Текст книги "Большая нефть"

Автор книги: Елена Толстая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Скорей бы! – сорвалось у Галины.

Он остановился посреди комнаты, уставился на нее с удивлением. И потому, что он так смотрел на нее – как будто впервые увидел, – она не выдержала.

– Да-да, не надо так на меня смотреть! – выкрикнула Галина. Слезы опять потекли из ее глаз, губы задрожали. – Удивлен, да? Работа, работа, работа! Только о ней и слышу – о твоей работе! А о нашей семье, Гриша, ты поговорить не хочешь?

– О чем? – удивился Григорий Александрович.

Он абсолютно не понимал, что происходит. До сих пор свято был уверен в одном: Галина – всегда на его стороне. Весь мир может гореть огнем, все могут обратиться против него, но Галя, верный соратник и друг, всегда останется рядом, поддержит, поймет, не подведет. О том, что в душе у Галины накапливается обида, о том, что она долго, терпеливо, тайно страдает, об этом Буров и помыслить не мог. Они ведь вместе! Они плечом к плечу работают ради блага всех людей! Какие могут быть страдания? И как она вообще может в чем-то сомневаться?

– По-моему, с семьей у нас все в порядке, – осторожно заметил Буров. – Что-то случилось?

Он подумал о ее здоровье, о возможной беременности.

Но Галина мгновенно разрушила эти предположения.

– А разве нет? – резко возразила она. – У нас ведь давно с тобой нет никакой семьи, Гриша. Одна только видимость.

– Галя, успокойся, – сказал Буров. – Ты, наверное, устала сегодня.

– Замолчать? – повысила голос Галина. – Опять? Так и будем с тобой молчать, делать вид, будто все в порядке?

– Так а что не в порядке-то? – удивился Буров, принимаясь за обед. Он почти успокоился. Галина бушует по какому-то женскому поводу, это пройдет. Все женатые мужики время от времени попадают под град женских упреков. И это всегда проходит само собой.

– Значит, нет проблемы? – настаивала Галина.

Буров жадно набросился на суп. Он изголодался за сегодняшний день. Времени даже перекусить не было совершенно.

– Да о каких проблемах ты говоришь? – с набитым ртом переспросил он. – Нормальная у нас семья. Может, не самая лучшая, не образцово там показательная. Но нормальная. Не самая худшая. Галина, ты раздуваешь скандал на пустом месте, просто от скуки. А у меня серьезные проблемы на производстве. И до сих пор нет первой нефти…

– Нефть! – закричала Галина, теряя остатки самообладания. – Нефть! Нефть! Мы уже десять лет говорим с тобой только о нефти! Когда ты был буровым мастером, мы хотя бы виделись… изредка. Когда ты стал начальником… Я надеялась, что начнется наконец оседлая жизнь. А что получилось?

– Не сгущай краски…

– А я и не сгущаю. Не требуется ничего сгущать. Ты ночуешь теперь в кабинете, и жена твоя – буровая вышка.

Буров уронил ложку.

– Так. Проблемы на работе. Проблемы в семье. Ты права, Галина. Это во мне все дело!

Он встал, отодвинул тарелку и отправился спать.

– Я в Москву уезжаю, – сказала Галина, глядя на захлопнувшуюся дверь. – К маме!

– Делай что хочешь, – послышалось из-за двери.

Усталый, тяжелый голос. Галина прислушалась – не скажет ли Буров еще что-нибудь. Но до нее почти сразу же донесся храп. Муж провалился в сон.

– Поговорили, – прошептала Галина. – Что ж, если так… Если все так оборачивается… Может, оно и к лучшему.

Косыгин приехал. Известие о том, что самолет из Москвы приземлился, выдернуло Бурова из постели. Он едва перемолвился с Галиной словом, не замечая, как странно она на него смотрит. Он не слышал ее беззвучного крика. А она заклинала: «Обрати на меня внимание наконец! Взгляни мне в глаза. Ты не можешь не увидеть в них боли… Я сегодня уезжаю. Я уже купила билет. Я хотела сказать тебе об этом и услышать: „Галя, что ты делаешь? Скоро все переменится к лучшему, обещаю тебе. Галочка, не уезжай. Я не могу без тебя, без твоей молчаливой поддержки. Все будет хорошо, Галя“».

Ни-че-го.

Облачился в костюм, нервно затянул узел галстука.

– Черт его знает, когда вернусь, – к обеду не жди, – бросил уже на пороге.

– Я уже давно не жду тебя, Гриша, – тихо проговорила Галина.

Он не расслышал, хлопнул дверью. Простучали шаги. Вот и все.

Галина грустно улыбнулась. В зеркале платяного шкафа ей в ответ так же грустно улыбнулась какая-то незнакомая женщина. Постаревшая. Увядшая. Про такие лица говорят: «Следы былой красоты». «Господи, неужели это я?» Галине на миг стало страшно. Она не собиралась постареть так скоро… Ничего. Она стиснула зубы. Ничего. Она вернется в Москву и начнет новую жизнь. Расцветет. Не будет больше горькой складки вокруг губ, исчезнет озабоченная морщинка между бровей.

Она услышала, как под окном закончил разогреваться автомобильный двигатель. Буров наконец уехал. Косыгин прибыл, надо же… Неужто Председатель Совета Министров важнее для него собственной жены? Она чуть не засмеялась в голос. Да, изменились времена. Мать Галины наверняка даже не задалась бы подобным вопросом. Разумеется важнее! Общественное выше личного…

Сейчас дела обстоят далеко не всегда так. Сейчас и личное получило, как говорится, право голоса. Правда, к разваливающейся семье Буровых это, похоже, не относится.

Ладно.

Галина вздохнула, вытерла лицо ладонями (оказывается, все это время из ее глаз текли слезы!) и пошла собирать чемодан.

* * *

В управлении все бурлило и беспокоилось. При виде Бурова сразу несколько человек в мятых костюмах отделились от кучки растревоженного руководства и бросились к нему.

– Едет прямо на Новотроицкое месторождение! – возбужденно проговорил товарищ Поляков, первый секретарь обкома партии. Он прибыл уже сравнительно давно, а проснулся, поди, еще на рассвете. Раздраженный, он искал, на ком сорвать плохое настроение. – Вы понимаете, товарищ Буров, что из-за вас и обком партии будет выглядеть перед товарищем Косыгиным не в самом лучшем виде?

– Что вы имеете в виду? – удивился Буров.

Поляков обтер платком шею.

– Не притворяйтесь, товарищ Буров. Первой нефти до сих пор нет. Мы уже получили сигнал о том, что вы покровительствуете некоторым буровым мастерам. Любимчиков завели! Конечно, – интимным тоном прибавил он, – при товарище Косыгине мы не будем, так сказать, выносить сор из избы, это наши личные проблемы, пусть такими и останутся… Но если вопрос встанет ребром… – Он помолчал и резко разрубил ладонью воздух. – Ребром! Вы понимаете? В таком случае нам придется развернуть перед Алексеем Николаевичем всю картину, без купюр, так сказать. А что делать? Иначе нельзя. Партия всегда следует принципу правдивости и открытости для всех ее членов, и в этом отношении Алексей Николаевич не исключение. А как вы думали? Вы думали, он такой наивный? Он же сам был руководителем предприятия. Он прекрасно разбирается, когда ему говорят правду, а когда пытаются необоснованно пускать пыль в глаза.

– Вот и хорошо, – оборвал Буров эти излияния. – Вы идите, идите, товарищ Поляков. Кажется, вон уже машина едет.

Точно, к управлению подъезжал уазик, откуда вскоре вышел сам Алексей Николаевич. Он был одет так же, как встречающие товарищи, но лучше отутюжен. И еще заметно было, что одежда его не куплена в универмаге, а сшита на заказ. Галина объяснила бы мужу, что вся беда современных костюмов в том, что сшиты они по стандартным выкройкам и надеты на нестандартные фигуры. У мужчин проблема нестандартной фигуры даже острее стоит, нежели у женщин. Профессиональная деформация сильнее бросается в глаза. У кого-то от тяжелого труда раздались плечи – пиджак висит как на вешалке, а брюки от костюма приходится ушивать. У кого-то от кабинетного сидения проблемы с животом и талией, поэтому пиджак жмет под мышками, а брюки… ох, о страшном лучше не нужно.

Галина хорошо разбиралась в моде. Она даже получала журнал «Силуэт» с выкройками самых последних моделей. Шить любила…

И непременно вернется к этому увлечению, когда будет в Москве. Непременно!

Окруженный почтительной стайкой ответственных лиц, Косыгин спокойно шел по улице. Вполуха слушал обращенные к нему возбужденные речи. Дорошина совершенно оттеснили партийные секретари из областного комитета, но он, хоть и небольшого роста, а упрямый и верткий, все же оставался поблизости. Даже пару раз довольно решительно отпихнул локтем одного из обкомовских, за что был награжден гневным взглядом.

Весь этот «марлезонский балет» ускользал от взгляда Бурова. Он не выспался, и совершенно другие мысли буравили его ум: если первой нефти в самом скором времени не будет – его же и впрямь снимут с должности. И тогда… Вся жизнь Григория Бурова – это нефть. Не будет нефти – не будет и жизни. Почему-то он в этом не сомневался.

К Бурову, отделившись от остальных, кособокой рысцой подбежал Михеев.

– Сейчас едем на буровую, – сообщил он. – Алексей Николаевич хочет поближе познакомиться с условиями работы нефтяников. Куда везем? К Казанцу?

– К Казанцу? – Буров нахмурился. – Зачем к Казанцу? Едем к Векавищеву…

Михеев чуть заметно пожал плечами.

– И что, Векавищев и Косыгину будет про свой спичечный коробок рассказывать? Мол, встанет на ребро – значит, есть нефть, а ляжет плашмя – нефти нет?

– Какой еще коробок? – Буров явно думал о чем-то своем, отвечал рассеянно.

– Да такой… Про это уже все знают.

– Про что «все знают»?

– Что ваш хваленый Векавищев, как темная деревенская бабка, в приметы верит. Хорошенький пример подает коммунист.

– Это вы в приметы верите, Михеев, – неожиданно произнес Буров. – А Векавищев делом занимается. К нему едем. Без всяких коробков. Пусть Алексей Николаевич, по крайней мере, с нормальными рабочими встретится.

– Интересно рассуждаете, – поджал губы Михеев. – у Казанца что, нет нормальных рабочих, так, по-вашему?

– Есть, – сказал Буров устало. – Но и картежники есть. Я сам позавчера колоду карт там видел… Уголовным кодексом ненаказуемо, но все же лучше бы… Сами понимаете – московское начальство… – Он посмотрел Михееву прямо в глаза и неприятно улыбнулся.

Михеев склонил голову к плечу и потрусил обратно к начальственной группе. Что-то сказал Дорошину, тот – Полякову, а уж Поляков обратился лично к товарищу Косыгину. Тот подумал и коротко кивнул.

Снова расселись по машинам, двинулись к буровой.

У Векавищева как раз был обеденный перерыв. Михеев выскочил из машины первым и бросился к столовой.

– Алексей Николаевич изъявил желание осмотреть пищеблок, – сообщил он громко, стоя в дверях и глядя на жующих людей. – Так что попрошу в ближайшие пять минут полностью очистить помещение.

Несколько человек подняли головы от тарелок и не без любопытства уставились на раскрасневшегося от усердия Михеева. Векавищев положил ложку.

– Вы это о чем, товарищ Михеев? Как это – «очистить пищеблок»?

– Товарищ Косыгин желает лично ознакомиться с условиями проживания и отдыха нефтяников, – с нажимом повторил Михеев.

– Да мы уж поняли, – сказал Векавищев. Он поднялся со своего места и приблизился к Михееву. Остальные продолжали спокойно обедать. – Пусть себе ознакомливается. Но сперва люди пообедают. Им скоро на вахту заступать.

– Да подождут с обедом! – досадливо промолвил Михеев. – Вы, товарищ Векавищев, как будто нарочно делаете вид, что не понимаете.

– Я все понимаю и вида никакого не делаю, – ответил Векавищев. – У нас в стране, между прочим, власть рабочих и крестьян. Так что сначала люди закончат обед. Не давясь и не торопясь. Ясно?

– Да ты что… – сквозь зубы начал Михеев и выгнул даже грудь колесом.

– Да я ничего, – в тон ему ответил Векавищев, – а вот ты пошел к чертовой матери.

Он вытеснил Михеева из столовой и вышел сам, на ходу вынимая шапку из кармана.

Косыгин стоял у самого крыльца столовой и внимательно слушал быструю, как сыплющийся горох, речь Дорошина.

– …Погодные условия, конечно, вносят свои коррективы, – говорил парторг. – Край здесь суровый, зимы холодные, доходит до пятидесяти градусов, а уж если шторм!.. Уй! – Он покрутил головой. – Думать страшно, что будет, если генератор выйдет из строя. Перемерзнут все… Но профилактические работы все проведены в срок, – заторопился он, – и нареканий пока что не возникало. А вот летом, Алексей Николаевич, здесь жара. Но жара – ничего, а вот гнус! Мошка! Лютые тигры, а не насекомые. – Он развел руками, как будто в попытке извиниться за ужасные климатические условия. – И так изо дня в день… Но люди работают.

Он вытер лоб рукой и с облегчением увидел на крыльце Векавищева. Теперь можно передать эстафету ему.

– Вот, Алексей Николаевич, наш лучший буровой мастер, передовик производства – Андрей Иванович Векавищев.

Векавищев криво улыбнулся и сошел с крыльца. Не любил он большое начальство и совершенно не умел с ним разговаривать.

Косыгин спокойно, доброжелательно рассматривал его. От пристального взгляда Председателя Совета Министров не укрылись ни воспаленные глаза передовика производства, ни запавшие щеки, ни встрепанность. Человек сердился, нервничал. Выкладывался на производстве целиком – от и до. Наверняка боролся с придирками начальства, с одной стороны, и ленью подчиненных – с другой. Все это было Косыгину знакомо по тем годам, когда он сам руководил производством, и потому и в других он различал эти приметы безошибочно. Ему захотелось поговорить с нефтяником с глазу на глаз, без участливой свиты.

– Здравствуйте, Андрей Иванович, – приветливо поздоровался Косыгин. Он протянул буровику руку, Векавищев пожал ее. – Чем, как вы считаете, Москва может вам помочь?

Векавищев на мгновение смутился. Но только на мгновение.

– Материалов мало, – сказал он будничным тоном. – Спецодежды.

– Поможем, – кивнул Косыгин, не задумываясь. – С этим поможем.

– Вот еще, Алексей Николаевич, – продолжал Векавищев, – раз уж заговорили. С канадскими вездеходами проблемы.

Косыгин удивленно приподнял бровь. Сам он, разумеется, на этих вездеходах не ездил, но привык считать, что импортное, как правило, лучше. Тем более – канадское. Там, в Канаде, суровые условия, возможно, под стать сибирским… И вдруг – претензии. Странно.

– Ага, – сказал Векавищев совсем уже развязно. – Часто ломаются. Не приспособлены они к сибирским условиям. Наша-то техника – она лучше, проще. И в ремонте неприхотливее.

– С вездеходами тоже поможем, – сказал Косыгин. Он ничего не записывал – запоминал. Запишет потом, в самолете. – А теперь, Андрей Иванович, главный вопрос: как насчет нефти. Когда дадите первую нефть?

Векавищев посмотрел ему прямо в глаза. Так, словно никого, кроме них двоих, здесь не было. И увидел все то же самое: усталость, задерганность, нетерпение, давление со стороны какого-то высшего начальства…

Когда будет нефть?

Векавищев чуть было не начал рассказывать про коробок. Вовремя прикусил язык.

– Будет нефть, Алексей Николаевич, – проговорил он. – Раз уж вы сами сюда прилетели – точно будет. Еще до вашего отъезда.

Косыгин засмеялся.

Хихикнул и Михеев. Остальные члены делегации делано улыбнулись. Невысказанное Векавищевым так и повисло в воздухе: «Приехало начальство из Москвы, ни уха ни рыла в нашем деле, а нефть подай как из кармана. Когда будет нефть – тогда и будет. Она ж полезное ископаемое, по первому свистку не прибежит, хвостом не завиляет…»

Буров помертвел. Сейчас он, как никогда, отчетливо понимал: отставка неминуема.

Положение спас Макар Дорошин. Он преспокойно взял Косыгина под локоть.

– Алексей Николаевич, идемте, я познакомлю вас теперь с бытовыми условиями рабочих. Сущий Шанхай. Вот вы говорили насчет того, что поможете с материалами…

– Ну что ж, – Косыгин на прощание кивнул Векавищеву, – работайте, товарищи. Желаю вам успеха.

Другие товарищи, чьи физиономии видны были в окнах столовой, заулыбались. Векавищев кивнул Председателю Совета Министров и скрылся в столовой.

Косыгина повели смотреть «Шанхай»…

* * *

Около четырех часов дня пошла нефть. Она хлынула с глубины более двух тысяч метров петергофским фонтаном «Самсон, разрывающий пасть льва», вид которого на старом, выцветшем календаре украшал дверь в апартаменты Доры Семеновны. Зеленовато-темная жирная жидкость рвалась в небо, выше вышки, и обрушивалась сверху благодатным дождем.

Человек дуреет от близости этой мощи. Сходят с ума все – и техасские промышленники-авантюристы, и сознательные советские нефтяники… Не в выгоде здесь дело, не в капиталах, не в успешном развитии родимой страны – дело в соприкосновении с первобытной силой, заключенной в недрах земли. Человек, неизмеримо меньший и на миллионы лет младше, чем эта сила, все-таки находит способ одолеть ее, перехитрить и поставить себе на службу.

Но в первые секунды она еще не ведает об этом и хлещет, избывая ярость тысячелетнего заключения, точно джинн, выскочивший из бутылки.

– Мужики, нефть! Нефть пошла! – кричал Ваня Листов, весь черный, как папуас, таким же черным, измазанным собратьям и сверкал белыми людоедскими зубами. – Нефть пошла!

Нефть пошла.

Ради этого и стоило жить. Ради такого мгновения.

За короткую человеческую жизнь немного их наберется, но каждое – бесценно. Мгновение, когда человек целиком и полностью, весь, до кончиков ногтей, понимает: он – живой.

* * *

Косыгин уже подходил к самолету. Он не вполне доволен был поездкой. Многое из увиденного показалось ему вполне ожидаемым и более-менее приемлемым: умеренный энтузиазм рабочих, сносные условия питания, абсолютно никуда не годные условия проживания… Нефти не было и не похоже, чтобы это обстоятельство заставляло начальника управления Бурова как-то шевелиться, искать новые решения. Буров упрямо топтался на месте. И не то чтобы он фанатично уперся, нет; у Косыгина складывалось впечатление, что Буров попросту инертен. Геологи определили ареал возможного залегания нефти, и Григорий Александрович пассивно бурит. Одна скважина уже не оправдала надежд. Теперь проходят еще две. Передовик производства Векавищев – человек, судя по всему, опытный, но и он, как кажется, не слишком горит на работе.

В общем, «троечка», не выше.

Однако Алексей Николаевич, всегда сдержанный и молчаливый, не спешил делиться выводами со своими спутниками. А те, похоже, из кожи вон лезли, желая узнать мнение начальства.

Косыгин одиноко шел к самолету. Он нарочно оторвался от делегации – хотелось побыть хотя бы миг наедине с суровой северной природой. Лес обступал взлетную полосу – бескрайний, угрожающий, готовый встретить зиму. Такая же грозная стихия, как и океан… И тихо от нее на душе.

Косыгин вздохнул. Не все гладко на Новотроицком месторождении. Слишком много подводных камней.

За его спиной оживленно – и чуть громче, чем следовало, – переговаривались первый секретарь обкома КПСС Поляков и каменногорские коммунисты – Дорошин и Михеев. Поляков кипел негодованием:

– По Бурову пора делать кардинальные выводы.

– Полностью с вами согласен, – быстро поддакивал Михеев.

Дорошин возражал – его негромкий, но твердый голос был едва различим:

– У меня особое мнение, товарищи. Я считаю, что Буров – хороший руководитель, и с задачей, которая поставлена перед ним партией, он справится.

– Весь вопрос в том – когда, – ответил Поляков. – Времени у него не осталось. Что там обещал этот ваш передовик Векавищев? Что к нашему отлету даст нефть? И где эта нефть? Нет, товарищи, вопрос по Бурову можно считать решенным.

Они продолжали спорить, а Косыгин стоял в стороне и старался не слушать. Но мысли сами лезли в голову. В принципе, Поляков, конечно, прав. Однако Косыгин не привык к скорым выводам. Он не позволял себе действовать под влиянием момента. Его считали странным, замкнутым, едва ли не чудаком – только лишь потому, что он постоянно, непрерывно обдумывал впечатления и сопоставлял в уме факты.

Самолет ревел, разогревая двигатели. Пора было садиться и лететь дальше. У Косыгина была запланирована длительная поездка по отдаленным северовосточным регионам страны.

* * *

– А что я говорил? Что я говорил? – кричал Векавищев вне себя. – Говорил, будет нефть – и вот она!..

Буров, измазанный, как и все, вдруг очнулся от безумия.

– Косыгин еще не улетел?

– Да кто ж его знает…

– Вроде должен был еще задержаться, хотя кто его знает – он ведь расписанием самолетов не связан… Езжай в Междуреченск! – сказал Векавищев. – Езжай! Скажи ему… Нет, погоди. Ваня! Ваня! – крикнул он приплясывающему в дикарском исступлении Листову.

Тот придержал танец.

– Что, Андрей Иванович?

– Набери нефти в бутылку! – распорядился Векавищев. – Слышишь? Подарочек Косыгину прямо в самолет передадим!

Спустя пять минут Буров, весь в нефтяных пятнах, с драгоценной бутылкой в руках, уже мчался на газике в сторону аэропорта. Успеть бы. Только бы успеть!

Конечно, Косыгину позвонят и доложат. Отрапортуют. Еще и себе заслугу припишут, хотя это сейчас не имело значения.

Но это будет уже все не то. Не облекая свою мысль в слова, оставляя ее на уровне ощущения, Буров всем своим организмом понимал: необходимо приобщить Алексея Николаевича, хотя бы косвенно, к благородному нефтяному безумию. Совсем маленький джинн смирно сидел в бутылке, которую Буров сжимал за горло в кулаке, сидел и ожидал возможности излиться наружу и хриплым голосом вопросить своего освободителя: «Чего ты хочешь? Назови три желания».

* * *

Правительственный самолет уже бежал по взлетной полосе. Косыгин отрешенно глядел в иллюминатор. Иногда ему казалось, что жизнь течет где-то там, за пределами его тщательно охраняемого мира. Там, где живут простые люди с их обычными радостями и горестями. Но только иногда – и очень недолго.

Он не видел, конечно, как газик выехал на взлетную полосу и из последних сил рванулся за самолетом. Сзади бежал, стремительно отставая, работник аэропорта.

– Стой! Куда? Нельзя! Назад! – в бессилии надрывался он.

– Жми, Миша! – умолял Буров водителя.

Машина поравнялась с самолетом. Вот-вот взлетит правительственный самолет…

– Нефть! Алексей Николаевич, нефть! – орал, высунувшись из автомобиля. Буров, как будто Косыгин из самолета мог его расслышать, и отчаянно размахивал бутылкой. – Не-е-ефть!..

– Что это? – удивился Косыгин. – Машина на взлетной полосе и там как будто… Это Буров?

Он едва мог узнать начальника Каменногорского управления в чумазом дикаре с бутылкой в руках.

Поляков выглянул в иллюминатор.

– Да, кажется, Буров, – подтвердил он.

– Что он делает? – Косыгин прищурился.

– Не-е-ефть! – надрывался Григорий Александрович и снова взмахнул бутылкой, а потом, повинуясь вдохновению, откупорил ее и вылил себе на голову. Черная жижа потекла по его лицу, полилась за ворот, а на лице Бурова засияла широчайшая улыбка.

– Это нефть! – воскликнул Косыгин. – Нефть пошла! Как они и обещали – еще до нашего отлета.

В этот самый миг самолет оторвался от земли. Буров в автомобиле начал уменьшаться, как будто превращался в игрушку.

– Товарищ Поляков, скажите, пожалуйста, пилоту, чтобы он сделал круг над аэродромом, – попросил Косыгин. – Нужно показать Бурову, что мы поняли его послание.

Он откинулся на спинку сиденья с удовлетворенной улыбкой. Теперь все было правильно. И хотя не было никакой заслуги Косыгина в том, что нефть пошла именно в этот момент, – и он, как человек разумный, вполне отдавал себе в этом отчет, – все же он не мог избавиться от странного чувства: ему казалось, что есть и его вклад. Не зря он работал, составлял и отстаивал пятилетний план, выдвигал идеи реорганизации производственного процесса, не зря летает по всей стране и беседует с рабочими, совещается с руководителями… Не зря партия руководит страной. Коммунист и передовик производства дал слово партийному руководству – и вот, пожалуйста, нефть пошла.

О чем там говорил Векавищев? Стройматериалы. Да. В первую очередь – улучшить условия проживания нефтяников Сибири. В Москве Косыгин будет через несколько дней и первым делом озаботится этой проблемой.