Текст книги "Седьмой ключ"

Автор книги: Елена Ткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– А-а-а! Пап, не на-а-а-а… Я не бу-у-у-у…

– Лизка, паскуда, а ну с глаз моих! Ща мы братана твоего поу-у-у-чим!

– Что вы делаете! Остановитесь! – звенящий Верин голос ворвался в этот нестройный хор. – Прекратите сейчас же!

– А-а-а, дачница! Тебя не спросил…

Знакомый детина с рябоватым лицом разогнулся и повернулся к Вере. Скрючившийся у крыльца мальчишка мигом отполз в сторону и, припадая на одну ногу, кинулся наутек к сарайчику на задах. За ним поспешала плачущая малютка лет четырех, похоже, сестра.

– Этот гад, т-то есть, мой сын, – детина качался, стоя на широко расставленных ногах, – он к-кота за хвост! К яблоне!

Тут только Вера заметила буроватого с рыжинкой кота, который покачивался под яблоней, растопырив лапы, подвешенный на веревке за хвост.

– Боже, снимите его скорее!

– He-а! Сын повесил, вот он пусть и снимет. А ты… – они с Верой стояли друг против друга, разделенные закрытой калиткой, – т-ты не в свое дело не лезь! Ч-чи-та, – он рыгнул, – т-тельница! Может, тебе еще журнальчиков хоцца, а? – рябой покачнулся, но на ногах устоял. – Так у меня есть. Вот так. У меня вс-се есть! А тебе – хрен. На-кось, выкуси!

– Снимите кота! – Вера вся напружинилась, словно перед прыжкам в воду.

– Не т-твое дело. И сына свово как хочу, так и учу…

Все последующее произошло в считанные секунды. Веточка даже толком не поняла, как это случилось. Вера резко толкнула калитку и, проскользнув мимо шатавшегося хозяина, одним прыжком оказалась у яблони и с силой рванула веревку. Та с одного раза оборвалась, и кот в мгновение ока оказался в кустах. Вера уже была у распахнутой калитки, когда детина резко толкнул ее в плечо, она вылетела на улицу и упала спиной прямо у ног обомлевшей Веточки.

Откуда ни возьмись, к калитке подбежал какой-то мужчина и, схвативши рябого за грудки, начал трясти его с криком:

– Ты что, мразь, делаешь? Как ты, мразь, смеешь руку на женщину поднимать?!

Детина вывернулся, размахнулся, но нежданный защитник успел присесть, а потом что есть мочи хватил мужика кулаком под дых. Тот, спьяну не удержавшись, рухнул на вымощенную плиткой дорожку.

Со стороны поля, что за сараями, на весь этот крик да шум, точно разъяренная кобылица, неслась рыжая кудлатая женщина в сбившемся набок платке. Она во весь опор подлетела к бочке с водой, стоящей у крыльца, зачерпнула пригоршню и выплеснула воду прямо рябому в лицо. Тот зафыркал, отплевываясь:

– Д-дура, ну ты чего, ты чего!

– Скотина подлючая! Опять Петьку бьешь! Сил моих нет, всю кровушку выпил! – кричала женщина, затаскивая мычащего и упирающегося мужика в дом. – Я те за Петьку голову проломлю! – было последнее, что донеслось до слуха участников этой сцены, оставшихся за калиткой.

Плачущая навзрыд Веточка обнимала маму, которая одной рукой гладила дочку по голове, а другой растирала ушибленное плечо и растерянно улыбалась своему незнакомому заступнику.

– Спасибо вам! Но не стоило, я и сама бы с ним справилась.

Он ничего не успел ей ответить – на дороге послышался быстрый топоток легких ног, и на шею ошеломленному Сергею, – конечно, это был он, – кинулась запыхавшаяся белокурая девчонка-подросток.

– Папа! Папочка!

Из ее сумки высовывалась голова игрушечного Буратино.

Глава 6
Союз четырех

– Манюня! – Сергей Алексеевич, веря и не веря своим глазам, прижимался губами к теплой золотистой макушке своей девочки. Мир вокруг на миг перестал для него существовать – весь он сосредоточился в этом родном существе с сияющими светло-карими глазами.

– Пап, а ты молодец! Как ты его: раз – и готово!

– Машка! Доченька! – он осторожно опустил ее наземь, – как же ты здесь оказалась? Тебя, что, одну отпустили?

– Да нет же, пап! – довольная произведенным эффектом рассказывала Манюня. – Просто мама уехала отдыхать, а меня оставила с тетей Галей. А я и придумала, что мы втроем с подружками едем к Даше на дачу, – ну, ты помнишь Дашу, – так вот… В общем, заморочила тете Гале голову… мне еще тетя Оля в этом здорово помогла.

– Так, выходит, вы на пару с моей сестрицей Галину Ивановну обманули?

– Ага, – весело согласилась Манюня, – на пару! Она мне подробненько описала, как к тебе ехать, и вот… – она сделала реверанс, – к вашим услугам! На целый месяц, пап! – девчонка снова ринулась к отцу на шею, не выпуская сумку с Буратино из рук.

– Да, как же Ольга одну-то тебя отпустила, а?

– Понимаешь, па, – Маша лукаво потупилась, – мы с ней договорились, что они с дядей Витей отвезут меня к тебе на машине в субботу, но я решила до субботы не ждать… Чего там! На электричке, что ли, не ездила? Я уж большая, скоро четырнадцать!

– Да, – Сережа внимательно оглядел свою стройную златовласку и покачал головой, – ты в самом деле совсем большая стала, Машка! Господи, какое счастье, что ты тут! Только вот взрослых не надо было обманывать. Маш, да погоди ты, – одернул он дочь, принявшуюся вихляться и танцевать вокруг него, – должны же мы, наконец, познакомиться.

Эти слова обращались к Вере, которая все это время пыталась пригладить волосы и заколоть на макушке – ее заколка расстегнулась во время падения и отлетела в сторону.

А Веточка… Она впервые столкнулась с таким открытым, звериным проявлением злобы. Боль оглушила ее, и она застыла на месте, глядя в одну точку невидящими глазами.

Все произошло так быстро, а эмоциональный накал событий, как радостных, так и печальных был так велик, что все участники этой сцены на деревенской улице ощущали себя как во сне. Все, кроме Манюни. Она порхала возле отца, оглядывая тех, к кому он пришел на помощь.

– Как вы? – Сергей Алексеевич высвободился наконец из Машкиных цепких лапок, – та снова принялась его тормошить. – С вами все в порядке? – теперь он с тревогой глядел на незнакомок, угадывая верным глазом врача, что девочке помощь, похоже, нужна больше, чем ее маме.

– Спасибо вам, – Вера уже окончательно пришла в себя. – И все же вы зря так рисковали. Надо же… – она улыбнулась, – вот не думала, что в Подмосковье встречаются странствующие рыцари.

– А они повсюду встречаются, как и чудеса, правда, пап? – Манюня с восторгом взглянула на своего отца, которого впервые в жизни назвали рыцарем.

– Давайте знакомиться. Я – Вера, а это моя дочь Вероника, – Вера протянула Сергею руку, которую тот во внезапном порыве поцеловал.

– Сергей. И Манюня, – как вы уже догадались, моя дочь. Врушка, хулиганка и путешественница!

– Теперь мы знакомы, – констатировала Манюня. – Давайте дружить!

Вера слабо улыбнулась – ее беспокоила Веточка. Она так и стояла, не сдвинувшись с места и глядя куда-то вдаль, поверх перелеска.

Манюня, недолго думая, подошла к незнакомой девочке и взяла ее за руку.

– Ты мне покажешь окрестности? Я тут в первый раз. А давайте завтра все вместе в лес пойдем? – ее переполняла жажда деятельности. – И Маша, приобнявши Ветку за плечи, слегка встряхнула ее и спросила, заглядывая в глаза: – А тут купаются? Есть тут пруд? А то я купальник взяла. Я правда плаваю как топорик, но, может, ты мне поможешь, научишь меня?

При этих словах Ветка еле заметно вздрогнула и провела ладонями по лицу, будто очнувшись.

– Пруд? – она обвела окружающих рассеянным взором. – Есть. Около нашего дома в лесу.

– Вот и чудненько! Правда чудесно, па? Может, мы туда – прямо сейчас, а то печет ужас как!

– Не выдумывай, сначала мы все выпьем чаю. Вера, ведь вы не откажетесь? Нам всем надо немного прийти в себя. А у сестры на даче такая сирень… Душу лечит. Пойдемте к нам! Ну, решайтесь. Это недалеко, вон за теми заборами.

Вера нерешительно поглядела на Веточку и, встретив ее умоляющий взгляд, согласилась.

– Что ж, пойдемте.

У самого выхода за околицу над забором склонилась душистая кружевная черемуха. С грустью осыпала она на дорогу свои невесомые лепестки. Вера сорвала два пушистых соцветия, одно приладила к волосам дочери, а другое отдала Маше. И сказала задумчиво:

– Словно снег живой… Надо же – и рядом такое. – Обернулась к деревенскому дому, встретившему их так враждебно. – Знаете, – она обратилась к Сереже, – так жаль! У них там где-то чудесные журналы хранятся. Старинные. Этот тип их сжечь сначала хотел, но мы попросили нам отдать, и он отдал. Неделю назад. Там в них письмо одно было… – неожиданно для себя она рассказала им о письме. – Наверняка в этом доме другие журналы есть. Может, и другие письма той женщины. Только теперь уж нам до них не добраться – я туда ни ногой…

– Как знать… – Сергей тоже задумался. – Я тут в деревне, в одном доме портрет увидал. Юной красавицы. Удиви-и-и-тельный! И как только он там оказался? Мы туда вместе сходим, я вам его покажу. В нем тайна какая-то…

За разговором они не заметили, что две пары блестящих глаз следили за ними из-за густого малинника за забором. Когда все вчетвером скрылись в лесочке, из кустов выбрались мальчик и девочка – Петя и Лиза. Мальчик заговорщически приложил палец к губам, и вдвоем, пригнувшись, они начали выбираться с чужой территории на свою – задами, к коровнику.

А следом за скрывшимися в лесу перебежками стлался кот. На хвосте его болтался обрывок веревки.

И никто не видел, что за всем происшедшим наблюдала большая лохматая птица, похожая на иссиня-черного ворона. Но это был не ворон. Птица, распластав крылья по сторонам двускатной крыши, сидела, укрывшись за печной трубой того самого дома, где жили Петя и Лиза, чей отец теперь, громко храпя, раскинулся на кровати.

Тусклые белесые глаза птицы, не мигая, следили за происходящим. Словно убедившись, что все, что могло случиться, случилось, птица ударила крыльями по раскаленной крыше, но не взлетела… Она исчезла бесследно.

* * *

Сережа с Вериной помощью быстро накрыл стол на веранде. Манюня водрузила своего Буратино на перила возле стола и извлекла из сумки кулечек конфет. Сережа нарезал сыр, колбасу – все, что у него оставалось.

– Да, пап, ты тут не барствуешь! – покачала головой Маша. – Ты что, одни крупы ел? Тут в буфете только гречка, да немного овсянки. А холодильник вообще пустой…

– Завтра в Свердловку сходим, – успокоил ее отец, разливая всем чай. – Это недалеко, и дорога очень красивая – через лес, – сказал он, обращаясь к Вере. – Не хотите к нам присоединиться?

– Я давно собиралась в Свердловку, подруга говорила, магазины там неплохие, рынок… У нас тоже продукты совсем на исходе. Давайте сходим. Ветка, ты как?

– Я? Я как все… – она пила чай, уткнувшись в свою чашку и не глядя по сторонам: не совсем оправилась после шока.

И Сергей Алексеевич решил ее немного развлечь. Вообще-то он не хотел никого посвящать в свои занятия живописью, но тут…

Он скрылся в соседней комнате и вынес оттуда уже совсем просохший этюд.

– Вот, утром нарисовал. Как вам, нравится?

Вера ахнула:

– Чудо какое! Сережа, да у вас дар!

Веточка даже со стула приподнялась, разглядывая листок с акварелью. А Манюня в ладоши захлопала.

– Ой, папка, как здорово! Я и не знала, что ты так можешь. Ты же никогда дома… – она осеклась.

– Да вот, как-то вдруг потянуло, – он смутился и унес этюд в комнату.

– Пап! – Манюня наморщила лоб. – Этот Буратино… получается, ты знал, что я приеду. Когда ты это нарисовал?

– Утром, часов около десяти…

– Я в это время как раз выходила из дому и Буратино в сумку укладывала. Па, значит, это он тебе рассказал! – она усадила Буратино к отцу на колени. – Вот так так… Он волшебный!

– Скорее, это твой папа волшебник, – тихо сказала Вера. – Он тебя напророчил.

– Как это?

– Ну, предугадал твой приезд. Заранее его почувствовал.

– Да нет, – замялся Сережа, – просто тут место такое, все как-то само рождается.

– То, о чем думаешь, тут же случается наяву? – переспросила Вера. – У меня тоже странное чувство. – Я… роман пишу. – Она замялась. – Писала. А здесь… поняла, что это не то. Как-то вдруг поняла… И начала совсем другую вещь. О другом.

– Местность вам помогла? Подсказала? – негромко спросил Сережа.

Девочки сразу притихли, чувствуя, что взрослые заговорили о самом важном.

– Да, эта неделя в лесу как будто смыла весь сор с души… Все наносное, чуждое. И помогла подступиться к тому, что всегда было для меня самым главным. Только в Москве от этого все как бы оттягивало. Ну, вы понимаете… И решиться взяться за самое главное, очертя голову ринуться в творчество…

– Немыслимо трудно, – кивнул Сергей.

– А тут получилось, – просто сказала Вера. – Не знаю еще, как дальше пойдет… Но этой ночью я начала.

Они помолчали, глядя в сад. Там в ветвях старой яблони пел соловей – пел среди ясного дня, в раскаленном от жары мареве.

– Ну, мы пойдем, наверное, – тихо сказала Вера. Ее чашка звякнула о край блюдца. – Нам пора, надо еще в доме прибраться, обед приготовить…

– Подожди, мама, – вырвалось вдруг у Веточки, – здесь так хорошо!

– Мы подружимся, правда? – Манюня вся подалась вперед Ветке навстречу.

– Мы уже подружились, – с неожиданной твердостью ответила та, улыбнувшись впервые с момента их встречи.

– Подождите меня, я сейчас, – крикнула Маша, выскакивая из-за стола и скрываясь в саду, и скоро вернулась с охапкой белой махровой сирени. – Вот, это вам!

– Ой какая, спасибо! – Веточка тоже вскочила, бережно приняла букет и спрятала разгоревшееся лицо в душистых соцветьях. – Мам, мы ведь сюда вернемся? Завтра?

– И завтра, и послезавтра, и каждый день, – заверил ее Сергей Алексеевич и почему-то разволновался.

Ему, как ни странно, было не жаль нарушенного уединения. Что то в этом дне крылось такое… Сергей и сам еще толком не понимал. Он давно не дышал, как сейчас – полной грудью.

Вдвоем с Манюней они отправились провожать гостей до ворот садовых участков. По дороге речь снова зашла о письме незнакомки – уступая общей просьбе, Вера подробно, как только могла, пересказала содержание найденного отрывка.

– Может быть, мы не имеем права это читать… вообще прикасаться к чужим откровениям. Я очень мучаюсь этим, – призналась она.

– Мне кажется, – Сергей был сейчас очень серьезен, – в этом случае – наоборот. Может, нас как раз и просят о помощи…

– Кто? – вся вытянувшись в струнку, спросила Веточка.

– Не знаю. Но очень хочу узнать.

– А давайте заключим между нами союз? – Манюня стрелой забежала вперед, преграждая идущим дорогу. Глаза ее горели от возбуждения. – Союз Четырех!

– Как у Конан Дойла? – насмешливо уточнил Сергей.

– Да, нет же, па! Как у нас! Мы разузнаем все, что возможно о той, кто написал это письмо, и попробуем отыскать остальные письма. Раз есть отрывок одного, значит, должны быть другие…

– Вовсе не обязательно, – пытался Сергей Алексеевич охладить ее пыл. Впрочем, он уж и сам завелся.

– Мы будем во всем помогать друг другу, – продолжала, сияя, Манюня. – Мы разведаем все окрестности – где есть хоть что-то, связанное со стариной. Может, усадьба, музей… Или какие-нибудь уцелевшие старики дворянского рода…

– Ты хочешь сказать, недобитые? – саркастически усмехнулся Сергей. – И где по-твоему, в Свердловке? Это же фабричный поселок.

Он пытался на корню подавить разгоравшийся пыл, не пускать на волю того мальчишку, которым сам был когда-то, мечтая о приключениях, поисках сокровищ и великих открытиях.

– Ну, не знаю, не знаю, па! Не мешай, ты все портишь.

– Не буду, не буду, – Сергей Алексеевич, сдаваясь, поднял руки.

– Похоже, скучать нам не придется, – поддержала Манюню Вера. – И уж, во всяком случае, это не помешает работе.

– Скорее, наоборот, – улыбнулся Сережа, с удовольствием глядя, как оживились девчонки.

– Слушайте! Вы же забыли самое главное, о чем говорится в письме! – волновалась Манюня, не в силах идти спокойно. Она то забегала вперед, то кружила вокруг остальных, то подпрыгивала на месте.

– Что? – в один голос спросили Вера, Сережа и Веточка.

– Клад, клад! – закричала во весь голос Манюня, потрясая в воздухе сжатыми кулачками.

И словно в ответ где-то за лесом прокатился дальний раскат грома.

У забора одной из дач, мимо которой в это время как раз проходила компания, стояла увитая зеленью беседка. В ней сидел парнишка лет тринадцати и невыносимо скучал. Услышав слова Манюни, он подскочил, заставил себя дождаться, пока четверо скроются за воротами, и опрометью кинулся на соседний участок.

Глава 7
В Свердловке

На следующий день, около одиннадцати, как и договорились накануне, Сергей Алексеевич с Манюней шли по бетонной дороге, ведущей к дому их новых знакомых. Где-то на полпути между их участками и домами, что стояли на берегу пруда, влево от бетонки в лес уходила тропинка. На этой развилке они и условились встретиться.

– Вон они, вон идут! – указала Манюня на две фигурки, шедшие к ним навстречу.

– Надо же, точность какая! – восхитился Сергей Алексеевич, посмотрев на часы. – Ровно одиннадцать.

Девчонки так обрадовались друг другу, будто давно дружили, а потом разлучились на целую вечность.

Вера, одетая в джинсы и тонкую майку навыпуск, протянула Сергею руку.

– Доброе утро! Машенька, как спалось на новом месте?

– Ой, замечательно! Спала как убитая. Тут такой воздух… У меня под окнами куст жасмина расцвел.

– Да, – Сережа улыбался, – вчера к вечеру и расцвел – как подарок к Манюниному приезду.

– Удивительно, – заметила Вера, – чтобы одновременно яблони цвели, черемуха, сирень и жасмин… Они же расцветают по очереди.

– Это все май, – Веточка почему-то вдруг помрачнела! – Какой-то загадочный май.

– Так вперед, чтобы разгадать все загадки! – устремилась по тропинке Манюня, увлекая за собой Ветку.

И они отправились в путь.

По лесу шли минут двадцать, пересекли шоссе, за которым, точно пестрое стадо, теснились сарайчики, крытые чем попало – где ржавым железом, где рубероидом, где досками, настеленными кое-как. Крапива, лебеда, одуванчики, рытвины и ухабы, крошечные огородики с ровными всходами зелени. Справа, чуть подальше, виднелся искрящийся пруд и старый заброшенный парк. А впереди – мост через речку, за которым, собственно, и начинался поселок, разросшийся вокруг прядильной фабрики.

Клязьма – речка невеликая, но довольно быстрая, по воде русалочьими волосами стелются водоросли, на косогоре по левому берегу двух-трехэтажные домишки, выкрашенные в грязно-розовый цвет. Возле речки в зеленой траве козы пасутся. Рядышком, расстелив одеяло, загорают девчонки. Белье на веревках сохнет. Мотоциклисты с треском распугивают тишину.

Перешли через мост, в поселок вступили. Вдоль шоссе кренятся старые клены, на асфальте дымится свежий лошадиный помет. Трехэтажные довоенные домики, в палисадниках – чахлые немощные цветы. Гастроном. Сберкасса. Аптека.

– Ну что, зайдем в магазин? – предложила Вера.

– Нет, подальше пройдем, там на горе еще несколько магазинчиков – они лучше. Я тут был уже, знаю, – сказал Сережа. – А на площади у ворот фабрики прямо с машин торгуют – там все дешевле. И выбор больше. Хлеб, яйца, мясное, молочное всякое… В прошлый раз даже рыбешку копченую продавали. Вку-у-усная!

Увлекая вперед свою девичью команду, Сергей говорил, что для него в этом поселке кроется какое-то особенное очарование – будто отстала Свердловка от потока кипящего времени, сохраняя свою патриархальную тишину и неспешность, прикрытую палисадничками и огородами, раскинутыми по берегам Клязьмы.

– Конечно, – замечал он, – это только видимость – здесь пьянствуют и скандалят почище, чем в городе, но внешняя беспечальность все так же окутывает этот поселок, словно незримым пологом.

Миновали небольшую площадь с памятником погибшим в войну. И вправду – кругом торгуют. Однако решили сначала все осмотреть, а на обратном пути продуктов купить. И стали подниматься в гору.

На горе – больница. Деревянное темное здание в два этажа, совсем не похожее на больницу. Ни машин «скорой помощи», ни толчеи в дверях… Во дворе на травке – позабытый трехколесный велосипед. Тишь да гладь. На окнах – белые занавесочки. У входа аккуратно расстелена чистая тряпочка. Две девчонки на велосипедах выехали из-за угла деревянного больничного корпуса и со смехом на полном ходу покатили вниз, под уклон.

– Пап, а что здесь раньше было, когда еще фабрики не было? – спросила Манюня.

– Не знаю. Наверное, просто деревня.

– Не может быть. Уж очень место красивое: холмы, обрывы, река петляет – вон она где виднеется, значит, огибает Свердловку полукольцом. А леса какие там, за рекой, глядите!

– Да, тут кругом леса, и вон там, за высоковольтной линией, – подхватила Веточка. – Ой, мам, какие леса! Там, наверное, всякие звери водятся. Лисы и лоси. Может, и кабаны.

– И волки. У-у-у-у! – завыла Вера, делая страшные глаза. – Да, леса здесь бескрайние. И, видно, грибов тьма-тьмущая.

– Это мы через месяцок проверим, – Сергей Алексеевич озирался по сторонам. – Ну что, похоже мы приближаемся к хозяйственному магазинчику. Вам там ничего не нужно?

Справа показалась простая рубленая изба с вывеской «Хозяйственный магазин».

Сережа с девочками остались на улице, а Вера скрылась в дверях. Вскоре она появилась, потрясая пластмассовым тазиком и эмалированным ведром, из которого высовывался растопыренный веник.

– Знатная добыча! – поздравил ее Сережа.

– А тут еще: посмотрите… – Вера раскрыла вместительную полотняную сумку, висевшую через плечо. – Две кастрюли, солонка и заварной чайник!

– Здорово! – Ветка разглядывала кастрюльки, расписанные по белоснежным бокам крупными красными ягодами клубники.

– Мы теперь можем гостей принимать – у нас чайник есть! – заявила Вера, застегивая молнию своей сумки.

– Чур, мы первые гости! – крикнула Маша.

– Давайте я помогу, – Сережа забрал у Веры сумку. – А ведро ты, Манюня, неси. Тебе очень пойдет – с ведром! Ну что, может, теперь за продуктами – и в обратный путь?

– Нет, пожалуйста! – заволновалась Веточка. – Тут должно быть что-нибудь интересное…

И они тронулись дальше.

Веточка своим тоненьким голоском что-то тихонько напевала, оглядывая скромные деревянные домики за косыми заборами, меж которых изредка попадались пижонские двух-трехэтажные строения из кирпича, выстроенные с размахом, но без тени присутствия вкуса – эдакие современные виллы, чьи хозяева старались продемонстрировать достаток, каждый на свой лад. У кого над воротами – гипсовая львиная морда, выкрашенная бронзовой краской, и некая загогулина, что должна была по всей видимости изображать вензель главы фамилии. У кого – оранжерея на втором этаже, залитая электрическим светом…

– Что ты поешь? – спросила Маша у Ветки.

– Это «Мелодия» Глюка. Ужасно ее люблю. Знаешь, она такая хрупкая… Кажется, дунь – и оборвется.

– А-а-а, – протянула Манюня. – А я Алсу люблю. И Наталью Орейро. Вообще, всякое люблю, смотря по настроению. Даже старушку «Машину времени» – ее папа в молодости очень любил.

Вера с Сережей понимающе и весело переглянулись: «в молодости»… Похоже, они уже старички!

И Манюня запела:

 
Вот новый поворот, и мотор ревет,
Что он нам несет: пропасть или взлет,
Омут или брод?
Ты не разберешь, пока не повернешь.
За па-а-ва-а-рот…
 

– Смотрите! – Верин возглас прервал ее пение. Справа впереди виднелась разрушенная усадьба. Ободранные колонны поддерживали треугольный фриз. Сквозь зияющие глазницы окон просвечивала трава, растущая там, где раньше была анфилада комнат. Ни крыши, ни потолка – только разбитые стены.

Все четверо переглянулись и, не сговариваясь, устремились к развалинам. Зрелище было не из приятных. Дух разрушения, витающий здесь, разом развеял их приподнятое настроение. Что-то тяжкое, давящее проникало тут в душу, один взгляд на останки былой гармонии рождал щемящее чувство.

Оказавшись внутри и глядя на мерзкие надписи по стенам, на голубеющую дыру над головой и обломки битого кирпича вперемешку со стеклом под ногами, все четверо сохраняли молчание – казалось, здесь нельзя разговаривать, как при лежащем в доме покойнике.

Вера растерянно вертела в руках красный тазик, который почему-то выглядел здесь как сигнал бедствия. А Манюня невольно спрятала за спину ведро с торчавшим оттуда веником, будто боялась оскорбить их нелепым видом взоры тех, кто жил здесь когда-то…

– Скорее уйдемте отсюда! – взмолилась вдруг Веточка, закрывая лицо руками. Она качала головой, словно без слов говорила: «нет» чему-то или кому-то… – Здесь произошло… что-то страшное.

Вера, с тревогой глядя на дочь, жестом увлекла всех к выходу, они молча выбрались на дорогу, кинули последний взгляд на останки усадьбы и повернули назад – к центру поселка.

Ветка замкнулась, шла, опустив голову и глядя под ноги, напряженная, как после вчерашней сцены в деревне. Только теперь, чисто внешне, она казалась спокойней, но это показное спокойствие никого не могло обмануть.

– Что случилось? – не выдержала Вера, трогая ее за руку. – Что тебе показалось, доченька?

– Я не знаю. Может быть, просто жара… Голову напекло, – девочка вымученно улыбнулась. – Просто я почувствовала, что там очень плохо.

– Что плохо? – переспросил Сергей.

– Не знаю, – чуть не плача, повторила Вероника. – Просто плохо. Было что-то… и есть.

– Ну, не будем, не будем об этом. Действительно, очень жарко. Я тебе шляпку из города привезу, – успокаивала ее Вера.

Манюня тоже примолкла. От ее былого веселья не осталось следа.

Они заторопились к рынку, словно надеясь, что привычная суета, покупки, говор и смех местных жителей прогонят призрак внезапной тревоги.

Но странное чувство вдруг охватило Веру. Ей показалось, что за ними следят. Осмотрелась по сторонам – редкие прохожие, велосипедисты, в окнах приземистых домиков горшки цветущей герани, примул и цикламенов. Ничего необычного. И все же…

Она поглядела на Сергея, шедшего впереди. Он в тот же миг оглянулся, приостановился, чтобы они поравнялись… И без слов, едва посмотрев друг другу в глаза, они поняли, что думают об одном. Он быстро и крепко пожал ее руку и кивнул, указывая на девчонок: мол, надо бы их отвлечь.

– Сейчас чего-нибудь вкусненького прикупим! – преувеличенно бодрым голосом сказал Сережа. – Лично я ничего не имею против омара, устриц, форели в сметане и бутылки холодненького Шабли!

– Папочка, придется тебе удовольствоваться куриными окорочками, селедкой и макаронами с сыром, – отозвалась Манюня. – И вправду очень есть захотелось! – она уже начала оживать.

– Дети мои, селедка – это же царская еда! Ничего нет лучше хорошей селедочки в масле и разварной картошки с укропом. Мы у цели. Готовсь! На-а-летай! – скомандовал он.

Они уже подошли к торговым рядам, где возле груды пустых ящиков за столиком с весами стояли командирши местного базарного царства – девицы с ярко накрашенными губами и густо подведенными глазами.

Пересуды, базарные склоки, крик, суета… Пока Вера с Сережей занимались покупками, девочки отошли к лотку с мороженым. Перед ним толпилась стайка местных мальчишек.

– Ветка, погляди мальчик странный какой! – Манюня толкнула подругу в бок.

– Где?

– Да, вон тот очкарик у фургона с хлебом. Да, левей, левей…

Тут и Ветка заметила подростка лет четырнадцати, худющего, бледного, с темными слегка вьющимися на лбу волосами. Он с растерянным видом озирался по сторонам и, явно нервничая, торопясь, переходил от одной очереди к другой – видно, искал кого-то. Даже с близкого расстояния они заметили, как ярко блестят у него под очками глаза.

– Давай к нему подойдем!

– И что дальше? Зачем? – Веронике явно сейчас не хотелось ни с кем общаться.

– Да ничего! Просто так.

Странный парень сам стал к ним приближаться. Он метался по площади, потерянно озираясь. Руки его, нервные, длинные, постоянно были в движении – то потирали лоб, то судорожно прятались в карманы широких джинсов, то сцеплялись, стискивая тонкие пальцы.

– Слушай, с ним что-то случилось! – заявила с уверенностью Манюня и решительно направилась к парню.

Ветка, наконец-то отвлекшись от своих сумрачных мыслей, словно очнулась, и, поглядев внимательно в лицо парня, чуть не вприпрыжку бросилась за Манюней.

– Ты извини, – начала Маша, – с тобой все в порядке?

Подоспевшая Ветка начала с того, что поздоровалась, а потом назвалась:

– Меня зовут Вероника. А это Маша. Ты не думай, мы не любопытные, просто… у тебя вид такой.

– Да? Смешной, да?

– Да нет, не смешной, а…

– Я кажется, потерялся. Я тут был с мамой, она совсем недавно вот здесь стояла, а потом пропала куда-то. Тут толпа…

– Да, немудрено потеряться.

– Меня зовут Алексей. Алеша, – он покраснел, – странно, да? Среди белого дня… – и рассеянно улыбнулся, отводя взгляд.

– Мама! – Ветка уже бежала к матери. – Тут один… он потерялся.

Скоро все четверо окружили Алешу, который в страшном смущении от повышенного внимания к своей особе рассказал, что живет он на даче с мамой и бабушкой, в каком конкретно поселке их дача не знает, но номер участка помнит – двадцатый.

– И давно ты тут стоишь? – спросил Сергей Алексеевич.

– Да, наверное, уже почти час, – со страдальческим видом ответил Алеша.

– Не горюй, мы эту беду поправим. Все за мной, к нам на дачу! – скомандовал Сергей. – Там разберемся. Пообедаем, отдохнем и проверим все двадцатые участки в дачном поселке. По-моему, там три садовых товарищества: «Мир», «Труд» и «Дружба». И у всех своя нумерация.

– Папа, а мы в каком? – спросила Манюня.

– Мы в «Дружбе». Вперед, друзья, мы должны отметить приобретение таких волшебных вещей, как таз и ведро! – и он торжественно потряс в воздухе только что купленной бутылкой вина «Изабелла».

– А веник? Ты про веник забыл, – улыбаясь, напомнила Маша.

– Как можно забыть про веник! Это дело особое. По случаю покупки веника все получают вот это! – и он продемонстрировал благодарным зрителям большой торт, перевязанный белой бечевкой, который покоился на дне целлофанового пакета.

– Знаете… – мялся Алеша, – мне как-то неудобно.

– Никаких разговоров, – отрезал Сергей, – со всяким бывает. Не торчать же тебе здесь целый день.

Когда теперь уже впятером они вновь подошли к мосту через речку, их внимание привлекла довольно странная женщина в длинной до полу темно-синей юбке и в платке, плотно обязанном вокруг головы по самые брови, несмотря на жару. Она стояла, облокотись на перила, и смотрела на воду. Едва заметная улыбка тронула ее губы, когда вся компания поравнялась с ней.

Внезапно Вера шагнула к перилам и, заглядывая ей прямо в глаза, очень тихо спросила:

– Извините меня, ради бога! Может быть, вам известно, кто жил в этой усадьбе, что стоит наверху, над рекой? – это был почти шепот.

– Многие жили, – ответила женщина неожиданно низким, слегка вибрирующим голосом. Она тоже взглянула Вере прямо в глаза. – И она.

– Кто ОНА? – отчего-то разом побелев, переспросила Вера.

– Та, кто вас так интересует.

– Но кто она, кто?

– Этого здесь не знают.

– А ГДЕ знают?

– Там, – женщина приподняла брови, кивком указывая на далекий зеленеющий лес за поселком.

И не сказав больше ни слова, странная женщина повернулась и, шелестя юбкой, двинулась по мосту назад, в поселок. Свернув к аптеке, она повернула за угол и скрылась из виду.