Текст книги "Немёртвый камень (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Истерически всхлипнула дверь под напором сильной тинторельской руки. Макс потер лоб и опустился на стул.

– Черт, – резюмировал он.

– Очень поддерживаю, – откуда-то из халата отозвалась Дара.

Воротившийся с кухни Кристо застал Ковальски и халат в мрачных раздумьях и приободрился. Если ты пропустил что-то плохое – это повод для радости.

– Кому разножранье?

Что-то не просто плохое, а почти катастрофическое. Рука Макса машинально дернулась к тарелке, а на лице в первые секунды даже брезгливой гримасы не объявилось.

– Вы что же, укокали Оплота?

Из толщи байки хмыкнула Дара.

– В принципе, был бы выход.

– В принципе, не было бы. Ты сама говорила насчет этих… ваша треклятая терминология… связей…

– Индивидуальная завязанность нитей драконита? Угу, там сложно. Непонятно, с чего она появилась, но такое бывает – когда артефакт либо делается под определённый тип хозяина, либо избирает себе хозяина. И да, я могла бы покопаться, вот только вопрос – смогу ли я развязать эти нити, не нарушив ценности дракобиля… А дракобиль нам нужен.

Кристо сунул тарелку с разножраньем куда-то в район халата. Тарелку тут же уцапали, хотелось верить, что это была Дара.

– Зачем он нам вообще? Ну, и дракобиль, и тинторель этот?

– Затем, что непонятно – какие неприятности нас поджидают вокруг артефакта-перебросчика. Там может быть, к примеру, сотня колобоев. Ты же помнишь, какие у них уязвимости?

– Есть такое дело, – Кристо хмуро поскрёб затылок. – С чего эта погань вообще тут ошивается. Ниртинэ?

– Может такое быть. Только уж как-то слишком масштабно для них. Я думаю, что артефакт-перебросчик перестраивается. В Опытном Отделе в него наверняка впихнули мощные узлы защиты. Думаю, ребята из Нитринэ сюда полезли в первую очередь. Может, даже несколько недель назад. Ну, а он активировал защитные чары. Колобои вот… может, и Сакура сюда неспростра тянуло. Но если перебросчик воспринял его в качестве защиты – то он и нас за компанию с ним может пропустить, так что… словом, лучше бы тинторелю и дракониту быть с нами.

– А другого выхода, то есть, входа, нет?

– Разве что махнуть в Антарктиду, дождаться мифических Поводырей и попасть в Целестию напрямую, а не через одну из дверей.

Кристо нахмурился, вспоминая все, что слышал об этой самой Антарктиде. Вроде как, там жуть как холодно, но на Целестию это не влияет, конечно. Спасибо Первой Сотне – эта страна все равно как вырванный кусок другого мира со своей погодой, землей, природой…

А холод целестийцы не любят.

– Как-то не очень хочется с этими твоими… проводниками. А может, поговорить с Гиацинтом? Расписать ему, что, мол, в Целестии дела нехороши… а, ну да, он же вроде как уже и не целестиец.

Ковальски пожал плечами. Из халата высунулась чистая тарелка и донеслось предложение:

– Есть пара хороших артефактов по контролю сознания…

– А ты сможешь их держать в бою? Нет уж, – Ковальски поднялся, храня на лице мрачную решимость пойти до конца. – Придется всё же мне… Дара! Я верно понял, что ваши тинторели держат данное слово?

– Ну да, у них свой кодекс.

Кристо вытянул шею, чтобы сполна насладиться гаммой презрительных интонаций. Макс просто не мог удержаться, чтобы не сказать это:

– Традиции, черт бы их… ладно, а насчет способов примирения между мужиками я тоже уловил верно?

Волны халата распахнулись, и из них, как Афродита из пены, вынырнула розовая Дара.

– Макс, ты на это не пойдешь…

– Ты – запахнись, – Ковальски, не оглядываясь, ткнул в нее пальцем. – Ты – подбери челюсть и марш в ближайший магазин.

– Ага, кофейку тебе прикупить, а потом еще и сварить прикажете?

– Возьмешь водки.

Размерами глаз Кристо мог бы померяться с лупосверлами.

– Чего-че…

– Прозрачной алкогольной жидкости, которая в изобилии встречается в России, Кристо, хорош строить из себя младенца! Если нет местных денег – так и скажи.

– В-водки?

– Ну, можешь виски прихватить. Если тут есть приличный.

Дара хранила насмешливое молчание. Кристо деньги взял, но с места особенно не двинулся.

– Что застыл?

Вообще-то, ничего. Просто он боялся их оставлять одних. У Ковальски явно шурупы в башке раскачались сильнее, чем им казалось, может, не надо было сразу ему про Лорелею…

А что у Дары с головой не все нормально – всем и каждому известно с самого начала.

С такими мыслями Кристо начал свой алкогольный поход. По пути он оглядывался через плечо, но кроме напутствия «донести хоть бутылку» ничего не дождался.

Когда дверь за ним захлопнулась, двое в комнате помолчали.

– А вдруг не донесет, – сказала Дара. – Мог бы сам сходить.

Ковальски хмыкнул, потирая щетину на щеке (надо бы все-таки побриться, что ж такое-то!).

– Отчасти я на это надеялся. Ты, конечно, поняла?

Дара опять увернулась в гигантский халат и испустила из него тяжкий вздох.

– Не все слышали про игру в «синюшники»…

Больше этими двоими ничего сказано не было.

* **

В прошлом Оплот Одонара, а теперь Гиацинт держался стойко. Он просидел в своей комнате без малого три часа, старательно избегая встреч с нежданными гостями. Даже вытащил меч на случай, если придется отстаивать свое решение любой ценой. Зная одонарскую настойчивость и, в частности, натуру одного иномирца – он был готов к любым кошмарам, самое меньшее – что дверь в его комнату в ближайшую минуту вышибут ногой.

Но старый дом хранил тишину, только за стенкой, где комната была завалена хламом, хамовато-громко что-то грызли мыши. Казалось, там пилами работают.

День упал к закату, гостей не было слышно, а миляга-Сакур побибикивал под окном. Гиацинт наконец расслабил пальцы на рукояти меча. Проверить бы дракона, что ли. Завтра в путь.

А переубедить он себя не даст. Хватит с него Целестии и всего, что с ней связано. Он выполнил долг. Теперь…

Он приоткрыл дверь и убедился, что за ней никаких кошмаров не скрывается, а просто полутьма и тихо. Скрипучие половицы составляли неплохую гармонию с мышиной грызней. В груди аж полыхало от осознания собственного эгоизма, но это почти заглушалось бурчанием в животе – ведь не обедал же нормально. Если Кристо хоть что-нибудь оставил на кухне…

Гиацинт заглянул в утлую кухоньку – и чуть не шарахнулся оттуда с воплем «чур меня!»

– Ну что ж ты там застрял, – произнес сидящий за столом Макс. – Вроде как это мы у тебя на положении гостей. Хоть и чувствуем себя как дома.

И с видом аптекаря, отмеряющего миллилитры ценнейшего лекарства, наполнил стоящую на столе кружку с резвящимся у отбитого края розовым слоником. Водкой.

Бутылка перед ним была наполовину пуста, но рядом стояла еще одна – полная. Ковальски явно настроился душевно провести вечер.

Гиацинт понял, что понятие «абсурд» отныне приобретает для него новый смысл.

– Ты же… – начал он опасливо от порога, – ты же не пьешь.

– М-м, тебе это кто-то сказал?

– Хет…

– А-а. Он прав, – и Ковальски сделал залихватский глоток из кружечки со слоником.

– А что же ты тогда…

Ковальски пожал плечами и попытался посмотреть сквозь кружку, но она была непрозрачной, и это испортило дело.

– Пытаюсь ассимилировать к данной территории, как сказал бы Нольдиус. Кристо и Дара спят, я освободил их от этой обязанности… в конце концов, они целестийцы, так что их, кажется, не надо… ассимилировать. И диссимилировать тоже.

О-о, готов, – с дрожью понял Гиацинт. Под ложечкой засосало от чувства вины: ну, ладно, я порвал с Целестией, но зачем же так ему про Лорелею, в лицо…

– Я тогда пойду разбужу Кристо, – пробормотал он, буквально помирая от неловкости ситуации. – Вам… тебе нельзя.

Макс усмехнулся, созерцая кружку глазами художника.

– Чтоб ты знал – половина моих американских знакомых… тех из них, кто был в курсе насчет моих русских корней… были уверены, что я конченый алкоголик. Черт возьми, мне приходилось их убеждать, что пью я исключительно по ночам. Днем – ничего безобиднее страсти к матрешкам и балалайкам.

– Я… э-э, пойду разбужу Дару, – Гиацинт понял, что Кристо едва ли справится с масштабами катастрофы.

– Угу, и похоронишь мой авторитет папочки. В смысле, кому нужен пьющий отец, с которым приходится возиться как с младенцем? Лучше сядь и попытайся не сойти с ума, пока я буду выносить тебе мозг пьяной исповедью.

– А ты… будешь?

– Скорее всего, – безмятежно ответил Макс. – Насколько помню предков, это у меня в крови.

Ничего хорошего предложение не сулило, но Гиацинта все еще давило чувство вины, да и потом, Ковальски просто нельзя было бросать в таком состоянии. Друг-контрабандист рассказывал, что во внешнем мире люди даже прыгают с крыш просто так, и за два месяца Гиацинт сам понял, что тут многие не в себе.

Потом, ему просто было жутко любопытно. И отчасти лестно, когда бывший соперник перестал наконец запираться и заговорил как с равным. Ну, а нетрезвый Ковальски – определенно такое стоит повидать…

– Куда направишься? – спросил Макс, как только Гиацинт осторожно присел напротив.

Тинторель замялся. Ответ у него был. Просто в этот момент из-под стола появилась вторая кружка – с синим зайчиком и отколотым краем. Макс, сосредоточенно щурясь, набулькивал в кружку из бутылки, и Гиацинт понял, что просто посидеть на стульчике не удастся. «А почему бы и нет? – прошептало в ухо любопытство. – Хоть узнаешь, каково это».

– Вообще-то я думал попутешествовать по этой стране, – начал он, осторожно принимая у Макса емкость. – Я уже говорил – есть другие поселения целестийцев. Они разбросаны по стране, и туда нелегко попасть… но я попытаюсь их отыскать. Это очень интересно – то, как они там живут. И причины у всех разные – чтобы уйти из Целестии. И там вместе маги, люди… иногда даже высшая нежить, представляете! Конечно, немного сложно путешествовать с Сакуром, у него бывают свои причуды… но люди здесь добрые. Меня даже хотели на днях угостить!

Гиацинт умолчал о том, что угощение было сродни нынешнему. Но Макс, кажется, понял сам и слегка приподнял свою кружку. Чокаться было глупо: синий зайчик и розовый слоник на кружках к этому не располагали.

– А жить у меня есть на что, здесь же очень ценятся… знаете, целестийские металлы… – бывший Оплот пригубил водку, обжег себе горло и на секунду скривился из-за слишком резкого запаха: ирисовка – дело другое. Хотя ничего, понравилось. Ему все тут нравилось. – И камни. Только нужно их как следует прятать и не болтать на каждом углу, а так здесь всё довольно просто, ну, конечно, если есть знакомые, которые объяснят тебе правила. Я, знаете, с детства читал внешнемирские книжки, мечтал увидеть этот мир, может, пожить в нём… ну, до того, как к нам пришел Аметистиат с Печатью. И да, тут столько всего…

– То есть по родине ты не скучаешь.

– Нет, туда я не верн… – потом Гиацинт понял, что Макс спрашивает не об этом. – Не скучаю. Знаете, тут все-таки здорово. Просто люди. Просто живут. Улыбаются.

– Воюют и бьют морды, – пробормотал Ковальски, допивая до дна.

– У нас тоже воюют и тоже бьют морды, и у вас стреляют, а у нас магия и нежить, и стоматологов нет, – Гиацинт усмехнулся и снова пригубил. Убрал отросшие волосы со лба. – Да нет, я понимаю, что неправ, вы же тут всю жизнь прожили. Но для меня тут – что-то вроде седьмой дуги радуги, рая по-местному. Именно для меня. Потому что тут никто не будет говорить, что я – Оплот Одонара, что у меня, знаете ли, судьба такая – с этой печатью… и… и пробудить богиню, разделить с ней ее магию… Вы меня можете считать ребенком или эгоистом, но я правда не хочу возвращаться. Не могу видеть Целестию.

– Из-за пророчества Майры и твоего предка… Танейха?

– Из-за… всего. Послушайте… послушай, – он невольно перешел на русский язык, сочтя его более душевным. – Послушай меня. Мне двадцать два. Странствовать я ушёл в шестнадцать, как положено тинторелю. И у меня были… мечты, желания, и планы были, а потом – на пороге нашего замка Аметистиат с этой Печатью, и всё, как отрезало. Матушка будто обезумела, всё повторяла – каким великим я стану, как прославлюсь… Оплот, Оплот – и ничего! Ничего! Для! Себя! Ты же тоже от этого бежал, разве нет? Когда на тебя все… будто у тебя на лбу написано: «Я – Оплот Одонара, надейтесь на меня, пожалуйста, у меня ж такая особая судьба!» Кому мне объяснять, что нет особой судьбы и всей этой чепухи? Что я просто жить хочу? Что я в колодце смертоносцев видал и бессмертую славу, и любое бессмертие, потому что я хочу – просто – жить! А у нас такое не принято.

Водка на вкус показалась не сильнее воды. С чего бы это. Ковальски молча налил еще, подвинул на стол тарелку с нарезанным сыром. А ведь это я ему мозг выношу, подумал Гиацинт. Хотя – а что б нет, а?

– У нас такое не принято. Это волшебство… проклятое… я когда родился – я знал, что мама может сделать что угодно. И любой человек может обратиться к магу… артемагу… если нет денег – то может, кто-то сжалится… Магия. Каждый день. И если случается что-нибудь…что-нибудь страшное… мы тоже ждем чуда от них. От магии. А маги ждут чуда от Витязя или от кого-нибудь еще. И так хорошо просто жить и знать, что можешь на кого-то это перевалить… пока ты сам не стал тем, от кого ждут чуда. Ха.

Он треснул кружкой об стол так, что чуть не расколол то ли кружку, то ли стол. Ковальски, впрочем, слушал благодушно, открывая вторую бутылку.

– А у вас тут… честнее, да. Нету – и нету, – водка действовала на неокрепший организм, речь Гиацинта сначала была неровной от эмоций, а вот теперь он запинался по другой причине. – И сам всё решаешь. Ты вот, например, верил в чудеса?

У Макса дрогнула рука, и струйка водки пробежала мимо кружки.

– Я?! – он отставил бутылку, потом задумался и произнес: – Я не верил, я был в курсе их существования.

Очередная порция алкоголя пошла Гиацинту не в то горло. Пока он кашлял, Макс напряженно рассматривал сыр на тарелке.

– Лет с девяти знал. После отцовской смерти, знаешь ли, вывел формулу. Чудеса существуют, но каждый человек творит их в своей жизни сам. И не на пустом месте. Знания. Реакция. Чем больше умеешь – тем лучше. Первое – умей приспосабливаться. Второе: других чудес не бывает. Санты нет, волшебники передохли давным-давно. Я не верил: я знал это. До той самой секунды как…

– Ты встретился с Кристо, Дарой и клыканом.

Наверное, каждый в Целестии уже в курсе этой встречи, спасибо Хету. Макс покачал головой.

– Подумаешь, двое детишек с паранормальными способностями и мутант, смахивающий на «чужого»… нежить, браслет, радуга… мелочи. Нет, я… встретил кое-что другое.

– Ее?

Макс молчал, сжимая кружку так, что побелели костяшки.

Минут десять они пили молча, но упорно, задавшись целью прикончить эту проклятую бутылку. Вообще-то, ее кончина была не страшна: помянуть можно было с третьей. Третья стояла под столом и ждала своего часа.

С речью была полная труба, но Ковальски был стоек и умудрялся задалбывать своей стратегичностью и в нетрезвом состоянии:

– Говорю тебе: полная чертовщина. Ладно – это колечко. Ладно – Экстер сначала шлялся месяц непонятно где, потом спохватился, что война скоро… Но сделать пешкой этого бородатого гада – вот у кого на такое мозгов хватило, ты можешь себе представить?

– Бородатого га… э-э… Дремлющего?

– А, нет, второго… Холдона. Они же понимали, что Экстер его… вторично. Вызвали Мечтателя в эту Оскальную Пещеру – ну да, думали дать Холдону шанс. Но понимали ведь.

– Э-э… Магистры?

У Гиацинта было плохо с логическим мышлением. И в силу возраста, и в силу характера, а сейчас – в особенности.

– Или тот, кто их контролирует, черти б его… Потому что я склонен думать, что их контролируют. Может быть, даже всех. Знаешь, я разговаривал малость… с Хетом в основном, источников было немного, да. Но целестийская армия, мягко говоря, в упадке. Даже Воздушное Ведомство. Доносительство и лизоблюдство, на основных должностях – нечт знает кто, и выслужились они нечт знает как… хотя нет, я тоже знаю, сам когда-то так же выслуживался. Толковых командиров нет. Никто не берёт на себя ответственность, разве что кордонщики более или менее… В общем, если кому-то нужно было, чтобы страна осталась беззащитной…

– Стоп-стоп, – Гиацинт поводил кружкой. – А Холдон им на какого… смуррила?

– Вот не знаю, – отозвался Макс. – Но что-то он сделал в оплату за свое возрождение. Экстер, наверное, нынче расхлебывает…

– Вот кому не везет, – посочувствовал Гиацинт, – это ж насколько хуже… и бросить не может. Думаешь, он так… из-за пророчеств или традиций?

– Думаю, просто не может иначе. Этот бородатый хмырь… Холдон… хотел видеть Ключника Малой Комнаты. И Экстер, прежде чем снести Холдону башку, вроде бы, именно так и представился. Едва ли это что-то, что можно оставить просто так.

– А ты туда… ты из-за нее?

– В первую очередь – да.

– И… есть вторая очередь?

Звякнула поставленная кружка.

– Вторая – я хочу этого. И вернусь туда, пусть хоть все предсказатели в голос орут обратное.

Гиацинт молчал, приходя в себя после очередной обжигающей порции.

– Вернешься, – сказал он вдруг. – Слово мое – вернешься. Я… я знать не хочу ничего, что связано с Целестией, слышать не хочу. Но ты туда вернешься, это мое слово.

– Слово?

– С-слово, – подтвердил Гиацинт. – О, это да! Это у нас такая вещь! Вот матушка мне, кстати, тоже говорила… отговаривала… чтобы не шел в тинторели отговаривала. До того, как… Аметистиат с Печатью. Потому что, говорит, у того, кто слово держит – короткий век… в Целестии. Там честность не у всех в чести, – и он хихикнул над собственным каламбуром. – Ох, если б она меня сейчас видела… Макс, а ты?

– А я?

– Ты давал когда-нибудь слово?

– Я швырялся словами направо-налево. Правда, это никого не особенно удивляло…. как ты там сказал? – Ковальски взвесил неопределенную по счету кружку. – Честность не в чести… Жить с этими… тинторельскими кодексами в моем мире…

– Плохо?

– Недолго, – теперь хихикнул Макс и тут же оборвал непривычный звук.

Тинторель тем временем пытался то ли сфокусировать глаза на пейзаже за окном (пейзаж этого не заслуживал), то ли настроиться на нужный лад и что-то удивленное выразить из груди.

– То есть ты никогда не клялся по-настоящему… себе?

– Нет, было дело. Было дело… однажды я поклялся, что никакая сила не заставит убраться меня из Целестии. Даже все семь Магистров вместе с этим вашим… Дремлющим. Представляешь?

Гиацинт засмеялся за компанию, хотя и ему, похоже, было совсем не весело.

– Ты это вслух сказал?!

– Экстеру, кажется… точно был не в себе. Она меня еще поцеловала тогда… – Макс резко поставил кружку на стол: прозрачная жидкость дрожала и грозила расплескаться.

Гиацинт застонал, опрокидывая в себя еще одну порцию доброго русского напитка.

– Ну, почему я не улетел из Целестии раньше… Ведь… нет, Макс, послушай… я же чувствовал. Я же знал, что мне там нечего делать, в Одонаре… я же меньше всего на свете хотел туда попасть! – он грохнул бутылкой по столу, и сырки на миг ожили на тарелке и попрыгали – в знак согласия. – Я не люблю ее, а она меня не полюбила бы никогда… Даже если бы я был сто раз Оплот… даже если я вернул бы ее…

Он начинал медленно клевать носом, а через это – с трудом нащупывал нить высказывания. Макс, кажется, тоже сомневался в своей способности связать хотя бы пару слов.

У Гиацинта все же получилось.

– Завтра, – сказал он. – Завтра вернешься в Целестию. Вернемся. Я с вами, я помогу, раз такое… слово…

– И что будешь делать – воевать? – у Макса тоже нашелся резерв речи. – Помоги мне пройти. Этого выше крыши…

Гиацинт попытался встать, понял, что вряд ли сумеет, отодвинул тарелку и пристроил голову на сложенные руки.

– А может, и воевать… – донеслось уже невнятно. – Я же не… не эгоист… ох, матушка бы видела… ты, например, человек хороший, Макс… Так рвешься туда… а я…

Он засопел. «Хороший человек Макс» какое-то время посидел, глядя на него и сжимая в руке чашку с остатками алкогольного пойла. Потом залпом допил, неуверенно поднялся из-за стола, преодолел коридор и добрел до двери в комнату. Качало его так, будто он шел по палубе корабля в шторм.

До двери, по крайней мере. Как только Ковальски закрыл ее за собой, с ним свершилась разительная перемена. Расслабленные мышцы лица напряглись, глаза стали ясными и мрачными, только плечи не распрямились, обнажая жуткую усталость. Он прислонился к дверному косяку, расстегнул ворот рубашки и снял с шеи аметист на шнурке – артефакт на нейтрализацию действия спиртного…

Кристо уже давно храпел так, что одеяло приподнималось от каждого залпа. Дара не спала: она безмолвно вынырнула из темноты, забрала артефакт и попросила тихо:

– Только не начинай врать, что с тобой все в порядке.

Макс дернул головой. Очень хотелось вспомнить славное прошлое, выдать что-то вроде: «Черт, конечно нет, три часа без кофе!» Пять шрамов на ладони – напоминание об иглеце – горят, или только кажется?

– Он назвал меня хорошим человеком.

Дара спрятала аметист от греха подальше. Со временем этот артефакт у нее стал получаться гораздо лучше: Макс не чувствовал никаких признаков опьянения. Как и во время недавней попойки.

– В артефактологии есть такой закон – «самовосполнения артефактом энергии». У каждой вещи свой потенциал. Иногда, если это вещь сильного мага, и она долго напитывалась его силой – потенциал огромен. Ты завязываешь нити в узлы, моделируешь нужное тебе действие… и первое время артефакт питается за счет собственного энергетического потенциала. Но в какой-то момент он истощается, и тогда нужно либо уничтожить артефакт, либо дать ему возможность восполнить энергию. Взять энергию от живых – самый простой путь, который выбирают почти все вещи. Классика, правда? «Чтобы получить что-нибудь – пожертвуй чем-нибудь». И когда я раньше общалась с вещами… они все напирали на то, что мы поэтому и не отличаемся от них. Что у нас действует этот закон и что мы всегда… чтобы получить что-то, жертвуем чем-то другим…

– Или кем-то.

Ему что – так на роду и написано бегать по граблям? Жертвовать кем-то ради чего-то, что ему кажется более ценным? Решать за кого-то?

– Один бой, – голос уже почти прежний, ладонь почти не горит, – я даю слово. Поддержит нас, поможет пройти – и пусть катится хоть на Аляску.

– Один бой, – подтвердила Дара. Погладила его по плечу. – Ложись спать, Макс. Его даже не ранят. Я прикрою, насколько смогу. Тебе так будет спокойнее?

Видимо, все же не так что-то с этим проклятым аметистом. Куда-то подевалась его великолепная способность врать.

– Мне будет спокойнее, если завтра не ранят тебя. Изволь следить за этим в первую очередь.

Дара, кажется, усмехалась ему из темноты.

– Вещи сказали, что разорвать этот круг – «отдай, чтобы получить» – нельзя никак. Может, просто не знали, потому что они только вещи?

Звезды в небе светили неярко, не по-целестийски. Два кошака (может быть, из тех, пьяных, которых так ожидал Кристо), забрались под окно и начали по очереди выводить рулады. Казалось, что орда сатанистов решила призвать на этот дом все нечистые силы во вселенной.

– Рано или поздно, а все это кончится, – сказала Дара то ли о жутком вое под окном, то ли о ситуации в целом. Потом прибавила: – Может, тогда назовешь моим именем дочь или что-нибудь в этом роде.

– Зачем. Ты и так для меня…

С аметистом точно было что-то не так, но это в принципе неважно. Дара молча боднула лбом его плечо и отплыла укладываться к единственной в комнате кровати. Кристо храпел все так же отчаянно.

Коты под окнами смилостивились и начали исполнять что-то более приличное. У одного точно был оперный тенор.

** *

– Это артефакт так действует?

За приготовлением завтрака Кристо разработал целый план: как заправить дракона. План включал в себя: проникновение в местный магазин (благо, уже было известно, где там вино-водочный отдел), маскировку и примерение артефактов, контролирующих сознание. Похмельный Гиацинт очень одобрил. Правда, ситуацию решил в своем духе: подогнал зверя к заправке и принялся заливать бензин в пасть.

И на заправке хоть бы кто чухнулся – подумаешь, дракона заправляют. Кристо не выдержал и достал всех вопросами:

– Артефакт, да?

Ковальски, тоже злой, но вроде как не с похмелья, на пятой минуте вопросов буркнул под нос:

– Менталитет…

Дара, тоже хмурая (сговорились, да?!) промолчала, а Гиацинт минуте на десятой осчастливил Кристо ответом:

– Это действие дополнительных артефактов отвлечения. Хотя мне говорили в селениях, что у этого… драконита есть какое-то побочное действие. Будто бы люди внешнего мира видят Сакура как автомобиль… ну, в основном.

Говорить ему было трудно, и он все время норовил попасть дракону наконечником шланга для заправки не в пасть, а в глаз. Сакур веселился, ловил шланг зубищами, оставляя на металле длинные следы.

– Пока пешком, – сказал Ковальски после заправки. – Там увидим, нужно ли взлетать.

Недобрые предчувствия терзали всех, кроме дракона. На улицах появились люди – какие-то очумевшие и будто вышедшие на улицу после долгой отсидки дома. Кристо предложил дружно стиснуть зубы и понадеяться на благополучный исход. В ответ Дара стиснула зубы, выполнила пару пассов и сообщила, что с артефакторным фоном что-то не то. Так что вряд ли ожидания теперь сбываются. Ковальски отозвался:

– Значит, у этого вашего артефакта появились другие идеи. Поисковик – и вперед.

Над головой была осенняя какая-то хмарь, а на улицах всё толкался народ. Дракобиль и правда не замечали. Зато делились впечатлениями о вчерашних событиях. До Кристо время от времени доносились выражения вроде: «На вокзале канализация крякнула» или «Америкос такое на уши вешает!» – и он проникся глубоким уважением к таинственности языка. Они петляли по улочкам, следуя только указаниям проводника, а люди все попадались и попадались. Дара покосилась на Макса.

– Думаешь, придется лезть в бой?

– Хорошо бы не пришлось. Чревато для местных.

И для Гиацинта, который всё не мог продрать глаза. Но Кристо не стал высказывать своего мнения вслух.

Дракобиль не тревожился, колобои не появлялись, Дара была спокойна и отмечалась в основном фразами вроде «Уже недалеко», «Скоро придем», «Мы совсем рядом», – словом, тишь да гладь. Если бы еще Макс не дергался так после каждой ее фразы…

– Ждешь засады? – сипло поинтересовался Гиацинт. Он вооружился мечом, но пока что не торопился вынимать его из кабины дракобиля.

– Уже ничего не жду, – прошептал Ковальски себе под нос. – Если уж нас до сих пор не попытались убить…

– Может, попытаются еще, – утешил Кристо. – Ну, или это… вдруг нас заодно с драконом распознали как защитников местного портала?

– Надеюсь.

Во всяком случае, пока что всё выглядело так, будто Кристо напрасно гонял за водкой. До нужного места дошли без помех. Чуть ли не носом уткнулись в здание возле мусорных контейнеров – без окон и словно целиком отлитое из бетона. Здание было исписано русскими словами с нехорошим значением, среди ругательств виднелась неожиданная надпись по-целестийски: «Да, это здесь». Ну, хоть какой-то знак.

Дверь тоже была целестийская – серьезная, со сложными коваными узорами и вставками из соколиного глаза. Заметны были неоднократные попытки дверь отковырнуть и утащить.

А за дверью – никого. Пустота и запах пыли. Макс, Кристо и Дара замерли на пороге, переглядываясь со значением.

– Мои индикаторы не видят артефактов, – предупредила девушка.

– «Страх потаенный» они тоже не заметили, – напомнил Ковальски.

Внутри почти стопроцентно обреталось что-нибудь ужасное – жаль, они не сказали этого Гиацинту. Тот попросту не понял, почему они застряли около входа, преспокойно отстранил Кристо с дороги и вошел, прежде чем ошеломленный Макс успел поймать его за рукав.

– Здесь достаточно темно, – заметил тинторель, – можно проглядеть дверь. Сакур, посвети!

Дракончик выставил морду в дверной проем, отжав в сторону Ковальски, и распахнул ярко светящиеся глаза. Гиацинт покрутился, оглядываясь. Воскликнул с изумлением:

– А двери нет! – потом посмотрел себе под ноги и: – Ого!

Он стоял в центре диковинного цветка. Тонкие серебристые линии, врезанные в пол, намечали его контур, шли по стенам, отливая иридиевым блеском, образовывая чашу. Центр цветка приходился на середину помещения, там виднелось внушительное углубление. Углубление было обрамлено кристаллами правильной формы разного цвета. В основном здесь был кварц, но Кристо, поднапрягшись, опознал флюорит, аметист и дымчатый хрусталь, остальные камни были редкими.

Вид у этого произведения экспериментаторов был совершенно невозмутимый.

– Ну, и? – пробормотал Ковальски. Даже его придавило величие зрелища.

Дара совладала с собой и с трудом избавилась от мины благоговения.

– Я… ой… подожди, сейчас соображу. Фон у него средний сейчас, спокойный… вроде как, агрессивная защита отключена. Это может быть потому, что мы с Кристо из Одонара, да и вы с Гиацинтом несете на себе его отметины…

«Темный лес», – подумали Гиацинт и Макс, выразительно переглядываясь.

– Так он, вроде, своих в нас признал? – невозмутимо спросил Кристо. – А колобоев чего натравил?

– Не знаю, тут крайне сложная структура, Опытный Отдел что-то совсем мудрит. Может, не сразу признал… хм. Или ещё что повлияло. Пока что меня волнует угасающий фон… Ладно, нужно встать в центре, а потом… ну, что-то произойдет.

К углублению в центре цветка двинулся только Гиацинт. Дара смерила взглядом скептические физиономии Макса и Кристо, протянула руки, прислушиваясь…

– Кажется, мы еще должны будем ответить на вопросы.

Макс чуть расслабился. Кристо напрягся.

– Какие вопросы?

– Наверное, что-нибудь философское и глубокомысленное, – ответила Дара, вставая в центр круга и приглашая их сделать то же самое. – Вроде как… последняя преграда. В духе древних баллад. Каверзные вопросы о смысле жизни и всяком таком. Сейчас посмотрим.

Она протянула руку и коснулась ближайшего кристалла. Тот полыхнул белой вспышкой, которая незамедлительно сложилась в воздухе в слова: «С каким видом нежити сражался в 1016 г. от Альтау князь Мертенак Кабанчик?».

Какое-то время в помещении царило молчание.

– Жухляк! – громко озвучил свои чувства Кристо.

Белая вспышка создала иную комбинацию букв: «Ответ неверный».

В следующую секунду Кристо обнаружил, что лежит на полу, у него болит каждая клеточка тела, а над ним наклоняется Ковальски с мрачным резюме:

– Теперь мы знаем, почему этот путь оказался закрыт для всех желающих.

Кристо с трудом выпрямил шею, потом перекатился на живот и поднялся без помощи. Он взмок, руки-ноги подрагивали от напряжения, но это ни в какое сравнение не шло с тем, что предстояло отвечать проклятым кристаллам и дальше.

Не зря он ненавидел прошловедение…

Одно утешение – Дара его любила.

– Битва была с пещерниками, из-за цен на изумруды, – заявила она непререкаемым тоном. Кристалл умиленно полыхнул и погрузился в приготовленный для него паз. От пола до потолка протянулась прочная нить белого сияния.