Текст книги "Немёртвый камень (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

– Наверное, он из-за Лори, – предположила она. – Чтобы… понимаешь… чтобы ему никогда не захотелось вернуться.

Дара мотнула головой, будто отгоняя надоедливую стрекозу. Повторила растерянно: «Из-за Лори?» – и замолчала с пристукнутым видом.

Хет встрепенулся, углядев вдалеке добычу.

– Во, теорики первого года идут, как раз хотел спросить… Наида сегодня Гробовщика перепугала, представляете?

Укатился колобком. Разведывать очередную сенсацию, хотя какая уж тут сенсация: маленькая Наида со своими загробными склонностями заставляла передергиваться даже бывалую Феллу. Правда, до Гробовщика пока не доходило, но Наида быстро прогрессировала.

Нольдиус первым сообразил, что молчание начинает замыкаться в кольцо, и попытался как-то его разрядить:

– Собственно… гм… понимаете, Ковальски выбрал довольно рациональный метод. Избавление от воспоминаний, то есть избирательное стирание памяти при помощи артефакта, отняло бы у него приобретенные за этот год знания и опыт. А также знание о том, что он теперь враждует со своим шефом…

Угу, Ягамото бы обрадовался, если бы его разыскал Ковальски и поинтересовался: так что там с новым заданием, босс? А уж как радостно стало бы любимой катане Ягамото!

Над головой мелькнула восьмерка и немного оплывшая надпись: «Вот столько раз подумай, а после войди». Интересно, Холдон подумал хотя бы два раза перед тем, как сунуться в артефакторий? Может, стоило бы.

– В случае же с «холодной памятью» все навыки Февраля останутся при нем, как и знания о Целестии. Едва ли они ему пригодятся, но, возможно, будут полезны в какой-то мере. К примеру, ваши совместные рейды останутся в его памяти целиком…

Н-да. А он как раз этого всегда боялся.

Кристо очень хотелось заткнуть Нольдиуса каким-нибудь тяжелым предметом, но тогда пришлось бы говорить самому, и он позволял отличнику травить душу рассуждениями.

– …можно сказать, Магистры пошли на это из уважения к его заслугам: едва ли по отношению к другому иномирцу допустили бы подобное. И уже то, что саму операцию будет проводить профессионал…

Они вышли на развилку – пересечение коридоров, одни из которых вели в правое жилое крыло, где обитали оперативники и прочий взрослый персонал; другие в уборные или в трапезную; один особо каверзный – к Трем Комнатам, а еще парочка – в разные части артефактория, например, к Хламовищу и к учебным помещениям. Мелита на ходу приподнялась на цыпочки и шепнула Кристо на ухо:

– Не люблю это место. Оно прямо приспособлено для каких-нибудь неловких встреч.

Неловкая встреча подслушала Мелиту и с готовностью выскочила из-за угла.

Правда, она это сделала с особым коварством, послав для начала замануху.

Визг возник где-то в районе Хламовища, разросся и прилетел на развилку в виде практёра Свена, на ноге которого, вцепившись в лодыжку зубами, висел теорик Крет. Свен явно передвигался при помощи магии, но, кроме как передвигаться, ничего предпринять не мог: Крет висел на лодыжке как будьдог, и даже магия не могла заставить его разжать зубы.

– Отцепите ы-ы-ы-ыго! – выл Свен, припрыгивая на одной ноге в центре развилки.

Новичок бы купился на эту просьбу, оперативник или практикант – вряд ли.

– Что с ним?

– Да жухляк его знает, аууууы… Подначил его в Хламовище залезть – он как выскочит оттуда… как кусанет… я магией пробовал – не действует…ы-ы…

Кристо успел наслушаться о тех, кого подначили показать свою удаль и залезть в Хламовище. Без охранной печатки такое легко могло кончиться смертью. Правда, на памяти Кристо, ничем таким в рассказах это не заканчивалось: то ли теорики пугливые попадались, то ли их отлавливали вовремя. Одного, правда, положили на месяц в Больничное Крыло – вообразил себя летучей мышью и пытался гадить на всех с верхотуры…

– Да снимите его-о-о-о-о-о!

Вопль Свена достиг степени «злыдень в кровати баронессы», но на кусачего Крета это не подействовало совсем: он радостно впился зубами еще поглубже в лодыжку. А среди оперативников с опозданием опомнилась Дара:

– Синдром нежити из-за касания «черного перекрестья» нитей какого-то обломка. Он что-то взял в руки, не заметил, как его коснулось что-то еще. Стоп, сейчас… второй «сплав», скорее всего, с ним, блок внешних магических воздействий и попыток причинить физические повреждения…

– Ментальное воздействие? – оперативно выдвинул Нольдиус. Дара качнула головой.

– На что? У него сейчас зверь в сознании. Один рефлекс: сжать челюсти. Надо тихо снять «сплав»-артефакт…

– Ия-а-а-а-а-а-а!!!

Да уж, тихо.

Кристо не нашелся, что сказать, а Мелита передернулась и прикрыла глаза рукой.

– Смотреть не могу на это! За ногу! Хет говорил, Свен моется раз в полгода!

Видимо, зверь занял сознание теорика не полностью, потому что Крет же брезгливо отплюнул лодыжку жертвы…

– Фиксируй! – еще успела крикнуть Дара.

…и кинулся к горлу.

– Ай-й-й-йы-ы-ы-ы! – разнообразил сценку Свен. Он не горел желанием подставлять свое горло под зубы теорика, попытался его схватить – и они покатились по полу, визжа теперь уже на два голоса. Дара застыла, подняв руки: постоянное перемещение мешало ей сосредоточиться на незнакомой структуре артефакта.

А обилие звуков не могло не привлечь народ – по нескольким коридорам сразу загремели шаги, и вот тут-то состоялась та самая Неловкая Встреча, о которой толковала Мелита.

Все они появились из разных коридоров и почти одновременно. Макс вместе с Мечтателем, которому он что-то доказывал. Потом Бестия с непривычно встревоженным выражением лица, потом Гиацинт – лунатичный, он все последнее время был таким.

Но и это был еще не конец: в одном из коридоров замаячило белое платье, и на развилку прибыла Лорелея.

Вот теперь кто-то нехороший По Ту Сторону Радуги мог смело хлопать в ладошки и утирать слезы счастья.

Холдонова, так сказать, мать. Ситуация действительно была – залюбуешься.

Практёр и теорик с визгом вели борьбу на полу, а к ним никто не бросался на помощь. Шесть лиц застыли, пойманные в момент Неловкой Встречи. Кристо обводил их глазами и чувствовал, что крашеные пряди на голове начинают шевелиться: мгновенно напрягшийся Макс, Лорелея смотрит на него так, будто хочет спросить «Неужели?», Гиацинт красный, как… ну, как гиацинт, тут все правильно… Мечтатель смотрит на Бестию устало и почти умоляюще, а она упорно прячет глаза, как будто ее интересуют исключительно результаты борьбы на развилке.

Шестым участником Неловкой Встречи оказалась Дара, которая сверлила взглядом лицо Макса почти как Лорелея. Только гораздо более сердито.

В несколько секунд воздух в пределах развилки воздух будто сгустился и накалился докрасна. Может, это было магией Лори, а может, проявили себя способности Мечтателя и Бестии, но Кристо почувствовал, что его собственная магия заметалась в теле, и стало трудно дышать.

Крет и Свен это тоже почувствовали, потому что расцепились, оглянулись и мудро от развилки подальше, по свободному коридору. Но так стало только хуже: не было того, что отвлекало бы.

Молчание давило, скрещенные взгляды шинковали что-то внутри на куски.

«Светлоликие, или кто там на седьмой дуге радуги, – взмолился Кристо. – Да пусть уже кто-нибудь из них не выдержит, а то я сейчас во всю глотку заору! Невозможно же уже прямо…»

Это было невероятно, немыслимо и могло объясняться только тем, что Светлоликие действительно вмешались – но не выдержала Фелла Бестия. Понурив голову и вжав ее в плечи, воительница Альтау шагнула туда, откуда опять донеслись визги Свена – разбираться. Экстер несколько секунд смотрел ей вслед, потом развернулся и медленно побрел, наверное, обратно в свой кабинет.

Потом нервы сдали у Гиацинта. Бедный Оплот Одонара издал какой-то невнятный звук, повернулся и дезертировал, но не лунатично, а с приличной скоростью.

Лорелея отвела свои глаза от лица Макса Ковальски, пересекла развилку и тихо уплыла по другому коридору, не в сторону сада, а куда-то в ей одном ведомом направлении.

Но ни одного вздоха облегчения так и не раздалось. Один взгляд – карий, с яростными зелеными искрами – все еще пересекался с серо-голубым, почти таким же упрямым.

Проиграл Макс. Не взглянув больше ни на кого, он развернулся и зашагал в жилое крыло, в свою комнату. На развилке остались следы крови Свена и три тонны облегчения, которые обрушились на Кристо, Мелиту и Нольдиуса.

– Ну, я же говорила, – шепотом заключила Мелита, виновато, будто она все произошедшее и накликала.

Дара смотрела вслед Максу с таким каменным лицом, что Кристо захотелось ткнуть ее в щеку – вдруг превратилась в какой-нибудь мрамор? В глазах у артемагини гасли изумрудные звездочки.

– Ух ты, – ну, не знал он, что говорить, но понимал: говорить надо! – Победа-то за тобой, Дара! Может, того… отпразднуем такое событие?

Даже Нольдиус на него посмотрел, как на недоумка. Лучше бы сказал что-нибудь дельное, хмырь этакий!

Дара смотрела вполне нормально, хоть и несколько истерически.

– Да, – голос был сильный и злой. – Мы отпразднуем. Завтра… когда он наконец уберется отсюда. Сейчас я иду к себе.

И зашагала по коридору, обернулась только, чтобы крикнуть им яростно:

– И передайте этому гаду, что провожать я его не собираюсь, понятно?

И исчезла. Кристо почесал в затылке, глядя на приоткрывшего рот Нольдиуса.

– Слушай, ты б приударил за ней, что ли? А то у нее вечные бзики. То Мечтатель. То вот теперь…

Нольдиус оскорбленно округлил глаза, будто Кристо предложил ему приударить за Гробовщиком. Мелита покачала головой с выражением материнской тревоги на лице.

– Тут другое, – пробормотала она. – И если то, о чем я думаю… слушайте, может, он и на этот раз не уйдет?

Кристо тоже смотрел на нее так, будто она предлагает ему свидание с Гробовщиком, при свечах и свидетелях.

– Что? Просто пытаюсь быть оптимисткой. И потом, разве утро – время для прощаний?

** *

Рассветные лучи, проходя через цветные стекла, малюют на стенах ущербные, но в чем-то симпатичные картины. Мозаичные стёкла витражей – неизменная битва Альтау. За этими стеклами – первая фаза радуги, на которую ему неохота смотреть.

– Что-то Вонда не заходит, – дежурная, похожая на огромное розовое желе, сонно трёт щеки. – Вы не видали его?

– Мертв.

Снабженцы в артефактории были всегда совершенно особой кастой. В этот отдел вечно спихивались либо самые ленивые кадры, либо безнадежно бракованные и не годные ни для какой больше работы. Отдел снабжения жил своей жизнью и часто был не в курсе того, что происходит не только в Целестии, но и в артефактории.

– А-а… хм, а с баланса его не списали. Хотя подавали же списки по погибшим… Разрешение на выход за пределы, пропуск за Кордон есть… список давайте. Ох, спать хочется, сил нет! Вечно вы на рейды притаскиваетесь Холдон знает когда… снова гидом? А почему не артемаг звена пришел? А, да, вы у них там старший, было распоряжение какое-то, вроде, от Бестии…

Дежурная шуршит листами, пухлой рукой делает отметки, потом лезет в ящики за снаряжением. Сколько раз он прошел эту процедуру за те восемь месяцев работы?

– Побыстрее, насколько можете. Я спешу.

Тони. Вспомнил все-таки имя, а то крутились в голове с вечера какие-то местные варианты. Общительный был паренек в его отделе ФБР, ко всем лез в дружбу, увлекался мистикой, гаданиями интересовался. На ярмарку его затащил – или просто после какой-то вечеринки дело было? Что за чертовщина с памятью творится, биографии Магистров или классификацию нежити – хоть сейчас, а вот что было до того…

Может, он уже под какими-то чарами, вроде «холодной памяти».

– Э-т-то что еще такое? Ну, кто вам список составлял? У вас же звонничков нет – и как ваше звено потом отыскивать? А? Вот вы знаете? Ой, ну что с вами делать, ладно, впишу дополнительно. Куда только глава звеньев смотрит…

– Вписывать ничего не нужно. Список верный. Можно скорее?

– А вы не стройте тут из себя… Оплота Одонара, ясно? Всем уже известно, что никакой вы не Оплот! Думаете, раз схватились за иглеца – стали избранным, да? И что вы кривитесь, я с вами тут вежливо разговариваю…

Светлоликие, все снабженцы одинаковы, что в том мире, что в этом.

Кристо как-то сделал открытие: «Дара, прикинь, а за Кордоном тоже есть маги и прорицатели!» Артемагиня тогда пожала плечами и сказала, что везде есть, только где-то больше, где-то меньше. Потом прибавила, что лучше б их не было. У звеньев было бы меньше работы. Так вот, тот самый улыбчивый Тони затащил его к какой-то гадалке, истинной патриотке, судя по американскому флагу, который у нее в логове полстены занимал. И эта гадалка, или провидица, или кем она там отрекомендовалась, нагадала Тони блестящее будущее, здоровье, орду детей и преграды, через которые он перешагнет легко, на цыпочках. Начали за здравие, заметил он тогда, протягивая ей ладонь. И она, наверное, минут десять пялилась сначала на его ладонь, потом на лицо, потом на ладонь опять… Потом сказала тихо:

– Вы знаете о людях, которым во всем везет? Их не кусают змеи, они выигрывают в лотереи, они получают визы с первого раза… – кажется, вот тут пошло что-то искренне наболевшее.

– Лично не встречался, – усмехнулся он. – А что?

– Вы не из таких.

Подгулявший Тони залился за спиной хихиканьем, пробормотал что-то вроде «Ну, это многое объясняет». К тому времени Макса уже пару раз двигали по карьерной лестнице, а в отделе только этот самый улыбчивый не хотел подсыпать ему мышьяк в кофе.

Гадалка тем временем пыталась что-то выразить словами, потом смирилась и сказала только:

– С вами ничего не работает. Законы и планы. И границы.

– Да ну?

Ни одна из стратегий, которые он разрабатывал на службе, пока не провалилась.

– Да… – она медленно отпустила его ладонь, но смотрела на нее, как на музейную личность. – Потому что вы чужак. И потому что пропасти плохо поддаются планам.

Он не собирался даже примерно понимать, что она хотела сказать.

На девице из снабженцев обтягивающее и явно контрабандное платье: броский фантик для желе. Для возмущенного желе.

– Ну и списочек, в первый раз такое вижу… Куда вам столько денег, вы кутить, что ли, едете?

– Решил забрать премиальные долларами. Послушайте, можно…

– Не убежит там ваше звено без вас, ясно? Расписывайтесь давайте, а то мне потом отвечать. Два защитных амулета. И вот «Кошка в темноте», на два узла, чуть нашла, обычно у нас таких слабых артефактов маскировки не бывает. Зачем Бестия вам вообще его вписала? Любой артемаг помощнее создаст с двух попыток. Если вы только сами будете пользоваться…

– Расписываться где?

– Вот тут. И тут. А больше у вас в списке ничего и не… куда? Вот хам…

Доллары – в сумке, где почти нет вещей. В Отдел Анализа он не стал заходить, нет смысла, ему виднее, куда идти и какая там сейчас обстановка.

Или просто всё равно, он пока так и не понял.

А насчет Тони, кстати, предсказание не срослось. Полез на рожон на одной из операций, неудачно поймал три пули. Не насмерть, но обеспечил себе инвалидность, а Максу – окончательную ненависть отдела: не прикрыл напарника. Потому что прикрывал семью свидетелей с двумя девочками, восьми лет и двенадцати. Прикажете, что же, кидаться останавливать каждого недоумка, который обчитался комиксов про супермена и несется на пули?

Воспоминания – это, кстати, к старости. Вот бы как местным: наплевать на три тысячи лет возраста и остаться идиотом, для которого только и есть, что настоящее.

А что в настоящем? Он идет по гулким утренним и пустым коридорам артефактория, где-то вовне его поджидают солдаты Кордона, чтобы проконтролировать отправку к двери. В сумке в основном деньги, плюс «беретта» и одна-единственная рубашка, потому что с остальных вечером почему-то пропали пуговицы, и он не стал сидеть с иголкой – пришивать. Самочувствие паскудное до крайности, главным образом из-за этой «холодной памяти», которую к нему применят.

Черт, да даже Скриптор вчера на него смотрел так, будто он этим кого-то предает.

Много они понимают, паскудники мелкие. Им бы хоть на пять минут в Сердоликовый Блок, чтобы задались вопросом: а почему это он не подействовал на Макса Ковальски? А, ну, конечно, он же бездник. А то, что он видел там… что чувствовал там… Три часа рядом с ней в этом проклятом блоке, губы, волосы, глаза, все до последней секунды, всё так реально, что хочется сбежать. Потому что все эти три часа он помнил, кто она и кто он, и помнил, что сам разорвал всё и всё закончил, что это только сон, и Экстер вовремя успел, потому что еще полчаса – и Макс всё же свихнулся бы от этой пытки.

Помнить это во внешнем мире? Думать об этом каждую секунду, потому что меньше – не получается? Зачем тогда уходить, в Целестии полно безболезненных ядов. Нет уж, давайте честно: он решил все расставить по своим местам, а это значит – не думать, не чувствовать, не видеть снова её умоляющими глазами за секунду перед тем, как он сказал это свое «Кончено»…

Кстати, насчет «всё по местам», а заодно уж и трёхтысячелетних идиотов… Ах, да, и то женоподобное желе из снабженцев интересовалось, куда это смотрит глава звеньев?

Удачная встреча, можно спросить у самой главы звеньев.

Бестия стояла в коридоре первого этажа, скрестив на груди руки и уставившись в окно. В таком состоянии мимо нее нужно было красться на цыпочках. Любой из Одонара так бы и поступил.

Но Макс с сегодняшнего утра был уже не отсюда.

Он остановился точно за спиной Феллы и потребовал сухо:

– Выкладывай.

Бестия не обернулась, а оконное разноцветное стекло отразило ее нахмуренные брови. Голос, когда она заговорила, был пониже, чем обычно.

– Ты, кажется, собрался бежать? Тогда поторопись. Тебе еще нужно добраться до своих провожатых, пока они не потеряли терпения.

– Минут пятнадцать у меня еще есть, так что выкладывай.

Опять когда не надо вылезли благие намерения… Говорят, противоположности часто притягиваются – наверное, в этом была причина того, что Бестия и Макс терпеть друг друга не могли.

Ковальски завел глаза в потолок, отметил, что наверху уже нет фресок о битве Альтау, и начал монотонно:

– Да, я собрался бежать, собрал вещи и закончил дела, и через час ноги моей не будет в вашей стране. Навечно. Так что у тебя есть причины, чтобы поведать мне, почему это в последнее время ты никого не размазала по стенке, ходишь на цыпочках и не хватаешься за серп через минуту. В особенности – какого нечта ты сторонишься директора.

– Я не…

– Ты что, оправдываться хотела?

Бестия замолчала. Но ярости, которая должна была проснуться в ответ на слова Макса, так и не последовало. Рука завуча не двинулась к серпу, в блестящих кусочках разноцветной мозаики отражалось лицо задумчивое и, пожалуй, печальное.

– Ты ничего не понимаешь, иномирец. Просто вернись туда, откуда пришел.

– А я и вернусь. Но сперва объясни мне, убогому, чего я недопонял: ты три тысячи лет мечтала встретить Солнечного Витязя, была прямо-таки одержима им, а теперь он объявился – и ты прячешься от него по углам. Мало этого: Экстер еще и любит тебя, это здесь даже вашему недосадовнику известно. Так что тебе полагалось бы зарыдать от счастья и броситься к нему на шею при первой возможности. Но ты что-то не торопишься, а?

Пальцы Бестии чуть сжали резной подоконник. В стеклянной мозаике теперь отразилась искаженная, болезненная улыбка.

Ничто – огонь. Не могут опалить

От плети шрамов красные изломы.

Куда больней минуту рядом быть.

С любимой, предназначенной другому.

Она проговорила это почти шепотом, потом подняла взгляд и нашла в голубом кусочке мозаики отражение глаз Ковальски.

– Это строки Экстера. Довольно… верные, кажется. Ты ведь именно поэтому бежишь? Не хочешь мучить Лорелею выбором, который уже давно сделан за нее.

Макс остался спокойным.

– Допустим.

– Вот и я так… предназначена не тому, вернее, влюблена не в того. Ты сказал: я была одержима Солнечным Витязем? Была. Три тысяч лет. Но всё же долгие годы я любила другого человека. Ходила вокруг да около. Не могла признаться. И вот теперь это… это так всё меняет.

– Почему?

Бестия обернулась в сердцах.

– Да потому что он был совсем не Солнечным Витязем! Да потому что он…

– Экстер Мечтатель, – спокойно договорил Макс за нее. – Может, я правда иномирец, но я не вижу, чтобы это меняло хоть что-то.

Он ухмыльнулся, глядя на перекошенное лицо Феллы Бестии.

– Да ладно тебе. Конечно, я знал. Нет, ты очень хорошо играла в презрение, но пара моментов… Например, когда он тебя остановил на квалификации Дары, когда ты поняла, что еще чуть-чуть… черт, да ты сама себя не могла простить за этот удар – нужно было видеть твое лицо! И на моей арене, когда Экстер держал защиту от… – ухмылка исчезла, стоило Максу вспомнить танец Лори. – Словом, когда он чуть не умер от истощения.

– Ты же был мертв!

– Я не стал от этого слепым или идиотом. Повторю вопрос: что это меняет? Ты любишь Солнечного Витязя и Экстера Мечтателя. Вдруг оказалось, что эти двое удачно совмещены в одном. Сказала бы за это спасибо этим вашим радужным богам.

По щекам Феллы заходили желваки. Завуч Одонара впервые за невесть сколько дней стала похожей на себя.

– Ты ни нечта не понимаешь, иномирец! – прошипела она, делая шаг к Ковальски. – Ты хочешь, чтобы я объяснила, хорошо, слушай! Три тысячи лет назад я была девушкой, которая грезила войнами и подвигами. Которую отец научил боевой магии и которая после гибели отца сбежала на войну и осмелилась попроситься в свиту Эвитейра Скорого, пятого короля. Пажи Эвитейра погибли в засаде, куда король попал по дороге к Альтау… Я ввязалась в ту драку, и король посчитал, что я достойна такой награды. Так что мне, можно сказать, повезло. И да, я была дурой, но об этом не будем. На Поле Альтау я увидела воина из воинов, героя превыше всех, недостижимый идеал, к которому только можно стремиться. Я и стремилась. Была им одержима, он будто вел меня за собой. Я внушила себе, что остальные мужчины мне не нужны, потому что они не могут даже сравниться с ним. Три тысячи лет я искала его следы, сражалась, истребляла нежить… а потом я решила дать себе отдых и пришла к Магистрам, и меня направили в Одонар. Под начало того, кто для меня был полным ничтожеством. Я презирала его даже за имя – Мечтатель, как далеко это от моего идеала, моего Витязя! А когда этот Мечтатель начал ухаживать за мной – начала презирать его только больше. Сто пятьдесят лет я пыталась в обход присвоить себе кресло директора артефактория, интриговала за плечами директора, которого не ставила ни во грош… Как я отвечала на его ухаживания – ты видел. А потом я вдруг… я не знаю, что случилось, ведь ты влюбился в Лори с первого взгляда? А я презирала сто пятьдесят лет, и у меня уже был мой Витязь. Витязь, понимаешь? Я полюбила Экстера Мечтателя, поэта, который ничего не смыслил в сражениях; я предала память того, кто столько столетий был для меня всем… Как я презирала и ненавидела себя – можешь себе представить. Я выплёскивала эту ненависть на Экстера, которому изо дня в день повторяла, какое он ничтожество, как велик был Витязь, что для меня нет больше никого…

Фелла помолчала, глядя мимо лица Ковальски, туда, где на стене была картина с Солнечным Витязем.

– Но Витязь был далеко, а Экстер – каждый день рядом, и у меня оставалось всё меньше сил, чтобы разрываться между ними. Я решила похоронить свою одержимость, оставить ей только почтение… я решила ответить на чувства Экстера… я решила это в день перед нападением Холдона на артефакторий.

– Чертовски неудачное время, – отметил Ковальски. Фелла перевела на него взгляд, и ее губы опять покривились в улыбке.

– Да, неудачное. Тот, кого я уже предала в своем сердце и тот, кому я столько лет повторяла о своем презрении, – вдруг оказались единым целым. И к кому из них мне теперь идти? К Витязю, которого я уже не люблю? К Экстеру Мечтателю, который никогда не поверит, что я люблю его, я ведь столько лет твердила обратное. Пойти к нему сейчас, признаться – и он будет думать, что я пришла только потому, что мне нужен тот, другой, Ястанир…

Здесь полагался всхлип, но за свои три тысячи лет Фелла основательно подзабыла, как плакать. Поэтому она просто зашипела, как будто прикоснулась к раскаленному металлу, а сразу же после этого плотно сжала губы и уперлась в Макса тяжелым взглядом. Взгляд был не лишен пафоса. «Теперь ты слышал всё, иномирец, – говорили карие глаза Бестии, – так простимся же!»

Теперь уже Макс Ковальски скрестил руки на груди.

– В одном я не ошибся насчет этой страны. Возраст тут значения не имеет, вы ведете себя, как сопливые подростки. Носитесь со своими якобы сложными проблемами, которые на самом деле яйца выеденного не стоят. Мы вернулись всё к тому же. Экстер, или Ястанир, или как его там, любит тебя. Ты любишь его, нет, дослушай до конца. Неужели ты думаешь: ему не наплевать, за что именно? Считаешь, если ты будешь прятаться от него по углам – это будет лучше, чем если ты выложишь ему все начистоту? Что? Он будет сомневаться, какая из его натур тебе нужнее? И сколько просомневается – год, сто лет? Хочешь сказать, ты не сумеешь ему доказать?

– Так почему бежишь ты? – процедила в ответ Бестия. – Разве ты не…

– Я бегу, чтобы Лори не оказалась заточенной в вашем артефактории до конца времен, – негромко ответил Ковальски. – Если я останусь рядом – так и случится. Я не могу исцелить её. Знаю, что не могу. И когда меня в конце-концов убьют окончательно – только не возражай, что Магистры этого не хотели бы… Лори не должна быть рядом, чтобы узнать об этом. Иначе… ты понимаешь, чем может кончиться. Видела на арене… только вот тогда там оказался Ястанир, который держал щит. Если его не окажется… С тобой и Экстером всё выходит несколько полегче, а?

Не исключено, что Бестия собиралась возразить, но Макс не стал ее слушать. Он махнул рукой, как бы говоря: «А вообще, разбирайтесь сами. Кому я советую, мне только сорок» – и зашагал прочь по коридору. Правда, время от времени еще бормотал себе под нос:

– С любимой, предназначенной другому… предназначенной… черт, во сколько у них тут по-настоящему наступает совершеннолетие?

* * *

В это росистое и нарядное утро Кристо меньше всего на свете хотелось, собственно, видеть утро. Он собирался проспать как минимум до четвертой фазы радуги, потому что герой, который уделал иглеца черенком тяпки, еще и не такое заслужил, по его мнению.

Вторжение Мелиты его отвлекло от приятнейшего сна про Холдона, которому Хет рассказывает: мол, ты с этим артефактом ничего поделать не мог, а у нас тут нашелся один – и ничего, справился при посильной помощи тяпки. Холдон во сне Кристо как раз вытащил из ножен почему-то самурайскую катану, возвел очи к серой радуге, направил клинок в пузо…

И произнес нежным девичьим голосом:

– Ну, сколько можно, соня?

– Млта, – пробурчал Кристо из подушки, потому что свою девушку он узнавал где угодно, даже из сна. – Ну, пусть он себе кишки выпустит, жалко, что ли…

– Вот от таких снов точно надо отвлекать, – пробормотали над его головой, а потом с силой подули в ухо: – Вставай!

– И-ы-ы-ы-ы?

– Пойдем смотреть рассвет.

Узнав, что на улице – рань безбожная, Кристо нырнул в подушку еще глубже.

– Кристо! Макс сегодня уходит!

Видеть Ковальски Кристо хотелось с утра еще меньше, чем видеть рассвет. Поэтому он несчастно хрюкнул и погрузился в подушку еще на несколько сантиметров.

Но его левая пятка уже понимала, что спорить с Мелитой бесполезно. Пятка как будто сама приняла героическое и роковое решение и принялась выползать из-под одеяла сначала в одиночку, потом за ней потянулась нога, потом бок…

Через четверть часа заспанный, хмурый и ненавидящий Макса Ковальски (испортил жизнь даже своим уходом!) Кристо был подан к дверям артефактория. И с огромным неудовольствием выяснил, что не только они с Мелитой решили полюбоваться вставшим солнышком.

Это самое солнышко безмятежно скользило по длинным черным прядям парика – Мечтатель стоял возле самого выхода из тоннеля и, кажется, был без музыкальных инструментов. Кристо даже наполовину проснулся, когда такое увидел.

Окончательно он проснулся, когда рассмотрел остальное собрание. Хет – ну, это понятно, откуда ж еще новостей набраться; Скриптор – тоже где-то ясно, он вечно всюду суется, непонятно, почему… Фрикс, безмятежно почивающая Гелла – вот кому хорошо на плече у братца… Крэй с шайкой – эти что тут делают?! Ковальски с ними, вроде как, дел не имел, утверждал, что с него по горло хватает одного отморозка. Ренейла – а что Сектору Анализа тут понадобилось? Какие-то практеры – ясно, это из тех, кто изучал сеншидо, – потом еще Урсула со своими полупудовыми кулаками…И Гиацинт за ее широкими девичьими плечами. В общем, мечта, а не компания.

Вышедший из артефактория Макс с хмурым изумлением поглядел на эту делегацию.

– Только не бросайтесь обнимать меня все сразу, – попросил он. – Иначе кому-нибудь может не хватить.

Никто не бросился его обнимать. Вместо этого вперед вышел Экстер Мечтатель, и его приближение сподвигло Макса на непонятную фразу:

– Эта семейная пара меня доконает.

А может, он пробормотал что-то другое, Экстер не стал уточнять.

– Не опасайся, – тихо обронил он, – я не стану тебя задерживать.

– Ой ли?

– И отговаривать тебя я тоже не намерен. Мне известны причины, по которым ты… – он по-старому, по-экстерски вздохнул и проговорил: – Я желаю тебе доброй дороги, Макс. Пусть Целестия будет лишь красочным, поучительным сном. Но если ситуация… словом, если твое присутствие окажется необходимым – можем ли мы надеяться, что ты…

– Экстер! – взорвался несчастный Ковальски. – Что может случиться такого, что придется вызывать меня обратно?!

Вместо ответа Экстер обратил взгляд вверх, где сияла безмятежная, красочная целестийская радуга.

– Я-то думал, ты умнее остальных, – выдохнул ошеломленный Ковальски. – Перестаньте же смотреть на меня, как на мессию! У вас тут… у вас есть вроде как Оплот Одонара, семь Магистров и один коматозник, до черта магии и воинов Альтау, так чем вам может помочь человек извне?

Глаза Мечтателя из печальных и отстраненных сделались просто серьезными.

– Скажи, Макс, – тихо проговорил он, – когда ты составлял план битвы с Прыгунками, когда встал на пути у Холдона – ты говорил себе то же самое?

– Я говорил себе: «Местный Витязь помер, а у остальных мозги в дефиците. Придется действовать самому, других вариантов не предвидится».

– Так что изменилось?

– Я узнал, кто ты на самом деле.

Витязь помедлил перед следующим вопросом.

– Разве ты не догадывался?

– Догадывался. И можно сказать, я спокоен за Целестию, – теперь помолчал Ковальски. – Кстати, у меня тоже есть вопрос. Не откажешься объяснить, почему ты скрывался так долго?

– Помимо всего другого, я ждал человека, – проговорил Экстер грустно, – или мага, неважно. Который однажды скажет себе: «Придется действовать самому, других вариантов не предвидится» – и за ним эту фразу повторят остальные. Однако я и представить себе не мог, что человек этот придет из внешнего мира.