Текст книги "Загадка Эдгара По"

Автор книги: Эндрю Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

82

Апрель уступил место маю. Я по-прежнему жил у миссис Джем на Гонт-корт. Денег на жизнь хватало, и я даже немного откладывал. Мне стоило бы радоваться, что меня перестал мучить страх, но я не мог.

Пару раз я обедал с мистером Роусселом, который собирался пристроить меня секретарем к кому-то из своих друзей. Это было отличное место с перспективой на повышение. Несколько раз я встречался с Хармвеллом, мы вместе гуляли по парку и смотрели, как мимо нас мчится жизнь, при этом не испытывали необходимости в разговорах.

Именно Хармвелл рассказал мне, что положение мистера Карсуолла не было уже столь безнадежным, однако старик так и не научился заново двигать руками и ногами, и речь к нему пока не вернулась. Врачи считали, что удар повлиял и на его рассудок, а не только на тело.

– Он превратился в большого ребенка, – сказал Хармвелл. – Только и делает, что лежит в своей спальне, а остальное делают за него.

– А как же брак мисс Карсуолл?

Негр пожал плечами.

– Они с сэром Джорджем всё ещё хотят пожениться, но сейчас встал вопрос о формальностях и о том, кто возьмет на себя руководство делами мистера Карсуолла. Иными словами, это дело адвокатов. Пока что мисс Карсуолл и миссис Франт остаются со стариком на Маргарет-стрит. Но сколько это продлится, я не могу сказать, – он замялся и добавил: – Мисс Керридж сказала, что капитан Руиспидж сейчас в городе и пару раз заезжал к ним.

Никто так и не узнал о том, что же на самом деле случилось на заброшенной ферме близ Килбурна. Якобы мистер Карсуолл нанял двуколку и повез мистера Ноака осмотреть земельный участок на предмет совместного вложения капитала. Но в дороге мистеру старику стало плохо, и джентльмены нашли убежище на заброшенной ферме. Никто не сомневался в подлинности этой истории – просто не было причин сомневаться.

В начале мая мистер Ноак пригласил меня отобедать с ним на Флит-стрит. Мы ели бараньи отбивные под соусом из каперсов и запивали легким красным вином. Мистер Ноак казался измученным.

– Никаких новостей об этом По, – внезапно сказал он, отодвигая от себя пустую тарелку. – Я велел установить постоянное наблюдение за его домом на Куин-стрит и назначил расследование. В лавке все вверх дном, там уже побывали судебные приставы. А сам По испарился. Подозреваю, он бежал за границу.

– А что с похищенными векселями?

– Мне пока не удалось отыскать их следов. Скорее всего По забрал их с собой. После того случая в Ригс ни один из них не предъявляли к уплате. Кстати, я почти уверен, каким именно образом они провернули эту операцию в прошлый раз. У Карсуолла есть или скорее, был поверенный в Париже, а у того имеется секретарь по фамилии Фроман. Именно месье Фроман передал вексель нотариусу в Брюссель, а тот в свою очередь дальше, но я уже отследил всю цепочку. Но разумеется, сейчас По уже не может воспользоваться деловыми связями Карсуолла в Европе. И… – Ноак перегнулся через стол и спросил торопливым шёпотом: – Вы совершенно уверены, что опознали того человека в Килбурне?

– Да, сэр, – меня печалило то отчаяние, которое я слышал в голосе Ноака. – Сомнений нет. Я говорил именно с Дэвидом По, а не с Генри Франтом.

Ноак откинулся на стуле.

– Очень жаль, что вы позволили ему сбежать.

Я улыбнулся, изображая безразличие, которого не чувствовал.

– Он обхитрил меня, сэр. Но, возможно, это и к лучшему. Самое главное – то, что палец, который я не без помощи мистера По нашел в его же сумке, был отрезан от тела его покойного тестя. Совершенно точно. То есть эта уловка была задумана, чтобы сбить меня со следа, заставить поверить, что, возможно, труп, обнаруженный на Веллингтон-террас, принадлежит не Генри Франту. Но, разумеется, это он.

– Жаль, что я не привел Франта на виселицу, как он того заслуживал, – вздохнул Ноак после небольшой паузы. – Я буду жалеть об этом до конца дней своих. Убийство моего сына так и осталось безнаказанным.

Я подавил дрожь.

– Если бы вы видели тело мистера Франта, сэр, то не считали бы его безнаказанным. В общем, мистера Франта постигла печальная участь. Он превратился в банкрота, расхитителя, постоянно жил под страхом виселицы, потом ему спутали все карты, а его самого забили насмерть, превратив в кровавое месиво. О нет, его смерть не назовешь легкой.

Ноак фыркнул, взял зубочистку и пару секунд крутил ее в руке, а потом вздохнул:

– И Карсуолл тоже… Не думаю, что смогу покарать его…

– Определенно, его осудило само провидение. Он существует в темнице собственного тела в ожидании смертельного приговора.

Ноак не ответил. Он подозвал официанта и оплатил наш счет, внимательно отсчитывая монеты. Я подумал, что рассердил его. Однако когда мы шли по Стрэнд, Ноак остановился и тронул меня за рукав.

– Мистер Шилд, я понимаю, какую услугу вы мне оказали. И хотя все пошло не совсем так, как мне хотелось, я так или иначе достиг своей цели. Через пару недель я вернусь в Америку. А у вас какие планы на жизнь?

– Пока не знаю, сэр.

– Вы не можете откладывать решение надолго. Вы молоды и способны и могли бы найти себя в Соединенных Штатах, а я, вероятно, смог бы вам в этом посодействовать. Перед отплытием я напишу вам и оставлю свой адрес.

Я начал было благодарить его, но он резко повернулся и быстро зашагал прочь, даже не пожав мне на прощание руки. Через мгновение Ноак уже растворился в толпе.

83

В конце мая, после того как мистер Ноак и мистер Хармвелл отплыли из Ливерпуля, я явился в особняк на Маргарет-стрит. Я был свежевыбрит, подстрижен и даже купил отличное новое пальто в честь такого случая.

Дверь открыл Пратт. Я увидел отблеск сомнения на его вытянутом лице с ввалившимися щеками, даже, возможно, страх. Воспользовавшись замешательством лакея, я прошел мимо него в коридор, протянул шляпу и перчатки, и Пратт машинально взял их.

– Мисс Карсуолл дома? Прошу вас передать от меня поклон и спросить, не могла бы она уделить мне пару минут.

Он несколько секунд рассматривал меня, его глаза сузились.

– И не мешкайте, – тихо добавил я, – иначе мне придется открыть мисс Карсуолл, насколько низко вы готовы были пасть, дабы удовлетворить своего хозяина.

Пратт потупил взор и проводил меня в гостиную, где когда-то, много месяцев назад, мистер Карсуолл задавал мне вопросы и потягивал вино. И хотя убранство комнаты не изменилось, атмосфера стала совершенно иной. В комнате было больше света и воздуха. Сигареты, очки, газеты и прочие мужские принадлежности убрали, мебель расставили по местам и отполировали. Не прошло и пару минут, как дверь отворилась. Я повернулся, ожидая увидеть Пратта, но предо мной стояла Флора Карсуолл.

Невзирая на условности, она была одна. Мисс Карсуолл закрыла за собой дверь и протянула мне руку:

– Мистер Шилд, как я рада вас видеть! Как вы поживаете?

Мы обменялись рукопожатиями. Флора устроилась на диване и похлопала по нему рукой, приглашая сесть рядом:

– Прошу вас, сюда. Чтобы я вас видела. – Флора была одета в серое платье, как и полагается в ее ситуации, но на ее лице я не увидел следов печали, зато отметил, что теперь она намного более уверена в себе, – Чарли в школе, разумеется… но он очень расстроиться, что не увиделся с вами.

О Софи ни слова.

Я спросил как здоровье отца, и узнал, что все без изменений. Мисс Карсуолл охотно сообщила мне, что адвокаты обеих сторон, и сэра Джорджа, и мистера Карсуолла, настроен оптимистично и считают, что можно будет назначить свадьбу на ранее оговоренную дату.

– Что же до папы, – продолжила она со смешком, – то я уже все продумала. Разумеется, когда я выйду замуж, то должна буду посвятить себя мужу, но я устрою так, что с папой останется Софи и будет играть роль дочери, пока меня нет рядом, – мисс Карсуолл улыбнулась мне, и её ресницы затрепетали. – Ну разве это не чудесный план? У бедняжки Софи будет дом, у моего дорого Чарли тоже, а папа всегда души не чаял в Софи, – она искоса посмотрела на меня, – по-своему.

Я не мог придумать плана лучше, чтобы досадить обеим вовлеченным сторонам.

– А мистер Карсуолл? Ему понравился ваш план?

– Не хочу показаться бесчувственной, мистер Шилд, но я понятия не имею. Папа просто лежит в своей комнате без движения. Три раза в день слуги поднимают его и дают похлебку или что-то в этом роде. Ну, глотать-то он все еще может. А знает ли, что именно глотает, и осознает ли вообще, что его кормят, – это другой вопрос. Разумеется, это очень печально, особенно если вспомнить, каким он был, – энергичным, решительным! – Она улыбнулась. – И таким милым! Но нужно мужественно переносить неприятности, ведь правда? Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Я так рада, что небольшое недоразумение с траурным кольцом благополучно разрешилось. Иногда отец бывает вспыльчив, особенно когда волнуется. Он воспринял смерть миссис Джонсон близко к сердцу – как и все мы – и, без сомнения, это повлияло тогда на его суждение.

– Я видел отчет о расследовании смерти миссис Джонсон в «Морнинг-пост», – сказал я. – Печальная случайность.

– О да, – лицо мисс Карсуолл приняло подобающее серьёзное выражение. – Вся семья очень беспокоилась о лейтенанте Джонсоне, он ведь так любил супругу, знаете, и всегда был склонен к меланхолии. Но сэр Джордж поговорил с кем нужно в адмиралтействе, и вскоре у бедняги будет собственно судно. Да, маленькое, я понимаю, но это уже хоть что-то, работа отвлечет его от печали.

Мы сдержанно помолчали пару минут. Да, Руиспиджи молодцы, они предприняли шаги, чтобы лейтенант Джонсон примирился со смертью супруги и вердиктом коронера. Так что я не был удивлен, услышав следующие замечание мисс Карсуолл:

– Буквально на днях я сказала сэру Джорджу, что нельзя упускать из виду такого благородного и образованного юношу, как вы. Не забудьте перед уходом записать мне свой адрес, – она придвинулась ближе к краешку дивана. – Сэр Джордж может составить вам протекцию в свете.

– Мисс Карсуолл, могу я кое-что предложить?

Она широко улыбнулась.

– Разумеется, мистер Шилд.

– Это касается миссис Франт.

Она выпрямилась.

– Боюсь, я вас не понимаю. Какие дела могут связывать вас с миссис Франт?

– Предложение касается не меня, мисс Карсуолл, а вас. Помните, как осенью прошлого года я заверил один кодициль.

Она посмотрела на меня так, как смотрел мистер Карсуолл.

– Конечно помню.

– Мне кажется, будет правильно, если вы откажетесь от наследства мистера Уэйвенху в пользу миссис Франт, которая, насколько я понял, изначально была назначена наследницей.

– Может, и правильно, сэр, но неразумно.

– Отчего же? Вы теперь очень состоятельная дама, у вас есть все, кроме благородного происхождения. Вскоре вы выйдете замуж и станете еще богаче. Сей жест получит одобрение в свете. Это было бы очень великодушно.

Мисс Карсуолл фыркнула.

– Я бы назвала это иначе. – Она склонила голову набок. – Но почему? Почему вы мне предлагаете это?

– Потому что мне не нравится, при каких обстоятельствах был подписан кодициль.

– Вы могли прямо тогда возразить.

– В моем положении это не так просто. Я виноват, признаю, но еще не поздно все исправить. Я знаю, сэр Джордж благородный человек. Возможно, мне стоит рассказать ему, как было дело, и спросить совета.

– Вы меня удивляете, мистер Шилд, – мисс Карсуолл встала, и я последовал ее примеру. В гневе она сохраняла удивительное достоинство. – Я должна попросить вас уйти.

– Значит, вам не нравится моя идея?

– Прошу вас, позвоните в колокольчик. Слуги проводят вас.

– Мисс Карсуолл, я умоляю вас подумать. Собственность в Глостере для вас ничего не значит, зато она станет спасением для миссис Франт и Чарли.

– Очень трогательно, – она сморщила носик. – Но меня вы не обманете, мистер Шилд. Уверена, что вы просите об этом и ради себя.

– Нет, моей выгоды здесь нет.

– Вы хотите получить ее, – сказала Флора, заливаясь румянцем. – Не отрицайте!

– Но с чего миссис Франт вообще смотреть в мою сторону?!

– Я так и знала! – воскликнула мисс Карсуолл. – Вы действительно хотите этого, я знала с самого начала.

– Мисс Карсуолл, я думаю, будет жестоко оставить миссис Франт в качестве сиделки вашего отца. Вы же знаете, что она ненавидит его.

– Тогда она высказалась бы против несправедливости. Но ведь она христианка? Ее христианский долг – ухаживать за больным. Кроме того, отец приходится ей кузеном. И, может быть, вы не в курсе, но если бы папа не заболел, их родство стало бы еще ближе.

Я не обратил внимания на ее нравоучения.

– Если вы не согласитесь, мисс Карсуолл, мне придется использовать иной аргумент.

Ее губки приоткрылись, обнажив острые белые зубки.

– Вы вынуждаете меня позвать слуг самой?

Я встал между нею и колокольчиком.

– Сначала выслушайте меня. Должен признаться, мне в руки попало одно письмо. Не думаю, что вы с мистером Джорджем обрадуетесь, если оно станет достоянием общественности.

– Это шантаж? Не думала, что вы падёте так низко!

– Вы не оставляете мне выбора.

– Не давите на меня, сэр. Никого письма нет.

– Вы написали его миссис Франт, – сказал я. – В то время вы учились в Бате, а миссис Франт жила на площади Рассела. На письме стоит дата. Девятое октября тысяча восемьсот двенадцатого года. Вскоре после того, как вы вернулись из путешествия в Ирландию, куда съездили с мистером Карсуоллом. Вы пишете о случившемся в Уотерфорде.

– О чем вы говорите? – она по инерции продолжала защищаться, но вопросительной интонации уже не было. Мисс Карсуолл подошла к двери, словно проверяла, закрыта ли щеколда, а потом встала у окна. Через минуту она повернулась ко мне и тихо спросила: – Как письмо оказалось у вас?

Я пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Не хотелось бы обнародовать его содержание, лучше бы я отдал письмо вам, чтобы вы его уничтожили.

– Так отдайте сейчас.

– Я отдам его, как только вы перепишите наследство мистера Уэйвенху на имя миссис Франт. Подумайте: на одной чаше – бесчестье и возможность вцепиться мертвой хваткой в крошечную собственность, которая вам не нужна и которую вы не заслуживаете, а на другой – душевный покой, осознание того, что вы поступили правильно, благодарность кузины и одобрение всего света.

Мисс Карсуолл топнула ножкой:

– Нет! Вы меня из себя выводите! Не надо читать мне нотации, сэр!

Я ждал.

Она продолжила:

– А как я узнаю, что вы говорите правду? Как я узнаю, что у вас действительно есть письмо? Вы его покажете?

– Нет, я не захватил его. Если хотите, я пришлю вам копию, слово в слово, чтобы вы убедились, что я не обманываю.

Она судорожно сглотнула.

– Не думаю, что в этом есть необходимость…. Я подумаю над вашим предложением, мистер Шилд, и напишу вам о своем решение.

Я вытащил записную книжку, нацарапал адрес мистера Роуселла и вырвал страницу, но не отдал ее сразу мисс Карсуолл.

– У меня есть два дополнительных условия, которые я должен упомянуть сейчас, хотя и не думаю, что они вызовут у вас какие-то трудности.

– Вы не у себя дома, чтобы диктовать мне какие-то условия, – огрызнулась мисс Карсуолл.

– Во-первых, – сказал я, – я желал бы, чтобы дарение или другой способ передачи имущества оформлял адвокат, которого выберу я, а именно джентльмен по имени Хэмфри Роуселл из «Линкольнз Инн». Вот увидите, это очень порядочный человек. Во-вторых, я не хочу, чтобы миссис Франт знала о моем участии. Я бы предпочел, чтобы она поверила, что единственная причина – ваша щедрая натура.

Флора Карсуолл подошла ко мне и остановилась, когда между нами оставалась всего пару дюймов. Ее грудь вздымалась и опускалась. Она посмотрела на меня снизу верх, мы стояли так близко друг от друга, что я ощутил ее дыхание на своей щеке.

– Я не понимаю, мистер Шилд. Я действительно вас совсем не понимаю.

– Я и не предполагал, что вы поймете.

– Но если бы вы, в свою очередь, попытались понять меня… а я… если бы…

Казалось, ее голос проникает в мой разум, словно змея. Собрав волю в кулак, я с трудом оторвался от нее и дернул за веревку колокольчика.

– Я буду ждать ответ к завтрашнему вечеру.

– А если я не отвечу?

Я улыбнулся. В дверь постучали, и вошел Пратт. Я склонился над рукой мисс Карсуолл и откланялся, но у двери остановился.

– Чуть не забыл, – я вытащил из записной книжки листок, скрепленный сургучной печатью, и положил на край стола. – Это вам.

Ее лицо смягчилось.

– Что это?

– Я возвращаю ссуду. Вы любезно одолжили мне пять фунтов, когда я покидал Монкшилл.

Через минуту, когда я спускался по ступенькам крыльца, то встретил капитана Руиспиджа, лоснящегося, как пес богача.

– А вы что тут делаете? – резко спросил он, поскольку ему больше не нужно было играть со мной роль уравновешенного и снисходительного джентльмена.

– А вам какое дело, сэр?

– Не дерзите! – он уставился на меня снизу вверх, поскольку я все еще стоял на лестнице. – Вы же знаете, что у миссис Франт есть друзья, и если вы снова станете докучать ей, то я найду на вас управу.

84

Двадцать третьего мая я получил оскорбительно короткое письмо, адресованное мистеру Роуселлу с просьбой передать мне и доставленное Аткинсом. Миссис Франт просила сообщить мистеру Шилду, что в хорошую погоду она обычно гуляет в Грин-парке между двумя и тремя часами пополудни. Это было приглашение в форме утверждения.

Я тут же решил, что не хочу более с ней видеться. Если начать чесать зудящую корку на ране, то она отвалится, и рана снова начнет кровоточить.

Вместо этого я ворчал на детишек миссис Джем, которые не справлялись с уроками. Прогнал человека, сочтя жадным и гнусным, который был готов щедро заплатить за то, что я напишу слезное письмо его дядюшке. Я не мог сосредоточиться дольше пары минут на одном предмете или человеке и думал только о скрытом смысле той краткой записки.

Вскоре после полудня я поднялся к себе, а через час вышел из дома: умытый, побритый и элегантный. Я выглядел франтом, насколько позволяли мои ограниченные средства. В Грин-парке я оказался около двух. Поскольку Сезон [42]42
  Лондонский сезон – светский сезон, который начинается после Пасхи и заканчивается в августе, когда королевский двор и высший свет находятся в Лондоне.


[Закрыть]уже начался, на дорожках было полно модной и не очень модной публики.

Я увидел миссис Франт почти сразу же. Она медленно шла вдоль пруда в северной части парка напротив Девоншир-Хаус по направлению к фонтанам. Горничной рядом не было. Я подошел и несколько минут молча наблюдал, поскольку она не догадывалась, что на нее кто-то смотрит. Взгляд миссис Франт застыл на воде, отбрасывающей золотые и серебряные блики в лучах солнца. Она все еще носила траур по мистеру Франту, но подняла вуаль, и темное платье не казалось неуместным средь модной толпы. Я до мельчайших подробностей помню, как она выглядела и во что была одета, поскольку это сразу же напомнило мне о той пропасти, что лежит и всегда будет лежать меж нами.

Я подошел и поклонился. Миссис Франт подала мне руку, но не улыбнулась. Корка на ране отвалилась, и тут же снова потекла кровь. Миссис Франт предложила мне уйти куда-нибудь от шума и суеты Пиккадилли и публики, прогуливающейся в этой части парка. Мы медленно двинулись на юг. Она не взяла меня под руку. Когда мы отошли на достаточное расстояние, где никто не мог нас подслушать, миссис Франт остановилась и в первый раз посмотрела прямо на меня.

– Вы не были честны со мною, сэр. Вы замыслили что-то за моей спиной.

Я молчал и смотрел на белоснежную полоску кожи между перчаткой и манжетой рукава, на которой заметил пятнышко чернил.

– Кузина Флора передала мне собственность дяди Уэйвенху, – продолжила миссис Франт.

– Рад слышать.

– И сказала, что если бы не вы, она бы никогда этого не сделала, – Софи посмотрела на меня. – Чем вы задобрили ее, ну же, говорите! Флора ничего просто так не делает.

– Я сказал, что очень расстроен теми обстоятельствами, при которых ваш дядюшка подписал кодициль. Если помните, я заверил его подпись. А все остальное сделала за меня щедрая натура мисс Карсуолл.

Софи пошла дальше, я двинулся за нею по траве, но внезапно она остановилась и повернулась ко мне:

– Я не ребенок, чтобы держать меня в неведении. Тут что-то еще. Ко мне заходил адвокат из «Линкольнз Инн» с документами. Когда он собирался уходить, я в лоб спросила, знаком ли он с вами. Он попытался уклониться от ответа, но я настаивала, и в итоге он признался, что знаком.

– Мне хотелось, чтобы дарение оформлял мистер Роуселл, поскольку я полностью ему доверяю, потому и рекомендовал его мисс Карсуолл.

– Что свидетельствует о вашем недоверии к моей кузине.

– Я не говорил этого, мэм. В подобных вопросах полезно спросить совета незаинтересованной стороны.

– Чушь! – она посмотрела на меня. – И как так вышло, что вы вообще могли диктовать свои условия кузине?

– Я вовсе не диктовал ей, просто пытался объяснить, что желательно сделать именно так. Просто посоветовал.

– Тогда почему вы сказали, что не хотите, чтобы кто-то знал о вашем… хм, совете, вы так это называете? Ну же, сэр, я имею право знать, почему вы решились вмешаться в мои дела?

Я мысленно перебрал варианты ответа, но в конце концов решился сказать правду:

– Мне не хотелось, чтобы вы чувствовали себя обязанной.

Она вспыхнула:

– Вы невыносимы, сэр!

– А что прикажете делать? – я вдруг понял, что повысил голос, поэтому перевел дух и продолжил уже тише: – Простите, но мне не хотелось думать о том, что вас запрут с этим ужасным стариком.

– Да, ваша забота делает вам честь, но не стоило беспокоиться. Не стану скрывать, перспектива жить с мистером Карсуоллом не прельщала меня, но это не продлилось бы долго, – она подняла подбородок. – Капитан Руиспидж выказал мне честь и попросил моей руки.

Я отвернулся. Я не мог больше смотреть в ее сияющее лицо.

– Он сделал мне предложение еще до того, как кузина Флора известила о намерении передать мне собственность в Глостере. Так что его мотивы были чисты.

Я бросил на нее взгляд через плечо:

– Не сомневаюсь. Надеюсь, вы будете счастливы. Капитан – достойный человек, и уверен, вы поступаете разумно.

Софи сделала шажок ко мне, заставляя меня вновь взглянуть в ее лицо:

– О да, я всю жизнь поступала разумно. Сначала вышла за Генри Франта, потому что это было разумно. Потом жила в доме Карсуоллов, потому что это было разумно. Но меня уже тошнит от разумности. Она мне претит.

– Нет, однажды вы поступили опрометчиво.

Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Я мысленно увидел комнатку в Глостере и дорогую моему сердцу женщину, которой я мог наслаждаться. Лицо Софи мгновенно смягчилось. Она собиралась было отвернуться, но остановилась и посмотрела на меня из-под ресниц. Кокетка сделала бы то же, но Софи кокеткой не была. Думаю, она просто внезапно смутилась.

– О нет, я поступила опрометчиво, и когда капитан Руиспидж просил моей руки, я сказала, что сознаю, какую честь он оказал мне, и всегда буду считать его своим другом, но не люблю его. Он сказал, что это не важно, и еще раз повторил свое предложение. Я ответила, что мне нужно время подумать.

– Значит, вы все-таки поступили благоразумно?

– Мне нужно было думать о Чарли, – она помолчала и добавила: – И сейчас нужно. Но потом Флора сообщила, что собирается отдать мне собственность в Глостере, и я написала капитану Руиспиджу о своем решении. Флора услышала, что я не выхожу за него, и именно тогда призналась, что это была ваша идея отдать мне наследство дядюшки и вы просили ее не говорить о вашем участии. И я снова спрашиваю: зачем вы это сделали?

– Ответ тот же: я не хотел, чтобы вы чувствовали себя обязанной.

– Но я чувствую себя еще более обязанной кузине Флоре.

– Не сомневаюсь.

– Она передала мне собственность, которая приносит в год около двухсот пятидесяти фунтов, – Софи посмотрела на меня снизу вверх. – Так скажите мне: разве я не должна быть благодарной и вам тоже, а не только кузине?

– Я не хотел обманывать вас, просто желал, чтобы вы обрели независимость, не более. Если бы вы чувствовали себя обязанной, зная, что я как-то повлиял на решение кузины, то боюсь, вы неправильно бы все расценили.

– Что именно?

Я не ответил. Словно по обоюдному согласию мы двинулись по аллее в сторону Сент-Джеймс-парка, и мне казалось, что Софи идет чуть ближе ко мне, чем раньше. Я не видел ее лица из-за шляпки, лишь перья покачивались над головой. Софи что-то пробормотала, я не расслышал и вынужден был просить ее повторить.

Софи снова остановилась и посмотрела на меня.

– Я сказала «спасибо». Вы проявили истинную деликатность, но иного я от вас и не ожидала. Однако бывают случаи, когда нужно отбросить деликатность. Да, это добродетель, без сомнения, но не всегда уместно проявлять ее.

Я сказал:

– В некотором отношении она странным образом напоминает благоразумие.

Мы несколько минут стояли и наблюдали, как три сороки дерутся из-за куска хлеба, издавая пронзительные скрипучие крики, похожие на треск бобов в высушенной тыкве.

– Как я ненавижу сорок, – сказала Софи.

– Да, не гнушаются отбросами, воровки и забияки.

– А вы знаете считалку, которую в деревне сложили про сорок? Одна – к горестям, две – к почестям…

– Три – к девочке, а четыре…

– Разве три к девочке? – перебила меня Софи. – Нет, когда я была маленькой, у нас была другая считалка. Кроме того, если три к девочке, то четыре должно быть к мальчику, и кое-что пропущено. Нет, в моем детстве три всегда было к венцу…

Сороки испугались чего-то и улетели.

– А четыре – к младенцу, – добавила Софи тихим голосом.

– Софи? – спросил я, протягивая ей руку. – Вы уверены?

– Да, – ответила она и взяла меня за руку. – Да.