Текст книги "Не оставляющий следов: Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Резко открыл глаза. Язвительный смех сестер словно застрял в ушах. Спал? Растерев ладонями лицо, прогнал последний вязкий клочок сна. Голова гудела, веки налились свинцом. Недаром нянюшка предостерегала от послеполуденных сновидений – в эти часы зыбка грань между мирами и уязвима душа... Моя была сильно уязвлена, да. Когда после вежливого стука в проеме двери кабинета возник подмастерье портного, я невольно вздрогнул, но тот ничего не заметил, потому что смущенно и опасливо прятал глаза.

Учитель Доо вошел следом и откровенно залюбовался рисунком:

– Весьма изысканно, юный друг, весьма... а главное – безопасно. Вполне достойно стены твоего кабинета. Портной, – пояснил он присутствие Ле Вина, – должен проводить нас к известному им сапожнику.

Мои растоптанные сандалии старались не отстать от аккуратных ботиночек из крепкой парусины: маленький проводник спешил доставить нас к мастеру. Проблема обуви встала настолько остро, что срочно нуждалась в решении.

Мастерская расположилась в более приличном районе квартала, чем жилище портных, но я в своих странствиях на эти улицы тоже не забредал. Сапожник оказался обычными мастеровым средних лет, полноватым и улыбчивым. Запах кож, красителей, перестук молоточков подмастерьев – привычная для квартала Ворон обстановка. Ничего необычного. Это успокаивало.

Примерил пару легких туфель, присмотрел прочные сандалии, позволил мастеру снять гипсовые слепки со стоп для персональной колодки. Учитель Доо подробно обсудил с сапожником заказ и договорился с подмастерьем портного о моем самостоятельном визите к ним.

На следующий день вновь стоял у ворот дома портных. Один. Стучать не хотелось. Вообще не было желания прикасаться к их замызганным створкам. Но кое-что с прошлого визита все же изменилось: из незаметной дырки выглядывала красная шелковая кисточка, привязанная к веревке. Раньше ее здесь не было. Уверенно потянул, отвечая на столь явно выраженное приглашение. В глубине двора простуженно закашлял колокольчик. Подмастерье встретил на пороге поклоном, проводил в другое крыло дома и распахнул передо мною тяжелую дверь.

С некоторой опаской вошел в просторную комнату, больше похожую на зал для танцев. Драгоценные зеркала обрамляли пространство, матово поблескивал натертый воском пол, на длинных скамьях с резными спинками были аккуратно разложены уже выкроенные и сметанные одежды. Материал был выше всяких похвал: тонкая кожа, бархатистая замша, плотный кашемир неярких цветов – серого, песчаного, коричневого... И шелк. Просто груды драгоценного шелка всех мыслимых оттенков синего.

Мастера поначалу просто не узнал: узел волос забран в золотой колпачок с накладками из слоновой кости, простота домашнего костюма подчеркивала изысканность дорогого сукна, осанка и жесты полны сдержанного достоинства.

– Прошу уважаемого клиента немного освежиться с дороги, – гостеприимно проводил к чайному столику и наполнил крохотные фарфоровые чашки напитком густого, почти чернильного цвета.

Аромат горных сосен, нотка цветущего лимона и еле уловимый запах морских водорослей... неужели «Приют отшельника»? Не только очень дорогой, но и крайне редкий чай, даже отец нечасто позволял себе им наслаждаться. Похоже, эти портные на самом деле знают толк в настоящих вещах, и мне не придется ближайшие пятьдесят лет носить нелепые халаты типа того, что был на мастере в наш первый визит.

После примерки Ле Вин проводил меня до ворот и, открывая их створки, пробормотал еле слышно:

– Простите, господин, что я пролез в Ваш сон. Мне было обидно, что в прошлый раз Вы так пренебрежительно смотрели на дедушку... Ваш хранитель был совершенно прав, наказав меня за наглость.

Я ободряюще хлопнул мальчишку по плечу и кивнул. Вот как? Сон был не прост? И причем тут Сию? Странности множились.

По дороге домой обдумывал причины столь разительной перемены облика и манер портных и совершенно не следил за тем, куда несут ноги. Очнулся в тупике, у развалин какого-то давно покинутого строения. Видимо, свернул не туда. Покрутил головой, вспоминая дорогу, и услышал чей-то залихватский свист. Грубый голос окликнул со спины:

– Стой, пацан! Ты кто?.. Эй, братва, гля, кто к нам пришел!

Я оглянулся и по привычке вежливо улыбнулся. Надо мной возвышался рослый, крепко сбитый парень. Русые волосы плохо стрижеными лохмами падали на широкие плечи, серые глаза нагло пялились с загорелого до черноты лица, а в руке многозначительно покачивалась увесистая палка. На виске синело восходящее солнце – я не смог вспомнить, что означает сей знак в реестре зарегистрированных символов профессий.

– Это наша улица, девица, – объявил он скучающим тоном. – Так что слушай сюды или тебя отсель унесут.

Пока он говорил, из руин показались подростки от десяти до шестнадцати лет. Их было шестеро, или семеро... так сразу и не сосчитать. В прошлый наш визит эта компания слонялась без дела в дальних закоулках, кидала камни в ворота и без того убогих домов и громко гоготала. В центральной части квартала Ворон их сверстники по улицам просто так не бродили. Овладевали секретами родового ремесла или учились профессии в других уважаемых семействах. Мне за все время так и не удалось ни с кем подружиться, потому что старшие тщательно следили, чтобы отпрыски не отлынивали от работы и не отвлекались на праздную болтовню.

– Я не девица, – осторожно поправил, сдвигаясь в сторону, чтобы видеть и говорившего, и его приближающихся приятелей.

– А мы проверим, – ухмыльнулся громила. – Ты чё тут шастаешь?

– Почему это вдруг меня должны отсюда унести? – вернулся к его начальному заявлению, прощупывая обстановку и пытаясь выбрать правильную модель поведения. Попадать в такие ситуации прежде мне не доводилось.

– Ты чё, тупой? Ты не с нашего раёна. Все чужие, кто ходит по нашей улице, должны платить за это! А ты не платил! – с пафосом заявил собеседник, помахивая палкой. Речь, судя по всему, была хорошо заучена.

– Я что-то не припомню таких законов и уложений! – мой внутренний Иса отреагировал на отсылку к правилам.

– Тебя законы не касаются, – оскалился партнер по диалогу.

– Почему? – во мне проснулся чисто академический интерес... боюсь, совсем не вовремя.

– Потому что ты глиста!!! – заржал вожак. Палка, с малоаппетитным чавканьем, опустилась в его раскрытую ладонь. – Ты кто вааще? Чё тут делаешь?

– Живу я тут, – скромно пожал плечами, обоснованно подозревая, что ничем хорошим наш диалог не кончится в любом случае. – Недавно, конечно, но вот... живу.

– Кого из старших знаешь?

– Чьих старших? Никого не знаю. Недавно я здесь.

– Не спросясь живешь, значит... Без прописки по чужим улицам шастаешь... – протянул вожак. – А чё у тебя есть? Семки есть?

– Что? – удивился я. – А-а-а, семечки... Нет, я их не употребляю.

– Надо же! «Не употребляю»... – передразнил нарочито тонким голосом. Приближающиеся подростки глумливо загоготали. – А если найду?

– А кто тебе даст? – я понял, что держаться нужно до конца. Вожак ставил меня в положение, когда отступление подобно полной потере лица.

– Не дашь? Ты чё такой дерзкий? – картинно удивился заводила.

Ударить его? Но в драку полезут и остальные... Бить всех? Но здесь есть маленькие мальчишки, их бить как-то не с руки. А если они меня? Их же шестеро... точно, с главарем – семеро. Я лихорадочно вспоминал хитрые приемчики, которые осваивал на утренних тренировках... и не мог вспомнить ни одного. Последние упражнения для медитации – стояние на одной ноге – не подходили... Любимый комплекс «Журавль на взлете»... тоже был не очень применим. Жаль, не взял с собой веер, им можно было бы насмешить банду до колик.

– Кто за тебя подпишется? – прищурился вожак.

– Никто не подпишется. Зачем за меня подписываться? – елки-палки, забыл, чем нужно бить сначала: рукой или ногой?

– Ладно, глиста, гони двадцать медяшек и вали отсюда, пока цел, – его светлые глаза казались оловянными пуговицами. Именно это пугало больше всего.

– У меня нет медяшек, – был предельно честен, потому что в кошеле у пояса завалялась лишь несколько золотых.

– Ну, завтра принесешь, – великодушно велел заводила. – Должен будешь. Только уже не двадцать, а сорок.

– За что? – меня явно собирались обложить данью.

Может, отдать золотой? Ну да! С такими деньгами отсюда точно не выйду живым.

– За завтра и за сегодня! – торжественно объявил вожак и попытался толкнуть в грудь. – И за всю твою дешевую жизнь, мокрица!

Воздух за спиной колыхнулся. Рефлекторно отшагнул в сторону, чтобы видеть источник движения. Там, где стоял раньше, скорчился на четвереньках самый младший из стаи. За него я был должен запнуться. После чего сложно было бы удержаться на ногах, а упавшего бить проще. Хорошо, что почуял неладное, но вожаку не повезло. Увлеченный инерцией толчка, он резко провалился вперед и наткнулся на присевшего подельника. Вместо меня. Падая в пыль, выдал красноречивую тираду, полную угроз.

Сейчас начнут бить.

Узкая улица не предоставляла пространства для маневра, придется прорываться через нападающих. В первую очередь нужно выключить вожака... Пока мысли метались в голове как блохи, встрепанный заводила успел вскочить на ноги и перешел к боевым действиям. Я успел уйти с линии атаки, пропустив пролетевшую мимо виска тяжелую палку. «Не думай, делай!», – как же ты прав, Учитель Доо! Палка снова угрожающе близко просвистела над ухом. Чуть присел и сбил траекторию руки противника, уходящую на новый удар. Одновременно впечатался основанием ладони другой руки в лицо. Что-то хрустнуло. Изо рта и носа напавшего текли струйки крови. Драку затягивать ни в коем случае нельзя. Если разъяренный вожак придет в себя, мало мне не покажется – палка выглядела в его руках привычным инструментом. Нужно немедленно уходить, пока путь свободен! С дикими криками меня настигали остальные участники банды. Удачно попал пару раз ребром стопы по коленям первых подбежавших, внес смятение в ряды врагов и помчался в сторону дома, безошибочно выбирая нужную дорогу в лабиринте улиц.

Остановила бег вывеска «БакОлейная лавка». Отдышался. Огляделся – погони не было. Да и вряд ли они рискнут заявиться на центральные улицы, это не их территория. От впрыснутого в кровь адреналина слегка потряхивало. Спасен! Судьба, как хорошо-то! Вспомнил все подробности стычки и остался доволен собой. За время тренировок тело, как и обещал наставник, успело многое освоить. Видеть, двигаться, дышать – что надо еще уметь? Разумом не всегда успевал осмыслить и вовремя отреагировать на изменяющиеся обстоятельства, а ноги и руки знали, что нужно делать... и действовали безошибочно. Я победил! В первой же настоящей драке! Надеюсь, эту трепку шакалята надолго запомнят.

За обедом несколько раз порывался рассказать Учителю Доо о своем триумфе, но не придумал, с чего начать. К тому же он мог решить, что я хвастаюсь... хотя да, похвастаться хотелось. Стер удовлетворенную ухмылку с лица, смахнул в тазик объедки с тарелок. Чан для пищевых отходов уже издавал кислый запах вчерашней еды, надо бы его вынести со двора к общественной помойке. Раз в неделю ее очищали специальные столичные мусорщики, вот и пусть наши объедки портят воздух там.

Негромко звякнул гонг на воротах центрального двора. Я поспешил снять засов, сгорая от любопытства. Створки распахнулись как бы сами собой, на пороге стоял незнакомый мужчина.

– Мне нужен хозяин дома, – голос сочился уверенностью в том, что пожелание будет исполнено немедленно.

– Я хозяин, – чтобы взглянуть в глаза, пришлось чуть запрокинуть голову.

Ответный взгляд был холоден, непроницаем и внушал опасения.

– Значит, мне нужен ты, – если посетитель был удивлен моему статусу, то виду не подал. – И тот, кто за тебя отвечает.

– Я сам отвечаю за себя. Но могу проводить тебя к своему учителю, – почему-то совершенно не хотелось использовать при общении с этим визитером традиционные формулы вежливости.

– Проводи, – согласился он.

У меня возникло стойкое ощущение, что это была не просьба. Это был приказ.

Учитель Доо, будто почуяв неладное, вышел из кухни с чашкой чая в руке и облокотился на перила галереи в обманчиво расслабленной позе. Посетитель замер посреди двора, вдруг заполнившегося тишиной. Перестали шелестеть деревья в саду и птицы замолкли... Я внимательно разглядывал незнакомца и чем дальше, тем больше понимал, что впустил в свой дом совсем не комнатную собачку. С Учителем Доо роднил его и тяжелый взгляд, и застывшие в напряжении широкие плечи, прикрытые лишь короткой кожаной безрукавкой. На правой руке красовалась татуировка в виде Тёу Жюна с ножом в зубах – мифического ныряльщика за жемчугом и сильного духом бойца. Я читал о нем в книжках. Распахнутый ворот обнажал мускулистую грудь с изображением демона, держащего в лапах три звезды. Я вспомнил примицерия Иниго и усмехнулся. Затянувшееся молчание нарушил визитер.

– Мир вашему дому, – он чуть поклонился. – Я приветствую Вас.

– Приветствую и я, – небрежно кивнул Учитель Доо, поставив чашку на перила. – Что привело в наш скромный дом столь уважаемого мато-якки?

Мато-якки? Кто это? Выяснять сейчас социальную принадлежность гостя было бы верхом глупости.

– Небольшая оплошность, которую совершил Ваш ученик, – мужчина обвел двор оценивающим взглядом.

Проверяет соответствие утверждения о скромности жилища реальному положению дел?

– И каков конкретный объем небольшой оплошности, совершенной моим учеником? – казалось, даже воздух вокруг Учителя Доо ощутимо похолодел.

Это почувствовал и посетитель, но нажал сильнее.

– Нарушение границ нашей территории и причинение вреда моему ученику, – он был абсолютно уверен в своей правоте.

– Где и как ему это удалось? – зрачки Учителя Доо сузились.

– Северо-восток квартала Ворон входит в зону нашей ответственности. Там запрещено бродить посторонним. Вашего ученика неоднократно видели в тех местах.

– Я разрешил ему, – улыбка Учителя Доо напомнила дружелюбный оскал тигра.

Пальцы визитера, покрытые татуированными перстнями, чуть вздрогнули, словно усилием воли удержались от хвата за нож. Наборная рукоять недвусмысленно выглядывала из-за алого кушака, обшитого бахромой.

– Вы имеете право давать такиеразрешения? – впервые незнакомец изволил изобразить эмоцию на грубо вылепленном лице.

– Только я вправе что-то разрешать или запрещать своему ученику. И только я вправе решать вопросы о его наказании или поощрении, – Учитель Доо чуть пожал плечами.

– Правила нашей территории...

– Права, касающиеся моего ученика, распространяются на любую территорию, – прервал его наставник, нарушая ранее принятую неспешную церемонность беседы.

Он вынул из широкого рукава домашней куртки небольшую пластину уже изрядно позеленевшей бронзы с пропущенной сквозь нее такой же старой потертой цепочкой и протянул визитеру. Как он хранит в рукавах все эти вещи?

Мато-якки невольно пришлось сделать несколько встречных шагов, чтобы ознакомиться с предъявленным. Небрежно взяв в руки пластину, он вгляделся в нее... и, изменившись в лице, почтительно прижал ко лбу, низко склоняясь.

– Простите, старший товарищ, недостойный не хотел оскорбить Вас в доме Вашего ученика. Чем я могу расплатиться за столь вопиющий проступок?

– Информацией, – кивнул Учитель Доо, легко извлекая пластину из судорожно сжимающих ее пальцев. – Что произошло между Вашим учеником и моим?

– Не стоит беспокоиться, старший товарищ, – незнакомец снова низко поклонился. – Мой глупый младший брат будет строго наказан за самоуправство.

– Я настаиваю, – жесткая линия губ Учителя чуть смягчилась.

– Обычная драка, ничего страшного.

– Кто-то пострадал? – голос учителя был холоден и сух.

– Мой ученик.

– Насколько серьезно?

– Не стоит беспокойства. Свернут нос и выбиты передние зубы. Все в порядке, у нас есть хорошие врачи, – я не без удовольствия наблюдал, как незнакомец кланялся после каждой произнесенной фразы, но ответные слова Доо почти выбили почву из под ног.

– Мой ученик возместит затраты на лечение...

Я не верил свои ушам. Меня хотели избить, ограбить, унизить. Я защищал свою безопасность, честь и достоинство... Я победил, в конце концов! И теперь должен оплатить лечение тому, кто нарывался и получил сдачи? Простолюдину, подонку, который грабит и избивает беззащитных?

Кровь стучала в висках. Сорвал с пояса так и не отстегнутый кошель и швырнул к ногам мато-якки.

– Надеюсь, этого хватит на всех! И на завтра! И на послезавтра! Здесь намного больше сорока медяшек.

Резко развернулся и почти бегом скрылся в саду. Учитель Доо за моей спиной велеречиво извинялся, обещая более усердно учить своего ученика.

Сейчас быть его учеником мне совершенно не хотелось.

Учитель Доо отыскал меня в еще не расчищенных зарослях. Я валялся под раскидистой шелковицей, рассматривая высокий купол выцветшего августовского неба сквозь ажурную вязь ее листьев.

– Ты что творишь? – он еле сдерживал раздражение.

– А что такое я творю? – обида и негодование захлестывали с головой.

– Как ты посмел оскорбить старшего по возрасту, да еще и гостя?

– Я посмел? – от вновь вспыхнувшей ярости почти трясло. – А вот посмел! Я его сюда не звал. И не смей распоряжаться мной и моим имуществом на потеху черни!

– О-о-о, – Учитель Доо рассматривал меня, как натуралист редкую бабочку, – как все запущено. Видимо, пора немного вправить тебе мозги: двадцать кругов вокруг дома...

– И не подумаю! – гордо задрал нос и отвернулся к стволу дерева, но был подхвачен за шиворот и выброшен из кустов.

– Пробегись, – донесся вслед совет, – перед серьезной беседой. Нам обоим надо слегка остыть.

Впервые не стал повиноваться приказу Учителя Доо. Впервые нагрубил ему. Сегодня вообще многое со мной происходит впервые... что за день такой? Но ведь я прав! Независимо вскинул подбородок и все же затрусил по давно протоптанной вокруг дома беговой дорожке.

Разговор продолжился после посещения купальни и сытного ужина. Мы сидели на крыше, наслаждаясь тихим ветерком, и наблюдали, как теплый шар солнца крадется к верхушкам Западного леса. Из необъятного рукава Учителя Доо появился брошенный утреннему визитеру кошель и мягко опустился мне на колени. Мне показалось, что утром он был поувесистей. Собрался спросить у Учителя, чем закончился разговор с мато-якки, но не успел сказать ни слова.

– Скажи, мой юный друг, как ты смел опозорить искусство «единой нити» банальной уличной дракой?

Эти слова меня ошеломили. Ладно бы получить выговор за выбитые зубы или неловкое вмешательство в разговор взрослых, но «позорить искусство»? Похоже, учитель не в себе!

– Если бы я не опозорил искусство «единой нити» в уличной драке, – передразнил наставника, – то в уличной драке банально опозорили бы меня. А то и вовсе... забили бы.

– Ты понимаешь, что «единая нить» – боевое искусство? Оно предназначено не для того, чтобы колотить на улицах простолюдинов или тешить самолюбие в благородных турнирах. Оно предназначено для того, чтобы убивать.

Убивать? Есть, дышать, ходить, сидеть – это «убивать»? Стоять на одной ноге часами – это «убивать»?

– Как можно убить без оружия, скажи, о наставник в столь смертоносных техниках? – картинно вытаращил глаза и развел пустые руки.

– Твое оружие – ты сам. В темных переулках и на храмовых церемониях, в торговых лавках и на состязаниях поэтов, твое оружие – ты сам, – печалясь воплощению столь вопиющей тупости в моем лице, покачал головой Учитель Доо. – Покажи, как ты ударил своего противника.

Чуть размял затекшие от долгого сидения ноги и с гордостью продемонстрировал отход с линии атаки, блок и удар.

– Какое счастье, что ты еще столь неуклюж, – усмехнулся наставник. – Смотри. Чуть выше – и «пятка» ладони втыкается в основание носа. Сломанные кости переносицы, подхваченные инерцией удара, влетают глубоко внутрь и достигают мозга. Вместо подростка с выбитыми зубами мы имеем на руках стопроцентный труп. Вот тогда разбирательство с мато-якки не закончилось бы столь безболезненно.

Наставник убрал руку от моего лица.

– Теперь понимаешь? Это не для мальчишеских драк.

Я кивнул, слегка струсив задним числом.

– Но почему они вообще напали на меня? – этот вопрос с утра не давал покоя. – Я ведь столкнулся с ними впервые и ничем не мог ущемить их интересов.

– Им не нужна причина для драк и отъема денег. Подумай сам, как ты выглядишь в глазах обывателей? Молодой, одинокий, явно не бедный, и столь же явно чужой... Ты ходячая провокация, мой мальчик. На таких вот и натаскивают своих щенков мато-якки. Как ты думаешь, зачем их старший приходил к нам? Почему его заинтересовал твой дом? – я пожал плечами. – Оценивал платежеспособность и убеждался в принадлежности к семье власть имущих. Провокация, шантаж. «Вы убили сына бедной вдовы... какое пятно на репутации! Что скажет Ваш уважаемый отец!..». Раз ввязавшись в неподобающую благородному уличную драку, ты расплачивался бы за это всю свою жизнь. Деньгами или услугами. Простой крючок на глупую рыбку.

– Учитель Доо, но как же быть дальше? Ведь подобные случаи будут повторяться...

– Лучшая драка – отсутствие драки, – теперь пришла его очередь пожимать плечами. – Избегай места и времени, где она возникает. Ускользай, если она завязалась, а не удасться ускользнуть – убивай. Нельзя оставлять живыми свидетелей поступков, неподобающих благородному мужу. Действуй только по своей воле, не ведись на провокации, завлекающие в чужую игру по неизвестному сценарию.

– Как? – он считает меня сверхчеловеком?

– Тренируйся. Тело лучше знает, что делать, – согласно кивнул, наученный сегодняшним опытом. – Оно разовьет в тебе способность предвидения и уведет от опасности. Ты сможешь чуять ее даже... гхм, спиной. Это очень уязвимое место. Но я хотел поговорить с тобой о другом. Скажи, почему ты столь пренебрежительно относишься к тем, кто тебя окружает?

– Почему пренебрежительно? – столь странная оценка моих поступков и мотивов весьма удивила.

– Ты явно считаешь себя выше остальных людей. – Учитель Доо не шутил, он на самом деле ждал ответа на этот нелепый вопрос.

– Разве я грубо обращаюсь с теми, кто живет в квартале Ворон? И никогда не утверждал, что они хуже меня...

– Обязательно нужны слова?

И тут я вспомнил свое наплевательское отношение к требованиям Айсина Гёро оставить расследование краж... Я не верил, что недалекий вояка справится со столь необычным случаем. Игнорировал его призывы к осторожности, почитая их проявлением трусости и забывая о том, что именно стража отвечает за жизнь жителей квартала, их покой и сохранность жилищ. За все неприятности, в которые мог попасть младший сын высшей семьи, пришлось бы расплатиться ему. Это уж точно не лучшим образом сказалось бы на карьере десятника. Малограмотная и грубоватая Шая... я подсмеивался над ее манерами, ошибками в письме, нелепыми реакциями, хотя впервые моральную поддержку получил именно от нее. Дэйю... имела полное право командовать мною тогда, когда мы собирались проводить ритуал из магии костей. Она о нем знала все. А я насмешничал над выданными инструкциями, не веря в мудрость старухи. И даже сейчас не могу назвать ее «госпожой»! Язык не поворачивается. Умин и многие посетители кабачка выражали участие и пусть своеобразно, но заботились... Я же воспринимал все как должное.

Стыд обжег жаром. Вспыхнули даже кончики ушей.

– Как еще можно оценить твою заносчивость? – Учитель Доо заглатывал меня постепенно, но неотвратимо, как удав кролика. – Почему ты смеешь выносить суждения о людях столь поспешно, словно мудрость и жизненный опыт позволяют раскрыть их истинную суть за долю мгновения?

– А почему я должен терпеть неуважительное и грубое обращение? Пренебрежительные оценки? Нелепые трактовки моего поведения? – еще сопротивлялся давлению, но в глубине души признал справедливость упреков. – От кого? Ну вот кто они такие? Какие-то гончары, ткачи, лавочники... Я к ним должен относиться с почтением? К тем, кто приписывает мне самые идиотские качества, будто считают себя выше меня!

– Но ведь и ты ведешь себя сходным образом. Тебе рассказывали истории о родоначальнике семьи Иса?

– Конечно. Байки из погребальной камеры! – пренебрежительно махнул рукой и провыл с пафосными интонациями бродячего сказителя, – «Сони Иса был простым гончаром...».

Возмущенно уставился на Учителя Доо, подозревая, что он поддержал бы тех исследователей-ренегатов, кто утверждал, что наш ромбовидный герб был всего лишь примитивной отрисовкой амфор для вина. Между тем как даже старинные летописи утверждали, что он является стилизованным кристаллом священного Синего Льда. Эти глупцы говорили о том, что все люди равны от природы и сословное деление противоречит естественному порядку вещей. И основатели старых родов были такими же, как все остальные, им просто повезло... Чушь! Люди от природы не равны. Они бывают сильными и слабыми, смелыми и трусливыми, умными и глупыми, великими и ничтожными. Наши предки – сильные, смелые и умные, иначе не смогли бы более тысячи лет управлять самой обширной империей мира. Никто не смеет преуменьшать их величие!

Но стоит признать, что простые горожане тоже хранят немало секретов. К некоторым я прикоснулся сегодня.

– Учитель Доо, эти портные... Кто они на самом деле?

– Осколки империи Пинхенгов, – загадочно улыбнулся он. – Семья потомственных императорских портных. Им удалось спастись от террора, захлестнувшего страну во время смены династий, и уйти с политической сцены невредимыми. Возвращаться обратно эти мудрые люди не намерены.

– Политической сцены? – скорчил пренебрежительную гримасу.

– Конечно! Доступ к императору имеют не только советники и министры, немало благ было получено через примерочную или купальню. Те, кого правитель допускает к телу, имеют определенный вес в политических раскладах двора, а гибель или процветание их семей зависит от настроения власть имущих. Со сменой династий не повезло всем, кто обслуживал императорский двор. Кого-то убили из-за старых обид, что копятся поколениями, кто-то сгинул из-за зависти людской... Портные выжили, лишь уйдя в тень, спрятались в трущобах, где никому не пришло в голову их искать. Конечно, нынешние их клиенты не принадлежат к сливкам общества, но оно и к лучшему. Осторожность не раз спасала семью.

– Грязь, нищета, разруха... Бриллиант в навозной куче.

– Они достаточно состоятельны, чтобы позволить себе многое, но лучшей защитой полагают именно такую маскировку. Учись оценивать людей по достоинству, Аль-Тарук, не обманывайся внешними эффектами. Шесть семей живут в своем мирке по собственным законам, далеким от реального положения дел. Но ты живешь не с ними. Твой статус не имеет веса в глазах жителей квартала Ворон, вес имеют слова и поступки.

– Хорошо, – немного подумав, сдался. – Честные труженики имеют право на толику моего уважения. Но бандиты и воры?

– Они такие же люди, как все. Среди них можно найти отвагу, честь и бескорыстие...

– Только все это очень глубоко припрятано! – язвительно перебил я наставника. – Уж не хочешь ли ты сказать, что мы, благородные высшие семьи, которым доверено править империей, хуже этих отбросов?

– Не знаю, хуже ли, но точно не лучше, – парировал Учитель Доо. – Вы вообще мало чем от них отличаетесь.

– Мы хотя бы моемся регулярно... – проворчал я, немало смущенный крамольным утверждением, сорвавшимся с его уст.

– Разве что, – согласился наставник, и хитро подмигнул, – хотя я не стал бы этого утверждать столь категорично. Помнишь нашу первую встречу?

Мы молча уставились на разлившееся закатом небо. Умиротворяющее зрелище, хорошо прочищает мозги. Я перелистывал сегодняшние события, увязывал их со словами Учителя Доо, и почти физически ощущал, как представленная картина мира становится четче, детальнее и многомернее. Еще один кусочек мозаики...

– Кто такие мато-якки?

Наставник вынырнул из своих размышлений, слегка улыбаясь.

– К ним тоже ведут следы из прошлого. Рассказать?

Я радостно кивнул, предвкушая удовольствие. Рассказы Учителя Доо были удивительны. Все, о чем он повествовал, каким-то загадочным образом включалось в поток известных мне официальных событий, обогащая их, дополняя, делая одновременно таинственными, жизненными и близкими. Вряд ли в архивах можно найти столь полные и необычные свидетельства былого.

Не стала исключением и эта история.

Смута, пришедшая со сменой династий, поставила многих представителей лучших семей империи в оппозицию к Янгао. Так возникло тайное братство «Перелетные птицы». Кто были эти люди – неизвестно до сих пор, власти боялись копать глубоко, чтобы не задеть интересы слишком высокопоставленных лиц. Члены общества даже друг от друга прятались за театральными масками и многослойными экзотическими одеяниями, затрудняющими опознание. Придумали собственный «птичий» язык, непонятный окружающим, действовали слаженно и были неуловимы.

По ночам пылали дома и конторы тех, кто поддержал новую власть. Гибли государственные чиновники, жизнь купеческих кварталов была практически парализована. Самое удивительное, что против несогласных выступили вовсе не имперские службы охраны порядка, дезориентированные переменами, а простые жители города. Эти люди назвались мато-якки – «добровольная народная дружина» – и опознавали своих по красной повязке на локте. Дружинники смогли справиться и с великолепными фехтовальщиками, и с гениальными инженерами, и с пламенными поэтами-агитаторами оппозиции. Пролилось море крови, мятеж аристократов в нем и утопили. Затем мато-якки принялись вычищать шайки бродячих разбойников, перерезавших торговые пути, пресекать бесконтрольную торговлю живым товаром в домах наслаждений, упорядочивать работу игорных заведений... До всего этого руки у официальных властей в смутное время не доходили.

Окончательное укрепление новой власти не дало главарям черни столь желанного ими повышения общественного статуса, но император санкционировал создание особой структуры управления, параллельной общепринятой. В криминальном мире был наведен порядок, приняты собственные законы и правила, а начальники мато-якки отчитывались перед специальными императорскими чиновниками. Но проблема была в том, что жить «по ту сторону» – это означало жить взаймы у нормальной жизни. И рано или поздно нормальная жизнь предъявляет счет.

– И им предъявила? – не выдержав, вклинился в повествование.

– А как же! – Учитель Доо усмехнулся. – Они так и не вышли из категории отбросов. Да, стали владыками, но владыками низов. В жизни приличных людей им нет места, зато криминальная «изнанка» этого мира полностью в их власти. Так вот, мой юный ученик, ты сегодня оскорбил своим неуважением одного из самых влиятельных «старших братьев» теневого мира квартала Ворон, не погнушавшегося лично прибыть к нашему порогу.