Текст книги "Победитель, или В плену любви"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
– Мы украли не больше мотка шерсти! – парировал Гвин ап Овэйн.
– Ха, вы, уэльсцы, украли бы последнее дыхание вашей собственной бабушки!
– А вы лживо поклялись бы на ее душе!
– Мир! – сказал резко Александр, делая разбивающее движение рукой. – Я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Они не имеют никакого значения в поиске правды.
– Наивный дипломат, – тяжело вздохнул Гвин ап Овэйн.
– Это лучше, чем быть дураком, – ответил Александр невозмутимо и подозвал юношу, чтобы тот высказался. – Теперь повтори свой рассказ.
Размахивая своей перевязанной рукой, как боевым трофеем, молодой человек повторил, что гнал излишек отцовского стада на рынок и был остановлен на пустынном отрезке дороги уэльскими грабителями. Рана на его руке была получена во время ссоры между отрядами англичан и уэльсцев непосредственно в самом Эбермоне, и ситуация с тех пор осложнилась.
Александр наблюдал за тем, как рассказывал юноша, отмечая, что он во многом высказывался смело, но его глаза ускользали от прямого контакта, и он был бледен.
– Лорд Гвин? – Александр обратился к уэльсцу.
– Моих людей не было поблизости от того места в тот день. – Гвин ап Овэйн скрутил пальцы с презрением. – И если бы мы хотели совершить набег, думаете, что мы позарились бы на такую маленькую добычу, подобно обычным грабителям на дороге? С чего он решил, что это были мы? – Он протянул руку в сторону своего отряда. – Ну-ка, скажите, кто отсутствовал у моего зимнего очага?
– У меня не было времени для того, чтобы хорошо разглядеть их лица. Я только знал, что они были ваши, – сказал парень замкнуто, его глаза продолжали бегать.
– Ах, – передразнил Гвин ап Овэйн, – сначала вы знаете, потом нет.
– Вы запутываете мальчика вашими штучками! – крикнул отец и помахал кулаком.
– Напротив, он запутывает меня! Если его ограбили, это совершено не моим человеком. Где ваше доказательство, где ваши свидетели?
Александр видел, что для успеха переговоров не оставалось никаких шансов. Страсти накалялись, и ничто не выполнялось. Как владелец Эбермона, он должен достигнуть решения дипломатией или силой оружия. Первое, кажется, готово подвести, и все же инстинкт велел доверять слову уэльсца больше, чем этого сельского парня. Что-то здесь было нечестно, и он нуждался в большем количестве времени, чтобы выяснить, что именно.
– Я не удовлетворен теми… фактами, что я услышал. – Он хотел сказать – «правдой», но вовремя исправился. – Я хочу изучить тот вопрос еще, добыв мои собственные сведения. Итак, мы договорились, что мы подтверждаем перемирие и встречаемся в этом месте снова через…
– И это будет тянуться и тянуться? – перебил лорд Гвин насмешливо.
– Нет, я обещаю вам это… на моей собственной душе, не моей бабушки.
Лорд Овэйн прищурил глаза.
– Через две недели. Это даст вам время, чтобы подготовиться к войне, если результат будет таким же.
Губы уэльсца скривились в усмешке под густыми усами.
– И вам тоже, – сказал он цинично.
– Я не хочу войны. Лорд Маршалл поручил мне заботиться об Эбермоне, и я отвечаю за все мои действия перед ним. Разжигание распри с моими соседями вряд ли принесет мне одобрение.
– Будет интересно посмотреть, совпадают ли ваши действия с вашими словами, – сказал Гвин ап Овэйн с небрежным поклоном, повернул коня и возвратился к своим людям.
Александр подозвал своих солдат и обратился к отцу и сыну, которые стояли молча, ошеломленные. Юнец весь позеленел.
– Я должен начать войну, не так ли? – спросил Александр, жестко глядя на молодого человека. – Но не по этому предлогу. Следующие две недели будем выяснять, где факты, а где ложь.
– Вы должны здесь защитить нас, – заговорил старик с негодованием, сделавшим его суетливым. – Я работал до кровавого пота шестьдесят лет не для того, чтобы отдать мои сбережения проклятому дьяволом уэльсцу!
Александр остановил Самсона и посмотрел глаза в глаза с высоты седла.
– Вы сказали мне две вещи, которые я уже знаю, – сказал он холодно. – Теперь я скажу вам кое-что, что вы, кажется, не улавливаете. Я – не простой нанятый меч, чтобы рубить любого, кто от вас отличается. Я – представитель Уильяма Маршалла и поэтому буду соблюдать кодекс правосудия. – Он натянул поводья Самсона. – Возвращайтесь домой, – сказал он с проникающим взглядом. – Через две недели вы получите правосудие независимо от результата.
Затем, с кратким поклоном, он уехал, не заботясь о проклятиях, которые, как он знал, были нацелены ему в спину. Лорд или его представитель никогда не были особенно популярны.
Было совершенно темно, когда он достиг Эбермона, и небольшой дождик превратился в настоящий дождь со снегом. Он приказал, чтобы приготовили ванну и со вздохом облегчения погрузился в горячую ароматную воду.
Девица принесла ему кубок пряного вина. Она была молода и симпатична, с косой белокурых волос и глазами синими, как васильки. Александр видел ее и раньше; она была дочерью повара, и, казалось, что только недавно их дорожки стали пересекаться чаще. Она нашла себе занятия в его палате: приносила ему еду из кухни, наполняла его ванну, подавала пряное вино. Он наблюдал теперь из-под полуоткрытых век, пока она раскладывала свежие полотенца в тепле и разбирала его одежду, выполняя работу, которую обычно выполнял бы оруженосец, но, конечно, Александр не имел такового. Он думал, что, возможно, со временем он найдет парня для такого дела.
Девочка, ее имя было Эннис, насколько он видел, была соблазнительной, но было бы глупо ответить на предложение, светящееся в ее глазах. Его владение Эбермоном было временным, и, хотя присутствие женщины в его кровати придало бы больше удовольствия и комфорта, он должен был помнить урок.
С тех пор как той фатальной ночью вино и страсть привели к утрате морального контроля, он удерживал себя на короткой узде. Глядя на Эннис, он видел Манди, и его желание было обуздано чувствами вины и отвращения к себе. Это было бы настолько легко сейчас; это было настолько легко тогда…
– Оставьте меня, – скомандовал он, когда она приблизилась с одним из нагретых полотенец. На ее бровях и верхней губе блестели капельки пота, и на одной груди было влажное пятно.
– Мой лорд? – Ее синие глаза расширились, рассматривая, и розовые губы мягко открылись.
– Оставьте меня, – повторил он. – Я могу позаботиться о себе сам.
Она смотрела на него слегка озадаченно.
– Вы не хотите, чтобы я помогла вам?
– Нет.
Выражение обиды появилось в ее глазах и заставило Александра прикрикнуть:
– Черт возьми, девочка, просто уйди! Я хочу быть один. Это так трудно понять?
Ни слова не говоря, она положила полотенце на ближайший сундук и выбежала из комнаты. Вероятно, плакать на лестнице, подумал он с раздражением, адресованным и себе, и ей.
Он выпил пряное вино и откинулся назад, закрыв глаза.
Он представил себе, как будто наяву, Манди, идущую через комнату, ее протянутые руки, ее каштаново-бронзовые волосы, скрывающие плечи. На ее губах была улыбка и прощение – в ее глазах. В руках она несла огромную книгу в кожаном переплете, и когда приблизилась, открыла ее, и он увидел страницу за страницей великолепные картины всех вещей, которые только есть на свете. Он хотел коснуться картин, зная что, если бы он мог делать так, все было бы сделано правильно, но, прежде чем кончики его пальцев смогли соединиться, она выхватила книгу, закрыла перед его носом, и он пробудился.
Вода в ванной была чуть теплой, его кожа – холодна, и комната была пуста – пустынна и лишена цвета.
Дом был расположен в торговом районе Руана, неподалеку от Сены, главной артерии благосостояния и процветания города. Каменный, под черепичной кровлей, с прочной дубовой дверью. Манди отметила в главной гостиной красивый центральный камин; вдоль стен – галерея на искусно сделанных опорах. В окнах – прозрачные стекла. Большая кладовая отгорожена занавесью; спальня наверху, на втором этаже.
– И как тебе это, сладкая моя? – спросил Иоанн с приветливой улыбкой.
Он был одет в шерстяную темно-красную тунику, от зимнего холода защищала еще теплая накидка. Из-под фригийского колпака, лихо сдвинутого набекрень, выбивались темные локоны.
– Очень хорош, – ответила Манди, потрогав стены и коснувшись набора посуды в буфете.
Иоанн обернулся и доброжелательно кивнул одному из солдат свиты, а затем мягко сказал Манди:
– Рад, что тебе нравится, потому что он – твой.
Щечки Манди заалели, под ложечкой засосало, а в горле сразу пересохло, так что только с трудом удалось сказать:
– Мой? И я здесь буду жить?
– Умница!
Несколько слуг захлопотали, сервируя стол отменной работы, покрытый красивой полосатой скатертью. На столе несколько корзин всяких деликатесов и не меньше двух дюжин бутылок бургундского. В желудке у Манди даже заурчало от голода; Иоанн рассмеялся и легонько похлопал ее по животику.
– Ты стала такой обжорой, с чего бы это?
И, стащив с подноса засахаренный инжир, откусил половинку, а вторую положил в рот Манди.
Иоанн готовился отправиться на очередную военную кампанию против Франции. Несмотря на формальное перемирие, то и дело происходили военные столкновения с королем Франции, и это неизбежно накладывало отпечаток на весь уклад жизни.
Беременная Манди, учитывая необходимость морских путешествий и изнурительных маршей, не могла, как прежде, сопровождать Иоанна в непрестанных метаниях между военными лагерями. Не следовало также в его отсутствие возвращаться в королевскую резиденцию в Руане. В этом смысле отдельный дом был идеальным вариантом. Он создавал ощущение частной уединенности, закрытости и позволял избегнуть пересудов, подглядываний или появления кого-то из придворных в самый неподходящий момент.
Манди здесь было спокойно, в воздухе не висело напряжение и хватало времени для Флориана.
В эту минуту малыш забавлялся, сидя на ступеньке лестницы, ведущей в спальню, – он сбрасывал вниз пуговку за пуговкой и что-то напевал про себя.
Когда вернулся Иоанн, Манди радостно обвила его шею руками, поцеловала и от всего сердца прошептала:
– Это замечательно! Вы так добры ко мне!
Он пощекотал бородкой у нее за ушком и промурлыкал:
– Вам представится возможность выразить свою благодарность после того, как мы поедим… Господи, не будь я связан приличиями, то сказал бы: к черту еду, насыщусь тобой!
В голосе его ощущался подлинный жар страсти, и Манди с ласковым смешком потерлась о его бороду.
Александр ехал в деревню лорда Гвина с единственным охранником за спиной и в сопровождении двух уэльских копьеносцев, которые встретили и остановили его на лесной дороге. Мокрый снег выровнял следы, и черные ветви деревьев под тяжестью снега наклонились. Небо было темное, угрожая следующим снегопадом, но пока еще удерживалось, собирая горы туч.
Деревня Гвина была примерно в две трети размера Эбермона, и здесь не было никакого замка, только укрепленный дом, находящийся за деревянным частоколом. Люди бросили свои дела, чтобы наблюдать за его проходом, – женщины с веретенами в руках и мужчины, занятые подготовкой жилищ к зиме.
Спешно вызванный из его зала, лорд Гвин появился, чтобы приветствовать посетителей, и закреплял плащ, пока шагал по заснеженной земле.
– Приветствие лорда, – сказал он, удивленно приподняв бровь. – Вы появились на неделю раньше и не в месте, где было назначено свидание.
– Я выяснил то, что хотел. Мне показалось глупым ждать следующей недели, когда вопрос может быть улажен теперь.
– И не показалось глупым рисковать отправиться в мои владения с такой незначительной охраной? – спросил Гвин, указывая Александру на белокурого солдата.
– Не больше, чем продолжать вражду, которая не должна была никогда начаться.
Гвин фыркнул.
– Это началось в день, когда нога первого норманна ступила в Уэльс, – сказал он, но уменьшил сарказм, поворачиваясь и махнув в сторону зала. – Ну, так как вы здесь, вы могли бы также присесть к моему очагу и отведать моего меда.
Мед Гвина был крепок и не столь тонок, как напиток, который управляющий Эбермона получил из Монмаута, но был приправлен травами, скорее напоминавшими пряные специи. Александр потягивал с удовольствием и собрался взять бочонок с собой назад в Эбермон.
– Я доволен, что вы посетили меня, – сказал Гвин, – потому что я никогда не побываю у вас.
– Да, я знаю. – Александр пристально оглядел зал. Для уэльсца Гвин богат, но его крыша покрыта соломой, а не черепицей, и по норманнским меркам зал был простоват и тесен. Но уэльсцы не собирались оценивать себя по таким стандартам. Они были фермеры-воины, сельские люди, которые успешно противостоят городскому накопительству и жесткой регламентации.
– Итак, какие факты вы обнаружили? – спросил Гвин.
Александр еще раз глотнул меда и отставил стеклянный кубок в сторону.
– Некоторые из ваших молодых людей отсутствовали у вашего очага в день нападения. Я не знаю ни их имен, ни кто они, и я даже не особенно хочу выяснять это, но они были в Эбермоне на рынке. – Он поднял указательный палец, чтобы не дать Гвину прервать. – Хорошо, не на самом рынке, но ради других соблазнов рыночного дня. Госпожа Сахилд не только варит прекрасное пиво, но также держит двух очень любезных распутных девиц для обслуживания. Если вы расследуете, то найдете, что некоторые из ваших молодых людей покрывают своих напарников, которые пользовались услугами этих девушек в тот день.
Гвин окинул взглядом зал, но хотя некоторые люди продолжали заниматься своими делами. Они, очевидно, прислушивались, потому что никто не встретился с его взглядом.
– Что вы говорите?
– То, что вам не сообщили правду ваши собственные люди, пока мне не сказал парень из деревни. – Он покачал головой. – Я прибыл сюда не для того, чтобы обвинить ваших людей в деле, далеком от этого. Действительно, их распущенное поведение оправдывает их. Они не могли украсть овцу Годрика, потому что были в постели с девушками госпожи Сахилд. Овца была украдена самим парнем. Он продал ее в Монмауте и придумал рассказ, чтобы скрыть свой обман. – Александр скривился. – Это семья, где утеряна любовь. Сын устал ждать своей очереди и решил получить свою долю при жизни отца.
Лорд Гвин вдохнул через зубы и кивнул с удовлетворением.
– Я знал, что здесь было что-то не то. – Он посмотрел задумчиво на Александра. – Ваш предшественник принял бы такие сведения близко к сердцу и, вероятно, даже склонился бы к войне скорее, чем признал бы свою ошибку.
Александр пожал плечами и еще раз отхлебнул мед.
– Я – не мой предшественник. Я управляю Эбермоном на доверии моего лорда Маршалла, и, когда я верну его, здесь все должно быть в лучшем состоянии, чем когда мне это дали. Только тогда я получу выигрыш от выполнения моих обязанностей. За последние пять лет я видел множество войн, был на стороне осаждающих и осажденных. Если бы пришлось устроить испытание, я мог бы, вероятно, превзойти моего предшественника на поле битвы также.
– Это – угроза? – спросил Гвин с хитрой улыбкой.
– Считайте это дружественным предупреждением. – Александр допил мед и встал.
Гвин поднялся тоже и вышел с ним из зала на зимний свет.
– Постоянное перемирие, – размышлял он. – Не думаю, что могу пообещать вам это; всегда найдутся причины для спора, но на данный момент я желаю соблюдать вашу просьбу о мире. В конце концов, дружественные предупреждения не должны игнорироваться – любой стороной, не правда ли?
Он протянул руку, и Александр почти совсем не колебался, зная, что они поняли друг друга. В мире или на войне уважение останется постоянным между ними.
ГЛАВА 26
РУАН, МАРТ 1199 ГОДА
– Мой брат, – сказал Иоанн сквозь зубы. – Чума на голову моего галантного чудо-брата. Даже если бы я рассказал то, что я знаю о его недостатках, люди будут все равно верить мифу о нем больше, чем моей правде. – Он бродил по опочивальне, беспокойный, как животное в клетке. Правая рука сжимала красивый серебряный кубок, в котором плескалась щедрая мера пряного вина. Наконец, он сделал большой жадный глоток.
Манди повернулась от сундука, на который она становилась на колени, чтобы снять мерку для новой туники, которую она шила для Иоанна в течение его пребывания во владении.
Ничто не предвещало его приезда, только внезапный вихрь его появления через дверь, вихрь, требующий комфорта и внимания. Именно так все было с ним. Долгие отсутствия, когда только материальное богатство ее окружения поддерживало ее веру в то, что она имела коронованного любовника, – и затем внезапные посещения, ужасные и бурные.
– Вы поссорились с Ричардом? – спросила она успокаивающим и сочувствующим голосом.
– Нет. Он поссорился со мной. Кажется, что слово Филиппа Французского значит больше, чем мое.
Он подошел к маленькой колыбели, в которой лежал его сын и тезка. Рожденный в начале февраля, младенец уже имел пух рыжих анжуйских волос и прекрасную, молочную кожу.
Иоанн присел и протянул украшенный перстнем указательный палец. Младенец сжал его крошечной ладошкой, словно морской звездой.
Иоанн немного смягчился.
– Я не мог остаться во дворце сегодня ночью, – сказал он, глядя на ребенка. – Все эти смотрящие на тебя лица, жаждущие знать, правда ли, что я отрекся от клятвы Ричарду. Они что, думают, что я так глуп?
– Тебя в этом обвиняют? В отречении от клятвы? – Манди закрыла крышку сундука и положила на кровать новую тунику и рубашку.
– Да, именно в этом меня и обвинили, – ответил он. – Филипп показал Ричарду письмо, которое, по его словам, получено от меня. Он предполагает, что я хочу поменять подданство взамен на определенные уступки. Вы думаете, я настолько глуп, чтобы написать нечто подобное?
Манди молча покачала головой.
– Ха, а Ричард решил, что именно так. Публично отчитал меня, да еще и потребовал мои яйца на блюде.
Высвободив палец, он встал.
– Я держался твердо и только через два дня смог доказать, что я, а не Филипп Август, говорил правду. Но знаешь, что самое обидное? Факт, что он посчитал меня достаточно глупым, чтобы оспаривать все, написанное в письме, полном ничем не прикрытых амбиций. Я не отрицаю, что желаю того, чем обладает Ричард, но я знаю, что через какое-то время все это и так будет принадлежать мне. Мой ведущий праведную жизнь братец никогда не произведет на свет ребенка… только в случае, если станет возможным, чтобы мужчины рожали. – Он разразился коротким смешком, полным пренебрежения.
– А я думала, у него есть ребенок, – усомнилась Манди. – Я помню, что слышала при дворе, будто бы он заявил о признании отцовства и назвал сына Филиппом.
– Зачатый со шлюхой, которая обычно одевалась молодым оруженосцем и наклонялась к нему спиной, если вы понимаете, что я имею в виду, – бросил он, все так же дико ухмыляясь. – Если он и зачал с ней ребенка, то по ошибке. В пылу выбрал не ту дырку. Что случилось, милочка, я вас шокировал?
Манди героически покачала головой, достаточно хорошо зная, что подтверждение его догадки только распалит его на дальнейшие возмутительные остроты.
– Я знаю о предпочтениях вашего брата, – сказала она. – Кое-кто из моих знакомых однажды привлек его взгляд.
– Если он привлек лишь его взгляд, он еще легко отделался, – парировал Иоанн.
Не желая больше говорить об этом, Манди перевела разговор на первоначальную тему.
– Значит, ты и твой брат не в ладах, или вы все-таки помирились?
Иоанн пожал плечами.
– Вроде помирились, – ответил он, нахмурясь. – Филиппу не удалось вбить между ними такой клин, чтобы сделать нас врагами, но я все-таки не завидую компании Ричарда.
Он пожевал щеки и добавил:
– Я подумываю навестить своего племянника Артура в Бретани, посмотреть, как растет-поживает маленький душегуб.
Манди кивнула.
Артур был сыном старшего брата Иоанна – Джеффри, ныне покойного, и, также претендовал на наследство анжуйцев, – и, как говорят, у него шансов было побольше, чем у Иоанна. Но ему было лишь двенадцать лет, тогда как Иоанну – 33, и ходили сплетни, что он мало проявляет сообразительности и обаяния, свойственной представителям Анжуйской династии. Ричард считал его возможным наследником, чтобы подстегнуть Иоанна и обеспечить его преданность. Но подстегнуть Иоанна можно было лишь весьма условно.
– Значит, теперь ты направляешься туда?
– Ну да, с утра.
Манди не спрашивала, поедет ли она с ним, даже не напоминала ему о том, что теперь в состоянии это сделать, так как уже поправилась после рождения ребенка. Если бы она поехала с Иоанном, он бы потребовал, чтоб она забросила детей, оставила их на нянюшек и слуг, чтобы не отвлекаться от доставления ему удовольствий.
Он качнул ногой колыбель.
– Вызовите его няньку, – скомандовал он. – Получился замечательный мальчонка, но я приехал навестить его мать. Поторопись, – добавил он, потягивая вино, и держась за витой пояс на длинной тупике. – Сегодня я не расположен ждать.
Умеренная весенняя погода в Руане торопливо украсила деревья листвой, нежной и шелестящей на ветвях. За ночь появились цветочки нежных оттенков – розового и белого. Луга к югу от города пестрели буйством красок, желтые тона первоцветов и мать-и-мачехи подчеркивались темновато-розовым отсветом клевера и первыми побегами высоких белых маргариток. А вдоль реки на верфях лихорадочно загружали и разгружали грузы с многочисленных кораблей, начиная от самых маленьких двухвесельных гребных шлюпок и заканчивая самыми огромными глубоководными когами. Руан был портом таких размеров и значения, что на городском рынке постоянно продавались все мыслимые и немыслимые продукты – от шелкового кошелька до свиных ушей.
Манди со своей служанкой Урсулой пробиралась через толпу к буксировке, сопровождаемая широкоплечим оруженосцем с дубиной. Флориан ухватился за ее руку и с любопытством смотрел по сторонам.
В свои три года он уже считал себя взрослым и даже слегка важничал, выставляя напоказ короткий деревянный меч, прикрепленный к его кожаному поясу. Настроение его было солнечным, ведь мать в его распоряжении. Нянька присматривала за его братом-крошкой Иоанном, который был еще слишком мал, чтобы присоединиться к ним в прогулке по лавкам и палаткам. Флориан не имел ничего против того, чтобы принести Иоанну мягкий кожаный мячик или погремушку на палке, – в самом деле, он был очень настроен выбрать подарок. Но что действительно имело значение, так это факт, что малыш остался дома, а он, Флориан, был во всем этом мире.
В кондитерской лавке Манди купила всем имбирных пряников, чтобы жевать на ходу, и коробку слив в сахаре.
Флориан налегал на пряники так, словно голодал целую неделю. Манди снисходительно улыбнулась и принялась грызть свой, наслаждаясь пряным, медовым вкусом. Как хорошо быть на солнышке среди толпящихся на рынке людей, имея приличное количество монет в кошельке и зная, что как фактическая жена графа Мортейна и мать его ребенка она может купить все, что захочет.
Первоначальный накал страсти между нею и Иоанном, возможно, немного остыл, но все еще довольно ярко горел, чтобы привести его к ней в постель перед тем, как посетить своего племянника Артура. Утром перед отъездом он подарил ей золотое кольцо и зеркальце в маленькой изящной коробочке из слоновой кости. Он нежно поцеловал ее, а затем еще крепче, царапая своей бородой ее нежную кожу, и пообещал возвращаться из Бретани через Руан.
У магазина кордовских цветных кож она остановилась, чтобы заказать себе пару новых туфелек и забрать пару маленьких сапожек из телячьей кожи, которые мастер сделал для Флориана.
Малыш был просто очарован, когда проверял, впору ли они, потому что сапожки застегивались красными стеклянными бусинами, прикрепленными к шнуркам из зеленого шелка. Он сплясал маленький танец и попозировал со своим деревянным мечом, рисуясь перед прохожими.
Смеясь над его кривлянием, Манди повернулась к прилавку выбрать фасон для себя из образцов, которые предлагал кожевник. В конце концов она выбрала удобные полусапожки простого покроя, оживленные решетчатым узором из вырезанных звездочек.
Монеты перешли из одних рук в другие. Кожевник засунул деньги в кошелек и посмотрел на Манди настороженным взглядом.
– Вы слышали, что говорят, госпожа?
Она покачала головой и засунула старые ботинки Флориана под руку. Они были потерты и уже слишком малы на него, но смогли бы сгодиться для менее благополучного ребенка.
– Я слышал, что Ричард Львиное Сердце ранен при осаде замка Лимузэн, – гноящаяся рана плеча.
– Кто вам сказал?
– Я слышал это от друга семьи, слуги в Руанской крепости. Он говорил, что Уильям Маршалл только что приехал из Водрея с архиепископом и что у них личные распоряжения от короля Ричарда взять на себя управление казной. Я, миледи, конечно, всего лишь ремесленник, но совсем не дурак. Подобное приказание таким влиятельным людям может только означать, что рана серьезная.
Манди перекрестилась и пробормотала автоматически ответ, тогда как мысли ее были далеко. Если кожевник говорит правду – а к сплетням всегда нужно относиться с осторожностью – тогда, скорее всего, Ричард умирает. И это значит, что Иоанн или Артур будет следующим правителем огромной Анжуйской империи.
– Вы уверены?
– Только в том, что мне это сказали, госпожа, но вовсе не в том, что это правда, – с осторожностью ответил он. – Я думал, вы сами что-то слышали.
– Нет, ничего, – рассеянно сказал она, и отвернулась от лавки, подхватив Флориана за руку свободной рукой.
Если новость эта только сейчас достигла Руана, Иоанн может не знать о ранении брата, хотя все это может быть не что иное, как нелепая сплетня.
Группа всадников проскакала мимо нее, направляясь со стороны доков к башне. Флориан подскакивал, имитируя бег лошадей.
– Смотри, мама, настоящий меч! – сказал он, указывая на изукрашенные ножны последнего мужчины в ряду, ехавшего на вороном скакуне. Плащ из дорогой темно-синей шерсти был приколот к одному плечу, а фригийский колпак, украшенный косой, был красиво прикреплен углом к его темным волосам. За ним следовал оруженосец, который вел гнущуюся под тяжестью поклажи лошадь.
– Да, настоящий меч, – пробормотала Манди, не очень-то всматриваясь. Во всаднике было нечто до боли знакомое, но Манди была слишком погружена в размышления о том, что сказал кожевник, чтобы обратить на это внимание.
Рыночная толпа поглотила всадников.
– А когда я такой получу? – с легкой завистью настаивал Флориан.
– Когда станешь постарше, – ответила Манди, потрепала его по волосам и передала его служанке. – Урсула, пусть Флориан выберет что-нибудь Иоанну и себе, но не меч, разве что деревянный! Мне нужно сходить в крепость и узнать, правда ли то, что я слышала.
– Да, мадам.
Служанка выглядела слегка удивленной, но быстро пришла в себя, взяла старые ботинки, которые ей протянула Манди, и пригоршню серебряных монет.
Имея в своем распоряжении слугу скорее из приличия, а не в целях защиты, Манди поспешила по направлению к Руанской крепости, возвышавшейся у берегов Сены. Если Уильям Маршалл был в резиденции, то она сможет увидеть хотя бы одного из его представителей, который подтвердит или опровергнет новости.
Стража на посту спросила у нее пароль и сразу же пропустила. Она была достаточно частым гостем в крепости, чтобы ее узнавали, и ее отношения с принцем Иоанном были также общеизвестны среди солдат.
Двор был полон рыцарей и солдат, многие из которых носили желтый и зеленый цвета Маршалла на своем льняном верхнем платье.
Она отправила слугу расспросить о новостях, а сама отправилась в большой зал. На пороге она остановилась и огляделась по сторонам.
Уильяма Маршалла не было в зале, однако присутствовали несколько представителей из его свиты. Узнав Джона Эрли и Генри Фитцджеральда, двоих из его самых приближенных рыцарей, Манди пошла вперед, но дернулась и резко остановилась от ощущения, что ее тянут за кромку платья.
С удивлением и негодованием она обернулась – и ее глаза расширились, а цвет с лица сошел.
– Прошу прощения, миледи, я не смотрел под… Боже милостивый, Манди!
Взаимно шокированные, Манди и Александр уставились друг на друга. Мужественный и искусный рыцарь и леди в красивом платье – то, о чем они когда-то мечтали, и то, ради чего расстались.
– Александр, – тихо сказала она, ее ноги ослабли, она почувствовала тошноту. Она понимала, что не могла летать, а то бы улетела, как птица. Наибольшее, что было в ее силах, – не отступать.
– Это ты! – сказал он, как будто не веря своим глазам.
Глаза его трепетно скользили по ней, от расшитой мантильи вуали, удерживающейся за счет серебряной диадемы, до изящных туфелек, выглядывающих из-под кромки платья, на которое он только что наступил. Затем они снова посмотрели друг на друга.
– Боже правый, скажи мне, что я не сплю! – Он дотронулся до ее шелкового рукава, как если бы хотел, убедиться, что она настоящая. – Куда ты отправилась, где ты была?
Она покачала головой и отвела глаза.
– Я нашла более спокойное место, – пробормотала она.
– Я бы позаботился о тебе. – В его голосе звучала боль. – Ты могла мне это сказать в лицо, а не оставлять записку?
Она заставила себя встретить его взгляд.
– Могла, но ты не смог бы меня удержать, и все бы закончилось взаимной ненавистью. Разве ты не понимаешь?
– Я понимаю, что, пока меня и Харви терзали угрызения совести, ты себе прекрасно поживала.
– О да, ты даже не знаешь, как прекрасно! – бросила она в тон и ужаснулась, когда поняла, что вот-вот расплачется. – У тебя на уме только твоя совесть, к счастью для тебя!
Она сглотнула в зыбкой попытке избавиться от кома, сжимавшего ей горло.
– Мне надо идти, – сказала она и отступила в сторону.
Он тоже отступил со словами:
– Нет, не убегай опять, по крайней мере без объяснения.
Она посмотрела на свой рукав, где его прикосновение теперь стало хваткой.
– Я могу делать, что захочу, – сказала она.
– Господи, Манди, я… – Она увидела по движению его горла, что он сглотнул. – Тогда, если изволишь, я прошу тебя остаться.
Слова льстеца, но вовсе не глаза льстеца смотрели на нее, превращая ее ноги и волю в воду. Она перестала сопротивляться и разрешила ему отвести себя на скамейку у боковой стены холма. Окружающие наблюдали за ними, и кое-кто даже приподнял брови, включая Джона Эрли и Генри Фитцджеральда.
Александр запустил пятерню в волосы – жест в духе Харви.
– У меня донесение к лорду Уильяму, но я обещаю, что вернусь как можно быстрее. – Он осмотрел комнату и указал на светловолосого юношу, стоящего с группой слуг у двери. – Мой оруженосец, Хью, если тебе вдруг что-нибудь понадобится.
– Я не сказала, что останусь.
– А ты останешься?
Первый инстинктивный порыв был – отказаться, но она подавила импульс. Она уже не была простой турнирной девчонкой, которая могла бесследно исчезнуть. Она стала матерью двоих детей и имела высокое положение в обществе, пусть и двусмысленное. Александр мог узнать о ее занятии и месте жительства с помощью самых простых вопросов. Поэтому вместо этого она кивнула и бросила:
