Текст книги "Седьмой ключ"

Автор книги: Елена Ткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7
Пепелище

Ветка с Алешей тихонько толкнули незапертую калитку участка, где обитал Машкин папа. Его в саду не видать – значит, в доме. Ступеньки, терраса, приоткрытая дверь…

Кровь, целая лужа крови!

Ветка завизжала, в ужасе отшатнувшись назад. Алеша быстро привлек подругу к себе, пряча ее лицо у себя на груди.

– Пойдем отсюда.

– К-куда? – она вся дрожала.

– Смотри-ка, и здесь тоненький кровяной след… – Он наклонился над крыльцом, пошел по дорожке, всматриваясь в почти незаметную полоску крови, тянувшуюся из дома.

Они остановились под яблоней, где возле примятой травы виднелась кровяная лужица. Видно, тот, кто пролил здесь свою кровь, лежал здесь… И довольно долго.

– Ага, дальше крови нигде не видать. И тела не видно… Что же такое?

– Ох, ради Бога, пойдем отсюда! Не могу больше. Я хочу домой. В Москву хочу… Доконало меня это все. Поедем, Алешенька! Как только мама твоя из больницы выйдем – уедем… А?! – умоляла Ветка.

– Ладно, подумаем. Ника, никогда не поверю, что ты можешь бросить все так, на полдороге, и сбежать, не поняв, что тут случилось и как. Где дядя Сережа? Да мало ли… Тут же все тайной пропитано!

– Я тебе говорю – с меня довольно! – она прижалась к нему, вцепившись в руку повыше локтя. Ей показалось, что все эти ужасы могут отнять у нее того, о ком она так мечтала, кого ждала в ночной темноте, лежа без сна… Того, кто был теперь рядом с ней.

– Хорошо мы это обсудим, – сказал он, как самому показалось, солидным тоном, но вышло довольно смешно: голос сорвался, и Алеша, что называется, «дал петуха»! Сиплый писк увенчал его коронную фразу.

– Ну что? Куда мы теперь?

– Понятия не имею, – он справился с голосом и стоял, в растерянности озираясь по сторонам.

– Может, домой? Наши, небось, думают, что мы утонули…

– Погоди. Мне одна вещь никак покоя не дает!

– Какая-такая?

– Слова Антонины Петровны. Помнишь, она все прислушивалась к чему-то, за окошко глядела… Говорила: молния наверняка угодила в чей-то дом. А потом губы скривились, – он попытался изобразить то скорбное выражение, которое появилось на лице бабушки, – и сказала: «Спета песенка!»

– Ну и что? Ты думаешь, это она о дяде Сереже?

– Что ты! Она его, наверное, и не встречала ни разу…

– Тогда о ком?

– Вот это-то я и хочу… Знаешь, давай-ка быстренько сбегаем к твоему бывшему домику. А, давай?

– Слушай, я уж набегалась! И вообще… – она зябко поежилась, – не хочу я туда. По крайней мере сегодня! Понимаешь, не хочу!

– Только на одну минуточку. Всего на одну! Ну, Ника, пожалуйста… Я чувствую – нет, я просто уверен, что там…

– Что?

– А вот давай поглядим. Это недолго. Заглянем на берег пруда – и сразу домой!

– Ну ладно.

Ветка, понурившись, побрела к воротам.

В лесу пахло гарью. Что-то горело поблизости, и пожар был явно не маленький – чтобы загорелось под таким проливным дождем, нужна стихийная мощь огня.

Дымом тянуло со стороны пруда. От волнения у ребят перехватило дыхание. Переглянувшись, они ускорили шаг и перешли на бег. Дым плыл им навстречу.

Задыхаясь, они выбежали на берег пруда и, ахнув, остановились как вкопанные. Впереди, в отдалении рвался в небо невиданный факел! Дом Вязмитинова пылал, объятый ревущим пламенем, оранжевые языки сталкивались, корчились и вихлялись, как-будто исполняя какой-то гротескный танец, они куражились, наслаждаясь своим могуществом, и пожирали утлую деревянную плоть. Сквозь грозный рык пламени слышался стонущий треск – дом рвался на куски, сыпался, оседал. Он уходил в небытие, прочь из земного мира, в котором отныне будет жить только память о нем…

– Алешка! – только и смогла выговорить Ника, часто и тяжело дыша и заслонившись от жара рукой.

– Да-а-а-а… Значит, Антонина Петровна правильно угадала. Но выходит… он там!

– Кто?

– Сын Вязмитинова. Левушка! Ведь она сказала: «Спета песенка!»

– Но, может быть, она имела в виду именно дом – рассадник зла! Дескать, это место больше не будет ужас на людей наводить, никто там не сможет совершать обряды магические – спета песенка! Может, так?

– Я все-таки думаю, она имела в виду не дом, а хозяина. Чего гадать – мы скоро узнаем. Только давай отойдем подальше – такой жар, что стоять невозможно.

Они отступили к деревьям. Ветка на каждом шагу оборачивалась, не в силах оторваться от жуткого, завораживающего зрелища. Она прижалась спиной к стволу ели, не обращая внимания, что смола может испачкать маечку И громко, по-детски всхлипнула.

– Ника, ты что? – Алеша хотел заглянуть ей в глаза, но она отвернулась, всхлипывая и хлюпая носом. – Ну вот, ты все-таки простудилась наверное… Надо бы нам домой. Пойдем, а? Ника, Никушка…

– Сейчас. Знаешь… мне его жалко!

– Да ну тебя, нашла кого жалеть!

– Понимаешь, он мучился! Мне кажется, он со всем этим покончить хотел. Бросить все… магию эту. Только она его не пускала. Ведь когда джинна выпустят из бутылки, его не загонишь обратно. Все эти фантомы… картины. Вспомни, что стало с дядей Сережей. Я думаю, тот, кто всем этим занимается, подпадает под власть демонов не меньше, чем его жертва. Не мог он сам вырваться, понимаешь?

– Нечего было этой гадостью заниматься, людей окручивать. На его счету, я думаю, не одна жертва. Помнишь, твоя мама рассказывала: тут погибла дочка молочницы. Как-то странно погибла. Она от этого дома шла, помнишь?

– А, это маме дядя Сережа рассказывал. Да, вспоминаю. И все же нельзя этому радоваться. Ну… если он там.

– Да никто не радуется. Просто что-то кончилось. Круг замкнулся. Не знаю…

– Что ты имеешь в виду?

– С гибелью дома завершен какой-то отрезок времени. Историях тех, кто был со всем этим связан: Женни, Вязмитинов, Левушка… Молочница, Антонина Петровна. Мы…

– Мы?

– Я уверен, наш интерес к этому как-то на все повлиял. Что-то сдвинулось изменилось, не знаю я как сказать… Только чувствую, так и есть! И в нас самих тоже что-то переменилось. Мы – другие, стали другими за лето. Разве не так? Мы как бы помогли замкнуть круг истории этих мест. И начать новый. Уверен! Если это так – если мы и впрямь смогли выполнить волю сил Света – то это… даже не знаю как сказать. Это просто чудо какое-то!

– Чудо… – Вероника спрятала лицо в ладонях. – Вот и мама тогда говорила о чуде…

– Когда?

– В тот вечер, когда дядя Сережа за Машкой явился. Ну, ты помнишь… – она помрачнела.

– Как не помнить… – он нежно коснулся губами ее полуприкрытых подрагивающих ресниц. – Пойдем домой, ты действительно устала.

Вспомнив тот кошмарный вечер, он подумал, сколько же Ветке тогда пришлось пережить, когда очутилась она в тисках безумного монстра… Нет, в самом деле, хватит с нее. И его дело – не растравлять ей душу заумными разговорами, а отогреть, успокоить.

Они кинули последний взгляд на пожарище – только что с жутким треском обрушилась крыша. Огонь перекинулся на сарай. Скоро и от него останется только груда обугленных головешек…

Но Ильин день готовил им новые сюрпризы. Вернувшись к бетонке, чтобы выбраться по ней из лесу на шоссе, они увидели, как позади, в том месте, где они только что проходили, толпятся люди, вспыхивают мигалки машин «скорой помощи», со стороны шоссе мимо них со свистом пронеслась милицейская «Волга».

– Слушай, там что-то случилось! – Ветка вцепилась ему в руку, не замечая, что делает больно.

– Да. Причем, что-то серьезное. Пошли?

– Пойдем!

И вновь они рысцой понеслись по дороге.

Они прибыли почти одновременно с очередной «скорой», которая притормозила у обочины. Выпрыгнувший из нее человек в белом халате замахал руками, подзывая двоих, тащивших носилки. Они выбирались на дорогу с лесной просеки, уходящей вглубь. На носилках лежало что-то, прикрытое простыней.

– Давайте! Давайте сюда! – командовал врач с вновь прибывшей «скорой».

– Там еще двое. Кошмар! Вся поляна в крови!

– У меня места – только на одного. Все, я уехал!

Носилки задвинули в утробу машины, дверцы захлопнулись, врач вскочил на подножку – развернулись, уехали…

Ветка с Алешей несмело топтались возле устья лесной просеки. Оттуда бежали еще двое с очередными носилками. Простыня, прикрывавшая тело, в нескольких местах насквозь пропиталась кровью.

– Бр-р-р! – Ветка отвернулась, ей стало нехорошо.

– Э, э, ну-ка, давайте отсюда! – заметил их человек в штатском, командовавший милицейскими и врачами. Он то и дело переговаривался с кем-то по рации.

– Мы хотели…

Алеша не договорил. Он и сам не знал, чего собственно они хотели… Они боялись признаться, что с ужасом ждали: вот-вот оттуда – из глубины продрогшего мокрого леса вынесут на носилках кого-то знакомого…

– Все, ребята, жмите отсюда. Делать тут нечего! Слышь, парень, я не шучу. Смотри, девчонка твоя аж вся позеленела…

В тот момент на просеке показались очередные носилки. Только лицо того, кто лежал на них, не было прикрыто.

– Шеф, тут у нас жив один! Куда его?

– Давайте сюда! – оперативник в штатском кивнул санитару, караулившему на «скорой», которая, как видно, стояла в резерве. Тот кинулся раскрывать заднюю дверь.

– Алеша! Это же… – Ветка не смогла договорить – ком стоял в горле.

На носилках лежал дядя Сережа!

– Ника, я поеду с ним!

– Э-э-э, пацан, ты куда? – санитар преградил дорогу.

– Это… мой дядя. Дядя Сережа. Мы с дач – с восемьдесят седьмого участка. Он в лес пошел погулять… А что с ним?

– А-а-а, это меняет дело. Ладно, поезжай.

– Я только должен своим сказать, куда мы – в какую больницу?

– В Щелково поедем, в районную. Давай залезай. Время идет!

Алеша крепко сжал Веткину руку, крикнул на ходу:

– Я должен узнать, что с ним! Жди!

И они умчались.

А Ветке и вправду стало нехорошо, колени у нее подгибались. Вид крови, носилки, трупы, прикрытые простыней…

Ее состояние заметил командир с рацией.

– Ты все еще здесь? Э, да на тебе лица нет. Вот черт, еще тебя не хватало! Полезай в мою машину. Коля! – он кивнул сержанту, сидевшему за рулем. – Найди девчонке чего-нибудь успокоительного. Валидол хотя бы… Там есть в аптечке.

Ветку мутило, тошнота подкатывала к горлу. Коля плеснул ей в стакан из термоса немного горячего кофе.

– На, тут еще осталось немного. А что это у тебя тут топырится? – лукаво прищурился он и протянул руку к ее животу, где под майкой была спрятана пострадавшая рукопись.

Ветка хлопнула его по руке.

– Не ваше дело!

И тут же подумала: «Ну почему я бываю такой грубой? Ведь он же не хотел ничего плохого. Просто скучно ему, а я…»

В этот миг она заметила женщину, вышедшую из леса с той стороны, куда уходила лесная тропинка, ведущая в Свердловку.

Кофе выплеснулся из стаканчика, и крик разорвал притихшие было окрестности.

– Ма-а-ма-а-а-а!

Глава 8
Те же и Илюша…

Ветка кинулась к Вере на шею, плача от радости. Ее бурная реакция на то, что мама жива-здорова, никак не стихала, и Вера осторожно отвела Веткины руки, чуть ее не задушившие…

– Подожди… погоди. Ну, Ветка, же!

– Мамочка, как ты здесь оказалась? Ой, да ты же вся мокрая!

– Это потом. Все – потом. Не до того сейчас – Ксения там… Вера махнула рукой в сторону леса.

– Что? – удивилась Ветка, вытаращив глаза.

– Родила она! Мальчика. Там что – «скорая» стоит?

– Ой-ей-ей! – завизжала Ветка. – Родила! Мальчика! Да как же… Что, в лесу? Как это вас угораздило, мама, в такой дождь?

– Прекрати причитать сейчас же! – прикрикнула на нее Вера. – Ты разве не поняла – Ксении нужна помощь. Немедленно!

И минут через десять дежурная «скорая», что стояла на месте трагедии, уже мчала Ксению с малышом в районную больницу. По всей видимости в ту же – Щелковскую, куда только что увезли Сергея.

– У вас нет сигареты? – подошла Вера к человеку в штатском.

– Прошу! – он протянул ей пачку.

– Мам, ты же не куришь! – Ветка прямо-таки остолбенела, глядя как мама закуривает.

– День сегодня тяжелый… – она обратилась к мужчине, давшему ей прикурить, игнорируя Веткино восклицание.

– Да уж! – он скептически поджал губы и покачал головой. – Такое не часто бывает. Что ж эта ваша… мамаша? Хорошо, хоть ребенок жив! Эк ее угораздило в лес… И вы хороши! Надо было давно ее в город…

– Да. Надо было… – машинально согласилась с ним Вера. Но мысли ее были далеко.

– А день и впрямь сумасшедший! Тут у нас… – он выразительно свистнул.

– Что случилось? – Вера только теперь сообразила, что все эти врачи, милиционеры, оперативники с рацией собрались здесь не зря…

– Что случилось? Похоже, очередная мафиозная разборка. Мы это место давно приметили – было тут нечто вроде подпольного склада. Сейчас там пусто – хоть шаром покати… Видно, вывезли все! Одни трупы…

– О, Боже! – Вера взглянула на Ветку, потом на оперативника. – А эта красавица… давно тут?

– Не беспокойтесь, она ничего не видела. Тут парень с ней был – так он с раненым уехал. В Щелково.

Вера вопросительно подняла брови. Кровь прилила к ее бледному лицу.

– Да, мам, Алеша с дядей Сережей уехал, чтобы узнать: как он, в какую палату положат, – чтоб мы могли проведать его.

– И тяжело он ранен?

– Там разберутся. Наше дело – следствие. Н-да, круто тут поработали!

– И что… много убитых?

Вера с испугом поглядывала в сторону лесной поляны. Это о ней они говорили с Юрасиком. Он был прав – когда сталкиваются интересы бандитов – один миг, секунда – и кто-то уже не жилец! Брат остерегал ее. Но жертвой стала не она – Сережа… Что привело его на растреклятую поляну? – думала Вера, хмурясь и поеживаясь от холода.

– Убитых?.. Хватает! Простите, сударыня, но более ничего сообщить не могу.

Он кивнул ей и отошел в сторону. Его рация включилась, кто-то передавал сообщение.

Ветка прислушалась, глаза ее округлились.

– Мама! – пискнула она, кивая на рацию.

– Понял… Понял! Еду!

Человек в штатском быстро направился к своей машине, но Ветка его опередила, перебежав дорогу.

– Это наш дом! Вернее, той женщины, которая родила. А мы с мамой живем у нее.

Оперативник вопросительно взглянул на Веру.

– Дочка услышала… Там сообщили, что какой-то дом разрушен оползнем. Попросту сполз в Клязьму! Вы знаете, по-моему, это действительно наш дом!

– Ладно, поехали!

…Они стояли над обрывом и молча глядели на изуродованные останки того, что еще днем было домом.

– Мамочка… – Ветка жалась к матери. – Только подумать – вы же могли…

– Ксения вовремя почувствовала. Она буквально за минуту до беды выскочила в чем была. Она и меня спасла, понимаешь? И сыночка своего. Милая моя… – Вера вытирала слезы. – Что ж… Пойдем!

– А куда, мамочка?

– В самом деле… Куда глаза глядят! – она деланно рассмеялась, пытаясь приободрить дочь. – Куда ты хочешь? Может в Москву? Похоже, наше лето закончилось.

– Ой, нет мам, давай, в больницу. В Щелково! Проведаем, как там Ксенечка? Как дядя Сережа?

– Ну да – ведь и Алеша там! – понимающе улыбнулась Вера. – Послушай, а что это у тебя тут торчит? – она только теперь заметила как оттопыривается над юбкой Веткина майка.

– А! Знаешь, это просто немыслимо – ты не поверишь… Я хотела тебе сюрприз потом сделать. Но ты заметила, поэтому… вот!

Она приподняла майку и извлекла из-за пояса юбки смятую пачку бумаги.

– Что это? Быть не может… Нет! – Вера села в траву, лихорадочно вороша грязные листы, покрытые вязью печатных знаков.

– Ветка, ты… Ты сама не знаешь, что для меня сделала!

Вера подняла сияющее лицо, в глазах стояли слезы.

– Мам, да что ты… Это второй экземпляр! У тебя первый есть – выправленный. Что? – она начинала кое-что понимать, вглядываясь в потрясенное лицо матери. У той был такой вид, будто ей вернули потерянного ребенка.

– Доченька, нет у меня первого – он пропал. Сгорел. Вернее, я сама его подожгла…

– Как сама? Мам, это же дурной тон – рукописи палить! Тебе ж известно – они не горят!

– Дурашка моя! Ветка-конфетка! Боже, что я несу! Я потом тебе расскажу. Я не хотела! Но так получилось. Надо было воду согреть для Ксенечки. Прямо в лесу, под дождем… Все вымокло – хворост и ветки. А эта бумага – она сухая была. Ну вот! Ох…

Вера все еще глазам не верила – рукопись каким-то чудом вернулась к ней! Она перебирала листы, шевелила губами, перечитывая отдельные фразы, узнавала, улыбалась им, заглядывая в них, как мать глядит в глаза новорожденному…

За этим занятием ее и застал Юрасик. Он с шиком развернулся на лужайке возле калитки Ксениного участка, выбрался из машины и махнул рукой темно-вишневому «жигуленку», ехавшему за ним следом. Тот тоже притормозил. Дверца раскрылась. Покряхтывая, показался высоченный весьма дородный мужчина с рыжеватой окладистой бородой и округлым пузцом, выпирающим из-под свитера.

– Эй, сестрица! – крикнул Юрасик, открывая калитку. – Погляди-ка, кто к нам приехал!

Крикнул и оторопел. Вера поднималась с травы неподалеку от того места, где росли пышные флоксы, обрамляющие крыльцо. Ни флоксов, ни крыльца, ни дома! Вывороченная буровато-песчаная почва с корнями, торчащими из песка – они слегка колыхались под ветром. Колоссальная яма, полная кирпичного крошева. Широченная дорожка, опадавшая вниз в Клязьму.

Он кинулся к берегу, наклонился, забравшись на уцелевший кусок фундамента…

Глубоко внизу, накренившись над самой водой, цеплялся за осыпавшийся край земли цельный кусок стены. Над водой полоскалась прозрачная тюлевая занавеска. Верин письменный стол наполовину торчал из воды. Чуть ниже по течению веером рассыпались доски, еще сохранявшие обрывки обоев. Остальное унесло вниз по реке…

– Ну и ну! – только и смог выговорить обалдевший Юрасик.

– Юрка, а ну слезь оттуда! – Вера вскочила и кинулась к брату. – Эй, слезай! Почва еще не успокоилась – может новый обвал случиться.

Спутник Юрасика прохаживался по берегу, внимательно озирая урон, нанесенный оползнем.

– С вами тут не соскучишься! Ладно, Верка, гостя встречай! Хотя, задача эта невыполнимая – как тут встретишь, когда ни стола, ни стула…

– Батюшка! – обрадовалась Вера.

– Ну здравствуйте, здравствуйте! Как моя крестница? А вот она! Ну, как ты, Вероничка-клубничка!

– Здравствуйте, отец Валентин!

– Ну, славно тут у вас… славно! Только вот… домик чуть-чуть уплыл? Жаль, конечно, но это дело поправимое. А что-то я хозяйки не вижу, которая вас приютила. Ксения, кажется, так ее величают? Мне Юра по дороге рассказывал.

– Так, батюшка. Только сейчас ее нет. В больнице она.

– Что такое? – посерьезнел отец Валентин.

– Это целая история, батюшка. Родила она, в лесу родила, а мне пришлось у ней ребеночка принимать.

– Вот как! И что же – справились вы?

– Ох, батюшка… Страшно вспомнить. Вроде справились. Мальчик родился. Только мы не вдвоем там были, на той поляне – женщина с нами была, очень мне помогала. Вернее, я – ей. Она все знала: и когда надо тужиться, а когда терпеть… Пуповину травой – стеблями крепкими перевила, потом ножом ее – р-раз – и все… Я едва на все это глядеть могла.

– Отчего же? – внимательно глядя на нее, поинтересовался священник. – Это ведь дело для вас не новое…

– Да, батюшка. Но я-то рожала в больнице, среди врачей. Аппаратура всякая. А тут чуть что не так и…

– Ну, слава Богу, раз все обошлось. Хорошо. Тогда, если не возражаете, к ней и отправимся, к роженице. Поздравить надо!

* * *

– Ты придумала, как его назовешь?

Ксения только что покормила ребенка, и он сопел, лежа на низком столе, по краям которого соорудили нечто вроде бордюра из свернутых одеял и подушек. Отделения для новорожденных в больнице не было – мать с ребенком согласились принять в виде исключения – врач со «скорой» уговорил.

Над малышом склонились лица в белых марлевых полумасках, так что трудно было понять: кто есть кто.

– А чего тут думать! – пробасил отец Валентин. – Илюшкой надо назвать. Сегодня ведь Ильин день.

– Больно крутой святой у твоего сына, Ксенюшка! – вставил свое Юрасик. – Громы и молнии будет метать твой Илюха – вот помяните мое слово!

– Я вообще-то хотела Федей назвать… – еле слышно проговорила молодая мама. Волосы ее разметались по подушке, на лбу блестели капельки пота. – Но раз батюшка говорит… Пусть будет Илья.

– Вот и славно, через недельку мы его и окрестим, – констатировал батюшка.

– Посетители, прошу всех покинуть палату. Все, все, все, никаких возражений! Маме нужен покой. И ребенка разбудите…

Спорить с главврачом, к тому же явно пошедшим навстречу роженице, было бы несправедливо. Покивав и почмокав губами возле «кроватки» ребенка, гости тихонько выбрались из палаты и прикрыли дверь.

И все-таки Вера от них приотстала. Оглядываясь на дверь и ожидая, что вот-вот ворвется разъяренный главврач, она присела на край кровати.

– Ну… как ты?

– Хорошо… – Ксения полуприкрыла глаза, подтверждая, что все с ней в порядке.

– Господи, как же я испугалась! – Вера перевела взгляд на маленького. – Илюшка твой просто красавец! Надо же, богатыря какого родила – четыре восемьсот пятьдесят! Это не шутки…

Ксения улыбнулась и выпростала из-под одеяла руку. Ее пальцы дотянулись до Вериной ладони и ласково скользнули по ней.

– Милая моя девочка… – шепнула Вера. – Знаешь, когда появилась эта женщина… Ой, а мы ведь даже не знаем, как ее зовут, спросить не успели… Надо же! Я ее разыщу – обязательно – вот увидишь. И все узнаю о ней.

– Не узнаешь, – прошелестела Ксения.

– Почему?

– Ну… Не надо об этом. Пока…

– Непонятное что-то ты говоришь. Ну ладно. Я молиться за нее буду.

– Помолись лучше не за нее, а ей… Ей самой!

– То есть… – Вера опешила. Острая догадка вдруг молнией полыхнула в ней. – Ты думаешь…

– Да. Она явилась в земном обличье, чтобы… помочь нам.

– Она святая?

– Не просто. Она хранит эту землю. И Москву… Всех нас. Наш ангел-хранитель!

– И ты что-то знала о ней?

– Я для того и приехала на лето сюда, чтобы ей помолиться. Ради этого дом здесь купила. Только вот могилы ее не нашла. Ходила, искала – и никак…

– Так значит, этот круглый холм на поляне – ее могила?

Ксения закрыла глаза, подтверждая догадку подруги.

– И ты про нее мне расскажешь?

– Конечно… Только я мало знаю.

– И мы вместе придем к ней, когда ты поправишься!

– Не думаю… что она явится нам во второй раз.

– Ты хочешь сказать, что она… не всем открывает путь? Что не всякий в лесу дорогу найдет?

– Уверена! По крайней мере, пока это так…

– Боже, но почему?

Ксения покачала головой и прикрыла глаза, давая понять, что устала и хотела бы отдохнуть.

– Милая, только еще вопрос. Скажи, почему ты не захотела, чтобы Юрасик отыскал в Москве твоего духовника? Что ты от меня все это время скрывала? Я ж это ясно почувствовала, а теперь, когда все позади, по-моему, можно и рассказать. А? Или все же не хочешь?

– Почему не хочу? Не хотелось мне… прошлого своего ворошить. Больно очень! Делала вид, что у меня все хорошо, чтоб не жалели, так легче было. А батюшка мой… он все знает. Поневоле напомнил бы… И вы бы сразу все поняли.

– А что, Ксенечка… Ох, прости меня, дуру настырную, ради Бога! Нашла время мучить расспросами!

– Ничего… – роженица опять улыбнулась Вере и, подняв руку, коснулась ее лба. – Я полюбила вас всех… Тебя. Веточку. Лешку, Юрасика…

– Он весь испереживался за тебя. Меня отругал.

– Да. Он очень… – она не договорила и с усилием сглотнула, как будто ком в горле мешал говорить. – Я… Мы с мужем расстались. Весной. Я была на четвертом месяце. Мне пришлось ненадолго уехать. Пока я была в отъезде, он… ну ты понимаешь. Прямо в дом водил… женщину эту. Я не выдержала – ушла. Лёну забрала. Жили мы у тетки. Потом…

Вера плакала, глядя на нее. Пыталась прервать. Но Ксения поднесла палец к ее губам.

– Раз уж начала… Так вот, я заняла денег и купила этот дом. На реке. Он пропал?

– Да. Его нет.

Ксения кивнула. Какое-то время молчала. Ее губы дрожали.

– Так получается, тебе негде жить? – спросила Вера.

– Получается так. Нам негде, – мать взглянула на сына. Он спал.

– Милая, не думай сейчас об этом, – воскликнула Вера. – Мы что-нибудь вместе придумаем. Мы же вместе теперь?

– Да. Лёна как?

– Не беспокойся. С ней все в порядке. Я ее заберу.

– Хорошо.

Ксения отвернулась к стене. Вера молча поцеловала ее и вышла.

* * *

А этажом ниже отец Валентин в это время сидел у кровати Сережи. Трое мужчин – соседей по палате – тактично вышли и покуривали на лестнице, ожидая, пока батюшка закончит беседу.

Сережа был ранен. Легко – в ногу. Но был очень слаб – потерял много крови еще до ранения, когда пытался свести счеты с жизнью, перерезав себе вены. Сразу же по прибытии в больницу ему сделали переливание крови, и теперь он лежал под капельницей.

Они говорили долго – не менее получаса. Врачи беспокоились, но все же смилостивились, вняв уговорам Веры, и дали поговорить. Она уверяла, что для больного эта беседа с батюшкой жизненно необходима.

Это и в самом деле было так. Когда отец Валентин, поднявшись, чтобы уйти, благословил больного и протянул ему для поцелуя нательный крест, Сережа потянулся к нему с такой жадностью, с какой ребенок тянется к материнской груди. Потухшие глаза его ожили, заблестели. И когда священник ушел, он прикрыл ладонью глаза чтобы никто не видал, что он плачет.

У дверей палаты дежурил милиционер: Сережа был единственным оставшимся в живых свидетелем происшедшего на поляне. И все понимали: пока следствие не разберется, пока в деталях не будет восстановлен весь ход событий, Сережа – под подозрением.

А батюшка, покинув палату, был просто подавлен, мрачен. На взволнованные расспросы он только махнул рукой, сокрушенно склонил голову и, теребя бороду, отговорился: мол, все потом!

Потом так потом. Но все – и Вера, и Алеша, и Веточка – понимали, что Сережа и впрямь замешан в кровавом побоище. Да что там – они боялись себе признаться в том, что он и есть главный убийца. В глазах у них стояло чудовище, в котором не было ничего человеческого…

Вера буквально вцепилась в дежурного сержанта с мольбами рассказать о происшествии на поляне. Тот отнекивался, сердился, клял любопытную на чем свет, но наконец сжалился и поделился тем, что знал. Выходило следующее: две враждующие группировки схватились возле подпольного склада, замаскированного под лесопилку. Что они не поделили – бог весть… это предстоит выяснить. Балашихинская группировка, похоже, перестреляла соперников. Четыре трупа осталось после побоища. Дальше вышла необъяснимая пауза – существовал явный разрыв во времени между первой серией убийств и второй. Кто-то напал на победителей, причем изничтожил их голыми руками. Сержант весь зеленел, когда говорил об этом. Малхаз – главарь группировки и двое его людей были буквально разорваны на куски, будто на них напал медведь или еще какой дикий зверь, обладавший невероятной силой и жестокостью. Кроме Сережи, уцелел еще один человек – племянник Малхаза. Его рана была обработана, ему была сделана профессиональная перевязка – видно, тут поработал врач.

Милиционер еще не знал, что раненый, которого он охранял, был врачом. А те, с кем он разговаривал, не знали, что руки, и грудь – весь торс Сережи были залиты кровью. Он весь был в крови, точно купался в ней. Двоих уцелевших свидетелей и, возможно, участников дикого побоища разместили по разным больницам.

Во всем этом ужасе предстояло разобраться следствию, а пока… Пока Сереже предстояло вылечиться и набраться сил, чтобы предстать перед судом. В каком качестве – подсудимого или свидетеля – никто не знал.

Происшедшее сбило все планы – нужно было возвращаться в Москву. Ксению с малышом выписали через неделю, и Вера забрала их к себе. Вскоре из больницы отпустили и Елену. Они с сыном тоже перебрались в город – в себя приходить и ухаживать за неокрепшей еще Кирой Львовной. Вместе ездили в Щелково – навещать Сережу. О случившемся он говорить не хотел – весь цепенел, зажимался, прятал руки под одеяло. И только все спрашивал – помнит ли батюшка об их разговоре? Они уговорились о чем-то. О чем – никто из них не открыл.

И вот, наконец, настал день, когда Сережу выписали из больницы. Перед тем следователь, неоднократно навещавший больного, взял с него подписку о невыезде. О предварительном заключении пока речи не было – никому и в голову не могло прийти, что он, с его сложением и комплекцией мог сотворить то, что содеял неизвестный убийца…