Текст книги "Сделка"

Автор книги: Элиа Казан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

Глава восемнадцатая

Отца одолевали галлюцинации. Его мозг, как сложную электроцепь короткое замыкание, уже поразила немочь.

Он начал с декларации: «Она выходит замуж!»

– Кто, пап?

– Кто, кто? Твоя мать. Совсем перестала меня слушать.

Старый Джо выразительно постучал по своему виску, обтянутому кожей, напоминающей пергамент.

– Финиш, – прошептал он.

Отец не слышал диагноза. Его мозг переключился на другой объект.

– Билет при тебе? – требовательно спросил он.

– Какой билет, па?

– Какой, какой? Мой!

– Понятия не имею, что за билет.

– Боже! – взмолился он.

– Па, объясни, что за билет.

Он сжал губы.

– Па? – сказал я.

– Не суетись. Сам сделаю.

Казалось, он потерял дар речи от расстройства. Я не знал, что сказать. Он взглянул на меня, покачал головой.

– Как ты стал богачом? – сказал он. – Твоя память никуда не годится.

Дядя Джо насмешливо ощерился.

Отец, покачивая головой, стал упрекать меня.

– Эвангеле! – сказал он. – Здесь никому нельзя верить. Ты один – моя опора.

Он покачал головой, как бы удивившись равнодушию всего мира, к которому принадлежал его сын, к судьбе отверженного.

– Извини, пап, – извинился я от всего сердца.

Я был виноват, хотя и не понимал в чем. Я попробовал вспомнить, не велись ли у нас с ним разговоры о билете? И куда билет?

– Извини, пап. Я забыл про билет, – сказал я. – Скажи еще раз, что надо, и я сделаю.

– Не беспокойся, – ответил он. – Я сам.

– Мне можно верить.

– Только не в этом, – сказал он. – Времени осталось маловато. Пошевели мозгами и придумай, как выбраться отсюда.

А я все не мог понять, как это маразматический старик еще умудряется сохранить власть надо мной, внушать мне чувство вины, и даже сомневаться в моих способностях мыслить, и ставить под вопрос мою память.

– Ты видел, какую надпись они подсунули? – спросил он неожиданно.

– Нет.

– Да что у тебя с глазами?

– Наверное, не заметил.

– Посмотри в окно и увидишь.

Я не осмелился не подчиниться. К моему удивлению, через квартал на крыше здания действительно горела рекламная надпись – то ли предохранителей, то ли батареек. Из-за большого расстояния четко различались всего две буквы – фирменный знак «S.P.». Все это мигало и мерцало через интервалы времени.

– Теперь что скажешь?

– Да.

– Понимаешь?

– Понимаю, – солгал я.

– Что понимаешь?

– Что-то насчет предохранителей, да?

– Зачем ты врешь, мой мальчик? Зачем?

– М-м… – Я оказался в затруднении.

– Объясни мне, как же ты разбогател? Как?

– Я говорил тебе, пап, что и сам не знаю.

– Ты видишь буквы?

– Да, пап.

– Ведь буквы что-то означают?

– Да, пап.

– А что?

– Не знаю.

– «Серафим, Плати!» – выкрикнул он. – Они означают «Серафим, Плати!».

– А-а! – только и мог сказать я.

– Поэтому, когда я говорю, что меня пытаются отравить здесь, не смейся.

– Кто хочет отравить тебя, пап?

– Яд – в пище. Тысячу раз говорил.

– А зачем?

– Чтобы получить деньги, мой мальчик. Людям что надо, ха-ха? Скажи!

– Ты ведь говорил мне, что у тебя нет денег.

– Тогда скажи, зачем они хотят отравить меня?

– Не знаю.

– Он не знает! Причина ведь должна быть, а-а?

– Но денег-то у тебя нет, так?

– Но они-то этого не знают?

– Теперь понятно.

– Ничего тебе не понятно. Я ведь уже говорил – возьми такси и увези меня отсюда. Они не выпустят меня отсюда, пока я не умру.

– Я знаю, пап.

К счастью, тут его мысли переметнулись на другой объект.

– А он – дерьмо! – пробормотал он.

– Кто, пап?

– За кого она замуж выходит! Этот ирландец. Она еще поймет. У него же ничего нет. Ни бизнеса, ни денег, ни офиса, ни даже стойки, ничего. Только по шлюхам бегает. Она все еще поймет.

– А кто он, пап?

– Эвангеле, поговори с ним. Разрушать семью после сорока лет супружества – грех!

В его глазах проступили слезы.

– Хорошо, пап. Скажи мне, кто он.

– В этом вся беда, я его не знаю.

Мысли, тяжелые, неприятные, заставили его замолчать. Мы с Джо тоже не открывали рта. Джо подмигнул мне, затем повернулся и уставился в окно на слабые сполохи рекламы.

Молчание затянулось.

Отец, тяжело дыша, лежал на спине. Без вставных челюстей губы ушли внутрь, лицо сморщилось. Зубы тускнели в стакане на прикроватной тумбочке.

Несколько лет назад его лицо начало ссыхаться в маску застывшей озабоченности. Страх смерти заглушил все, даже малозаметные черточки добра, остававшиеся у него. Он лежал и, как брошенная на берег рыба, пытался вдохнуть в себя еще немного спертого больничного воздуха. Его глаза блуждали по всей комнате, выискивая последнюю угрозу. Откуда придет смерть? Откуда?

Он попытался что-то сказать. Я склонился к нему и поймал обрывок фразы: «Хочу винограда. Эвангеле, принеси гроздь винограда». Вспомнив его былую страсть к белому, без косточек, винограду, я хотел пойти за сестрой, но он пригнул мне голову и поцеловал в лоб с неожиданной нежностью.

Я позвонил сиделке.

Отец попытался приподняться на постели. Я помог ему. Он улыбнулся, затем вспомнив, что рот без зубов, закрыл его ладонью.

– Помнишь, – сказал он, – как я тебе говорил, что в богатую девчонку влюбиться так же легко, как в бедную? Помнишь, мой мальчик?

Он рассмеялся и вновь закрыл рот ладонью.

– Да, – засмеялся я с ним.

– Благодарю Господа, что ты слушал мои советы и стал богачом. Ты ведь слушал? И видишь, как все вышло!

– Да, пап.

– Молодец! Молодец!

Он все еще держал мою руку. Затем закрыл глаза, и его лицо приняло умиротворенное выражение. «Видишь, как все вышло? – повторил он. – Видишь?»

Пришла мисс Смит. Отец открыл глаза и взглянул на нее. Его губы проартикулировали слово «шлюха». Но мисс Смит не уловила комплимент, будучи занятой другим. Она привела подкрепление – сестру Бентли, похожую на мясника.

– Он хочет винограда, – сказал я.

– На ужин винограда по всей видимости не будет, – сухо ответила она. – Сейчас он примет ванну. А вы, оба, пожалуйста, выйдите.

Джо даже на старости лет был по-восточному галантен. Независимо от красоты или уродства слабого пола он относился к женщинам как к объектам секса.

– До свидания, очаровательные леди, – спел он.

Мисс Смит остудила его пыл молчанием. Но старика Джо обидеть было невозможно.

– Одна красивее другой! – заключил он и поклонился сестрам, прижав шляпу к сердцу.

Джо завязал оживленный разговор со старшей из сестер. Я слышал его велеречивые объяснения, что, мол, бедный братец пожелал, чтобы он сидел рядом с ним в госпитале. И несмотря на крайне важную деловую встречу в городе, его можно склонить к выполнению просьбы умирающего, если персонал выделит один такой замечательный ужин и на него. У Джо не имелось с собой наличных.

По телефону попалась Эллен. Она спешила: ее парень сидел внизу в машине, с доктором все в порядке, она «вооружена», осложнений не будет. Я велел ей выписать из «Алгонкина» и меня, а багаж пусть отнесут вниз, когда я приду, то оплачу счет. До сих пор я должен «Алгонкину» 278 долларов 48 центов.

Я вышел на балкон, висевший слева от стоянки машин. В отдалении периодически вспыхивала надпись «Серафим, Плати!». Насколько я знал, у старика не осталось друзей. Одного за другим он всех настроил против себя. И сейчас, на закате, остался лишь я. Мы оказались оставленными один на один.

Чего еще может ожидать старик от последнего и единственного друга? Он слезно просил об одном – вызволить его из госпиталя. Я должен был пойти ему навстречу, и не потому, что это было правильно с точки зрения медицины и простого здравого смысла, а потому, что in extremis – это было его желание. Это было единственное, что он просил для себя от меня. К кому еще он мог обратиться за помощью? Кто еще помог бы ему встретить смерть так, как он сам хотел бы?

Затем, к моему испугу, идея перестала казаться мне возможной, она превратилась в абсурд. Я решил прекратить поддакивать ему. Я только ускорю его смерть, если увезу его из больницы.

По холлу бежала мисс Смит.

– Скорее к нему! – заверещала она. – Ваш отец не дает перевернуть себя. Он ударил мисс Бентли!

Я помчался обратно. Кровать отца была в полном беспорядке. На полу растеклась лужа воды из опрокинутого таза. В ней плавали мочалка и кусок мыла. Бутылка со спиртом тоже была разбита. Увидев меня, отец взорвался: «Эта лошадь хотела дотронуться до меня!» Он ткнул пальцем в рыдающую мисс Бентли. Гнев отца, особенно для тех, кто его испытал в первый раз, был страшен. В конце концов и «лошадь» Бентли была лишь девчонкой.

Я приблизился к постели. Он притянул меня к себе и зашептал: «Где такси?» А я, даже не поняв, в чем дело, закивал согласно головой, мол, уже на подходе.

В голове же вертелось другое – я должен прекратить поддакивать.

Ветхий старина Джо уже сиял улыбкой в дверях.

– Серафим! Она послала за полицией! – крикнул он. – Они все-таки упрячут тебя в кутузку!

– Ступай отсюда! – ответил отец. – Не хочу тебя видеть!

– А кого тебе еще остается видеть? – взвился Джо. – У тебя, сукина сына, и друзей-то не осталось!

Они начали перепалку, осыпая друг друга ругательствами: половина на греческом, половина на английском, с турецкими вкраплениями для остроты. Где-то к концу брани я разобрал: «Ни единого цента! Ты проел все мои деньги и хочешь еще?»

– А что ты с ними будешь делать? Ты же умер, ты – труп! Заплати хоть за поезд, на котором я приехал! – выкрикнул Джо.

Неожиданно он подбежал к шкафу для одежды, рывком раскрыл створки и с бешеной скоростью принялся шарить по карманам и перетряхивать одежду брата.

Отец подмигнул мне и захихикал.

– Ты думаешь, я – дурак? – заорал он на Джо. – Я не оставлю деньги в одежде, пока не умру. Жди, пока я умру!

– Ты – сукин сын! – сказал Джо. – Отдай деньги за билет!

Отец снова подмигнул и снова захихикал. Затем закашлялся. Снова хихикал, снова кашлял.

Вернулась мисс Смит. За ней появились вторая сестра, доктор Левин и отец Дрэдди. Тот самый, не преуспевший в спасении души.

Доктор Левин положительно оценил ссору братьев. Я подумал, как-никак, признаки жизни. Юный священник держался сзади. После столь откровенной отповеди он знал, что к этому больному применим совершенно особый подход, с опаской и осторожностью. Доктор Левин что-то сказал отцу, и они вместе рассмеялись, затем доктор подал корпус назад и через плечо показал мисс Смит, что она может пройти. Даже туша Бентли успокоилась. Она шутливо показала отцу, что хочет ударить его, а он шутливо показал, что хочет ударить ее. Они начали совершать омовение. Мне подумалось, что старик наслаждался уважением, которое принесла ему вспышка гнева.

Отец Дрэдди мягко склонился надо мной.

– Сколько лет вашему отцу? – спросил он.

– Па, сколько тебе сейчас лет?

– Я не у дел, – ответил отец.

Молодой священнослужитель понимающе засмеялся и спросил меня:

– Что он сказал?

– Он сказал, что он не у дел.

Отец Дрэдди снова засмеялся. Я заметил, что он немного подшофе, и, к своему удивлению, отнесся к этому положительно.

– Что у вас за носки, отец Дрэдди? – спросил я.

Молодой отец был в черной сутане с воротом, из-под нее виднелась пара ярких носков.

– О! – воскликнул он, оттягивая вниз черные брюки. – Эти?

– Это не ответ, – сказал я.

– Ох! – ухнул отец (мой). – Эй, мясник, ты в своем уме?

– Доктор Левин! – завизжала Бентли.

Доктор подбежал к больному.

– Скажите, носки – последняя попытка приблизить облик священника к человеческому? – спросил я отца Дрэдди.

– Нет, – ответил он. – Я играл в гольф и забыл, что должен приехать сюда. Переоделся второпях, а про носки забыл.

– Хватит! – заорал мой отец. – Пошли прочь!

Мисс Смит и мисс Бентли взглянули на доктора Левина, он махнул им рукой, и они с удовольствием удалились. Затем он подбил две подушки, положил их отцу под голову и отошел. Священник открылся прямому взору моего отца.

Взгляд его был суров.

Я приготовился к худшему. Но настроение родителя улучшилось. Его взгляд не выражал его настроения. Оно застыло в складках лица.

– Я – отец Дрэдди, – представился священник.

– Очень приятно, – прожевал губами отец. – Прошу садиться.

Он улыбнулся, вытянул в сторону руку, взял челюсти из стакана и вставил их в рот. Он был готов к разговору.

– Эвангеле! – сказал он, улучшив тем самым свое настроение. – Принеси отцу Дрэдди кока-колы! Или… что вы желаете? Эвангеле!

Я привстал в полупоклоне.

– О, не надо, не надо! Спасибо! – отказался отец Дрэдди.

– Вас обязательно следует угостить, – сказал отец и снова позвал меня. – Эвангеле!

– Отец прав! – сказал я, стараясь угодить больному. – Ну, может, сока? Грейпфрутового.

– Хорошо! – сказал отец Дрэдди.

Этим словом отец Дрэдди подвел черту под грейпфрутовым соком. Больше о нем не говорилось.

– Я подумал, а не стоит ли навестить вас? – прощупал почву отец Дрэдди.

– Отлично, – сказал отец. – Садитесь. Эвангеле, он еще стоит.

Я сдвинул дядю Джо с единственного стула в комнате и передвинул стул к кровати.

– Знаете что? – сказал отец священнику. – Я собираюсь удивить вас!

– Каким образом, сэр?

– Я не умру.

– Я твердо верю в это.

– Я всех удивлю.

– Я буду молиться за ваше здоровье.

– Знаете, – сказал отец, – я когда-то пел в церковном хоре.

Я пребывал в неведении относительно этого факта из биографии моего отца, но оказалось – чистая правда.

– Так вы – католик? – спросил отец Дрэдди.

– Православный! – возразил отец. – Я пел молебны. У меня был чудный голос. Ставрос, – обратился он к брату, – ты помнишь мой голос?

– Помню, – кисло ответил Джо.

– Ты, недоумок, ты что перед священником говоришь? С ума спятил?

– Я ничего такого не сказал, – удивился Джо.

– А вы поете? – спросил отец священника.

– Боюсь, что у меня плохо получается.

– Как же вы читаете Библию?

– Мы рассказываем ее напевно, знаете, так, с ритмом, паузами, вроде…

– Хотелось бы послушать.

– Что?

– Почитайте что-нибудь приличествующее случаю.

Для меня. Давайте, – отец улыбнулся отцу Дрэдди. – Так стеснителен. Что ж, мило, мило!

Бедняга не знал, что и подумать, – старик вроде насмехался над ним, а вроде и нет. Я попробовал успокоить священника, мол, отец действительно хочет послушать писания.

– Шшш! – зашипел отец на брата.

Джо смолк. Мы затаили дыхание.

Отец Дрэдди понял, что все ждут, когда он прервет паузу.

– О Господи! – взвыл он, пытаясь как можно лучше изобразить ритм, мелодию и тон молитвы (хотя и было ясно видно, что напевное чтение Библии ему глубоко чуждо, если не сказать сильнее). – О, Иисус, который смывает грехи со всех живущих, даруй этому человеку мир. Прости его грехи! О, Господи!

– Грехов не было, – прервал его отец. – Не было грехов. Я делал все правильно. Ошибся один раз. Национальный городской банк. Вот тут я дал маху. В 1926 году купил тысячу акций…

– Отец! – сказал я. – Зачем ему знать об этом?

– Эвангеле! – буркнул он, сердясь, затем продолжил: – Я вложил в банк все свои деньги – тысяча акций, 214 тысяч долларов. Разве это грех?

– Я не это имел в виду, – потупил взор священник.

– …Акции поднялись до 680 тысяч долларов. Затем в один день…

– Не в один день, – сказал Джо. – У тебя было время продать их!

– Какое время, дурак? – заорал отец.

Губы его задрожали, выступила слюна, брови изогнулись дугой.

– Многие успели, – сказал Джо.

– Да! Но я верил американской системе! Я – патриот! Но когда курс упал до 23 долларов за акцию… Вся тысяча! Что?

Я сделал ошибку, сказав: «Отец, это уже древняя история!»

– И мы должны простить… – добавил отец Дрэдди.

– Простить?! – взвился отец. – Кого? Президент банка Митчелл умер, но душу его я не прощаю. Я, знаете ли, в Бога не верю.

– О, нет, вы же верите, – сказал Дрэдди.

– Я не верю в Бога, верю в существование души и поэтому не прощаю душу мистера Митчелла.

– Да пребудет его душа в мире, – кротко сказал священник.

– Да не пребудет душа сукиного сына в мире! – прокричал отец.

– Тсс! – сказал Дрэдди. Это было его концом.

– Не надо затыкать мне рот! Вы теряли хоть раз 214 тысяч долларов, когда доллар был долларом?

– Сейчас та потеря не так уж и важна.

– Не так уж и важна? Без денег ты никому не нужен. Здесь есть покупатели?

– Я никого не вижу, – ответил испуганный Дрэдди, нервно озираясь. – Но ваши настоящие друзья…

– У меня нет друзей! Только мой сын – Эвангеле. Он слушал мои советы и добился успеха.

– Но ваша жена…

– Моя жена, – завопил отец, – спит с другим. Извините, святой отец, но ваша жена часом ни с кем не того, а-а? Скажите, ну!

– Я уверен, вы ошибаетесь. Я познакомился с миссис Арнесс.

– А мне плевать, знакомы вы или нет! Это она прислала вас? Правду, священник, это она?

Старик рвался в бой.

Отец Дрэдди попятился назад.

Подошедший доктор Левин что-то шепнул отцу, и тот тяжело перевернулся на живот, обиженно спрятав лицо в подушку.

Отец Дрэдди, смущенный и немного не в себе, подошел ко мне.

– Извините, я не смог помочь ему, – сказал он.

– Ничего, я сам позабочусь.

– Ему еще предстоят терзания души.

Дядя Джо мурлыкал про себя что-то турецкое и раскачивался.

– Вы имеете в виду, что перед смертью ему необходимо раскаяться в грехах и приготовиться к Божьему суду?

– Понимаю. Вы не приемлете Божьего, – сказал отец Дрэдди. – И вот результат.

– О каком результате вы толкуете? – спросил я.

Он указал на кровать отца.

– Этот человек, – сказал я, – провел всю жизнь, безукоризненно делая то, что ему предлагало делать наше общество. Он никогда не нарушал закон. Неужели непонятно, чем он так взбешен?

Отец услышал сказанное и повернулся к нам.

– У меня был выбор. Аквитания, Мавритания, омытая ласковым морем, полная красивых женщин. Я был мужчина, не то что сейчас. Дурак! Проклятый дурак!

Вновь доктор Левин успокоил его.

Мы с Дрэдди ушли в дальний конец комнаты. К нам присоединился Левин.

– Я хочу вытащить его отсюда, – прошептал я.

– Когда? – спросил Дрэдди.

– Сегодня вечером.

– Надо получить разрешение лечащих врачей.

– С ними связываться не буду, – сказал я. – Слишком много шуму. В нашей семье насчет отца разные мнения.

Глаза доктора Левина многозначительно скакнули в направлении молодого священника.

– Что вы скажете, – спросил я его, – если я сегодня ночью выкраду его?

– А к чему такая спешка?

– От госпиталя есть хоть какая-то польза?

– Но и вреда никакого, – вилял доктор Левин.

Отец Дрэдди навострил уши. Знал ли он Глорию?

Она причащалась. Не у отца ли Дрэдди?

– Сейчас ему можно хоть чем-нибудь помочь? – спросил я Левина.

– То есть продлить ему жизнь? Нет. Но многие случайности там, на воле, могут укоротить ее. За ним необходимо смотреть ежесекундно.

– Но если брать в целом?

– Я уже сказал. Ему осталось недолго.

– А ничего нет, чтобы он чувствовал себя лучше?

– Физически или духовно?

– Физически.

– Ничего.

– А духовно?

– Спросите отца Дрэдди.

– Я спрашиваю вас.

Левин запнулся.

– Ну… не знаю…

– Мне кажется, где-нибудь в другом месте ему будет гораздо лучше, – сказал я. – А если говорить об уходе, то, кто ухаживает за ним, – тоже имеет значение.

– Думаю, с этим можно согласиться.

– Проблема в том, что с ним никто не хочет возиться. Они хотят засунуть его в дом для престарелых.

– Я тут поразмышлял на досуге… – начал доктор Левин. – А почему бы вам с женой не отвезти его к себе в Калифорнию. Вы, кажется, в средствах не стеснены. Можете оплатить сиделку. А ваша мать могла бы приезжать иногда.

– Есть некоторые личные причины, по которым я не могу так поступить.

– Какие же? – поинтересовался отец Дрэдди.

– Не ваше дело, – отрезал я. – Извините.

– Не стоит… – сказал отец Дрэдди. – Но вы только что вели речь о некоем похищении?

– Да. Хочу увезти его во Флориду, – сказал я, – в Тарпун-Спрингс, прогреть его на южном солнце.

– Ему по душе солнце? – спросил доктор Левин.

– Ему по душе магазин, в котором полно покупателей!

– Тогда к чему?..

– К тому, что в Тарпун-Спрингс доживает свое масса старых греков, приехавших в Штаты давным-давно, чтобы подработать ныряльщиками за губкой. Но мы изобрели искусственную губку, которую можно дешевле и быстрее продать. Поэтому старые греки целыми днями сидят в кофейнях и играют в карты, треплются о том о сем. Мне кажется, отцу понравится тамошняя компания, среди таких же, как и он, греков, думающих и говорящих по-гречески.

Я вдохновенно нес ахинею в надежде, что отец Дрэдди воспримет ее как мой план действий и в случае «Ч» передаст кому надо.

– Все сказанное, – сказал я в заключение, – строго между нами.

– Конечно, конечно! – солгал он.

– Итак, каково ваше мнение? Стоит ли мне красть его отсюда без согласия медиков?

Доктор Левин скосил глаза на священника.

– Хм! – задумался он. – В Нью-Йорке сейчас туман. Вы думаете, самолеты летают сегодня во Флориду?

– Я уже заказал два билета, – соврал я. – Они сказали, что туман им не помеха. Проскочат.

– Не отказался бы на недельку во Флориду и сам! – нервно хохотнул отец Дрэдди.

– Итак? – обратился я к доктору Левину. – Ваше резюме?

– С чисто человеческой точки зрения я понимаю вас, – ответил он. – Но одобрить ваш вероятный поступок как врач, увы, не могу.

– Я тоже не одобряю, – вставил отец Дрэдди, врачом не являвшийся.

– Хорошо, – сказал я. – Если уж на то пошло, и вы оба – против, тогда придется отказаться от этой затеи. Неудачное предложение.

– Буду рад, если вы откажетесь, – сказал Дрэдди. – Я лишь священник, исполняющий по мере сил свой долг, поэтому простите меня, если я осмелюсь сказать, что вам лучше поискать взаимоприемлемое для всех членов вашей семьи и врачей решение.

– А у больного спрашивать не будем? – строго спросил я.

– Не думаю, что он отвечает за свои слова, – прошептал отец Дрэдди. – И, мне кажется, – добавил он еще тише, – что вы неправы относительно пансионатов для престарелых. Некоторые из них вполне приличны. Я говорил Глории…

Вот все и открылось!

Когда он высказался, я поблагодарил его:

– Спасибо, святой отец, за совет. Обязательно последую ему. И, пожалуйста, пусть моя идиотская идея останется между нами.

– Разумеется, разумеется! – искренне заверил меня Дрэдди. – А вам лучше позаботиться о себе.

– Что?

– Мне кажется… Я хотел сказать, отдохните, расслабьтесь. Доктор даст вам таблетку. По-моему, вы немного больны, ха-ха.

Он улыбнулся и потряс мою руку. Он оказался славным парнем и держал язык за зубами до тех пор, пока я не похитил отца из госпиталя.

Глаза моего отца снова остекленели. Отец Дрэдди попрощался с ним, но тот ничего не ответил. Дрэдди пожелал ему спокойной ночи и ушел.

Доктор Левин решил, что лучше не возбуждать у святого отца подозрений, и отправился вслед за ним. Подойдя к двери, он обернулся и скороговоркой произнес:

– Ровно в полночь я буду инструктировать сестер по некоторым очень важным вопросам. Все их внимание будет полностью занято. Если у кого возникнет идея осуществить тот дурацкий план, изложенный вами, то лучшего времени для этого не найти.

Ровно в полночь я открыл дверь папиной палаты, помог ему подняться, и мы вышли. Медленно, без излишней, вызывающей внимание спешки, мы дошагали до лифта. Доктор Левин, как и обещал, тщательно инструктировал сестер, собравшихся перед ним. Краем глаза я заметил, что он постарался расположить их так, чтобы они стояли спиной к коридору. Иногда план срабатывает из-за своей безумной простоты.

Гвен и Чарльз ожидали нас в машине. Мы поехали не в аэропорт Кеннеди, а домой. Отцу об этом не сообщили, да ведь он туда и хотел. По дороге мы купили еды.

Позже мне передали, что случилось в госпитале. Надеясь на вероятность не скорого обнаружения шутки и желая насолить нашим недругам, мы уговорили старого Джо облачиться в больничный халат отца и уложили его в кровать лицом вниз. Джо рассказал мне потом, что ночью его так никто и не побеспокоил. Неуживчивый характер отца у всех отбил охоту лишний раз иметь с ним дело. И только после того, как сестра принесла завтрак (Джо успел полностью съесть его), мисс Смит обнаружила подмену.

Отца я занес в дом на руках. Он весил чуть тяжелее свертка одежды. Несмотря на пугающую бледность лица, он был в приподнятом настроении. Пока Гвен стелила ему постель, я раздел его. Затем мы уложили его, и Гвен села рядом. Она понравилась ему с первого взгляда.

Спустя минуту – в качестве послесловия уж не знаю к чему – он сказал:

– Следующий раз, богатенький мой, слушай, что тебе говорит отец. – Затем он взглянул на Гвен, и они улыбнулись друг другу. – Ты останешься здесь! – приказал он ей. – А он пусть уходит!

Я тоже хотел, чтобы Гвен осталась, тем более что с ребенком есть кому посидеть. Чарльз ждал ее.

У отца слипались глаза. Он смотрел на Гвен и бормотал: «Очень хорошо! Очень хорошо!»

Гвен встала.

– Я сейчас вернусь! – сказала она.

Чарльз сидел у входной двери. Она о чем-то переговорила с ним, он кивнул. Затем еще раз. Она поцеловала его в щеку и проводила до машины.

Я вернулся к кровати отца.

– Она осталась, – сказал я ему, спящему.

Он не слышал, как уехала машина Чарльза.