег, и юноша протянул ей руку. Однако, когда мир снова стал видимым, Тепшен уже исчез за деревьями. Только две цепочки следов – охотника и его добычи – тянулись в снегу и терялись между толстыми стволами сосен. Деревья окружали поляну, точно частокол – прямые, величественные, высокомерные, словно не замечая, что их ветви гнутся под тяжестью снега. Юноша посмотрел в небо. Сквозь запорошенные кроны пробивался жидкий свет солнца, и изморозь, налипшая на стволы, слабо искрилась. Воздух был неподвижен, стояла мертвая тишина. Кедрин посмотрел на Уинетт и улыбнулся. Какая радость – просто смотреть на нее! Щеки Сестры раскраснелись от мороза, голубые глаза сияли так спокойно, прядь волос, золотых, как спелая пшеница, выбилась из-под капюшона. Уинетт ответила юноше улыбкой, погладила его руку, и Кедрин едва поборол острое желание наклониться и поцеловать ее.

– Свежая оленина – это вкусно, – пробормотала Сестра и уставилась на олений след. Взгляд Кедрина был полон такого обожания, что ее охватило смущение.

Конечно, теперь, когда она отвернулась, можно было не таясь любоваться ее профилем. Безусловно, он никогда не встречал столь чудесной женщины – и, наверно, никогда не встретит.

– И костер… – Уинетт потопталась, согревая ноги. Мороз начал проникать сквозь меховые подметки ее сапог.

– Давай сами разведем костер, – предложил юноша. – Если Тепшен вернется с добычей, мы сегодня больше не поедем. Наберем дров… а заодно и согреемся.

– А мы не распугаем оленей?

Кедрин покачал головой.

– Разве что своим присутствием.

– Вот и прекрасно.

Ее улыбка была ярче солнца. Кедрин привязал лошадей к низкой ветке, потом снова взял Сестру за руку. Увязая в сугробах, они отправились на поиски хвороста.

Это было восхитительно. Для того, чтобы согреться, не понадобилось много времени. Усталость была забыта. Они бродили рука к руке, точно влюбленные, не разделяясь даже для того, чтобы вытащить из-под снега запорошенную ветку.

Когда начали сгущаться сумерки, на поляне выросла высокая куча хвороста. Вскоре вернулся кьо, волоча годовалого оленя. Лицо уроженца востока, обычно бесстрастное, сияло: кьо предвкушал горячий ужин.

– Вы верили, что меня ждет удача, – заметил он, глядя на сложенный костер, который только ждал удара кресала.

– Мы никогда в тебе не сомневались, – улыбнулся Кедрин.

– Тогда завершите начатое, – проговорил кьо. – А я пока разделаю оленя.

Дважды просить не пришлось. Вскоре под ногами образовались лужицы. Лошади уже нашли прошлогоднюю траву. Тем временем кьо освежевал тушу. Шкуру и копыта закопали под снегом поблизости, лучшие куски нарезали и повесили над огнем, а остальное мясо сложили в седельные сумки. Теперь пищи должно было хватить на несколько дней.

Оленина оказалась превосходной. Первые куски утолили голод, и теперь можно было просто наслаждаться сочным мясом. Еда не только вернула силы, но и подняла настроение. Теперь предстоящее путешествие через Белтреван уже не представлялось столь пугающим.

– Теперь лучше выставить дозор, – объявил Тепшен, вытирая губы. – Непрошеные гости нам ни к чему.

Кедрин тяжело вздохнул: он снова почувствовал себя бесполезным. Уинетт улыбнулась.

– Будет хорошо, если ты покараулишь со мной, – сказала она, обращаясь к принцу. – Боюсь, я засну после такой роскошной трапезы.

Кедрин ответил благодарной улыбкой и кивнул в знак согласия. Конечно, это был просто великодушный жест: Уинетт привыкла сутками дежурить возле раненых в Высокой Крепости. И тем не менее, он был счастлив. Вскоре они молча сидели рядом и любовались ледяным сиянием луны в сплетении ветвей, а Тепшен спал у костра. Серебряный диск катился все выше, где-то в лесу раздавалась траурная песнь волков. Внезапно оттуда, где была зарыты отбросы, послышалось утробное рычание и царапающие звуки: какой-то хищник рвал когтями оленью шкуру. Уинетт вцепилась в руку Кедрина.

– Что это?

– Думаю, лесной кот, – юноша подбросил в огонь свежих веток. Пламя взметнулось, и на снегу замелькали резкие тени. – Вряд ли он рискнет приблизиться… но если что – разбуди Тепшена.

Одна из лошадей тревожно зафыркала, потом забеспокоились остальные. Кешский скакун издал призывное ржание и взвился на дыбы, словно пытаясь избавиться от пут. В ответ из темноты донесся истошный вой, полный ярости, в тишине гулко разнеслось эхо.

Будить Тепшена не пришлось. Услышав шум, он выкатился из-под одеяла, выхватывая клинок. Через секунду он уже стоял рядом, вглядываясь во тьму.

– Гость пожаловал, – сообщил Кедрин.

Кьо понимающе кивнул. Меч исчез в ножнах. Кьо достал лук и, приготовив стрелу, шагнул на границу света и тени.

– Успокойте лошадей.

Потянув Сестру за руку, Кедрин направился туда, где были привязаны их скакуны. Испуганные кони пританцовывали, косясь по сторонам. Когда Кедрин подошел, гнедой и серый сразу успокоились и притихли, но вороной кешский скакун, похоже, был в ярости. Он прижал уши и храпел, глаза налились кровью. Отпустив руку Уинетт, юноша схватил коня за ухо, заставляя отвернуться, а потом, поглаживая по холке, зашептал ему что-то успокаивающее.

– Кедрин, оставайся с лошадьми, – приказал Тепшен. – Уинетт, принеси мне головню.

Сестре не хотелось оставлять Кедрина, но тон кьо не допускал возражений. Она поспешила к костру и вытащила из огня горящую ветку.

– Бросай, – кьо кивком указал в сторону деревьев.

Уинетт повиновалась. Головня полетела в снег, разбрасывая искры. Почти сразу раздалось шипение, и огонь погас, но молодая женщина успела увидеть, как крупный рыжевато-бурый зверь шарахнулся к деревьям. На миг в темноте сверкнули горящие желтые глаза и оскаленные клыки – это все, что она успела разглядеть. Впрочем… Куда важнее, что зверь был свирепым и сильным.

– Еще одну.

Вторая головня горела дольше, но ни Уинетт, ни кьо не заметили ничего угрожающего. Где-то в отдалении раздалось раздраженное рычание и треск, а потом все стихло. Несколько мгновений они стояли молча и прислушивались.

– Ушел, – объявил Тепшен.

Уинетт вздохнула. Внезапно она поняла, что до смерти напугана.

Кедрин по-прежнему стоял возле лошадей. Уинетт взяла его руку и подвела к огню. Ослабив тетиву, Тепшен убрал стрелу в колчан и сказал, что остается караулить до рассвета. Кедрин молча кивнул, но когда они забрались под покрывало, Уинетт почувствовала, как он напряжен.

– Что с тобой? – она снова взяла его за руку. – Кот убежал.

– Да хоть бы и остался – все равно от меня никакого толку, – горечь, которую она помнила еще с Высокой Крепости, снова звучала в его голосе. – Разве что в качестве приманки.

– Ну как ты можешь так говорить? Ты всем нам нужен! – ее голос был полон нежности.

– Слепой? – огрызнулся он.

– Вспомни, что сказала Лавия, – настойчиво произнесла Уинетт. Протянув руку через разделяющее их пространство, она коснулась его щеки. – Ты – Избранный. Ты единственный, кто может сокрушить Посланца. Если бы не ты – разве мы ходили сейчас по землям Дротта? Если бы не ты, мы бы до сих пор воевали! Уже этого достаточно… а ты говоришь, что не приносишь пользы.

– И подвергаю тебя опасности.

Уинетт пригладила его взъерошенные волосы и улыбнулась.

– Я пошла с тобой по доброй воле, Кедрин. Меня никто не заставлял.

– Если бы не эта проклятая слепота… – он повернул голову, и его губы мягко прикоснулись к ее ладони. – Я бы сделал все, чтобы тебе ничего не угрожало. Я бы сам это сделал! Я бы защитил женщину, которую…

Он прикусил язык. Но Уинетт и без того знала, что он хотел сказать. Внезапно ее охватила нежность. Не успев осознать, что делает, она положила руки ему на плечи и притянула к себе. Холодная щека юноши прижалась к ее лицу, и его губы коснулись ее кожи.

– Я… знаю, – шепот запутался в его волосах.

«И я люблю тебя». Она едва успела остановиться.

– У нас есть долг по отношению к Королевствам. Мы должны это помнить.

– Мои чувства не изменятся, – проговорил Кедрин. Кажется, он начинал успокаиваться.

– Верни себе зрение…

Уинетт понимала, что должна разорвать это прикосновение, но не могла себя заставить. Мучительное чувство вины вяло боролось с нежностью.

– …а после поговорим о чувствах.

Кедрин отодвинулся – лишь затем, чтобы посмотреть ей в глаза. Потом на его губах начала медленно проступать улыбка.

– Обещаешь? – от волнения его голос охрип.

Их взгляды встретились. Уинетт снова поборола желание прижать его голову к себе и снова почувствовать его поцелуй. В памяти было еще свежо опьянение, которое она испытала, и смущение – оттого, что она желала этого снова и была испугана этим желанием.

– Да, – она нежно коснулась пальцем его губ, прежде чем он успел заговорить. – Обещаю.

Кедрин улыбнулся – уже открыто и почти беззаботно. Какое красивое у него лицо – особенно сейчас, когда не искажено горечью… Юноша кивнул. Счастливый, он завернулся в свое покрывало и уснул.

Рассвет застал их спящими; во сне они продолжали держаться за руки. При виде этой картины Тепшен тонко улыбнулся, подбросил в огонь хвороста и принялся резать мясо, зажаренное накануне. Он был неправ: этим двоим предначертано быть вместе. А трудности, опасности, пережитые вместе – это сближает куда сильнее, чем дни, проведенные в праздности. Похоже, когда их миссия будет выполнена, Сестра Уинетт обнаружит, что ей нелегко вспоминать о своих обетах… Кьо поднялся и пошел на край поляны, чтобы осмотреть следы, которые оставил дикий кот. Влюбленные должны просыпаться, не чувствуя на себе посторонних взглядов.

Когда он вернулся, Кедрин и Уинетт уже встали. Юноша сиял. Неужели было достаточно короткого разговора шепотом? Кьо предпочел воздержаться от вопросов и замечаний. Молодой принц, который стал для него сыном, находился в прекрасном настроении – и Тепшен был рад.

Однако на следующую ночь дикий кот появился снова.

– Он идет за нами следом, – проговорил Тепшен, когда из-за деревьев раздались гнусавые завывания. – Думаю, он покалечен и ищет легкой добычи.

– А огонь его не отпугнет? – спросила Уинетт, косясь в темноту.

– Надеюсь.

– Может, нам… то есть тебе, – Кедрин поспешно поправился, – лучше его убить?

– Это нелегко, – передернул плечами Тепшен, – и потребует времени, а мы не можем задерживаться. Попробуем дать ему то, за чем он пришел.

Кьо хладнокровно достал из седельной сумки кусок мяса, вытащил из костра горящую ветку и зашагал к деревьям. Кедрин услышал, как мясо упало в снег. Тепшен вернулся к огню. Еще какое-то время из-за деревьев доносилось урчание – кот пожирал подачку.

На следующий день Тепшену посчастливилось наткнуться на оленя, который увяз в снегу. Уложив его одной стрелой, кьо срезал мясо с костей и оставил скелет коту. В эту ночь путешественников никто не тревожил. Еще несколько ночей прошло спокойно – они не обнаружили даже следов хищника. Однако они продолжали караулить по ночам, а днем чутко прислушивались: казалось, из-за деревьев вот-вот послышится рычание.

Солнце поднималось все позже, зато вечером спешило скрыться в гуще леса, точно подраненный зверь. Зато мир вокруг становился все разнообразнее. Сосны перемежались массивными буками, раскинувшими ветви во все стороны, сучковатыми дубами, похожими на мудрых стариков, и серебристыми стройными березами. Тепшен приносил кроликов и птицу, а Уинетт находила коренья и зимние ягоды. Лошадям тоже стало легче находить корм. Они бежали резво и реже нуждались в отдыхе. Дикий кот, который так долго шел за ними по пятам, отстал, но Тепшен продолжал оставлять для него куски мяса, если случалось добыть оленя. Однако они восстановили силы и почувствовали себя спокойнее.

Серп луны становился все тоньше, потом снова стал расти, когда их поиски завершились – правда, несколько необычным образом.

В тот день путь им преградила речка. После того, как ее пришлось переходить вброд, остановка оказалась просто необходима. Пока Кедрин и Уинетт разводили костер, чтобы просушить сапоги и одежду, кьо соорудил удочку и пытался наловить рыбы, чтобы разнообразить их стол. Солнце уже опускалось за деревья, но до сумерек было далеко. Хворост весело трещал в пламени, вокруг стояли рамы из веток, на которых была натянута верхняя одежда. Кедрин и кьо сидели у огня, кутаясь в попоны, и дожидались, пока их вещи высохнут и согреются. Уинетт переодевалась, целомудренно укрывшись за ширмой, которую соорудили, натянув на раму попону – хотя видеть ее мог только кьо. Впрочем, уроженец востока был полностью поглощен своим занятием: он проверял лук и стрелы. Кедрин тщательно натирал клинки маслом. Наконец попона зашевелилась и сползла. Завернувшись в нее, Уинетт подсела к костру и принялась перебирать содержимое своей аптечки. Несмотря на все неудобства, настроение на стоянке было праздничное.

– Думаю, с купанием все-таки стоит подождать до лета, – заметила Сестра. В ее глазах сверкнули озорные искорки.

– Не зная броду…

Шутки оборвались на полуслове. Из-за деревьев раздался резки окрик, и на поляну вышли четверо мужчин с луками в руках. Судя по выражению их лиц, они были настроены отнюдь не дружелюбно.

Все четверо были низкорослы и коренасты. Из-за грубых курток из волка и выдры, перетянутых ремнями, их фигуры казались неуклюжими. Впрочем, кожаные сапоги с мягкой подошвой позволяли варварам ходить почти бесшумно. На поясе у каждого висел меч в ножнах, у двоих за спиной были щиты. Очень смуглые, бородатые, они не носили ни шапок, ни шлемов. Темные прищуренные глаза смотрели недоверчиво.

Тепшен потянулся к рукояти меча, но его рука замерла, когда две стрелы оказались нацелены ему в грудь. Кедрин сильнее сжал руку Уинетт.

– Ка эмблан паса, – Кедрину пришлось покопаться в памяти: в свое время Браннок научил его нескольким фразам на языке Дротта. – Мы идем с миром.