Текст книги "Седьмой ключ"

Автор книги: Елена Ткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– У вас тоже коттедж? – поинтересовалась Вера.

– Нет, что ты! У нас таких денег нет – там настоящие виллы, под сотню тысяч долларов каждая… А у нас домик маленький – сруб деревянный с мансардой и верандочка вроде твоей. Восемь соток. Детям воздух нужен, а мы в Москве в центре живем – сама знаешь, какой там воздух! Вот и перебираемся сюда потихоньку. Может, я с детьми и зимой здесь останусь.

– Это то, о чем я всю жизнь мечтала! – воскликнула Вера. – Лес, тишина, покой, ничто не дергает, не мешает работать…

– Я слыхала от Шуры, ты роман пишешь. – откидывая со лба прядь медных волос, спросила Ксения. – У меня муж – поэт. Но у него есть и проза. Хлеб, конечно, тяжелый, на это сейчас не прокормишься. Особенно, когда дети… – Она вдруг поперхнулась, закашлялась. – Но ничего, кое-как перебиваемся. У вас с Пашей много общего может быть, я знаю – вы подружитесь. Вместе все-таки веселей! – и она улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами и хозяйским жестом оглаживая свой округлый живот.

– Шура, не отставай! – крикнула Вера, обернувшись к сестре. Та пыхтела позади них, переваливаясь с боку на бок и с трудом подвигая вперед свое грузное тело в закипающем от несносной жары жидком воздухе. – Ксенечка, вы придете с Лёнушкой завтра к нам? Я чего-нибудь вкусненького на обед приготовлю.

– С удовольствием, – с радостью согласилась та. – Только скажи – когда.

– Часам к двум – к половине третьего. Мы обычно в это время обедаем. Тебя устроит?

– Вполне.

И новые подруги, попрощавшись, расстались. Шура еле доползла до дома и заявила, что в знак протеста против немилосердной жары она объявляет этой жаре бойкот и заваливается спать. Что тотчас исполнила, рухнув на кровать в нижней комнате, и буквально через пару минут засопела.

А Вера, умывшись и причесавшись, переоделась в открытый шелковый сарафанчик и скорым шагом выбралась на шоссе, поспешая к Сереже. Но, видно, в этот день повидаться им было не суждено, потому что, не пройди Вера и полдороги, как навстречу ей вынеслась из-за поворота Веточка, гоня во всю мочь на своем велосипеде. Все лицо у нее было зареванное, слезы ручьями текли по щекам и тут же высыхали от потоков встречного воздуха. Заметив мать, Ветка притормозила, соскочила с велосипеда и бросилась к маме, протягивая ей смятую пачку полинялой бумаги, кое-как перетянутой грубым шпагатом.

– Вот… – захлебываясь слезами, проревела она, – это тебе. Ты возьми… эти письма проклятые!

– Доченька, что случилось? В чем дело? Что за письма? Можешь толком что-нибудь объяснить? – недоумевала Вера, утирая ей слезы и заглядывая в глаза.

– А, ничего особенно… Ну их всех!

– Кого «ну»? Кого «всех»? – продолжала допытываться Вера.

– Этих… мальчишек и Машку! Я не буду с ними дружить. Они все предатели!

– Ну, пойдем домой, пойдем, моя милая. Успокойся, сейчас мы во всем разберемся… Ну! Не надо плакать, ты же у меня уже взрослая, барышня. Невеста, можно сказать… А плачешь совсем как маленькая.

– Да-а-а, невеста! А они только Машку слушают. И Алеша… тоже… хлюпик несчастный, – и Ветка снова зашлась слезами.

– Ладно, сейчас ты мне все расскажешь. Только без рева и по порядку. Договорились? Было бы из-за кого плакать, тоже мне! – Вера забрала у дочки велосипед и повела его одной рукой, другой обнимая ее за плечи.

Так и двинулись они по дороге в тишине молчаливого неподвижного леса… Склоняясь ветвями, он внимательно слушал их. А в густой его глубине от ствола к стволу перебиралось неслышно мохнатое существо, подобное смутному клочку дыма…

Оно проследило весь их путь до развилки, где по узкой лесной тропе они свернули к своему домику. И, убедившись в этом, многозначительно и удовлетворенно постучало себя по лбу когтистым кривеньким пальчиком, надтреснуто рассмеялось и растаяло в воздухе.

Глава 2
Обида

А случилось с Веточкой вот что… После того, как угас в отдалении глухой топоток босых ног деревенских ребят, Манюня, Миша и Борька обступили плотным кольцом застывшую Веточку, сжимавшую в обеих руках чудом попавшую к ней пачку писем.

– Ну давай, развязывай поскорей, сейчас прочитаем! – решительно заявила Манюня, явно взявшая на себя роль лидера в их компании.

– Но… – замялась Веточка, – они же просили маме их передать. И потом мы же с тобой решили! – ее голос окреп. – Ребята! Мы хотим принять Алешу в нашу компанию и посвятить его в тайну клада. Если только она, эта тайна, существует на самом деле, – добавила она уже менее уверенно.

– А зачем он нам, этот Алеша? – с вызовом заявил Мишка. – Нас же четверо. Пятый – лишний! – усмехнулся он, пристально глядя на Машу и как бы ища у нее поддержки.

Но Манюня подругу не подвела.

– Как мы с Веткой решили – так и будет! – повысив голос, постановила она. – Это наша тайна, мы про нее узнали первыми и вас в нее посвятили. Значит, нам и решать, что делать – кого еще можно принять, а кого – нет… А не хотите с нами считаться – как хотите! Упрашивать и носиться с вами не будем. Заберем свои письма – и до свиданья! Так как, – хитро прищурилась она, глядя на скисших мальчишек, – принимаем Алешу или нет?

– Принимаем, принимаем… – хмуро пробурчал Михаил, подавленный ее несокрушимыми доводами. – С вами, девчонками, свяжешься… – он не договорил и обреченно махнул рукой.

– Ну пошли к вашему разлюбимому и раздорогому Алешечке, – встрял Борька.

До того он только переминался с ноги на ногу, наблюдая за этим лобовым столкновением и жалея, что победа досталась девочкам. Но теперь явно злорадствовал, видя, как задавалу-Мишку, явно возомнившего о себе лишнее, «срезала» и «умыла» девчонка. Когда надо будет, он припомнит этому выскочке его бесславное поражение. Да, похоже, из всего этого Борька мог извлечь свою выгоду. Он заметно воспрянул духом, завелся и стал хорохориться.

– Чего стоим как столбы? Двинули к Лешке!

Веточка облегченно вздохнула, а Манюня за спиной у мальчишек подмигнула ей и слегка ущипнула за руку. Мол, вот мы их как!

Минут через десять-пятнадцать вся компания оказалась возле калитки с табличкой, на которой красовалась торжественная, как солдатики на параде, цифра 77, выписанная по жести белой краской. Под номером на табличке стояла фамилия: Красновский В. П. Это была фамилия Лешкиного деда по матери, владельца участка.

– Ле-е-е-еш! Ле-е-е-ешка! Выйди! – разнеслось в тишине.

Кричали мальчишки, девочки скромно стояли в сторонке, предоставив «громкое» дело ребятам.

– Леша обедает! – раздался в кустах возле калитки резкий, неприветливый женский голос. А вслед за голосом из кустов вынырнула и его обладательница – статная седая дама с выправкой офицера царской армии. Только что звона шпор не послышалось в такт ее властной стремительной поступи. Она поправила выбившуюся прядь своей гладкой прически и с явным неудовольствием оглядела притихшую компанию.

– Вы кто такие? Что вам от Леши нужно? – допрашивала она ребят с металлическими нотками в голосе.

Ребята неуверенно переглянулись: не ожидали такой неприветливой встречи.

– Мы с соседних участков. Из «Дружбы», – выступила вперед Манюня.

Что поделаешь, взялась за гуж – не говори, что не дюж! Роль лидера предполагала не одни цветочки – и ягодки, всю ответственность приходилось брать на себя.

– Мы с родителями несколько дней назад были в Свердловке, – продолжала она, – и познакомились там с Алешей. Он потерялся. И мы привели его домой. А теперь мы идем на пруд и хотим, чтобы Алеша пошел с нами. Если вы не возражаете, – дипломатично добавила Маша.

Страж ворот по имени Кира Львовна немного смягчилась и, сменив гнев на милость, распахнула калитку.

– Проходите! – повелела она и крикнула, оборотясь в глубь сиреневых зарослей на участке. – Леночка! Здесь Алешенькины спасители!

На этот призывный клич на дорожку перед калиткой вынырнула худенькая кареглазая женщина в шортах. Слегка дергающейся походкой она направилась навстречу входящим, зажав одним пальцем полураскрытые страницы толстенной книги, которую при ходьбе прижимала к ноге. В глазах темнело страдание.

– А, проходите, Леша там, на веранде. Мам, я же просила, – с затаенной тоской в голосе укоризненно шепнула она стражу ворот, оказавшемуся ее матерью и, по-видимому, Лешиной бабушкой. – Ну, хоть час можно меня не дергать?

Но статс-дама окинула дочь высокомерным взглядом и повелительно повела плечами: мол, сама знаю, что делаю! Эта сцена не ускользнула от Манюниного внимания, заставив ее насмешливо фыркнуть про себя: «Ну и предки у Леши!»

Ребята двинулись к дому, поднялись на веранду, но Леши там не было. Он, как выяснилось, и не думал обедать, а всего лишь дремал в кресле-качалке с книжкой в руках. Выдуманный обед ребята решили оставить на совести его командирши-бабушки…

– Ой, как здорово, что вы пришли! – воскликнул он, от волнения пряча долговязые руки в карманах джинсовых шортиков. – Хотите чаю? – его сияющий взгляд встретился с пристальным взором Манюни, отчего Леша сразу как рак покраснел.

– Нет, чаю мы не хотим, – сказала Манюня – как отрезала! – Мы к тебе по делу пришли. По ОЧЕНЬ ВАЖНОМУ делу! – подчеркнула она.

– Ну, так как… – замялся Леша. – Здесь посидим или в сад пойдем? – он почувствовал, что ладони его повлажнели, – решительная и златокудрая Машка страшно притягивала его и пугала одновременно…

– И не здесь, и не в сад! – столь же решительно и даже сурово возвестил Мишка. Он не собирался окончательно терять право голоса. Его мнение в этом мире кое-что значит, и он решил всем это доказать. Первое свое поражение перед девицами Михаил посчитал джентльменской уступкой, но оно вовсе не означало их окончательную победу… Борька – не в счет, он – перекати-поле: и вашим, и нашим. Веточка – крепкий орешек, но она ему по зубам, а вот Манюня… Да – это штучка! И он с ней поборется. Он всем покажет, кто в их компании главный. А этому хлипкому Лешечке, маменькиному сынку, бабушкиному баловню, отведет роль шута горохового, мальчика на побегушках, исполнителя девчачьих капризов, и пусть тот только посмеет с этой ролью не согласиться… Сразу вылетит из их компании. Колбаской по Малой Спасской!

– Мы идем на озеро. Они, – он кивком указал на девчонок, – упросили взять тебя с нами. Мы с Борисом в общем не против. Только идти надо быстро. Идешь или нет? – в двух словах Миша обрисовал всю картину.

– Я – конечно! Сейчас… – и Алеша стремглав сбежал по ступенькам в сад. Видно, пошел отпрашиваться.

Миша нетерпеливо застучал носком своей классной адидасовской кроссовочки по дощатому полу веранды.

– Вот и жди тут его… – он сердито зыркнул глазами на Машу. – Да когда мамочка разрешит, да если бабушка согласится! Каждый раз так будем балдеть… Мне-то что: сами этого захотели – вот и получайте! А потом ваш Лешенька на солнышке перегреется, а его бабуленька так нас взгреет по первое число… Я бы такую мегеру за версту обходил, – добавил он свистящим шепотом. А потом презрительно улыбнулся и сплюнул через перила веранды. – Хуже нет иметь дело с такими рохликами. И с их родственниками!

– Ишь, как всполошились! – злорадно процедил Борька, выглядывая в сад, в ту сторону, куда скрылся Алеша. – Верещат!

В самом деле, из сада до них доносились раздраженные голоса. Лешина бабушка что-то вещала дочери, та возражала, и их битва за Лешино право на самостоятельность, наконец, разрешилась полной победой матери. Леша был выпущен на свободу до вечернего чая, несмотря на возмущение Киры Львовны.

Леша в сопровождении стайки новых друзей выскочил за калитку с бешено бьющимся сердцем, с ужасом ожидая в самый последний момент какого-нибудь подвоха, вроде жесткого окрика: «Леша, вернись сейчас же!»

Но этого не произошло, вслед ему донеслись только гневные реплики Киры Львовны:

– Лена, это безобразие! Как ты можешь? Мы же не знаем этих детей…

Но он был уже вне опасности. Рядом с ним вился по ветру золотистый факел Машкиных волос, впереди открывался простор, манящий и вольный! Солнце палило, лес зеленел, травы душно благоухали, скоро ему исполнится полных пятнадцать, жизнь прекрасна и удивительна! Ах, какой это был волшебный день! И даже колкие взгляды Миши и Борьки его совершенно не портили…

«Конечно, МОИ все опошлили! – думал Леша, с замиранием сердца глядя на легконогую Машку, поспешавшую впереди всей компании. – Но не беда, главное – отпустили…» А уж он убедит СВОИХ, что ребята – хорошие, и ему разрешат всюду с ними бывать. Обязательно разрешат! Уж этого он добьется.

Одна только Веточка чувствовала себя не в своей тарелке. Этот дивный солнечный день как-то сразу померк для нее, едва она заметила, как Алеша смотрит на Машу, как сияют его глаза… Взгляд, нацеленный на Манюню из-под круглых стекол очков, казался радаром, отслеживающим движение летящего в небесах самолета… И открытие это принесло Ветке глухую щемящую боль. Ей показалось, что воздух вокруг стал давящим и тяжелым, стало трудно дышать. От тоски и обиды захотелось кому-нибудь нагрубить, что-нибудь изуродовать, чтобы все почувствовали, как испорчен этот так хорошо начавшийся день. День ее первой поездки на велосипеде…

Веточка раньше не замечала в себе подобных желаний. Они пугали ее. Ей было больно и гадко открыть в себе эти чувства, ведь она никогда не была ни мстительной, ни жестокой! И она ни за что не хотела смириться с этим, признаться самой себе, что в ней существует что-то дурное, мерзкое. Захотелось освободиться, сбросить балласт, чтобы душа снова стала свободной и чистой.

Но обида ее все росла. Ведь именно ей был обязан Алеша тем, что его приняли в их компанию. Ведь это она на том настояла – Маше-то было ровным счетом все равно! Та просто не стала спорить с подругой, Алеша был для нее пустым местом – сама говорила Ветке, что ей Миша понравился… Но Алеша о Веточкиной заботе не знал, а ей было бы смерти подобно признаться в этом! И теперь он летел за Машкой во всю прыть своих длинных ног, и рассеянная улыбка блуждала на его припухлых, окаймленных первым пушком губах.

Вероника с ненавистью поглядела на письма, которые она крепко сжимала своей тонкой, подрагивающей от возбуждения рукой. Из-за них все! Едва они появились, как день полетел кувырком. И теперь она выглядела полной идиоткой, потому что мальчик, без которого она не хотела читать эти письма, не обращал на нее никакого внимания… А соберись они впятером в другой день и по другому поводу – все пошло бы иначе. В этом она ни секунды не сомневалась.

Проклятые письма!

Когда они на полном ходу сбежали под уклон к пруду, Вероника знала, что делать: она напомнит ему о себе, она докажет, без кого в их компании не будет ни тайн, ни кладов!

Этот пруд между деревней и дачами – котлован, наполовину заполненный водой, пополнялся за счет подземных ключей. Его западный, самый крутой склон с песчаной тропинкой, по которой спустились ребята, весь порос густыми люпинусами. Этот пруд ребята прозвали Ближним в отличие от того, возле которого жила Вероника, – его звали Дальним. Здесь, на Ближнем пруду, весь берег был усеян разноцветными лоскутами подстилок и покрывал – на них жарились разомлевшие дачники в окружении детей, собак и бутылочек с минералкой.

Тут, в укромном местечке под кустиками у самой воды, и расположились ребята. Манюня сразу же скинула сарафан и, оставшись в ярко-красном купальнике, устроилась на песке, поджав под себя ноги. Ее примеру тут же последовали Миша с Борькой. Только Ветка и Алексей остались в чем были – у обоих не было при себе купальных принадлежностей.

– Значит так! – с места с карьер приступила к делу Манюня. – Слушай, Лешик, и запоминай. Мы хотим тебя посвятить в нашу тайну. И если ты об этом кому хоть полслова… В общем, сам понимаешь, не маленький! Особенно – своим предкам. Очень они у тебя доставучие. Если б со мной так носились – я бы сдохла с тоски, наверное…

При этих ее словах Леша, разгоревшийся от беготни, покраснел еще больше и принялся сосредоточенно ковырять носком сандалеты травянистый бугорок на песке.

– А они случаем не того – не следят за тобой? – ехидно склонив голову набок, спросил Борька.

– Да, бабуля твоя не сахар… Больно въедливая. Запросто втихаря проследить может. И если она выведает про нашу тайну и про то, чем мы тут занимаемся, – все! Будешь кровью харкать! Врубился? – грозно предупредил Миша.

– Ребят, да вы что! Моя бабушка очень строгая и может даже показаться сердитой, но она справедливая. И если сказала, что отпускает – значит отпустит! А слежка… у нас такое не принято. В нашей семье все доверяют друг другу! – обиделся Леша. – И потом, – продолжал он, собравшись, более уверенным тоном, – это все как-то немножко странно… Вы ведь сами меня позвали – я не напрашивался. И сами в чем-то подозреваете! Если я вам мешаю – могу и уйти…

– Никуда ты не уйдешь! – звенящим голосом воскликнула Вероника. До этой минуты она сдерживалась, но тут ее прорвало. – Не обращай на них внимания – просто они перегрелись. А вы хороши-и-и, нечего сказать! – накинулась она на остальных, – что вы беситесь? Заклевали совсем человека! Как с цепи сорвались… Он, что вам должен чего-то? Раз решили, что он будет с нами – так и не придирайтесь. В конце концов, он за родителей не отвечает – он сам по себе. Правда, Леш?

Тот с благодарностью посмотрел на нее, кивнул и отвел глаза. А потом снова их поднял и улыбнулся радостно и светло, будто впервые увидел. Но через секунду взгляд его снова стал рассеянным и отрешенным – видно, Алеша о чем-то задумался.

А Веточка вся просияла. Резким движением сорвала заколку, скреплявшую волосы на затылке, сунула ее в карманчик пестрого сарафанчика и, тряхнув головой, рассыпала волосы по плечам. Видимо, этим жестом она приветствовала вновь обретенное душевное равновесие – теперь ничто не тяготило ее.

Беззаботная Машка нисколько не обиделась на выпад подруги. Во время ее обличительной тирады она запрокинула голову и зажмурилась, смешно сморщив нос, а потом потянулась, как ленивая грациозная кошечка. Чуть прищурившись, многозначительно поглядела на Мишу, дескать: во дает! И хмыкнула, заметив, что он насупился.

Но Миша – не стал возражать – он и сам понимал, что с Алешкой они перегнули палку. Похоже, тот – ничего себе парень… свой. Конечно, он маменькин сынок и весь какой-то нервно-развинченный, но с такими предками это немудрено! И, хотя ему, Мише, совсем не понравилось, что какая-то девчонка выпендривается и слишком много выступает (хоть и по делу!), но ЭТОЙ девчонке, так и быть, он простит эту глупость. Он подумал: Вероника – девчонка нормальная. Очень даже нормальная. Только тоже какая-то нервная. И решил: хоть ему больше нравится Машка – вот она классная! – но Ветка тоже в порядке. В ней что-то есть! Обе они симпатичные. Темненькая и беленькая. Как в старой любимой книжке – Беляночка и Розочка… Пускай выпендриваются, ему-то что! Он – мужик, и на девчачьи капризы плевать хотел… Главное – клад найти, он ведь человек дела! Совсем как отец…

И никто не заметил, как от Веткиных слов мучительно сжался Борька. Каждая ее фраза, словно хлестала его по щекам. Ему даже вспомнилось, как частенько нахлестывал его за провинность отец, особенно, когда был выпивши. Но сейчас обида была особенно горькой: ЭТА ДЕВОЧКА, ВЕРОНИКА, наорала на них. И на него тоже! Из-за какого-то сопливого хлюпика. Да, за того она заступилась. А за него, Борьку, заступится? НИ-КО-ГДА! Это он вдруг понял ясно, в одну секунду. Она на него – ноль внимания, и в этом все дело! Потому что, кажется, он влюбился в нее. По уши!

Настроения у ребят переменчивы: не успел отзвенеть возмущенный Веточкин голос, как Маша после небольшой паузы решила взять быка за рога.

– Ладно, Ветка, не кипятись. Лешу никто и не думал обидеть – просто предупредили, чтобы железно хранил нашу тайну. Вы мне слова сказать не даете! Леш, понимаешь, как-то на днях Ветка с ее мамой наткнулись в деревне на старые-престарые журналы. А в них оказалось письмо одной женщины, которая жила в этих краях. В нем говорится про клад. Но как раз на словах о кладе письмо обрывается. Ни что за клад, ни где этот клад – ничего не понятно… Вот мы и решили объединиться в тайный союз, чтобы найти этот клад.

И тут у Ветки внутри все похолодело, потому что Алеша решительно шагнул к Машке, присел перед ней на корточки и порывисто сжал ее ладонь обеими руками. Не сводя с нее восторженных глаз, он севшим голосом заявил негромко, но очень торжественно:

– Маш… Спасибо! За то, что мне это доверила и вообще…

Ветку обдало волной жара. От боли и гнева лицо ее стало белым, а глаза вытаращились и застыли так, не мигая.

Это ЕЙ, Машке, спасибо? Ей?! Точно она, Ветка, тут вообще не при чем, точно не они с мамой нашли то письмо, не ей притащили из деревни перевязанные шпагатом бумаги… Как будто Машка, а не она, потребовала принять его в свою компанию!

Нет, этого Ветка не могла вынести… Это было уж слишком!

– Машенька, только ты забыла, – очень четко и членораздельно выговорила Вероника, – что вначале мы создали Союз Четырех, в который кроме нас с тобой, входят еще твой отец и моя мама! – в ее голосе нарастала угроза. – Потом ты вильнула и захотела искать этот чертов клад без всяких взрослых. А это называется предательством – вот как это называется!

– Но ты же сама согласились… – удивилась Маша, но разъяренная Веточка не дала ей договорить.

– Ничего я не соглашалась. Первое слово дороже второго! Мы условились ВЧЕТВЕРОМ – я, ты, моя мама и твой отец. А ты без моего согласия растрезвонила все мальчишкам! И они влезли в это. А раз так – я решила принять Алешу. Я, понимаешь! – этот выкрик она невольно адресовала притихшему Алексею, который застыл у Машкиных ног, с удивлением глядя на Ветку.

– А теперь ты, Машенька, делаешь вид, что ты тут главная! – Ветка уже срывалась на крик, с ужасом понимая, что ее понесло, и надо бы остановиться, но взять себя в руки уже не могла. То недоброе, злое в душе, что она впервые с испугом в себе обнаружила, неудержимо прорывалось наружу.

– И вы все неблагодарные свиньи! Потому что всем вам даром достался кусочек тайны, но никто из нас и не подумал мне спасибо сказать!

Миша и Борька опешили. Все было тихо-спокойно – трепались, знакомились и никаких проблем… Они уж почти позабыли о своем договоре «раскрутить» девчонок, выведать у них все, что можно, а потом самим приняться за дело… Да, этот первоначальный план как-то исчез сам собой. Девчонки им нравились, без них было скучно, и ребята, не сговариваясь, решили от них не откалываться и против Леши особо не возражали…

– Слушай, Вероника-клубника, ты здорово перегрелась! Это не страшно: скупнись – полегчает… – вплотную подойдя к Ветке, процедил Михаил. – Только не надо нам мозги полоскать. Ясно?

– Заткнись! – с перекошенным от злобы лицом выпалила Ветка.

В глазах зарябило – она не терпела этого слова и никогда его не произносила. Никогда в жизни! Но сейчас это слово помимо воли сорвалось с ее губ. И как же ей было плохо! Она не понимала, что с ней происходит, не узнавала себя – ТАКУЮ – и эту неузнанную, чужую, ненавидела и презирала…

Борька молчал, не желая подворачиваться под горячую руку. Манюня не спеша поднялась, отряхнула прилипший песок и молча натягивала через голову сарафан, в то время как Веточка наскакивала на нее со своей обличительной речью. Алеша тоже поднялся и стиснул руки в карманах, как делал всегда, когда нервничал.

– Зачем ты так? – с сожалением сказал Алеша, не глядя на Ветку. – Мы же дружить хотели, а за дружбу не благодарят…

И когда он все-таки посмотрел на Ветку, она поняла, что он жалеет ее. Как какую-нибудь больную, ущербную… Ему было жаль и ее, так низко падшую, и того, что сам он разочаровался в ней.

Эти негромкие слова как-то повернули всю ситуацию, и все несколько поостыли, не желая добивать одним ударом сраженную Ветку. Она это сразу же поняла, как и то, что ей нельзя больше здесь оставаться.

– А мы больше не друзья! – еще на волне прежнего угара, но уже глухо выдавила она. – Возьмите письма – мне они больше не нужны!

И с этими словами швырнула связку на песок, к ногам ребят, резко повернулась и бегом стала взбираться вверх по склону.

В этот момент большая тяжелая птица, сидевшая неподалеку в кустах, поднялась и, победно хлопая крыльями, взмыла над водой и полетела к лесу.

А Ветка, не помня себя, бежала к Машиному участку, где оставила велосипед. Ей сейчас хотелось одного – поскорее домчаться домой и забиться куда-нибудь в угол. Но у самой калитки ее догнал запыхавшийся Леша – он не умел быстро бегать.

В трясущейся руке он сжимал связку писем.

– Вот, держи! Они не наши и не твои даже – их ведь просили маме твоей передать? Так ты передай…

Когда он увидел ее лицо, черты его исказились, будто он собирался заплакать… но это было другое чувство. И называлось оно состраданием.

– Слушай, не бери в голову! – он хотел прикоснуться к ее руке, но она отдернула руку. – Ты, конечно, переборщила, но это все ерунда, ребята не сердятся. Знаешь, все можно исправить! Вероника, пожалуйста…

Но она выхватила у него письма, рванула калитку, кинулась к велосипеду, лежавшему невдалеке, рывками вывела его на дорожку и, уже отъезжая, небрежно бросила через плечо:

– Тоже мне, идиотик нашелся!

И с тем растворилась в дрожащем мареве.

Леша долго стоял у калитки, глядя ей вслед, а потом устало побрел восвояси. Руки, как выброшенные на берег водоросли, свисали вдоль тела. К ребятам на пруд он уже не вернулся.