Текст книги "Не оставляющий следов: Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– Спасибо, доктор, – вежливо поклонился Учитель Доо, – за то, что исполнили долг, который возложило на вас Вечносущее Небо. Можете утешиться: вы жили не зря, – и обернулся ко мне. – Идти сможешь?

Я прислушался к своему состоянию и осторожно кивнул: чувствовал себя вполне сносно, видимо, подействовала какая-то хитрая трава. Мы неторопливо вышли из комнаты. За захлопнутой дверью жалобно причитал, оплакивая свою неминуемую кончину, лекарь.

Нить ровно ложится, стягивая неведомо откуда взявшуюся прореху на воротнике халата. Светильник рядом, но работать в его тусклом свете нелегко. Не люблю штопать и делаю это лишь потому, что дорожное одеяние, столь любезно пошитое бывшими императорскими портными, оказалось весьма удобным. Кривые крупные стежки стараюсь укротить – мне дорога эстетика костюма. Хранитель Сию дремлет у ног. Учитель Доо раскинулся на вышитых подушках, придвинув поближе столик для трапезы: неизменный сок в металлических бокалах, густо покрытых причудливой чеканкой, широкое блюдо с плодами лонгана и больше десятка небольших плошек с местными закусками, овощами и соусами. Ужин был заказан на двоих, но я к нему так и не притронулся.

– Одинокий путник – вот кто воистину свободен. Он выпадает из любой общественной системы, пока идет из пункта А в пункт Б. Его жизнь управляется рукой Судьбы. Род, семья... пока он в пути, – он никто, песчинка, гонимая ветром. Никому не известен, ничем не защищен. Цени, – Учитель Доо кинул в рот горсть пряного риса, желтого от куркумы, – это и есть та самая свобода, ради которой ты покинул дом.

Ответил возмущенным взглядом. Неужели и вправду истинно свободны лишь бродячие философы, колдуны и змеи-оборотни, чья ценность сомнительна, а вред очевиден? Он лучезарно улыбнулся.

– Наивные обыватели считают, что свободен тот, кто может пользоваться всеми возможными правами и не нести никаких обязанностей... – придирчиво выбрал самое бодренькое соцветие цветной капусты и окунул его в острый соус. – Не спорю, и такая свобода возможна. Заслуженная годами ответственных поступков, как итог долгой славной жизни, когда единственную радость доставляют только лишь перетертая пища и теплый сортир. Для юного и дерзкого свобода обычно является в таком вот виде... – насмешливо ткнул пальцем-сосиской в мое укутанное компрессом горло и занялся дегустацией содержимого очередного соусника.

– Кхе! – вытер слезящиеся глаза. – С перцем немного переборщили. Ладно, он выжжет из нас заразу, будем здоровенькими. Хочешь? – протянул мне плошку с чечевицей, коварно и оптимистично улыбаясь. – Ну как хочешь. Став полностью свободным, так легко потеряться, если не на что опереться. Поэтому каждый решает сам, что ему дороже: свобода и одиночество или безопасность и груз самой разнообразной ответственности.

Нить путается. Игла уколола подушечку пальца, но это совсем не больно: руки успели загрубеть, их не так просто поранить. Тени в углах сгущаются все плотнее. Голос учителя журчит нескончаемым потоком, я устал и половину рассуждений просто пропускаю. Лишь знакомо-незнакомое слово выдернуло из сумеречного тумана.

– Та-а-ак... О чем это я? Талхи... – Учитель Доо побарабанил пальцами по столешнице.

Слова воспринимались плохо, но наставник будто транслировал в мозг красочные картинки, которые запомнил навсегда.

Стар Танджевур, забывший времена своей славы. Рождение его сокрыто в седых глубинах древности, он давно изжил и яростные страсти юности, и царственную мудрость зрелости. Дряхл Танджевур, но уйти, раствориться в покорившей его империи не спешит. Мир рухнет, а он останется – как выживший из ума дед, собирающий в развалинах дома черепки разбитого прошлого. А прошлое живет, ибо с рождения и до смерти вселенной хранят эту землю три богини-Матери.

Изначальная Вдова, Повелительница Пепла, стережет границу. Она пребывает в вечном сражении с демонами, не давая им вторгнуться в нашу реальность, карает любопытных людей, желающих исхода вовне. Вне времени и пространства, в бесконечность, лелеющую эмбрионы миров, простираются ее владения. Если сдастся, остановит битву, вселенная рухнет под натиском враждебных сущностей, обитающих в иных измерениях. Пепел живущих придает ей силы в вечной битве, а души, улетающие с пеплом, укрепляют границу.

Черная Мать, Хозяйка Сумерек, властвует над всеми живущими. Рождение, созревание, создание семьи, наконец, сама смерть человека находятся под полным ее контролем. Она заставляет день сменяться ночью, лето – зимой, посев – жатвой. Сжимает и ослабляет пружину мира, помогает существовать в привычном нам ритме, ритме естественного хода вещей. Ей нужна сила крови. Крови людских сердец. Иначе в какой-то момент солнце не встанет с рассветом и воцарится вечная тьма.

Дева Ночи, Госпожа Иллюзий, танцует средь кошмаров и грез. Ей подвластны чувства, что соединяют и разделяют живых. Нити причинных связей мира держит в руках юная богиня. Иногда открывает достойным таинственный мир сновидений и прорицаний. Деве Ночи нужна энергия человеческих плотских страстей, способных стать надежным фундаментом для обманчивой и зыбкой реальности, в которой обитает. Иначе падут стены, отделяющие истинное от мнимого, и мир погрузится в безумие.

Храмы богинь заполнялись кровью и пеплом жертв веками, пока под натиском империи не пал древний Танджевур. Культ миролюбия, который принесли служители Вечносущего Неба, поставил вне закона брутальные традиции юга. Виджрата победила, но не смогла окончательно их отменить. Тайные сторонники Матерей и по сей день продолжают соблюдать освященные веками обычаи. Они истово верят в то, что без энергии тела, крови и страсти людской ослабнут богини. Вселенная рухнет. Все сущее зависит от жертвы, которую мы готовы принести, а если не готовы – ее принесут за нас. Если раньше на алтари всходили добровольно или посвящали богиням избранных пленников, захваченных в боях, то сейчас адепты тайных сект охотятся на ничего не подозревающих соотечественников.

Талхи поклоняются Повелительнице Пепла. Ей нужна полная сил бескровная жертва, не угнетенная болью и страданиями. Ловко накинутый на шею шнурок – и чистая душа, лишь на секунду заглянув в глаза смерти, улетает к Изначальной Вдове с пеплом сгорающего тела, укреплять границу между мирами.

– Избранниками богини становятся юные воины, исполненные всяческих добродетелей. Так что гордись, – хохотнул Учитель Доо в ответ на возмущенный взгляд, – наметив в жертву, братья-душители высоко оценили твои личные качества. Им не повезло, повезло тебе. Богиня дает право лишь на одну попытку убийства. Ты в безопасности, повторения не будет: они фанатики, но не маньяки. Глупец-лекарь зря трясся от страха. Зря пытался нарушить клановый долг помощи страждущим. Но я его знатно запугал, – он проказливо подмигнул, – будет бояться... Человек он поганенький, но должен заметить, что специалист неплохой.

Учитель Доо поковырялся в цветной капусте и продолжил:

– Как видишь, даже древние боги не могут противиться Судьбе, а она, похоже, в тебе заинтересована.

Но я уже не слушал. Только сейчас осознал, насколько близко прошла госпожа Смерть. Меня могло не стать, как не стало молодого талха, – а ведь он был куда более умелым, чем я. Люди продолжали бы болтать о мелочах и шутить. Учитель Доо – пить вино и любезничать со старухой Дэйю. Отец – вчитываться в отчеты своих служб и отдавать им распоряжения. Сестры – играть на лютне и восхищаться новыми нарядами. В кабачке Умина все так же стучали бы кости и шлепали о столы карты... Без меня. Ледяной ком уже давно собирался в солнечном сплетении. Лопнул, обдав жаром. Комната поплыла перед глазами. Учитель Доо мгновенно возник рядом, поддержав под локоть. Выдернул из закаменевших рук халат и иголку.

– Вот и хорошо. Переживи это сейчас, Аль-Тарук Бахаяли. Бояться не вредно, бояться – полезно. Для здоровья. Но здесь ты в полной безопасности. На-ка, глотни, – поднес к сведенным судорогой губам чашу с лекарственным отваром и обнял за плечи. – Давай, поспи. Утром все будет выглядеть иначе.

Не знаю, какие травы были подмешаны в питье. В сон провалился сразу, как только голова коснулась подушки, а под руку подкатился упитанный шелковый Сию-клубок.

...Я снова стоял на границе бурой поляны. Сияющий энергиями изнанки ветер гулял в опрокинутой чаше неба. Округлые валуны оплетали выжженное пространство двойной спиралью. В центре равнины осколок скалы насмешливо скалился, вонзаясь в ночь, как зуб невиданного чудовища. Было совсем не страшно. Что там говорил учитель о снах дорог? Мое любопытство разгоралось: почему мне показывают это место с таким постоянством? Зачем?..

Сон замолчал, прекратился, ушел. Тишина звенела в ушах. Я прислушался, но кроме мирного сопения хранителя и учителя не услышал ни единого звука. Где утренняя суета постоялого двора, крики водоносов, переругивание повара с хозяином? Пора вставать или еще слишком рано? Толком не разлепив веки, осторожно ощупал шею. Не болело. Солнце заглядывало в окно самым краешком, значит, и вправду слишком рано. Аккуратно снял с головы кошачьи лапы, встал и, стараясь не беспокоить шумом Учителя Доо, отправился совершать утренний туалет.

Чистая смена белья, новая расческа, походное мыло, пахнущее травами из сада «Дома в камышах», пара кувшинов теплой воды, принесенных в мыльню не до конца проснувшимся взлохмаченным слугой... Страх, боль, изумление коварством мира ушли вместе с днем вчерашним. Надеюсь, навсегда. Постоялый двор постепенно просыпался. За воротами подал голос водонос, на кухне зазвенели посудой. В коридоре столкнулся с поваром, который что-то ворчал про проходной двор, но при виде меня почтительно осведомился, что бы желал я на завтрак. «На Ваше усмотрение», – хотел ответить любезно, но горло перехватило. Он понятливо покивал моему сипению и удалился, продолжая что-то бубнить. Говорить пока нельзя, буду слушать.

В номере все оставалось по-прежнему. Кажется, наставник проснулся: из-за ширмы раздавались шорохи. Я сгрузил в корзину грязную одежду, развесил на спинке кровати влажное полотенце, мыло понес обсохнуть на солнышке у окна. Краем глаза зацепил желтое пятно на темной поверхности столика, за которым вчера ужинал Учитель Доо... Шнур. Оружие братьев-душителей, недавно побывавшее на моей шее. Вчера его тут не было. Мы вообще оставили его на трупе талха! Кто его принес? Ночью, пока спали, кто-то пробрался в комнату, стоял над нами, сонными, смотрел, а мы даже ничего не почувствовали?! Он оставил шнур здесь специально, чтобы утром его увидели... хотел запугать? Само собой, убийца был не один, у него был сообщник... сообщники! Может, они тут все заодно? На нас в любой момент могут напасть!

Комната поплыла перед глазами, сердце подкатилось к горлу. Бросило в жар. По спине потекла ледяная струйка пота, ноги и руки будто иморозью подернуло. Меня словно выкинуло из тела, из реальности. Надо бежать! Я дернулся было к выходу, но ноги не слушались. Как же... Стоп. Я, кажется, впал в панику. Нужно взять себя в руки. Дыши. Дыши, Аль-Тарук! Раз-два, раз-два, вот так. Приди в себя. Гомон постоялого двора слышен как сквозь вату, но уже слышен. Учитель Доо отфыркивается, умываясь. Сию нежится на подоконнике, скребет лапой подбородок и не реагирует на опасность... Все хорошо, я здесь не один. Вместе мы отобьемся от тех, кто готов отнять наши жизни... или дорого их продадим.

Я должен взглянуть в глаза своему страху!

Преодолевая отвращение, заставил себя взять в руки шнур и рассмотреть его в подробностях. Прочные шелковые нити насыщенного желтого цвета скручены крупными витками, видимо, чтобы на шее жертвы не оставалось следов удушения. Идеально для пережимания сонной артерии. Заканчивались витки кокетливыми пушистыми кисточками. Их головки которых были упакованы в бронзовые футляры в виде усеченных пирамид. Грани украшали расписанные изящными миниатюрами эмали. Вечная битва. Пляска мечей, фонтаны крови. Огонь и тела павших. Оскаленные морды демонов... Очень красиво. Смертельно красиво. Руки опять задрожали... Спокойно! Концы шнура завязаны сложным фигурным узлом, скрепленным красной сургучной печатью... им уже нельзя пользоваться. Обуздал еще один приступ паники. Сердце бьется в привычном ритме, дыхание ровное.

– Доброе утро, ученик, – Учитель Доо был подтянут и бодр. – Нашел что-то забавное?

Более чем! Я судорожно взмахнул оружием братьев-душителей.

– Что это? Откуда? – перехватил в воздухе шнур и тщательно осмотрел. Тревога в глазах сменилась сардонической усмешкой. – О-о-о, как интересно... Они извинились, надо же! На свой лад, конечно. По сути, ты теперь «почетный член» секты братьев-душителей – аскетов и бессребреников, хранящих границы бытия. Повезло, да? – Он было расхохотался злым неприятным смехом, но обратил внимание на мое состояние и поспешил успокоить. – Не смотри так сердито. Никто не заставит тебя заниматься их промыслом, этот шнур служит скорее оберегом. Ни один из приверженцев древних культов не сможет причинить тебе вреда, ибо сама Повелительница Пепла отказалась принять твою добровольную жертву и даровала жизнь. Ты не предлагал? Естественно. Но она и от недобровольной редко отказывается. В нашем с тобой существовании нет места Матерям, как нет в жизни их адептов места для Судьбы и Смерти... да-да, все эти жертвы призваны утвердить своеобразную вечную жизнь. Я не утверждаю, что Богини есть фантомы или плоды больного воображения, но власть свою они простирают лишь над теми, кто признает их силу. Над теми, кто добровольно присоединяется к особой реальности, подконтрольной древним богам. Блажен, говорят, кто верует, тепло ему на свете. А мы с тобой будем и дальше наслаждаться холодом и грязью дорог, по которым нас тащит Судьба.

Я согласно кивнул. Неторопливая речь наставника привела в чувство и вернула в реальность окончательно. Вместе мы справимся с любой бедой. Учитель Доо еще раз осмотрел шнур и положил обратно на столик.

– Судьба плетет свою нить... Давай завтракать. Займи-ка местечко получше, а я пока приведу себя в порядок.

Я вышел в крытый навесом дворик, уставленный длинными столами, за которыми теснились постояльцы. На пальмовых листьях и в плошках были разложены традиционные южные кушанья: чечевица в остром соусе, овощи, жареный панир, тонкие лепешки. Ели шумно, хватая еду руками, что-то увлеченно обсуждали и жестикулировали. Мое появление было замечено: мальчишка-прислужник услужливо проводил в уединенный уголок, где располагался отдельный столик, посетители на какое-то время замолчали, провожая глазами, а потом вернулись к своим разговорам, но уже много тише и без прежнего азарта. Кухонный мальчик приволок тяжелый поднос поднос.

– Повар просит откушать райту с огурцами и мятой, лепешки с бобовой начинкой...

Благожелательно кивнул. Стол быстро заполнился мисочками, чашечками, соусниками, блюдцами... да, вон и Учитель Доо идет на запах. Жующие постояльцы дружелюбно машут ему руками, приветствуют и подшучивают.

– Пора, пора нам подкрепиться... – все еще улыбаясь, приземлился напротив и первым делом приоткрыл крышку горшочка с далом. Пряный пар окутал довольное лицо. – Ух ты! Маленькие радости огнеедов.

Да, такая еда способна, пожалуй, прожечь дыру в животе. Даже в «диетический» райту не пожалели острого перца. Но все было очень вкусно приготовлено, а обилие пряностей на самом деле помогает сохранить здоровье во влажной жаре юга. Если, конечно, вас не душат в глухом переулке.

В номере было тихо и прохладно, лишь надоедливая муха жужжала и кружилась над головой дремлющего на подоконнике Хранителя Сию, не поводящего ухом. Учитель Доо присел на подушки рядом со столиком и вновь осмотрел подарок талхов.

– Интересно, как они смогли пробраться к нам в комнату, не потревожив хозяев? Даже Сию не учуял их. Высокое искусство, граничащее со сверхъестественным. Кстати, скажи, друг мой, ты видел в переулке еще кого-нибудь? Нет? Жаль. Твое чудесное спасение... – он замялся. – Ты ведь знаешь, почему брат-душитель не успел покончить с тобой...

На стол, рядом со шнуром, лег острый гвоздь, извлеченный из спины талха.

– Мастерский бросок. Чтобы быстро убить человека, нужен точный удар тяжелого оружия. Бо-сюрикен для этого и предназначен. Он может пробить кожаные и даже, при должном усилии, металлические доспехи с расстояния двадцати метров. Удар в сердце – и шансов на спасение нет, мгновенная смерть гарантирована. Далеко не каждый имперский воин обучен бросать сюрикены. Вернее, ни один не обучен. У воинов есть луки, арбалеты, алебарды и острые мечи. Они сражаются лицом к лицу с врагом. Это, – он кивнул на лежащий на столе гвоздь, – оружие тайное. Оно прячется в одежде простого, на первый взгляд, обывателя. Только те, чья жизнь подвергается ежесекундной опасности, пользуются такими незаметными приспособлениями. Шпионы и наемные убийцы. Но один убийца у нас с тобой уже был. Был да сплыл. Конечно же, совершенно случайно, – голос Учителя Доо сочился ядом и тревогой, – мимо твоего переулка проходил еще один специалист высочайшей квалификации, подготовленный школой боевых искусств Пиккья. Его никто не заметил, никто не узнал, но сам он видел все и полностью контролировал ситуацию. Я рад, что тебя спасли... Я счастлив, черт побери! Но зачем? Как эта история затрагивает интересы Шипов Роз? Не думаю, что Пиккья преисполнились абстрактного альтруизма и человеколюбия. Нет, – покачал головой в ответ на мою пантомиму. – Нанял твой отец? Как Аландара Делуна? Не думаю. Этикет требует от официально нанятых телохранителей представляться клиенту, чтобы их не приняли за шпионов. Шпионы же твоему отцу не нужны: это чревато привлечением внимания к вашим непростым отношениям, в чем он, судя по всему, не заинтересован. Так что, скорее всего, тайное наблюдение за нашими передвижениями является инициативой самих Пиккья... Что им от тебя надо? Я опасаюсь, что придется играть в чужую игру по чужим правилам, нам пока неизвестным. Ну ладно, – он снова смахнул бо-сюрикен в рукав, – рано или поздно мы сможем прояснить ситуацию, а пока просто займемся своими делами.

Он вышел на середину комнаты и сел на пол, поджав ноги. Помедитировал с закрытыми глазами пару минут и подозвал меня.

– Присядь-ка. Тренировки «единой нити» мы пока проводить не можем, твое самочувствие не позволяет этого. Но есть еще кое-что, чему я обязан тебя научить, потому что мы не должны ходить по дорогам Судьбы вслепую. Закрой глаза. Отпусти свое Я... давай, давай! Не такая уж это великая ценность... Ты пытался в начале пути вместить в себе мир и чуть не рехнулся. Пробовать стоило, чтобы прочувствовать ошибку на собственной шкуре. Мир всегда будет больше тебя. Поэтому убери свое Я и стань миром. Стань твердостью пола... прикосновением ветерка к горячей щеке... стань торговцем водой, зазывающим под окном... стань собакой, лающей у ворот...

И я стал. Упрямо цепляющимся за каменную стену плющом и нагретой солнцем стеной, старой и усталой, роняющей щебнем раскрошившийся раствор. Озабоченным поваром, кидающим в кучу мусора подгнившие стручки бамии, по дешевке купленной на рынке. Раздраженным стариком-подметальщиком, энергично шоркающим по утоптанной глине заднего двора лысой метелкой. Вонючей помойкой, куда неизвестно как попал пустой чехол для сюрикенов. Я стал шумной улицей и разноликой толпой на рыночной площади. Я стал истертыми камнями жилищ, в которых ссорились, смеялись, любили... Я стал городком Прита: маленьким, но своенравным.

– Стоп! – плечо трясла твердая рука Учителя Доо. – Друг мой, на первый раз хватит. Тренируйся удерживать это состояние дольше, но без столь глубокого погружения. Когда ты привыкнешь поддерживать его постоянно, то никому не станешь чужим. Тебя не будут пытаться устранить как досадную помеху, потому что ты не окажешь сопротивления естественному ходу вещей. Твое Я станет неотъемлемой частью нашей реальности, и она сбережет, скроет от врагов, приведет к друзьям. Зачем в поисках разгадок препарировать мир? Растворись в нем, стань им – тайны раскроются сами.

Я убедился в правоте учителя через пару дней, когда на постоялый двор прибыл деревенский чиновник – вез отчет в городскую управу. Он предъявлял себя с такой значительностью, что все невольно освобождали и путь, и стол, за который тот изволил присесть. В присутствии столь важного лица не звенели монеты, переходящие от проигравших к выигравшим, не рассказывались так любимые простолюдинами байки о сварливых женах и коварных колдунах, обрывались на полуслове фривольные песенки подвыпивших постояльцев. Чиновник такое отношение принимал за уважение к своему статусу, но на самом деле оно означало крайнюю степень отчуждения. Его присутствие мешало естественному течению жизни, как рухнувший ствол сосны замедляет стремительный бег ручья.

А ведь раньше таким стволом был я. Лишь вбирая в себя окружение понемножку, по капельке, стал в нем своим. Мелкие торговцы и крестьяне из окрестных деревень, прибывшие в город продать плоды своих трудов и купить то, что вырастить невозможно, перестали при моем появлении уступать лучшее место и умолкать на полуслове. Могли даже ткнуть локтем в бок, рассказывая непритязательную шутку или призывая присоединиться к общему веселью. Пару раз, не заметив, на меня налетал мальчишка-подавальщик, таскающий из кухни тарелки с заказанной едой, а повар перестал интересоваться вкусовыми пристрастиями.

Постоялый двор жил своей жизнью, органичной и правильной, но кое-кто, как заноза, постоянно цеплялся за край моего внимания. Вчера это был горбатый гончар из ремесленной слободки с кувшином на виске, сегодня – дородный купчина с татуировкой младшего клана Туркисов, завтра, вполне возможно, – гибкий и худой заклинатель змей с чистым лицом бродяги... Я не мог предугадать, кто это будет. Появлялись эти люди под вечер, шумели и развлекались, незаметно исчезали с рассветом. Они ничем не отличались от других постояльцев, но в их присутствии возникало ощущение какой-то неправильности, легкого искажения реальности. Нет, к изнанке они не имели отношения, но нить моей Судьбы задеть пытались. Пару раз я перехватывал задумчивый взгляд Учителя Доо, задерживающийся на странных визитерах: значит, не у меня одного они вызывали подозрение.

– Эти люди ощущаются одинаково. Как будто они один человек. И если сложение и черты лица можно каким-то образом изменить... нет, я не умею, но слышал не раз, что такое возможно... – пояснил в ответ на мой немой вопрос, – то татуировки, обозначающие принадлежность к семье и клану, нельзя ни подделать, ни удалить. Тайна их нанесения строго охраняется татуировщиками. Но эти загадочные посетители... вреда они никому не причиняют, поэтому просто будем настороже.

Я постепенно поправлялся. Голос еще до конца не восстановился, но шепотом уже мог высказывать развернутые замечания, и говорить с каждым днем получалось все лучше. Учитель Доо всегда был рядом, а Сию, убедившись, что с постоялого двора мы внезапно не исчезнем, приходил и уходил, когда вздумается, наслаждаясь свободой. Большую часть дня мы проводили в общем дворике, знакомясь с постоянно меняющимися постояльцами и принимая участие в их немудреных развлечениях. В кабачке Умина я с удовольствием играл в домино и кости, но здесь оказалось куда интереснее наблюдать, чем играть, да и выигрывал я, по всеобщему мнению, слишком уж часто. Мое везение приписали Хранителю Сию, временами сидящему на плече, после чего он обзавелся толпой поклонников. Особенно среди игроков в чатурангу [17] – вот что значит аналитическое мышление! У них возникла примета, что партию выиграет тот, кто угостит нашего питомца курятиной. Когда бы это Сию отказался от подношений? Наверное, надо бы на всякий случай укрепить ремни заплечного мешка, потому что передвигаться по дорогам этот обжора предпочитал верхом на моей котомке.

Глядя, как придирчиво выбирает Сию достойного и как горят предвкушением глаза азартных постояльцев, я попросил мальчишку-подавальщика принести пару листов бумаги. Неизменный карандаш был всегда со мной: наш искусный портной оснастил широкие рукава халата специальными кармашками, в которых так удобно прятать нужные мелочи. Правда, в дороге так уставал, что карандаш за время пути ни разу не покидал своего убежища, но теперь очень кстати оказался под рукой. Моя немудреная зарисовка будней двора удостоилась высокой оценки посетителей и понравилась хозяину, а я получил удовольствие от процесса рисования. Простые люди, в массе своей, оказались незатейливы и понятны. Легко было выделить яркие типажи, которые про себя называл «наивный дурак», «хитрый дурак», «глупый хитрец», и их разновидности, и зарисовать наиболее интересные экземпляры.

Через пару дней меня стали отпускать одного, сначала в ближайшие лавки, а потом вообще даровали полную самостоятельность. Предупреждений о том, что нужно быть настороже, не получил, но помнил об этом сам. Вечерами мы размечали маршрут на подробной карте Танджевура и собирались в дорогу. Кое-какие вещи нужно было докупить, что-то, истрепавшееся в дороге, починить. Но прежде чем покинуть Приту, я все же хотел кое с чем разобраться.

Тот переулок, в котором чуть не остался навсегда, нашел почти не плутая: может быть, и вправду сам город хотел рассказать мне мою историю. На улице все так же шумели и беспрестанно толкались толпы людей, нищие попрошайничали, мальчишки шныряли под ногами в поисках поживы. Я дышал дыханием улицы, видел окнами домов, слышал ушами Хранителя Сию, важно сидящего на плече. Здесь меня вытолкнули из общего потока... Почти незаметный вход в узкий кривой переулок охраняли тени, отбрасываемые высокими стенами. Шагнул на знакомую брусчатку мостовой, настороженно оглядываясь.

Вот здесь лежал я, а здесь – душитель. До сих пор следы въевшейся крови пятнали камни. Попытался представить картину целиком. Меня втягивают в переулок, горло захлестывает петля шнура... я не видел убийцу даже мельком, вероятнее всего, он зашел со спины. Двинулся вглубь переулка. Он не заканчивался тупиком, а выходил на маленькую тихую улочку. Достаточно тихую, чтобы вместо толпы по ней передвигались не такие уж и редкие прохожие: безлюдных мест в городке действительно не было. Тем не менее, переулок выглядел удобным местом для засады. Незнакомый с местностью вряд ли с легкостью нашел бы его. Паук поджидает жертву в таких же укромных уголках, скрытых от людского глаза.

Со стороны тихой улицы появилась толстая тетка, укутанная в пестрое покрывало:

– Ты чего тут бродишь? – строго прикрикнула, отдуваясь. Плетеный короб из рук с шумом плюхнулся на дорогу. – Ты кто? А-а-а, чужой. Не ходи здесь, не надо.

Обрадовался вниманию местной жительницы: тетка не выглядела злой.

– Я путешественник, впервые в вашем городе. Кажется, заблудился... – Вот так, чуть больше наивности в глазах, чуть более простосердечная, чем обычно, улыбка, разведенные в растерянности руки...

– Выходи оттуда, тут у нас недавно соседа убили, – она окинула меня оценивающим взглядом и вдруг заговорила-зажурчала елейным голоском. – Вон ты какой сильный парень, помоги-ка старой женщине донести до дома овощи. На, держи корзиночку...

Взвалил короб на плечо и слегка пошатнулся под его весом. Нанять на рынке носильщика встало бы в мелкую медную монетку, но тетка явно поскупилась на нее.

– Варнаки ведь, как есть варнаки [18], – тараторила толстуха, бодро семеня рядом. – Мальчишка ведь, молоденький совсем... Ну, вот как ты. А кровищи было! Ткнули в спину копьем, убили и ограбили. Жалко так, молоденький совсем...

Это было интересно: мы с Учителем Доо изъяли только сюрикен, который никак не тянул на копье... может быть, это не наш талх? Кто и когда его успел ограбить?

– А Вы хорошо знали его? – я пыхтел под тяжестью «корзинки», раз сто уже пожалев, что согласился помочь разговорчивой тетке.

– А как же! Он тут с рождения жил. Семья у него была шумная, все время ездили туда-сюда по торговым делам, шебутные все... Вот и сгинули в дороге. Не беги так, я не успеваю за тобой, – она остановилась и смахнула с лица мелкие бисеринки пота. – Мои ноги уже не такие резвые. Эх, как плясала я лет десять назад...

Про пляски десятилетней давности мне слушать не хотелось, но пришлось. Тем не менее вскоре она все же вернулась к интересующей меня теме.

– Остался, значит, он один. Ну, лавка небольшая у него была, не бедствовал. Сам был тихий такой, вежливый, скромный. Ходил в молитвенный дом, – есть тут один неподалеку, книжки еще всякие читал... Староста наш сговаривался дочку младшую за него выдать, чтобы все было честь по чести. Негоже такому молоденькому в одиночестве жить...

– Неужели никто к нему не заходил? Друзья, друзья семьи, другие родичи... Он ведь жил тут с рождения.

– Я же говорю: тихий был, – тетка рассердилась, что ее перебили. – А родичей у них здесь не было отродясь, южане они. Говорю же: торговали. Ведь кто такие купцы? Тоже перекати-поле. Не сидится им на одном месте. Крутиться нужно, товар возить из города в город. В лавке сперва его мать сидела, а вот в ту поездку, в которой они сгинули, с отцом пошла. В первый раз мальчишку оставили управляться.

– И никто к нему не приходил?

– Я же говорю: нет! А я тут все про всех знаю, – толстуха рассердилась окончательно. – Все, вот мой дом. Давай корзину и уходи отсюда. Нечего по опасным местам шляться, а то и тебя прирежут.

Тихий талх, надо же! Я растер затекшее плечо. Да, тайные общества, насколько помню из намеков, щедро рассыпанных в книгах, вовсе не стремятся распространяться о своем образе жизни. Часто и вправду их адепты выглядят обычными людьми. Например, могут работать на постоялом дворе, где остановились странствующий учитель с неопытным учеником и толстым забавным котом. Никто никогда не подумает, что милый вежливый человек состоит в организации убийц, пока на шее не ощутит шнурок. И жизнь будет отнята по распоряжению руководства или велению богов. Причем, как я подозреваю, распоряжения – приоритетны.

Невзирая на предупреждение, я все же вернулся в переулок. Сию гулял по крыше, задрав хвост, как мачту корабля: болтать с толстухой и нести ее корзину он не захотел. Что же, с талхом все понятно. Не очень умно было устраивать засаду рядом с домом, – все же нельзя гадить там, где живешь, – но нужно отметить, что место было выбрано удачно. Он спокойно зашел за угол, подкрался к выходу на людную улицу и выдернул меня из толпы. Затем... а вот каким образом убили душителя? Тем более в спину? Моему спасителю удалось подойти незаметно... как? Мы собой почти перекрывали переулок. Со стороны родной улицы талха подойти тоже проблематично: там бродили ненужные свидетели, способные опознать. К тому же, если я правильно помню угол вхождения бо-сюрикена... Я правильно помню. Бросок был сделан сверху – то-то Хранитель Сию не спускается с верхотуры. Подсказывает. Что тут у нас, в углу дома? Я приподнял крышку жестяного бака… фу! Помойка. Объедки, очистки овощей и фруктов, грязное тряпье… а это что? Преодолевая брезгливость, заставил себя вытащить из-под гниющей банановой кожуры обрезок бамбука. Нижний срез был закупорен пробкой, верхний – заужен резиной… Никогда бы не подумал, что именно так выглядит чехол бо-сюрикена! Я видел его, когда в первый раз «слушал» Приту. Конечно, он нужен для того, чтобы при скрытом ношении не поранить себя. Я вспомнил острое жало «гвоздя», хищно поблескивающее на столике нашей комнаты, и передернул плечами. Значит, бросок был сделан именно отсюда…