Текст книги "Узурпатор"

Автор книги: Энгус Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Как пожелаешь, правитель.

Капитан обернулся и приказал кому-то позвать дворецкого.

Выходя из носилок, Хаттим огляделся. Какая удача, что здесь не оказалось Сестер!

В этот момент примчался дворецкий. Он чуть не налетел на носилки и только тогда догадался, что подобает держаться более степенно, перевел дух и рассыпался в извинениях. Хаттим махнул рукой и был готов повторить свои объяснения.

– Мой господин устал, – важно объявил Селеруна. – Его покои готовы? Проследи, чтобы там развели огонь, принесли ужин и вино. И чтобы его никто не беспокоил.

Дворецкий наградил толстяка свирепым взглядом и отвесил поклон Хаттиму.

– Твои покои готовы, правитель… как всегда. Огонь разведут через пару мгновений… и я распоряжусь об остальном. Прошу, следуй за мной.

Хаттим вышел из носилок и зашагал по знакомым коридорам. В его покоях еще суетились слуги, но вскоре галичанин оказался один возле горящего очага. Из прихожей, где был накрыт столик, долетал аппетитный запах. Хаттим огляделся. Такие палаты могли украшать какую-нибудь из его резиденций: король приказал обставить покои правителей так, как принято у них на родине. Богатые гобелены контрастировали с каменной кладкой, на полу лежали роскошные ковры, над очагом и над дверцами платяного шкафа красовался герб Усть-Галича – восходящее золотое солнце. Еще немного – и этот герб будет повсюду в Белом Дворце… А сам Хаттим переберется этажом выше – туда, где обитает Дарр. Сейчас он, без сомнения, спит, как младенец… и ни о чем не подозревает. Будущий король фыркнул, наполнил кубок сладким галичским вином и мысленно произнес тост за успех. Окна покоя выходили в один из дворцовых садов. Ночь превратила стекла в темное зеркало, и Хаттим увидел свое отражение. На миг правителю показалось, что его золотоволосую голову венчает корона Андурела. Пожалуй, она ему к лицу.

Балконная дверь распахнулась. Хаттим выругался: на его зеленой с золотом рубахе расплылось винное пятно.

– Я тебя напугал?

В голосе Тоза звучала насмешка, но Хаттим не обратил на это внимания. Он во все глаза смотрел на колдуна. Галичанин понемногу начинал привыкать к проявлениям его сверхъестественных способностей, но эти перемены облика… Похоже, Тоз еще не завершил перевоплощения. Холодный ночной ветер тщетно пытался развеять отвратительную вонь, которая обычно сопровождала колдовство Посланца. Силуэт Тоза, казалось, трепетал. Впрочем, колдун уже успел набросить плащ, отороченный мехом. Но Хаттиму показалось, что за спиной у Посланца шевелятся полусложенные крылья, а шея вытянута и изогнута, как у птицы. Сейчас треугольный лик колдуна особенно сильно напоминал череп, на котором не полностью истлела плоть. Отблески пламени придавали землистой коже красноватый оттенок, но бесцветная грива, падающая на плечи, по-прежнему казалась подсвеченной белым лунным сиянием, а глаза горели, точно за ними полыхал кузнечный горн. Лишь позже Хаттим понял, что колдун действительно дрожит с головы до ног. Тоз уже стоял у очага, совсем по-человечески протягивая ладони к самому огню, и глядел на пламя с таким вожделением, словно от него зависело его существование.

– Тебя не видели? – Хаттим снова наполнил кубок. Колдун наконец-то принял привычный облик.

Тоз пошевелился, устраиваясь поудобнее, качнул головой и наградил южанина презрительным взглядом.

– А ты? Надеюсь, не встретил Сестер?

– Ни одной, – подтвердил Хаттим. – Но…

– Что? – Тоз еще придвинулся к очагу. На таком расстоянии от огня человек не просидел бы и минуты.

– Я не могу бегать от них до бесконечности. А если они почувствуют чары, которые ты напустил на мою свиту?

Тоз хохотнул. Звук получился негромким и сухим, точно гигантское насекомое пробежало в пыли.

– Магию часто не замечают, когда не ожидают. Эти чары не настолько меняют людей, чтобы привлечь внимание. Ты сделал так, как я тебе сказал?

– Конечно, – Хаттим смущенно кивнул. – Я сослался на болезнь, и меня оставили в одиночестве. И ни с кем не говорил, кроме капитана и дворецкого.

– А Дарр?

– Без сомнения, спит, – ответил Хаттим, непроизвольно поглядев на потолок. – Я прошел прямо сюда – в точности так, как ты велел.

– Хорошо, – безгубый рот Посланца скривило жуткое подобие улыбки. – Утром ты продолжаешь жаловаться на болезнь. И попроси, чтобы к тебе прислали Сестру.

Хаттим почувствовал, как его охватывает смятение. По его красивому лицу, точно рябь по водной глади, пробежала судорога.

– Мне нужна одна из них, – пояснил Тоз. – Эта Женщина дает Своим куколкам много силы. Я хочу обратить Ее силу против Нее самой. Это будет неплохое развлечение.

– Прямо здесь?!

Хаттим почувствовал, как у него останавливается дыхание. Он вспомнил иссохший труп девки, которую он нанял в нируэнской таверне.

– Ты еще сомневаешься во мне?

Тоз сделал шаг от камина. Этого было достаточно, чтобы Хаттим отпрянул назад, плеснув вином на ковер.

– Ты теперь часть моего замысла, Хаттим Сетийян. Не вздумай меня допрашивать. Твое дело – подчиняться. Завтра утром, когда придут слуги, ты прикажешь прислать Сестру-Целительницу. Ты понял?

– Да, – кивнул Хаттим.

– Риск невелик, – чуть мягче объяснил Тоз. – Ты прикажешь, чтобы тебя оставили одного с Сестрой. Когда все будет сделано, я… позабочусь, чтобы никто ничего не заподозрил.

Хаттим снова кивнул и наполнил кубок, хотя на этот раз он изменил галичскому вину в пользу эвшана.

– Не увлекайся хмельным, – предостерег чародей. – Мне нужна твоя голова… да и твоей невесте это не понравится.

Правитель криво улыбнулся. Но перед глазами уже стоял образ Эшривели – такой, какой Тоз показал ее той ночью в Нируэне, непреодолимо чувственной и желанной. Этот видение и все, что оно обещало, пьянило сильнее, чем эвшан. Чувствуя, как кружится голова, правитель Усть-Галича отставил кубок.

– Иди спать, – приказал колдун. – Я хочу, чтобы завтра ты выглядел как можно лучше. Ты встретишься с принцессой.

Проклятье! Это отродье Эшера говорит с ним так, словно он, правитель Усть-Галича, – просто кукла в его руках! Кукла, которую можно нарядить во что угодно, распоряжаться ею как заблагорассудится!.. Галичанин почувствовал, как в нем зашевелилось возмущение. Но жажда обещанной награды заставила умолкнуть раненую гордость… а еще сильнее был страх – страх перед гневом и могуществом колдуна. Склонив голову, Хаттим направился в спальню.

Он сомневался, что сможет уснуть, и некоторое время беспокойно ворочался. Одного упоминания об Эшривели было достаточно, чтобы разбудить самые пламенные мечтания.

…Возлюбленная моя,

позволь солнцу моей страны

светить над тобой.

Золотой виноград твоих губ

вызревает под его теплом,

сок его, пьяный в гроздях,

слаще вин, молодых и старых,

возлюбленная моя.

Волосы твои – драгоценный плащ,

лучше всяких нарядов.

Не спасайся под грубой тканью

от золотого солнца,

возлюбленная моя.

Стан твой – течение Идре,

кожа не тронута загаром.

Сдай мне две крепости у ее истоков,

я зажгу на их башнях сигнальные огни,

Возлюбленная моя.

Твои бедра – Усть-Идре и Вортигерн,

сдай мне город в излучине,

твой город с рубиновыми воротами…

Но вскоре накатила слабость, хотя голова еще оставалась ясной. Похоже, опять Тоз со своими колдовскими шуточками… Это была последняя отчетливая мысль. Хаттим провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснувшись, он обнаружил, что в окна бьет ослепительный свет. Воздух в комнате казался раскаленным – не столько от солнечных лучей, сколько от очага, который горел всю ночь. Хаттим встал, натянул длинную рубаху, и шелковистая ткань тут же прилипла к коже. Умывальник возле постели оказался полным, и Хаттим с удовольствием плеснул в лицо холодной водой.

Тоз по-прежнему стоял у очага в соседнем покое. Казалось, Посланец не шевельнулся в течение всей ночи – Хаттим очень хорошо запомнил его позу и мог поклясться, что она осталась прежней. Он даже не отодвинулся от огня. Любой человек, наверно, давно покрылся бы угольками.

– Пора, – объявил Тоз. Голод, еще миг назад сжимавший желудок Хаттима, бесследно исчез. – Позови слуг, и скажи, что тебе нужна Целительница.

– А если они тебя увидят? А Сестра? Уж она-то, конечно, должна заметить…

– Нет, – отрезал Тоз. – Хватит тянуть время! Слушайся меня.

Он произнес это так, что Хаттим почти бегом бросился в прихожую, до смерти перепугав заспанного слугу.

– Приведи владетеля Селеруну, – рявкнул Хаттим, обращаясь в его согнутой в поклоне спине.

Селеруна явился незамедлительно. Похоже, толстяка вытащили из постели. Утреннее платье было натянуто прямо на вышитую ночную рубашку, волосы, обычно завитые и уложенные, торчали в разные стороны. Пухлое лицо выглядело помятым – еще и потому, что толстяк не успел воспользоваться косметикой. Ночные туфли с кисточками не были предназначены для быстрого шага, и даже поклон выглядел не столь торжественным, как обычно.

– Мой господин? – пропыхтел он.

Хаттим знаком приказал ему затворить дверь и убедился, что Тоза нигде не видно.

– Я плохо себя чувствую, – сообщил правитель. – Пусть меня навестит… кто-нибудь из Сестер.

– Сей же момент, – ответил Селеруна. – А завтрак, господин мой? А что сказать королю?

– Сестру, – повторил Хаттим. – Больше никого и ничего. Да, и еще… известишь Дарра, что мне нездоровится, и передашь ему мои извинения. Я хочу побыть один.

– Хорошо, правитель, – Селеруна, кажется, смутился – но повиновался, как всегда, беспрекословно. Он вылетел из покоев весь пунцовый, и Хаттим услышал, как тот семенит по коридору, громко шаркая туфлями.

Едва дверь захлопнулась, он обернулся, но колдуна нигде не было. Ни в прихожей, ни в спальне, ни на балконе – он не заметил даже намека на то, что Тоз где-то прячется. Правитель Усть-Галича почувствовал, что к нему возвращается самообладание… впрочем, остатки эвшана, оставшегося с ночи, не повредят.

Обжигающая жидкость прокатилась в желудок, и по телу разлилось приятное тепло. Может, стоит прилечь? Но это желание, едва возникнув, тут же таинственным образом исчезло. Он должен был дождаться, пока не придет Сестра, и Тоз не проделает все, что задумал. Хаттим вздохнул и принялся за утренний туалет. Привычные действия вызывали у него отвращение. Он переоделся и принялся расчесывать свои длинные волосы. Одна прядь зацепилась за серьгу. Потом он привычно надел браслеты и кольца, выбрав самые скромные. У него еще осталось время, чтобы наполнить чашу эвшаном и осушить ее, прежде чем появилась Сестра.

При виде правителя Сестра Тера смутилась. Галичанин, похожий на тыкву, сообщил, что она должна поторопиться, ибо его господин близок к смерти. По правде сказать, Сестра не испытывала к правителю Усть-Галича теплых чувств. Этот щеголь ее порядком раздражал. Она согласилась осмотреть его, хотя сильно сомневалась, что положение столь серьезно. Скорее уж это речная болезнь, обострившаяся от неумеренного потребления вина. Но он болен, а ее долг – сострадание и помощь.

Правитель встретил ее одетым, хотя без обычного блеска. Несколько мгновений Сестра вглядывалась в его лицо. Похоже, его действительно лихорадит. Глаза галичанина блестели, и он держался так, словно был встревожен или напуган.

Она легко поклонилась.

– Ты нездоров, правитель Хаттим?

– Я… – Хаттим оглядел комнату. – Я… Да, что-то нездоровится.

Да что с ним такое? Глаза бегают, но как только он хочет посмотреть ей в лицо, сразу отводит глаза, словно боится встретиться с ней взглядом. Такое чувство… что в комнате еще кто-то есть. Но слуга ясно дал ей понять, что правитель настаивает на уединении!

– И каковы признаки болезни?

Сестра положила сумку на колени и открыла ее. Похоже, он просто тратит ее время. Найти какое-нибудь простое снадобье…

Пока Сестра Тера копалась в сумке, Хаттим разглядывал ее, пытаясь что-нибудь придумать, но едва она подняла голову, отвернулся, чтобы не встретиться с ней глазами. Возможно, он когда-то встречал ее… а может быть, и нет. Молодая женщина в платье цвета эстреванской лазури… Довольно мила. Светло-каштановые волосы обрамляют лицо – как обычно, спокойное… но она уже начинает терять терпение.

– Признаки болезни?..

– Да, правитель Хаттим, признаки. Я же не могу лечить тебя, если не знаю, от чего.

– Признаки… – пробормотал Хаттим. Его охватила тревога, и он почувствовал, что краснеет.

– Правитель Хаттим, – Сестра Тера с трудом сдерживала раздражение, – меня оторвали от молитв, чтобы помочь человеку, которого описали как больного. Этот… этот владетель Селеруна сказал… У меня еще множество дел, и, чем скорее я окажу тебе помощь, тем скорее к ним приступлю. Опиши в точности, что ты чувствуешь? Головокружение? Тошноту? Голова болит? Обильный пот?

Хаттим уловил в ее голосе нетерпение и нервно облизал губы. Куда подевался проклятый колдун? Можно ли позволить Сестре осмотреть себя – или стоит что-нибудь придумать? Безусловно, и то, и другое приведут к тому, что его кощунственный союз раскроется. Эта женщина трудится в больнице, а значит, разбирается скорее в искусстве врачевания, чем в колдовстве, но даже если так… Она непременно что-нибудь почувствует и раскроет обман.

Сестра Тера и в самом деле начала сомневаться в словах Селеруны. Хаттим не ошибся: ее дар заключался в способности исцелять. Она получила лишь самые общие познания в магии. В Эстреване ее научили распознавать признаки неблагополучия в человеческом теле по тому, как он ходит, по его голосу и манере себя вести… У правителя явные признаки лихорадки – капельки пота на верхней губе и на лбу… Кожа – бледная, как у всех знатных галичан – покраснела, но это скорее от волнения, чем от речной болезни или от хмельного. Но почему он так боится смотреть ей в глаза? В самом деле, он делал все, чтобы этого избежать. Вот опять: разглядывает предметы, но ни на чем не останавливает взгляда. Как будто ждет кого-то… Отложив сумку, Сестра встала и шагнула к Хаттиму. Галичанин попятился, – и в тот же миг Сестра ощутила, что в комнате есть кто-то еще. Но кто?..

Сбитая с толку, она остановилась. Да, это исходит не от галичанина. Ей не довелось сопровождать Государя во время похода – зато Сестры, которые побывали у Лозинских Ворот, описывали, что им пришлось пережить. Они говорили, что присутствие зла просто ощущалось кожей. Как будто становишься частью Преграды Кирье и чувствуешь, как оно давит, пытаясь прорваться в Королевства. И сейчас она поняла, что испытывает именно это чувство. Сестра нахмурилась. Присутствие Эшера – здесь, в Андуреле, в самом сердце Королевств?! Да еще в покоях Властителя Усть-Галича! И все же… Казалось, ее кости внезапно стали полыми и наполнились холодом, в затылок вонзился миллион ледяных иголочек, как во время грозы.

– Правитель… – вымолвила она дрожащим голосом – и почувствовала, как ее голова сама собой запрокидывается. Казалось, что-то с невероятной силой тянет ее за волосы.

Глаза Сестры расширились от безумного ужаса. Сейчас она закричит…

Крик не раздался. Она просто не успела. Она лишь увидела, как гигантский пунцовый паук, стремительно спускаясь на нити, падает прямо на ей на лицо. Еще миг – и восемь лап обхватили щеки молодой женщины, а раздутое туловище запечатало ей рот.

Хаттим отскочил. Лицо галичанина перекосилось от отвращения и ужаса, и он приоткрыл рот, пытаясь справиться с тошнотой. Его зрение странным образом сфокусировалось, и он видел только паука, сидящего на лице Сестры. Кажется, он различал каждый волосок – мерзкая тварь была покрыта редкой щетиной, ржаво-красной, как высохшая кровь. Круглые выпуклые глаза светились, как раскаленное железо. Жвалы шевелились, и Хаттиму казалось, что он слышит щелкающий звук. Туловище, похожее на рыбий пузырь, проталкивалось в рот женщины, растягивая ей губы. Хаттим почувствовал, как по спине стекают ледяные струйки пота. Суставчатые ноги дернулись, и голова паука исчезла у нее во рту. Горло Сестры вздулось. Она на миг открыла глаза, но во взгляде уже ничего осмысленного – только животный ужас. По щекам текли слезы, челюсть безвольно отвисла. Потом раздался чавкающий звук. Это было уже чересчур. Прикрыв рот ладонью, Хаттим, спотыкаясь, бросился на балкон.

Он распахнул двери и согнулся пополам. Желудок свело судорогой, и он исторг едкую желтую жидкость. Боль когтями впилась в его внутренности. Хаттим вцепился в резные каменные перила, думая только о том, чтобы не свалиться прямо в лужу собственной рвоты. Он заставил себя выпрямиться – но это было единственным, на что он оказался способен. Руки тряслись, зубы выбивали барабанную дробь. На какое-то мгновение его охватило неистовство. Закричать, призывая стражу, Сестер… которые смогут извлечь это чудовище… Нет, нет… Предупредить всех – Посланец пришел в Андурел! Слуга Эшера находится в Белом Дворце!

Но тут голос Тоза снова привлек его внимание. Слишком поздно. Слишком поздно было уже в Нируэне, когда он преклонил колени перед Посланцем и принял его условия. Медленно, словно ноги были налиты свинцом, Хаттим шагнул в спальню.

– Теперь они меня не найдут.

Голос исходил из уст Сестры Теры, и в нем звучало торжество победителя.

– Тоз? – выдавил Хаттим. После рвотного приступа он не мог избавиться от ощущения, что язык прилипает к небу.

– Я занял ее тело.

Теперь голос изменился. Свистящее шипение исчезло. Сестра говорила своим обычным голосом… Нет, напомнил себе Хаттим, не Сестра. Это Тоз говорит голосом Сестры Теры.

– Она жива, и это спасает меня от разоблачения. Они будут видеть только ее, не меня… так что мы оба в безопасности.

Спотыкаясь, Хаттим добрался до столика, схватил графин и прополоскал рот, потом пригнулся и плеснул водой в лицо. Потом торопливо потянулся к фляжке с эвшаном и наполнил кубок.

– Хочешь сказать, что у меня дурной вкус?

Теперь голос совершенно не отличался от голоса Сестры, и это было еще хуже. Хаттим залпом опрокинул в себя кубок. Опустошенный желудок опалило, и южанин зажмурился, хватая ртом воздух. Это было похоже на тушение пожара встречным огнем.

– Подумай, как бы я смог дать тебе то, чего ты хочешь, сидя безвылазно в этих покоях? А теперь я могу свободно ходить по дворцу, не вызывая подозрений… и исполнять все твои мечты.

Хаттим напряженно вглядывался в лицо женщины, надеясь увидеть какую-то перемену, хоть что-то, напоминающее Тоза. Ничего. Это был ее голос, ее движения… Никаких признаков того, что в этом теле находится кто-то другой.

– Ты скажешь, что выздоровел, – спокойно сказала она… Тоз, – и похвалишь Сестру Теру – она ведь настоящая искусница. Попросишь Государя Дарра, чтобы он освободил ее от обязанностей, потому что хочешь принять ее в свою свиту. Ты понял?

– Да, – хрипло отозвался Хаттим.

– В остальном будешь себя вести, как обычно. И продолжай ухаживать за Эшривелью. Через некоторое время познакомишь принцессу с Сестрой-Целительницей – и она твоя. Я отдам ее тебе. Ты будешь владеть ею так, как я владею телом этой голубой куклы. Делай с ней все, что заблагорассудится.

– А Дарр? – медленно спросил правитель. – Как насчет Высокого Престола?

– Ты его получишь. Всему свое время. Сначала принцесса.

Один шаг – и женщина в лазурном облачении стоит прямо перед ним… Правитель Усть-Галича понял, что глядит ей – ему! – в глаза и не может отвести взгляд. Потом зеленые радужки налились багровым сиянием и превратились в два огненных провала. Это грозное пламя, пронизывая самое его естество, выжигало все сомнения.

– Как прикажешь, – вымолвил Хаттим.

– О да.

Пламя погасло. Правитель перевел дух. То, что произошло, казалось дурным сном. Обычная молодая женщина… и глаза, которые глядят на него, – обычные, человеческие.

– …И как прикажет Эшер.

*

В то утро Фединский перевал выглядел угрюмо и неприветливо. Солнце поднялось в зенит, и скалы у дороги покрылись размытыми бликами. Тусклый свет, как густая жидкость, едва проходил сквозь густую марлю облаков. Казалось, ущелье стремится отсрочить наступление дня и сохранить ночные тени. Небо снова нахмурилось и походило на тусклый металл. Похоже, собирался снегопад. Наконец над скалами показалось солнце – размытое белесое пятно, так непохожее на сияющий диск, который горел в небе вчера. Путники ехали в молчании, словно чувствовали себя не вправе подавать голос среди этих каменных стен. Какое-то время Кедрин глядел на дорогу, потом выпустил руку Уинетт и теперь ехал вслепую, предоставив своему кешскому скакуну следовать за конем Тепшена Лала.

Внезапно раздался окрик кьо. Юноша натянул поводья и услышал, как лошадь Уинетт остановилась рядом. Рука Сестры коснулась его руки, и Кедрин смог оглядеться.

Местность выглядела неприветливо. Кое-где на скалы нанесло снега, который уже покрылся коркой. Серые и черные, они поднимались стеной к самому небу, и лишь эти сверкающие ледяные языки нарушали однообразие. От дыхания в холодном воздухе поднимался пар, и мороз щипал щеки. Кедрин посмотрел на Сестру. Ее лицо совсем покраснело и обветрилось. Ветер носился над неприступными гранитными стенами, пел, причитал и вздыхал, словно оплакивал кого-то, – и бил по глазам, заставляя плакать вместе с ним. Под воспаленными глазами Уинетт залегли тени, на щеке блестела извилистая ледяная дорожка.

– Скучное место, – проговорил Кедрин и улыбнулся, надеясь ее подбодрить.

Уинетт кивнула и прикрыла лицо отворотом капюшона.

– Дайте лошадям зерна и накормите людей, – распорядился Тепшен. – Когда доберемся до леса, найдем дрова. Тогда можно будет поесть горячего.

Приказ был исполнен немедленно. Одни принялись распаковывать сумки с едой, которой их снабдил Ганн Резит. Другие укрывали лошадей попонами и одеялами. Один из тамурцев предложил Кедрину помощь, и юноша не стал возражать. Поручив своего скакуна заботам воина, он пристроился возле Уинетт, которая уже укрылась от ветра за огромным валуном. Вскоре к ним присоединился Тепшен. Юноша принял у него из рук ломоть хлеба и кусок почти заледеневшего мяса.

– Лошади беспокоятся, – сообщил кьо.

– Разумеется, – откликнулся Кедрин. – А тебе здесь нравится?

– Боюсь, дело не только в этом, – сказала Уинетт. – Они что-то чуют. И я тоже.

– Что ты чувствуешь?

Блестящие черные глаза Тепшена, только что устремленные на лошадей, впились в лицо Сестры.

– Я не уверена…

Свободно ниспадающий плащ не помешал Кедрину заметить, как она вздрогнула.

– Гвенил предупреждала, что это владения Эшера. Я чувствую… то же самое было в Высокой Крепости, когда Орда подошла под стены.

– Тогда уходим быстрее… – кьо поднялся и, обернувшись к воинам, крикнул:

– Как только лошади будут сыты – выступаем!

Вскоре тамурцы уже сидели в седлах. Кое-кто доедал свой ужин, не снимая перчаток. Лошади, похоже, испытывали столь же мало желания идти дальше, как и их всадники.

Тепшен подъехал к Кедрину и Уинетт.

– Держитесь ближе друг к другу – посоветовал он, поворачиваясь в седле, чтобы посмотреть, что происходит в хвосте колонны.

Сестра кивнула. Впрочем, они и так ехали бок о бок, то и дело задевая друг друга коленями. Лошади ускоряли шаг, стук подков отдавался гулким звоном. В ущелье было тихо, как в храме.

Уинетт вздохнула, и Кедрин почувствовал, как она берет его за руку. Обычно это означало, что ему стоит на что-то посмотреть, но сейчас прикосновение было иным. Когда зрение вернулось, Кедрин увидел, что она встревожена не на шутку.

– Что случилось?

Он произнес это так громко, что Тепшен обернулся.

– Слышите? – чуть слышно прошептала Уинетт. Ее глаза были устремлены на зубчатую кромку скал, и тревога сменилась ужасом.

– Слышим… что? – в голосе кьо звучало недоумение, но его рука уже сжимала рукоять меча. Гагатовые глаза проследили взгляд Сестры.

– Слышу… – Кедрин почувствовал, как сжимается горло, в его тоне сличался вопрос. – Смех.

– Смех безумца! – задыхаясь, подхватила Уинетт. – Тепшен! Отсюда надо бежать… и как можно скорее!

Уроженец востока не стал спорить и ждать доказательств. Он поднялся в стременах и крикнул коротко и зычно:

– Вперед!

Тамурцы, как один, послали коней в галоп, колотя их каблуками по крупам. Твердый перестук копыт множился, отскакивая от скал, и громом раскатывался по ущелью. Но жуткий смех, который поначалу казался лишь отголоском, становился все громче, перекрывая все другие звуки. Теперь каждый слышал его, и от этого хохота кровь застывала в жилах. Казалось, какое-то чудовище злорадно хохотало, кашляя и захлебываясь. Хохот перерастал в дикий рев, от него содрогались скалы. Безумный ужас затопил ущелье. Он катился по перевалу, словно горный поток, колотясь о каменные стены. Кедрин выпустил руку Уинетт. Лошади неслись вперед, словно надеялись укрыться от этого хохота.

Казалось, этот звук уже не может стать громче, но он все нарастал. Он уже не просто колотил по барабанным перепонкам – он сжимал мозг, наполняя голову непрерывным гулом. Люди еще сопротивлялись панике, но лошади, охваченные безумием, мчались во весь опор, прижав уши и закатив глаза, все в пене. Звуки слились в непрерывный гул, от которого дрожал воздух. Казалось, напор оглушительного грохота прогибает скалы, и ущелье превращается в пульсирующую трубу. Сзади кто-то из всадников предостерегающе крикнул. Уинетт обернулась. Каменные стены не прогибались – наоборот, словно взрывались изнутри. Огромные валуны и комья слежавшегося снега с грохотом катились в ущелье.

– Что это? – прокричал Кедрин.

– Спасайся!

Кедрин почти не разобрал ее слов, но понял, что она предупреждает об опасности. То, что он услышал потом, было красноречивее всяких доказательств. Волна оглушительного грохота покатилась по перевалу. Кедрин что есть силы ударил скакуна каблуками. Впрочем, вороного можно было не подгонять. Рядом скакала Уинетт, чуть впереди гнал своего серого Тепшен. Кьо потерял шапку, косичка беспорядочно болталась и то и дело ударяла по лицу, когда он оборачивался назад.

Казалось, от звуков этого бешеного хохота содрогаются все Лозины. Верхушки скал ломались, гигантские глыбы, словно куски крепостной стены, разбитой тараном, с грохотом катились вниз в облаке снежной пыли. Черные скалы, небо, солнце – все потонуло в белой мгле. Казалось, спереди и сзади рушатся, смыкаясь, гигантские кулисы. Воздух наполнился крутящейся снежной взвесью. Какое-то время еще можно было разобрать несущихся впереди всадников. Те, кто был сзади, уже исчезли в неистовой круговерти. Впервые за много лет кьо почувствовал ужас: прямо на них, рассыпаясь на куски, падал огромный каменный столб. Миг – и снежное облако скрыло все. Тепшену показалось, что он видит два силуэта, похожие на фигуры в саванах. Потом лавина с неукротимой яростью поглотила всадников и лошадей. Глаза запорошило снегом. Моргая изо всех сил, кьо уже не погонял коня – он знал, что скакун сумеет найти дорогу. Только бы уцелел Кедрин – волей Госпожи или каких угодно высших сил. Это единственное, на что можно надеяться. Чтобы он выбрался из этой мешанины снега и камня.

Казалось, лавина движется вместе с ними, стремясь во что бы то не стало похоронить их под собой. В белесой круговерти было невозможно что-либо разглядеть. Иногда лошади натыкались одна на другую, но глаз не успевал ничего разобрать. Оглохшие от рева обвала, они даже не пытались переговариваться и лишь погоняли обезумевших скакунов. Земля под копытами лошадей дрожала, словно тоже была охвачена безотчетным ужасом.

Потом сквозь рев начали проступать отдельные звуки – грохот катящихся глыб и рокочущий шум сползающих массивов снега. Буря теряла силы, ветер стихал. Снежная взвесь еще кружилась в воздухе, но хлопья становились все мельче. По перевалу последний раз прокатился глухой стон, а потом наступила тишина, которую нарушал лишь тупой перестук копыт.

Серый прядал ушами и все еще вздрагивал от страха. Тепшен натянул поводья, понуждая коня замедлить шаг, обернулся – и вздохнул с облегчением. Уинетт и Кедрин ехали вслед за ним.

– Все кончилось. Вы целы?

Капюшон упал. Уинетт испуганно разглядывала вершины скал, словно ожидала, что безумный хохот раздастся снова.

– Думаю… да. Кьо остановил коня и потрепал его по холке, чтобы тот успокоился. Поравнявшись с Тепшеном, Кедрин взял за руку Сестру и впервые огляделся по сторонам.

Он почувствовал, как перехватывает дыхание. Там, где еще недавно лежал Фединский Перевал, громоздились горы снега, среди которых чернели каменные обломки. Пути через Лозины больше не было. Кедрин содрогнулся и так крепко сжал руку Уинетт, что Сестра зажмурилась. Взгляд юноши был полон гнева и ужаса.

– А остальные?

– Остались там, – сухо бросил Тепшен, кивнув в сторону завала, который теперь преграждал путь в Тамур. – Под снегом.

– Это дело Эшера, – пробормотала Уинетт. – Он хочет нас остановить… или уничтожить.

– Это ему не удастся! – голос Кедрина зазвенел. – Клянусь Госпожой, не удастся!

– Боюсь, нам придется бороться уже не с Эшером, – тихо сказал Тепшен. – Там – все наши запасы. У нас осталось только то, что мы несем сами. А впереди Белтреван.

Кедрин повернулся к другу. Его лицо побелело – то ли от холода, то ли от неистового гнева:

– И мы его пройдем, Тепшен! Мы доберемся до шаманов Дротта… отыщем воина, который лишил меня зрения. И тогда вернемся, чтобы уничтожить Посланца. Клянусь Госпожой!

– Мы попробуем, – мягко поправил кьо. Он казался по-прежнему бесстрастным, и даже голос не выдавал скорби. – Во имя Тамура – и во имя павших.

– Что у нас остается? – спросила Уинетт. Она не могла оторвать взгляда от скал, которые стали могилой его друзьям.

– Лошади, – сказал Кедрин с яростью, – и наши жизни. Варвары здесь как-то живут… значит, и мы сможем.

– Конечно, – Уинетт почувствовала, как решимость принца передается ей. – Я верю, Госпожа хранит нас. Иначе мы бы не уцелели.

Тепшен чуть заметно покачал головой. Сейчас стоило полагаться не на чудо, а на собственные силы и здравый смысл.

– Прежде всего, надо выбраться из этого скверного места, – проговорил он. – И добыть дров. Скоро ночь, и без огня мы замерзнем.

Кедрин кивнул. Он по-прежнему не сводил глаз с нагромождения снега и камней, которое похоронило перевал.

– Вы погибли не напрасно, – проговорил он. Потом повернул коня и последовал за Тепшеном.

Вопреки необходимости, ехать приходилось не спеша – чтобы слишком громкие звуки или мерный стук копыт не вызвали нового обвала. Множество камней, которые принесла лавина, лежали неустойчиво и были готовы сорваться в любой миг. Лошадям можно было доверять: они чуяли опасные места и обходили их. Однако решимость Кедрина и его спутников была мрачной. В ущелье, заваленном снегом, сгущались тени, день шел на убыль. Скоро путники уже ехали в полутьме, кутаясь в свои меховые плащи и ежась от холода. Все, что их поддерживало – это желание как можно скорее покинуть это негостеприимное место и отогреться у костра. Порой Кедрину казалось, что издалека снова доносится безумный хохот. Наверно, это Эшер смеется над ними, над их нерешительностью… Юноша стиснул зубы в ярости. Похоже, бог обмана не остановится ни перед чем, чтобы его погубить! Быстро темнело, но Кедрин, вновь погруженный во тьму своей слепоты, лишь замечал, как крепчает мороз. Нет, они живы, и надежда все равно остается. Нельзя думать о поражении. Слишком многих Эшер погубил ради своих целей. Сколько воинов пало в битве у Лозинских ворот?.. Теперь с ним остались только Тепшен и Уинетт. Только им суждено помогать ему в поисках… которые могут завершиться здесь, среди заледеневших скал и снегов. И все же – они уцелели. Они не похоронены под обвалом. Значит, Госпожа хранит их. И с Ее благословением они достигнут своей цели. Они должны это сделать. Он говорил это Тепшену и Уинетт, а теперь говорил себе. Должны, какие бы препятствия Эшер не воздвигал у них на пути.

Назад к карточке книги "Узурпатор"