Текст книги "Загадка Эдгара По"

Автор книги: Эндрю Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

69

Мистер Роуселл повел меня в таверну на Флит-стрит. Мы выпили за обедом бутылку красного вина, потом вторую. Он был так же дружелюбен, как и раньше, но сначала переводил разговор на общие темы. Роуселл говорил отрывисто, глотал слова, словно боялся, что они сбегут от него, если не поторопиться, и громко хохотал при любой возможности. Вообще-то поводов для веселья было не много, помнится, мы говорили о заговоре на Като-стрит [34]34
  Заговор, целью которого был взрыв английского Кабинета министров.


[Закрыть], сообщениями о котором тогда пестрели газеты, и о Питерлоо [35]35
  Распространенное наименование кровавых событий 16 августа 1819 г. на Питерсфилде в Манчестере, происшедших во время митинга в поддержку требования избирательной реформы. По распоряжению городских властей на многотысячную безоружную толпу мужчин, женщин и детей напали части регулярной армии, в том числе гусары – участники битвы при Ватерлоо (отсюда – «Питерлоо»).


[Закрыть]в Манчестере прошлым летом. Несмотря на благосостояние и мощь, страну просто разрывали на клочки.

– Да, сейчас тяжелые времена для нашей нации, – сказал мистер Роуселл, когда мы откупорили третью бутылку. – Боюсь, многие банки могут разориться, что вызовет кризис общественного доверия, и тогда крах банка Уэйвенху покажется пустяком. Так что берегите свой капитал, Том, и не поддавайтесь искушению вложить деньги в какое-нибудь сомнительное предприятие.

– Благодарю вас, сэр, – я вглядывался в лицо мистера Роуселла с некоторым беспокойством, поскольку оно багровело от выпитого вина. – Могу я спросить, что вы хотели сказать своим письмом? О каком объяснении шла речь?

– Объяснении? – он на секунду прикрыл глаза. – Ах да! Но для начала я должен сказать вам, что написал мистеру Брэнсби. Когда я пытался разыскать вас, то естественно первым делом подумал именно о нем.

– В таком случае вы знаете, что я оставил место в его школе.

– Да… он… что ж, не буду ходить вокруг да около, он сделал несколько голословных утверждений касательно вашего поведения, но мне трудно в них поверить.

– Скорее всего потому, что все это неправда.

Роуселл поднял брови:

– Рад слышать, Том.

– Он обвинял меня в том, что я вор, повеса и не выполняю свои обязательства?

Роуселл кивнул:

– Я напомнил преподобному мистеру Брэнсби, что в нашей стране можно подать в суд за клевету, но он не ответил на мое второе письмо.

– Должно быть, миссис Роуселл узнала о моем бесчестье задолго до того, как вы услышали об этом от мистера Брэнсби.

– Да, да, миссис Роуселл… я сейчас расскажу об этом, – лицо мистера Роуселла потемнело еще сильнее, и он припал к своему бокалу. – Я не знал, где вы. Не могу передать, как я обрадовался, когда Квинт Аткинс пришел в понедельник и сказал, что нашел вас.

– В понедельник? Не во вторник?

– Ну да, в понедельник, я уверен. Глядя на Аткинса, никогда не подумаешь, что у него дар разговаривать с незнакомцами и задавать им безобидные вопросы. Кроме того, у него широкий круг знакомств. Я решил, что вы вряд ли станете возвращаться в Розингтон или даже покидать Лондон, поэтому сосредоточил поиски вокруг Стрэнд, подумав, что вы, скорее всего, изберете эту часть Лондона, поскольку район ассоциируется с вашей тетушкой. Так что Аткинсу оставалось лишь обшаривать улицы и расспрашивать, и вот вы рядом со мною! Если точнее, то в одном питейном заведении его познакомили с каменщиком, и оказалось, что вы писали для него письмо. Позднее Аткинс подтвердит это, купив бокал рома для бывшего матроса, который живет под вами. Должен сказать, оба, и каменщик и матрос, были о вас самого высокого мнения. Вот тогда-то я и написал письмо, которое доставил Аткинс.

Я замялся, мне хотелось услышать продолжение, но я не знал, как лучше это сделать.

– Простите за то, что я излишне любопытствую, просто я слышал, что меня на Гонт-корт искал еще какой-то человек во вторник. Вот я и подумал, что меня хочет видеть еще кто-то, менее доброжелательный, чем вы.

– Я уверен, что Аткинс принес мне эту новость в понедельник, – Роуселл нахмурился. – Мистер Карсуолл? Мог это быть он?

– Возможно.

– Расскажите мне подробнее о том, что случилось.

– Я покинул Монкшилл-парк в опале, причем не по своей вине, просто мистер Карсуолл обошелся со мною несправедливо. Его злоба настигла меня и в Лондоне, поскольку он написал мистеру Брэнсби и предъявил ряд обвинений, но об этом вы уже слышали. Более того, сфабриковал улики, которые доказывали самое серьезное из этих обвинений. Он хотел лишить меня работы, сэр, возможно свободы или даже жизни.

– Если бы вы были моим клиентом, я посоветовал бы не повторять его обвинения во всеуслышание, – Роуселл провел пальцем по винному пятну на столе и нарисовал нечто, напоминающее голову лисицы. – Он богатый человек, этот мистер Карсуолл, и обладает определенной репутацией. Может, он и старый пес, но все еще кусается.

– Один мой друг предупредил меня о замысле Карсуолла, – продолжил я, – и я сразу же отправился к вам, намереваясь все рассказать и спросить совета.

Роуселл повесил голову.

– Простите. Очень жаль, что мы не встретились.

– Сначала я зашел в «Линкольнз Инн», но Аткинс отправил меня на Нортингтон-стрит. После приема, устроенного мне миссис Роуселл, я сделал вывод, что мистер Карсуолл добрался до вас раньше и настроил против меня.

– Я понимаю, мой мальчик. Но дело совсем не в этом… Я впервые узнал о случившемся, когда мистер Брэнсби ответил на мой запрос. Нет, холодность миссис Роуселл берет начало из другого источника. Я упрекаю во всем себя. Боюсь, я не был до конца честен с вами, и вина полностью лежит на мне. Обстоятельства сложились так что я попал в щекотливое положение, да что уж там, я и сейчас в нем нахожусь, – он залпом выпил полбокала вина. – Вот почему я пригласил вас обедать сюда, а не на Нортингтон-стрит.

– Если я чем-то обидел миссис Роуселл, то очень сожалею об этом.

– Нет, ее обидели не вы, а я. И, разумеется, я обидел и вас. Скажите, вы никогда не задумывались, почему ваша замечательная тетушка вверила мне свои дела? Не хочу показаться нескромным, но я достаточно успешный адвокат и обычно не берусь за дела дамы в столь стесненных обстоятельствах, какой бы симпатичной она ни была. Как вы знаете, миссис Рейнолдс была небогата.

– Я много раз отмечал вашу доброту, сэр. Вы сочтете меня дураком, но я решил, что вы помогали тетушке как филантроп, поскольку у вас от природы доброе сердце.

– Увы, хотел бы я, чтоб это было так. Хотя, если честно, я помогал вашей тетушке и вам не ради прибыли. Да, мои мотивы были бескорыстны, но не могу сказать, что они – порождение моей щедрости. – Роуселл замолчал, чтобы налить себе вина. Сегодня адвокат почти ничего не ел, что на него не похоже, он всегда был гурманом.

Я тихо сказал:

– Я не хотел задеть вас, сэр. Какие бы причины ни руководили вами, вы были добры ко мне, когда умерла тетушка и после того, и я всегда буду благодарен вам.

– Миссис Роуселл, – сказал он ни с того ни с сего, – большая любительница любовных романов.

Я уставился на него.

– Прошу прощения, сэр, мне кажется, я не совсем вас…

– Я хотел сказать следующее, – он перебил меня, говоря тихо, быстро и не совсем отчетливо. – В некоторой степени мировоззрение моей супруги сформировано книгами, которыми она наслаждается в часы досуга. Ничто не доставляет ей такого удовольствия, как сесть вечером с новым томиком. Иногда хотелось бы… нет, неважно, я отвлекся от темы, – у мистера Роуселла кончились слова, и он вонзил в нетронутое мясо нож с необычной злобой.

Я заметил:

– О человеке судят по делам, а вы всегда были великодушны.

Роуселл сделал глоток вина, затем протянул руку и дотронулся до рукава моего пальто.

– Мой мальчик, вы порой так похожи на свою мать. Просто невероятно.

Я отложил нож и вилку.

– Мою мать, сэр? Мою мать? А вы не обо всем мне рассказали, сэр, я ведь даже и не думал, что вы знали ее.

– Да. Очаровательная и утонченная дама. На самом деле в этом и заключается трудность, источник… эээ… обид миссис Роуселл. Помните, вы собирались прийти к нам на Рождество, но не смогли? Именно тогда я и позволил неуместным словам сорваться с губ. Мы ужинали с двумя тетушками миссис Роуселл и несколькими ее кузинами, и я предложил выпить за вас в ваше отсутствие. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было неблагоразумно. В итоге миссис Роуселл принялась допытываться о… ммм… причинах моей очевидной привязанности к вам. И я упомянул, что в молодости был знаком и с вашей матушкой, и с вашей тетушкой. Теперь-то я понимаю, конечно, что мой энтузиазм был неверно истолкован. И хотя миссис Роуселл знала, что вы племянник какого-то ценного клиента, она не догадывалась, что я одно время был знаком с вашей матушкой.

– Что вы имеете в виду, говоря «знаком»?

– Ну, на самом деле не просто знаком.

Он снова замолчал, произнеся последнюю фразу с особым ударением, и с несчастным видом посмотрел на меня. В моем мозгу зародилось ужасное подозрение. Я налил мистеру Роуселлу еще бокал вина, который он выпил залпом, как простую воду, затем вытащил платок и вытер лоб.

– Мне кажется, здесь становится жарко, – мистер Роуселл попытался улыбнуться. – Вроде бы я не говорил вам, что в молодости пару лет провел в Розингтоне?

Я подтвердил, что он не упоминал этого факта.

– Я не собирался скрывать от вас это обстоятельство, но дело деликатное, и я предпочел выбрать подходящий момент, чтобы открыться вам. Я поехал в Розингтон, чтобы работать помощником секретаря у одного из аукционеров. Катлэк, вам знакомо это имя?

Я кивнул.

– Старый Джосайя Катлэк был главой семьи. Именно в его доме я имел честь познакомиться с юной леди, которая впоследствии стала вашей матушкой. Она была подругой племянницы Джосайи. Мы виделись еще несколько раз и… короче говоря, я воспылал к ней нежными чувствами. А она… она ответила мне взаимностью.

– Сэр, – начал я, – вы хотите сказать, что…

Но Роуселл торопливо рассказывал дальше, движимый течением своей исповеди:

– Я не мог позволить себе жениться, это правда, я с трудом обеспечивал себя, да и ваши бабушка с дедушкой не считали меня достойной парой для дочери. Позднее друг моего покойного батюшки, который служил адвокатом в Клеркенуэлл, предложил мне место секретаря. Наконец я получил возможность для продвижения по службе, шанс достичь положения в обществе, когда смогу жениться и содержать жену. Ваша матушка убедила меня не упускать удобного случая. И хотя главные слова не были сказаны, я лелеял надежду, что по прошествии нескольких лет, в один прекрасный день… Увы, этому не суждено было сбыться.

Роуселл отвернулся, чтобы высморкаться и, осмелюсь сказать, утереть слезы. Я уставился в бокал, пытаясь увидеть на его дне очертания своей жизни, которую окутал туман. Казалось, мне вручили прошлое, которого я не желал, и возможное будущее, которого я не хотел. Неужели даже мое имя более не принадлежит мне?

– Мы не писали друг другу, – продолжил мистер Роуселл. – Помолвки не было, так что о каких письмах могла идти речь! Однако через пару лет я узнал, что она вышла за мистера Шилда, – уверен, он был состоятельным человеком и тогда имел неплохой доход. Мне кажется, я как-то раз встречал его у мистера Катлэка. Зачастую, если муж значительно старше жены, браки складываются удачно. Например, я действительно обрел счастье с миссис Роуселл.

– Сэр, – быстро переспросил я. – Вы узнали о замужестве матушки через пару лет?

– Что? – он потянулся за бокалом. – Ах да, через год и девять месяцев, если быть точным. Но каждый месяц тянулся целую вечность.

– И вы не встречались с матушкой все это время?

– Нет, хотя изредка и получал известия о ней. Некоторое время я состоял в переписке с молодым Никласом Катлэком, внуком старого Катлэка, ныне покойным, царствие ему небесное – бедный малый неудачно упал с лошади. Именно он и сообщил мне о замужестве вашей матушки. Не стану притворяться, что эта новость не явилась для меня ударом, но, тем не менее, настоящий мужчина должен смотреть вперед, а не назад. Я с головой ушел в работу, и через некоторое время начальник предложил мне стать партнером в его фирме. Как оказалось, у него есть дочь, и вышло так, что мы поладили.

Я поднял бокал.

– Давайте выпьем за миссис Роуселл, сэр!

– Благослови ее господь, – пробормотал мистер Роуселл, смахивая слезинку. Он поставил свой бокал и продолжил: – Я рассказал свою историю почти до конца. Много лет спустя я увидел ваше имя в газетах в связи… с происшествием в Гайд-парке. Фамилия не самая распространенная, кроме того, в статье упоминалось, что вы родились в Розингтоне. Я навел справки и выяснил, что вы действительно сын моей старой знакомой. Я отправился к вашей тетушке миссис Рейнолдс. Она, кстати, очень достойная женщина, и всегда была добра ко мне, когда я служил у Катлэка.

– Так она знала вас? И ничего мне не сказала?

– Это очень деликатное дело, Том, для обеих сторон. Мне хотелось помочь вам, но так, чтобы никто об этом не знал. Мне нужно было думать о миссис Роуселл, и ваша тетушка сама признала это. Ваша тетушка очень пеклась о репутации вашей матери и о вашей тоже. Если мое участие станет достоянием общественности, то многие поспешат истолковать в дурном свете мои мотивы и опорочить вашу маменьку.

– Я у вас в долгу.

Роуселл отмахнулся:

– Я всем сердцем хотел помочь вам, но миссис Рейнолдс гордая женщина, она не приняла от меня почти никакой помощи. Единственное, что мне удалось сделать, так это уменьшить юридическое бремя, которое ей пришлось нести после вашего ареста. А позднее я с радостью помог миссис Рейнолдс привести ее собственные дела в порядок. Когда она почувствовала, что конец уж близок, я предложил ей попробовать найти для вас место секретаря, но она предпочла сначала попытаться устроить вас к Брэнсби. Она сказала, что не хочет злоупотреблять моей добротой. А после ее смерти я уже и сам познакомился с вами.

– Мне жаль, что я стал причиной вашей размолвки с миссис Роуселл.

– Вашей вины здесь нет, – кончиком пальца мистер Роуселл превратил голову лисицы в паука. – Сам не знаю почему, но я так и не нашел случая рассказать миссис Роуселл о своей былой привязанности. Не то чтобы я скрывал сей факт, скорее это suppressio veri [36]36
  Сокрытие истины (лат.).


[Закрыть], а не suggestio falsi. [37]37
  Утверждение лжи (лат.).


[Закрыть]В конце концов, это было так давно, да и само слово «привязанность» звучит слишком громко. Между нами не было ни помолвки, ни даже устной договоренности. Но, как я уже сказал, в сочельник я выпил, наверное, больше обычного в честь праздника, и у меня развязался язык, а разум утратил бдительность.

– Возможно, мне стоит написать миссис Роуселл и объяснить все обстоятельства?

– Благодарю, но я не думаю, что это поможет. К величайшему сожалению, за столом, кроме нас, сидели ее тетушки и кузины, и это подсыпало соли на рану. Как оказалось, миссис Роуселл неправильно истолковала мои слова, хотя это вполне понятно, вина здесь полностью на мне, и сделала ошибочный вывод, который мог бы быть вполне уместен в одном из ее романов. Это было невыразимо болезненно. Слезы, обвинения, мол, я предал ее в собственном доме и отнимаю хлеб у наших детей и заслуживаю всяческого презрения. Миссис Роуселл – женщина очень упрямая, и если уж вбила что себе в голову, то ее трудно переубедить.

Мистер Роуселл замолчал. Моей же первой реакцией стало облегчение: несмотря на все добродетели мистера Роуселла, я обрадовался, что он не превратился внезапно в моего отца. Теперь я понял причину его доброты и уважал его за это. Сердце матушки сделало правильный выбор, хотя ее разум и наложил на него запрет. Что же до миссис Роуселл, то неудивительно, что мое появление на пороге дома так разъярило бедную женщину. Мне было жаль их обоих: если миссис Роуселл поверила, что я незаконнорожденный сын ее супруга, которого, словно кукушонка, подбросили в ее гнездышко, тогда оба они несчастны в кругу семьи с того самого злополучного рождественского обеда.

– Как назло, я вынужден был отлеживаться в постели в тот день, когда вы приходили. Я слышал шум внизу, хотя и не понял его причины. Остальное вы знаете. Жаль, что мне пришлось разыскивать вас в такой неподходящий момент. Я нашел бы вас быстрее, если бы нанял детектива, но, услышав от мистера Брэнсби об абсурдных обвинениях, решил, что лучше не вовлекать третью сторону.

– Могу я быть с вами откровенен, сэр? Во вторник на Гонт-корт меня спрашивали сразу двое. Вторым был Аткинс, а вот первый…

– Вы опасаетесь, что мистер Карсуолл мог пустить кого-то по вашему следу?

– Я не знаю, чего мне бояться. Тот первый тип расспрашивал обо мне детей, хозяйка велела ему убираться, но он к тому моменту уже успел выяснить, что я снимаю там комнату. Она считает, что это был какой-то частный детектив, возможно, он раньше служил на Боу-стрит.

– Вы не сделали ничего плохого, мой мальчик. Возможно, лучший выход – остаться там, где вы сейчас живете, и позволить событиям идти своим чередом. С другой стороны, если мистер Карсуолл собирается подать на вас в суд, ему необходимы доказательства, – мистер Роуселл перегнулся через стол – его лицо стало беспощадным, он снова превратился в адвоката, добродушный толстяк исчез. – Здесь кроется что-то большее, чем кажется на первый взгляд. Я читал в газетах о леди, умершей в январе в леднике Монкшилл-парк в результате неудачного падения. Ну и, разумеется, про намерение мисс Карсуолл выйти за сэра Джорджа, без сомнения с богатым приданым. Но я теряюсь в догадках, как все это может отразиться на вас и какова возможная причина, по которой мистер Карсуолл вас преследует.

Я наклонился, сунул руку между правым ботинком и чулком, выудил оттуда маленький сверточек, завернутый в квадратный кусок холста, и положил на стол между нами. Я, слой за слоем, развернул ткань. Нам подмигивало траурное кольцо Амелии Паркер.

70

– Ой, сэр, – воскликнула Лиззи, которая открыла мне дверь, когда я вернулся на Гонт-корт. – Мы видели, как вы подошли к дверям! Вы что, навеселе?

Лотти ущипнула сестрицу за руку.

– Это невежливо, Лиззи, нужно говорить «под мухой».

– Не говорите глупостей, – сказал я и прошел в холл, слегка спотыкаясь о свою же трость. – Ни то ни другое здесь не уместно.

– Говорю ж тебе, он пьян в стельку, – продолжила Лиззи, – совсем, как папа. Разве нет, сэр?

– «Пьяный в стельку» – грубое выражение, – огрызнулась Лотти.

Я повернулся и строго посмотрел на них.

– Я выпил капельку джина, девочки. И я не пьян. Возможно, вам кажется, что я пребываю в легком подпитии, но на самом деле я абсолютно трезв.

– Ох! – взвизгнула Лиззи. – Разве не здорово! Он столько всяких умных слов знает, да?

На лестнице, ведущей из подвала, раздались шаги, и появилась миссис Джем. Она окинула меня взглядом. Подозреваю, я был несколько растрепан, поскольку свалился в канаву на Флит-стрит. Когда я широко улыбнулся, она покачала головой и сказала:

– Поднимайтесь к себе, одежду оставьте перед дверью, я кого-нибудь за ней пришлю.

Спорить с диктатором бесполезно. Девочки скрылись в глубине дома. Я медленно пошел наверх, пролет за пролетом, лестница качалась у меня перед глазами.

– И поосторожнее там со свечой! – крикнула миссис Джем мне вслед. – Я не хочу, чтобы мы сгорели заживо в постелях!

Пока я карабкался по лестнице, голова, казалось, прояснилась. Да, я выпил много вина за обедом и после него, но не последовал примеру мистера Роуселла и не стал мешать вино с бренди. Но дело в том, что я опьянел не только от вина, но и от чувства облегчения.

В отличие от Дэнси мистер Роуселл тут же и без всяких экивоков предложил мне помощь. Хоть один человек без колебаний поверил мне, а не мистеру Карсуоллу. Разумеется, я рассказал ему не все. Я был бы полным ничтожеством, если бы поведал, что произошло между мною и Софи, кроме того, я не был до конца честен, рассказывая о своих отношениях с мисс Карсуолл.

Не упомянул я и о подозрениях касательно смерти миссис Джонсон. Поделись я своими мыслями с мистером Роуселлом, пришлось бы говорить о более страшных вещах, о личности человека, убитого на Веллингтон-террас. Мистер Роуселл счел бы меня безумцем, если бы я выпалил свое предположение, что Генри Франт не только растратчик, но и убийца, что он лишил жизни свою бывшую пассию, миссис Джонсон.

Нет, было бы опрометчиво делиться с мистером Роуселлом всеми своими опасениями. Однако мистер Роуселл снял камень с моей души. Он считал, что кольцо вне всяких сомнений необходимо вернуть мистеру Карсуоллу. Пока не будет установлен законный владелец, если такое вообще случится, оно по праву принадлежит Карсуоллу. А то, что кольцо находится у меня, автоматически делает меня уязвимым, и мистер Роуселл был шокирован, что я так долго держу кольцо у себя.

– Оставьте его мне, – сказал мистер Роуселл. – Я прослежу, чтобы мистер Карсуолл получил его.

– Но тогда вы окажетесь замешанным в это дело, сэр.

Но Роуселл, даже будучи пьяным, отлично знал свое дело.

– Проще простого. Если вы дадите мне адрес, я отправлю кольцо так, чтобы отправителя нельзя было вычислить. И без сопроводительного письма. Адрес напишем заглавными буквами. Постойте-ка, мы запутаем всех еще больше. На следующей неделе Аткинс едет в Манчестер. Я вручу ему кольцо и попрошу отправить почтой. Так что вам не придется прилагать ни малейших усилий. Забудьте, что вы его вообще видели.

Добравшись до своего убежища, я присел на край узкой кровати, которая раскачивалась, как подвесная койка на корабле, снял пальто, шейный платок, жилет и ботинки. Я вдруг понял, что сквозь облегчение проклевывается, словно росток, другое чувство – желание написать Софи. Мне подумалось, что возвращение кольца может быть расценено некоторыми как признание вины, и необходимо было срочно объяснить, по крайней мере Софи, что мною руководило не чувство вины и я виновным себя не считаю.

Теперь-то я понимаю – размышляя холодно и здраво уже в другом месте и по прошествии времени, – что этот довод был едва ли разумен, скорее напротив, это было самое слабое оправдание из всех возможных. Просто мне хотелось написать Софи и сделать это немедленно. Не тратя времени на обдумывание, я нашел перо, чернильницу и бумагу и сел рядом с подоконником, который и в этом случае служил мне столом.

Я все еще сидел там, когда мистер Джем с трудом поднялся по ступенькам, постучался и спросил, как я себя чувствую. Церковные колокола пробили сначала половину первого, а потом и час. Наконец я нашел-таки слова, выражавшие все, что я хотел сказать, прямо и косвенно, и написал всего два предложения:

«Прошу вас, не верьте тому, что вам будут говорить обо мне. Но знайте, что я был и остаюсь навсегда вашим преданным другом».

Я не поставил ни даты, ни подписи, свернул листок и скрепил письмо сургучной печатью. На лицевой стороне я написал имя Софи, изменив почерк, но не указал адреса, поскольку не знал точно, приехала ли она в город вместе с мистером Карсуоллом. Наконец я поднес письмо к губам и поцеловал его.

Через минуту я положил одежду за дверь, лег на кровать и заснул, не затушив свечи.