Текст книги "Магнат"
Автор книги: Элейн Ричардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Глава 15
Теплым и влажным субботним вечером на окраине Дифилда на западе Техаса вылезли на поверхность черви, вылетели мухи, и стаи подростков зароились на уличных перекрестках. По двое, по трое, обходя задворками частные дома, постриженные газоны и пятна света от неприглядных уличных фонарей, подростки собирались вместе и уже не прятались. Они носили длинные немытые волосы, которые липкими масляными прядями свисали по их щекам и шее. Безвольно опустив руки, они не шли, а волочили ноги, и их тощие, потные тела были одеты в майки, клетчатые рубашки, старые рабочие брюки и изодранные кеды. На некоторых были легкие куртки.
Они хохотали, нагло ухмылялись, и их глубоко посаженные глаза светились недобрым огнем. От них несло едким запахом дешевых сигарет и пива. Бросалась в глаза их вызывающая и откровенная сексуальность, их жилистые тела и вихляющие бедра были заряжены похотью. Они, казалось, только и ждали случая, чтобы кого-нибудь изнасиловать.
Огромных размеров магнитофон ревел, выплескивая тяжелый рок, столь оглушительно, что владельцы соседних домов плотно закрывали все окна и двери, но все равно мучились от мяукающих звуков. В этот приятный, немного сырой, но не по сезону теплый вечер юнцы сбились в дикую стаю, чтобы покурить и попить пива, а потом видно будет. Кто-то принес шесть упаковок пива, и они пили, закидывая голову и отшвыривая пустые банки на газон. Они громко разговаривали, выкрикивая пошлые, бессмысленные ругательства, и несчастные домовладельцы слышали глухое, повторяющееся по кругу: «трахаться… трахаться… трахаться…». Иногда один из них мог завизжать безо всякой причины или пронзительно засвистеть и заниматься этим минут десять, а то и больше, только для того, чтобы разорвать тишину субботнего вечера.
Это были отбросы общества, юнцы по четырнадцать – девятнадцать лет из рабочих семей, тяжелым трудом зарабатывающих на жизнь. Они или вообще не ходили в школу, или измывались над учителями, которым стоило огромных трудов научить их читать и писать на уровне начальной школы. Задыхаясь от мокроты и старческого кашля, они с трудом приходили в себя после мертвецки пьяного сна. Потом шутки ради расстреливали почтовые ящики из винтовок М-80, били оконные стекла, валили заборы или забирались в дома и грабили их, рисовали свастики или зажигали кресты, насиловали девочек или избивали «долбаных зубрил», воровали из машин аккумуляторы или просто шлялись по улицам, прокалывая мимоходом шины у автомобилей. Там, где люди собирались для отдыха, появлялись и они, опрокидывали прилавки с едой, разбрасывали по дорожкам битое стекло. Они носились по газонам на своих грязных рокочущих мотоциклах или часами дергались под магнитофон в собственных кварталах, изводя соседей хриплыми звуками тяжелого рока и пронзительными выкриками.
Никто не осмеливался выступить против них, потому что эти юнцы еще не знали, что такое страх. Как бешеные собаки, они могли напасть на любого человека, даже на полицейского, или сорвать зло на детях смельчака и его имуществе. Им нечего было терять, кроме того, они отлично знали, что серьезное наказание им не грозит. Они предъявили права на пригород, в котором когда-то поселились их предки, и теперь ночь за ночью разрушали уклад жизни своих родителей.
Этим вечером происходило то же самое. Небо слилось с домами и кустарниками в густое темно-серое месиво. Под уличными фонарями юнцы орали, ругались и хохотали, цепляясь к взрослым, взбешенные и беспомощные лица которых показывались время от времени в окнах ближайших домов. У добропорядочных граждан не было никаких причин ждать перемен.
Но этим же вечером «бьюик-сенчури» свернул со скоростного шоссе на дорогу, ведущую в разросшийся рабочий пригород, и фары машины прорезали стелющийся над дорогой туман. Не снижая скорости, «бьюик» повернул налево, к кварталу, где собрались юные подонки, и помчался прямо на их стаю. В такой ситуации юнцы могли бы растеряться и остолбенеть от неожиданности, уставившись на приближающуюся машину, и не пытаться что-либо предпринять. И водитель вполне мог бы пробить в их толпе дорожку, устланную трупами, раскатав парочку-другую из них в лепешку. Возможно, пострадали бы только задние фары от случайно брошенной банки с пивом, и все.
Однако на этот раз действие разыгрывалось по другому сценарию. «Бьюик» затормозил перед самой толпой и остановился, не выключая мотора. Из машины вышел крупный человек в нейлоновой куртке. Юнцы равнодушно и лениво поглядывали на него, а динамики, надрываясь, продолжали грохотать.
– Гленн и Барри здесь? – спросил человек.
Юнцы начали проявлять интерес, но ни один из них раньше не видел ни эту машину, ни ее пассажиров, поэтому и разговаривать они не хотели.
– Здесь, говно из меня давят, – выкрикнул один из них, а остальные расхохотались.
Мужчина мрачно ухмыльнулся:
– Ах ты, гаденыш!
Парень оскалился:
– Не тряси здесь яйцами, папаша!
В этот момент открылась задняя дверца машины и вышел еще один человек, более внушительных размеров, почти толстый, но, очевидно, необычайно сильный. Лицо его украшали щетинистые усы.
– Эй, – крикнул он, – я вижу их, Лу. Вон они, двое говнюков!
Он указал на двух юнцов. Только теперь стая почувствовала, что происходит что-то неладное. Один фраер ушастый – это шуточки, с двумя могут быть хлопоты. Однако запугивание и фиглярство было их привычным оружием, и наглый юнец, который уже пытался было поддразнить чужаков, опять начал цепляться:
– Кто вы такие, мать вашу?
Усатый мужчина презрительно взглянул на наглеца:
– Мы законопослушные граждане, сынок. – Затем он обратился к Гленну и Барри: – Ну-ка пошли.
Те обменялись встревоженными, но наглыми взглядами со своими приятелями. Гленн выдохнул дым и сказал:
– Нам не по дороге, дядя.
Легким, плавным движением усатый вытащил револьвер из кобуры, спрятанной под его курткой. В то же мгновение из-за «бьюика» вышел третий мужчина и направил на дружков короткоствольную винтовку. Юнцы застыли в молчании, только магнитофон продолжал надрываться, как ни в чем не бывало.
Усатый повел револьвером:
– В машину, джентльмены! Одно неверное движение, и я разнесу вам черепушки!
Два ствола нацелились в переносицы Гленна и Барри, и под кашель одного из юнцов их отделили от стаи. Теперь они остались одни. Барри вытер рот рукавом:
– Ну, и что дальше?
Первый человек, вышедший из машины, не спеша объяснил:
– Мы собираемся отвезти вас в полицию Пэрриша. Там вас поджидает для опознания известная вам леди. А потом, судя по всему, вам оторвут яйца. Поехали!
– Дерьмо! – сплюнул Гленн, а Барри угрюмо смотрел в землю.
Другие парни уже поняли, что происходит. Гленн и Барри укрепили свой авторитет в стае, изнасиловав и избив Джолин Хейг. Оба парня догадывались, что этих горилл прислали Хейги и до полиции их могут не довезти.
Они медленно и неохотно пошли к «бьюику», двигатель которого работал на холостых оборотах. Понятно было, что лучше и не пытаться бежать. Усатый отступил в сторону, пропустив на заднее сиденье машины Гленна и Барри, а затем обратился к другим юнцам:
– Передайте их мамашам, что они смогут увидеться со своими детками в полицейском участке Пэрриша завтра утром. Скажите им также, что бесполезно пытаться освободить их под залог или брать на поруки, потому что этих молокососов обязательно засадят, и надолго. – Он засмеялся. – Мы решили очистить улицы от всех обнаглевших сопляков. Почему бы на радость соседям не приступить к этому благому делу именно сейчас?
Усатый прицелился в стоящий на тротуаре магнитофон и дважды выстрелил. Ящик взорвался: поднялся клуб дыма, вспыхнуло пламя, и наступила тишина.
Усатый вновь заговорил:
– Уносите отсюда задницы, вонючки. Если мы еще раз увидим ваши морды на улицах, то размажем ваши мозги по тротуару.
Ухмыляясь, он забрался в «бьюик» и захлопнул дверь. Лу и мужчина с винтовкой сделали то же самое. Водитель добавил оборотов и включил передачу. Юнцы разбежались по газонам, чтобы избежать столкновения с «бьюиком», который помчался прямо на толпу и, взревев двигателем, скрылся за поворотом.
В домах, за закрытыми дверями и окнами, добропорядочные граждане наблюдали, как, ругаясь, поднимались с травы взбешенные юные подонки. И домовладельцы чувствовали нечто вроде восторга, освобождения от давящего бремени. Пока юнцы медленно разбредались по улицам, граждане названивали по телефонам, чтобы узнать имена своих спасителей, которые впервые за многие годы дали им в полной мере насладиться покоем субботнего вечера.
Хотя Пэрриш был богатым, современным и могущественным городом, в городском полицейском участке демонстративно подчеркивали уважение к традициям. Шеф полиции Баннистер, крупный, грузный мужчина с коротко подстриженными седыми волосами и с румяным лицом, был одет в светло-голубую форму, которая, казалось, приросла к нему. Обстановка в его офисе была самой простой: металлический стол, доска объявлений, шкаф с выдвижными ящиками, черный телефон, выкрашенные желтой краской стены. В офисе царили полумрак и прохлада, стук пишущей машинки глухо доносился сквозь закрытую дверь. Штора защищала кабинет от прямых лучей полуденного солнца.
За столом сидел сам Баннистер, взявший на себя ведущую роль в этой мрачной и бурной сцене. Перед ним на двух деревянных стульях сидели Гленн и Барри. Одеты они были в те же, что и прошлой ночью, грязные рубашки и джинсы, но выглядели уставшими, и от них несло отвратительной вонью. Ссутулившись на стульях, они, чтобы не смотреть в глаза шефу полиции, отворачивались то в одну, то в другую сторону. Позади них стоял полицейский в форме и нежно поглаживал рукоятку револьвера.
Рядом со столом Баннистера стояли Рубен Хейг и Джолин. Рубен по-отечески обнимал Джолин за плечи. Одета она была в простенькую кофточку и джинсы, глаза ее покраснели от слез, а руки, когда она подносила их к лицу, заметно дрожали. С другой стороны стола сидел Гринспен, адвокат, нанятый родителями Гленна и Барри. Это был тучный человек в сером костюме и в очках, поблескивающих в лучах света.
– Итак, – торжественно произнес Баннистер, – опознание личностей закончено. Джолин, вы собираетесь обратиться в суд?
– Да, – кивнула Джолин. В ее глазах появилось ожесточение. – Я хочу, чтобы их посадили.
– О, я думаю, мы сможем этого добиться. Возможно, они получат пожизненный срок.
Гленн вскинул голову:
– Какой еще, к черту, пожизненный срок?
– Заткнись, ты, дерьмо вонючее! – оборвал его Баннистер.
Гленн сразу сбавил тон.
– Что вы, черт побери, знаете о законах? Когда вы в последний раз брали в руки книгу? – Баннистер повернулся на стуле и обратился к адвокату: – Я подозреваю, что прокурор уже нацелился потребовать сурового приговора?
– Уж в этом у меня нет сомнений, – мягко подтвердил Гринспен. – Учитывая социальное положение пострадавшей…
Джолин разгневанно взглянула на адвоката, но Рубен покрепче обхватил ее за плечи и оборвал на полуслове.
– Успокойся, Джолин, – сказал он. – Все будет хорошо. Потерпи немного, и мы их накроем.
Баннистер, покачав своей большой головой, взглянул на парней:
– Мы еще раскрутим ваши потроха, да так, что…
Шеф полиции не смог до конца высказаться, так как дверь резко распахнулась и в дверном проеме возник, как разъяренный демон, Си Хейг с выпученными от бешенства глазами и побагровевшим лицом. Судя по строгому коричневому костюму и узкому галстуку, он явился сюда с деловой встречи. У женщины-полицейского, стоявшей позади Си, был растерянный вид, когда она обратилась к Баннистеру:
– Я объясняла ему, сэр, что вы через минуту его примете, но он…
Баннистер поднял руку:
– Все в порядке, Фло. Он имеет право здесь находиться. Входите, Си, и закройте дверь.
Си вошел, заполнив своей тушей весь кабинет. Его по-детски пухлые щеки тряслись, когда он смотрел на свою Джолин. Фло тихо прикрыла дверь.
– Вы их поймали? – закричал Си. – Зачем вы ее сюда притащили? Почему не позвонили мне? Боже правый, отец, какого черта вы разыгрываете эту комедию?
– Успокойся, – попытался урезонить его Рубен. – У меня были веские основания не ставить тебя в известность. Я хотел, чтобы Джолин сама решила. Она справилась с опознанием этих двух парней, и теперь мы собираемся обратиться в суд.
– К чертям собачьим! – Си грузно повернулся всей своей тушей и, набычившись, уставился на Гленна и Барри, которые наконец поняли, что им пора принять испуганный вид. – Эти тараканы не доползут живыми до здания суда, уж будьте уверены! Я привяжу их к джипу и протащу через кусты, а потом кастрирую! Для этого случая у нас припасен закон Хейгов!
Барри, который сидел ближе к Си, отодвинулся вместе со стулом и выкрикнул:
– Эй, уберите его от меня…
Этот выкрик окончательно взбесил Си, и он, сдернув юнца со стула, будто какого-то крысеныша, швырнул его о стену с такой силой, что Барри задергался, как марионетка. Не давая ему сползти на пол, Си прижал парня к стене своей ручищей и нанес ему сильный удар тыльной стороной ладони. У Барри пошла кровь изо рта.
– Хватит, Си, черт побери! – закричал Баннистер. – Осади назад!
Баннистер вскочил со стула, а на Си, выхватив револьвер, пошел полицейский. Тот, озираясь по сторонам, как затравленный зверь, продолжал прижимать парня к стене, но, увидев направленный на него револьвер, опомнился и оглянулся на отца.
– Отпусти его, Си. Серьезно тебе говорю! – приказал Рубен.
– Вот дерьмо! – пробурчал Си и отошел на несколько шагов.
Как только он отпустил руку, тело Барри безвольно сползло на пол. Парень стонал и, похоже, потерял сознание.
– Убирайся отсюда к чертовой матери, Си, – воскликнул Баннистер, – пока я сам тебе не врезал!
Избиение продолжалось не более полминуты, но дух насилия остался в комнате. Джолин, раздувая ноздри, следила за расправой. Рубен, как и Баннистер, пытался скрыть удовлетворение. Гленн с показной беспечностью закинул худую руку за спинку стула.
Баннистер начал уговоры:
– Си, в этой комнате находится адвокат этих парней, и ты можешь за одну минуту проиграть это чертово дело, даже с места сходить не надо, если будешь продолжать вести себя подобным же образом. Они добьются освобождения этих подонков, неужели до тебя не доходит?
Си вытер рот тыльной стороной ладони:
– Они их освободят, а я их убью. Какая разница?
Он нервно выдернул из кармана пачку жевательной резинки и отправил в рот одну пластинку.
– Нет, – возразил Баннистер, – ты не убьешь их, потому что тогда сам умрешь. А теперь продолжим, и чтобы тихо у меня было.
Рубен все еще держал Джолин за плечи, но уже не так крепко.
– Послушай меня, сынок, – обратился он к Си. – Сейчас я говорю совершенно серьезно. Мы из тех людей, которые всегда на виду, и наш долг поддерживать законность и порядок в этой стране. Мы накажем этих мерзавцев, но сделаем это в суде. Ты понял меня?
Си, угрюмо набычившись, жевал свою резинку.
– Да, я все понял. – Он посмотрел на парней. – Вы спрашивали у них, почему они это сделали?
– Они отказываются говорить, – ответил Рубен.
Си ухмыльнулся, по-жабьи растянув губы:
– Они сказали вам, что их выгнал Пинки?
Адвокат взглянул на Рубена и Баннистера. Внешне оба держались спокойно, только Рубен слегка нахмурил брови. Гринспен спросил:
– А кто такой Пинки?
– Один из наших друзей, – ответил Си, выдув пузырь из резинки. – Руководит молодежным лагерем, а эти червяки ему не подошли. Правда, ребята?
Гленн и Барри сопели и отводили глаза.
Си резко повернулся, заметно было, что его опять охватывает бешенство.
– Как, черт побери, мне смотреть теперь в глаза моей жене? Что она может подумать о мужчине, который не смог ее защитить?
Вмешалась Джолин:
– Си, дорогой мой, ты защитишь меня. Есть полиция, есть суд, мы их накажем по всей строгости закона. – Она кивнула на Гленна и Барри. – Я уверена, что у тебя хватит сил и мужества, чтобы расправиться с ними по своему усмотрению. Но я думаю, что папа прав. Нужно действовать на законных основаниях.
Си глубоко вздохнул и снова выдул пузырь.
– Ладно, играйте в ваши игры, но я в них не участвую. И вот что вам скажу, я не могу спокойно стоять и наблюдать, как эти сволочи советуются со своим законником, чтобы избежать справедливого наказания. Вы позволяете им насмехаться над собой – это ваше дело. Я в этом не участвую.
– Напрасно ты так, сынок, – твердо и категорично заявил Рубен. – У нас еще действуют законы.
– Посмотрим, – пробормотал Си. – Но я буду держать наготове свой винчестер, и если эти крысы найдут какую-нибудь лазейку, они нарвутся на пулю. – Он посмотрел на Гленна и Барри. – Вы меня поняли?
И все-таки Си не выдержал. Он поддел ногой сиденье стула Барри и, как бульдозер, опрокинул его вместе со стулом на Гленна. Оба парня свалились на пол и копошились там среди обломков стульев. Полицейский вынужден был снова достать свой револьвер.
– Си, – устало сказал Баннистер, – забирай свою жену домой. Там от тебя будет больше пользы. Об остальном мы сами позаботимся.
Рубен поддержал Баннистера, легонько подтолкнув Джолин к ее мужу.
– Давай, парень, – тихо произнес Рубен. – Отвези ее домой и уложи в постель. Пусть попытается заснуть. Она не спала с тех пор, как вернулась из больницы.
Джолин стояла, одинокая и бледная, и это зрелище настолько потрясло Си, что он нежно обнял ее, примерно так, как слониха обхватывает хоботом своего детеныша.
– Пошли домой, Джолин, – прошептал он.
Вцепившись в его рукав, она только молча кивнула.
Баннистер приказал полицейскому вывести Гленна и Барри и отпустил Гринспена. Через несколько минут все, кроме Рубена и Баннистера, покинули кабинет.
Баннистер легонько прихлопнул ладонями по столу:
– Ну что, Си был прав, когда так бесновался?
– Какие могут быть, к черту, сомнения?! – воскликнул Рубен без тени прежней сдержанности. – Мы должны перекрыть все лазейки. Нельзя позволять, чтобы просочилась хотя бы капля информации о лагере. Особо позаботься о том брехуне. Си придется принимать более жесткие меры. Ничего не упускать, никого не щадить!
– А что с этими ребятами? – спросил Баннистер.
Рубен откинул назад волосы и сдвинул на затылок свой стетсон.
– Мне бы хотелось, чтобы их получше стерегли в тюрьме, Баннистер. Позаботься о них хорошенько. Пусть у них ни в чем не будет недостатка: ни в выпивке, ни в наркотиках. Было бы слишком жестоко отказывать им в чем-нибудь до суда.
Баннистер кивнул, полуприкрыв глаза:
– Да, конечно, Рубен. Эй, а как насчет пива? Когда наконец мы посидим за кружечкой?
Рубен ухмыльнулся:
– Скоро, дружище, очень скоро.
Два друга обменялись крепким рукопожатием, и Рубен ушел. А Баннистер поудобнее устроился за столом и устало улыбнулся.
В гостиной на ранчо Хейгов Аарон также занимался проблемами преступления и наказания, но выводы, которые ему приходилось делать, были отнюдь не такими очевидными и, в отличие от Рубена Хейга, не приносили морального удовлетворения. Аарон только что получил подтверждение, что любовником Лорейн был Эд Клири – он давно подозревал нечто подобное – и что Эд, передавая Чету Биннсу секретную информацию, пытался увести у них из-под носа Юго-Западную.
Аарон понимал, что он внушает страх, а не любовь и преданность, даже у небольшого числа лиц из его ближайшего окружения. И хотя он всегда считал страх наиболее надежным средством привязать к себе людей, теперь, когда он стоял перед висящей над камином огромной абстрактной картиной, то чувствовал себя несчастным. Он переживал неудавшийся брак с Лорейн как личную трагедию, имеющую глубокие внутренние корни. Как можно было ухитриться потерять и Лорейн, и Эда Клири, человека, который сделал больше любого другого, чтобы приспособить к современным условиям и юридически обосновать бизнес Хейгов? Затем он подумал о том, что его жена и Эд Клири занимаются любовью у него за спиной, и страшная ненависть всколыхнулась в его душе. Супружеская неверность – это хуже предательства в бизнесе или попыток Лорейн разорвать их брак, ведь они сделали его рогоносцем!
Аарон смотрел на языки пламени и струящийся дымок за гравированным стеклом французского каминного экрана, пытаясь спокойно решить эту нелегкую проблему. Юридически законные решения казались ему слишком мягкими – он считал, что Лорейн и Эд заслуживают более сурового наказания, чем это предусмотрено законом.
Он долго задерживал дыхание и наконец выдохнул. Клири необходимо ликвидировать. Его или собьет машина, или прирежет полупьяный грабитель. Лорейн тоже получит свое, но позже, после своего любовника. До вынесения приговора пусть помучится и побесится. Она слишком много знает, а огласка – бракоразводный процесс наверняка имел бы скандальную огласку! – именно теперь сыграла бы роковую роль.
Аарон задумчиво смотрел на огонь. Он умел принимать решения, справится и с этой проблемой: и Лорейн, и Эд будут наказаны, а он избежит опасности. Судьба приготовила ему суровый экзамен, и он его выдержит. И несмотря на все свалившиеся ему на голову несчастья, Аарон улыбнулся.
