Текст книги "Большая нефть"

Автор книги: Елена Толстая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Увидев, что жена смотрит на него, он метнулся к ней, схватил за руку.

– Оксана, прости меня, если сможешь, – вырвалось у него. – Я себя вел как дурак. Затмение на меня нашло… Не видел ничего перед собой…

Оксана молчала. Тогда, в доме у дяди Васи, Степан представлялся ей другим. Смелым, надежным. Но она ведь ошибалась! Смелым и надежным был тот, второй человек – Илья Ильич Авдеев. «Простой бурильщик, рабочий», – как он представился. Илью Ильича убили… Она осталась со Степаном. Ненадежным, избалованным… маменькиным сынком. Каким бы он ни был целеустремленным в своей работе – в семейной жизни он остался «неприспособленным». Попросту говоря – дураком. Наконец-то он перестал изображать из себя непогрешимого главу семейства и признал это.

– Милая, любимая моя, – продолжал Степан.

– Любимая? – прошептала Оксана.

Степан прижался к ее руке лицом.

– Любимая! Не сомневайся больше! Я буду любить только тебя. Никогда на другую не посмотрю, даже одним глазком! Ни одна тебя не стоит… Оксана, прошу, поверь мне.

По щекам Оксаны медленно покатились слезы. Степан понял, что сейчас и сам разрыдается.

– Оксана… – повторял он, словно имя жены было каким-то заклинанием, которое разрушит злое наваждение. – Оксана, я одного боюсь: что потерял тебя.

Она посмотрела ему в глаза.

– Ты еще не потерял меня. Но если это повторится – я уйду навсегда.

Оба они так и не поняли, что она имела в виду: развод или смерть…

* * *

Степан выскочил из больницы весь красный. Он боялся заплакать. Мать ожидала его возле больничного крыльца. Степан на миг залюбовался ею. Ему подумалось: «Вот бы и Оксана такой была – всегда спокойной, холодноватой и вместе с тем сердечной и близкой».

Алина спросила:

– Простила она тебя?

– Простила… – выдохнул Степан.

– Добрая она, любит тебя, – сказала Алина и взяла сына под руку. Они вместе пошли по улице. – А ты… Семейная жизнь, Степушка, налагает на человека серьезные обязанности. Ты как думал? Назвался мужем – значит, все, теперь ты глава семьи? А быть главой семьи – значит, делать что вздумается и все остальные должны тебе подчиняться? Ох, Степан, совсем это не так… Звание главы семьи дается мужу, но это звание необходимо оправдывать, отвоевывать каждый день. И дело ведь не только в том, что глава семьи приносит самую большую зарплату. Он великодушен, мудр, он умеет прощать и сам никогда не позволяет себе лишнего. Такого, чтобы было стыдно… Знаешь, в скольких радостях отказывает себе глава семьи? А сколько всего он себе запрещает? А как строго он следит за своими поступками?

Степан вдруг понял, что мать говорит о себе, и прижал локтем ее руку. Мама. Ему действительно никогда не было за нее стыдно. Она не приходила домой подвыпив. Не встречалась с мужчинами. Изредка позволяла себе выбраться в театр. Одевалась строго. Все ее поступки были тщательно обдуманы. Ни разу Степан не помнил такого, чтобы он не гордился своей матерью.

Разве что… ее разрыв с его отцом.

– Мама, вот ты говоришь – Оксана простила, а я теперь должен быть… ну, хорошим, – выговорил он. – А ты сама?

– Что – я сама? – насторожилась Алина.

– Ты почему моего отца до сих пор не простила? Я, положим, вел себя как дурак. Встретил Варьку – и аж почва из-под ног ушла… Пошлая история, согласен, – он поморщился, – но она… обыкновенная.

– Еще скажи – «с кем не бывает»! – предупредила Алина, хмурясь.

– И скажу! – настойчиво повторил Степан. – С кем не бывает!

– С твоим отцом – не бывает, – отрезала Алина. – Ты изменил жене с другой женщиной, а мы с твоим отцом расстались по идейным соображениям.

– Ну да, сейчас ты объявишь, что он изменил тебе с нефтяной промышленностью, – попытался съязвить Степан.

– Именно так, – неожиданно согласилась Алина. – Со всей нефтяной промышленностью разом… Я не приняла его позицию. Я хотела жить в Москве, растить наших детей в столице… Тогда мы еще не знали, что у нас родишься ты. Но я не сомневалась в одном: дети будут. И мне казалось важным дать им – тебе! – хорошее образование, приобщить к культуре… Он рассудил иначе. Для него было важнее открывать новые месторождения, отбирать у недр земли их богатства. Важнее всего – моей любви, будущих детей, нашего будущего…

– Поэтому ты не простила его? – спросил Степан.

– Я? – Алина вздохнула. – Обида давно быльем поросла… Мы просто с той поры не виделись. Простила? Что прощать? Что мы разные? Он никакого преступления не совершал… Да и прощения никогда не просил.

– Да, – сказал Степан, помолчав. – Ты права, мама. Мы с отцом совершенно разные.

Они свернули за угол и впереди увидели Векавищева. Окруженный детьми, он шагал с немного рассеянным видом. Дети – все трое мальчики – скакали рядом. Младший кричал:

– Папка, а мороженое будет?

– Будет, будет, – отвечал Векавищев. – Сейчас до магазина дойдем, и будет вам мороженое.

Второй мальчик, постарше, потянул его за рукав:

– Я две порции хочу.

– В школе какие отметки сегодня? – строго вопросил Векавищев.

– Не хмурься, папка, ты ведь притворяешься! – засмеялся мальчик.

– Не притворяюсь… Говори, какие отметки, тогда и о мороженом речь заводи.

– Ну, по математике тройка… – сознался мальчик. И зачастил: – Так ведь учительница зверь! Она нам по одной теме задала, а сегодня спросила позавчерашнюю.

– А ты уж и не помнишь, что позавчера учили? – засмеялся Векавищев. – Быстро же из твоей головы знания улетучились.

– Ну па-апка… – протянул мальчик.

– Ладно, – согласился Векавищев. – Будет мороженое. Одна порция. Чтоб не обидно. Это раз. И второе: сегодня будешь повторять математику. Еще одна тройка – и в воскресенье в кино не пойдем.

Братья глянули на троечника так свирепо, что тот жалобно шмыгнул.

– Не будет троек, – обещал он.

Степан вдруг почувствовал, что мать рядом с ним как-то странно напряглась, глаза у нее потемнели, расширились. Она не отрываясь глядела на Векавищева и трех мальчишек. У нее даже губы побледнели.

– Кто это? – спросила она сына дрогнувшим голосом.

– Ты о ком? – удивился Степан.

Она показала на Векавищева.

Степан заулыбался.

– Это Андрей Иванович, буровой мастер, – сказал он. – Очень хороший человек, мама! Он мне однажды жизнь спас. Знаешь?

– Нет, – глухо отозвалась Алина. Она все еще смотрела на Векавищева. – Как это случилось?

– Ну, несколько лет назад… Меня тогда местные хулиганы избили… За Варьку, кстати… Не хотели, чтоб я с ней гулял. Я не писал тебе, расстраивать не хотел, – прибавил он с виноватым видом, – но теперь уж что!.. Теперь все мои постыдные тайны выходят наружу. Сразу прощенье за все прошу. Семь бед – один ответ… В общем, я лежал, помирал, они меня ногами били – мне потом в больнице рассказали. А Андрей Иванович один на них набросился с поленом, разогнал… Это мне тоже потом в больнице рассказали. Вот он какой человек. И бурильщик – самый лучший! Все время на доске почета висит.

– Кто бы сомневался, – пробормотала Алина.

– Мама, его все уважают! А еще… Знаешь, чьи это дети?

Алина молча посмотрела на сына. В ее глазах стояли слезы. Степан подумал, что она распереживалась из-за той давней истории, когда его, Степана, чуть не убили. «Бедная мама», – подумал он.

– Мам, со мной все в порядке, – сказал он. – Это давно было.

– Что давно было? – переспросила Алина.

– Когда меня избили.

– Чьи это дети? – задала вопрос Алина.

– Думаешь, Андрея Ивановича родные? – Степан покачал головой. – Это дети Ильи Ильича Авдеева. Его с женой убили бандиты, представляешь? Им машина понадобилась, бандитам, они и застрелили двух человек… А дети остались сиротами. Андрей Иванович их усыновил. Всех троих. Его в комиссии спрашивают: мол, не хотите просто оформить опеку? Он говорит – нет, не хочу. Илья Ильич, говорит, был моим самым лучшим другом, и его дети не будут сиротами. Я буду им отцом.

– А мать? – спросила Алина.

– Что – мать? – не понял Степан.

– Мать у них есть?

– Ее же убили вместе с Ильей Ильичом, я тебе только что рассказывал…

– Непонятливый ты, Степка… Я спрашиваю, есть ли жена у Андрея Ивановича?

– А, это… Жена… Нет, Векавищев холостяк с головы до ног. Ни в какую не женится. Его уж знакомили-знакомили… А он хитрый такой! Ему очередную красавицу приведут…

– Как «приведут»? Что он – племенной бык, что ли?

Степан рассмеялся.

– Сравнения у тебя, мама!.. Хотя, конечно, похоже… В общем, как действуют… Пригласят Векавищева в ресторан якобы отметить чей-нибудь день рождения. Он охотно приходит. А там обязательно найдется одинокая привлекательная женщина. Она с ним знакомится. Слово за слово, идут танцевать. И тут-то Векавищев заводит разговорчик. Мол, как насчет семейной жизни? Та аж краской заливается. «Да, – говорит, – я очень уважаю семейную жизнь». – «А детей любите?» – «Ах, я очень люблю деточек…» И прямо льнет к нему. Он и говорит: «Вот и хорошо, что любите деточек, потому что у меня их трое». После этого всякие танцы прекращаются, и одинокая интересная женщина остаток вечера сидит обиженная.

– Откуда ты это знаешь, да еще с такими подробностями?

– Сам наблюдал пару раз…

– Как же он сам детей растит да еще работает? – беспокойно спросила Алина.

– Ему помогают, кто как может… Но в доме, конечно, беспорядок. Я бывал пару раз. У него там хуже, чем у меня было, пока Оксана уезжала…

– Ясно, – сказала Алина и замолчала, поджав губы.

– Мама, – не выдержал Степан, – почему тебя это так заинтересовало?

– Да просто так… – Алина едва заметно улыбнулась. – Ты про своего отца спрашивал, помнишь? – Она улыбнулась опять, грустно и нежно. Кивнула на Векавищева, облепленного детьми. – Вот твой отец, Степан. Он потому и не женился, что до сих пор женат…

Степан высвободился из руки матери.

– Мам, я… пойду, – попросил он. – Мне надо одному побыть. А ты…

– Хорошо, – кивнула Алина. – Иди, осмысли все случившееся. А я, пожалуй, и впрямь пойду поздороваюсь с Андреем Ивановичем. Давненько мы с ним не виделись.

Степан остался стоять, глядя, как мать быстрым, легким шагом нагоняет Векавищева. Она подошла, проговорила несколько слов. Андрей Иванович остановился, посмотрел на нее. Улыбнулся. Поздоровался с ней за руку. Дальше они пошли вместе. Вот и магазин. Всё, скрылись…

Степан направился в другую сторону. Все произошло слишком неожиданно. Отец, мать, жена… И кто теперь будет у них в доме главой семьи? Андрей Иванович, наверное… Но у него же своя семья, свои дети… Ладно, рановато об этом думать. Степан вдруг почувствовал облегчение оттого, что больше не был старшим.

* * *

Алина смотрела на веселую суету: Векавищев покупал мороженое. Мороженое было двух видов: сливочное и крем-брюле. Дети ежесекундно меняли решение, хотели то одно, то другое. В конце концов Векавищев, забыв свое педагогическое намерение наказать троечника, купил десять порций мороженого, по пять каждого вида. Вручил и Алине.

– Я не твой ребенок, – заметила она.

– Разве? – удивился Векавищев, откусывая от своей порции. – Прости, Алина, я что-то сбился со счета. Так сколько у меня детей?

– Четверо, – сказала Алина.

– Кто четвертый? Ты?

– Я пятый, – Алина улыбнулась. – Самый младший. И к тому же девочка. А четвертого ты хорошо знаешь, Андрей. Это Степка, мой сын.

– Твой сын…

– И твой, – добавила Алина. – Это для тебя новость, не так ли?

– Да, новость, – медленно протянул Андрей Иванович. – Новость, пожалуй…

– Он говорит, ты ему жизнь спас, – продолжала Алина.

– Он преувеличивает, – отмахнулся Векавищев. – А ты… Почему ты мне не сообщила?

– Потому что ты уехал от меня далеко-далеко, – ответила Алина. – Ты не писал мне писем, не звал с собой, не обещал вернуться. И я решила, что не нужна тебе. И я, и сын. Уж если жена для тебя оказалась обузой, то сын – тем более. Не хотела когда-нибудь услышать, что мы висим гирями на твоих ногах.

– Глупая ты! – засмеялся Векавищев. – И что это вы, московские, такие обидчивые? Столько времени мы с тобой потеряли! Столько времени, когда мы счастливы могли быть. Жизнь проходит быстро, Алина. И неизвестно, когда и как закончится. Вон Авдеевы-то… тебе уж рассказывали небось? Такие люди были, загляденье! Так любили друг друга! А Илья Ильич – он вообще был особенный человек. Все мог. Чудеса творил, можно сказать. Хоть кого спроси… А теперь нет их. Подвернулся на пути злой, глупый, жадный человек…

– Его поймали? – перебила Алина.

– Кого? Убийцу? Поймали. Обоих. Их двое было… Одному пожизненное, другому расстрел. Но Илью Ильича с Мартой этим ведь не вернуть… Я к чему, Алина, – снова повеселел Векавищев, – как ты ни брыкалась, а все по-моему вышло. Вот мы с тобой и в Сибири, в молодом городе, и сын наш с нами… все четверо сыновей…

– С чего ты взял, что я здесь останусь? – удивилась Алина.

– Конечно останешься! – сказал Векавищев весело. – Ну, может, не сразу… но обязательно останешься. Ты ведь моя жена. До сих пор. Не забыла?

– Не забыла, – тихо отозвалась Алина.

* * *

Показ мод был совместной затеей Ольги Дорошиной и Галины Буровой. Галина вплотную занялась разработкой новых моделей одежды. За основу взяла журналы, найденные у Марты, но многое добавила от себя. Ей хотелось реализоваться творчески. Доказать всем – и в первую очередь самой себе, – что не напрасно ездила она в Москву. Все эти раздумья о семейной жизни, о том, любит или не любит она Григория, хочет или не хочет с ним жить, – все ушло в прошлое, казалось теперь бессмысленным. А вот курсы кройки и шитья – это настоящее. Это для людей.

– Знаешь, Ольга, побаиваюсь я, – призналась Галина. – Здесь нефть добывают, строят дома… А я какие-то кофточки шью. Несерьезно.

– Долгие годы советская экономика делала основной упор на тяжелую промышленность, – произнесла Ольга. – А легкая промышленность находилась на вторых ролях. Что ж, это ведь можно понять: индустриализация, потом – послевоенная разруха… Но теперь настала другая эпоха. Теперь люди должны не только работать, но и отдыхать. Не только строить заводы и добывать нефть, но и красиво выглядеть… Если тебе так будет легче, я найду точную цитату из постановлений партийного съезда.

Галина засмеялась.

– Не надо цитату, я и без цитаты шить засяду…

Ольга внимательно посмотрела на нее и вдруг тоже засмеялась.

– Да ты просто стесняешься! – воскликнула она. – Ай да Галина Родионовна! Стесняется, как маленькая!..

Галина покраснела.

– А что с того? – возразила она. – Я еще не очень твердо стою на ногах как мастер, поэтому…

– Поэтому мы устроим показ мод! И всем докажем, что в Междуреченске есть собственный модельер! – заключила Ольга. – Только это будет сюрприз. Чтобы не таскались разные там… и не давали советов… Шить, примерять, репетировать – все будем в глубокой тайне. Посвятим в дело несколько верных людей. Во-первых, Дору Семеновну.

– Дору? – удивилась Галина.

– С нее и начнем, – продолжала Ольга. – А что ты думала, Галя? Дора Семеновна – самый верный человек, это раз. Второе – если возникнут сложности, никто лучше Доры не убедит начальство в правильности нашей инициативы. И третье… Галочка, не у всех женщин фигура как у тебя… Полных тоже немало. И они не должны одеваться как чучело огородное. Так что разрабатывай модели и для них.

– С них и начну, – грустно улыбнулась Галина. – Марту вот вспомнила. Как ей хотелось «новую модельку»…

– Вот к ним и приступай, – посоветовала Ольга. – А я возьму на себя разговор с единственным из посторонних, кто будет посвящен в детали нашего предприятия.

– Кто это? – насторожилась Галина.

– Дорошин, конечно же…

– Почему твой муж, а не мой?

– Потому что мой муж – секретарь парторганизации, – засмеялась Ольга. – Он поможет нам оформить инициативу. И потом, если Макар Степанович поддерживает какое-то дело, значит, дело это хорошее. И даже Василий Болото свою жену не будет ревновать.

– Василий? Обязательно будет, – сказала Галина. – Он ужасный человек. И как такая интеллигентная женщина, как Маша, решилась на брак с ним?

– Она пыталась не решиться, – засмеялась Ольга, – но вмешалась сила судьбы… Ничего, ничего, он с нее пылинки сдувает. Если Маша попросит, да еще сошлется на Макара Степановича, проблем не возникнет.

– Хорошо мне, – вздохнула Галина, – муж зачастую и не знает, чем я без него целыми днями занимаюсь… А мне бы хотелось, чтобы он хоть немного интересовался.

– Он интересуется, – заверила Ольга. – Просто ему некогда.

* * *

Бурову было некогда. У него начинались неприятности. Очередные. Он выступал против того, чтобы «расковырять» месторождение и бросить, перейти на новое. Нехозяйственный подход к земле. Неправильно это. Сибирь большая, но при подобном отношении нефть скоро закончится. Нет, нужно аккуратно, с наименьшими потерями для земли, выбрать месторождение. Работать тщательно, бережно. Сейчас в Междуреченске осваивали горизонтальное бурение. При этом Буров категорически – и на самом высоком уровне – отказывался брать на себя повышенные соцобязательства по нефтедобыче. Утверждал, что нельзя, практически преступно одновременно давать проценты к выполнению плана и осваивать новый метод. Сначала одно, потом другое. Когда метод будет освоен полностью – можно будет наверстать упущенное. Но не раньше.

– Я не могу заставлять людей надрываться, – говорил Буров в министерстве. – Вы хотите, чтобы у меня работали Казанцы? Не помните Казанца? А вот я помню. Был такой… мастер-«передовик». Угробил человека. Почему? Попросту загнал бригаду. Парень заснул у него на вахте… После суток работы заснешь… А Елисеев, который сам себя довел до нервного истощения? Вы смеетесь: какое «нервное истощение» может быть у буровика?! Ну конечно, мы ведь железные, у нас и сердца нет, и нервы как стальные тросы… Нет, человек изнашивается. Медленнее, чем техника, но все-таки изнашивается. Так что, товарищи, повышенные соцобязательства будут к третьему кварталу, а пока – извините.

Он вышел из кабинета и присел в приемной. Нехорошо, руки подрагивают. И в груди бухает «пламенный мотор». Тьфу ты, глупости какие…

Строгая немолодая министерская секретарша перестала тарахтеть по клавишам пишущей машинки. Взглянула на Бурова. Странно так посмотрела. Впервые Буров подумал: «А ведь для кого-то она – жена, мать… бабушка, может быть… Это здесь она сидит как церберша и глядит на всех зверем, а дома она наверняка другая…»

Это потому, понял он спустя миг, что секретарша подсела к нему со стаканом, резко пахнущим корвалолом.

– Выпейте, товарищ. Вам нехорошо.

Он послушно выпил, сморщился.

– Тьфу, гадость.

– Товарищ Буров, – сказала секретарша, – возьмите себя в руки. Вы не должны так нервничать. Знаете, работа это важно, но если вы разболеетесь, то никакой работы больше не будет. Отделяйте себя от своего дела. Иначе вас отделит от него больница. Я не шучу…

– Какие уж шутки, – вздохнул он.

– Я вам чаю принесу. Посидите спокойно, не вставайте.

И она действительно принесла ему чаю и два куска сахара на отдельном блюдце. Буров выпил. Хорошо, что скоро возвращаться домой, в Сибирь. Дорошин ему сообщал, что Галина взяла на себя какую-то важную инициативу. Готовит большой праздник во Дворце культуры. Галина… Буров улыбнулся. Как все-таки хорошо, что с Галиной отношения наладились! У него теперь действительно есть дом. Надежный тыл. Верная подруга. Все то, о чем он так мечтал. Все сбылось.

Интересно все-таки, какая у Гали инициатива? Дорошин сказал по телефону, что это секрет.

* * *

Показ мод стал своего рода сенсацией в Междуреченске. Галина страшно нервничала, пила холодную воду, даже полежала минут десять с компрессом на голове. Дора Семеновна громогласно ее осуждала. Маша в строгом деловом костюме, который разработала и сшила Галина, поправляла брошь перед зеркалом. «Василий в зале, – думала она, – как-то он отнесется?..»

Ольга Дорошина нарядилась в летний сарафан. Очень открытый, но с пышным подолом. В народном стиле. Оксане было поручено самое красивое платье – нарядное, для праздников. Его ворот был расшит блестками, талию перетягивал широкий пояс с блестящей пряжкой. Коллекция включала различные блузки с длинными и короткими рукавами, юбки для разных возрастов, от классических до удлиненных, с воланами, были брючный костюм и легкое пальто.

Напрасно Галина переживала: каждую модель встречали шквалом аплодисментов. Зрители знали, что видят авторскую работу Галины Буровой. Это казалось многим просто удивительным. Одно дело – смотреть на вещи в магазине. Кто-то неизвестный, какой-то художник-профессионал, в Москве или в Киеве, начертил схему, потом безвестные швеи сшили по выкройке десятки, сотни платьев, а теперь это продается в магазине, можно купить и носить. Но совершенно другое дело – видеть реального человека, который придумал и воплотил это чудо. «Ну дает Галина Родионовна! – простодушно высказался Вася Болото. – Вещи-то прямо как настоящие!»

– Они и есть настоящие, – засмеялся Дорошин. – Мы вырастили в своих рядах настоящего модельера. Понимаешь, что это значит?

– Что? – не понял Болото.

– То, что Галина – талант! – сказал Дорошин.

Тут на сцену вышла Маша, очень юная и хрупкая в строгом деловом костюме. Василий в первые секунды обомлел, а потом принялся оглушительно аплодировать.

Буров с улыбкой следил за ним. У него на коленях лежал огромный букет цветов – поздравить Галину. Григорий Александрович ни на миг не сомневался в успехе. Конечно, шептал ему тихий голосок, в Междуреченске любому развлечению будут рады, в Междуреченске-то на безрыбье и рак рыба… Но Буров отгонял эти глупые мысли. Может, в Междуреченске и маловато «рыб», но работа его жены – это работа настоящего художника и настоящего профессионала. Такое и в Москве показать не зазорно.

И все-таки букет он подарил не Галине.

…Под занавес произошла самая большая сенсация. После короткой паузы на сцене появилась великолепнейшая Дора Семеновна. На ней было изумительной красоты ярко-синее платье с широкими рукавами и пелеринкой. Платье скрадывало ее полноту и подчеркивало яркий, сильный характер женщины. Дора Семеновна поднесла руки к губам и раскинула их, послав в зал сердечный, щедрый воздушный поцелуй.

Вот тогда и взорвался зал. Кругом кричали: «Браво! Браво!» – а Буров подошел к краю сцены и вручил Доре букет.

– Разбойник, – проговорила она лукаво, – ты ведь для жены припас.

– Вы, Дора Семеновна, – настоящая королева, – сказал Буров и приложил руку к груди. – Вот честно.