Текст книги "Загадка Эдгара По"

Автор книги: Эндрю Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

71

На следующее утро я проснулся и обнаружил, что у меня пересохло во рту, но голова удивительно ясная. Я все еще лежал в объятиях дремы и мысленно увидел Софи, причем так живо, что казалось, стоит приложить капельку усилий, протянуть руку, и я дотронусь до теплой живой женщины.

Я сел в кровати и посмотрел на подоконник, где в углу лежало письмо, написанное вчера вечером. Но прежде чем Софи прочтет послание, необходимо ее отыскать. Есть вероятность, что она сейчас живет с Карсуоллами на Маргарет-стрит, но это неточно. Я надеялся, что смогу хоть одним глазком ее увидеть, если буду бродить поблизости от особняка Карсуолла. Возможно – и при этой мысли мое сердце начинало биться быстрее – я даже смогу передать письмо лично в руки, поскольку я не осмеливался довериться нашей пенни-почте. Примерно через час после отправления письмо окажется в руках мистера Карсуолла, ведь он просматривает всю корреспонденцию. Я подумал, что он запросто сможет прочесть письмо на имя Софи.

Нет, мой план ни в коем случае не был идеален, но обладал двумя замечательными достоинствами – во-первых, я придумал себе какое-то занятие, а во-вторых, у меня появился шанс снова увидеть Софи. Правда, существовала и опасность, что меня узнает кто-то из слуг, но я только что купил темно-зеленое пальто у печального русского джентльмена с третьего этажа, а в этом одеянии меня никто не видел. Если поднять воротник, натянуть шляпу пониже и соблюдать меры предосторожности, то почти наверняка удастся избежать разоблачения.

В начале двенадцатого я отделился от толпы на Оксфорд-стрит и двинулся на север, зайдя на Маргарет-стрит с западной стороны. Дом мистера Карсуолла находился на северной стороне, в квартале между Личфилд-стрит и Портлэнд-стрит. Отведя глаза, я заторопился по противоположной стороне улицы.

Было еще слишком рано, и на улице можно было встретить лишь слуг и мальчишек-рассыльных, доставляющих заказы из лавок. Пешеходов было мало, мне даже показалось, что я вызываю подозрения. Никогда раньше я не догадывался, что шпион, должно быть, ощущает, что у него на лбу горит клеймо «шпион».

В приступе паники я свернул на Грейт-Титчфилд-стрит и окунулся в суету экипажей на Оксфорд-стрит. Следующий час я провел, кружа вокруг особняка Карсуолла. Я видел проныру Пратта, прихвостня мистера Карсуолла, который прогулочным шагом шел в своей утренней ливрее по Оксфорд-маркет, с вожделением глядя на женщин. Я спрятался в какой-то лавочке и подождал, пока он пройдет.

Наконец мое терпение было вознаграждено. На Уинсли-стрит я заметил двух мальчиков, идущих впереди меня. Я тут же узнал их со спины, и внезапно сердце защемило от грусти. До этого момента я даже не осознавал, как сильно скучаю по мальчикам. Через мгновения я похлопал Чарли по плечу.

– Ой! А, сэр, это вы! Эдгар, постой!

Мальчики энергично пожали мне руку. Они замолчали, но я безошибочно прочел радость на их лицах.

– Вы пришли к нам в гости, сэр? – наконец спросил Чарли.

– Нет… случайно проходил мимо, – я видел, как Эдгар ткнул друга локтем в бок, он, очевидно, считал, что я ничего не замечу. Чарли покраснел от смущения. – Сегодня прекрасная погода, и я вышел подышать свежим воздухом.

– Да, сэр, – сказал Чарли. – Мне только что в голову пришло, что сегодня отличный денек, как раз для прогулок.

Он говорил бессвязно, но его намерения были исключительно благими.

– Я удивлен, что вы здесь, – заметил я, – хотя, разумеется, очень рад вас видеть. Просто я считал, что вы должны быть в школе, или, по крайней мере, Эдгар должен быть в школе.

– Мистер Карсуолл сказал, что Чарли тоже может вернуться со мною, – сообщил Эдгар. – Так что мы оба у мистера Брэнсби.

Я кивнул. Мистер Брэнсби оказал мистеру Карсуоллу услугу, так что вполне понятно, что последний изменил свое решение.

– Это хорошо для вас обоих. Значит, мистер Брэнсби устроил выходной для всех учеников?

– Не для всех, – сказал Эдгар, – а только для нас с Чарли.

– Вчера у кузины Флоры был день рождения, сэр, – объяснил Чарли. – Так что устроили званый обед, а потом все танцевали и играли в карты, пришло очень много гостей. Флора попросила, чтобы нас тоже пригласили – меня потому, что я ее кузен, а Эдгара, так как он мой лучший друг. Капитан Руиспидж приехал и забрал нас из школы. Нет, вы только представьте себе! Он приехал на своей великолепной двуколке, а мы сели за ним. Все ребята в школе просто позеленели от зависти!

– Мы возвращаемся сегодня днем, – вставил Эдгар. – Нас отвезет секретарь мистера Аллана.

– Ага, нас и птичку, – кивнул Чарли.

– Птичку? – переспросил я.

– Попугая, сэр. Мне подарил его мистер Карсуолл. И мы сможем взять его в школу, мистер Брэнсби уже разрешил. Нужно только зерно для него покупать. Пока что попугай мало говорит, но мы его научим.

– Ох, сэр, – сказал Эдгар после неловкой паузы. – У нас новый учитель, мистер Браун, но ребята его не любят. Они… мы… короче, жаль, что вы нас покинули.

– Мне тоже жаль, – сказал я, поняв с его слов, что Карсуолл и Брэнсби не стали афишировать причины моего увольнения, а возможно и сам факт, что я ушел не по собственной воле. Никто бы из них не выгадал, если бы скандал просочился за стены школы.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Чарли. – Между вами с мистером Карсуоллом возникли какие-то разногласия? Мы не поняли, почему вы так спешно покинули Монкшилл, а мистер Карсуолл запретил произносить ваше имя в его доме.

– Да, мы действительно немного повздорили, – я улыбнулся мальчикам, – но не буду забивать вам голову подробностями. Не смею задерживать вас.

– А вы не хотели бы посмотреть на птицу, сэр? – спросил Эдгар. – Это необыкновенно интересная птица, и очень умная вдобавок. Она все время что-то говорит, но мы пока не разобрали, что именно.

– Я бы хотел посмотреть на вашего попугая больше всего на свете, но…

– Мы с Эдгаром сегодня после обеда пойдем к мистеру Аллану и возьмем с собой попугая, – внезапно сказал Чарли. – У мистера Карсуолла нет свободного экипажа. Мама говорит, что нанимать карету не стоит, потому что тут идти всего ничего. Если хотите, пойдемте с нами, мы будем рады показать вам птицу.

Я поклонился.

– Вы очень любезны.

Я испытал угрызения совести при мысли о том, что без спроса встречусь еще раз с мальчиками, но тут же придумал стратегию, которая не только притупила голос совести, но имела и практическую пользу.

– Чарли, простите, я могу попросить вас об одолжении? У меня письмо для вашей матушки, я намеревался оставить его, когда буду проходить мимо вашего дома, но совершенно вылетело из головы. Не могли бы вы отдать ей письмо, пожалуйста?

Чарли сказал, что с удовольствием выполнит мое поручение. Я заметил, как мальчики обменялись многозначительными взглядами, и понял, что не нужно намекать на то, что желательно сохранить мою просьбу в тайне. Мальчики привыкли жить под гнетом тирании, будь то школа мистера Брэнсби или особняк мистера Карсуолла, а тирания воспитывает умение хранить секреты. Мы договорились встретиться на Бедфорд-сквер, где они будут проходить по дороге к Саутгемптон-роу, поскольку лишь этот путь позволял безопасно обойти неспокойный район Сент-Джайлс.

Оставшееся до встречи время я провел в постоянном движении, поскольку меня переполняла энергия, не дававшая замереть ни на секунду. Я потопал на север, прошел мимо новой церкви Святого Панкрация, которую выстроили на Уоборн-плейс рядом с Кларендон-сквер. Там я запаниковал, испугавшись, что могу опоздать, припустил на юг так, словно сам дьявол наступал мне на пятки, и добрался до Бедфорд-сквер аж за двадцать минут до назначенного часа. Я ходил туда-сюда по площади и прилегающим улицам, пока через полчаса, наконец, не увидел, что в моем направлении идут гуськом две маленькие фигурки. Когда они приблизились, я понял, что мальчики несут на плечах шест, на котором висит клетка, закрытая покрывалом из синей саржи. Мы вместе дошли до угла, где они с величайшей осторожностью поставили свою ношу на землю.

– Если набросить покрывало, птица думает, что уже ночь, – объяснил Чарли, – и сразу же засыпает.

Он наклонился и медленно снял покрывало. Увидев, как раскачивалась клетка на шесте, я не удивился, что ее обитатель уже проснулся. Это было неопрятное создание с засаленными ободранными перьями и злыми глазками. В самой же клетке не было ни пятнышка. Чарли только-только вступил в права владения птицей и еще был полон энтузиазма. Мне отчаянно хотелось узнать, какой ответ дала мне Софи, но я не знал, как спросить.

– У вашего попугая есть имя?

– Даже два, сэр, – ответил Эдгар.

– Первое имя Джексон, – сказал Чарли. – В честь боксера Джексона по кличке Джентльмен. Уверен, эта птица была бы бесстрашным бойцом. Но я разрешил Эдгару тоже выбрать имя, вообще-то это мой попугай, но почему бы не дать ему сразу два имени, ведь людям-то дают.

– Вы совершенно правы, – согласился я.

– Я выбрал ему имя Тамерлан.

– Очень благородное имя.

– Так он же благородный попугай, – серьезно заметил Эдгар. – Уверен, он очень умный. Мы научим его героическим стихам.

– Он уже умеет говорить, – вставил Чарли, затем просунул палец сквозь прутья клетки и ткнул несчастную птицу в бок – она тут же переместилась на другой конец жердочки. – Давай же, Джексон, поговори с нами.

Но попутай упорно хранил молчание. Он зло посматривал из клетки и отказывался произнести хоть звук.

– Простите, сэр, – погрустнел Чарли. – Вам бы очень понравилось, как он говорит. Совсем как человек, только никто не может понять, что именно.

– Неважно. Скажите, вам удалось передать письмо вашей матушке?

Чарли посмотрел на меня простодушно, как это часто бывает у детей, и я задумался, что именно он заметил и что понял.

– О да, сэр. Мама просила передать вам поклон и сказала, что ответа не будет.

Я кинул, надеясь, что смогу сделать вид, что именно этого и ожидал.

– Ayez peur, – пронзительно заверещала дурная птица.

– Что сказала эта… – начал было я, но проглотил конец предложения.

Эдгар захлопал в ладоши.

– Вот! Я знал, что он заговорит. Разве не здорово, сэр?

– Да, в самом деле.

– Прямо как человек, да?

– Да, не отличить.

– А вы можете разобрать, что он говорит? – спросил Чарли.

– Ayez peur, – повторила птица и принялась клевать зернышки.

– Думаю, да, – сказал я, – хотя ему не совсем удаются согласные. Разве это не «ай, перо»?

– Ayez peur, – в третий раз сообщила птица и наложила кучку посреди клетки.

– Да, без сомнения, так и есть, – продолжил я. – Вероятно, он дорожит своим опереньем и не позволят выдирать перья, сообщая хозяину всякий раз, когда кто-то посягает на них!

Моя жалкая попытка пошутить показалась мальчикам ужасно смешной. Мы еще несколько минут поговорили, прежде чем Эдгар тронул своего друга за рукав.

– Нужно идти, Чарли, – сказал он. – Мистер Аллан рассердится, если мы заставим ждать его секретаря.

Чарли нагнулся над клеткой и аккуратно закрыл ее покрывалом.

Эдгар сказал, понизив голос так, чтобы слышал только я:

– Мне кажется, миссис Франт сегодня собирается на кладбище. Я слышал, как она говорила об этом миссис Керридж На могиле мистера Франта уже установили надгробие.

– Ага, – сказал Чарли. – Опять ночь. Думаю, Джексон не будет против, если мы немножко покачаем клетку, пока несем его, очень вероятно, это напомнит ему о том, как он качался на ветках в родных джунглях.

– Спасибо, – шепнул я Эдгару и добавил громче: – Благодарю вас за то, что вы показали мне Джексона-Тамерлана. Уверен, вскоре вы сможете научить его целому стихотворению.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Я пару минут смотрел, как маленькая процессия удаляется в сторону Саутгемптон-роу, а потом медленно побрел на восток, но постепенно забирал на север, чтобы не идти по пятам мальчиков.

Я шел, пошатываясь, словно в трансе, время от времени наталкиваясь на стены и даже других пешеходов, иногда спотыкаясь. Прохожие шарахались от меня, бросая в мою сторону неодобрительные взгляды. У меня кружилась голова, словно я пробудился от тяжелого сна и не мог понять, где я нахожусь.

Я снова и снова мысленно слышал пронзительный вопль Джексона-Тамерлана, который выкрикивал знакомые слова: Ayez peur, ayez peur.

72

С кладбища возле церкви Святого Георгия раздавались крики играющих детей и пронзительный непереводимый язык птиц. На юг простирались величественные здания Приюта в обрамлении садов Мекленбург-сквер и Брансуик-сквер.

Софи не было. Вероятно, она уже ушла. Или же, возможно, Эдгар ошибся во времени или даже месте. Я попытался представить ее лицо, но на этот раз даже в этом удовольствии мне было отказано.

Я искал утешения, развив бурную деятельность. Кладбище казалось отполированным в лучах заходящего весеннего солнца. Служитель топтался у ворот. Я дал ему шесть пенсов и попросил показать нужную мне могилу. Надгробие было маленьким и простым, еще не успевшим обветриться и пострадать от непогоды. Никаких плачущих херувимчиков или неискренних эпитафий – на камне было высечено лишь следующее:

ГЕНРИ УИЛЬЯМ ПАРКЕР ФРАНТ

17 июля 1977 – 25 ноября 1819

aet. Suae [38]38
  В возрасте (лат.).


[Закрыть]44

Худощавый Франт казался моложе своих лет. Дата рождения пробудила во мне воспоминание. Я подумал, что на табличке в церкви в Флаксерн-Парве тот же год значился годом смерти его матушки Эмили. Возможно, она умерла во время родов или от возникших осложнений. Я внезапно увидел, причем видение было четким, неожиданным и нежеланным, маленького мальчика среди слуг в огромном особняке в Монкшилл, растущего без матери. Отец мальчика посвятил себя разгульной жизни, которая отдаляла его от собственного чада, а потом, когда Монкшилл нужно было продать, мальчика вырвали из уюта семейного лона и отправили жить среди чужих людей в Ирландии. Да, Генри Франт – джентльмен, вернее, был джентльменом, но вряд ли ему можно позавидовать.

Я отвернулся и начал мерить шагами гравиевые дорожки, при этом из головы никак не выходили слова проклятой птицы. Мимо меня прошла похоронная процессия, и я непроизвольно сдернул шляпу и посторонился. О, эта страшная роскошь смерти! Наконец родственники и друзья усопшего миновали меня. И тут я увидел, как по тропинке, перпендикулярно процессии, торопливо приближается легко узнаваемая фигурка Софи Франт. Она была одна.

Я быстрым шагом двинулся за нею. Вдовий траур часто накладывает на тех, кто его носит, печать анонимности: даже когда лицо открыто, вы видите вдову, а не женщину. Но ошибки быть не могло, это Софи. Я узнавал каждую линию ее тела, ведь я и в жизни, и в мечтах изучил изгиб ее шеи, помнил ее осанку, ее походку, когда Софи шла, глядя по сторонам, поскольку ей с ее живым умом все было интересно, все хотелось рассмотреть.

Она услышала мои шаги и посторонилась, чтобы пропустить меня, притворившись, что изучает эпитафию на памятнике. Я поравнялся с нею и остановился. Ее головка медленно повернулась в мою сторону.

Я поклонился. Мы молчали. Нас разделяло всего четыре или пять футов. Я отдавал себе отчет в том, что похоронная процессия направляется к открытой могиле всего в паре шагов от того места, где покоились останки Генри Франта. Погода была чудесная, и на кладбище пришли и другие посетители. И здесь, среди могил, нас обтекал людской поток.

Софи откинула вуаль. Меня всегда притягивали ее глаза. Я сделал шаг навстречу, но резко остановился. Обстоятельства изменились, а я был рабом этих обстоятельств. В Монкшилл я видел ее каждый день, мы обедали за одним столом, гуляли по одним тропинкам – все это породило ложное чувство интимности, казалось естественным для дамы ее положения обращаться со мной почти как с равным. Но последние три месяца развеяли дымку иллюзий. Теперь, снова увидев ее, я не мог не думать о пропасти между нами, о контрасте между моим потрепанным поношенным пальто и ее элегантным черным одеянием. Я не узнавал ни ее плаща, ни платья под ним.

– Том, – сказала Софи. – Нам нельзя видеться.

– Тогда почему вы не ответили на мое письмо? Почему оставили томиться в неизвестности?

Она вздрогнула, словно от удара.

– Я не хотела этого. Просто решила, что лучше будет полностью и немедленно разорвать отношения.

– Лучше для кого?

Софи посмотрела прямо на меня.

– Для меня. И для вас, наверное. Кроме того, дальнейшее наше общение ранит кузину.

– Мисс Карсуолл? Она-то тут при чем?

– Вам лучше знать, сэр.

Я почувствовал, как меня бросило в жар.

– Софи, дорогая, если вы имеете в виду тот последний вечер в Монкшилл, то мисс Карсуолл зашла ко мне только, чтобы попрощаться и одолжить немного денег на поездку. Это было лишь проявление доброты, не более.

Она отвернулась, шляпка и вуаль закрывали ее лицо.

– Если и так, есть иная причина, по которой я не должна видеть вас или писать вам.

– Из-за того, что мистер Карсуолл сфабриковал обвинения против меня?

Софи покачала головой:

– Я знала, что это чепуха. И Флора тоже.

– Кто-то по наущению Карсуолла зашил кольцо под подкладку моего пальто, подозреваю, это был Пратт. Но к счастью, я обнаружил кольцо, приехав в Лондон. Я договорился, что его анонимно вернут.

– Я так беспокоилась. Не знала, где вы и что с вами, – Софи заговорила быстрее, и ее лицо оживилось. – Мистер Карсуолл передумал забирать Чарли из школы мистера Брэнсби. Но вы больше там не работаете, я правильно поняла?

Я кивнул.

– Мистер Брэнсби и мистер Карсуолл пришли к взаимопониманию. Я оставил место, пока меня не успели уволить.

– И как же вы теперь живете?

Я видел, что Софи смотрит на меня, и понимал, что она думает, видя мою потрепанную шляпу и потертое пальто.

– Спасибо, хорошо. У меня есть друзья.

– Я рада.

– А вы?

Она передернула плечами.

– Я живу у кузенов, как и раньше. Мистер Карсуолл полностью нас обеспечивает. Выдает жалованье миссис Керридж и оплачивает счета мистера Брэнсби. Я ни в чем не нуждаюсь.

– Софи, он все еще…

– Я ищу могилу мистера Франта, – перебила она, и это прозвучало как упрек. – Надгробие установили только на прошлой неделе, и я хотела его увидеть.

Я показал:

– Вон там.

– За это тоже заплатил мистер Карсуолл.

Я без приглашения молча последовал за ней, показал могилу, и мы остановились. Софи пару минут смотрела на надгробие, ее лицо было бледным и неподвижным. Я не увидел и тени эмоций – с таким выражением она могла бы изучать меню.

– Как вы думаете, он упокоился с миром? – вдруг спросила она.

– Не знаю.

– Он всегда был таким неугомонным. Мне кажется, ему и не хотелось бы покоиться с миром. Превратиться в ничто. Не хотеть ничего.

Софи указала правой рукой на могилу и это движение напомнило мне, как на похоронах присутствующие бросают горсть земли на гроб, прежде чем его закопают навсегда. Словно ставила точку. Не глядя на меня, она зашагала прочь. Я надел шляпу и двинулся за нею.

– Софи, – позвал я, поскольку после того, что между нами произошло, не мог называть ее миссис Франт. – Выслушайте меня!

– Прошу вас, молчите, – ее глаза блестели. – Прошу вас, Том.

– Но я должен. Другого шанса может и не быть. Вам нельзя там оставаться!

– Почему? Карсуоллы мои родственники.

– Но что будет, когда мисс Карсуолл выйдет за сэра Джорджа? Вы останетесь наедине с этим старым развратником?

– Это мое дело, и вас не касается.

– Очень даже касается. Я не могу отойти в сторону и оставить вас без защиты.

– Но мне не нужна ваша жалость.

– А я и не собираюсь жалеть вас. Я хочу любить вас. Да, мне нечего дать вам, Софи, Но мне кажется, я смогу своим трудом зарабатывать, чтобы вы с Чарли не нуждались. Если бы вы позволили, я предложил бы вам руку и сердце.

– Я не могу принять ваше предложение. Об этом не может быть и речи.

– Тогда позвольте мне содержать вас без брака.

– Как вашу любовницу, вы хотите сказать? – резко спросила она. – Вот уж не думала, что вы…

– Нет, нет. Я хотел сказать – как сестру или в любом другом качестве, как сами пожелаете. Я живу в весьма респектабельном месте и мог бы поместить вас под защиту своей хозяйки, а сам переехать куда-нибудь.

– Нет, сэр, нет, – ее голос стал тише. – Это невозможно.

– Я знаю, сначала мы будем бедны, но через какое-то время я начну прилично зарабатывать. У меня много друзей, я готов работать не покладая рук. Я сделаю все, что от меня зависит…

– Не сомневаюсь, Том, – она тронула меня за руку. – Но это невозможно. Когда закончится год траура, я выйду замуж за мистера Карсуолла.

Я ошеломленно смотрел на нее несколько секунд, с открытым ртом, как идиот. Затем схватил ее за руку и выпалил:

– Софи, любовь моя, нет, вы не должны…

– Почему же? – она отодвинулась, высвободив руку. – Ради Чарли. Мистер Карсуолл пообещал выделить ему значительную сумму в день нашего бракосочетания и включить его в завещание.

– Это ужасно! Карсуолл чудовище! Я…

– Думаю, наш союз одобрят родственники, друзья и весь свет. Ведь мистер Карсуолл мой кузен. Да, он значительно старше, но это неважно. Не сомневаюсь, мы отлично поладим. Чарли будет обеспечен всем необходимым, да и я буду жить как у Христа за пазухой. Не стану притворяться, что материальные соображения ничего для меня не значат. Если я соглашусь выйти за мистера Карсуолла, то обязана уважать его волю, а значит, мы должны прекратить наши отношения.

Я в ужасе взирал на ее бледное решительное лицо. Что-то в моей душе разбилось вдребезги. Я повернулся и побежал прочь. Глаза застилали слезы, струившиеся по щекам. Я протиснулся через толпу, сгрудившуюся вокруг открытой могилы, и бросился за ворота кладбища.

Снаружи стояла вереница экипажей. В окошке первого мелькнуло чье-то лицо, и я узнал его. Миссис Керридж ждала свою хозяйку.

Я бросился бежать. В моей голове звенел крик проклятой птицы.

Ayez peur! Ayez peur!