Текст книги "Не оставляющий следов: Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

Стало по-настоящему страшно. Я верил в силу наставника, но против такого количества бойцов мы могли и не выстоять.Их слишком много. Может быть, попытаться убедитьпредводителя в том, что мы для них не опасны? Нет, не сработает. Жесткая линия рта с надменно выпяченной нижней губой и почти маниакальный блеск в глазах, предвкушающих зрелище жестокой расправы... Этот не склонен менять своих решений.

Воздушные стены пали, повинуясь жесту Учителя Доо. Ветер донес запах пота, старой кожи и металла. Я с тоской поднял взгляд в равнодушное небо – умирать было так неохота… Раскрыл веер тешаня и приготовился дорого продать свою жизнь. Наставник, напротив, сложил руки на уровне солнечного сплетения, ладонями навстречу. Он оглаживал пустоту, словно катал шар из глины, пока внутри не начали простакивать черные искры. Отряд неприятеля двинулся в атаку. Наставник прикрыл глаза и с силой вытянул руки, выталкивая чернильно-черную сферу в его направлении. Одновременно ожила золотая печать Круга Отшельников, извергнув волну энергии, накрывшую оставшихся за спиной. Я не слышал ни звука, ни стона... только через пару секунд на камни и вытоптанную траву долины начали со звоном падать пустые доспехи.

«Повинен смерти!», – ветер донес басовитый вздох из ниоткуда.

Вот так, все просто.

Загнал вглубь холодный ручеек пережитого страха и с любопытством поворошил носком ботинка лежащие аккуратной кучкой вещички агрессивного защитника святынь. Алый шелковый линшань [30], припорошенный черной пылью и жирными хлопьями сажи, белоснежное нижнее белье, дорогие сапоги с загнутыми носами и затейливой вышивкой, золотая нагрудная пластина на толстой цепочке, полуприкрытая бархатной шапкой с крахмальными крылышками… Столичная мода. Но Касипома не бахарец, это было видно по лицу, когда оно у него еще было. Не походил он и на законных правителей Канамарки – Терасов, чтобы чувствовать себя причастным к власть имущим... Если бы не был опасным, я бы сказал, что он был весьма интересным. За ним шли люди. Сколько здесь было бойцов? Загибаем пальцы: раз, – кучка из шлема, туники, кирасы и копья, – два… Сегодня эта тропа забрала жизни тридцати человек. Те, кто пытались атаковать нас с тыла, лежали на обочинах, уставив в небо мертвые глаза. На их лицах, будто выжженный, навечно запечатлелся оттиск Печати Круга. Стало немного не по себе.

– Меня учили, что все проблемы можно решить путем переговоров, – надо ведь чем-то поднять настроение. Почему не глупой шуточкой?

Учитель Доо стряхнул с ладоней остатки черной энергии и кривовато ухмыльнулся:

– Меня тоже.

Внимательно осмотрели притихшую долину. Строение, что вчера было скрыто туманом, сейчас просматривалось достаточно хорошо. Оно представляло собой высокую квадратную башню с мощными дверями, выкрашенными красной краской. Грамотный горец, все по фэншую… Судя по расположению окон, в ней было не меньше трех этажей. Рядом огорожен загон, там под рядами навесов лежали и сидели люди. Их не задел энергетический шторм, снесший с лица земли тех, кто покусился на жизнь идущих по Тропе Отшельников.

– Особняк-крепость, отряд не самых слабых бойцов, крепкие работники... Не разглядел татуировку главаря? И я не разглядел… Интересно, зачем поселился в этой затерянной бесплодной долине состоятельный человек? И почему он на нас напал? – Учитель Доо было задумался, а потом махнул рукой. – Нет, не интересно. Живы, и ладно. Темные дела и загадочные истории – вовсе не то, что нам сейчас нужно.

– А что нам нужно? – я пытался переключиться и выкинуть из памяти рассыпающиеся пылью лица… да, лица врагов. Не очень-то у меня это получалось.

– Ба-а-анька, – промурлыкал наставник, вновь бодро зашагав по тропе. – И что-нибудь пожрать.

Деревня притаилась недалеко, за перевалом. Туда вела нахоженная дорога, видимо, загадочные обитатели долины ходили здесь достаточно часто. Однако террасы полей на склонах были частично заброшены, ирригационная система полуразрушена, улицы грязны и неопрятны, а облик редких прохожих нес горький отпечаток нищеты и безнадеги. Странноприимный дом стоял с провалившейся крышей и вряд ли был готов принять путников. С чувством глубокого удовлетворения оглядел остов гостевой баньки – не хотелось сегодня подвергаться еще и изгнанию недобрых намерений.

Ухоженными казались лишь деревенская корчма да роскошный особнячок на отшибе. Расспрошенный крестьянин неохотно объяснил, что дом принадлежит местному чиновнику-управляющему, но беспокоить господина не рекомендуется. Староста же сейчас занят на полях и освободится лишь к вечеру. Досадно. Есть хотелось прямо сейчас.

Время шло к обеду, но в корчме было пусто. Обычные для таких заведений завсегдатаи отсутствовали. Только в углу громко храпела куча лохмотьев, распространяя застарелый запах дешевой браги. Кабатчик, молодой мужчина с угодливым выражением лица и бегающими глазками, не вызвал доверия.

– Вы пришли с перевала, – вкрадчиво улыбнулся, демонстрируя крепкие белые зубы. – Все ли в порядке? Легок ли был путь?

– Путь был приятным, но долгим, – ответно улыбнулся Учитель Доо. – Хотелось бы отдохнуть с дороги.

– Могу предложить горячий обед… Литонья! – крикнул он в сторону кухни. – Накорми путешественников! Но, – заговорщицки наклонился, будто выдавая великую тайну, – ночевать здесь негде. Сами видите, деревня переживает упадок. Достойно встретить гостей никто не сможет.

– Ваш управляющий не справляется со своими обязанностями? – строго поджал губы наставник. – Мы можем посетить его и настоять на том, чтобы ночлег нам был обеспечен…

– Ни в коем случае! – замахал руками кабатчик. – Нельзя беспокоить светлого господина ради такой мелочи… я попробую найти уютное местечко, где вы сможете отдохнуть.

Скользкий тип. Его ужимки и улыбки вызвали вспышку неприязни. Я добровольно не принял бы воды из его рук, даже если умирал бы от жажды. Похоже Учитель Доо был со мной солидарен, потому что придирчиво изучил то, что принесла на подносе пухлая молодка, сияющая ямочками на щеках. Еда, впрочем, выглядела вполне аппетитно и ничем подозрительным не пахла. Внутреннее чутье тоже молчало.

Когда мы почти завершили трапезу, в корчму ворвался запыхавшийся мальчишка с выпученными от ужаса глазами. Он метнулся к корчмарю и лихорадочно зашептал ему что-то на ухо. Тот побледнел и искоса бросил на нас опасливый взгляд. Та-а-ак, кажется, сей скользкий тип отправлял посыльного к Касипоме с вестью о нашем появлении, а тот взамен принес ему другие интересные новости.

Вслед за выскочившим из-за стола Учителем Доо я поспешил к сладкой парочке. Решительно отодвинув мальчишку, мы подтащили оторопевшего хозяина к ближайшему сидячему месту. Сноровисто выхватив из котомки веревку, Учитель Доо примотал его к лавке, исключив возможность побега.

– Ну, теперь можно и поговорить, – ласково улыбнулся он корчмарю, чье лицо исказила гримаса страха, а глаза уже не просто бегали, а лихорадочно метались между нами и дверью заведения.

– О чем? – с трудом выдавил хозяин, не решаясь взглянуть на наставника.

Я ощутил краем сознания, как бесчувственное тело, боги знают сколько времени пролежавшее в углу, закопошилось за нашими спинами, пытаясь подняться на ноги. Ему это удалось.

– Они тут все заодно! – с трудом ворочая языком, заревело оно, бросаясь к нам. – Что вы сделали с сыном?

Я ловко перехватил пьяницу и усадил рядом со связанным, фиксируя руками его конечности и стараясь не морщиться от мощного перегара.

– Вот и расскажи нам обо всем, драгоценнейший корчмарь, – Учитель Доо выглядел как добрый отец-исповедник из храма Смерти. Только белой налобной повязки не хватало. – А мы проверим, правду ты говоришь или нет.

– Да! – рыкнул пьяница, оказавшийся еще не старым, но уже изрядно потасканным мужичонкой. Лицо украшали многочисленные синяки разной степени зрелости. – Не смей врать, Тарна. Хватит гневить Солнце!!!

Корчмарь стал торопливо, захлебываясь словами, излагать грустную историю поселения.

Не менее года прошло с тех пор, как в маленькую уютную деревеньку Муле прибыл почтенный господин из далекого далека – столицы Канамарки или даже самой империи. Он принес в деревню благую весть. То, как построена жизнь провинции, – сказал он, – противоречит истинному порядку вещей, и чтобы привести ее в гармонию, начать нужно снизу, с самых что ни на есть народных корней. Необходимо исправить все заблуждения, которым подвержены крестьяне. Если управляешь – управляй, и не занимайся иными, несвойственными правителю делами, если подчиняешься – подчиняйся. Сын должен быть сыном, вести себя как сын и исполнять обязанности, возлагаемые на него, а отец – отцом. Если ты беден, значит, не стоиткопить гроши под подушкой и не набивать закрома, а если богат – можешь и дальше приумножить богатство.

Поскольку сопровождал почтенного господина отряд крепких ребят, крестьяне вынуждены были согласиться с тем, что сильный имеет право насадить истинную справедливость силой. Управляющий поначалу возражал, предлагая послать запрос о допустимости изменений жизни деревни в администрацию провинции, но красноречивый оратор убедил его в том, что документ нужно составить по всем правилам… а потом этот вопрос больше не поднимался. Да и чиновник все реже выходил во двор своего с каждым днем хорошеющего особняка, а когда выходил – был, казалось, не в себе.

Постепенно в соседней долине господин Касипома возвел крепость, согнав на работы всех крепких мужиков и молодых девок с окрестных деревень. Самые способные пополнили отряд его бойцов. Построение нашего мира, – говорил он, – требует защиты от тех, кто не согласен с необходимыми изменениями. Конечно, чиновники и мытари империи привыкли беззастенчиво нарушать справедливый порядок вещей, и с ними придется сражаться за право жить по-новому. Но не сейчас. Сначала нужно окрепнуть, стать сильнее. И для этого каждый должен нести отмеренную ему ношу.

С тех пор как численность населения уменьшилась, основная тяжесть крестьянского труда легла на плечи стариков и женщин. Естественно, они не могли сделать многого, и хозяйство постепенно приходило в упадок. Касипома же не торопился отпускать мужчин и девушек по домам, используя их для собственных нужд. Накопленные деньги и припасы тоже постепенно переходили в его владение, ибо он доказал свое «право» обладать ими. Немало перепадало корчмарю, ибо бойцы новоявленного хозяина регулярно спускали монеты на выпивку, да росло подворье чиновника, который по своему статусу не должен быть бедным. Окрестные поселения захирели, народ окончательно обнищал, а лица насаждающих справедливость становились все шире и румянее…

– Просветленный Касипома всегда творил справедливость, – нервно оглядываясь, частил корчмарь Тарна. – Он ловил безумных бродяг. Эти-то шли в проклятую долину, будто там медом намазано. Отбирал у них деньги и наказывал строго. Он закрыл к ней проход. Он сделал нас сильными…

– И богатыми? – уточнил Учитель Доо.

– Я помогал ему и его бойцам, – закивал Тарна. – Привозил из города доспехи и оружие, вкусную пищу, пасту из листьев волшебного кустарника… Кто-то стал богатым, а кто-то платил за защиту.

– Почему не доложил в управу о происходящих здесь… преобразованиях? – голос Учителя Доо звучал очень строго.

– А зачем? – заюлил корчмарь, заискивающе улыбаясь. – У нас ничего плохого не происходит. Все хорошо. Остальные просто позавидовали бы нам. Просветленный Касипома дает нам право свободно решать свою судьбу...

– Что вы сделали с моим сыном? – покачиваясь и вцепившись в нечесанные волосы вновь вопросил замызганный пьяница.

– Ты сам видел: жив твой сын, – с нотой презрения в голосе ответил корчмарь и пояснил для нас. – Это отец нашего управляющего. Совсем опустился, спился и несет всякую чушь. Я его, по доброте душевной, подкармливаю тут иногда. Обычно он просто бродит по деревне, мешает людям работать своей брехней.

– Пойдем к нему, – пьяница умоляюще схватил меня за руку. – Пойдем! Вы сами увидите: с ним что-то не так.

Мы поднялись из-за стола, поддержав под локти с трудом стоящего на ногах жалобщика, отвязали от лавки и заперли в чулане корчмаря и вышли на улицу.

– Меня не пускают к нему. Гонят. С ним два мордоворота поселились. Я прихожу, а они, такие... иди, грят, отсюда, видеть тебя не хочут!... Как же не хочут? – растерянно бормотал проводник. – Как же не хочут-то? Мой мальчик всегда был хорошим. Он грамоту знает, на чиновника учился. Вернулся сюда, ко мне. Чтоб старость мою беречь. Женился. Детей только боги не дали. Так как же не хочут? – всхлипнул и шумно высморкался. – Не выходил он нынче. И жену, ласточку, не видать давно.

– А что соседи? Так ничего подозрительного и не заметили? – удивился Учитель Доо, поддерживая пьяницу в вертикальном положении.

– А у остальных будто глаз нету! Не выдумывай, грят, господин истину несет. Твой сын помогает и в деньгах купается... – он выпрямился и яростно погрозил кулаком деревне. – Да сдались они, эти деньги! Пропади они пропадом!

За нами следом увязался сначала один старичок, с трудом волочащий ноги, потом к нему присоединился второй, еще более немощный – видимо, они уже не могли работать на полях, затем из убогой хижины выползла парочка любопытствующих бабулек… Когда подходили к дому чиновника, наша процессия была не такой уж и малочисленной.

– Ой, как-то тут все не так… – прошамкал согнутый возрастом дед, щурясь в проем распахнутой двери.

– Уйди с дороги, старый! – наш проводник с неизвестно откуда взявшейся силой растолкал зевак и ринулся внутрь.

Дом, снаружи выглядящий как конфетка, внутри оказался затянут плесенью и паутиной. Сквозь сильный запах экскрементов и рвоты просачивался гнилостный сладковатый аромат. Учитель Доо решительно прошагал через разгромленную прихожую в комнату, предназначенную для отдыха всей семьи, как это принято в Канамарке. На широком низком диванчике, изгаженном испражнениями, лежал хозяин, раскинув руки. Он был мертв. Возле головы валялась подушка, намекая на способ умерщвления. Тело было облачено в вонючие лохмотья, но еще не подверглось тлену, а странный запах исходил из кувшина, стоящего на столике у дивана. Учителю Доо даже не пришлось приближаться к нему, настолько силен и характерен был аромат.

– Вытяжка из листьев бака-бало, – моментально определил он. – Сильнейшее обезболивающее и галлюциногенное. Вызывает привыкание. Те, кто постоянно употребляют его, навечно поселяются в иллюзорных мирах, пренебрегая реальностью. Теперь становится понятен «странный вид» молодого господина и его нежелание видеть отца. Он, скорее всего, просто забыл о родителе.

Между тем пьяница, горестно оглаживающий волосы мертвого сына, встрепенулся:

– А где Кхалла? Где наша ласточка?

Женщину нашли в подвале. Ее тело в разорванной одежде, после побоев и надругательства при жизни, просто бросили на каменный пол среди бочек, из которых выпили все вино. Судя по состоянию, она погибла не сегодня. Когда? Сложно было определить: в сухом воздухе гор процессы разложения протекают иначе, чем в низинах. И все это время ее супруг не вспоминал о ней… или ему не позволяли вспомнить. Те два «мордоворота», о которых рассказывал нам пьяница, были повинны в том, что здесь случилось. Сегодня они бежали, убив последнего жителя разграбленного гнезда. Я уверен, что они исполняли приказ Касипомы следить за тем, чтобы чиновник не пришел в себя, но остальные бесчинства – на их собственной совести.

Я, кажется, знаю, зачем необходимо было держать в пусть беспомощном, но живом состоянии управляющего. Стремительно вернулся в жилые комнаты и нашел его кабинет. Да, тут был относительный порядок: рабочий стол, письменный прибор, печать администратора – все на месте. Быстро отсортировал разбросанные по столешнице листы, отыскал несколько испорченных страниц с докладами, которые должен отправлять чиновник в управу города ежемесячно. Что там было написано, о Судьба! Полный бред. Видимо, надзирателям стоило немалого труда принуждать подопечного составлять более-менее связные отчеты. В одном из черновиков излагалась слезная просьба об отсрочке годового налога, якобы в связи с оползнем, разрушившим поля. От помощи управляющий отказывался, обещая восстановить все собственными силами, но налоги просил отменить. Судя по всему, его просьба была удовлетворена, ибо иначе давным-давно сюда явились бы мытари Туркисов в сопровождении немалого отряда стражи. И власти Касипомы пришел бы конец…

Было ли мне жалко чиновника? Его жену? Его отца? Не знаю. Знаю лишь, что не хочу здесь находиться ни минутой дольше.

– Уходим, – Учитель Доо возник в проеме двери, как бы отвечая моему желанию. – Старики сами сделают все, что положено. Они знают, как нужно управляться с мертвыми.

Я молча кивнул. Пусть разбираются сами.

Печати деревеньки Муле в наших подорожных не будет.

Тропа уводила прочь из диких мест. Да, в их укромных пещерах и глухих чащах легко затеряться от возмездия. Ускользнуть от руки правосудия. Обрести свободу от долга, обязанности, морали… от всего человеческого. Даже если бы Камень силы не притягивал сюда авантюристов и фанатиков, идея обосноваться в укромных долинах высокогорья, чтобы создать свое маленькое княжество, кажется вполне перспективной. Но почему местное население так легко забыло обязанности перед империей и беспрекословно подчинилось залетному претенденту на власть? Неужели на самом деле прониклись идеей установления истинной справедливости? Ведь оратором он был откровенно слабым… Или основным аргументом покорности выступили вооруженные до зубов бойцы, маячившие за плечом новоявленного подвижника?

– «Исправление имен» Учителя Куфа... – задумчиво пробормотал наставник, и подмигнул, в ответ на мой вопросительный взгляд, – наш личный, семейный мудрец. Мне было положено впитывать его мысли с молоком матери. И вот, сподобился увидеть воплощение этого учения на практике. Результат оказался неожиданным. – Я не смог вспомнить, к какой именно высшей семье принадлежал Учитель Куф, знаю лишь, что в библиотеке отцовского поместья его трактаты занимали отдельную полку, рядом с полкой сочинений Учителя Мина, нашего личного мудреца. – Способным человеком был этот Касипома: так лихо оболванить местных жителей! Обычно крестьяне не отличаются высоким интеллектом, но житейская смекалка и инстинкт самосохранения у них весьма развиты. Хотя, как показало наше путешествие, не всегда.

– И ведь никто не послал, как это положено, гонцов в ближайший город, в управу! – на их месте я поступил бы именно так. – С самого начала, когда в деревне еще жили сильные молодые мужчины.

– Да, это уберегло бы их от захвата авантюристами. Для того и разрабатывались процедуры ежемесячных отчетов чиновников, служащих в глухих уголках страны. Горцы прекрасно знают тайные тропы, и любой, даже самый сильный и умелый противник, не сможет выследить гонца из местных. Если он привезет тревожную весть в управу, то империя всей мощью встанет на защиту своих земель... Но сам видишь, что здесь творится.

– По-моему, местные жители… э-э-э, – я замялся.

– Сглупили? – закончил за меня Учитель Доо.

– Будто с ума посходили, – поправил наставника.

– Сон разума, – Учитель Доо задумчиво посмотрел на меня, – затронул их слишком сильно. Да, он распространился широко, захватив почти всю провинцию, но здесь, в эпицентре... Хорошо, что ты смог остановить процесс дальнейшего оглупления жителей Канамарки. «Ясность мысли» – этого им явно не хватает. Небыстрым будет результат воздействия, Камень силы меняет реальность не мгновенно, но то, что изменения будут положительными, что соображать они начнут чуть живее – факт.

Мимо, пыхтя, промчался гонец из деревни Муле в традиционном сером колпаке, и скрылся в клубах пыли за перевалом. Видимо, к кому-то разум уже вернулся.

8. Облака и туманы

– Ну еще разочек, – уговаривала меня временная подружка, актриска из маленького театрика, расположенного по соседству с нашим гостевым домом, – давай, дорогой! Вот так, мягко… голос идет на понижение…

– У Вас красивые глаза... – еще раз добросовестно мурлыкнул я.

– Вот! Получилось! – радостно взвизгнула. – Прекрасные бархатистые нотки! Все девчонки твои будут!

– Правда? Получилось?

– Ага! Аж мурашки по коже. У тебя приятный тембр, близкий к баритону. Это я говорю как профессионал, – она важно кивнула. – Таким голосом только и соблазнять.

Дверь внезапно распахнулась, и Учитель Доо просунул голову в мой номер.

– Одевайся. Караван отправляется.

Мы с подружкой переглянулись, и я кинулся спешно натягивать походную одежду, заблаговременно приготовленную, но заваленную женскими вещичками в процессе прощания с актрисой, появившейся под утро на пороге моей спальни. Она была забавная и симпатичная, мы легко и весело провели последнюю пару недель, практически не вылезая из постели.

– Жаль, что ты опять уезжаешь, – она со вздохом подобрала покрывало, упавшее на пол с кровати, и укуталась им. – Ничего, если я здесь посплю? Ночная премьера далась нелегко, наши до сих пор отмечают триумф, а номер твой все равно оплачен до вечера.

– Конечно, дорога-а-ая, – мурлыкнул, как научили, и чмокнул ее в щечку с не до конца стертыми следами грима. Ох уж эти Куккья! – Счастливо оставаться, я побежал.

– Пока-пока, поцелуй за меня Сию, – сонно пробормотала, вяло помахав рукой. – И запомни, все девчонки – твои...

Сейчас мгновенно заснет, я ее знаю.

Прекрасное прощание со столицей востока!

Говорят, в благословенные времена правления императрицы Ксуеман обнаженная девственница с мешком золота могла пересечь империю, сохранив в неприкосновенности и золото, и невинность. Мы с Учителем Доо наполовину повторили ее подвиг несмотря на то, что были неплохо одеты, популярны у девиц из ночных кварталов и временами стеснены в средствах. Нельзя сказать, что путешествие далось легко: мы тонули в притоках Матери рек Манитулоо, попадали под горные обвалы на снежных хребтах Тянь-Мыня, сражались с разбойниками и беседовали с отшельниками. Наша подорожная пестрела печатями управ десятков городов и пометками старост мелких общин. В деревнях весьма настороженно относились к чужакам, но за безопасность путников, на несколько дней или недель становящихся «своими», ответственность брать приходилось. Чуть больше года назад покинули Бахар, и за это время изменился не только я – изменился мир вокруг меня. Великая империя Янгао за время странствий сузилась до размеров, ограниченных окоемом. Тенистые сады и потрясающее искусство юга, прохлада библиотек университетов востока, торжества в честь Солнцестояния… Менялись декорации, маски актеров, но пространство ее сцены оставалось неизменным и измеримым шагами. Рассказывать о прошлом могу долго… вот забавно, у меня появилось прошлое! Еще одно непростое обретение.

Казалось, совсем недавно мы с Учителем Доо рылись в архивах Ланкантая, города-школяра, легкомысленного и шумного, но трепетно сберегающего и угасающий шепот летописей былых времен, и дерзкий вызов научных трактатов, творящих будущее. И вот уже веселимся на празднествах, проходящих в Саксаюмане, столице Канамарки, где можно подробнейшим образом ознакомиться с широким ассортиментом чувственных искушений. Театры, симпосийоны, стихийные собрания интеллектуалов в парках под кронами тихо шелестящих деревьев, таверны и ресторации, кварталы домиков с умелыми обольстительницами – горному краю было, что нам предложить. За три месяца усердных развлечений потратил в два раза больше денег, чем за все время путешествия. У Учителя Доо, казалось, был открыт кредит во всех торговых домах, и он тоже ни в чем себе не отказывал… Потребности были весьма умеренны – за несколько столетий жизни приедаются любые изыски – но столице удалось и его растормошить. При очередном посещении Торгового дома Туркисов мы договорились о присоединении к большому каравану, возвращающемуся в Зебанавар. Да-да, тому самому, о котором упоминали на прощальном пиру в доме Шандиса Васа Куккья. Выкроил время из череды бесконечных развлечений и успел пробежать по банкам и лавкам, собираясь в дорогу.

В специально отведенной долине за пределами Саксаюмана формировался походный порядок торгового каравана. На почти четыре сотни крупных лам-гуанако навьючивали тюки с грузом, а вокруг суетилось, казалось, в два раза больше народу. Мохнатые ламы с царственным высокомерием смотрели на каждого, кто посмел грузить им поклажу на спину… а таких хватало. Погонщики в который раз проверяли упряжь, купцы и приказчики просматривали списки и ругались за место в цепочке, охрана готовилась рассредоточиваться по ходу движения. Старший караванщик встретил нас радушно и сразу определил в компанию к «свободным путешественникам». Пешком идти было нелегко и небыстро – равнялись по последнему, – но после того как спустимся с гор и сменим вьючных животных, можно будет, как нас уверили, перемещаться в кибитках «со всеми удобствами». Среди путешественников обнаружились математик-Терас, перебирающийся в Бахар вместе со всем скарбом и молодой женой, ремесленники, по предписанию властей отбывающие в другие провинции империи, парочка художников-Куккья, черпающих вдохновение в странствиях, и скрытный чиновник-Иса, не раскрывший рта даже для того, чтобы поздороваться. Похоже, государственный инспектор.

Наш отъезд несколько раз откладывался: на месте сбора мы в полном составе уже три раза напрасно встречали восход солнца, а через час, недоуменно пожимая плечами, расходились – зато с подружкой прощались каждый раз как последний, а потом не менее пылко встречались. Сегодня погонщики наконец-то взяли в руки поводья головных гуанако, связанных десятками. Резкий сигнал горна растворился в вековом безмолвии седых вершин. Эхо молчало. Позвякивая железными деталями сбруи, ламы мягко тронулись в путь. Солнце светило в спину.

В пути разговаривали мало, берегли силы и дыхание. Зато вечерами на специально оборудованных площадках, нас ждали разожженные костры, запекающиеся в ямах тушки альпак с овощами и навесы от ветра и непогоды. Соскучившиеся в дороге по общению попутчики знакомились, переходили от группы к группе, от костра к костру, слушая чужие байки и рассказывая свои истории. Стоянки обустраивала специальная команда работников, которые заранее выдвигались вперед. Сию, воплощающийся в материальную форму лишь на привалах, с удовольствием бегал по лагерю и таскал от соседних костров кусочки. Многие желали одарить чем-нибудь вкусным ласкового попрошайку. Поначалу то тут, то там вспыхивали ссоры, но их быстро ликвидировали караванщики – опыт помогал гасить конфликты в зародыше. Странствовать в большой и хорошо охраняемой компании оказалось на удивление комфортно.

Лишь один из почти тысячи человек в караване вызывал стойкую стихийную неприязнь. Невысокий рыхловатый юноша примерно моего возраста с чистым виском и в желтых одеждах семьи Туркисов время от времени проезжал верхом на ослике вдоль цепочки мерно ступающих лам и людей. Единственный из всего каравана, кто не шел пешком. Его круглое лицо с орлиным носом и большими карими глазами можно было бы даже назвать приятным, если бы не брюзгливо поджатые пухлые губы. Небольшой залакированный пучок обвивала металлическая лента, сколотая шпилькой «Расцветание пиона», головной убор отсутствовал, выставляя на всеобщее обозрение символ высокого статуса. Черные прямые волосы, не забранные вверх, красиво обрамляли скулы и спадали водопадом на плечи. Прическа, такая уместная в роскошных залах дворцов, вдали от цивилизации выглядела нелепо. Обычно его сопровождали сам старший караванщик и пара-тройка телохранителей. Как понял из тихих дорожных разговоров обслуги, юный Туркис с трудом смог вырваться из водоворота развлечений, на которых так богат Саксаюман, именно поэтому наш отъезд и откладывался. Глава семьи Мягкого золота впервые отправил отпрыска-наследника руководить движением каравана, и он уж наруководил… На привалы мы останавливались тогда, когда скучающему аристократу приходила в голову идея отдохнуть или развлечься охотой. Любое более-менее живописное озеро надолго задерживало наше продвижение: юнец мог часами торчать на его берегах, увлеченно царапая в тетрадку слащавые вирши и вкушая вино из кубка, украшенного самоцветами. С приближением лесов обслуга, повинуясь его распоряжениям, бросала лам и грузы, уходила в заросли, чтобы спугнуть дичь и пригнать ее поближе к караванному пути. Туркис с азартом расстреливал кроликов и диких морских свинок из лука, не покидая спины осла. Тушки шли в общий котел, но погоды не делали – что для почти тысячи путников десяток кроликов, да и скота на мясо мы с собой гнали достаточно.

– Молодой господин, – увещевал сына своего повелителя старший караванщик, единственный, к кому юнец хоть немного прислушивался, – мы выбиваемся из графика! Если не уйдем из этих мест до прихода туманов, передвижение осложнится…

– Это твоя работа, – высокомерно процедил юнец, – сделать так, чтобы мы не сбились с пути.

Утонувшие в похмельных тенях глаза встретились с моим презрительным взглядом… Напрасно я привлек его внимание.

Теперь при каждой встрече нас будто бил разряд молнии, и Туркис пытался задеть меня любым способом. Ослик, повинуясь безмолвной команде ездока, постоянно норовил столкнуть с тропы, по которой цепью шел караван. Не раз и не два я рефлекторно уходил с траектории движения невинного животного, заступающего путь. Однажды волевым усилием заставил себя остаться на месте. Было интересно: что он задумал? Юнец с наслаждением оттолкнул меня ногой, оставив след не очень чистого башмака на халате, и презрительно процедил: «Дорогу, хам!». Не опасно, но унизительно. С легкой душой отпустил на волю инстинкты и всегда успевал сместиться в сторону при его приближении. Неудачи еще больше усугубляли желание Туркиса меня достать. Было забавно наблюдать, как он почти падает с осла, не в силах дотянуться ногами до цели. Зачем? Не понимаю.

Как-то вечером на стоянке невольно оказался свидетелем истерики, которую юный господин закатил старшему караванщику:

– Почему ты набрал в мой поход отребье без роду-племени? Мы – Туркисы, а не шайка бродяг или нищих паломников!

– Все, кто идет с нами, – спокойно ответил караванщик, – оплатили пребывание в наших рядах. Весьма недешевое. Так что смиритесь, молодой хозяин, с тем, что ради прибыли необходимо переступать через личные чувства.

– Ты глуп! – парень вспыхнул как порох. – Зачем в моем караване я должен терпеть всякую шваль?

– Может быть, для того, чтобы научиться? – караван-баши был невозмутим. – Вас ведь за этим отправил в путь Ваш почтенный отец.