Текст книги "Седьмой ключ"

Автор книги: Елена Ткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Глава 10
Тень на стене

Утро следующего дня было зябкое, хмурое. Подзнабливало, несмотря на то, что оделись тепло. Дворами вышли к Пушкинской площади, стали спускаться к бульварам – дорога вела вниз, под уклон. Страстной, Петровский, впереди показалась Трубная площадь, но свернули не доходя – вправо, в узенький выгнутый дугой переулок.

И вот она, церковка. Низенькая, приземистая, в землю осевшая. Луковка купола, никаких украшательств, строгие лаконичные архитектурные формы, на двери – старинный железный засов. Три ступеньки, ведущие к проему дверей – за века, что стояла она, уровень землицы московской рос, поднимался, а церковь не двигалась – как стояла так и стоит. Только оказалась как бы проросшей сквозь землю…

Перекрестились на икону, что над входом, поежились – зябко, жутко… Как там Сережа, где? Там, внутри? Вошли.

– Проходите, проходите, пожалуйста. Сейчас батюшка будет. – Их встретил приветливый коренастый служитель в цивильной одежде. Плотная серая рубаха заправлена под широкий крепкий ремень, густая борода лопатой, широкое озабоченное лицо. – Если хотите, можно раздеться. Вот здесь плащи свои вешайте. Холодно? Ничего, согреетесь.

В храме никого не было. Только этот сторож, служка – они не знали, как называется его должность при храме. Справа на длинном столе разложены книжки, иконы, Молитвослов, Псалтырь. Всем этим хозяйством ведал их новый знакомый, Николай. Тут же можно было купить и свечи – тоненькие и большие, которые долго горят – на всю службу хватит… Вера взяла всем по такой долгой свечке, Ксения набрала тонких, маленьких, чтоб можно было и родных помянуть, и во здравие поставить, и Спасу, и Богородице.

Николай, заговорщически пришептывая, рассказывал им о святынях храма.

– Вот это наша главная святыня – чудотворный крест! – он подвел Веру, которую принял за главную, к огромному, сиявшему позолотой кресту в полтора человеческих роста. Он был прислонен к основанию несущего столба, поддерживавшего арочные своды. Сам крест был деревянный и весь испещрен маленькими позолоченными ячейками, в которых по объяснению Николая были вставлены частицы святых мощей.

– Это крест был сделан в Иерусалиме по заказу патриарха Никона. Он в точности повторяет размеры и форму Голгофского креста. Долгая у него история, потом как-нибудь расскажу… А сейчас помолитесь за друга вашего. И вот еще что, – он повернулся к Юрасику. – Тут мужская сила понадобится. Мы с вами будем держать его, когда батюшка ко кресту подведет. Крепко надо держать!

– Я тоже могу помочь! – выступил вперед Алексей.

– Не, малой, ты пока погоди. Вам всем нужно чуть подальше держаться. Ваше дело – молитва. Повторяйте про себя молитвы, какие знаете. Лучше всего: «Да воскреснет Бог», «Достойно есть», «Живый в помощи»… – Видя их сокрушенные лица, он догадался. – Не знаете? Не беда. Тогда повторяйте: «Радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшего и поправшего силу диаволю…» Хотя бы это… Или так молитесь – как душа подскажет. А, приехали!

Он кинулся к выходу: снаружи хлопнули дверцы машины – прибыл отец Валентин, который привез Сережу. По уговору ночь накануне обряда они провели в доме священника.

Вошел батюшка, Николай испросил благословения, шепнул:

– Мы готовы.

За спиной батюшки стоял белый, немой от волнения Сережа.

– Свечки зажгите, – вполголоса распорядился отец Валентин. – Вы все встаньте сюда – к стеночке. Сергей – вы вперед. Вы, Юра, с Николаем, вот так – по сторонам от него. Ну, благословясь!

Священник неожиданно густым и глубоким басом запел слова молитвы. Трепетало пламя зажженных свечей, высвечивая лики Спаса, Богородицы, старинный образ Сергия Радонежского. Загорелся, мерцая нездешним светом, вызолоченный крест. К нему Юрасик с Николаем подвели Сережу. Тот дрожал всем телом, его так колотило, что слышно было, как стучат зубы.

– Сережа, надо поцеловать крест! – отец Валентин стоял возле креста и протягивал руки к одержимому, призывая его сделать шаг. Было заметно, что священник сам очень напряжен – он ожидал самого худшего.

Но Сережа остался на месте. Он не смог шагнуть, хотя от чудотворного креста его отделяло расстояние в каких-нибудь полтора метра. Дрожь его все усиливалась – все тело ходило ходуном.

– Сережа, надо шагнуть вперед. Ты сможешь. Ну!

Николай, поддерживая дрожащего под руку, громко читал молитву:

«Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его! Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня – тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголящих…»

Видя, что Сергей не владеет собой, отец Валентин приказал:

– Поднесите его. Поднимите и поднесите!

Юрий с Николаем приподняли Сергея – он дергался, на губах показалась пена, – и крепко держа его, наклонили так, чтобы он мог коснуться креста.

Едва это произошло, и Сережа ткнулся лбом в поверхность креста, жуткий раскатистый крик огласил невеликое пространство храма.

Это был не крик человека.

Низкий, вибрирующий и звучный, как рев дикого зверя.

Женщины отшатнулись невольно. Вера первая пришла в себя и шепнула:

– Креститесь… молитесь за него…

Алеша стоял между женской группой и мужчинами, держащими Сережу. Он шагнул вперед. И сразу опрокинулся навзничь, отброшенный ударом каблука – одержимый дергал ногами, стучал по каменному полу, мотал головой. Пена ручейком стекала с его перекошенных губ.

– Держите его, крепко держите! Нужно, чтоб сам! Давайте помолимся.

Отец Валентин скрылся в алтаре и вышел, неся чашу со святой водой и евхаристическое копие. Ровно и мерно взмахивал он копием, поминутно окуная его в святую воду, и струйки ручьями стекали со лба несчастного. После священник окадил его ладаном и снова начал петь слова молитвы. Время для собравшихся остановилось. Только громкий голос священника и хриплое, булькающее мычание одержимого были приметами земного времени, земных звуков, но они – эти приметы – как бы растворились в ином измерении – в инобытии, которое знаменовали собою иконы. Они жили! Лики светились внутренним светом. И кажется, что он разгорался все явственней по мере того, как обряд подвигался к своей кульминации. Вера, не отрываясь, смотрела на сверкающий крест. Какая-то особая сила, казалось, наполняет ее – сила, с которой ничто не страшно.

Медленно, стараясь двигаться незаметно, она отделилась от замершей группки и неслышно подошла вплотную к Сереже. Видно было – он совсем обессилел. Новый чудовищный звук разорвал тишину.

– Не-нет! Н-не-е-ет!

Это было как предсмертный стон. Но звук! Сказать, что от него волосы встали дыбом – ничего не сказать. Тело цепенело при этих звуках, человека охватывало неодолимое желание спать…

– Н-не хочу-у!

– Господи, помоги ему! – взмолилась Вера и коснулась пальцами креста. Мужчины, державшие одержимого, глазами делали ей знаки: мол, куда – опасно! Но она не обращала на них внимания. Ощущая пальцами гладкую прохладную поверхность дерева, она наклонилась к самому лицу измученного человека.

– Сереженька! Я здесь… Поцелуй меня…

Ее лицо было напротив основания креста. Мутный взгляд несчастного стал осмысленным. Он на какой-то миг перестал биться и… увидел Веру. Она улыбалась ему. И пальцем указывала на свои губы.

– Ну… Поцелуй же… Ты боишься меня?

Он начал подаваться вперед – к ней навстречу. И в тот самый миг, когда его посиневшие губы готовы были коснуться ее, она скользнула вбок, отстранилась – и Сережины губы коснулись креста!

Вопль, который вырвался в этот миг, был непереносим, непередаваем. Он исходил не из легких, не изо рта – вопило нутро, утроба, все существо, которое разом как-то сникло, сломалось. Он резко перегнулся пополам, точно получил удар под дых. Упал… Казалось, у изножия креста валялась груда тряпья.

– Хорошо. Теперь, Сережа, ты должен поцеловать сам. Ну же, немного осталось, потерпи! – склонился над ним отец Валентин.

Полуживой человек приподнялся на руках – ноги не держали. Взглянул на священника, как будто впервые видел. Детское недоумение выражалось теперь на его лице. И вдруг из глаз хлынули слезы. Губы скривились, но уже не гримасой, не судорогой, а выражением горькой обиды – обиды на самого себя. Это был стыд! И освобождение…

Стоя на коленях – худой, измученный – он целовал крест. Жадно, покаянно, с невыразимым облегчением. Он ничего не видел вокруг, не помнил, не замечал…

А стоящие у него за спиной вдруг обмерли. На противоположной стене храма возникла тень. Громадная – под потолок! Она двигалась согнувшись, двигалась по стене, и это немое призрачное движение было самым жутким кошмаром, который им довелось пережить.

Все стояли, не шевелясь, пока черная тень не исчезла. Священник кивнул с облегчением. На лбу его выступила испарина.

– Помолимся во славу Господа нашего!

Он громко запел молитву, потом обошел храм, окропляя святой водой. Сережа сник у подножия креста. Он был без чувств.

* * *

Когда обряд закончился, Сергея подняли и посадили на стул у входа. Лицо ему обмыли святой водой. Он медленно приходил в себя. Но сам идти не мог. Юра с Алешей подхватили под руки и повели на воздух – к машине. А храм уже начал наполняться людьми – начиналась праздничная литургия.

Вера с Ксенией подошли поблагодарить батюшку. Он, похоже, и сам был еле живой – напряжение, страх за тех, кто добровольно подверг себя опасности, страх за святыни храма… Он шел на риск!

– Батюшка, как же вы! Ведь вам еще целую службу служить…

– С Божьей помощью, дорогие мои, с Божьей помощью… Не забудьте – сейчас нельзя оставлять его одного. Первое время плохо будет. А через недельку на исповедь приведете. Причастится – и, Бог даст, начнет оживать.

– А нам на исповедь к вам… можно?

– Всенепременно. Славная вы моя! – он с отеческой нежностью взглянул на Веру. – И какая бесстрашная… Не видал еще таких бесстрашных. Ну, с Богом! – он перекрестил их и широким шагом направился к алтарю.

Началась служба.

Они вышли на улицу. День распогодился, выглянуло солнышко, бульвар шелестел, приветствуя редких праздных прохожих. Сереже на воздухе стало легче, он попросил немного его подождать, перебежал на бульвар и сел на скамейку, подставив лицо последним теплым лучам.

Он был один. Никто не решался его тревожить. До радости было еще далеко, но свет… он уже теплился в нем. Это был свет надежды.

Машка не отрывала глаз от отца. Испуг ее еще не прошел – она стояла, пряча похолодевшие пальцы в карманах курточки, ошеломленная, напряженная. Она даже не представляла, что в человеке – где-то в потаенной его глубине – может скрываться такое…

– Это ушло, Машенька. ОНО не вернется! – тронула ее за локоток Вера.

– Да… Но как страшно. Боже, как страшно! – она уткнулась в воротник Вериного плаща.

Та шептала ей что-то на ухо и гладила теплые вызолоченные солнцем волосы.

– Теть Вер, а его оправдают? – она подняла лицо.

В эту минуту Вера не могла ее разуверить.

– Конечно, милая! Обязательно оправдают. Но это не главное ведь. Теперь…

– Да, я понимаю, но все-таки… Как жить, если знаешь, что твой отец… убийца! Но ведь не мог он, не мог убить этих троих – да еще таким диким способом – у него просто силы бы не хватило. Нет, не мог! Чисто физически… Ведь уже проводили следственный эксперимент, сказали – не по зубам! Кишка тонка… что-то в этом роде. И отпечатков его там нет – ни на оружии, ни на чем… Он не стрелял в них, а руками… нет, папочка, я знаю – это не ты! – с силой выговорила она, глядя на бульвар, где застыл на скамейке обессилевший человек.

– Ну что, потихоньку двинемся? – вполголоса спросила Ксения. – Мне пора Илюшку кормить. Елена, поди, с моими двумя замучилась! Надо ее выручать.

– Да, сейчас. Подождем еще минуту. Кажется, он… да, идет!

Сергей резко запрокинул голову, встал. Сунул руки за спину. И быстрым шагом пошел к ним навстречу. Кажется, силы к нему возвращались.

Подойдя, он низко поклонился им всем, стоявшим тесной стайкой у края бульвара.

Женщины сгрудились вкруг него, затормошили – подшучивая, смеясь, стараясь вовлечь его в жизнь, в радость…

– Ну что, к нам? – улыбаясь, предложила Вера.

– Куда ж еще? У тебя, сестрица, скоро светский салон образуется. Будешь прямо Анна Павловна Шерер! – хохотал Юрасик.

– А почему бы и нет? – в тон ему отвечала Вера. – На Патриарших скоро каток замерзнет, развесят цветные лампочки, музыка будет играть… Хорошо! У кого есть коньки? Чтоб к декабрю все коньками обзавелись. Считайте – это будет пропуск на мои светские вечера!

Ветка с Алешей чуть поотстали от остальных. Впереди шел громадный Юрасик, хохмил, грохотал и нежно поддерживал под руку Ксению. Ее небольшая фигурка после родов обрела девичью стройность, а лицо светилось от счастья. Скоро этот громогласный неунывающий человек достроит дом в три этажа, где поселятся и она с детьми, и Вера с Веткой, и где сам он хотел поселиться… Кажется, Ксении это было вовсе небезразлично…

Сережа напряженно выпрямился и шел, крепко держа Веру под руку, но в глаза ей глядеть не смел. Глаза ее были грустны, хоть и старалась шутить и смеяться. В то, что зверские убийства на лесной поляне совершил шедший рядом с ней человек, Вера не сомневалась.

Но как тут быть? Как с этим жить? Нет ответа… Да, конечно, это сделал как бы не он, а то чудовище – зверь, чья тень мелькнула на церковной стене, один из сонма служителей Князя мира сего. Но от этого было не легче…

И дело было даже не в том: оправдают – не оправдают Сережу… Над ним будет вершиться иной – Божий суд. Единственный суд, который она признавала!

– Какая же твоя мать молодчина! – восхищался Верой Алеша. – Если б не она…

– Конечно, она у меня… – Ветка не договорила, любуясь мамой. – Но знаешь, мне совсем не хотелось бы, чтобы…

– Ты имеешь в виду дядю Сережу? – помог ей Алеша. – Не волнуйся, мне кажется… тут как Бог даст. А раз так – то, что бы ни было – только к лучшему. Если свыше дано, чтоб они были вместе – значит, он окончательно выправится. А нет… тут ничего не поделаешь.

– И все-таки он ей не пара! – поджав губки, заявила Ветка. – Ей нужен такой, который сильнее ее. А таких нет! Мужики-то сейчас пошли… сам знаешь!

– Тоже мне – знаток мужиков! – он шутливо ущипнул ее за ухо. – А может, такой, как твоя мама, вовсе и не сила нужна, ей самой ее не занимать! Может, ей другое нужно…

– А что другое?

– А вот что…

Он преградил ей дорогу, обнял… и они замерли в поцелуе, который останавливал время, погружая в блаженную теплоту.

И пусть они не разгадали до конца тайну местности – ведь так-таки не узнали, где спрятано то, к чему стремился Вязмитинов? Что таила местность такого, во имя чего он погубил Женни? Из-за чего чуть не погиб Сергей?..

Это был следующий уровень постижения тайны, постижения местности. А вместе с ней – и себя. Быть может, к этому они были еще не готовы… нужно двигаться дальше. Душу крепить и готовиться к новым битвам.

Громадный купол небес раскрыл свой шатер над Москвой, над подмосковными рощами, над притихшей местностью в излучине Клязьмы. Тихий шелест слышался над прудом, над останками обгорелых развалин… Шелест невидимых крыл успокаивал пруд – он засыпал… Надо было хорошенько выспаться, потому что весной придет пора оживать.

Местность поджидала своих.