Текст книги "Загадка Эдгара По"

Автор книги: Эндрю Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

22

Во вторник, двадцать третьего ноября, банк Уэйвенху навсегда закрыл свои двери. В тот же день двое вкладчиков предпочли свести счеты с жизнью, лишь бы не оказаться на грани разорения.

Когда банк лопнул, последствия банкротства расползлись словно заразный недуг: отцы томились в Маршальси [18]18
  Лондонская тюрьма для должников.


[Закрыть]или пускали себе пулю в лоб, матери брали на дом шитье или шли торговать собой, детей забирали из школ, и они становились попрошайками, слуги теряли работу, счета оставались без оплаты, и эта чума распространялась даже за пределы Лондона, действуя на людей, никогда не слышавших ни о банке Уэйвенху, ни о площади Рассела.

– Франт сильно обжегся во время краха табачного рынка, – сказал мне Дэнси, когда мы курили вечером в саду. – Сведения из достоверного источника. Ему пришлось даже обратиться к евреям, чтобы остаться на плаву. Да, и слуги попросили расчета. Это всегда верный знак – крысы бегут с тонущего корабля.

В среду еще несколько человек покончили с собой, и по слухам в пышный особняк на площади Рассела наведались судебные приставы. Мы с Дэнси стояли у окна и наблюдали, как Чарли Франт ходит рука об руку с Эдгаром Алланом вокруг игровой площадки, выпуская струйки пара в ледяной воздух.

– Разумеется, больше всех мне жаль мальчика. Но вот мой совет: по возможности прекратите всякие отношения с Франтами. Они доведут вас до беды.

Это был благоразумный совет, но я не мог принять его, поскольку именно на следующий день, в четверг, печальная история Франтов и Уэйвенху достигла своего апогея. Первые новости об ужасном событии, произошедшем ночью, мы услышали за завтраком. Молочник рассказал все горничным, и, услышав страшное известие, слуги начали перешептываться, склоняясь друг к другу, как стебли кукурузы в поле на ветру.

– Что-то случилось, – заметил Дэнси, когда мы пили жидкий и горький кофе. – Не часто увидишь такое оживление в столь ранний час.

После этого к нам украдкой подошел Морлей, а Квирд по привычке вертелся поблизости.

– Прошу вас, сэр, – сказал Морлей Дэнси, переминаясь с ноги на ногу; его лицо раскраснелось от возбуждения. – Произошло кое-что ужасное.

– Тогда я посоветовал бы не говорить мне, что именно, – ответил Дэнси, – а не то расстроитесь еще больше.

– Да нет же, сэр, – вмешался Квирд. – Правда, сэр, вы не понимаете.

Дэнси сердито посмотрел на мальчика.

– Прошу прощения, сэр, – быстро поправился Квирд. – Я не хотел…

– Прошлой ночью кого-то убили, – перебил его Морлей пронзительным от волнения голосом.

– Говорят, голову размозжили, – прошептал Квирд. – И расчленили.

– Это мог быть любой из нас, – сказал Морлей. – Вор мог вломиться в школу и…

– Значит, вор превратился в убийцу? – уточнил Дэнси. – Возможно, Сток-Ньюингтон не такое уж унылое местечко. И где же, по слухам, произошло это захватывающее событие?

– Ну, не в самом Сток-Ньюингтоне, – ответил Морлей. – Где-то по дороге к Лондону. Не в непосредственной близости от школы.

– Да. Я так и знал. Значит, Сток-Ньюингтон остается-таки тихим болотом. Если будут какие-то новости, то я с радостью их выслушаю, а пока что я не намерен тратить оставшиеся свободные минуты на то, чтобы внимать слухам, полученным не из первых рук, от слуг. Всего доброго!

Морлей и Квирд убрались восвояси. Мы наблюдали, как они выходят из комнаты.

– Фу, какие чудовищно невоспитанные мальчишки, ну и ну! – воскликнул Дэнси.

– Интересно, есть ли хоть капля истины в том, что они слышали?

Дэнси пожал плечами.

– Очень даже вероятно. Без сомнения, мы только об этом и будем говорить несколько недель кряду. Не могу представить ничего более скучного.

И это не было притворством с его стороны. Дэнси мог промолчать и не указать вам на ошибку, но он редко утруждал себя враньем. Он вообще редко утруждал себя, и иногда я спрашивал себя, что бы получилось из Дэнси, если бы он занял более активную жизненную позицию.

Ждать пришлось недолго. Во время утренних занятий в класс заглянул слуга мистера Брэнсби. Своего работодателя я обнаружил в кабинете вместе с невысоким мужчиной в сером костюме, заляпанном грязью. Брэнсби ходил взад-вперед, а его лицо покраснело сильнее обычного.

– Позвольте представить вам мистера Шилда, одного из наших учителей, – сказал он, а потом замолчал, чтобы взять большую понюшку табака. – Мистер Шилд, это мистер Граут, адвокат, выполняющий обязанности секретаря при магистрате. К сожалению, выяснились ужасающие обстоятельства, которые могут бросить тень и на школу.

Лицо мистера Граута можно было расценивать как довесок к его носу, и оно походило на кротовью морду.

– Произошло убийство, мистер Шилд. Тело обнаружил рано утром сторож, на стройплощадке всего лишь в полутора милях отсюда. Возможно, вы опознаете несчастного.

Я в ужасе переводил глаза с мистера Граута на мистера Брэнсби и обратно.

– Но я никогда не был там. Я даже не знал…

– Дело не в месте, – перебил меня секретарь. – А в личности убитого. У нас есть основания полагать, скажем так, что вы были знакомы с убитым.

Брэнсби чихнул.

– А если говорить напрямик, Шилд, то банк Уэйвенху был заинтересован в данном строительстве.

– Банк сам арендует участок или правильнее будет сказать, арендовал, – Граут наморщил нос. – Вследствие недостатка средств человек, владеющий правом застройки, некий мистер Оуэнс, был вынужден обратиться в банк за несколькими ссудами. К несчастью, выданная банком сумма оказалась недостаточной, чтобы мистер Оуэнс смог погасить свои обязательства. Бедняга повесился несколько месяцев назад в Хартфорде.

Брэнсби покачал головой.

– А несчастный мистер Франт собирался встретиться с его векселедателем. Неудачная идея.

– Мистер Франт мертв? – выпалил я.

– В этом весь вопрос, – сказал Граут. – Сторож считает, что это тело мистера Франта. Но он виделся с мистером Франтом лишь однажды, да и то мельком, кроме того, его и в лучшие времена нельзя было назвать надежным свидетелем. За столь короткий срок я не смог найти в округе никого, кто знал бы мистера Франта. Но насколько я понимаю, его сын учится в школе, вот я и прибыл сюда с целью выяснить, не может ли кто-то опознать труп либо опровергнуть версию о том, что это мистер Франт, в зависимости от обстоятельств. Мистер Брэнсби говорит, что он никогда не видел мистера Франта, а вот вы с ним встречались.

– Да, сэр, несколько раз. Скажите, а что с миссис Франт? Ей сообщили?

Граут покачал головой.

– Это деликатное дело. Никто не захочет говорить леди, что ее муж убит, а вдруг потом окажется, что на самом деле потерпевший – кто-то другой. Мистер Брэнсби сказал, что вы воевали, и не где-то, а в рядах нашей доблестной армии при Ватерлоо. Надеюсь, я пришел к правильному заключению, посчитав, что вид человека, умершего насильственной смертью, испугает вас меньше, чем простого штатского.

Лицо мистера Брэнсби окаменело. Он натянуто улыбнулся мне и кивнул. Я знал, что мне остается лишь исполнить ту миссию, которую он на меня возложил.

Мистер Граут поклонился моему работодателю.

– Мистер Шилд вернется к обеду.

– Хорошо. Чем раньше, тем лучше, – взгляд мистера Брэнсби замер на мне. – Нам остается только уповать и молиться, чтобы этот несчастный не оказался мистером Франтом.

Через несколько минут мы с Граутом уже неслись в его двуколке. Промчавшись по Черч-стрит, мы повернули на Гай-стрит. Именно на этой дороге, к югу отсюда, я впервые встретил мистера Франта – в сентябре, когда пешком шел в Сток-Ньюингтон, чтобы приступить к своим обязанностям в школе мистера Брэнсби. Я хорошо помнил ту встречу – еще бы не помнить, ведь мистер Франт чуть было не натравил на меня своих слуг, – но сам мистер Франт никогда и виду не подавал, что хоть что-то припоминает. Мне пришло в голову, что теперь, возможно, у меня имеется объяснение тому, что он делал здесь в тот день, а заодно и его плохому настроению: он инспектировал потерпевшее крах капиталовложение.

Двуколка повернула на узкую тропку между двух изгородей. Пока мы маневрировали по изрезанной колеями замерзшей дорожной грязи, я смотрел поверх изгороди на огороды и покрытые жалкой растительностью пастбища. Граут втиснул двуколку в проход с левой стороны, и мы оказались на просторной площадке. Травы почти не было, лишь груды песка и гравия, кучи кирпичей и больше всего – грязи. Большинство стен было мне по пояс и ниже. Участок выглядел так, словно недавно пострадал от артиллерийской бомбардировки, после чего осталось два ряда руин, разделенных горой песка. Граут остановил двуколку за деревянным сарайчиком. На мгновение мы застыли, глядя на унылый пейзаж.

– Насколько я понимаю, планировалось построить двадцать домов, которые выходили бы окнами в общий сад, – пояснил Граут. – Веллингтон-террас. Мистер Оуэнс сам нарисовал план. Согласно проспекту лондонцы просто обязаны толпами съезжаться сюда дышать свежим воздухом.

– Теперь понятно, почему он вынужден был повеситься, – заметил я.

– Соглашусь с вами, местечко и впрямь мрачное. Все пошло наперекосяк с самого начала.

Дверь сарая отворилась, оттуда вышел мужчина и приветствовал нас, приподняв шляпу.

– А вот и констебль, – сказал Граут уже громче. – Ну и где он?

– Мы перенесли его внутрь, как вы и сказали.

Граут посмотрел на меня.

– Вы готовы, мистер Шилд? Тогда давайте не будем тянуть.

Мы выпрыгнули из двуколки и пошли за констеблем по потрескавшейся грязи в сарай. Глаза медленно привыкали к полумраку. В углу горела маленькая печка, наполняя воздух тяжелым едким дымом. Около печки калачиком свернулся какой-то человек с глиняной трубкой во рту. В дальней части сарая виднелись очертания двери, положенной на козлы. На ней продолговатым холмом лежало тело. Я вдохнул и почувствовал, что помимо дыма в воздухе витают и другие «ароматы»: резкий запах спирта и мрачные миазмы покойницкой.

Граут показал на человека у камина:

– Парня зовут Ортон, Джекоб Ортон.

– Бывший семьдесят третий батальон пехоты, – заныл Ортон на манер нищего. – У меня есть рекомендации от командира, – он поднял руку с трубкой, имитируя отдание воинской чести, и в воздухе пролился дождь искр, похожих на метеоры. – Меня называли Святая Простота, – сообщил Ортон. – Это мое имя, сэр, и моя суть.

– Света здесь больше нет? – требовательным голосом осведомился Граут.

– Да уж, мрачный денек, – согласился Ортон, потягивая трубку.

Граут метнул на Ортона сердитый взгляд и схватил его за лацканы.

– Вы уверены, что ничего не слышали этой ночью? Подумайте хорошенько. Ложь будет стоить вам очень дорого.

– Господь свидетель, сэр, я спал так крепко, как младенчик у матери на руках, – засопел Ортон. – Ничего не могу с собой поделать, ваша милость.

– Тебе платят не за то, чтобы ты спал на посту, а за то, чтобы сторожил!

– Пьян как свинья, – сказал констебль. – Вот что он имеет в виду, сэр.

– Я не отрицаю, что выпил немного, чтобы согреться.

– Ага, напился так, что наступи Судный день, он бы и не заметил, что что-то не так, – перевел констебль. Он кивнул в сторону безмолвной фигуры, лежащей на козлах. – Только посмотришь на него, и сразу ясно, что без шума тут не обошлось, не правда ли, мистер Граут?

Секретарь пропустил вопрос мимо ушей. Он отвернулся и потянул грубый холст, которым было затянуто одно из маленьких окон, прорубленных очень высоко, чтобы в помещение не проникли воры. Холст отлетел, обнажая незастекленный квадрат окна. Бледный зимний свет неохотно проник в крохотную каморку. Ортон тихонько заплакал, словно свет причинял ему боль.

– А ну кончай! – велел констебль.

– Он пошевелился, – прошептал Ортон. – Богом клянусь! Я видел, как у него рука дрогнула. Господь свидетель.

– Да вы умом тронулись, – сказал Граут. – Принесите фонарь! Почему так мало света? Возможно, нам стоило оставить беднягу лежать, где лежал.

– Но там же лисы, да и крыс полным-полно, – заметил Ортон.

Граут жестом велел мне подойти к импровизированному столу. Тело было с головой накрыто серым одеялом, за исключением левой руки.

– О господи! – воскликнул я.

– Вам нужно взять себя в руки, мистер Шилд. Лицо выглядит еще хуже.

Казалось, его голос доносился издалека. Я уставился на остатки руки, наклонился поближе, и констебль поднес фонарь, чтобы полностью ее осветить. Рука представляла собой кровавое месиво из плоти, кожи и отвратительно белых обломков костей. Я подавил рвотный позыв.

– По-видимому, верхние фаланги указательного пальца отсутствуют, – сказал я тонким, но отчетливым голосом. – Насколько мне известно, у мистера Франта была та же травма.

Граут вздохнул.

– Вы готовы увидеть остальное?

Я молча кивнул, поскольку боялся заговорить и выдать свое волнение.

Констебль поставил лампу на угол двери, встал на цыпочки и, взяв одеяло за два кончика, медленно стянул его с тела. Убитый лежал на спине. Констебль поднял фонарь и поднес его к голове.

Меня передернуло, и я сделал шаг назад. Граут сжал мой локоть. У меня помутилось сознание. На мгновение показалось, что снаружи царит непроглядная тьма, пламя фонаря потухло, и день превратился в ночь, внезапно, как в тропиках. Я четко ощущал сильную вонь испражнений и пота, застарелого табака и джина.

– Можно считать, ему повезло, – пропыхтел Ортон рядом со мною. – Я хочу сказать, посмотрите на него, в основном он и нетронут. Счастливчик, да? Вы бы видели, что может сделать с человеком пушечное ядро, попавшее в живот! Вот это я называю повреждения! Вот помнится, у Ватерлоо…

– Попридержите язык, черт возьми, – прошипел я, в глубине души рассердившись, поскольку этот человек, по-видимому, не отсиживался во время битвы под трупом лошади.

– Вы загораживаете свет, Ортон, – сказал Граут неожиданно мягко. – Отодвиньтесь.

Я закрыл глаза и попытался выключить все образы, звуки и запахи, которые старались заполнить темноту вокруг. Это не битва, это всего лишь труп.

– Вы готовы вынести вердикт? – спросил Граут. – Я отдаю себе отчет, что лицо… сильно помято.

Я открыл глаза. На человеке, лежавшем на козлах, отсутствовала шляпа. На одежде и волосах все еще видны лоскуты инея. Ночевать под открытым небом сегодня было холодно. Убитый был одет в длинное серое пальто с пелериной, но не такое, как носят кучера, а скорее имитирующее роскошь, свойственную джентльменам. Под пальто я увидел темно-синий сюртук, светло-коричневые бриджи и тяжелые сапоги для верховой езды. Волосы коротко стриженные, тронутые сединой на висках.

Что же до лица, то оно могло быть чьим угодно и в то же время ничьим. Виден был лишь один глаз – только Богу известно, то случилось со вторым – и мне показалось, что он светло-серого цвета.

– Он… он очень изменился… – промямлил я, и слова мои были столь же слабы и несостоятельны, как и свет от фонаря. – Но все увиденное соответствует тому, что я помню о мистере Франте, – цвет волос, цвет глаз, вернее, глаза, телосложение и рост, насколько я могу судить…

– А костюм?

– Увы, здесь я помочь не могу.

– А еще кольцо, – Граут обошел стол со стороны головы убитого, держась от него как можно дальше. – Оно все еще на другой руке, так что, очевидно, мотивом этого чудовищного деяния послужило не ограбление. Прошу вас, подойдите сюда.

Я подчинился, словно в трансе. Я не мог отвести взгляд от того, что лежало на столе. Пальто, перепачканное грязью. Темное пятно крови, распластавшееся на груди, словно нагрудник. Мне мерещилось, я вижу осколки обнажившихся костей черепа в красном месиве лица.

Казалось, единственный глаз следит за мною.

– Вот возьмите конницу, – подал голос Ортон из своего темного угла рядом с печкой. – Когда всадники сбились в кучу так плотно, что лошадям некуда ступить, то помочь раненому, который лежит на земле, практически невозможно. Копыта разбивают головы всмятку только так, скажу я вам. Вы бы глазам своим не поверили.

– Замолчи, а? – устало попросил констебль.

– У этого хоть один глаз остался, – продолжал Ортон. – Обычно оба глаза выклевывают вороны, а вы не знали?

Констебль влепил Ортону оплеуху, чтобы тот умолк. Граут опустил фонарь так, чтобы я мог рассмотреть правую руку трупа. Как и левая, она превратилась в кровавую кашу, но на указательном пальце красовалось массивное золотое кольцо с печаткой.

– Мне нужно выйти проветриться, сэр, – сказал я.

Я прошел мимо Граута и констебля и ощупью двинулся на улицу. Секретарь последовал за мною. Я обозревал унылый вид заледеневшей грязи и необожженных кирпичей. Три голубя по тревоге взмыли с голых ветвей дуба, который остался здесь с той поры, когда землю еще не передали в аренду под фантастические проекты, ставшие причиной разорения.

Граут всунул мне в руку фляжку. Я сделал глоток бренди и поперхнулся, ощущая, как тепло потекло вниз, к желудку. Граут подскочил ко мне, хлопая руками, чтобы согреться.

– Ну, сэр? Каков ваш вердикт?

– Мне кажется, это мистер Франт.

– Но вы не уверены?

– Его лицо… сильно повреждено.

– Вы заметили отсутствующий палец.

– Да.

– Это помогает в опознании.

– Верно, – я замялся, а потом выпалил: – Но кто мог сделать подобное? Жестокость переходит все грани разумного.

Граут пожал плечами. Его взгляд скользнул к ближайшему из недостроенных домов.

– Вы хотите увидеть место преступления? Ничего тошнотворного – по сравнению с тем, что вы уже лицезрели, просто пустяк.

– Я весь в нетерпении. – Бренди наделило меня ложной смелостью.

Он повел меня по деревянным мосткам, шатко извивающимся в грязи. Дом – одно название. Низкие стены окружали неглубокий подвальный этаж, уходивший где-то на два или три фута под землю. Граут спрыгнул вниз с проворностью воробья, охотящегося за хлебными крошками. Я последовал за ним, чуть было не угодив в свежую лужу мочи. Граут показал тростью в дальний угол. Несмотря на предостережение Граута, смотреть здесь особо было нечего, если не считать подернутых льдом лужиц и небольшого участка земли, примыкающей к кирпичной кладке в углу, который казался темнее, поскольку пропиталась кровью Генри Франта.

– А где следы? – спросил я. – Определенно, после подобной борьбы должны были остаться многочисленные следы.

Граут покачал головой:

– К несчастью, на месте преступления побывало много людей. Кроме того, земля заледенела.

– Когда Ортон сделал страшное открытие?

– Вскоре после рассвета. Ортон проснулся и обнаружил, что пока он спал, кто-то закрепил клином дверь сарая снаружи. Ему пришлось выползти из окна. Пришел сюда, чтобы облегчиться, и тут нашел труп, – Граут наморщил нос. – Сначала он сбегал за соседским фермером, который пришел поглазеть на труп вместе с полудюжиной своих работников. Потом члены магистрата. Если и были отпечатки ног или другие следы, то непросто будет их отличить от тех, что оставили до или после.

– А где перчатки и шляпа мистера Франта? Как он приехал сюда? И почему в столь поздний час?

– Если бы мы знали ответы на ваши вопросы, мистер Шилд, то вне сомнения могли бы и личность убийцы установить. Мы нашли шляпу рядом с телом, а сейчас она в сарае, на ней вышито имя мистера Франта. А перчатки были под трупом.

– Странно, неправда ли, сэр?

– Почему же?

– С чего бы человеку снимать перчатки в такую холодную ночь?

– Все дело в целом представляется сплетением странных и противоречивых обстоятельств. У мистера Франта все вытащили из карманов. Но при этом кольцо осталось на пальце, – Граут потер длинный нос с красным от холода кончиком. – Орудием преступления мог быть молоток или подобный инструмент, – продолжил он, причем слова слетали с его уст с такой скоростью, что я понял: и Граута зрелище трупа на столе не оставило равнодушным. – Хотя, возможно, нападавший использовал кирпич.

Он выкарабкался из подвала, и мы медленно двинулись в сторону сарая.

– Они могли прийти сюда и пешком, – размышлял Граут. – Но, скорее всего, приехали верхом или в экипаже. И кто-то видел их по дороге.

– Иногда банкроты идут на отчаянные поступки, и есть вероятность, что один из тех, кто пострадал по вине мистера Франта, тронулся рассудком и задумался о мести.

Граут смерил меня долгим взглядом.

– Или преступление может быть делом рук ревнивого любовника. Или сумасшедшего.

Мне больше нечего было делать на Веллингтон-террас. Пока мистер Граут вез меня обратно в школу, я молча сидел за его спиной, мне было не до разговоров. Мы передавали друг другу фляжку, и когда подъехали к воротам школы Мэнор-Хаус, она опустела.

Я сказал:

– Могу ли я сообщить мистеру Брэнсби о случившемся?

Граут пожал плечами.

– Он или уже знает или же догадывается о том, что мы с вами могли бы ему рассказать. А через пару часов о происшествии будет осведомлена вся округа.

– Но как быть с мальчиком? Сыном мистера Франта?

– Ах да! Мистер Брэнсби волен поступать по своему усмотрению, – его нос качнулся в мою сторону. – Я не знаю, против кого магистрат возбудит дело, а если бы и знал, то мне не пристало сообщать вам. Однако состоится дознание, и возможно вас попросят поприсутствовать. Но… – он развел руками. – Будет много сплетен. Это все, что я знаю.