Текст книги "Немёртвый камень (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Он поднял палец, который уткнулся в потолок, а на самом деле обозначал воздушную блокаду, которая установилась в Целестии вскоре после неудавшейся казни Ястанира.

– Да знаем мы, знаем! – вспылил Всполох. – И знаем, что стычку с этими… тварями они проиграли и отступили на восток. Потеряли в воздухе ещё драконов двадцать, не меньше. Но всё таки – драконы Воздушного Ведомства единственное, что может…

Фрикс и Убнак молча закатили глаза. Спор шел уже на четвертый круг, причем повторялось почти одно и то же.

– На востоке не так много мест, где может скрыться больше полусотни драконов, – заметил Фрикс. – А если и гражданские с ними, дракси ведь тоже куда-то делись? Что у нас тут? Драконовы Норы – место гиблое, но есть ведь шанс… Оловянная Падь – ну, это слишком близко от нас, мы бы знали… выслать разведчиков?

– Вышлите смертников! – истерично заявил вампир. – Шагу никуда не ступлю. Кругом нежить…

Неловкое молчание показало, что лучше бы он помянул какую-нибудь другую опасность. На вампира оглянулись все в зале, особенно его же сородичи, которые неподалеку решали с горсткой магнатов вопросы насчёт «а как бы нам добыть на пропитание крови».

– Угу, – буркнул Зух. – Вот уж точно, повсюду…нет смысла высылать разведчиков, они далеко не уйдут. А уйдут – не успеют найти драконов. Связь нужно налаживать артефактами.

Опять молчание. Эрринейм все еще корчился под тяжелыми взглядами собратьев. Нощники вполголоса пытались уговорить каких-то ополченцев поменяться с ними позициями – неизвестно, что их не устраивало, кажется, почему-то соседство контрабандистов.

Связи с помощью артефактов не было. Жиль общался со своими шепталами благодаря природным способностям тех к ментальному восприятию, основанным на родственной крови – способности держались в строгом секрете и воспитывались годами. А артемагия была блокирована почти все время, артефакты связи словно с ума сходили сразу же, как их создали, и в этом виделось влияние Лютых Ратей, которые уже двигались к Одонару…

Фрикс вздохнул, потирая лоб. Они бились над проблемой с драконами уже почти час, ряды их компании поредели, а снимать блокаду надо было – кровь из носу, те твари в воздухе пока что не показывались, но изредка мелькали в небе и с издевкой роняли время от времени к палаткам защитников Одонара куски драконьих туш, отмеченные шашечками. Артефактолог надеялся, что сыновья Дракона сожрали по крайней мере не все дракси.

– Ладно. Набираем птиц, сколько их ни есть здесь, и направляем на восток. Задание… ну, чтобы они поняли. Что-то вроде «передать первому попавшемуся наезднику драконов». Информации секретной сообщать не будем, известим только о времени начала боя. Надеюсь, что этим гадам в небе будет не до погонь за попугаями и стрижами.

Фрикса выслушали не очень чтобы доброжелательно. Во-первых, он был гораздо младше большинства присутствующих. Во-вторых, почтовых птиц было всего несколько десятков, и они были единственной возможностью связи, а тратить их так бездарно…

Артефактолог уже предвкушал, как его заровняют критикой в холодный пол здешнего зала, но тут дверь распахнулась, и в Совещательный Зал влетел Хет.

Но не так, как обычно, а с помпой и вытаращенными глазами, что обозначало: на этот раз дело действительно из ряда вон.

– У нас тут того… Синий Магистр на пороге! – выдохнул он панически. – Смог войти. И спрашивает директора.

Совещание после такого фурора закончилось само собой.

** *

– Нольдиус, если ты еще раз вздохнешь, я… не знаю, петь начну! Прям тут. Громко.

Нольдиус хотел было еще раз вздохнуть, но Мелита выглядела такой решительной, что он передумал.

Отличник очень-очень надеялся, что Кристо вернется. Потому что энтузиазм главной красавицы Одонара иногда можно было выносить с трудом.

Вот сейчас этот энтузиазм привел к тому, что они торчали чуть ли не в самом опасном месте в Одонаре – после Комнат и Хламовища, понятное дело.

Кабинет Витязя Альтау выглядел совсем неопасно, но не надо было забывать, что каждую секунду в него мог войти сам Витязь – что было бы неловко, или Бестия – что было бы фатально.

Казалось, что цветки люпина в вечной вазочке на столе взирают на них почти как Мечтатель – с печальной укоризной.

– Скриптор? – прошептала Мелита. – Я тут долго не простою, еще немного – и правда начну петь… только от нервов.

Теорик, из-за которого визит в кабинет Мечтателя и случился, глянул на Мелиту, сочувственно покивал – и с хозяйственным видом нырнул в гору бумаг на директорском столе.

Скриптор вообще всё время, что до неслучившейся казни Витязя, что после, имел такой вид, будто хотел что-то рассказать или показать, но не решался из-за важности событий. Сегодня его терпение иссякло, и он перехватил Мелиту в коридоре, радостно сообщив ей посредством букв в воздухе: «Мне нужно покопаться в бумагах директора».

Нольдиус, который случился рядом, прямо закоченел от ужаса, а Мелита обрадовалась.

– Это что-то новенькое. А что ты хочешь в них найти?

«Его стихи».

И сунул ей какой-то клочок в руку. Клочок Мелита прочитала, нахмурилась, потом задумчиво взглянула на Скриптора и предложила:

– Идем сейчас, пока Экстер в трансе?

Повздыхаешь тут от такой жизни, подумалось Нольдиусу при виде того, как малявка-теорик самозабвенно копается в витязевских документах. Еще и жалуется: «У него жуткий беспорядок на столе».

– Мелита! – взмолился Нольдиус шепотом. – Почему мы рискуем жизнью из-за чужого пристрастия к поэзии?

Мелита тряхнула головой, будто опомнившись. Протянула Нольдиусу тот самый клочок.

– «Нынче для холода сделан преградой белый нарцисс, окольцованный терном…» – прочитал Нольдиус. – Стихотворение?

Бумажка была здорово запачкана чем-то, так что строчки выступали неровно и были видны не все, выскакивали как-то по-отдельности: «музыка капель в пронзенных ладонях…», «это шипы – вам они незнакомы?»

Нольдиус опустил бумажку и посмотрел на Скриптора с непониманием. Тот, не отвлекаясь от рытья в бумагах директора, вывел над головой: «Эти стихи Экстер читал на Витязев день перед Оранжевым Магистром и его свитой. Мне просто они понравились, так что я их записал, только бумажку долго не мог найти. Оказывается, я в нее слойку с грибами завернул. Я об этой бумажке вообще только недавно вспомнил, когда к снабженцам бегал и наткнулся там на щит Февраля».

– Что?

– Щит, с которым Макс вышел на Правый Бой, – шепотом подсказала Мелита. – На нем был нарцисс – мы с Дарой как герб изображали. А теперь ты можешь представить себе, что такое «окольцованный терном»?

Нольдиус поперхнулся и опустил глаза на строки. И раньше были слухи, что в моменты своих поэтических экстазов Экстер может пророчествовать, но никому не приходило в голову это проверять.

– А Кристо мне рассказывал, что когда Лори начала каменеть, – продолжила Мелита, – Бестия прошептала что-то вроде «я прозрачный хрусталь…» – в общем, что-то стихотворное. Как думаешь, от кого она нахваталась?

Нольдиус поперхнулся вторично, когда сообразил, что теперь ищет Скриптор в бумагах директора.

– Экстер может об этом просто не знать, – продолжила Мелита шепотом. – Он редко запоминает эти свои стихи. Или он мог что-то записать и забыть…

Скриптор закатил глаза, поднимая несколько листочков перед собой.

«Пока тут все о любви к Бестии».

– Фу, – шепотом произнесли разом Нольдиус и Мелита – невольно, но от души.

«И все о неразделенной. И это. И вот это. А это вот что-то…»

Но в эту секунду побледневший Нольдиус шепнул:

– Магия реагирует, кто-то приближается к кабинету!

Отступление было мгновенным. Одной рукой отличник сгреб из-за стола Скриптора и рванул на себя – только трынькнула невидимая скрипка, по которой проехался ботинок теорика. Второй рукой Нольдиус подхватил Мелиту и ломанулся из кабинета с прытью молодого лося, за которым гонится стая волков.

Не прошло пяти секунд, как все трое схоронились в темноте в глубокой нише и уже из нее наблюдали, как к заветной двери приближается Фелла Бестия, поднимает руку, чтобы в дверь войти…

И не входит. Фелла постояла, посмотрела на дверь и побрела дальше по коридору, а троица в нише издала такие вздохи, как будто всё еще за этой дверью скрывалась.

– Нольдиус, – шепотом заметила Мелита. – Я чего-то не знаю о тебе или о твоих рефлексах…Скриптор, ты листок захватил?

Теорик скорчил обиженную мину и продемонстрировал прихваченный из кабинета листок. Читали все втроем, согнувшись в три погибели и прикрывая ладонями огонек, засвеченный Нольдиусом над листком при помощи магии.

Тлен не страшен: известна невинная истина столь —

Будто что-то живое наносит удары покрепче…

Что ж застыла ты камнем, моя застарелая боль —

Почему ты не взглянешь и имя мое не прошепчешь?

Мне б слезинку одну, чтоб о горе своем рассказать:

Может – ты пожалеешь и чуть улыбнешься сквозь камень?

Только слезы мои перелиты в чужие глаза,

И приходится мне обходиться сухими щеками!

О незримую стену разбиты ладони с душой,

Бьюсь еще и кричу, только голос все глуше и тише…

Я уже не уйду! Позвала ты – и вот я пришел.

Но пришел в ту минуту, когда ты и крика не слышишь.

Что ж! предательства боль пусть стена между нами хранит:

Я смирюсь, прописав нашей песни последнюю строчку:

Слышишь – бьется в груди? Нет, не сердце – холодный гранит…

Не позволю тебе – так и знай – каменеть в одиночку.

Нольдиус, как человек основательный, перечитывал написанное по второму разу, а Мелита уже шептала:

– Ой, не нравятся мне эти строки, совсем не нравятся…У нас тут, кажется, только одна застыла камнем, правда? И она ни на кого не смотрит и повторяет одно и то же.

Скриптор сложил губы трубочкой, показывая, что хочет присвистнуть:

«Лорелея?»

– Экстер пишет не только от своего лица, это всем известно, да? – отозвалась Мелита. – «Позвала ты – и вот я пришел», «в ту минуту, когда ты и крика не слышишь» – нет, мне это совсем-совсем не нравится! А это, про холодный гранит… ну, эту муть надо или подтверждать, или опровергать, и чем скорее, тем лучше. И я не успокоюсь, пока не… что?

И мелкий теорик, и более чем крупный Нольдиус смотрели на нее с одинаковым ужасом.

– Ну, да, я хочу залезть в Предсказальницу. А что?

Скриптор приподнял руки и показал, что нет, ничего, идея забраться в Особую Комнату, когда там сидит окончательно спятивший от паранойи Гробовщик – просто замечательна.

Нольдиус вообще ничего не показал. Это был как раз тот случай, когда от него все равно ничего не зависело.

* * *

Зух Коготь хмыкнул и немедленно выдвинул свою версию:

– Башку с плеч долой. Чего с этой братией разговаривать?

Сапфириат в окружении сборной свиты караульных смотрелся непривычно жалко. Его окружали вперемешку элитные маги, наемники и нощники – отличные метальщики кинжалов. Хорохориться в такой компании Тофаниаху Плющу, видно, не хотелось. Да и у самого него был вид растерянный и потрепанный, будто долго пробирался где-то лесом.

– Ох, не верю я в его добрые намерения, – пробормотал Убнак.

Никто не верил, потому никто не возразил.

– У него при себе мощный артефакт, – поделился Фрикс. – Не сказал бы, что добрый…

– Как его защита пустила?

– А может, у него и нет злых намерений.

– Башку с плеч, – в очередной раз предложил Зух. Предлагалось с готовностью.

– Экстера, говоришь, просит, – пробормотал Убнак. Хет, который терся где-то у его локтя, пискнул что-то согласное. Одинокий волк артефакции хмыкнул и шепнул:

– Ну, ладно, будет ему Витязь. Только не маячьте близко: не спугнуть бы… хочется выяснить, что у него на уме.

– Да нет, мы никого не спугнем! – издевательски заверил Фрикс. – Такой-то компанией…

Зух и вампир посмотрели друг на друга. Рожа клыкастая плюс рожа наемника и правда могли напугать кого угодно.

Убнак ухмыльнулся, вывязывая над костяным ожерельем на груди артефакторные знаки.

– Подсоби со щитами, – велел он Фриксу, и тот тоже включился в работу, – чтобы не рассмотрел. И пару узлов на голос. Вот так.

Последние слова он произнес уже несомненным голосом Экстера. И выглядел он теперь как Экстер – разве что манеры остались несколько суровыми.

– Я впереди, ты страхуешь, – шепот относился к Фриксу, а потом Убнак выплыл из дверей артефактория навстречу Магистру, совершенно в Экстерской манере. – Здравствуйте. Большая честь в такие нелегкие времена… я могу чем-то помочь?

Синий дернул щекой. Усы у него были повыщипаны, а под глазом сиял фингал, и непонятно было, то ли это следствие его блужданий, то ли следы дружеской встречи Магистра караульными.

– Ястанир, – пробормотал он. – Рад видеть. Никто другой бы не понял. Только вы. Понимаете, я сбежал. Он думал… он думал, что контролирует нас всех. Это не так.

Фрикс возблагодарил небо, что Убнак, а не он изображает Экстера. Глумливый ржач со стороны Витязя прямо в лицо – явно не то, что нужно Сапфириату… Кажется, тут уже все понимали, что Дремлющий не контролировал Магистров полностью – во всяком случае, до Эйнелиу, где он попытался взять полный контроль – и из-за этого раскрыл себя перед Витязем. А так-то он не рисковал прерывать свою спячку надолго и разбрасываться силами. Видимо, он действовал в основном через Фиолетового и Оранжевого – этими наблюдениями Мечтатель успел поделиться в спешке предыдущих суток. Оба участвовали в Альтау и занимали нужные ему должности. Алый поддавался контролю лишь частично, зато был гордецом и карьеристом. Желтый и Зеленый были Морозящему почти не нужны, с Голубым дело обстояло неясно, а вот Синий был самым молодым, а потому…

А потому его даже не нужно было контролировать: достаточно было не ставить в известность.

– Я не думал… думал, у них на уме свое. Реформы. Другие законы. Я… простите, там… эта казнь. Я не верил, что вам нанесут хоть удар, я правда…

Убнак качнул головой, как бы говоря, что сейчас не время, а Сапфириат продолжал бормотать:

– А потом мы пришли в себя. В их… в их обозе. Р-ратники, – он зацокал зубами. – И… и Аметистиат и Рубиниат, они… они были уже как мертвы…нет своей воли… но остальные, они… они смогли, они завязали бой… бой с артемагами охраны, и я смог бежать.

Он мелко-мелко закивал, подбитый глаз смешно дергался.

– Вы… вы должны это слышать. Только вы. Только вы можете помочь. То, что они готовят… только вы!

Какое-то время Убнак в обличии Экстера вглядывался ему в лицо, очень хорошо пародируя задумчивость.

– Хорошо, – проговорил он негромко, – мы поговорим наедине. Следуйте за мной.

И повернулся к Синему Магистру спиной.

Движение того было мгновенным. В воздухе мелькнуло лезвие, прожужжало, как оса или муха – и должно было бы воткнуться Убнаку под лопатку, если бы Убнак не был артефактором.

Он ушел от удара, даже не оборачиваясь, сорвал с пояса две прочные веревки и двумя движениями артемага скрутил Синего по рукам и ногам.

– Ну, вот и выяснили, стало быть, – заявил одиночка, принимая собственный облик. – Контроль.

Синий лежал неподвижно, глядя вытаращенными глазами куда-то вбок. Изо рта тянулась тонкая ниточка слюны.

– В целебню его, – махнул рукой Фрикс. – Не развязывать. Н-да, контроль такого уровня, что и Витязева защита не распознала вражды…

– Экстер по жизни самоубийца, вот она и не распознала, – свирепо фыркнул Убнак, а Зух с порядочного расстояния ткнул пальцем в лежащий на камнях дорожки нож и поинтересовался:

– А чем это они его хотели?..

Артефактолог протянул над ножом руку – и отдернул с гримасой отвращения.

– Мерзость, – прошептал он. – А уж я навидался…

Он проделал пару пассов на разрыв узлов, но нож на это не прореагировал никак. Фрикс протянул руки еще раз… и получил по рукам.

– Кажется, деартефакция не твоя профессия, а, Фрикс? – мягко поинтересовался жуткий голос из-под капюшона, выросшего слева. – Не старайся – выше головы не прыгнешь. Уничтожить его не по силам и мне. Дай-ка сюда.

– А ты-то что вылез из Особой Залы? – вполголоса поинтересовался Убнак. Гробовщик издал пару дробненьких смешочков.

– На вас, дурней, посмотреть. Нож я помещу в безопасное место. А вы бы поискали себе дел, что ли, а то у вас какая-то битва намечается…

Бережно держа Каинов Нож деартефактор поспешил в артефакторий, оставив остальных продолжать дискуссии о драконах.

Если он думал, что его отлучкой из Особой Залы никто не воспользуется – он сильно ошибался.

* * *

Мелита сморщила нос: в Комнате отчаянно пахло курятиной.

– Священное место, как же, – пробормотала она. – Так и знала, что он внушал нам это, просто чтобы никто не видел, как он тут курицу трескает. Одной рукой ножку в зубы пихает, второй – артефакты уничтожает…

Скриптор покрутил головой по сторонам.

«Интересно, все эвакуировались?»

– Скорее всего, – отозвалась Мелита между делом, подходя к Предсказальнице. – Эй, а тебя-то забыли, а ты ведь тоже практёр первых уровней!

Скриптор развел руками с блаженной улыбкой на остреньком личике – как будто остаться в Одонаре в такие времена было наградой.

– Это довольно странно, – пробормотал Нольдиус, который, понятное дело, нагнулся над Перечнем. – Артефакторная активность в мирах почти утихла. Неудивительно, что наши звенья не требуются на вызовы: Перечень практически нем!

– Интересно, с Предсказальницей то же самое? – Мелита открыла толстую обложку с надписью «Узри возможное». – Да нет, старушка как всегда многословна. Ну, где она, эта плавающая страница…

Скриптор было опомнился и сунулся помогать, но девушка подняла палец – нашла.

Какое-то время она водила глазами по строчкам. Потом молча захлопнула книгу и направилась к выходу.

– Что там? – не выдержал и крикнул вслед Нольдиус, не считаясь со священностью места.

– Всякие глупости, как я и думала.

Для безмятежного голос Мелиты был уж слишком сдавленным. Нольдиус и Скриптор переглянулись и разом шагнули к Предсказальнице, и чуть не столкнулись возле нее плечами. Чтобы отыскать ту самую плавающую страницу заново им понадобилась добрая минута.

– «Буре не сделать камень немертвым, даже если это буря извне», – прочитал Нольдиус в самом начале этой страницы. – Разве не удивительно Скриптор: страница почти пустая, в такие-то времена… Может, будущее еще не определилось?

Внизу страницы была еще одна надпись – и тоже исключительно лаконичная, совсем не в духе Прорицательницы.

Нынче день, когда закатится солнце.

Нольдиус запустил крепкую пятерню в волосы, его прическа была испорчена еще со дня казни Ястанира, и он, похоже, махнул на нее рукой.

– Закатится солнце, – повторил он. – Говоря откровенно, Скриптор, я не силен в толковании предсказаний, возможно, потому что эти толкования бывают крайне неоднозначными… но даже мне трудно истолковать это оптимистично. Впрочем, с другой стороны – ведь солнце закатывается каждый день? И этот будет не исключением, так что ничего плохого, кажется, это изречение не сулит. В конечном счете ведь главное не то, что солнце закатится, а то, что каждый раз оно поднимается заново?

Отличник выпалил это нервной скороговоркой и оглянулся на Скриптора.

Теорик стоял в двух шагах с таким выражением лица, как будто ему было чрезвычайно жаль Нольдиуса. И Мелиту заодно. И себя, конечно. И, кажется, еще кого-то, о ком было сделано это предсказание – уж Скриптор-то всю жизнь возился со словами и мог разобрать в них нужный смысл.

* * *

Голоса в коридорах звучали все реже, но перекликались отчаянно. Даже сюда долетали известия о том, что враг в нескольких часах ходьбы. Рассветные лучи понемногу начали прокрадываться в кабинет, через плотные стекла…

Скрипнула дверь – без стука. Бестия рывком подняла голову от сложенных рук.

– Что там? Рати или все-таки Ковальски?

– Уж лучше бы этот холдонов иномирец, – проскрипел Гробовщик. – Нехорошие вести, Фелла.

Голос у него был вполне серьезный – не приторный яд и не стариковское бурчание, которое от Локсо можно было слышать обычно.

– Четверть часа назад в Одонар пожаловал Синий Магистр. С вот этой штуковиной, – он выложил клинок на стол Пятого Пажа. Бестия протянула руку – и остановилась с точно такой же гримасой омерзения, какой исказилось лицо Фрикса.

– Каинов Нож, – сказала она.

– А теперь угадай, кому предназначался удар.

На лице Феллы не дрогнула ни одна черточка, но бешено сверкнувшие глаза показали: догадалась.

– Магистра контролировали?

– Было дело, – хмыкнул Гробовщик. – Сейчас он в целебне, у Озза. Но меня не это тревожит. Уничтожить этот ножик может разве что сам Витязь. А он на такие мелочи как артефакты не разменивается, иначе у нас не было бы Большой Комнаты.

– Но они не могли рассчитывать, что мы не заметим артефакта такой силы при Магистре, – отозвалась Бестия, складывая руки на груди. – Значит, хотели, чтобы нож был помещен в Большую Комнату?

– Да, как в хранилище. Чтобы потом, – Гробовщик тут почти засипел, вытягивая шею, – чтобы потом кто-то смог взять его из артехрана и воспользоваться по назначению.

И замер, кажется, вглядываясь под капюшоном ей в лицо. Бестия сидела неподвижно.

– В Одонаре? – наконец спросила она.

– В Одонаре.

– Предатель?

– И вряд ли теорик или практер, —Гробовщик потер морщинистые ладони с сухим звуком. – Всех нам все равно не проверить. За основные звенья ручаться можно… а аналитики? А экспериментаторы? Холдон же знает, что у них там в головах… вдруг кого-то контролируют?

– Под носом Витязя?

Гробовщик начал тереть ладони еще ожесточеннее – так что кости скрипели друг о друга. Он ни слова не сказал, но из-под капюшона долетел тихий и многозначительный смешок.

Бестия потерла лоб, глядя на нож на собственном столе.

– И ты думаешь, это сможет его убить? Он говорил мне, что нет меча…

– Убить? – переспросил Гробовщик. – Нет. Ослабить. Отнять силы Витязя, там в схеме линий так и рисуется… отличненько просто рисуется. Думаю, Ястанир восстановится часа через два-три после такого удара… Но ведь и этого хватит, чтобы проиграть битву? Если Витязь не сможет сражаться – кого выставит Одонар на Малую Кровь вместо него?

Теперь уже Фелла молчала, уставившись на клинок немигающим взглядом. Прошла пара минут, прежде чем она встряхнула головой и заговорила:

– Так что ты предложишь – отправить его в артехран и посмотреть, кто попадется?

– А есть у нас на такое время? – возмущенно просвистел Гробовщик. – С эвакуацией вашей… у Сердца Одонара кто только не шастает. И к тебе я завернул не просто посидеть – отчитаться смог бы и Фрикс, на такое у него вполне хватит ума. Держи эту вещь при себе. Оберегай как можешь. И смотри, чтобы ее кто-нибудь не стащил.

Фелла чуть наклонила подбородок, не спуская взгляда с отшлифованного лезвия. Гробовщик поднялся совершенно бесшумно, что странно было для такого мешка с костями, и выплыл в коридор.

Рассветные блики теперь плясали по лезвию Каинова Ножа, притягивали взгляд Феллы Бестии, и ей почему-то казалось, что лезвие в крови. Она превозмогла себя, положила пальцы на рукоять и сделала то, что запрещала своим же ученикам: вслушалась в артефакт по-настоящему.

И перед глазами у нее вспыхнули тысячи лет предательств.

– Прав ты, Локсо, – пробормотала Бестия, убирая из ножен на боку кинжал и вкладывая в них Каинов Нож – ножны пришлись просто удивительно впору. – Я с него глаз не спущу.

** *

Дзынь. Дзынь. Дзынь.

– Такая молодая – и уже такая серьезная?

Мелита обернулась на женский голос. Майра продолжала удивлять всех, с кем встречалась. Как, например, она умудрилась добраться до этой башни при своей слепоте?

– Глаза – не главное. А за тридцать веков легко научиться ходить и вовсе без них. В особенности если ты маг.

Она живо прошла в комнату и уселась на белое покрывало рядом с Мелитой. Чем замечательно подтвердила свое высказывание.

– Вы не ушли со всеми, – сказала Мелита. Прозвучало немного обвиняюще.

– К чему? Я пережила одну Сечу не для того, чтобы бежать от другой. Умереть в собственной постели или сражаться за то, чтобы радуга была радугой – какой конец предпочтительнее?

– Вы будете сражаться?

– Для боя тоже не всегда нужны глаза. Снести пару голов магией я еще вполне могу, – просто отозвалась Душечитательница. Мелита чуть было не хихикнула, представив зрелище (наверняка всем вокруг придется залегать, пока Майра будет бить). Но тихий звон отрезвил и опять повернул мысли в сторону печали.

Хрустальные жилы медленно ползли от плеч Лорелеи по шее и волосам. Волосы хрусталь захватывал медленнее, они почти все были живыми, но уже начинали стремительно выцветать и каменеть прямо на глазах. И голос, кажется, становился тише, хотя интонации и слова не менялись:

– Ушел и не вернется…

– Время на исходе, – сказала Майра так, будто могла это видеть. И прибавила несколько не в тему: – Ты ведь тоже не ушла.

– Так ведь я тоже смогу кому-нибудь снести голову. Если с остальными за компанию, – Мелита передернула плечами, – ничего, не особенно страшно. Если я останусь, а их не будет… вот это… это почти так же худо, как и если наоборот…

Майра, кажется, улыбалась, повернув затянутое повязкой лицо в сторону белого стола с каменными ландышами.

– У нас здесь… Книга Прорицаний… – вдруг торопливо начала Мелита. – Ну, Предсказальница. Я была возле нее недавно. Там написано… Там написано, что сегодня закатится солнце… то есть Витязь умрет?

– Его сегодня не станет, это верно, – негромко отозвалась Майра.

– И он об этом знает?

Голос Лорелеи, повторявший одни и те же слова, начал казаться только фоном для их разговора.

– Наверное. Мне трудно судить: он изменился за годы. Теперь он – Экстер Мечтатель, и я не ошиблась с этим его именем. Прежний Ястанир живет в нем, но показывает лицо лишь в бою…

Мелита почти ее не слышала: она была захвачена новым.

– Скажите, а предсказания всегда сбываются?

Нарекательница грустно улыбнулась, и Мелите стало стыдно за вопрос, на который ответ бы дал любой теорик.

– Они сбываются, – сказала Майра. – Только до того времени, пока не нашелся тот, кто сможет хоть что-то противопоставить предписанной судьбе.

– Что?

Майра пожала плечами.

– Ушел и не вернется…

Звук слез Лорелеи словно отмерял время, которое осталось до Малой Крови. Той самой, после которой Ястаниру суждено было стать чистым светом и уйти в небеса, навеки оставив радугу цвести разными красками. Мелита не стала спрашивать то, что хотела – о той буре извне, которая не сможет сделать камень немертвым.

Она и так уже знала – это февральская буря. А камень был здесь, скатывался искорками хрусталя на пол.

Наверное, нужно просто тряхнуть головой, как в старые времена, так? А потом пойти и поднять настроение Нольдиусу и Хету, и кто там еще в артефактории остался – потому что работа у нее такая. Нелегкая, да. Настроение поднимать. Но уж какая есть: пусть ребята посмеются и споют пару песен, что бы потом не было, даже если все прописано наперед, даже если…

– Ушел и не вернется.

– Вот это правильно, – заявила Майра, и Мелита онемела, пока не сообразила, что Нарекательница обращается к ней, а не к богине. – Вот это верно. Иногда за самыми страшными словами кроется надежда. Уж какое страшное дала я имя одному иномирцу – а и то…

– Февраль? – переспросила Мелита. – Сердце, которое нельзя растопить? Ага, мне Кристо рассказывал. Жуть как оптимистично.

Майра вздохнула так, что совершенно заглушила очередной стук хрустальной слезки об пол.

– И кто только учил тебя прошловедению? Ну, да неважно.

– А что важно?

– А важно то, что во внешнем мире есть только один месяц, за которым приходит весна.

Нарекательница вышла из комнаты первой. Мелита, глядя ей вслед, почесала нос. Она очень смутно понимала смысл сказанного сейчас, зато как нельзя лучше осознавала другое: пришел час ее битвы.

Чтобы накормить и обогреть артефакторов в такое время потребуется мини-солнце – и куда там Витязю Альтау… Мелита, выходя из белой комнаты, засыпанной осколками хрусталя, мужественно изобразила нужной яркости светило своей улыбкой.

Шедшие ей навстречу невольно улыбались тоже. В коридорах теперь встречалось не так много народу: даже Озз эвакуировался, вместе со всеми больными. Одно из распоряжений Мечтателя, которое он отдал еще вечером накануне: артефакторий должны покинуть все. Или эвакуация, или поле битвы. Мечтатель ни слова не сказал о причинах такого приказа, но все, кто проходил мимо Малой Комнаты, очень хорошо все понимали. В Сердце Одонара волновались какие-то силы, чем ближе были Ратники, тем сильнее ощущалось это возмущение.

Мимо Мелиты шли последние оперативники и запоздалые снабженцы. Мелькнул Гробовщик, который ожесточенно доказывал Фриксу, что никуда из артефактория не собирается, а если его попытаются выдворить силой – он тут «корни пустит»… Пробежал Фитон, который, кажется, решил, что она с ним заигрывает. Эхо голосов молкло, и все меньше магов или артемагов откликалось на улыбку девушки.

Одонар пустел.